Текст книги "... В среду на будущей неделе"

Автор книги: Владимир Клименко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

«Черный парус»

Глыбин поставил «Альбатрос» против промысла, с внутренней стороны косы. Гундера отправился на баркасе к причалу, чтобы сдать белугу. Рыбаки разошлись по кубрикам и занялись кто чем.

Лобогрей и Печерица расположились под штаговой [16]16
  Штаг – канат, удерживающий мачту от падения назад.


[Закрыть]лампочкой и спорили о квадратных уравнениях. Было очевидно, что Печерица более сведущ в математике. Чернобровый «заглазник» все время тыкал пальцем в учебник и заставлял Лобогрея нараспев твердить правила и формулы. Лобогрей слушал его, как прилежный ученик своего учителя.

Брага уселся под площадкой и плел из обрывков каната кранец. Глыбин лежал на неводе, подстелив под себя парусиновый плащ. Он безучастно следил за синими парусами рыболовов-любителей, которые носились по заливу на бордовом фоне горизонта.

Павлик умостился на спардеке под трубой с красным поясом. Он вспоминал события минувшего дня.

Впервые в жизни Павлику довелось быть свидетелем человеческой трагедии. Перед глазами неотступно маячила окровавленная рука, торчащая из-под баркаса. То и дело вспоминался предыдущий вечер. Мыркин и Лобогрей взапуски подшучивали, над сумрачным Тягуном. Зачем они взяли под обстрел дядю Никифора?..

Наступали сумерки. Воздух постепенно пропитался синевой. Гасли дали. Легкий береговой бриз изредка пробегал по заливу, играя мелкой шелестящей зыбью. Чайки мирно дремали на воде, спрятав длинноклювые головы под крылья. Тишина и покой властвовали над неоглядным размахом воды.

Вдруг Павлик услышал глуховатый мужской голос, долетевший со взморья.

Метрах в пятидесяти от «Альбатроса» бесшумно скользила шаланда под парусом. На крутом баке возвышалась фигура человека в широкополой, похожей на сомбреро шляпе. Мужчина, сложив ладони рупором, кричал:

– Эй, на катере! Как посудину кличут?!

Павлик посмотрел любопытными глазами на незнакомца, потом перевел взгляд на борт шаланды, где расплывчатыми квадратиками чернели буквы. Название суденышка разобрать было невозможно.

– Алло! Немые там, что ли? – опять крикнул незнакомец.

Шаланда подошла ближе. Кэп-бриг поднялся на ноги. Брага бросил свое занятие и выпрямился у борта.

Незнакомец крикнул в третий раз:

– Как же посудину величают?

– «Альбатрос!» – прогудел Глыбин.

– Ага, землячки! – обрадовался незнакомец. – В гости можно?

Брага поспешно ответил:

– Милости просим!

Незнакомец снял шляпу и помахал ею:

– Спасибочки, мы позже! А то самое рыбка клюет.

Он что-то сказал на корму, где за румпель руля держался другой мужчина. Шаланда медленно удалилась.

Из радиорубки вышел Мыркин в обнимку с телевизором. Радисту хотелось расшевелить загрустивших рыбаков. Через несколько минут Павлик услышал его зазывной голос.

– Друзья-товарищи! Скорей покидайте свои берлоги! Передачка сегодня – сплошной смех!

Рыбаки словно только и ждали этого приглашения. Они повысыпали на палубу. Павлик побежал к ним.

А Мыркин не унимался. Разматывая деловито кабель, он кричал:

– Про монетку не забудьте! По рублику, по рубрику с каждой персоны! Цена не высокая. Дешевле, чем в столичном театре!

Рыбаки разместились на палубе под стеной рулевой рубки. Телевизор стоял на табурете за трюмной горловиной.

– Сейчас песика Барбосика увидите! – говорил Мыркин, хлопоча около телевизора. – Приготовьтесь к смеху, товарищи!

…Глыбин и Брага остались на корме «Альбатроса». Они, видимо, решили ждать «гостей».

Действительно, скоро из-за крутого изгиба косы выскочила шаланда. Парус на ней был черным в синих сумерках.

Брага метнулся к надстройке и три раза мигнул кормовым плафоном. В ответ на его сигнал на шаланде бойко застрекотал моторчик. Суденышко плавно подвернуло и уверенно направилось к сейнеру. Все яснее и яснее проступали буквы на его борту и наконец сложились в непритязательное имя: «Манечка». «Манечка» мягко ткнулась в корму сейнера.

На стрекот моторчика рыбаки повернули головы и закричали, чтобы заглушили «тарахтелку». Моторчик умолк, а у телевизора раздался дружный хохот. Видно, Мыркин не обманул зрителей.

Боцман выключил кормовой плафон, но Глыбин заставив его зажечь снова, так как не горела рейдовая лампочка.

На сейнер перебрался медлительный, степенный мужчина. Смоляные волосы его были гладко зачесаны назад и на затылке спадали почти до капюшона парусинового плаща.

Гость вел себя так, словно попал домой. С Брагой он, очевидно, был знаком: по-приятельски подмигнул ему и назвал Фролушкой.

– Мое вам с рыбьим хвостиком! – пошутил незнакомец, стискивая руку боцмана.

Брага с чувством ответил на рукопожатие. Потом кивнул на кэп-брига:

– Знакомься!

– Дважды Лев, – представился мужчина: – Иначе говоря – Лев Львович. А среди нашей братии – Экспедитор.

Глыбин ощупал его настороженным взглядом. Немного помолчал и назвал себя.

– Телевизором решили побаловаться? – прислушиваясь к хохоту, раздававшемуся за надстройкой, спросил Экспедитор.

– Время подходящее, – вяло ответил Глыбин.

Брага усадил дважды Льва на ящик около площадки, сам сел напротив на перевернутое кверху дном ведро. Кэп-бриг поставил ногу на кнехт и облокотился на колено.

– Как житуха, Фролушка? – обратился Экспедитор к боцману.

– Ничего, сносная, – ответил Брага.

Дважды Лев внимательно осмотрел оба темных прохода и перешел на серьезный тон:

– Думаю, обойдемся без пароля и прочих игрушек, поскольку посторонних поблизости не видать. Давайте прямо к делу. Товар есть?

– Имеется, – ответил Брага. – Только на сегодня мы не готовы…

– Я на сегодня и не настаиваю. Но оттягивать тоже не стоит. Все припасли, что Коршун заказывал?

– Постарались.

– Отличненько! – похлопал Экспедитор боцмана по плечу. – Наши условия вам известны. В какое время удобней подходить?

– Часа в три, – ответил Глыбин. – Ночью, понятно.

– День?

Кэп-бриг пошушукался с боцманом и сказал:

– В среду на будущей неделе.

Ответ не понравился Экспедитору. Он поморщился, точно от зубной боли.

– Долго ждать. И так уж полмесяца вас искали. Этот срок нас не устраивает. Раньше можно?

– Нельзя. Потерпите, – сказал кэп-бриг. – У нас тут кой-какие неприятности. Пусть накал малость спадет.

Экспедитор на секунду задумался, потом встал и рубанул ребром ладони воздух:

– В таком случае условия несколько меняются…

Глыбин оторопел.

– Как – меняются? – чуть не завопил он. – Условия ставили вы, Лев Львович, а не мы!

Брага тоже опешил от такого неожиданного поворота дела.

– Мы же рискуем! – промямлил боцман растерянно. – Вы это должны понимать!

– А вы поймите другое: мы самый оборотистый день теряем – воскресенье! – Экспедитор, раздумывая, потер свой поросший черной щетиной подбородок, потом махнул рукой: – Ну, да ладно, разоряйте добрых друзей! Значит – в среду? Ждите.

Глыбин пригласил гостя посмотреть передачу. Идя по проходу, Экспедитор вдруг приостановился.

– Меня бы до среды навестили… А?

– Сперва надо с этим разделаться, а тогда уж по гостям ходить.

Дважды Лев произнес с сожалением:

– Печально. А я надеялся часть товара без Коршуна заполучить. Хлопочу, больше всех мотаюсь… Печально, – повторил он.

Потолкавшись для виду около смеющихся рыбаков, Экспедитор пренебрежительно сказал: «Эту муть я видел! – и стал прощаться. Уже на корме он опять остановился.

– Все-таки я не теряю надежды. Желательно, чтобы в субботу вечерком. Живу я недалече от места вашего кочевья. Пару шагов, как говорится.

– А что Коршун на это скажет? – хмуро осведомился Глыбин.

– А ему и знать незачем! Все от вас зависит.

Глыбин посмотрел на Брагу, пожал плечами:

– Ладно, помозгуем.

Шаланда задом попятилась от «Альбатроса», с мачты ее сполз парус, и она растворилась в потемках, как невидимка. В сумраке раздавался бойкий стрекот моторчика. Вскоре этот стрекот стал глуше и наконец пропал совсем.

– Ты хоть знаешь, где этот деляга живет? – после продолжительной паузы обратился Глыбин к боцману.

– В Соковинцах, – ответил Брага. – Село отсюда видно. Bo-он огоньки! Он ничего, толковый парень.

– Тут и впрямь недалеко, – согласился Глыбин. – Завтра отправишься с посылками. Дадим, так уж и быть твоему «толковому парню» отдельно.

– Но он же просил в субботу, – возразил Брага.

– Подумаешь, какая точность! – прогудел Глыбин. – Будем делать, когда нам удобней.

– Так нельзя, Макар! – сказал Брага. – Без предупреждения. А вдруг его не будет дома?

– Ерунда! – сердито промолвил Глыбин. – Он же говорил, что будет ждать.

– Так то в субботу…

– Что же, по-твоему, он раз в неделю дома ночует?

– А может, у него нежелательные люди, гости какие-нибудь будут…

Упрямство боцмана расстроило кэп-брига. Он нахмурился.

– Что же ты предлагаешь? – спросил недовольно.

Брага неуклюже переступил с ноги на ногу.

– По-моему, надо перебраться на берег без груза и все разузнать. Потом после договоренности и действовать.

Глыбин мгновение подумал.

– Ладно, – согласился он. – Завтра заночуем под Соковинцами.

На ночевку «Альбатрос» встал не под Соковинцами, как обещал Глыбин, а на старом месте – вблизи промысла, в заливе, отсеченном от моря Гнездиловской косой.

У села побывали днем, после полудня, когда скумбрия, по выражению Мыркина, нырнула на покой. Визит на берег был сделан по настоянию Митрофана Ильича и рыбаков: у кока закончились запасы сахара, круп и хлеба, а у рыбаков иссякло курево.

За покупками отправился Брага.

На промысле

После того как побывали в Соковинцах, успели сделать лишь один замет. Пойманную рыбу погрузили на баркас. Иван Иванович наспех перекусил и погнал баркас к узкому причалу промысла.

Митрофан Ильич сварил рисовую кашу на сгущенном молоке, вскипятил чай и кормил бригаду. Ели, перебрасываясь шутками и прибаутками.

Вечер подкрался незаметно. Он хлынул густой синевой со всех сторон и быстро затопил все пространство над морем. В небе капельками ртути повисли звезды. Легкий бриз принес с берега тучи мошкары. Насекомые, на редкость настырные, лезли в рот и ноздри. Рыбаки то и дело сердито отплевывались. Митрофан Ильич уговаривал механика на время ужина вместо плафона включить прожектор, яркий свет которого отпугнет мошкару. Чернобров не соглашался, боясь посадить аккумуляторы.

Мыркин взглянул на часы и вдруг что-то вспомнил.

– Эх, прозевал! – хлопнул он себя ладонью по лбу. – Ясное дело, прозевал! А как я ждал этого вечерочка!

Радист выскользнул из-за стола и умчался в радиорубку.

На этот раз Мыркин притащил телевизор на корму. Рыбаки освободили ему стол.

– Опять про барбоса? – спросил Лобогрей, помогая радисту разматывать кабель электропитания.

– Э, нет! На сей раз вещица серьезная. Сейчас моего тезку побачите.

Мыркин вложил в гнездо на телевизоре антенный штырь, щелкнул переключателем каналов и круглой рукояткой под экраном.

– Андрей! – обратился радист к Лобогрею. – Сбегай на бак, антенный шесток повертишь.

Но посмотреть кинофильм «Первый рейс к звездам» так и не удалось. Помешал Иван Иванович. Гундера вернулся расстроенный. Оказалось, что улов перевезли в цех, но взвешивать рыбу приемщик отказался, требуя, чтобы ее сперва пережабровали.

– В честь чего нам жабровать? – осведомился Глыбин. – Мы рыбаки, а не рыбообработчики!

– Я ему тоже об этом упомянул. Так он мне талмуд преподнес. Там написано: малый улов сдатчики должны жабровать сами.

Глыбин подумал немного, потом сказал:

– Раз такая установка – ничего не попишешь. Ступайте все, быстрее управитесь. – Он отыскал глазами Павлика. – А ты останешься, будешь вахтенным. Я бы сам поприглядывал, да меня что-то знобит.

Павлик тяжело вздохнул. Как ему хотелось побывать на берегу, осмотреть промысел! Но приказ капитана есть приказ, нужно подчиняться. Павлик взял на руки щенка и отошел в сторонку.

Рыбаки нехотя перебрались на баркас, проклиная всех бездушных приемщиков на свете. Малек провожал их тревожным повизгиванием.

Поведение щенка не понравилось Митрофану Ильичу.

– Ты хорошенько дежурь, – сказал он наставительно Павлику. – Малек чего-то беспокоится. Постарайся не спать, потерпи маненько. Мы скоро.

Не успел Лобогрей сильным рывком отбить нос баркаса об борта «Альбатроса», как Мыркин попросил вернуться.

– Постой, не торопись, – сказал он Лобогрею, а потом обратился к Глыбину: – Слышь, Макар! Мальца, пожалуй, отпусти с нами. Он давно на берегу не был, забыл, небось, какая она, суша.

Глыбин посмотрел на Павлика, лениво сказал:

– Ладно. Забирайте.

Павлик покосился на боцмана: как он?

– Сигай! – сказал Брага.

Мальчуган мгновенно очутился на кормовой банке рядом с Митрофаном Ильичем.

– А щенка-то куда взял? – всполоши лги Брага.

Павлик передал Малька Мыркину, радист опустил его на палубу «Альбатроса». Щенок тревожно забегал по сейнеру, обиженно скуля. Глыбин цыкнул на Малька, тот юркнул под площадку и затих.

Митрофан Ильич накинул на плечи Павлика полу своего пиджака и прижал к себе.

– Может, лучше останешься? – спросил кок. – А то там сыро, холодно.

– Нет, я с вами! – запротестовал Павлик. – Сырости и холода я не боюсь – привычный. Мне с папаней в тайге не такое приводилось испытывать.

– Ну-ну! – согласился кок.

Баркас тихо скользил к берегу, окруженный сумерками. В вечерней тишине отчетливо шлепали лопасти весел. Рыбаки сидели молча, глядя вперед, на редкую цепочку огней, притянувшихся от причала до темной приземистой постройки промысла.

Баркас закрепили за сваю, выступавшую из настила причала невысоким пнем. Под столбом, на котором горела электролампочка, Павлик увидел какой-то незнакомый механизм, напоминающий гигантскую раковину улитки.

Пока рыбаки перебирались на причал, Павлик обследовал диковинное приспособление. От «улитки» тянулся к промыслу толстый резиновый шланг. Такой же шланг начинался от окончания нижнего витка и уходил в воду.

– Изучаешь? – спросил Мыркин, подходя к мальчугану.

– А что это, дядя Юра? – поинтересовался Павлик.

– Рыбонасос.

– Рыбонасос? Им рыбу из моря катают?

– Ого, куда хватил! – рассмеялся Мыркин. – Ты, малец, видать, широкого масштаба. Если бы эти сосуны прямо из моря рыбку качали, тогда нашему брату делать было бы нечего. Они пойманную рыбу сосут из баркаса или фелюги. Да и то не всякую. Разную шушваль, мелочь. Ну, айда своих догонять! А то мы с тобой одни остались.

Павлик шел за радистом между блестящими рельсами узкоколейки. По сторонам, метрах в десяти от рельсового пути, высились ровные стены высоко уложенных ящиков. У входа в помещение белела куча соли. Две женщины шаркали совковыми лопатами, насыпая соль в носилки.

– Боже да поможет! – пошутил радист.

Женщины дружно вскинули головы, одна ответила:

– Нечего бога подсовывать! Взял бы да сам помог. Куда больше пользы будет!

– Не гоже кивать на боже! – вставила с улыбкой вторая.

– С радостью помог бы, да своих забот по вот, – Мыркин ребром ладони провел по горлу и пошел в цех. Павлик последовал за ним.

Рыбаки, зябко поводя плечами, толпились у входа и приглушенно разговаривали о всякой всячине.

Павлик оглядел помещение.

Цех, где предстояло жабровать рыбу, состоял из одного просторного зала, освещенного несколькими яркими электрическими лампочками. Стены, пол и потолок были зацементированы, поэтому отовсюду разило холодом. Прямо перед входной дверью стояли большие весы, слева искрилась горка мелкого ноздреватого льда вперемешку со скумбрией. Во всю противоположную глухую стену тянулись два ряда дубовых чанов, в которых, очевидно, засаливали принятую рыбу. Седоволосый мужчина, одетый по-зимнему – в фуфайку, ватные брюки и сапоги, прохаживался между чанами, сосредоточенно заглядывая в каждый. Кроме него, в цехе никого не было.

Иван Иванович нетерпеливо следил за мужчиной.

– Иду, иду, – повторял тот, ощущая на себе торопящий взгляд.

Он наклонился над чаном, стоявшим в самом углу и мало освещенным, пошуровал в нем палкой, похожей на небольшое весло, и после этого направился к рыбакам.

– Такой ватагой за час управитесь, – сказал он с улыбкой Гундере и повернулся к рыбакам. – Товарищи, вы уж на меня не сетуйте. Сами знаете, что до этого вас не тревожил ни разу. А сегодня обстановка вынудила. Я вкратце объясню в чем дело.

– Давай. Да не тяни волынку, – буркнул Брага. – Нам завтра чуть свет вставать.

– Знаю, товарищи дорогие, знаю, – заторопился мужчина. – Очень вам сочувствую и постараюсь не задерживать. Видите ли, всех рабочих поразбирали на рефрижераторы. Под Доброславском вылавливают столько скумбрии, что судовые рыбообработчики сами не управляются. Около рефрижераторов большие очереди образовались. А скумбрия, сами знаете, рыба нежная, на солнце разлагается быстро. Вот и бросили моих девчат на прорыв. Только двоих с трудом удалось отвоевать: со ставных неводов частик везут, а обрабатывать некому. Так что сами теперь видите, какое положение. Я думаю, вы меня поняли, товарищи?

– Поняли, поняли, – за всех ответил Иван Иванович.

– Вот и прекрасно! Располагайтесь, товарищи. Час-полтора поработаете – и дело с концом. Вот ваша рыба, – указал он на горку льда и скумбрии. – Мы ее льдом присыпали, чтоб не испортилась. Морозно в цехе, говорите? А тут так и должно быть: ледник есть ледник. Приступайте, товарищи, приступайте. Пошли за ящиками.

Рыбаки прихватили по два ящика каждый: на одном сидеть, в другой бросать жаброванную скумбрию. Приемщик приволок откуда-то несколько рогожек и посоветовал подстелить их под ноги.

В цех вошли женщины с носилками, в теплой одежде. Они поставили носилки возле чана. Одна отвернула кран, напуская в чан воду. Ее напарница бросила в чан несколько лопат соли и принялась перемешивать воду длинным шестом.

– Тузлук для нашей рыбы готовят, – сказал Митрофан Ильич Павлику.

Старый рыбак работал усердно и быстро. Павлик сидел рядом с ним, поставив босые ноги на рогожку. Сначала он не замечал холода, но вскоре почувствовал, как начали стынуть ступни. Да и под майкой загуляла прохлада. Павлик то и дело поводил лопатками.

Это не ускользнуло от внимания кока. Митрофан Ильич молча стащил с себя пиджак и протянул его Павлику. Он попытался отказаться, но рыбак сказал строго:

– Ho-но! Поясницу застудишь.

– Мне ничего не будет, я молодой. А вот вы…

– За меня не журись. У меня на споде теплая рубаха да поверх нее душегрейка.

Павлику не хотелось отказом огорчать кока, но и не хотелось, чтобы Митрофан Ильич зяб из-за него. Он стащил с себя пиджак, подошел сзади к старику и накинул пиджак ему на плечи.

– Зачем такие фокусы? – обидчиво произнес рыбак. – Я с тобой как с родным внуком обхожусь, а ты…

Павлик почувствовал себя неловко. Но быстро нашел выход.

– Не обижайтесь, дедушка Митрофан. Вот послушайте, что я скажу. Понимаете, я весь до косточек продрог, а ваш пиджак мало выручает: плечи он греет, а ноги стынут. Я вспомнил, как мы с папаней в тайге отогревались. Вот выскочу сейчас во двор, побегаю, и жарко станет.

Митрофан Ильич заулыбался.

– Смышленый, постреленок! Ну, в таком разе гони, бегай! Это ты хорошо придумал.

Павлик помчался к выходу.

– Куда? – неожиданно раздался голос Браги. – От работы отлынивать вздумал?

Митрофан Ильич вступился за мальчугана.

– Ты чего рявкаешь? – уставился он на Брагу колкими зрачками. – У дружка перенял? Хочь бы узнал попервах, в чем дело. Мальчик задубел, как сосулька, на двор побегать шел, чтоб кровь разогнать…

– Будет лодыря гонять, а ему за это денежки начисляй.

– Ну и бревно ты! – в сердцах сплюнул Митрофан Ильич и крикнул Павлику: – Чего стоишь? Ступай!

Павлик недоуменно смотрел на Брагу. При чем тут деньги? Неужели ему зарплату начисляют за то, что он иногда помогает? Но ведь делает он это по своей доброй воле! Разве он когда-нибудь заикнулся, чтобы ему платили?

– Ступай же, бегай! – уже сердито прикрикнул на мальчугана Митрофан Ильич, и Павлик выбежал во двор.

Коридор из ящиков начинался вблизи цеховой стены и достигал причала. По всем признакам там прохода не было. Вообще правая сторона отпадала, потому что вся она была перегорожена пирамидой аккуратно сложенных бочек, впритык соприкасавшейся с глухой стеной цеха, в котором шла жабровка.

Короче говоря, бегать было негде, и Павлик просто двинулся вдоль фасада, свернул за угол и пошел сам не зная куда. Под ногами похрустывали песок, сухая трава. Кое-где на глаза попадались разбитые ящики, кучи планок, обрывки рогожи. Воздух переполняли всевозможные запахи: рыбы, паленого дерева, еще чего-то непонятного.

Увидев огонь маяка, Павлик решил рассмотреть маячную башню вблизи. По пути он наткнулся на какое-то сооружение из длинных тонких жердей. Его опоясывал низкий заборчик. Под жердями что-то мутно блестело; блеск переходил с предмета на предмет, как по клавишам.

«Надо поглядеть, что это такое?» – надумал Павлик.

Он перелез через заборчик и направился туда, где блеск был ярче. Оказалось, блестела большущая рыбина, с длинным, как у утки, носом. Она свисала с перекладины на прочном шпагате. Рыбина была рассечена по животу от жаберных крышек до хвоста и распята на распорах. Павлик вспомнил осетровый балык, которым его как-то угощал Митрофан Ильич, и понял, что здесь как раз и занимаются выделкой этого балыка. Он хотел повернуть рыбину так, чтобы осмотреть ее со спины, но едва протянул руку, как в ту же секунду чьи-то жесткие пальцы стиснули его запястье.

– Ага, попался, шаромыжник! – раздалось у самого уха, и кто-то довольно чувствительно стукнул его по затылку.

Павлик оторопело обернулся и увидел перед собой худолицего, с клинообразной седой бородой деда, на котором был плащ с откидным капюшоном. Старик злорадно усмехался и все время награждал Павлика подзатыльниками.

– Сымай рыбину, сымай! – говорил сторож. – Вещественное доказательство!

Павлик наконец пришел в себя и начал оправдываться:

– Да я вовсе не вор, дедушка! Я с рыбаками… Мы тут рыбу жабруем. Ой, да хватит вам меня молотить! Уже шея болит.

– Еще не так заболит! Я те покажу, как рыбку тревожить.

– Да ведь я не тот, за кого вы меня принимаете! Я же вам честно объясняю.

– Может, на луну летал да тут приземлился? – вкрадчиво тянул дед. – Хе-хе-хе!

– Да вон наш сейнер стоит! Поглядите!

– Мелкоту, небось, даже не нюхал, на крупненькую глазки разбежались, – продолжал сторож, не слушая Павликовых оправданий. – Ух ты, шаромыжник! Сымай, грю, рыбу!

Ничего не оставалось, как повиноваться. Павлик ухватил рыбину за хвост, а сторож чиркнул по шпагату ножом. Мальчуган взвалил рыбину на плечо.

– Пошли-потопали! – приказал дед и захромал впереди, увлекая за собой пленника. – Хорош, нечего сказать. Небось пионер?

– А вам-то что? – огрызнулся Павлик.

– А все то же: учат вас всякому такому хорошему, а у вас головы дырявые: фью-и-ить! – и вылетело!

Павлик сердито молчал. Было до слез обидно, что его ведут за руку, точно воришку. А притом, пока дед с ним возится, может, и вправду кто-нибудь этим воспользуется да натворит чего-нибудь; что ж, и за то Павлику отвечать?

Он начал выкладывать эти соображения сторожу. Результат получился неожиданный. Старик остановился.

– Это верно. Объект мне не след без надзора бросать.

Сторож нащупал на груди свисток и поднес его к губам. Раздался троекратный булькающий свист.

Они стояли и ждали, пока кто-нибудь не придет с промысла. Сторож с беспокойством поглядывал на свои беспризорные владения.

Через минуту он засвистал снова. На этот раз его услышали. Прибежали приемщик, потом Мыркин и, наконец, запыхавшийся Митрофан Ильич.

– Вызывал, Потапыч? – спросил приемщик у сторожа.

– Кликал, Григорий Степанович.

– Зачем?

– Шаромыжника поймал. За севрюжкой охотился. Он к вешалам крадется, а я слежу. Он рыбину за хвост, а я его – цап! С поличным…

– Стой, погоди, Потапыч! – перебил его приемщик, предчувствуя, что объяснениям сторожа не будет конца. Сам нагнулся, разглядывая Павликово лицо. Потом спросил у рыбаков: – Ваш парнишка?

– Наш! Наш! – воскликнули в один голос Мыркин и Митрофан Ильич.

– Это он отогреваться пошел?

– Он самый! – подтвердил Митрофан Ильич. – Только не пойму, откуда у него севрюжина взялась?

– С поличным, – неуверенно сказал Потапыч.

Павлик возмущенно заорал:

– Он мне рыбину сам в руки сунул!.. – и торопливо принялся рассказывать всю историю.

– А ты что, никогда севрюги не видел? – насмешливо спросил приемщик. – Рыбачишь, а рыбы не бачишь?

Митрофан Ильич объяснил приемщику, что мальчуган живет далеко от моря, в самой глубине России и, очень может быть, никогда не видел севрюги. Что тут, смешного? К тому же, добавил старый рыбак, мальчик очень любопытный и честный, за это бригада может поручиться.

– Тогда другое дело!

Григорий Степанович сказал Потапычу, чтобы тот отпустил пленника. Но сторож уже догадался, что поймал «не того леща», и разжал свои цепкие пальцы. Он вскинул севрюгу на плечо, сказал: «Пока!» – и засеменил к своему «объекту».

Все остальные вернулись в цех.

С жабровкой скоро покончили. Иван Иванович остался сдавать скумбрию, а рыбаки поспешили покинуть ледник. Они топтались на причале, ожидая Гундеру. Тот вскоре пришел, и баркас отчалил.