Текст книги "Родина крылья дала"

Автор книги: Владимир Коваленок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

С позиций сегодняшнего дня я затрудняюсь сказать, правильно ли строил свою жизнь, так целеустремленно стремясь к новому. Видимо, не все от нас зависело. Но очень многое зависело и от нас. Время пришло такое. Оно выбирает нужных людей. Я называю это время гагаринским.

Время выбирает нас

Воздушный шар и оранжевая гондола с тремя пассажирами медленно и величаво плывут над окрестностями Мангейма. С земли – замечаю – нас приветствуют. Останавливаются автомашины на дорогах, из них выходят люди, провожая взмахами рук трех пассажиров в оранжевой гондоле. Я вспоминаю, как тогда поймал себя на мысли, что по психологическому воздействию увиденное и ощущаемое с высоты птичьего полета сродни чувству, охватившему меня при первом «космическом» взгляде через иллюминатор на Землю. Владелец клуба воздухоплавателей и командир нашего импровизированного международного экипажа Бюшер нарушил наше молчаливое восхищение вопросом. Он обращался ко мне, спрашивал, трудно ли было решиться стать космонавтом и как было принято решение выбрать эту профессию. Бюшер хотел узнать, что стало решающим толчком для этого. Сколько раз мне доводилось отвечать на подобные вопросы, но ни разу никто не спрашивал именно о решающем моменте. А ведь он есть у каждого человека. Фантазия, мечта, цель… Они выстраиваются в строгий ряд закономерностей, вытекая друг из друга, чтобы однажды сердце ощутило, а рассудок согласился с ним, что твой жизненный путь должен быть именно таким, а не иным. Иногда это ощущение рождало в моей фантазии образ всадника, летящего по степи на быстроногом скакуне. Поводья судьбы в его руках. Повернет влево – перед ним одна картина, пустит скакуна прямо – новый горизонт мчится навстречу, свернет вправо – тоже открывается неизвестное. Но где он, тот, самый верный, самый главный путь?! Как выбрать его, чтобы никогда потом не мучили сомнения, что взялся не за свое дело, пошел не по своей дороге. Много написано о разочарованиях, причина которых – ошибки при выборе профессии. Где та школа, где тот урок, где тот педагог, которые научат правильно выбирать свой жизненный путь и определять, правильно ли принято решение? С позиций сегодняшнего дня ясно: каким бы путем ты ни шел, ветер жизни всегда будет дуть в лицо. Да и ветры бывают разные – от нежных и теплых дуновений до холодных колючих струй. Что делать? Повернуть и подставить спину? Может, и есть попутные ветры счастья, не знаю. Но мне кажется, что движение навстречу – суть жизненного пути. Однако нужно было ответить на вопрос Бюшера, и я стал вспоминать…

Шли будни летной службы. Полеты заполнили всю мою лейтенантскую жизнь. После полетов оставалось свободное время. Как им распорядиться? Начал готовиться к поступлению в Военно-воздушную академию. В чемодане появились учебники по высшей математике, физике, аэродинамике. Никто не удивлялся, когда в командировках, в гостиничных номерах, во время перелетов заставал меня над матанализом.

В полеты на поиск космических объектов я стал летать все чаще и чаще. Ощущение, что моя профессиональная работа вплотную приблизилась к космосу, не давало покоя. В марте 1965 года снова ушли в командировку – предстояла работа по пилотируемому полету. На аэродроме наш экипаж готовился к встрече космонавтов. В космосе были Павел Беляев и Алексей Леонов. А 18 марта 1965 года человечество впервые услышало сообщение:

– Человек вышел в открытое космическое пространство! Человек в космическом пространстве!

На экранах телевизоров всему миру было показано фантастическое зрелище: человек парил в космосе, а под ним медленно плыла Земля. Настроившись на частоту космической связи, я жадно слушал переговоры космического экипажа с Землей. Слышно было только экипаж. Мы поняли, что корабль сориентирован и пошел на посадку. А дальше случилось неожиданное. Павел Иванович Беляев и Алексей Архипович Леонов приземлились в нерасчетном таежном районе под Пермью. Собрались лететь под Пермь и мы, но отправили другой экипаж. Как же было обидно! Однако жизнь подтвердила впоследствии, что жизненные ситуации подчинены строгой закономерности. Огорченный до предела тем, что не пришлось лететь на ретрансляцию связи с экипажем, я не мог и предположить, что ровно через два месяца буду брать автограф у Павла Ивановича Беляева, а перед этим произойдет встреча с Юрием Гагариным.

Однажды по возвращении с задания меня срочно вызвали к командиру полка Алексею Ивановичу Бабичеву. Явился. Доложил. В кабинете, кроме командира, находился незнакомый мне генерал-лейтенант.

Алексей Иванович представил меня генералу, дал краткую характеристику. Генерал внимательно выслушал его, а потом… завел со мной разговор о жизни, о полетах, о планах на будущее. Я подробно отвечал на вопросы, а сам безуспешно пытался понять, в чем тут дело, откуда у генерал-лейтенанта такой пристальный интерес к моей скромной персоне? И вдруг – как гром с ясного неба:

– Так вот, мы хотим рекомендовать вас для поступления в отряд космонавтов. Доверие и ответственность очень высокие, поэтому спрашиваем ваше мнение и согласие.

Мне показалось, что кабинет покачнулся. Я непроизвольно вцепился в край стола. Сколько ждал этого момента, а он застал меня врасплох. Спрашивают моего согласия!.. Да я!.. Хотелось крикнуть, что не только согласен, но готов на все во имя этой цели.

Пауза затянулась. Я искал слова – точные, четкие, которые могли бы выразить чувства, охватившие меня, но, не найдя их, выдавил что-то несвязное:

– Не знаю, справлюсь ли… Дело ведь очень сложное… Опытные летчики летают…

Генерал улыбнулся.

– Так ведь не сразу же лететь. Если пройдете медицинскую комиссию, а она, предупреждаю, очень строгая, то в Центре подготовки вам еще придется долго и серьезно учиться и работать, прежде чем станете космонавтом.

Я непроизвольно перебил генерала:

– Товарищ генерал, если честно сказать, то я столько мечтал об этом, так ждал этого дня! Я согласен, безусловно, согласен! Но страшновато как-то…

Полковник Бабичев и генерал рассмеялись.

На прощанье мне сказали, что надо ожидать вызова в Москву.

Выходя из кабинета, столкнулся лицом к лицу с Вячеславом Зудовым. Успел шепнуть ему, что предлагают вступить в отряд космонавтов.

Вот оно, долгожданное мгновение! Сколько же лет прошло с октября 1957 года? Восьмой год… Как много!

Долгие полчаса я ожидал Вячеслава. Когда он вышел из кабинета, по широкой улыбке я понял, что ему предложили то же, что и мне. Кстати, заметил Вячеслав, просили передать мне, чтобы… ну, словом, чтобы мы не распространялись о разговоре. Конечно, надо помолчать. Ведь могут вообще не вызвать, а кличка «космонавт» к нам «прилипнет» навсегда.

Но вызов пришел.

В Москве кандидатов в отряд принимал генерал-лейтенант Николай Петрович Каманин. С каждым из нас он беседовал отдельно. Легендарный человек, один из самых первых Героев Советского Союза – на его Золотой Звезде номер 4. Спасение челюскинцев и полет Юрия Алексеевича Гагарина связаны и с биографией этого прославленного летчика. Встретиться с таким человеком, беседовать с ним – уже одно это можно считать подарком судьбы.

Разговор был непростой. Я чувствовал, что генерал, задавая вопросы, в первую очередь стремился понять, кто перед ним – романтик, которого захватила всеобщая увлеченность космосом, или человек твердых убеждений, ищущий свое призвание на неизведанном пути? Кто бы мог посоветовать, как ответить на вопрос Николая Петровича:

– Скажите, товарищ Коваленок, чем вы руководствовались, когда давали согласие на вступление в отряд космонавтов? Что вас привлекает в этой профессии? Возможность стать известным? Слава? Тяга к героическим делам? – глядя в глаза, спросил герой челюскинской эпопеи.

Наверное, у каждого бывают мгновения, когда хочешь высказать все, что переполняет душу, но волнение сковывает тебя, мысли твои разбегаются, ты путаешься в словах, стыдишься своего косноязычия, мучаешься, и от этого твоя речь становится еще более бессвязной.

Нечто подобное пережил и я, отвечая на прямой вопрос Николая Петровича Каманина. Сейчас трудно восстановить в памяти этот ответ. Да, признаться, я и тогда не смог бы повторить его слово в слово. Помню, говорил о том, что не к славе стремлюсь, что мечта о полетах в космос родилась еще на школьной скамье. Ради этого и в авиацию пошел. Что освоение космоса, полеты к другим небесным телам со временем станут для человечества одной из сфер деятельности. В разные периоды жизни нашей страны старшим поколениям доводилось решать сложные задачи, и для этого Родина призывала своих сыновей. Теперь время выбирает нас, и если я нужен Родине, если мне будет оказано доверие, то сделаю все, что от меня зависит, чтобы оправдать его. Я готов выполнить любое задание, если стану космонавтом…

Насколько помню, говорил долго, искренне и временами, видимо, очень высокопарно. Николай Петрович слушал внимательно, не перебивая. Когда я кончил, он встал из-за стола и какое-то время ходил по кабинету. Молчал. Думал. О чем? Может, вспоминал свой полет, полный риска и желания помочь людям, оказавшимся в беде? Может, сравнивал мой ответ с ответами других кандидатов?

Но вот он остановился напротив и ровным спокойным голосом произнес:

– Правильно понимаете свою задачу, товарищ Коваленок. Да, вашему поколению суждено осваивать космическое пространство. Время выбрало Гагарина, большая ответственность падает на всех, кто пойдет за ним, в том числе и на вас.

Он улыбнулся и совсем другим голосом сказал:

– Я верю, что ты станешь космонавтом, обязательно станешь.

Впоследствии я удивился острой памяти Николая Петровича Каманина. Сколько людей прошло через его кабинет, а он запомнил этот разговор и в 1969 году, поздравляя с успешной сдачей государственного экзамена на присвоение квалификационного звания «космонавт», вспомнил о нем.

Из кабинета Каманина все, кто прошел собеседование, направлялись в госпиталь.

В палате № 17 встретились три балашовских выпускника. На соседних койках расположились Вячеслав Зудов и Геннадий Сарафанов.

Каждый день убеждал в правоте напутственных слов Юрия Алексеевича Гагарина. С нами, группой молодых пилотов, которым предстояло проходить медицинский отбор в госпитале, он встретился во дворе поликлиники ВВС. Подошел к нам, поинтересовался, как идет медицинский отбор, как привыкаем к новой обстановке.

– Отнеситесь самым серьезнейшим образом к медицинской комиссии, – напутствовал он.– Надо быть постоянно собранным. Шутки летчика с медициной порой заканчиваются плачевно.

Прохождение медицинской комиссии длилось долго. Строгая комиссия находила порой глубоко скрытые изъяны в здоровье молодых пилотов. Нечто подобное едва не произошло и со мной. Когда сейчас я рассказываю об этом случае, у всех он ничего, кроме улыбки, не вызывает. А ведь мне тогда было совсем не до смеха. Произошло же вот что.

Тогда, два с лишним десятка лет назад, медики весьма придирчиво исследовали наше здоровье по всем параметрам. Но особое внимание обращали на вестибулярный аппарат. Те из кандидатов, кто «проходил» кабинет отоларинголога, чувствовали себя значительно увереннее.

Исследования вестибулярного аппарата у меня были позади, но однажды снова пригласили в ЛОР-отделение. Оказалось, что забыли проверить пятое чувство – обоняние.

Сидя перед начальником отделения, я нюхал по очереди флакончики из темного стекла с какими-то жидкостями и говорил, чем пахнет. И вот на одном флакончике, что называется, споткнулся. Нигде и никогда не встречал этого запаха.

Удивленный врач несколько раз понюхал содержимое флакона и снова поднес его к моему носу. Однако и на этот раз я не смог определить запах.

Врач начал расспрашивать, были ли у меня в детстве травмы головы, падения, серьезные ушибы. Следует сказать, что обоняние – один из важнейших, главных показателей состояния центральной нервной системы. Нет, ответил я, никаких травм, серьезных ушибов, ничего подобного в моей жизни не было.

Отставив в сторону злополучный флакон, врач вздохнул и потянулся к моим документам. Я не поверил своим глазам, прочитав заключение отоларинголога: «Не годен». «Приговор» был подчеркнут красным карандашом.

Иван Иванович Брянов – он возглавлял отделение – вежливо попрощался со мной. Я вышел в коридор, прислонился к стене. Только бы удержаться, не зареветь, как ребенок.

Постоял, отдышался, вспомнил слова Юрия Алексеевича и вернулся к двери, из которой недавно вышел. Попросил разрешения войти и обратился к Ивану Ивановичу:

– Товарищ полковник, а что же все-таки там было?

Брянцев оторопело уставился на меня.

– Ты что? Валерианку не можешь распознать? Да как же ты вообще живешь, не различая запахи?

– Запахи-то я различаю – сами только что убедились, а вот с валерианкой встречаюсь впервые. А для чего она применяется?

Брянов, охватив руками голову, закачался в кресле, сестры и врачи дружно захохотали. В этот момент в кабинет начальника ЛОР-отделения вошел Павел Иванович Беляев.

– Павел Иванович, – обратился к нему Брянов, – вы можете представить человека, который ни разу в жизни не встречался с запахом валерианки?

– Это, должно быть, очень счастливый человек, – улыбнулся Павел Иванович Беляев.

– Согласен с вами, но только что я чуть не погубил одного из будущих космонавтов. Вот перед вами Коваленок – один из тех счастливчиков, которые не знают этого аромата.

Тут же полковник Брянов зачеркнул «Не годен» и жирно вывел слова, определившие мою дальнейшую судьбу: «Годен к специальным тренировкам».

Еще не до конца осознав происшедшее, я достал открытку и попросил у Павла Ивановича Беляева автограф для комсомольцев своей эскадрильи. Космонавт-10 написал на ней: «Комсомольцам и молодежи третьей эскадрильи желаю успехов в службе, работе, учебе и большого счастья на жизненном пути». Эта открытка стала дорогим документом в Ленинской комнате нашей эскадрильи.

Через несколько минут в палате до меня окончательно дошло – что случилось в кабинете отоларинголога. Начался настоящий нервный озноб. Спросил у дежурной сестры, что надо принимать в моменты сильного волнения. Сестра поднесла мензурку, в которую накапала коричневой жидкости – валерианка!

В моей космической биографии был еще один случай, связанный с валерианкой.

4 сентября 1978 года на орбитальной станции «Салют-6» произошло короткое замыкание, что могло привести к серьезным последствиям.

После ликвидации возгорания, представив возможный исход событий, ощутили заметное волнение. Помня о случае в кабинете отоларинголога, я развернул бортовую аптечку. Но… валерианки в ней не было. Дружный хохот раздался в космическом доме. Смеялись от радости, смеялись, видимо, и от нервного напряжения.

Выйдя на связь с Землей, подробно доложили о случившемся и тут же получили рекомендацию – принять валерианку. Мы вежливо поблагодарили за совет…

После медицинской комиссии мне был предоставлен отпуск. Вот тогда-то я и женился. Нина все допытывалась, почему я так долго был в госпитале. Понимая, что нам вместе идти по жизни, я рассказал ей все о своих мечтах и устремлениях. Сегодня могу сказать, что она стала моим самым верным соратником в делах космических. А вот какую ношу она взяла на себя, мне стало понятно лишь после возвращения из первого космического полета – самого короткого и самого трудного. Но об этом потом.

Осенью 1965 года меня вызвали на мандатную комиссию, председателем которой был Николай Петрович Каманин.

В зале рядом со мной сидели знакомые по госпиталю летчики, штурманы, инженеры. Пожалуй, лишь один из десяти прошел через строгое «сито» медицинских комиссий.

– Нижепоименованный личный состав ВВС…– прославленный летчик начал читать приказ о зачислении в отряд космонавтов.

– Глазков, Дегтярев, Зудов, Климук, Кизим…– звучит со сцены. Жду свою фамилию, с волнением прислушиваюсь к голосу Николая Петровича.

– Рождественский, Сарафанов…

Еще несколько фамилий, и список кончился.

Вся наша семнадцатая палата – Дегтярев, Зудов, Сарафанов – зачислены в отряд космонавтов. Меня среди них не оказалось.

Встречаюсь взглядом с Каманиным.

– Поздравляю всех зачисленных в отряд советских космонавтов…– произносит напутственные слова Николай Петрович.

К концу слышу:

– Сегодня мы не смогли взять всех, кто годен к космической работе. Вы будете нашим резервом.

Вечером того же дня поезд увез меня в полк. Что ж, если надо, побуду в резерве.

Интенсивная летная работа отодвинула на задний план мои переживания. В ноябре Вячеслав Зудов уехал в Звездный городок. Мы не смогли попрощаться – я был в командировке. Возвратившись, нашел в летной книжке его записку: «Володя, жду тебя в Звездном городке. Произошла какая-то случайность. До скорой встречи!»

О том, что же это была за «случайность», я узнал много лет спустя. Сентябрьским днем 1965 года на космодроме к Сергею Павловичу Королеву обратился специалист, готовивший ракетно-космические комплексы к полетам. Этот человек прошел медицинскую комиссию, но по каким-то причинам не был включен в список зачисленных в отряд. Кто-то, имевший доступ к спискам, сообщил ему об этом, и он добился встречи с Главным конструктором.

Авторитет Сергея Павловича был огромен. После его звонка генерал-лейтенанту Каманину чей-то карандаш прошелся по моей фамилии. Впрочем, эта участь могла постигнуть любого другого. Вот и вся «случайность».

Я не называю сейчас фамилии этого человека не потому, что из-за него тогда был исключен из списка. Причина более серьезная. Уверовав в силу протекции, этот претендент в космонавты не отдал должного учебе, показал слабые знания и, в конце концов, был отчислен из отряда.

В полку продолжалась напряженная работа. 1966 год прошел в полетах. Летал много и с большой охотой. Много сил и времени отдавал комсомольским делам, хотя трудно было сочетать общественную работу с полетами.

Командование полка с вниманием следило за моей летной подготовкой. А командир эскадрильи подполковник Юрий Александрович Мироедов постоянно был в курсе моих дел. Неоднократно я был свидетелем его «драк» с другими комэсками и заместителями командира полка за каждый летный час для меня, за каждое плановое упражнение. Мастер своего дела, человек исключительного педагогического такта, Юрий Александрович сделал все от него зависящее, чтобы после долгого перерыва я занял свое место в боевых порядках полка.

В канун нового, 1967, года меня назначили исполнять обязанности командира отряда. Накануне состоялся разговор с Дмитрием Федоровичем Полкановым, замполитом полка. Напоминая о высоком доверии, он советовал не зазнаваться, беречь добрые взаимоотношения со своими товарищами, быть внимательным к подчиненным. В то же время, говорил он, надо быть принципиальным, требовательным, честным, не заискивать перед старшими и никогда не подчеркивать свое командирское положение.

Требовательность к себе должна быть всегда на первом месте. Нельзя останавливаться на достигнутом, надо постоянно двигаться вперед, пополнять свои знания. Простые и понятные истины. Но как они помогают в жизни. Наметил цель – не жди, что она к тебе придет, а сам иди к ней, но не бросайся сломя голову, а шагай уверенной поступью.

Полеты, полеты, полеты… Чем больше летаешь, тем больше хочется. Это у всех летчиков так. Небо манит, в небо тянет. Там простор, оттуда виднее величие и красота Земли, к тому же там начинается космос.

Февраль 1967 года почти весь прошел в командировках. Я выполнял все виды полетов днем и ночью в простых и сложных метеоусловиях. Всегда хотелось на задание, на самое сложное. Дома же меня теперь ожидала семья. Нина и маленькая Инесса у порога всегда говорили одни и те же слова: мы тебя ждем. Какое это счастье, когда тебя ждут! Чувствуя это, хочется все делать лучше, быть красивее.

Нина никогда не подчеркивала, что провожает меня на полеты – провожала на работу. Много лет спустя, когда после завершения космических полетов мне снова придется много и интенсивно летать на самолетах, она скажет, что не хотела, чтобы мне передалась даже малая часть ее волнения, вызванного долгими ожиданиями. Я же никогда не говорил ей, что чувствовал ее волнение постоянно. Да, видно, ни одна жена летчика не может быть равнодушной к полетам мужа.

Инесса щебетать стала рано. Моя фуражка, погоны, нагрудные знаки интересовали ее больше, чем игрушки и куклы.

– А что это?– то и дело спрашивала она.

Однажды в конце февраля, вернувшись вечером с задания, я увидел Нину необычно взволнованной. Она протянула мне конверт.

– Тебя снова вызывают на комиссию. Ехать надо сегодня, утром ты должен быть у генерала Каманина, – коротко пересказала она содержание письма.

Сборы были недолги.

При встрече Николай Петрович Каманин спросил:

– Решение не изменили, товарищ старший лейтенант? Я рад, что вы много летали и получили квалификацию военного летчика 2-го класса. Это поможет вам при подготовке к космическим полетам, да и в полетах пригодится.

Он говорил со мной так, словно я уже был в отряде космонавтов.

В госпитале все повторилось снова. Однако было заметно, что врачи относятся к нам уже как к старым знакомым – меньше вопросов, меньше «придирок».

Прибыли Ляхов, Малышев, другие кандидаты, знакомые по 1965 году.

В марте мы прошли медицинскую комиссию, и нам объявили о зачислении в отряд космонавтов. Оставалось ждать вызова в Звездный городок.

Дома с Ниной начали сборы. Хотя и невелик домашний скарб, но первый в жизни переезд на новое место все равно дело хлопотное. Ящики, чемоданы заполонили квартиру.

И вдруг в самый разгар сборов прибыл посыльный с приказом командира полка срочно явиться в часть в готовности к вылету.

«Похоже, и теперь не видать мне Звездного… Видно, снова не подошел чем-то… Снова какая-то «случайность»… Значит, не судьба быть мне там…»

С этими мыслями прибыл на командный пункт. В классе подготовки к полетам кропотливо работали «поисковики». Здесь же и мой экипаж: правый пилот, штурман, радист. Через минуту стало ясно: к Звездному срочный вызов не имеет никакого отношения – просто предстоит обычная работа, полет на поиск по программе пилотируемого космического полета. В это время на космодроме стоял готовый к старту новый космический корабль «Союз-1». Лететь на нем должен был Владимир Михайлович Комаров.

В классе подготовки впервые после возвращения из Москвы я встретил командира полка. Он поздравил меня с зачислением в отряд космонавтов и посоветовал на задании работать не расслабляясь. Я был полностью согласен с ним – пока не придет приказ, надо летать, летать, летать.

Прекрасным солнечным апрельским днем приземлились на аэродроме Байконура – предстояло работать отсюда.

Старт космического корабля состоялся 23 апреля 1967 года в 3 часа 35 минут. Наш экипаж в готовности номер один находился в самолете. Все мы видели старт Владимира Михайловича Комарова. Не скрою, мысленно представлял, что когда-нибудь вот так же будет стартовать и мой корабль. Интересно, думал я, что буду чувствовать тогда, с каким настроением, с какими мыслями уйду в полет?

Владимир Михайлович шел испытывать новый космический корабль «Союз-1», первый из серии кораблей, которым предстояло трудиться до 1981 года. Через четыре года, в мае восемьдесят первого, Леонид Попов вместе с космонавтом Румынии Думитру Прунариу на корабле «Союз-40», последним из этой серии, пристыкуются к станции «Салют-6». Встречать их в качестве хозяев орбитального дома будем мы с Виктором Савиных. Вот так совпало: я видел старт «Союза-1» и был свидетелем работы на орбите «Союза-40».

В положенное время мы взлетели, пришли в зону, определенную для нас. В зоне барражирования настроились на частоту передатчика Владимира Михайловича Комарова. С приемом что-то не ладилось, но радист доложил, что слышал фразу командира «Союза-1»: «До встречи на Земле». Корабль пошел на посадку.

Через несколько минут произойдет катастрофа: не раскроется основной парашют, а запасной запутается вокруг неотстреленного основного.