Текст книги "Петр Смородин"
Автор книги: Владимир Архангельский
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)
В РОДНЫХ МЕСТАХ
С Петроградской стороны, как и из других районов, уезжала в глубинные губернии России большая группа агитаторов. Недавно созданные землячества направляли рабочих и солдат с наказом Военной организации ПК большевиков.
Скороходов подметил, какими жадными глазами провожал их молодежный председатель, и прикинул: а почему бы не послать Петра хоть на неделю? Большевик он стойкий, агитатор отличный. Да и замотался он за годы ученичества на фабрике Шаплыгина и сейчас, в несусветной сутолоке будней, потерял счет и дням и ночам. Заметно осунулся, резче стала складка между бровей. Пусть вырвется из привычной обстановки, потом с новыми силами развернется в столице.
Так Петр оказался в Боринском.
Был ласковый сентябрь на его родине: по утрам слегка прихватывало, а днем солнце не знало удержу. Мир детских воспоминаний развернулся перед ним, как волшебный свиток.
Но обезлюдело большое село в этот первый его приезд. Фронтовики еще сидели в окопах, а в солдатских шинелях бродили по улицам жестоко отмеченные немцами инвалиды: кто без руки, кто без ноги. Часть сверстников подалась на промысел в города. Были в наличии старики, старухи, вдовы, солдатки, невесты едва ли не в каждом доме. Да шумная ватага ребятишек. Эти-то и разнесли слух с быстротой молнии: приехал из Питера Петека к Лебедевым, сидит с дедом Петром за колченогим столом, запивает картошку квасом и так навалился на хлеб, словно не ел его отродясь!
Петр сразу догадался: жили в селе слухами, и один был нелепей другого. О «Правде» слышали краем уха. Видели газеты кадетские, меньшевистские, эсеровские.
Старики тяготели к местному «клубу»: собирались по вечерам возле чьей-либо хаты, пытались хоть чуток разобраться в политике. Но концы не сводились с концами: по слухам, виной всему какие-то большевики.
Петр думал отдохнуть хоть денек, но такая несусветная чушь про Ленина довела его до бешенства в первый же вечер, когда послушать Петеку стянулась в большую хату деда Симеона разношерстная родня: и близкие, кровные, и седьмая вода на киселе, потому что Смородиных и Лебедевых половина села.
Балагур дядя Михаил хлопотал о застолье. Петр сидел на печи с мальчишкой Федькой Лебедевым, когда Дядя Михаил ляпнул по глупости:
– А скажи-ка, Петека: правда, что ваш Ленин прикатил от германцев в запломбированном вагоне?
Петр слетел с печки, схватился за кобуру, где лежал наган. Хотел крикнуть: «Повтори еще раз, застрелю, кура!», но вовремя спохватился.
Возле двери одернул гимнастерку, сказал с горечью:
– Пень ты, дядя Михаил! Дубовый, замшелый, ей-богу! Не хочу и говорить с тобой. Приходи ужо, где сотрутся люди, я и на твой вопрос дам ответ.
Он ушел домой, разослал ребятишек звать людей на митинг перед хатой деда Петра Лебедева, где было удобно говорить с бугра без всякой трибуны. Через час их набралось как в церкви в престольный праздник.
– Я к вам с приветом от рабочих красного Питера, дорогие земляки, и говорить буду по-рабочему: от чистого сердца и сплеча! – начал Петр. – Не взыщите, но у вас все так же темно, как в погребе. Да и не дождаться вам светлого дня при господине Керенском. Но вас я не виню: помещикам и капиталистам сподручнее орудовать в глухомани, в потемках. Вот они и пустили поганый слух про Ленина и про его партию. Только этого я не потерплю: сам я большевик, горжусь этим и партию в обиду не дам. Все мы, такие, как я, у Ленина в помощниках. И попробуй кто сказать, что ленинец Петька Смородин – германский шпион!..
Пойдем по порядку. Кто скинул царя? Мы, питерские рабочие и революционные солдаты. А ведь к этому звал нас Ленин! Кто дрался с Керенским в июне, когда он начал наступление в угоду английским и французским буржуям, а шестьдесят тысяч русских солдат сложили головы за барыши капиталистов? Мы – ленинцы! Кого расстрелял Керенский четвертого июля? Нас, товарищи, нас! Кто сломал хребет генералу Корнилову, который хотел потопить в крови рабочих и крестьян русскую революцию? Мы, вот такие, как я! Кто создал Советы рабочих и солдатских депутатов, которые требуют мира? Мы! А все потому, что империалистическая война осточертела народу и он не желает, чтоб миллионы солдаток и вдов по ночам лили слезы в подушку. А что такое Советы? Власть народа – рабочих, солдат, крестьян. И только такая власть навсегда сбросит помещиков и других кровососов, отдаст землю крестьянам, заводы – рабочим, все богатство страны – трудящимся. К этому и ведет нас Ленин – учитель и вождь!..
За ночь сделал Петр два красных флага. И на другой день все село вышло на демонстрацию. Избрали троих в Совет крестьянских депутатов, не мешкая отправились делить господскую землю. Люди и плакали от радости, и плясали, и пели песни.
Прошло всего три дня, но словно бы распахнулось окно перед сельчанами в новый мир по-весеннему…
В БОЯХ ЗА ВЕЛИКУЮ ПРОЛЕТАРСКУЮ РЕВОЛЮЦИЮ
ДА ЗДРАВСТВУЕТ СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ!
Осталось в памяти друзей Петра Смородина заседание Петроградского комитета от 19 октября 1917 года, почти в канун штурма старого мира.
Собрались по очередному поводу: обсудить работу школ грамоты, недавно созданных союзом в районах. И Эдуард Леске объявил повестку дня.
Вася Алексеев посовещался с Петром и попросил слова вне очереди.
– Сегодня опубликована в газете «Рабочий путь» очень важная статья Владимира Ильича Ленина «Письмо к товарищам» – против неуместной болтовни капитулянтов Каменева и Зиновьева о вооруженном восстании. Речь идет о судьбе российского пролетариата, оставаться ли ему еще долгие годы под ярмом капитала, отдать на разгром Корниловым свою партию, послать на виселицу своих лучших сынов или, сомкнувшись в железные ряды, вооруженной силой вырвать власть у буржуазии и, установив власть Советов, открыть измученным трудящимся массам путь в новый, свободный, радостный мир социализма. Предлагаю изменить повестку собрания и начать с обсуждения статьи товарища Ленина!
Евгения Герр так описывает эту сцену: «Задвигались скамьи, стулья, народ устремился ближе к столу президиума. Леске чуть замешкался, поставил вопрос на голосование. Иван Скоринко не выдержал: «Отправить председателя в английский парламент!» Бурмистров поправил: «Далеко! Дать ему здесь по сопатке!» Алексеев хохотал от души вместе с ребятами. Председательствовать стал Смородин. Зычно, басом призвал к порядку, водворил тишину, дал слово Алексееву. Тот точно, понятно изложил ленинские выводы о необходимости восстания, развил мысль Ильича, подкрепил речь примерами…»
Прений, собственно, не было: никто и не думал спорить, напротив, все рапортовали о готовности идти в бой. Речь шла о том, сколько членов союза входят на заводах в Красную гвардию и как успешно ведется военное обучение.
– Товарищ Алексеев, заключи наш разговор. Мнение у всех единое, – сказал Смородин.
Это была очень краткая, но пламенная речь Алексеева, хотя от волнения он и заикался больше обычного:
– Пролетариату России предоставляется благородная возможность первому открыть дорогу в светлый мир социализма. И он не остановится перед неизбежными жертвами, до конца выполнит свой долг. Мы, юные пролетарии – гордость своего класса, его надежда, – понесем на алтарь борьбы весь наш революционный энтузиазм, смелость, героизм и несокрушимую волю к победе. Готовьтесь, товарищи, еще энергичнее к грядущей битве!..
Затем обсудили вопрос и о школах грамоты, больше по настоянию Леске: все, конечно, мыслью были в своих районах, где ковалась революционная победа.
24 октября было последнее заседание ПК ССРМ при «временных». Ни Алексеев, ни Смородин, ни Пылаева на нем не присутствовали. Лиза дежурила в Смольном, Василий и Петр находились на казарменном положении в районных штабах Красной гвардии.
Последние дни мчались не по законам обычного времени: очень уж быстро отсчитывались дни и ночи, ожидание достигло немыслимого накала.
22 октября «Рабочая газета» вышла с заголовком на всю первую полосу: «Сегодня «День Петроградского Совета». Товарищи рабочие и солдаты! Устраивайте сборы и отчисления. Зовите массы под знамя Петроградского Совета! Все на митинги!» Кроме того, были даны призывы: начать массовый бойкот черной и желтой прессы. И воздержаться от всяких массовых демонстраций на улицах: правительство решило вывести казаков на крестный ход, возможны провокации.
Утро прошло спокойно. Военно-революционный комитет заменил старую охрану Смольного новой. Теперь штаб восстания охраняли надежная команда пулеметчиков и стойкий отряд латышских стрелков. Из Петропавловской крепости ВРК не позволил вывезти десять тысяч винтовок. Команда крейсера «Аврора» решила выполнять только приказы ВРК. В Петропавловку назначили комиссаром большевика Благонравова, на «Аврору» – председателя судкома крейсера большевика Белышева.
Запылали кострами черносотенные и соглашательские газеты – это старалась молодежь из союза. Самый большой костер смородинские ребята раздули на Архиерейской площади. Развеселило сообщение из Лесного, с Выборгской стороны: студенты Политехнического института дали меньшевистскому патриарху Мартову сказать на митинге только одно слово: «Товарищи!» Началась невиданная досель в этих стенах обструкция:
– Долой! Довольно! Отчаливай, корниловец!
Петр узнал об этом на городской конференции Красной гвардии, где он был со Скороходовым и Крамером.
Она закончилась быстро, так как после кратких рапортов с мест стало ясно, что Красная гвардия Питера полна решимости и энтузиазма. Смрродин уложился в полторы минуты, сделав сообщение о создании молодежью отряда санитарок.
Скороходов с товарищами спешно отправился в свой район: Петроградской стороне отводилось центральное место для проведения «Дня Петросовета».
Александр Касторович был неутомим и вездесущ. Благодаря ему в два часа дня начались три грандиозных митинга: в цирке «Модерн» и в двух зданиях Народного дома – в Оперном театре и в Железном зале.
Давненько не было такой уймы народищу на Петроградской стороне! И людское море – тридцать тысяч – бушевало на митингах ровно двенадцать часов! Ораторы один лучше другого сменялись на трибунах: Яков Свердлов, Михаил Калинин, Анатолий Луначарский, Владимир Невский, Александра Коллонтай, Николай Крыленко, Станислав Косиор, Конкордия Самойлова. Наконец, гость – от пролетариев Соединенных Штатов Америки – Альберт Рис Вильяме.
Случились и накладки: сначала не хватило билетов. Решили делить их на две части, затем стали продавать и корешки. Но тысячи две гостей оставались на улице, безуспешно штурмуя залы.
Александр Касторович пошел на крайний шаг: он решил провести митинг и в Драматическом театре, где шел спектакль при участии Марии Федоровны Андреевой. Мария Федоровна согласилась прервать спектакль и попросила актеров провести вместо него митинг-концерт. И уж так вышло, что актеры выступали вместе с партийными ораторами.
День был незабываемый! Недаром в буржуазных газетах появились сообщения, что «большевики репетировали взятие власти».
Так оно и было. Рабочие и солдаты, неумело говоря перед растревоженной массой, давали клятву: выступить за власть Советов по первому зову Петросовета!
Да и по всему городу прошли такие митинги и собрания, и они показали полную готовность рабочих и солдат к выступлению…
Петр приучил себя начинать ранний день с газеты. Не все успевал прочесть, но ухватывал главное, что помогало ему видеть дела не только в своем районе. И, как он говаривал, «яснее ощущать направление главного удара».
24 октября «Рабочий путь» появился только к полудню. Это был след грязной работы Керенского: он спешно перешел в наступление, юнкера закрыли газету, опечатали типографию. И первое открытое вооруженное выступление против официальной власти началось у дверей опечатанной типографии «Рабочего пути». Солдаты Литовского полка обратили в бегство наряд городской милиции и сорвали пломбы.
Вслед за выходом газеты пришла тревожная весть о разгроме Калужского губернского Совета: Керенский разворачивал решительный поход против народной власти. Но этот шаг лишь ускорил его крушение: вооруженные питерские рабочие рвались в бой.
На Петроградской стороне под ружьем находилось более трех тысяч красногвардейцев. И они, как на праздник, вышли по приказу ВРК занимать мосты через Неву. Овладели ими после полудня. Затем блокировали военные училища и постепенно заняли все почтовые отделения, телеграфы и телефонные станции.
На случай разгрома Смольного решено было создать резервный штаб в Петропавловской крепости. Его ядро – революционная тройка Петроградской стороны – Александр Скороходов, Константин Еремеев и Яков Крамер. Кроме того, действовал и еще один резервный штаб – на Выборгской стороне, созданный несколько дней назад.
К вечеру докатились до Петроградской стороны ободряющие новости: революционные моряки Кронштадта отправили в столицу сводный отряд и линейный корабль «Заря свободы» с большим боевым заслоном из других судов. Ночью крейсер «Аврора» подошел к Николаевскому мосту, занятому юнкерами. На берег высадился десант моряков. Юнкера разбежались. Корабельные мастера к рассвету свели пролеты, красногвардейцам Васильевского острова дорога к центру была открыта.
Наконец, была получена телефонограмма из ПК большевиков: «Петербургский комитет считает необходимой задачей всех сил революции – немедленное свержение правительства и передачу власти Советам рабочих и солдатских депутатов как в центре, так и на местах. Для выполнения этой задачи Петербургский комитет считает необходимым перейти в наступление всей организованной силой революции, без малейшего промедления, не дожидаясь, пока активность контрреволюции уменьшит шансы нашей победы».
Утро 25 октября, да и весь день были обычными для столичных жителей и даже для многих ремесленников и служащих: ни скопления революционных войск на улицах, ни демонстраций, ни стрельбы.
Кое-где передвигались юнкерские патрули в центральных кварталах города, на окраинах обычные патрули Красной гвардии.
А выступление уже шло. На почтамте, центральном телеграфе, на телефонной станции, на вокзалах, в крупных типографиях и в государственном банке появились немногословные комиссары ВРК с небольшими отрядами солдат и Красной гвардии. Они бесшумно заменили старых начальников комиссарами, оставив в их распоряжении вооруженные группы и связных.
Так было в городских районах столицы. А рабочие окраины уже жили восстанием. И оттуда группа за группой, колонна за колонной стягивались отряды красногвардейцев ближе к центру. И располагались у площадей, перекрестков или в солдатских казармах.
В полдень все пришло в движение и на Петроградской стороне. Скороходов получил приказ: срочно выделить сводный отряд Красной гвардии в тысячу человек. Александр Касторович разделил его на две части: триста красногвардейцев – в Смольный, семьсот – в Павловские казармы на Марсовом поле. В этом подразделении оказался и молодежный отряд Смородина. Но повел его Орест Петропавловский: Петр должен был прибыть туда позднее.
Скороходов скуп был на слова при проводах первой тысячи. Он обошел ряды. И сказал всего три фразы:
– Речей не надо, товарищи, их время прошло! Одно могу сказать: Ильич в Смольном, в его руках все нити восстания! Оно уже завершается победой!
До сумерек Петр находился то в штабе оставшегося отряда Красной гвардии, то проверял работу патрулей и допрашивал задержанных по подозрению.
Старая драповая куртка его отсырела – улицы были затянуты влажной питерской мглой. Но о погоде не думалось. Думал он о Васе Вьюркове, которого вчера отправил на вечернее заседание ПК союза, но тот еще не вернулся.
– Ну, Петр! – окликнул его Скороходов. – Давай перекусим, а то с утра и росинки во рту не было. И двигай на Марсово поле, там тебя заждались.
В штабе стоял у стены большой стол, на нем – караваи хлеба, жестяные кружки, чайник с кипятком и миска со сливочным маслом.
Только приступили к скромной еде, подоспел Вьюрков. Заседание 24-го фактически не состоялось. Иван Скоринко закрыл его, но успел огласить обращение «Ко всем членам Социалистического союза рабочей молодежи». Члены ССРМ призывались встать в ряды борцов за новый мир, сражаться бесстрашно и храбро. Заканчивалось обращение лозунгами: «Да здравствует Советская власть!», «Да здравствует Ленин!»
В ПК остались только дежурные. Вася Вьюрков подался с группой ребят в Смольный.
Утром 25-го он прибежал в ПК союза, раскрыл свежий номер газеты «Рабочий и солдат». А там напечатано крупно «К гражданам России». И чуть ниже: «Временное правительство низложено».
– Только к дому собрался – хлоп! – распоряжение ВРК: отобрать из молодежи двадцать связных для Смольного. Я-то рослый, а подобралась мелкота, повел ее к Смольному как цыплят и по дороге делал наставление: связной – это второе лицо после вождя! Одна нога тут, другая – там, чтоб главнокомандующий был в курсе дела и чтоб его приказы доходили до каждого! Усвоили отлично и сейчас носятся по Питеру…
Чаепитие закончилось. Смородин взял взвод молодых красногвардейцев, поставил Васю Вьюркова за командира и быстрым шагом двинулся с товарищами к Троицкому мосту, но по пути решил проверить пулеметчиков на куполе Оперного театра в Народном доме. Две четверки у двух пулеметов расположились отлично. Как на ладони лежал за Невой Зимний дворец с погашенными окнами; слева – громада Петропавловской крепости, словно без шпиля: он тонул в пелене мглы, низко опустившейся на город. Чуть правее крепости – широкая лента Троицкого моста. От Марсова поля и от памятника Суворову далеко разносились по реке людской гомон и голоса команды. Почти с тыла – широкая Введенская улица, откуда можно было ждать налетов юнкеров, и большая дуга Кронверкского проспекта.
На Марсовом поле, возле казарм Павловского полка, Петр нашел Петропавловского. Орест сообщил: молодежный отряд Петроградской стороны на позиции вместе со взрослыми. Держит линию: Мошков переулок, через Мойку по Конюшенной улице до Невского. При штурме приказано двигаться левым флангом в обхват главного штаба, правым – в обхват дворца. Ребята к бою готовы: настроение приподнятое, почти у всех винтовки либо гранаты и пистолеты. Связные, правда, без оружия. И Таня Граф – со своими медичками. Она открыла санитарный пункт во дворе певческой капеллы.
Из беглого разговора с Орестом стали яснее какие-то подробности. Броневики ВРК заняли все проходы к Дворцовой площади. Артиллеристы Михайловского училища только что снялись с позиций у Зимнего и ушли, увезя с собой орудия. Юнкера, что остались, укрепили баррикаду из дров возле ограды Зимнего, затем схоронились кто в главном штабе, кто во дворце. Площадь сейчас опустела. Все жадно ждали боя. И он начался, как только ударили из пушки с Петропавловской крепости, а затем грохнули на всю столицу с крейсера «Аврора»…
Страшно хотелось узнать, что же делается в этот миг в Смольном, что скажет Ленин. И Петр Смородин с Васей Вьюрковым, словно не помня себя, домчались по набережной до Литейного моста, завернули на Шпалерную – и мимо Таврического дворца. И хорошо, что Вьюрков был связным ВРК: не проникнуть бы им ни в коридоры Смольного, ни в Белоколонный зал.
Там шло как при братании: солдаты, рабочие, матросы, крестьяне тискали друг друга в объятиях, беспрерывно кричали «ура!». Бросали под люстру шапки, папахи, бескозырки.
От фракции большевиков вышел к трибуне Анатолий Васильевич Луначарский и огласил ленинское воззвание «Рабочим, солдатам и крестьянам!». Врезались в память слова: «Опираясь на волю громадного большинства рабочих, солдат и крестьян, опираясь на совершившееся в Петрограде победоносное восстание рабочих и гарнизона, съезд берет власть в свои руки». [4]4
В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 35, стр. 11.
[Закрыть]
ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА С ВАСЕЙ АЛЕКСЕЕВЫМ
Был ли наивен Петр, как и некоторые его товарищи по союзу, которые искренне верили, что с крушением власти буржуазии ниспадет на них манна небесная и вот-вот наступит тот день, когда воцарится на земле «мир и в человецех благоволение»?
А ведь для надежд и иллюзий почва была благодатная. Рабочая и крестьянская молодежь получила все политические права, как и требовала. Рабочий день стал восьмичасовым, для подростков – шестичасовым. Больше того, запрещалось назначать подростков на ночные работы и применять труд малолетних. Наконец, в самый краткий срок намечалось ввести всеобщее, обязательное и бесплатное обучение, чтобы вчерашняя лапотная Россия стала страной поголовной грамотности.
Все шло отлично. Только для наивных иллюзий о манне небесной места не оставалось: старая власть в лице сбежавшего на фронт Керенского фактически начала гражданскую войну против правительства, созданного пролетарской революцией.
Враг стоял у ворот столицы. Керенский сбежал утром 25 октября в машине американского посла. Теперь он сколачивал армейские части против красного Питера. Правда, он не смог повернуть всю армию, но его руку принял командир 3-го конного корпуса генерал Краснов. И 25 октября двинул казачьи сотни и артиллерийские батареи. Мятежники захватили Гатчину, затем Царское Село. В столице оживился подпольный «Комитет спасения родины и революции», где рядовыми были кадровые офицеры.
На третий день Ленин взял оборону столицы в свои руки и бросил против контрреволюции все силы революции.
Петр рвался на фронт, но его не пустили: передовая пролегала в рабочих кварталах. Там надо было вновь укреплять отряды Красной гвардии, сооружать линии обороны, громить юнкеров.
Удивительной была новая волна революционного порыва в грозный час опасности. Круглосуточно шли эшелоны с Балтики и с Северного флота, от финляндских и латышских частей, из соседних губерний и отрядов Красной гвардии. Сокрушительный удар начался 29 октября, когда возник в столице мятеж юнкеров.
Контрреволюция укрепила два своих очага на Петроградской стороне: юнкерские училища – Владимирское и Павловское. Их пришлось брать штурмом. Держались они весь день и поливали огнем солдат и красногвардейцев, пока Скороходов не распорядился ввести в дело трехдюймовки. Удар был решающим.
Все военные училища были разгромлены, с беззаветной храбростью освобождено Царское Село, затем Гатчина.
День за днем Смородин превращался в человека военного: и как комиссар ВРК по ликвидации саботажа, и как член районного Совета, тесно связанный со штабом Красной гвардии. Спал в казарме, не раздеваясь, с наганом под подушкой.
По-разному выступала контрреволюция: то бастовала администрация Монетного двора; то ударялись в саботаж врачи Петропавловской больницы; то возникали погромы на винных складах.
Потом Смородин провожал Рывкина с группой товарищей: они уезжали на юг против мятежного генерала Каледина. Группу красногвардейцев, с которой молодежь покидала свой красный Питер, напутствовал Владимир Ильич 1 января 1918 года в Михайловском манеже.
Говорил он в обычной манере – кратко, страстно:
– Товарищи, я приветствую в вашем лице решимость русского пролетариата бороться за торжество русской революции, за торжество великих ее лозунгов не только в нашей земле, но и среди народов всего мира. Приветствую в вашем лице тех первых героев-добровольцев социалистической армии, которые создадут сильную революционную армию. [5]5
В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 35, стр. 216.
[Закрыть]
С пением «Интернационала» тысячи людей устремились вслед за Лениным, проводили его до автомобиля. А через две-три минуты автомобиль стал мишенью для террористов. Но, к счастью, Ленин не пострадал…
Жизнь словно начала входить в новые берега. Активистам союза открылся широкий путь – их посылали в наркоматы труда и просвещения, в Советы, профессиональные союзы, в рабочую милицию, в дома культуры. Два месяца Смородин был председателем народного суда Петроградской стороны. Членом революционного суда Нарвского района стал Вася Алексеев. Он же подготовил и выпуск первого номера журнала «Юный пролетарий» 28 ноября 1917 года.
Союз получил более удобное помещение в наркомате просвещения на Чернышевой площади. II городская конференция ССРМ открылась 1 декабря без помех. Толково обсудили на ней экономические и культурно-просветительные дела союза, направили нужных товарищей в советские организации, ведающие охраной труда и образованием молодежи. Наметили пункты, где надо открыть школы грамоты и профессионально-технические училища. И наметили завязать контакты с союзами рабочей молодежи в других городах для создания всероссийской революционной организации юношества. Наконец, решили направить и одобрить появившиеся в городе революционные союзы учащихся и с их помощью создать вместо гимназий, реальных, коммерческих и иных училищ единую трудовую школу. Создание единой трудовой школы было одной из главных задач Наркомпроса.
На очередном январском заседании ССРМ стало известно, что состав союза сократился почти наполовину. Из-за империалистической войны, вызванной ею разрухи закрылись десятки заводов и фабрик. Молодежь, оставшись без средств, стала устраивать свою судьбу вне столицы. Большая группа актива ССРМ уехала на длительный срок – помогать Советам на местах.
Григорий Дрязгов и Эдуард Леске потребовали коренной перестройки организации. Разных этих людей объединила какая-то несуразная анархистская идейка: союз перетрясти, забыть о его массовости, сделать членами узкую группу «мыслящих личностей» и создать для них какие-то специальные «коммуны».
Вечер этот запомнился Петру на всю жизнь: в последний раз сидел он рядом со старым боевым другом Василием Алексеевым. Вскоре раскидал их в разные стороны фронт. Петра – под Псков против немцев, Василия – под Гатчину против Юденича, в составе команды бронепоезда № 44 имени Володарского. Было время встретиться, но не пришлось: умер Алексеев от сыпного тифа 29 декабря 1919 года. И след его семьи оборвался трагически. Та самая девушка – Мария Курочко, – о которой путиловские ребята пели два года назад:
Деревня Емельяновка, самый старый дом,
Там живет девчонка и думает о нем, —
недавно стала его женой. Когда умер Вася, проплакала она полночи над гробом мужа и застрелилась из его браунинга. 2 января 1920 года их вместе похоронили на Красненьком кладбище…
Но пока Вася был жив. И, не сговариваясь, они с Петром накинулись на Дрязгова и Леске.
Петр грозно потрясал кулаками:
– Меньшевик Дрязгов всплыл на гребне нашей волны, как гнилая щепка. Волна-то была наша! Рабочая молодежь Питера весь год шла за большевиками, потому что только наша партия помогала ей организоваться и осознать ее цели в борьбе за победу пролетарской революции. Но стихийным движением тысяч и неопытностью их молодых руководителей воспользовались агенты буржуазии, чтобы свергнуть движение на путь культурничества. Но это им не удалось! Лишь некоторая часть подпала под влияние верхушки «Труда и света». В этой верхушке и показал себя Дрязгов: день за днем дул он в дудку либерала Шевцова. И все это с дальним прицелом, чтобы отвлечь молодежь от главной цели большевиков. А обо всяких «сверхреволюционерах» говорит он сейчас для красного словца – это в манере классовых врагов пролетариата. Шарахнулся Дрязгов от меньшевиков к анархистам – туда ему и дорога! С ним мы разошлись навсегда! Закрыть ему дорогу в комитет, вот и весь сказ!.. Но меня сразил Эдуард Леске: рабочий парень, без дураков, который всему знал цену. Как же ему-то петь с голоса чужаков, ратовать за анархию, сдаваться в плен мелкобуржуазной стихии? Но объяснение я вижу: трудности лишили человека разума. А это выкинуло его из рядов стойких борцов. Он хочет быть вместе с Дрязговым в кругу «мыслящих» одиночек. А нам нужна масса. Сила наша в масштабе движения, в революционном порыве тысяч. Пусть нас сейчас мало. Но мы передовая молодежь революционного рабочего класса. И чем больше нас будет под красным знаменем партии, тем мы сильнее как ее резерв. За каждого человека будем бороться в союзе как за самого себя! Леске же в счет не идет. Предлагаю снять его с ответственного поста в комитете!..
Платформу новоявленных анархистов осудили. Леске освободили, а Дрязгову закрыли дорогу в комитет…
Невольно пришла пора распрощаться и со старшим другом Александром Касторовичем Скороходовым.
Оставил он неизгладимый след в душе Петра: преподал науку – видеть в жизни главную линию партийного борца; научил стойкости, ясности. Как отец, прощал ошибки юности, подставлял плечо в минуты трудностей. Простились словно бы ненадолго, а вышло так, что навсегда.
Петр ушел с отрядом на фронт. Скороходов вскоре занял пост убитого Урицкого в питерской ВЧК. Однако не поладил с Зиновьевым, который часто впадал в панику, отпросился в армию. А в сентябре 1919 года его зверски казнили петлюровцы в Жмеринке.
Смородин возвратился в Питер весной двадцатого года, Александра Касторовича не было в живых. Но на каждом шагу в районе была память о нем. Его именем назвали Большую Монетную улицу, Крестовский трамвайный парк и бывший завод «Дюфлон», где он состоял на партийном учете и формировал отряды Красной гвардии.