Текст книги "Два Генриха"
Автор книги: Владимир Москалев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
– Этого дурачок не знает, да и не желает знать. Он сказал то, что известно всему двору, а вскоре об этом будет знать не только Германия, но и Франция.
– Почему Франция?
– До Генриха Французского тотчас дойдет весть, что у императора появился брат.
– Полет, ты совсем хочешь заморочить мне голову. Ведь Генрих всего лишь король!
– Он готовится к походу в Рим.
– Зачем?
– За короной, черт меня подери! Он хочет дать хорошего пинка своре пап и вместо них возложить тиару на голову одного, которого сам усадит на трон.
– Откуда тебе известно? Кто посвящает тебя в такие тайны?
– Сам король. Полет всегда и везде с ним, даже на приеме послов. И у Полета есть уши и мозги. Пусть их мало, но они на что-то годятся, верно ведь? Что может быть отраднее для шута, чем мысль о том, что его больной ум может принести кому-то пользу?
Вия бросилась к нему и обняла, чуть не плача:
– Полет, мальчик мой дорогой, у тебя самый лучший ум на свете! Подумать только, какую радость готов ты доставить мне и моему сыну, которого я так долго искала! Какое торжество испытают наши сердца, ведь это будет счастье! Спадет колдовство, из Ниобеи[30]30
Ниобея – жена фиванского царя Амфиона, имела 12 детей. В наказание за то, что она похвалялась этим перед богиней Латоной, та лишила ее всех детей.
[Закрыть] я превращусь в Евфрозину[31]31
Евфрозина – одна из трех граций, дочерей Вакха и Венеры, олицетворяющих собой радость жизни.
[Закрыть], а вместо вещуньи меня станут называть Алкменой[32]32
Алкмена – дочь царя Электриона, родившая от Зевса Геракла.
[Закрыть].
– А твоего сына?
– О, я уверена, его называют Геркулесом! Да минет его плащ Деяниры[33]33
Плащ Деяниры – отравленная одежда, которую легковерная Деянира послала своему супругу Геркулесу (Гераклу), думая, что плащ пропитан любовным зельем.
[Закрыть], ибо он обретет родную мать!
– Слава богу, наконец-то я тебя уговорил! – ликующе возвестил шут, поднимаясь с земли. – Надеюсь, у тебя больше нет вопросов? Ты не задавала столько, вероятно, за всю жизнь.
– Да ведь такое случается только один раз, Полет! Согласись, тут можно потерять рассудок.
– Его теряют от горя, – мрачно молвил шут. – Счастье не наносит таких ударов.
– Я рада, что Господь посчитал преждевременным забирать твою душу себе, – ласково улыбнулась Вия. – Он знал, что настанет день, когда ты вернешь меня к жизни.
– Ты сама себе помогла. Как тебе удалось победить смерть? Ведь я умирал.
– Со мной были верные помощники: мед, творог, куриные яйца и еще одно растение, прозванное людьми «пальцами сатаны». Его листья мясистые и горькие, но их соком можно лечить всё или почти всё. Кроме того, у меня под платьем пояс, в нем измельченные сухие травы и корни. Они гонят прочь любую болезнь, надо только распознать ее и сделать тот или иной настой. Ошибка подчас приводит к гибели.
– Откуда же ты знаешь? Кто тебя учил?
– Моя мать. А потом жизнь. Сколько мне на вид, как думаешь?
– Около сорока, – сразу же ответил шут.
Вия снисходительно улыбнулась:
– На самом деле я в два раза старше.
– Ого! – присвистнул Полет. – Есть чему позавидовать. Это всё травы?
– И вода. Лучший лекарь и проводник в долголетие. Знай об этом люди, удалось бы сохранить много жизней. Например, король Конрад, отец Генриха. Ему не было и пятидесяти, когда Бог призвал его к себе.
– Отчего он умер?
– Подагра. Болезнь королей. Краснеют, пухнут и болят суставы, чаще – у основания большого пальца стопы. Это от кислоты, она может образовывать камни; те закупоривают каналы для удаления жидкости из организма, тогда – смерть. Я видела эти камни и эти каналы. Ему нельзя было пить вино и есть мясо; такие люди должны больше двигаться, есть творог, овощи, орехи и пить воду. Простую воду. Он кричал по ночам, не мог ходить. Никто не знал, что к суставам нужно прикладывать сырую рыбу и кусочки сала, а потом ложиться в постель, соблюдая полный покой. Вместо этого врачи пускали ему кровь…
– Откуда ты знаешь, мамочка? Кто научил тебя этому?
– Одно время я жила с палачом. Он разбирался в болезнях, лечил любую. Знал, что у человека внутри. Приносил трупы домой, вскрывал их и изучал. Понимаешь теперь? Бедный мой Полет, ты даже раскрыл рот. Но уже не удивляешься, надеюсь, что мне удалось поставить тебя на ноги?
Шут бросился к Вие и покрыл ее руки поцелуями.
– Счастлив сын, имеющий такую мать, – растроганно проговорил он.
– Однако он до сих пор в неведении. Подари же ему это счастье, Полет. Веди меня!
– Идем, покровительница шутов и лучшая из женщин!
И они отправились во дворец.
Глава 15. Мать и сын
– Ба, да это Полет! – воскликнул один из стражников у ворот. – Во дворце с ног сбились, разыскивая королевского шута, а он изволит себе гулять. А это кто? – кивнул он на Вию. – Куда ты, женщина?
– Она со мной, или ты ослеп? – бросил через плечо шут.
Их пропустили. Потом вслед послышались смешки.
– Гляди-ка, – подал голос другой стражник, – шут не терял времени зря, нашел себе новую подружку.
– Кажется, она слишком стара для него, еле передвигает ноги, – отозвался первый.
– Стара? Ничуть! Ей сорок, не больше того. Эй, Полет, поделишься добычей, когда тебе надоест? – крикнул стражник.
Шут остановился, обернулся:
– Мерзавец, как твое имя? Скажи мне его!
– Боишься ошибиться, вручив товар не по адресу?
– Нет. Король Генрих пожелает узнать, чью голову следует насадить на кол.
В ответ – застывшие в безмолвии фигуры. От ворот словно потянуло могильным холодом.
– Тебя боятся, – сказала Вия, когда они отправились дальше.
Ответ ее ошеломил:
– Покуда жив король. С его смертью падет и шут. Когда хозяин умирает, его игрушку в лучшем случае выбрасывают, в худшем – ломают.
Шут отвел Вию в молельню, пояснив, что сейчас там никого нет и не будет долго, а сам пошел за королем. Он встретил его в оружейной: Генрих как раз собирался наблюдать тренировочный бой двух групп рыцарей.
– Полет! – воскликнул он, хватая шута за шиворот. – Где ты был, сын сатаны? Почему я должен искать тебя? Обшарили весь дворец – шут как в воду канул! И вот ты здесь! Я решил тебя высечь и тотчас исполню это; впредь будешь ставить в известность короля о каждом своем шаге.
– Братец, видит бог, мне не по душе этот мидасов суд[34]34
Аполлон с Паном устроили однажды музыкальное состязание. Царь Фригии Мидас по глупости присудил первенство Пану. Отсюда выражение «мидасов суд» – суд невежды.
[Закрыть], – заверещал шут, пытаясь высвободиться. – Может, прежде позволишь дурачку сказать хоть слово в свое оправдание?
– Как, ты собираешься оспаривать мое решение? – нарочито грозно продолжал король, отпуская Полета.
– Генрих, не будь дураком, во дворце должен быть только один шут.
– Что ты хочешь этим сказать, бездельник?
– Если ты сделаешь, что задумал, то вместо одного дурачка станет двое.
– Выходит, по-твоему, я допущу несправедливость? Признайся, негодяй, ты опять выдумал какую-то каверзу?
– Каверза – стезя хитрецов, а бедный Полет всего лишь глупец. Но и глупец однажды может принести пользу.
– Кому же, своему королю?
– Или его брату.
– А, ты уже готов веселить своими дурацкими шутками не только меня, но и Ноэля?
– На сей раз это будет не шутка, Генрих, ибо весть моя вызовет не только улыбку, но и радость…
– Радость? Ого, что-то новое. Обычно от твоих шуток краснеют и хмурят лбы.
– Почему ты всегда меня перебиваешь, Генрих? Это неучтиво. Я принес хорошее известие для твоего брата, а ты мне и рта не даешь раскрыть. Мало того, собрался выпороть. Ты ведешь себя как Нарцисс[35]35
Нарцисс – нарицательное имя самовлюбленного человека.
[Закрыть] и рискуешь уподобиться Калигуле[36]36
Калигула (12–41 гг. н. э.) – римский император, известный своим самодурством.
[Закрыть].
– Нет, Полет, но знай, единственной радостью для моего брата явится его встреча с матерью, которую он безуспешно пытается найти.
Полет сосредоточенно стал ковырять пальцем в носу.
– Генрих, что ты скажешь человеку, который найдет эту женщину и приведет ее во дворец? На твоем месте я от души похвалил бы его и сделал ему хороший подарок.
– Я подарил бы этому человеку лучшего коня из своей конюшни. Ты ведь знаешь, какие у меня прекрасные венгерские жеребцы!
– Черт возьми, зачем мне конь? – пробормотал шут, почесывая затылок. Потом бросил на короля хитрый взгляд: – Братец, а не поменяешь ли коня на пару больших золотых монет?
– Разумеется, но зачем?
– Мы с Липертой и Вией заказали бы роскошный ужин в одном знакомом мне кабачке.
– Кто такая Вия? О ком ты?
– Она мать того рыцаря, о котором мы с тобой ведем беседу.
– Как, Полет, – встряхнул король шута за плечи, – ты знаешь, где его мать? Ты нашел ее? Да отвечай же мне, приспешник Люцифера, отчего ты молчишь?
– Ты так тряс меня, куманек, что я чуть не потерял свой язык. Где же мне было отвечать, если я держал его зубами, чтобы он не улетел?
– Где эта женщина, Полет, ты догадался ее привести? Ну, говори же, где она?
– В молельне, мой Генрих. Она ждет тебя. А потом ты сам приведешь к ней ее сына.
– Черт побери! – воскликнул король. – А ты не врешь мне? Что если это одна из твоих глупых выходок? Но знай, вследствие этого твоя спина понесет справедливое наказание.
– Полет, конечно, дурачок, это всем известно, – ответил на это шут, – но даже он понимает, какими вещами не следует шутить. Ступай, Генрих, не томи больше мать нашего рыцаря. И не обессудь: она отнюдь не в праздничных одеждах.
С улыбкой кивнув в ответ и дружески хлопнув шута по плечу, Генрих быстрым шагом направился в молельню. А Полет, почесывая лоб и глядя ему вслед, с сожалением произнес:
– Ты и вправду без ума, фигляр: попросил две золотые монеты. Эх, надо было замахнуться на целую горсть. Клянусь своими бубенцами, братец не посмел бы отказать своему шуту.
К нему подошли двое, вооруженные мечами, в кольчатой броне с продолговатыми пластинами, в заостренных шлемах с затыльниками и наносниками, металлических перчатках и чулках.
– Что происходит, Полет? – спросил Ноэль. – Куда отправился король? Он мечтал выступить судьей на турнире.
– Его задерживают дела, но он скоро вернется за тобой, рыцарь, – поклонился шут, сдернув с головы колпак.
– За мной? Зачем я понадобился государю?
– Ты скоро узнаешь, брат, а пока разрешаю тебе снять с себя доспехи. В них тебе не будет нужды в ближайшее время. Ты, сестра, можешь последовать его примеру. Вряд ли твой брат не захочет разделить свою радость с тобой.
Оба рыцаря переглянулись.
Агнес присела на корточки, сдвинула брови:
– Полет, какого черта ты тут наплел? Турнир сейчас начнется. Какая радость ожидает Ноэля, если он снимет доспехи?
– Его ожидает другой турнир, где не надо махать мечом. Ему понадобятся лишь уши, глаза и крепкое сердце.
– Сердце? И, похоже, его копье? – еще больше нахмурилась Агнес. – Так, так. Догадываюсь, речь идет о женщине, верно? И ты, греховодник, взял на себя роль посланца, которые принес моему брату весточку от фрейлейн Гертруды? Признайся, так? Это она тебя послала?
И Агнес, схватив шута за шиворот, легонько приподняла его от пола.
– Да нет же, нет, госпожа! Отпусти меня, или я задохнусь! – взмолился шут. – И что сегодня за день такой: всем охота схватить меня за ворот! Первым был Генрих, теперь вот ты собралась вытряхнуть меня из моего кафтана.
– Тогда говори, что ты задумал, – смилостивилась дочь аббатисы, отпуская шута. – И посмей только сказать, что здесь не замешана женщина.
– Я и не собираюсь тебе возражать, потому что это правда…
– Ага, я же говорила! Отвечай, где она назначила встречу моему брату? Сейчас же пойду и сверну шею этой долговязой сороке!
– Помилуй, девочка, сорока здесь совершенно ни при чем, пожалей ее, ведь она так молода. И потом, где ты видела долговязых сорок? А, ты имеешь в виду ее длинный хвост? Тогда понятно. Но нам нет до нее никакого дела. Речь идет о старой, совсем старой птице. Ее уже не волнует весна, ибо в жилах ее не бурлит кровь; она не заглядывается на молодых самцов, потому что их зов не вызывает в ней ответного чувства. Ей остается одно – искать покоя, вспоминая о давно ушедших временах своей молодости.
– Боже, да это настоящая развалина! – рассмеялась Агнес. – И ты хочешь повести Ноэля к ней? Но что надо ей от моего брата?
– Об этом ему скажет братец Генрих, – снова низко склонил голову шут, на этот раз перед королем.
– Сними свои доспехи, Ноэль, – сказал Генрих, подходя и загадочно улыбаясь, – я поведу тебя туда, где они тебе не понадобятся.
Ноэль, не рассуждая, выполнил приказ, и они направились в ту половину дворца, где находилась молельня.
Шут, приплясывая, побежал за ними.
Агнес молча, со злостью глядела им вслед, до боли в пальцах сжимая рукоять меча. Когда они скрылись, она в ярости взмахнула клинком; стоявший вблизи стул разлетелся на куски.
Вия с трепетом глядела на дверь. Она уже вознесла подобающие случаю молитвы, поговорила со святыми, простерлась ниц у изваяния Христа, принимающего муки, и возблагодарила Пречистую Деву за то, что она помогла ей найти сына. Она часто молилась ей, прося помочь, она возлагала на Богоматерь свои надежды, уповая на то, что Царица Небесная не может не внять ее мольбам, которые слышит от матери, такой же, как и она сама. И та услышала, простерла свою всевластную длань, позволив ей найти сына. Она испытала страдание, ее сердце подверглось жесточайшей боли, когда она увидела своего сына на кресте. Теперь она молвила: «Надейся, сестра, вверь себя Богу, ибо сказал Он: «Тем, кто любит Меня и соблюдает мои заповеди, Я творю милость».
И Вия дождалась. Настал час. Сейчас он узнает, она расскажет ему все…
У нее дрожали пальцы; чувствуя это, она сложила ладони на груди. У нее подкашивались ноги; она прислонилась к стене, чтобы не упасть. А глаза устремлены на дверь, не видят больше ничего, и мысль бьется в мозгу, рисуя встречу, вызывая в памяти лики святых, которые устремлены на нее и дают силу верить…
Но вот двери раскрылись. Вошел король и следом… ее сын, ее Ноэль! Любопытная физиономия шута выглянула из-за его спины. Рыцарь вошел, расправил плечи, огляделся кругом и остановил взгляд на женщине, неподвижно застывшей у стены и не сводящей с него влажных, блестевших глаз.
Ноэль молчал, бесстрастно глядя на эту женщину, не понимая, как и почему она оказалась здесь. Ведь это та самая, что сидела с ними за одним столом, ошибиться невозможно. Но теперь капюшон откинут на спину, и лицо ее открыто. Отчего же вдруг сердце екнуло у него в груди? Что в этом лице почудилось ему давно знакомым, отчего его черты показались ему ласковыми, нежными, быть может, даже родными?.. И почему она молчит, а приглядеться – так словно стремится заключить его в объятья!
Он оглянулся. Что скажет король?
Генрих был немногословен. Подойдя, он положил брату руку на плечо и сказал:
– Брат мой, ты отправился в далекое путешествие, желая найти свою мать. Надежда не окрыляла тебя, ведь, по словам отца, ей уже много лет и вряд ли она жива. Но Господь даровал твоей матери долгую жизнь, ибо знал, что ей нельзя умереть, не увидев своего сына. И он соединил вас, надеясь, что вы так же усердно будете возносить молитвы Пресвятой Деве и во имя Святой Троицы, как делали это прежде. Ноэль! Эта женщина, на которую ты устремил взгляд и чьи глаза полны слез – твоя родная мать Вия.
Ноэль рывком шагнул вперед. Потом сделал другой шаг, третий – и вот он рядом, всего локоть[37]37
Локоть – около 40 сантиметров.
[Закрыть] между ними, лишь протяни руку и коснешься той, которой грезил, которую искал…
А Вия смотрела и уже плохо видела сына сквозь слезы. Они мешали ей, она торопливо смахивала их ладонью, но они снова заволакивали глаза. Она хотела что-то произнести, но не смогла: дрожал подбородок, и губы никак не хотели раскрываться.
Ноэль не знал, на что решиться; во взгляде его читалось сомнение. Не ошибается ли король, ведь женщина не так уж стара? Не шутка ли это с ее стороны, попытка выдать себя за другую? Будь она матерью, почему не открылась ему раньше? Почему только теперь, в присутствии короля? А как она оказалась здесь, как попала во дворец?..
Вия все поняла. Она прочла в глазах сына колебание и заговорила первой, видя, как трудно это сделать ему самому. Голос ее дрожал, срывался.
– Прости, Ноэль, я должна была сказать тебе раньше, но я не смела, – тихо проговорила она, держа руки на груди. – Я понимаю, тебе трудно поверить, но… но я… боже, мой мальчик!.. – Она зарыдала, подняв руки, закрывая ладонями лицо. – Будь прокляты люди, разлучившие нас, клянусь мечом Роллона, как говаривал мой покойный возлюбленный Можер…
Ноэль порывисто обнял ее за плечи, взгляд его загорелся:
– Можер Нормандский! Сын герцога Ричарда!
– Да, сынок, это твой дед. Мы любили друг друга. Принцесса Герберга Бургундская родила от него ребенка, которого назвали Эдом. Когда он стал уже взрослым мужчиной, мы случайно встретились, и от этой связи на свет появился малыш. Я принесла его в замок графа Эда, и мы дали ему имя Ноэль…
Ноэль еще сильнее стиснул плечи Вии, а она продолжала:
– Отец, наверное, рассказывал тебе, как замок сожгли, а его самого вместе с тобой взяли в плен. Тогда он и подумал, что я сгорела вместе со всеми. Но я осталась жива. Потом, много лет спустя, я бросилась на поиски, но они ни к чему не привели. Отыскать следы графа Эда и моего сына мне так и не удалось… Много лет прошло с тех пор, сынок, очень много. Все эти годы я продолжала искать тебя, но кругом была война. В потоках крови и вихрях огня сотнями гибли люди, замки, деревни. Кто мог мне сказать что-либо о тебе? Никто. Каждый думал, как самому не попасть под жернова междоусобиц. К тому же ни один человек не помнил графа Германа фон Верль и, разумеется, ничего не знал о его сыне Эде. А тот, похоже, свыкся с мыслью о моей гибели.
– Я спрашивал отца, сможет ли узнать меня мать, если однажды встретит? – вспомнил Ноэль. – Он ответил, что если я сниму тунику, то на моем плече…
– Ты замолчал? – улыбнулась Вия, и пальцы ее рук мелко задрожали. – Хочешь, я продолжу? Мне ли не знать, о чем ты не договорил? На плече твоем овальная родинка, размером с перепелиное яйцо, а под нею следы от собачьих зубов и от ожога; в детстве ты ненароком обварился кипятком и чудом выжил тогда… Если бы я вовремя не подоспела…
– Матушка! Мама моя! – вскричал Ноэль, раскрывая объятья.
– Сын… мой Ноэль!.. – промолвила Вия, падая ему на грудь и уже не пытаясь сдерживать слезы.
Король, опустив голову, тихонько вышел, забыв про шута. А тот, забившись в угол, плакал, размазывая руками слезы по лицу.
Ноэль смотрел на мать и не мог наглядеться, будто не было трактира, и он видел ее впервые. Она также не сводила с него глаз, не двигаясь, ничего не говоря, положа руки ему на грудь, точно хотела согреть его своим теплом. Оба не знали, что сказать друг другу, о чем спросить: вопросов было не перечесть. Какой из них первый, самый главный? Но время для него еще не пришло, его место занимали изъявления чувств, объятья, улыбки и взгляды.
– Матушка, – шептал Ноэль, – вот, наконец, и ты… Я отправился в путь, чтобы найти тебя. Но сейчас мне кажется, я шел к тебе всю мою жизнь… И вот мы вместе… блаженный миг…
– Я знала, что найду тебя, – тихо отвечала Вия, мягко гладя ладонями его лицо. – Ангелы с небес возвестили мне, что ты где-то здесь, рядом и тоже ищешь меня. Разве могли мы после этого не встретиться?
– А отец говорил, что ты… что тебя, возможно, уже нет на свете, объясняя это преклонными годами. Но он ошибался, боже мой, как жестоко он ошибался! Ведь ты еще не стара и такая красивая!.. От тебя пахнет ландышем, словно я на лесной поляне. Он был прав, говоря об этом, но утверждал, как ни странно, что тебе уже почти восемьдесят лет.
– Не будем об этом, сынок. Жизнь не зависит от природы и ударов судьбы, она есть то, что человек из нее делает. Если он не желает стареть, так и не будет, важно хотеть этого, руководя собою, а не ожидая, пока кто-то сделает это за тебя. По утрам я купаюсь в холодном ручье – лучше, если родник рядом – и не пью ничего, кроме воды. Она лечит организм, тело, гонит прочь болезни и не дает стареть. Разве отец тебе этого не говорил?
– Говорил, мама, и ты права: лень – спутник человека на пути к могиле. Но скажи, как все произошло? Каким образом ты очутилась в том трактире, и кто привел тебя сюда? Именно привел, ведь тебя не пустила бы стража. И почему ты не открылась мне тогда, за столом, ведь ты уже знала, что нашла меня!
– Разве могла я открыться тебе тогда, сынок? Ведь ты такой важный сеньор, рыцарь, граф, а я всего лишь нищенка. Мне было стыдно. Мне и сейчас стыдно, что я столь неряшливо одета. Но так было проще путешествовать по стране. Временами я возвращалась в Лан, ведь там отчий дом, а потом снова отправлялась разыскивать следы графа Эда. А ведь я даже не знаю, жив ли он?
– Жив, матушка, но он теперь не Верль, а Готенштайн. Так называется замок, который подарила ему королева Гизела Швабская, его сестра.
– Вот оно что, – протянула Вия, невесело улыбнувшись, – выходит, вы с отцом теперь под другой фамилией…
– Но старая не исчезла, замок Верль недавно вновь отстроили, и там живет теперь со своим семейством некий барон, дальний родственник Германа Швабского и вассал моего отца.
Вия горестно покачала головой.
– Ты рос на этой земле, сын, Германия сделала из тебя воина, и теперь ты немец. Но твоя мать из племени франков, помнишь ли ты об этом? Я дала тебе французское имя, потому что по матери ты франк. Кроме того, в тебе кровь викингов, основавших герцогство Нормандию. Ах, Ноэль, мой мальчик, если бы ты знал, сколько слез я пролила, вспоминая свою несчастную жизнь и сетуя на то, что мы с тобой не во Франции. Там умер последний Каролинг, там могилы моей матери, отца и твоего деда… И это моя родина… Ну, да что теперь об этом? Ты, наверное, хочешь узнать, как мне удалось разыскать тебя?
– Да, матушка, расскажи мне всё! Но давай сядем на скамью, что под этим скупым оконцем.
Они уселись, и Вия повела свой рассказ, начав с того, как вышла замуж за барона, которого убил напавший на них его сводный брат.
– Они разорили замок и убили всех: сначала моего мужа, а потом детей… Их было двое, мальчик и девочка. Никто и не заметил, как они попали под лезвие меча; их нашли, когда стали обшаривать трупы. Я рухнула в беспамятстве, а когда пришла в себя, вокруг меня никого не было, а замок горел. Я взвалила на плечи моих бездыханных малюток и вместе с ними выбралась из пожарища. Там, неподалеку, я и похоронила их. Но не смогла отомстить: мне не у кого было просить помощи и убежища. Что было потом – долго рассказывать. Скажу лишь, что вскоре я вновь повстречалась с Можером и родила от него дочь. Узнав, кто напал на нашу семью, твой дед привел воинов из своего нормандского графства, и они камня на камне не оставили от замка обидчика, а самого повесили на дереве.
Моей дочери исполнилось пять лет, когда по земле франков пронеслась чума. Я берегла свое дитя, как могла, но однажды не уследила, и моя Мадлен убежала посмотреть на трупы, которые волочили по улицам неизвестные люди. А вечером я увидела, как у нее покраснело лицо, а потом и по всему телу пошла сыпь. Вскоре оно онемело, и моя девочка навеки закрыла глаза… Я похоронила ее и пошла куда глаза глядят. Хвала барону, моему покойному мужу: он был не беден и свой капитал прятал в лесу, неподалеку от замка. Я знала место и вскоре откопала горшок, завернутый в тряпку. В нем было столько драгоценностей, серебра и золота, что хватило бы не на одну мою жизнь. Время от времени я возвращалась на то место и брала, сколько нужно. Потом я отправилась в Германию на поиски графа Эда.
Я исходила немало дорог, побывала во многих городах, пока однажды мне не посчастливилось увидать купеческий караван. И тут один из торговцев по имени Ганс сказал мне, что повстречал рыцаря с оруженосцем, которые направлялись в Туль. Рыцарь этот огромного роста, обладает, по-видимому, недюжинной силой, а в родне у него какой-то нормандский герцог или граф. Так он мне сказал. Тут я и поняла: не иначе как сама Царица Небесная устроила мне встречу с купцом, который указал мне путь. Я пришла в этот город, сняла комнату и стала ждать человека, о котором говорил мне Ганс.
Затем Вия в подробностях описала встречу с Агнес у постоялого двора, а потом сообщила, что отправилась вслед за кавалькадой епископа Бруно и наняла лодку, которая и доставила ее к Кобленцу. Оттуда, расспросив жителей, она верхом добралась до Гослара.
Дослушав до конца, Ноэль бросился целовать руки матери.
– Все так и было, матушка, только перед Тулем мы с сестрой заехали в Мец. Вот почему тебе пришлось долго ждать.
Кивнув в ответ на это, Вия продолжала:
– Но меня все еще одолевали сомнения, даже когда мы встретились в трактире. Я ведь нарочно зашла туда, мне важно было услышать разговор: что если вы заговорите о вашем деде? И вы заговорили о нем. Однако я не знала, как зовут рыцаря, который сидел передо мной. Не другое ли у него имя? Но я не ошиблась. Твоя сестра назвала его, и все поплыло у меня перед глазами; помню, я даже выронила кружку. Больше я не могла сидеть за этим столом, у меня перехватило дыхание, затряслись руки, и я ушла, чтобы побыть одной и дать волю слезам. Тут меня и нашел Полет. Не будь его… Святой архангел Гавриил явился нам с тобой, Ноэль, в образе этого человека. Ведь это он догадался обо всем и привел меня сюда. Полет! – позвала Вия. – Добрый наш человек, ангел небесный, иди же к нам сюда, сядь и расскажи моему сыну, как вы с оруженосцем устроили нашу встречу.
Полет подбежал и, усевшись прямо на полу между матерью и сыном, рассказал, как было дело, не забыв упомянуть и о том, как Вия спасла его от ожогов.
– Черт возьми! – воскликнул Ноэль. – Выходит, во всем этом деле немаловажную, едва ли не главную роль сыграл мой оруженосец! А ведь я не хотел брать его с собой, но Агнес настояла… Господи, – продолжил он со смехом, – похоже, в этой истории все кругом взялись мне помочь, кроме меня самого. Но разве это плохо – когда тебе помогают друзья? Клянусь щитом моего деда, нет ничего лучше на свете, чем иметь преданных друзей!
Вия улыбнулась и уронила слезу, вероятно, тотчас предавшись воспоминаниям.
– Кто же она, твоя сестра, сынок? – спросила она. – Почему ты не привел ее с собой? Она у тебя такая милая, хотя, ты уж извини, несколько грубовата. Но мне так приятно будет видеть ее и говорить с нею. Я ведь даже не знаю, кто ее родители. Интересно, что она скажет, узнав во мне ту женщину в трактире?
– Полет, – позвал Ноэль, – ступай скорее и приведи сюда Агнес. Скажи ей, пусть снимет доспехи.
– Ага, ведь я предупреждал обоих, и ни один из вас не послушал дурачка, – затряс шут головой, отчего зазвенели бубенчики на макушке его колпака. – Нос у вас с локоть, а ум с ноготь.
Сын Эда топнул ногой, и шут мигом исчез.
Вечером, сидя у холодного камина при двух свечах, стоявших на столе, Ноэль с сестрой слушали рассказы Вии о временах последнего Каролинга и первых двух Капетингов. Здесь же, на коврике, в ногах у короля сидел Полет. Внимательно слушая, он мелко кивал головой и временами прерывал рассказчицу, вставляя удачную остроту. Генрих слушал молча, скрестив руки на груди и проявляя живой интерес всякий раз, когда речь заходила об императорах и Феофано – матери Оттона III и тетке Генриха II. Ноэль жадно ловил каждое слово матери, сидя рядом и держа ее за руку. Агнес глаз не сводила с Вии; они, что называется, «пожирали» бывшую незнакомку; дочь аббатисы хмурила брови, если кто-то безвинно погибал, неотмщенный, но тотчас ее лицо озарялось улыбкой, когда торжествовало добро. А едва речь заходила о сыне герцога Ричарда, Агнес преображалась. Воображение рисовало ей деда; глаза ее при этом, казалось, метали стрелы, кулаки сжимались так, что хрустели, белея, суставы пальцев, а из горла вырывался победный крик. Временами она, привставая с места, выхватывала из-за пояса кинжал. Никто этому не удивлялся, кроме Вии. Она впервые видела женщину, в глазах которой светилась воистину неземная любовь к тому, чей образ пленял ее. Она впервые видела человека, который слушал ее с таким вниманием и самозабвением, что, не контролируя уже себя, оказался у ее ног. И она не думала, что Агнес так горько заплачет, уронив голову ей на колени, когда рассказ дошел до смерти Можера, этого храброго и благородного, но страшного в гневе человека.
Прослезилась и сама Вия, кончая свой рассказ о Можере и его скакуне, настоящем друге храброго нормандца. Конь был тоже огромным и никого, кроме хозяина, к себе не подпускал. Они дружили уже много лет, и часто в походах всадник укладывался спать прямо у брюха своего верного боевого товарища. Прибыв в Латеран к папе Иоанну, Можер оставил лошадь у входа во дворец, даже не привязав. Она, не шелохнувшись, терпеливо ожидала хозяина, пока тот расправлялся с папой, а потом прокладывал себе дорогу назад креслом понтифика, которым разбил запертые кем-то двери. Когда нормандца похоронили, конь пришел к нему на могилу и околел там, в ногах у своего друга.
