Текст книги "До свидания, эрлюсы"

Автор книги: Владимир Кобликов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Наташкины сказки

Хорошо быть самостоятельным и серьезным человеком. Наташка в семье средняя из детей, поэтому больше других предоставлена самой себе! Родители никак не могут решить, кем будет девочка: художницей, балериной или певицей – у нее все получается неплохо. Только учиться читать принципиально не хочет.

– Я и так умею, – говорит Наташка и читает наизусть текст, вовремя переворачивая страницы.

Девочка она разговорчивая. И любит поболтать со взрослыми, хотя они ей кажутся однообразными. Разговор дяди и тети обязательно начинают так:

– Как тебя зовут, девочка?

– Наташа, – отвечает Наташка.

– А сколько тебе, Наташенька, лет?

– Пять с половиной.

– У! Ты уже большая.

– Нет, средняя, – не принимает лживой лести девочка.

Дяди и тети обычно в таких случаях теряются, и Наташка выручает их.

– А вы спросите, где я живу, как моих братишку и сестру зовут. Наташа добрая. После этого взрослые как-то особенно пристально смотрят на нее. Они видят глаза – блестящие веселой и доброй синевой из-под спадающих на лоб соломенных волос, замечают редкие веснушки на вздернутом кверху носу и беспокойный рот.

Да, она все может рассказать о себе взрослым собеседникам, только бы они не врали. Ну зачем они говорят, что из нее обязательно выйдет художница? Наташка сама еще не решила, кем она будет, но твердо знает, что ни за что не станет, как мама, учительницей.

Мама преподает русский язык. Она заставляет учеников читать всякие неинтересные книжки. Папа называет маму «несчастным русаком». Наташка согласна с папой, потому что маме приходится каждому ученику «буквально нос вытирать», возиться с каждым, «вытягивать каждого лентяя». И где только мама столько носовых платков берет? – мучительно соображает девочка.

Мама «задавлена» тетрадями и планами. Наташка собирается как-нибудь сунуть их все в мусоропровод, чтобы мама отдохнула…

Но тетради не самое страшное.

Больше всего Наташка не любит в маминой работе педсоветы и разные совещания, на которых они начинают «воду в ступе толочь». Ступу Наташке приходилось видеть только на картинках и в мультфильме. Богатое воображение девочки живо рисует ей сцену, как вместе с другими учителями ее мама толчет воду в ступе. Но что из этого получается, девочка никак представить не может, а спросить стесняется. В конце концов Наташка могла бы не обращать внимания на педсоветы, но из-за них ей приходится часто по вечерам нянчиться с братиком Васильком. Он маленький – ему всего два с половиной года. Папа часто уезжает в командировки. Старшая сестра каждый вечер занимается в музыкальном училище. Мама запирает Наташу с Васильком на все замки и уходит на педсовет.

Наташка ходит за братом по пятам и строго оберегает от всяких опасностей. Васька всегда стремится к запретному. Ему хочется брать ножи, открывать газ, забираться на подоконник, печатать на папиной машинке. Наташке тоже хочется все это делать, но ответственность обязывает быть строгой и разумной.

Ни у кого Василек не ведет себя так хорошо, как у Наташки. Может, знает он, что от нее пощады не будет, а может, считает, что оставаться вдвоем с сестрою – это интересная игра. Даже на горшочек при ней он садится без долгих уговоров.

Наташка время по часам определять не умеет. Она запомнила только положение стрелок, когда надо укладывать Василька спать. Она раздевает брата, умывает его и подсаживает на мамину кровать. Потом раздевается и ложится с ним рядом. Василек обнимает Наташку и клянчит:

– Татуль, расскажи сказку…

Репертуар у Наташки разнообразный. Начинает она с «Мухи-Цокотухи». После «У лукоморья дуб зеленый» читает «Песню о вещем Олеге». Все это Наташка узнала от мамы. Когда книжный запас иссякает, Наташка начинает выдумывать свои сказки. Они почему-то всегда страшные.

– Жили-были братик с сестричкой. Ушла их мама на работу.

– На какую? – требует точности Василек.

– Воду в ступе толочь, – не задумываясь поясняет сказительница. – И приказала никому не открывать дверь. – Наташка останавливается и думает, какую бы воспитательную линию провести дальше в сказке. – Вот… вот… – повторяет она несколько раз в раздумье, – вот пошла сестра за конфетой на кухню…

– Тата, дай конфету, – перебивает Василек.

– Глупый! Это же в сказке! Слушай дальше. Пошла сестра в ванную умываться, а глупый маленький братик подошел к двери и открыл ее. А злой тигр как вскочит в комнату! – Наташка переходит на панический шепот. – Как… проглотит братика… А за тигром разбойники… Братик в животе плачет. Тигр все в доме съел: и пианино, и папину машинку, и шкаф – все-все. Мама пришла, а в доме пусто. Плакала мама, плакала и пошла искать тигра. А с нею три милиционера. Они как… поймают тигра… Как… ему разрежут живот. А хочешь, Василек, я тебе про страшного волка расскажу?

– Расскажи, – сонно соглашается брат.

Следующая Наташкина сказка еще страшнее.

– Интересно? – тихо спрашивает она, но Василек не отвечает: он уже заснул. Наташке становится боязно от собственных сказок. Она прислушивается к каждому шороху в квартире и начинает будить брата:

– Василек, а Василек, ты на горшочек не хочешь?

Обида

Николка уже почти проплакался, всхлипывал совсем редко, только когда надо было шмыгнуть носом. Под одеялом было темно и сиротливо. Николку обидели, и он, не переставая, твердил про себя: «Убегу. Все равно убегу!» Да и какой смысл оставаться, если тебя никто не любит?

А Николка любил своего отца. Он ему представлялся самым сильным человеком. Недаром отец работал на МАЗе. Иногда он брал Николку в рейс. Сын сидел в кабине, на высоком сидении и сверху вниз посматривал на «москвичей», «победы» и «газики». К ним он относился без уважения и часто покрикивал на них:

– Берегитесь! Задавим!

Маленькие автомобильчики проворно уступали дорогу рокочущему МАЗу. А отец в такие минуты улыбался.

«Вырасту – обязательно буду ездить, как папка, на грузовике», – давно решил Николка. И ему очень хотелось стать поскорее большим. Николка часто подходил к дверной стойке, где ежегодно в день его рождения делались карандашные отметинки. Но как ни вытягивался он, держа ладонь над головою, последняя отметинка не отставала.

Николка учился в первом классе. Свою учительницу он недолюбливал. Уж очень часто она повторяла: «дети», «ребятки», «малыши». Дома Николку называли большим, особенно когда надо было сбегать в магазин или когда оставляли нянчить сестренку. И Николка все делал: ведь он большой, а большие много работают.

А как обрадовался Николка школьной форме. Не так фуражке с кокардой и ремню с бляхой, как длинным брюкам с настоящими карманами.

Эти-то карманы сегодня и подвели Николку. Он не испугался, когда отец вынул из них жестяную коробку с тремя папиросами и спички. И не так важно, что его выдрали в присутствии соседского Лешки. Обидно совсем другое: все твердили, что Николка – большой, сам же отец называет его большим. А большие курят, и никто их за это не наказывает.

Лежа под одеялом, Николка возмущался несправедливости взрослых: «Сами курят, а мне нельзя. Убегу! Обязательно убегу!»

Но убежать не успел: заснул. Во сне ворочался, тяжело вздыхал. Ему снились разные сны: то он никак не мог повернуть вправо свой МАЗ, то, разбежавшись, перепрыгивал через глубокий овраг, то на него нападали страшные обезьяны, и все обезьяны почему-то курили. Потом, кажется, ничего не снилось, и вдруг Николка услышал мамин голос:

– Вставать пора, сынок: в школу проспишь.

Николка открыл глаза и улыбнулся солнечному зайчику, который купался в аквариуме, ласковому маминому голосу.

Николка быстро спрыгнул с постели. Глаза были радостными. Но когда он взял со стула брюки с настоящими карманами, то насупился и обиженно шмыгнул носом. По дороге в школу ему почему-то представилась курящая обезьяна, и он засмеялся.

Привидение

Последние десять лет у совхозного сторожа деда Василия не было никаких происшествий. Старик даже подумывал, не уйти ли на пенсию? Не нужны теперь, видно, сторожа.

А тут на тебе – привидение!

Дед Василий был сторожем-профессионалом. Он привык мало спать, любил темноту и ничего не боялся: ни домовых, ни оборотней, ни жуликов – со всей этой нечистью старик-сторож распрощался с последним колокольным звоном. Вот только привидение… Слышать о них приходилось, и даже упоминалось в какой-то старой книжке. А дед наивно верил всяким книжкам, даже старым.

Привидение завелось в ремонтной мастерской. Как и все «объекты», мастерская после работы закрывалась на глазах у деда Василия. Мастерскую запирали тогда только, когда он обойдет все закоулочки и скажет:

– Объект принимаю.

И хоть по-прежнему дед Василий к концу каждого дня говорил «объект принимаю», в мастерской творилось что-то неладное. Еще засветло там начиналось рычание. Дед шумнет – все стихает. Уйдет посмотреть склад или какой другой «объект», опять в мастерской кто-то появляется. На разные хитрости шел сторож, но узнать, кто же появляется по вечерам в ремонтной мастерской, не мог. Хорошо еще, что привидение на руку было чистым – все оставалось на месте.

Про свой секрет дед Василий никому не рассказывал – засмеют. Решил он сначала с глазу на глаз повстречаться с «привидением», а потом обнародовать тайну.

…Около часа сидел дед Василий в надежном укрытии. Затекли ноги, хотелось курить и, главное, поскорее выбраться на улицу, где сладко пахнет жасмином. Здесь же отдает старым железом, керосином и гарью…

В мастерской тишина. «Неужели мерещилось? – рассуждал сторож. – Может, от старости… Ну, какие могут быть привидения в совхозе?»

Дед Василий совсем собрался выйти из укрытия, да чутким своим ухом уловил шорох на чердаке. Старик замер, а потом осторожно взвел курки старенькой двустволки – все надежнее. Из чердачного лаза в потолке показалась пятка, за ней другая. Ноги! Маленькие! Они пошарили по стене, нашли уступ и подались вниз. В повисшем на руках мальчишке сторож узнал Ваньку, сына вдовы Настасьи Блиновой. У Настасьи ребят пятеро. Ванька – последний. «Эх! надеру же я тебе уши, шельмец», – предвкушал сторож, но решил посмотреть, что же будет делать Ванька. А босоногое привидение осмотрелось и, крадучись, подошло к трактору. Ванька забрался на сиденье, повозился с рычагами и вдруг затрещал, подражая тракторному мотору:

– Трр…тррр…трррр…

И из-за этого постреленка дед Василий сидел целый час как неживой на каких-то железках! Ну, нет!

От старости до детства – один шаг, может, поэтому Ванька был спасен: дед Василий вспомнил себя таким, как Ванька. И не что-нибудь там вспомнил старик, а именно пролетку в сарае управляющего. Она – черная, блестящая от лака, оглобли задраны вверх, сиденья мягкие… Вот бы прокатиться! Да знал Васятка – дорога плата. А потому забирался он на отцовскую телегу, размахивал прутом над головою и, как кучер управляющего, кричал:

– Эй вы, любезные!

И не видел мальчишка покосившегося двора, возле которого стояла телега. И телега становилась пролеткой, и несла ее тройка вороных по широкому тракту! А Васька все подгонял и подгонял:

– Эй вы, любезные!

Так он мчался до тех пор, пока не раздавался окрик мачехи:

– Опять, знать, спятил, окаянный!

И – прощай мечта!

…Привидение, между тем, рокотало. Ванькин трактор шел по огромному гону – Ваньке надо еще много гектаров вспахать рассыпчатой пахучей земли. Стало темнеть, а Ванька все пахал и пахал:

– Трррр… тррррр…

А деду Василию уже невтерпеж без дыма, ног теперь вроде и вовсе не было, но выйти из укрытия старик не мог: выйти – значит спугнуть мечту.

Наконец, спасительное с улицы:

– Вань, домой!

Не «глушит» Ванька мотора. И только когда с улицы в третий раз громко и не по-доброму прокричали: «Ванька-а-аааа! Домой!» Ванька затих, потом, крадучись действительно как привидение, неслышно подошел к стенке и стал карабкаться к потайному лазу.

«Заделать надо. Начальству сказать завтра», – вздохнул сторож и попытался встать на ноги.

…Дед Василий терпеливо ожидал в конторе заведующего мастерскими. На коленях старика лежали двустволка и шапка – сторож пришел прямо с дежурства.

– Иди поспи, Семеныч, не скоро он придет еще, – уговаривала уборщица.

– Нельзя – дело важное.

Заведующий пришел рано. Федотов – городской человек, обходительный. Он поздоровался с дедом за руку, назвал по имени и отчеству и пригласил в кабинет. Все это и нравилось старому сторожу, и не нравилось – с простым мужиком проще договориться, а Федотов – инженер.

«А может, оно и лучше. Образованные понятливее». – И решил без окольностей:

– Дмитрий Петрович, по важному делу к тебе.

– Слушаю вас. Да вы садитесь.

– Ничего, мы и постоим. Дмитрий Петрович, ты Ваньку – безотцовщину знаешь? Настасьи Блиновой сын. Младший.

– А! Вспомнил, вспомнил.

– Дмитрий Петрович, возьми его к себе в обучение: по технике мальчишка обмирает.

Кудряшкино солнце

Ее болезнь врачи называют непонятным словом. Для Аллы же это значит: нельзя бегать, ходить, нельзя рвать цветы, бывать в кино, нельзя учиться в школе. Нельзя, нельзя – все нельзя. Можно только спокойно лежать в кровати.

Лежать скучно. Все предметы в комнате давно изучены. Каждый гвоздик, каждая царапина на потолке и стенах до тошноты знакомы. Для веселья она мысленно, про себя, играет или придумывает сказки. Когда дома никого нет, Алла рассказывает их вслух. Об этом знает только Тришка – смешная и хитрая собачонка. Тришка прибегает послушать Аллу, усаживается на стул, наклоняет голову набок и делает вид, что сказки ему нравятся. Алла понимает Тришкину хитрость: ему бы только получить конфету. Иногда она нарочно придумывает длинные сказки. Глаза у Тришки грустные, он облизывается и тяжело вздыхает. Получив конфету, пес тем не менее делает вид, что она его вовсе не интересует. Алла отворачивается. Тришка хватает конфету и удирает в прихожую, на свое место.

Алла – бледная и худая девочка. Может, не только от болезни, а оттого, что живет в сумрачной квартире с окнами на север.

В конце года папе обещают дать квартиру в новом доме.

Но до конца года еще далеко – на дворе только май. Все говорят, что он в этом году необыкновенно теплый и яркий, но Алла этого не замечает…

Ребята, с которыми она училась раньше, скоро перейдут в шестой класс, а Алле придется еще ходить в пятый. «Ничего, догоню, – говорит себе девочка, – вылечусь, поднажму и шагну через класс». И товарищи говорят то же самое. Они заходят к Алле. Даже Кудряшка бывает у нее. Кудряшка – сосед Аллы: окна их домов смотрят друг на друга. Кудряшкины визиты коротки. Ему трудно сидеть около Аллы. Сидеть надо тихо, спокойно, надо быть вежливым. А все это для Тольки Кудрявцева в тягость: он ни на одном уроке-то не сидит спокойно – Кудряшка-атаман. Нет ни одного человека в классе, который не плакал бы от Тольки, и Алла плакала. Но все равно нравится он ей больше всех ребят в классе. И больше всех ждет она его теперь. А он придет, посидит, поерзает на стуле и заторопится:

– Ну ладно, надо драпать уроки учить…

Как-то днем Кудряшка забежал на минутку проведать соседку. Вместо обычного вопроса о школе, Алла вдруг спросила его:

– Толя, ты давно в театре был?

– Не люблю я его: больше в кино хожу.

– Я тоже больше кино люблю. А новый дом, около театра который строится, ты видел?

– Еще бы! Ты фельетон «Круговая оборона» читала? Нет? Ну там рассказывалось, как школьники на металлолом нужные детали потаскали, а сторож круговую оборону один занимал. Так я тоже там… железочки разные… Жаль, потом все отобрали; по школам обыски делали. А дом, про который в фельетоне, и есть около театра.

– А скоро его построят?

– Скоро. Вчера около него был. Уже рамы стеклят. Во домик выходит! – Кудряшка вытянул кулак с поднятым большим пальцем.

– А мы скоро переедем в тот дом жить.

– Да?

Алла кивнула головой.

– А зачем переезжаете? У вас же и так квартира большая, чем плохо?

– Это все из-за меня. Доктор говорил папе: «Куда не заглядывает солнце, туда часто заглядывает врач».

– А у вас разве не бывает солнышка?

– Нет. У нас же северная сторона. Я, знаешь, как по солнцу соскучилась! Если бы солнце, я давно бы выздоровела. Толь, а правда, что май в этом году необыкновенно яркий и теплый?

– Правда. Я уже с ребятами купался. Отец всыпал.

Когда Кудряшка уходил, Алла спросила его:

– Если переедем, будешь ко мне приходить в гости?

– Не знаю, – мрачно ответил Кудряшка и ушел.

…С самого утра у Аллы было плохое настроение. К ней давно никто не приходил. А тут еще сон из головы не выходил. Ей приснилось, что она гостила у дедушки в деревне. Играла в лапту, купалась, загорала, бегала босиком по траве и пыльной дороге, за околицей. А потом дед взял ее ловить рыбу с лодки. Так было хорошо во сне. Алла отвернулась к стенке и тихонько заплакала. Плакала, а перед глазами речная заводь с щучьей травкой и ласковым туманом.

– Алка, ты спишь?

– Нет, – Алла никак не могла понять, откуда слышится голос. Наконец, она взглянула на окошко и увидела в форточке Кудряшкины жуликоватые глаза и щербатую улыбку.

– Алка! Обожди, я тебе сейчас что-то покажу.

Девочка вдруг зажмурилась от яркого света. Она ничего не понимала и растерянно смотрела на солнечные лучи. Комнату трудно было узнать – она ожила и повеселела. Вбежал Кудряшка. У него был такой вид, словно солнце догоняло его.

– Кудряшка, как ты сделал это?

– А! Ерунда, – он зачем-то поддернул штаны и равнодушно посмотрел на потолок. – Солнцеуловитель из зеркал смастерил. Теперь у тебя каждый день солнце будет. Теперь поправишься.

– Спасибо.

Кудряшка буркнул:

– Ну ладно, пойду я.

И уже у самой двери обернулся и добавил:

– Зачем вам переезжать-то? Скажи отцу-то своему, что я и помощнее солнцеуловитель могу сделать.

Лешка

Лешку знает вся наша улица. Он гроза девчонок. Его боятся собаки; кошки и воробьи. Лешка дерется каждый день и всех побеждает. У него есть старенький велосипед, на котором он умудряется съезжать даже с лестницы. Получилось так. Колька с соседнего двора хвастал при всех, что может съехать с самой крутой горы. Лешка с презрением посмотрел на Кольку и сказал, что это ерунда, что каждый младенец может сделать то же самое. А вот он, Лешка, если захочет, то съедет даже с лестницы. «Враки», – заявил Колька. Лешка наградил Кольку презрительным взглядом, втащил велосипед на лестничную площадку и со страшным грохотом съехал по ступенькам. Колька убрался восвояси посрамленный. А Лешка дернул за косичку маленькую девчонку и объехал с равнодушным видом весь двор.

С Лешкой не было сладу. Он катался «зайцем» на троллейбусах и проникал без билета в кино. Все говорили, что Лешка «упущенный» и что мать с ним хватит горя. Осторожные родители запрещали своим детям «общаться» с Лешкой.

С ним теперь дружит одна Лена. Они познакомились совершенно случайно. Лешка мчался на велосипеде и вдруг заметил, как на Лену напали собаки. Вот-вот они должны были разорвать Ленкин подол. Собаки не сразу узнали Лешку. Когда они опомнились, было поздно: на их спины обрушились палочные удары. Лена сказала: «Спасибо!» А Лешка решил покатать Лену на велосипеде.

Но тут пришла ее мама и сказала, что у Лешки «плохая репутация». Лешка долго думал: обижаться ему или не обижаться. Решил, что не стоит. Лена и ее мама – новенькие на их улице.

Лешка стал ходить по двору в новой рубашке и по нескольку раз на день умывался. Он давал Лене покататься на своем стареньком велосипеде и иногда угощал ее яблоками из грачковского сада. В сад к Грачу не боялся забираться один Лешка. Грач был злым, и у него было ружье. Когда футбольный мяч перелетал через грачовский забор, ребята вешали носы. Лезть за мячом никто не отваживался. Выручал Лешка. Зря ребята перестали дружить с ним. У Грача теперь была делая коллекция футбольных мячей…

У Лешки начались неприятности. Лена часто приходила на их двор, и все ребята стали дразнить Лешку и Лену женихом и невестой. Лешке это не очень понравилось, и он трем разбил носы. Сбежались матери побитых, сильно кричали и обещали заявить в милицию.

Лешке временно пришлось скрываться в овраге, где его навещала Лена. Она очень боялась, что его заберут. Но милиция не приходила.

Были у Лешки неприятности и похуже. Его подкараулил в своем саду Грач. Лешка успел сорвать только два яблока. Грач стащил Лешку с дерева и повел к себе в дом. Лешка упирался и отбивался, но Грач был сильнее. Когда он привел Лешку в дом, то Лешка даже рот от удивления разинул: за столом сидела Лена, ее мама и Грачева жена. Лена, оказывается, была внучка Грача. Лена побледнела, увидев Лешку, а он сделал вид, что не знает ни Лены, ни ее мамы.

Лешку заперли в кабинете. Он загрустил: дома непременно станут ругать. Лучше бы выдрали, но Лешку никогда, даже маленьким, не били.

Когда дед Лены привел Лешкину мать, в кабинете никого не было. Грач сразу же догадался, кто освободил Лешку, и строго спросил:

– Зачем ты, Лена, это сделала?

– Я люблю его! – не задумываясь, ответила Лена.

Грач переглянулся с Лениной мамой и сказал, что любовь – вещь серьезная, но чужие яблоки таскать нельзя. Лена, чтобы спасти Лешкину репутацию, рассказала деду, как Лешка отбил ее от собак. Грач любил внучку, поэтому простил Лешкино прегрешение.

На этом Лешкины неприятности не кончились. Он не хотел терять Лену. Но мать запретила ему жениться на ней…

Лешку знает вся улица. Собаки, кошки и воробьи по-прежнему боятся его. И все-таки он сильно изменился: он не бьет девчонок и не трогает яблоки у Грача.

Одно теперь огорчает его: Лена завтра уезжает в свой Ростов. А Лешка собирался пригласить ее на день рождения: ведь через неделю Лешке будет семь лет.