Текст книги "До свидания, эрлюсы"

Автор книги: Владимир Кобликов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Последняя запись

«15 июня… Только что взошло солнце. Находимся недалеко от перекрестка двух дорог. Там есть столбик с цифрой 213. Андрей спит. Через час разбужу его. Он будет дежурить, а я посплю. Пока запишу, что произошло с нами вчера. Когда пошли на выстрел, то вышли на полянку. Никого на ней не было. Мы осмотрелись и увидели яму. Сверху она была замаскирована ветками. Подошли поближе и заглянули в яму, а в ней убитые лосиха и лосенок… Я догадался, что бедные звери попались в ловушку, где их и застрелили.

– Вы что тут делаете! – как крикнет кто-то сзади нас.

Мы с Андреем чуть не попадали со страху. Оглянулись, а сзади стоит коротышка. Глазки у него маленькие, злые. Ножки короткие, кривые, а руки, как у обезьяны, длинные и волосатые.

– Дяденька, помогите нам. Мы заблудились.

А Андрей такой молодец – даже заплакал по-настоящему: слезы текли крупные, и рот до ушей, как у ревушки-коровушки.

Коротышка порасспросил, кто мы, откуда, зачем сюда попали.

Потом коротышка свистнул, и из лесу вышли еще два браконьера. Громадные дядьки – здоровее Соломко.

– Вот две овечки к нам приблудились, – сказал им коротышка и недобро улыбнулся.

Один здоровый дядька тоже стал нас допрашивать, а его товарищ все посмеивался и говорил, что они теперь «подкалымят на мальчишках». Это значит, они, как раньше разбойники, выкуп за нас взять хотели. Федотыч, который нас после коротышки допрашивал, сказал тогда:

– А что с них, Федь, возьмешь, с путешественников? Сухарей да банку консервов?

А Федька опять засмеялся.

– Ничего, Федотыч, на бутылку сивухи дадут.

Они поверили, что мы заблудились, но все-таки стали хитрить с нами. Коротышка такой разговор завел:

– Кто же это лосей застрелил? Поймать бы подлецов надо. Вы, кореши, никого в лесу не встречали с ружьями?

Мы сказали, что никого не видели. А Андрей спросил, дурачком прикинувшись:

– Дяденьки, а разве лосей нельзя стрелять?

– Не сезон сейчас. Зимой отстреливают, – объяснил Федотыч.

Потом они решили освежевать туши, порубить мясо, сложить его в ящики и отвезти в милицию. Знаем мы, в какую милицию!

– Собирайте сушняк и костер разжигайте, – приказал коротышка.

Мы все сделали, как нам велели. После этого нас заставили помогать мясо в ящики складывать. Федька сходил в лес и принес мешок с солью. Солью мясо присыпали. Работали долго. Шкуру, головы и ноги лосиные браконьеры закопали.

– Чтобы гниль в лесу не разводилась, – так нам объяснил Федька…

Ночь наступила. Браконьеры заспорили. Федотыч предлагал трогаться (у них в лесу лошадь была привязана), а коротышка с Федькой до рассвета остаться желали. Остались. Браконьеры, а, как настоящие люди, голосование провели.

Опять Федьку послали в лес, теперь за лошадью. Он пригнал ее на поляну. Лошадь все фыркала и копытами била – кровь чувствовала. Ящики на телегу поставили. На землю брезент постелили. Достали водки четыре бутылки, огурцов и мяса жареного. Федька мясо «говядиной» называл и посмеивался:

– Поешьте, ребят, говядинки, – угостил и нас Федька.

– Плесни им водочки, – сказал Федотычу коротышка.

Мы сказали, что не умеем пить водку, потому что никогда не пробовали.

– А тут премудрости нету. Лей себе в глотку – она сама выпьется.

Коротышка выпил целый стакан и подобрел. А ел коротышка чудно! Куски в рот подпихивал, как в мясорубку. Чавкал и пальцы обсасывал. Наверно, так людоеды ели.

Я все думал, что браконьеры с нами сделают. А они так напились, что про нас и забыли.

– Дяденьки, можно нам спать лечь?

– Валите, ложитесь, – махнул нам рукой Федька.

Отошли мы с Андреем в сторонку и легли. Притворились спящими, а сами слушаем, что они говорят. Сначала все про какого-то Храмцова толковали. Он им в чем-то мешал.

– Отлетается соколик! – угрожал Федотыч. – Допросится!

– Осторожней с ним надо – засыпаться можно, – предупреждал коротышка.

Потом стали подсчитывать, сколько красненьких им даст какая-то «лесная рыбка».

Заговорили тише. Слышу – про нас.

– Заснули? – спросил Федотыч.

– Заснули, – ответил коротышка.

– Как быть с ними?

– Покажем завтра дорогу к Угре и пусть идут подобру-поздорову.

– Дурак ты, коротконогий! Продадут сопляки.

– А что же еще с ними делать? – Федька спрашивает. – Не убивать же?

Федотыч долго не отвечал. У меня даже душа похолодела.

– Убивать не убивать, а в лес подальше завести надо. Мы смоемся, пока они своего папеньку разыщут, а не разыщут – не наша печаль.

– Ух, и зол же ты, Федотыч! – сказал Федька.

– В нашем деле жалостливым быть нельзя: пожалел других – сам попался. Смекай, парень.

– Надо прилечь перед дорогой, – предложил коротышка.

– Не проспать бы.

– Не проспим, Федотыч. – Коротышка зевнул и стал укладываться на брезент. За ним легли Федька и Федотыч. Захрапели. От их храпа жутко стало. Слышно еще было, как лошадь вздыхала, а мне казалось, что это убитая лосиха вздыхает. Я приоткрыл глаза и стал присматриваться. Ничего не разглядел. Сердце билось быстро-быстро. Полежал еще немного. Браконьеры храпят… Осторожно приподнялся, отыскал Андрейкину голову, нагнулся к нему и прошептал:

– Давай убежим…

Потихоньку поползли в лес. Ползли, ползли, а после как: вскочили. И побежали.

– У меня под ложечкой сильно колет, – пожаловался Андрей.

У меня тоже кололо под ложечкой. Пошли шагом. Когда рассвело, попался столбик с цифрой 213.

Очень хочется спать. Пора будить Андрея. Ложиться», пожалуй, не стоит: надо идти на север, к реке…»

Запись обрывалась.

Юнги ждут своей участи

Тихон Устинович предложил дойти до лесничества.

– Хуторок недалеко отсюда, – рассуждал старик. – Время на ходьбу у нас много не уйдет. Узнаем, нет ли там мальцов, а тогда начнем искать их сызнова.

К лесничеству пришли с закатом солнца… В двух домиках уже зажгли огонь. Где-то громко говорил приемник. До нас долетел знакомый голос диктора. Этот голос казался необычным здесь, на затерявшемся в лесу хуторке. Ребятишки, босоногие, гонялись с метелками за жуками. Девушка набирала в колодце воду. Ребятишки-жуколовы, заметив нас, разбежались к своим домам…

Старик Устиныч постучал в калитку. На крыльцо вышел мужчина.

– Кто там?

– Игорь Иванович, это я – Силаев.

– Тихон Устинович! Вот не ожидал. Заходи.

– Некогда, Игорь Иванович. Узнать только хотели у тебя, не забегали ли к вам на хутор два мальчика.

– Объездчик Храмцов приводил двух. Может, этих ищите? Колей и Андреем ребятишек зовут.

– Эти самые.

– Уф! – Соломко, наверное, выдохнул весь воздух из легких.

– А где сейчас ребятишки? – голос капитана дрожал.

– Вероятно, пьют чай в своих палатках. Они ведь путешественники.

– Знаю. Я отец Андрея.

– Вот как? Очень приятно познакомиться. Лесничий Казанцев.

– Харитонов.

– Ребята ваши молодцы. Помогли нам поймать трех мерзавцев, отъявленных браконьеров.

– Кто ж такие?

– И Назар Семенович здесь? Здравствуйте. Кто такие, спрашиваете? Старые знакомые из Заречья.

– Значит, Устиныч, мальчик точно их описал.

– Я их сразу распознал по написанному, – ответил Силаев председателю сельсовета.

– Вы нашли Колин блокнот? – обрадовался Игорь Иванович. – Он все переживал, что потерял его. Стихи, что ли, в нем свои записывал.

– Как же поймали браконьеров? – спросил Филипп.

– Пять работников лесничества взяли их спящими. Все отнекивались, упрашивали отпустить их. Интересовались, куда мальчики делись. «Какие мальчики? – смеялся над ними Храмцов. – Никаких мальчиков тут не было. Это вам приснилось…»

Когда прощались, лесничий еще раз похвалил юнг:

– Настоящие герои. Обязательно пришлем им подарки и в школы напишем.

…На стоянку мы возвратились поздно ночью. Колька и Андрей уже спали. Они ждали своей участи.

«Бриги» снова поднимают паруса

На следующий день юнги долго отсыпались. Мы их не тревожили. Люся несколько раз приходила и спрашивала, не проснулись ли.

– Надо как-то отметить поступок ребят, – предложил Соломко за завтраком.

– Поркой хорошей, – отозвался Юрий Петрович.

Борода пропустил мимо ушей замечание капитана.

– Кольку и Андрея надо произвести в матросы.

В нашей флотилии уже были два матроса: я и Борис. Два года нам пришлось плавать по рекам, чтобы заслужить эта звание.

– Я – за! – Борис поднял обе руки.

– Чего тут долго рассуждать, – вставил я свое слово. – Храбрости у юнг любой капитан занять может. Мальчишкам по одиннадцати лет, а они уже понимают: с дрянью надо бороться.

И Филипп на нашей стороне был.

– Ты не вздумай ругать их, – предупредил он капитана. – Ругать надо тех, кто собирается жить тихо, мирно, грея животы на солнышке.

Из палатки вышли Колька и Андрей. Лица у них были заспанные и исцарапанные, руки и ноги в синяках и ссадинах. Братья сходили к реке, умылись и подошли к нам – робкие, виноватые. Пришла Люся.

– Наконец-то проснулись, сони! – девочка засмеялась.

Андрей укоризненно посмотрел на Люсю – без тебя, мол, тошно.

– А где же Эрик? – поинтересовался Борода.

– Солнечные ванны принимает.

– Живот на солнышке греет, – уточнил Филипп.

Соломко встал и попросил разрешения у капитана построить весь «личный состав».

– Пожалуйста, – согласился Харитонов.

Люся с интересом наблюдала за нами… Мы построились.

– Юнги, два шага вперед. – Колька и Андрей вышли из строя. – Кругом!.. Рискуя жизнью, юнги Соболев и Харитонов выследили и помогли поймать трех браконьеров. Бандиты собирались убить лесного сторожа, который мешал им заниматься преступлениями. За проявленное мужество и находчивость юнги производятся в матросы и награждаются часами с надписью «За храбрость». Часы будут вручены в городе, – закончил свою торжественную речь Соломко.

О часах никто из нас до этого не слышал, но мы не удивлялись: как известно, идеи у Бороды рождались мгновенно. Поздравили ребят, пожали им по-товарищески руки.

– Поздравляю, герои, – Люся протянула руку сначала Андрею, потом Кольке. – Приходите к нам после завтрака.

Эрик, когда пропали юнги, казалось, забыл о вражде, возникшей между ним и братьями. Несчастье иногда объединяет даже врагов. Так же и с Эриком случилось. Он не любил Кольку и Андрея, готов был причинить им любую неприятность, рад был всячески унизить братьев. Но во время поисков юнг у Эрика проснулись его хорошие качества. Он искренне хотел помочь нам, старался быть полезным, участливо расспрашивал о результатах розысков. И нам даже стало казаться, что мы ошибались, считая Эрика плохим товарищем.

Но вот юнги отыскались, возвратились героями, которым Соломко обещал подарить часы с надписью «За храбрость» – и Эрик снова стал прежним Эриком, которого так и хотелось назвать жирным Эрлюсом или Опарышем, как метко его окрестил Колька. Сын профессора снова стал высокомерным, заносчивым, хотел всего себе и ничего другим. А с такими качествами человек никогда не станет верным другом и себе не найдет добрых товарищей, даже если этот человек перечитает все умные книги и сам будет неглупым. А ведь сынок профессора – мальчишка умный. Он отлично учился, любил книги, увлекался историей. Однако, все время вращаясь среди взрослых, он привык к постоянному вниманию, ко всеобщему обожанию и восторгам по поводу его способностей. Это делало его эгоистичным, заносчивым, капризным…

После завтрака Колька и Андрей пошли к Люсе. Эрик пришел к ней раньше. Он объяснял девочке устройство английской безынерционной спиннинговой катушки и звал учиться «бросать блесну».

– Сейчас я не могу – ко мне придут гости, – отказалась Люся.

Эрик обиделся, но не ушел. Он уселся на камень и стал насвистывать модную песенку. Завидев ребят, Эрик принял еще более небрежную позу и поздоровался снисходительно:

– Привет героям.

Колька скромно ответил:

– Какие мы герои.

– Такие же, как и матросы, – усмехнулся Эрик.

– Ну и пусть, – разозлился Андрей, – а тебе-то какое дело?

– Это он от зависти, потому что его никто героем не называл, – вмешалась в разговор Люся.

Эрик вспылил:

– И вовсе не от зависти. А, просто надо осторожнее бросаться такими определениями. Герои! Герои! А героем можно назвать только того, кто ничего не боится. А вы, может быть, скажете, что не тряслись, когда попались в лапы браконьерам?

– Страшно было, – так же, как и Люся на «необитаемом» острове, сознался Колька.

– Ну что? – со злорадством обратился Эрик к Люсе.

– Что что?

– Какие же они герои, если им было страшно!

– А мне папа говорил, что на войне, например, всем было страшно, а сколько на войне было героев! Храбрые люди – это те, кто умеют победить самый страшный страх.

– Не знаю, – пожал плечами Эрик. – Бесстрашные люди и называются так, потому что они люди без страха.

В разгар спора о храбрости мы позвали Кольку и Андрея. Эрик обрадовался, но напрасно.

– Можно я пойду с вами? – спросила Люся.

– Пойдем, – позвал Колька.

Эрик кинул презрительный взгляд на ребят и зашагал к своей палатке, сбивая спиннингом цветочные головки.

…Пора было трогаться в путь. Мы здорово задержались на одном месте. Капитан приказал спешно грузиться, чтобы после обеда сняться с якорей. В разгар погрузки к нам подошел инженер.

– Товарищи, вы не против, если наш «корабль» присоединится к вашей «флотилии»?

Собрали экстренный совет, на котором все с большой радостью приняли предложение Ильи Сергеевича.

– А профессорский экипаж как же? – полюбопытствовал Соломко.

– Наше общество их не устраивает. Мария Федоровна вдруг заявила, что Люся оказывает дурное влияние на Эрика.

– Люся? – у Кольки даже уши оттопырились от удивления.

– Это все ерунда, но мне искренне жаль профессора. Мы познакомились с ним на Угре во Всходах. Он симпатичный и очень умный человек, да…

– Сам виноват, – возразил Соломко. – Надо, в конце концов, быть мужчиной, а не тряпкой.

– Это верно… Меня вот еще какой вопрос волнует: как мы угонимся за вами? Вы ведь пойдете под парусами?

– Под парусом наша «Стремительная» свободно две такие лодки, как ваша, на буксире потащит, – успокоил Филипп Илью Сергеевича. Сейчас сами убедитесь.

Мы вывели лодки на середину реки. На берегу осталась сиротливо стоять палатка трех эрлюсов. Они не вышли провожать нас. Только боксер выскочил погавкать на тигрособаку, но ему приказали вернуться…

Дул попутный ветер… Наши «бриги» снова подняли паруса.

Увольнение на берег

Это село запомнилось потому, что было единственным в верховьях Угры, где мы увидели церковь. Старая, полуразвалившаяся церквушка, случайно пережившая свой век, стояла на отшибе от деревни, на ярко-зеленом лугу. На лугу паслись белые гусиные семьи и несколько привязанных к кольям телят. На карте село не было обозначено, а спросить, как называется оно, не у кого.

Километрах в двух от села заметили маленькую лодочку. В ней рыбак с удочкой и лохматая собачонка. Мужчина сидел неестественно спокойно. Впечатление было такое, что он заснул с удочкой. Стали наблюдать за ловлей.

Рыбаку лет шестьдесят пять или немногим больше. Скорее всего когда-то он был сельским учителем… Ни старик, ни его собачонка не обращали на нас внимания.

Поплавок заиграл на воде и медленно заходил из стороны в сторону. Заметив поклевку, собачонка встрепенулась, а потом притаилась точно перед прыжком, и только нос ее повторял движения поплавка… Поплавок резко поволокло в сторону, а потом – под воду. И тут же раздался серебристый лай собачонки. Старик подсек и вытащил из воды рыбу. Собака осторожно поймала рыбу зубами, положила ее в беспомощно протянутую руку хозяина. Старик был слеп!

– Здравствуйте, – тихо поздоровался Соломко.

Рыбак повернул в нашу сторону голову и удивленно ответил:

– Здравствуйте.

– Простите, что помешали вам, но мы хотели узнать, как называется село с церквушкой.

– Воскресенское.

– А до Знаменки далеко?

– Не очень.

– И еще один вопрос. Я знаю, что его задавать не следовало бы. Каким образом вы ориентируетесь на реке?

– Давно подплыли ко мне?

– Мы видели, как вы поймали рыбу.

– Видели?

– Да.

Рыбак достал карманные часы, пощупал пальцами время.

– Мне уже пора возвращаться.

Старик смотал удочку, вытащил из воды кукан с рыбой и сказал собаке:

– Тобик, поплыли домой.

Тобик моментально перебрался на заднюю скамейку, рыбак сел на весла и стал грести вниз по течению. Тобик залился лаем. И не замолкал до тех пор, пока хозяин не развернул лодку и не взял правильный курс на деревню. Если лодка поворачивала к берегу, собака тут же несколько раз тявкала – подавала команду.

– Вот здорово! – восторгался Колька. – Собака и рыболов, и рулевой.

А мы с Соломко жалели, что не разговорились со стариком.

В Знаменку приплыли перед вечером. Улицы районного центра начинались в километре от реки.

Увольнительную на берег получил Соломко, инженер, Люся, Колька с Андреем и я. Булька, Борис, капитан и Филипп остались в «Знаменском порту»…

В центре Знаменки было много спокойно гуляющих, по-праздничному одетых людей: был воскресный день. За время путешествия мы отвыкли от мощеных улиц, от больших зданий, от многолюдья. И чувствовали себя на улицах Знаменки чужеземцами. На нас все оборачивались и с любопытством разглядывали нашу странную форму и Соломкину бороду. Люся, Колька и Андрей шли впереди нас, важные и серьезные. Опустили письма. Пообедали в столовой. За обедом смеялись. Все считали, что на земле есть гораздо удобнее, чем за столом. После обеда пошли в магазин покупать подарок Борису – завтра у него день рождения. Купили большую надувную лягушку. Соломко сказал, что Борис очень обрадуется такому подарку, потому что плавать он не умеет, а с лягушкой научится.

Из магазина инженер позвал нас на телеграф.

– Может, удастся до Москвы дозвониться.

– Вряд ли, – усомнился Соломко, – а впрочем, пошли попытаемся.

К нашему удивлению, заказ был принят, и минут через пятнадцать телефонистка сказала из окошечка:

– Соединяю вас с Москвою. Зайдите в кабину…

– Скажите, пожалуйста! – нарочно удивился Соломко. – Из Знаменки и можно позвонить в Москву.

Телефонистка обиделась:

– Из Знаменки, дедушка, и во Владивосток позвонить можно!

…Мы задержались на берегу, поэтому торопились в «порт» на свои «корабли».

– Будет нам теперь от капитана, – пугал всех Соломко. – Хорошо, что «беломора» ему накупили…

Кончились последние домики. Вот и мачты «Дерзкой» и «Стремительной» видны… Люся, Колька и Андрейка срываются с места и бегут к берегу. Неожиданно они останавливаются и ждут нас.

– Чего остановились? – спрашивает инженер.

– Посмотрите, кто там, – отвечает Люся.

Смотрим и видим, что у маленького костра вместе с капитаном, Филиппом и Борисом сидят эрлюсы.

– Вот те на! – удивленно произносит Борода и смотрит на помрачневших ребят.

Перемирие. «Дерзкой» командует Колька

Не знаю, о чем разговаривали до нашего прихода эрлюсы и команда «Стремительной», но только встретили нас приветливо и те и другие. Профессор был немного смущен, скромно и искренне улыбался нам. Мария Федоровна была необыкновенно оживлена и снисходительно добра ко всем. А Эрик подошел к ребятам и, глядя в землю, выдавил из себя:

– Давайте мириться.

Первым руку протянул Эрику Колька.

– А задаваться не будешь? – спросил он.

– Нет.

– Ну, тогда – мир!

– Мир? – сказал и Андрей.

В Люсе же заговорила женская гордость. Она спрятала руку за спину и предупредила Эрика:

– Я помирюсь с тобой, если ты попросишь извинения за то, что наговорил на меня своим родителям всяких глупостей.

У костра стало тихо-тихо. Эрик долго стоял, нервно потирая руки, потом еле слышно произнес:

– Извини, пожалуйста.

Люся кивнула своею рыжей головою.

– Теперь я согласна мириться.

…Переночевали мы недалеко от Знаменки… А утром в нашем флоте произошли большие изменения. Наш капитан был назначен главнокомандующим всем флотом, Соломко – его первым заместителем. Борода перебрался в экипаж флагманского «корабля». Меня отправили под начало Ильи Сергеевича. В экипаж «Дерзкой» зачислены Колька, Андрей, Люся, Булька и Эрик. Командует «Дерзкой» Колька. Ребята счастливы. Даже Эрик вполне доволен своим положением юнги. Он теперь не смеется над «игрой в матросы». Он наконец-то понял, что это никакая не игра, а настоящее путешествие, где должна быть морская дисциплина. Место Эрика во время плавания – на носу «Дерзкой». Он не выпускает из рук бинокля, и часто слышен на реке голос бывшего Опарыша: «Прямо по курсу – мель!», «На горизонте показался неизвестный порт (так теперь и Эрик называет деревни)», «Рифы!»

Колька-капитан, получив донесение, быстро принимает решение и отдает короткие команды Андрейке и Люсе, которые управляют парусом.

Жизнь наша стада интересней и разнообразней. Во всем ощущалось преимущество большого дружного коллектива. Реже приходилось и дежурить на кухне. Меню стало разнообразнее, потому что каждый старался удивить товарищей необыкновенным блюдом. Один Соломко по-прежнему кормил нас во время своих дежурств безвкусным кондером.

Дни перестали быть близнецами.