Текст книги "Мартлет и Змей"

Автор книги: Владимир Торин

Глава 2
Загнать зверя, или Сердце-замок

 
Рога ревут, рога кричат,
Копыта по земле стучат,
А шавки землю роют, а шавки громко лают…
Ты сам в седле, копье в руке
И лук в чехле, колчан в петле,
А шавки громко лают, а шавки вновь кусают…
Кабан бежит, кабан хрипит,
Щетина, вздыбившись, торчит,
А шавки за загривок – хвать, а шавки шкуру будут рвать…
Копье в боку и в пятаку, где силы взять? Лежу в снегу,
А шавки станут шкуру рвать – с еще живого обдирать…
 

Старая охотничья баллада

За 11 дней до Лебединой Песни. Раннее утро
Баронство Теальское. Замок Бренхолл

Танкред Огненный Змей сидел в своем кабинете в замке Бренхолл, обложившись свитками и старинными фолиантами. За окнами было еще темно, но барон был не из тех разбалованных вельмож, которые считают своим долгом валяться в постели до полудня, а потом только идти на прогулку по замковому парку. Признаться, этой ночью он и вовсе не ложился. Сперва контролировал, чтобы никто из родственников не покинул своей комнаты, когда вампир бродил по замку, после отправил изуродованную нежить обратно в каземат залечивать раны. Тот не справился со своей задачей – не убил чужого агента, но Танкреда уже занимали новые планы.

Мрачность стен кабинета нисколько не смущала барона, можно сказать, он ее даже не замечал, в отличие от любого, кто сюда заходил. Дрожащие огоньки свеч на расставленных по углам комнаты подсвечниках создавали больше теней, нежели света. Книжные шкафы громоздились множеством этажей-полок, заставленных древними рукописными произведениями и предметами магической науки. Лишь здесь барон Бремер чувствовал себя уютно – это место домочадцы называли Логовом Змея, но лишь шепотом. Конечно же, Танкред слышал об этом, и ему, нужно признать, подобное прозвище нравилось.

Сейчас барон был очень занят: одна из деталей плана не пожелала становиться на свое место, и ему срочно требовалось найти ей замену. Один момент все никак не сходился, и Танкред уже начал задумываться: быть может, он просто не там ищет? Не те бумаги штудирует вот уже третий час? Где же найти ответ?..

В двери кабинета негромко постучали, они отворились, и, отбросив в сторону бордовый полог портьеры, в Логово Змея вошел родственник барона, маркиз Луазар. Сейчас он был уже переодет для охоты. Алый камзол скрывал могучую, но похрипывающую от неверного дыхания грудь, а черный капюшон с пелериной был закреплен на широких, но ссутуленных плечах. На лице маркиза застыло выражение глубокой усталости, а мешки под глазами и некоторая бледность свидетельствовали о недосыпании и даже голоде – и правда, последнее время лорд Луазар никак не мог заснуть, а в горло и кусок не лез. Танкред с жестоким удовлетворением отметил, что руки его родственника скрыты перчатками, чтобы не показывать окружающим жуткие ожоги и перебинтованные кисти. В руках маркиз что-то держал.

– Слушаю тебя, Сегренальд. И лучше бы дело было действительно срочным.

– Танкред, я ни за какие богатства не стал бы отвлекать вас от ваших дел понапрасну, но в замок принесли послание.

Маркиз поставил на столик перед бароном небольшой ларец с наброшенной на него тонкой, почти воздушной серебристой тканью. Танкред сорвал платок. На черном дереве крышки и боков сундучка глаз поражала изящная вязь резьбы, изображающая череду небольших, но реалистичных до жути картин. На одной была показана птица-лебедь, терзающая клювом мертвое тело посреди поля боя, на другой она кормила своих птенцов частями покойника, третья открывала чудовищную сцену: черный лебедь вырывал куски мяса из груди еще живого воина, распростертого на земле. В глазах резного бедняги обреченность и ужас смешались с невыносимой болью. Его лицо было дико искажено, поедаемый заживо неистово кричал, и барону уже начало чудиться, что он и вправду слышит мучительный крик.

– Весьма мрачно, если позволите заметить, Танкред. – Маркиз Луазар оторвал родственника от созерцания подарка.

– Верно, мой добрый Сегренальд, так и есть. Но при всей мрачности этой вещицы нельзя не отметить, что в ней что-то есть. Некий жест, некий призыв… мне кажется, что сами эти деревянные стенки – часть послания, его, так сказать, вступление. Что ж, поглядим, что внутри… Постой-ка, а это еще что? – Барон уже было откинул крышку, когда увидел осторожно просунутый под серебряными крючками свиток. Осторожно, чтобы не повредить тончайшую, отливающую странным алым блеском бумагу, он извлек письмо и развернул его:

«Уважаемый лорд Танкред, примите мое глубочайшее почтение и окажите честь, приняв сей скромный дар. После нашего с вами волнительного и захватывающего разговора, при котором я убедился, что нить ваших мыслей длинна и сплетается в клубок мудрости и дальновидности, а речи ваши достойны быть занесены в хроники ведения величайших бесед, я не мог не оказать вам знак внимания в доказательство того, что мои намерения серьезны и искренни.

Должен заметить, что ваши познания о моем Доме и обо мне лично меня несказанно удивили и обрадовали – до чего же приятно иметь дело с осведомленным собеседником. Но при этом я не могу не сказать, что ваши слова заставили меня кое о чем задуматься. Я просто восхищен вашим умением заводить друзей, лорд Танкред, и полагаю, что вы захотите поближе познакомиться с тем, кто предал меня и столь верно служил вам.

Долгих вам лет под солнцем и благополучия в вашем доме.

Ал Неллике Остроклюв, саэгран Дома Черного Лебедя, милостью лорда Найллё Тень Крыльев».

– Что ж, мне одному кажется, что теперь он упоминает свое прозвище мне в угрозу? – проворчал Танкред, открывая ларец. – Остроклюв, тоже мне…

Серебристые крючки со звоном выпрыгнули из пазов, и тяжелая крышка медленно откинулась на не издавших ни единого скрипа петлях. Внутри ларец был обит темно-красным бархатом, и почти все место в нем занимал один-единственный предмет, в значении которого не могло быть сомнений.

Танкред вздрогнул и нахмурился.

– О, Хранн Великий! – Сегренальд отпрянул от ларца, быстро-быстро осеняя себя знамением бога-покровителя. – Они прислали вам голову, Танкред!

– Правда? Да неужто мои собственные глаза вырезаны и покоятся в кубке на столе? – Барон скривился и кончиками пальцев брезгливо вытащил «подарок» за длинные светлые волосы. Показалось узкое, как клин, лицо, белое, словно камень; если бы не запекшаяся кровь, мягкость кожи и жуткая вонь тленности и смерти, то можно было бы подумать, что ему прислали голову, отсеченную у статуи. Глаза мертвеца были затянуты поволокой и выражали немыслимое удивление – еще бы, кто бы не был удивлен, когда ему ни с того ни с сего решили отрубить голову. Тонкие губы искривлены в неприятной гримасе агонии, а из-под окровавленных локонов выглядывали два кончика слегка заостренных ушей странной нечеловеческой формы. Эльф. Некогда эта голова принадлежала эльфу. Стало очевидным, что Неллике понял: Танкред за его спиной тайно договорился с одним из его приближенных, и решил наказать предателя, при этом запугав своего «союзника» Бремера.

– Это не Певчая Птичка. – Облегченно вздохнув, барон усмехнулся и положил голову обратно в ларец, не преминув захлопнуть крышку.

– Что все это значит, Танкред? – пораженно воскликнул маркиз Луазар. Он был еще немного не в себе после увиденного. И без того болезненные руки дрожали.

– Это значит, что мне дают понять: «Берегись, мы не такие глупцы, как ты полагал». Чувствую, что скоро придется высылать войско в Хоэр. Бансрот их подери, этих союзников, – хуже открытых врагов. Нужны гарантии… Нужно как-то ограничить их притязания… Я что-то читал о теории выбивания стены из-за спины противника, образно выражаясь, конечно, но говорят, что это воистину лишает глупцов уверенности и самовлюбленного настроя… Стена, выбиваемая из-за спины… Да-да…

– Хоэр! – воскликнул Сегренальд. – Вы хотите отправить наших воинов в эти дебри?! Говорят, что даже воздух и вода в беззвучно текущих ручьях Чернолесья таят в себе угрозу и предостережение! А сколько же под теми зловещими кронами водится злобных тварей, начиная с орков и заканчивая легендарным василиском. А еще эти эльфы! Кто их знает, с их темным нравом. Они же все безумцы как один! Вы поглядите только: прислали вам голову своего, только чтобы испугать, а на что они пойдут, если выступить против них, я даже боюсь подумать и…

– Постой-ка, Сегренальд! – Танкред резко обернулся к малодушному родственнику. В глазах его отчетливо читалась странная веселость: было похоже, что в этот самый миг он понял нечто такое, над чем ломал голову довольно долгое время. Но при этом он еще не до конца был уверен в правильности своего мимолетного вывода… – Что ты там сказал о василиске?

– Эээ… О василиске? Да это всего лишь легенда, – нахмурился Сегренальд, припоминая, – вопрос застал его врасплох. – Я слышал, что где-то в Чернолесье, там, где… эээ… течет река с водою алою, как кровь, свил себе гнездо среди дюжин мертвых деревьев огромный змей, василиск, прародитель всего скользкого рода, и неизвестно, жив ли он еще или же нет. Но всяк знает: то место гиблое как для людей, так и для зверья.Думаю, в нашей библиотеке можно и не такое прочесть. Вот, кажется, и все, что я знаю…

– Любопытно… весьма любопытно, – пробормотал Танкред, вновь повернувшись к родственнику спиной. – Благодарю тебя, Сегренальд, ты мне очень помог.

– Но я не…

– Все, ты можешь идти. – Танкред хотел поскорее избавиться от маркиза, чтобы все должным образом проверить.

Лорд Луазар счел неожиданную перемену настроения родственника неким благом, сродни долгожданному избавлению из плена, и поспешил скрыться из кабинета барона. Никто в Бренхолле не любил оставаться наедине с главой семейства дольше, чем того требовал долг, Сегренальд не был исключением.

* * *

С громким лаем и визгом пара псов пронеслась по опущенному мосту северных врат замка и устремилась дальше по грунтовой дороге под нависающую тень деревьев. Следом за псами, поднимая копытами коней пыль, проскакали благородные охотники: лорды Бренхолла, их ближние друзья и однощитные рыцари, допущенные к охоте.

Оба лорда были облачены в изящные охотничьи костюмы: бархатные камзолы со свободными рукавами и разрезами на боках. У обоих на перевязи справа висели изящные белоснежные рога, обвитые золотыми кольцами, а мечи в дорогих ножнах покоились слева.

Путь охотников пролегал через мрачный замковый парк. То, что за ним заботливо ухаживают, могло выдать лишь наличие удобной дороги, низкие ветви деревьев над которой были спилены, чтобы благородные всадники не задевали их своими головами. Вот, пожалуй, и все, что отличало парк от граничащего с ним леса.

Псы-аланы [2]2
  Аланы– эта порода считается лучшей из охотничьих собак. Славятся силой, ловкостью и быстротой, а еще своими неимоверно чуткими носами – они могут улавливать любые запахи. Они неутомимы и преследуют зверя, даже если тот пытается сбить след, уйдя по воде.


[Закрыть]– два больших зверя белой и черной масти – радовались возможности покинуть каменные стены замка и размять соскучившиеся по траве лапы. Они с шумом гоняли лесных птиц, рыская в кустарнике и носясь кругами меж деревьев.

Огромные буки и грабы перемежались стройной ольхой и тонкими ясенями. Осенние кроны сменили цвет своих листьев на желтый; дул довольно прохладный ветер. Небо было серым и хмурым, каждую минуту грозил начаться дождь, и охотники набросили на голову капюшоны.

Невдалеке послышалось журчание воды. Выехав из-под деревьев, лорды со свитой оказались на берегу сонной речушки, поросшей кувшинками и высоким камышом по берегам. Это был Илдер, именно таким неказистым являлся он в этих землях, неподалеку от своего истока.

Услышав ржание коней и лай собак, испуганные утки взвились в затянутое тучами утреннее небо, а духи-корриганы стремительно попрятались в свои гнезда под камнями.

– Что, благородный Олаф, неужель боитесь сапожки намочить?! – задиристо воскликнул лорд в алом камзоле и черном капюшоне с пелериной на плечах. Черные высокие сапоги с золочеными шпорами упирались в стремена. Весь его вид представлял собой взбудораженность предстоящей травлей и нервозность охоты. Лорд с нетерпением глядел на родственника.

– Это я выбираю вам, маркиз, женушку среди уток. Какие вам больше по душе: серые или рыжие? – в тон ему ответил родственник в пурпурном камзоле и такого же цвета шапероне.

Его широкое лицо выражало недовольство и раздражение, а в узких маленьких глазках читалась злость. Маркиз привык к подобному взгляду. Олаф Бремер, младший из трех братьев Бремеров и нынешний бургомистр Теала, никогда не менял этого выражения, представляясь всем грубым и неприятным человеком, – таким он, впрочем, и был – достойным членом древнего рода Бремеров. Когда говорят, что у кого-то неприятная отталкивающая внешность, то многие считают, что и человек должен быть при этом злым и жестоким. Это неправда, точнее, не всегда правда. Олаф Бремер прекрасно соответствовал своей внешности: он был полноват и низок ростом – на голову ниже Сегренальда Луазара – и оттого в душе ненавидел всех высоких и стройных. Лицо его будто бы само невольно просило не глядеть на него долго: в жесткости черт Олаф мог соперничать с замшелым камнем, а учитывая «мох» его щетины, сравнение было как нельзя более удачным.

– Я поспешу напомнить вам, уважаемый градоправитель, что ваша дражайшая племянница Луиза уже является моей горячо любимой супругой. Полагаю, что второй моей жены она не потерпит, да мы ведь и не шейхи из пустынного Ан-Хара, чтобы у нас было много жен, верно?!

Свита не смела встревать в разговор господ: рассерженный тон лорда Луазара и изничтожающие насмешки лорда Бремера не позволяли им даже помыслить о том, чтобы развязать языки. Рыцари и их пажи предусмотрительно молчали, боясь, как бы настроение лордов не перекинулось на них самих.

– Экий вы подкаблучник, Сегренальд, – недобро усмехнулся Олаф. – Ни шагу не можете ступить без указки Луизы. Глядишь, если так пойдет, и на охоту будете выезжать вместе с супругой!

Лорд Луазар не оценил шутки и дал шпоры. Его конь, поднимая копытами тучи брызг, начал движение к противоположному берегу. Псы маркиза устремились за ним.

– Вперед! – Младший брат барона указал свите на реку и сам поспешил «намочить сапожки».

Всадники пустили коней вброд, преодолевая мутную воду и разросшиеся растения. Течение здесь было настолько сонным и ленивым, что казалось, можно спокойно поставить посреди реки низкий столик с кубком вина, и вино ни за что не прольется…

Оказавшись на другом берегу, охотники продолжили путь по дороге. Ухоженный парк сменился по-настоящему диким лесом. Деревья здесь были высоки и разлаписты, а заросли колючего кустарника с каждым футом становились все более непролазными.

Река являлась природной границей, разделявшей парк Бренхолла и хмурый лес Утгарта, получившего свое имя в честь некоего старого гнома, что когда-то обитал со своими сыновьями в глухой чащобе. В народе верили, что он происходил из рода меняющих облик, то есть оборотней… Но и помимо сказочных перевертышей лес был не особо-то гостеприимным местом – слишком много нечисти водилось под его кронами. Кусты терновника были полны жилищ разнообразных духов, так же как и корни деревьев и их черные дупла. В плетеных гнездах обитали воро́ны, что оглашали лес хриплым карканьем.

Всадники держали путь немногим более пятнадцати минут и вскоре выехали на опушку, где остановили коней. Здесь собрались уже около трех десятков пеших охотников: псари, следопыты и слуги. Собравшиеся на поляне люди были облачены в длинные одежды: зеленые и коричневые котты до колен с удобными узкими рукавами, пелерины и капюшоны, концы которых были заправлены за пояс, чтобы не цепляться за ветви деревьев. У каждого в чехле находился кинжал на случай столкновения со зверем вплотную. Вооружены охотники были рогатинами с острыми наконечниками и короткими копьями, некоторые сжимали в руках луки и арбалеты. Никак не менее четырех десятков псов различных пород неприкаянно ворчали в стороне, ожидая начала охоты. Собаки маркиза тут же устремились к товарищам, виляя хвостами.

На опушке были разожжены костры, охотники грелись подле них. Здесь же присутствовал и главный ловчий барона, лесничий Малкольм Турк. Его седые волосы и борода были жутко спутаны, а на лице темнели морщины, но свое дело он знал хорошо. Повадки зверя старик изучил куда лучше, чем придворный этикет, должно быть, поэтому в замке он чувствовал себя не слишком-то уютно. Зато здесь, среди коряг и кустов, он был истинно в своей тарелке. Чаща была его домом, здесь он знал каждую тропу, каждое дерево. Никто не мог заготовить зверя лучше, чем старый Турк, за что он не зря получал свое жалованье и пользовался уважением как любителей псовой охоты, мужчин из семьи Бремеров, так и предпочитающих соколиную охоту леди. Помимо ухода за угодьями, старик и его люди стояли на страже леса, отлавливая, кроме зверья, еще и браконьеров.

И хоть барон Танкред сам охотиться не любил, считая это увлечение излишней тратой времени и сил, да к тому же неоправданным риском, но всякому запрещал убивать диких зверей в своем лесу. За браконьерство он карал столь же строго, как и все остальные вельможи Ронстрада, почитающие охотничьи угодья, расположенные в непосредственной близости от родового замка, личной неприкосновенной собственностью. Так, однажды лесники барона поймали в чаще двух простолюдинов, подстреливших косулю. Помнится, злобный Олаф придумал им весьма веселое наказание: с разрешения Танкреда его младший брат заставил бедняг охотиться друг на друга до тех пор, пока один не прирезал ножом другого. Победителя же, в свою очередь, стражники повесили на Дубе Справедливости в Теале за убийство. Так что редко кто отваживался преступить границы этого леса, направив стрелу на оленей его светлости.

Давно в замке не объявляли травлю, целых три седмицы никто из родственников барона не мог допроситься позволения протрубить в рог с Охотничьей башни, поэтому старый лесник несказанно обрадовался, когда получил весть от Олафа Бремера. Главный ловчий еще к ночи отправился в лес, чтобы заготовить зверя. Сейчас все уже было исполнено, и он подошел к господам, склонившись в поклоне.

– Где он, Малкольм? – спросил Олаф, не слезая с коня.

Рыцари за его спиной поспешили утолить жажду водой и вином из бурдюков – они знали, что погоня будет долгой и утомительной.

– Вепрь рыщет на севере, близ лощины Двух Желудей, милорд. Прикажете начать травлю?

Олаф грозно оглядел поляну, поудобнее перехватил копье и кивнул.

Ловчий направился к псарям, отдал им приказ, и те спустили собак.

Свора, состоящая из трех десятков борзых и гончих и пары аланов маркиза, рванулась под деревья, и ее хозяева тут же отстали. Заливистый лай говорил о том, что собаки уже почуяли зверя, несмотря даже на то, что охотники едва лишь направили их на след.

– Вперед, Олаф! – Маркиз поднял копье. – Загоним-ка нашего клыкастого друга!

– Так уж и быть, Сегренальд. – Олаф рванул шпоры и устремился вперед. – Но первый удар по загривку вепря – мой!

– Это мы еще поглядим, чей удар будет первым, – прошептал Сегренальд и последовал за родственником.

Свита веселой и шумной гурьбой двинулась следом. Рыцари начали преследование, а оба лорда были уже далеко впереди всех, будто бы обезумев от чувства соперничества и азарта погони. Их кони летели корпус в корпус, их взгляды были устремлены лишь на неверную лесную землю. Вскоре другие охотники сильно отстали. Псы подвывали где-то в чаще, к лаю примешался еще один звук: низкий, утробный и ворчливый – голос зверя. На пути лордам попались тела двух разодранных на куски собак.

«Слава Хранну, это не мои!» – подумал Сегренальд.

Олаф неистово гнал коня, помимо шпор используя еще и хлыст. Лорд Луазар никак не мог его догнать. Погоня была утомительной, хотя только началась. Вепрь несся в чащу, гонимый псами, выхоленной сворой Бремеров. Всадники следовали на рев аланов (эти собаки не просто лаяли, их голоса походили на львиный рык), их взмыленные кони исходили пеной. Лишь краешком глаза Сегренальду удалось один раз заприметить бурую шкуру вепря, после чего тот снова скрылся из виду. Во время погони маркизу попались еще три собаки, растерзанные чудовищными клыками.

Завидев, что впереди земля обрывается, лорд Луазар натянул поводья, но не успел вовремя остановить коня, и его скакун перелетел через край урочища. Совершив длинный прыжок, конь приземлился на ноги уже на дне распадка – благо, склон был пологим, а ложбина – неглубокой. То была лощина Двух Желудей – окруженная деревьями прогалина меж холмов. Дно ее было покрыто ковром из опавших листьев, в некоторых местах были грязные лужи – идеальное место для дикого кабана. Примерно в середине впадины гордо произрастали два могучих дуба с объемистыми кронами и множеством узловатых корней, выбивающихся из-под земли.

Маркиз больше не слышал собачьего лая. Он огляделся и с удивлением понял, что остался один. Олаф, который до этого несся впереди него, куда-то исчез: затихло болезненное ржание его лошади, не было слышно ругани, которой сопровождались подгонявшие ее удары хлыстом.

Спокойная лощина могла таить в себе любую опасность, и Сегренальд, согнувшись в седле, вглядывался в следы на влажной земле. Крепче сжав копье, несмотря на боль от ожогов, маркиз направил коня медленным осторожным шагом, особое внимание уделяя корням деревьев. Ничто не выдавало присутствия зверя, ни один куст ежевики не шевельнулся, ни одна веточка на земле не треснула – лес здесь будто спал. Постепенно Сегренальд оказался в самом центре прогалины, и если на опушке солнце еще кое-как светило, с трудом пробиваясь сквозь пелену серых туч, то здесь царил полумрак, создаваемый красно-золотистой листвой над головой.

Маркиз так и не услышал ни звука – вепрь не зарычал, не фыркнул… Охотник даже не понял, как монстр смог подкрасться незамеченным. Конь вдруг дико заржал. Неожиданный удар последовал сбоку, и он был настолько силен, что лорд вылетел из седла и упал на траву. По спине будто прошлись вишневыми дубинками – она вся превратилась в один сплошной ушиб, но он, слава Хранну, не сломал себе шею и, кажется, мог даже двигаться. Ножны с клинком валялись в стороне – при падении каким-то образом порвался ремень перевязи.

Конь маркиза был менее удачлив – бедное животное с жутким хрипом рухнуло, а на его боку зияла огромная рваная рана, оставленная клыками чудовища. Обреченный скакун несколько раз дернулся в конвульсиях и перестал шевелиться.

Вепрь глядел на распростертого человека и рыл копытом землю. Сегренальд остался один на один со зверем. Огромная туша размером едва ли не с медведя, каждый клык с руку длиной, жесткая бурая щетина торчит во все стороны. Лорд схватил лежавшее подле копье и осторожно поднялся на ноги. Рука его нашаривала что-то на поясе…

Рог коснулся губ, и маркиз Луазар затрубил, прося помощи. Никто не ответил! Никто… кроме зверя. Вепрь ринулся к нему. Опытный охотник бросился в сторону, не преминув ткнуть противника копьем. Неудача! Шкура кабана оказалась слишком крепкой, и наконечник лишь проскользнул по его кривому боку.

– Ну, хоть кто-нибудь!

Маркиз трубил в рог, но никто не отвечал.

В какой-то момент зверь повернулся и вновь ринулся на него… Выставленное вперед копье при столкновении сломалось у наконечника, и охотник не успел отскочить. Клык прорезал ногу, и Сегренальд закричал от боли. Он упал наземь… Штанина была мокра от крови, рану нестерпимо жгло. Только чудо позволило ему не потерять сознание. В глазах все поплыло, но – странное дело – зверя перед собой лорд видел четко. Он понимал, что следующее столкновение станет для него последним. Где же все?! Где же охотники и псы, где его верные аланы?!

Зверь возмущенно фыркал в стороне, он почему-то не спешил бросаться вперед и расправляться со своей раненой жертвой. Он стоял в нескольких шагах от маркиза и неистово мотал огромной головой. Несколько маленьких существ, каждое с палец размером и в темно-зеленых нарядах, вырывали у него из спины шерсть, другие кололи его елочными иглами в черный пятак, от чего вепрь и фыркал. Сегренальд подумал было, что глаза начали ему изменять из-за раны и ему уже мерещится неизвестно что! Чудеса, да и только! Судя по всему, лесные духи ярткины зачем-то решили ему помочь! Но ведь это невозможно! Ярткины, или «зеленые плащики», – злые духи, это ведь именно они обычно заманивают заблудившихся путников в чащу на растерзание диких зверей или к глубокому темному оврагу! Сейчас же они всеми силами пытались помешать вепрю напасть на человека.

Выяснять причины, движущие крохотным народцем, у Сегренальда что-то не было особого желания, он пополз к мечу, цепляясь за корни, торчащие из земли. За ним оставался кровавый след. Но тут он услышал наконец звук, которого ждал больше всего, – приближающийся стук копыт! На поляну выскочил Олаф, в руке его было копье. Ярткины тут же исчезли, скрывшись в траве и опавших листьях.

Вепрь будто бы не замечал появления в лощине еще одного человека и вновь повернулся к Сегренальду. Создалось впечатление, что зверь в сговоре с родственником, хоть эта мысль и казалась глупой.

Было видно, что маркиз долго не продержится в одиночку, но Олаф не спешил ему помогать. Он остановил коня с подветренной стороны, чтобы кабан не учуял его запаха, и стал просто любоваться огромным зверем и измученным родственником. Подлый лорд лениво опустил копье, в то время как у маркиза оставался в руках лишь обломок древка, который ни за что не выдержал бы веса и ярости вепря. Да, лорд Луазар представлял сейчас собой довольно жалкое зрелище: весь камзол перепачкан в земле и крови, к одежде прицепились листья, а капюшон мокр от пота. На ноге – жгучая рана, волосы спутались, а дыхание стало прерывистым и лихорадочным.

Олаф широко улыбался.

– Что ты делаешь?! – закричал Сегренальд. – Помоги же!

Олаф был посредственным охотником, и ему было далеко до родственника. Младший брат Бремер быстро загорался опасной забавой, но так же быстро и уставал от нее, предпочитая поскорее вернуться в замок. Сегренальда он не любил так же, как, должно быть, и всех остальных, – то есть из простого человеконенавистничества. Но главной причиной была зависть – муж его племянницы с легкостью управлялся с охотничьим копьем и ему ничего не стоило различить едва заметные следы на неверной, обманчивой земле, в то время как сам Олаф ничего там не мог рассмотреть, как ни пытался.

И теперь он был на высоте, а Сегренальд повержен. Ныне он получал непередаваемое удовольствие, свысока глядя на то, как зверь роет землю изогнутыми клыками и угрожающе фыркает, приближаясь к неудачливому охотнику.

Сэр Луазар полз по земле, пока не уперся спиной в толстое дерево. Вепрь встал напротив.

– Олаф, помоги! – вновь закричал Сегренальд, когда вепрь с налитыми кровью безумными глазами ринулся к нему. Животное было ранено – на боку его виднелись кровавые следы от собачьих укусов – и от того еще свирепее.

Негодяй Олаф даже не подумал шевельнуться. Он просто сидел в седле, перехватив копье обеими руками, чтобы напасть на вепря, видимо, когда тот разделается с Сегренальдом.

Зверь бросился на лорда, и в последний миг маркиз успел уклониться в сторону, при этом выставив перед собой древко копья с острым обломанным концом. Зверь грудью налетел на деревяшку, и она неглубоко вошла в его тело. Своим клыком он застрял в крепкой коре дерева. Оказавшись в ловушке, вепрь начал яростно биться, исходя слюной и криками. Его копыта врывались в землю, оставляя в ней глубокие следы. Лорд отполз немного в сторону.

Зверь еще несколько раз с силой дернулся и оказался на свободе.

Сегренальд уже успел мысленно проститься с любимой женой Луизой, с неродившимся ребенком и с милой леди Софи, которая стала ему почти что сестрой. Маркиз крепко сжал зубы и заставил себя не зажмуривать глаза. Не потерять достоинство он мог, лишь бросившись в самоубийственную атаку с кинжалом на огромного вепря – до меча он так и не дополз. Короткий клинок – все, что у него осталось, и он не смог бы причинить сильного вреда такому огромному кабану. Но это не значило, что лорд Луазар погибнет, уползая, как трус. Чтобы он показал слабость перед этим ублюдком Бремером? Да никогда!

Но ни честь, ни жизнь потерять Сегренальду не пришлось – вдруг свистнула стрела. Она пролетела мимо, но зверь резко остановился. За первой пропела еще одна, глухо вонзившись в дерево. Издали послышался лай собак.

Вепрь выпучил глаза и ринулся прочь, в спасительную тень деревьев. Олаф разочарованно хмыкнул, насмешливо глядя на пребывающего в состоянии оцепенения Сегренальда: мол, ничего, в следующий раз непременно… Он пришпорил коня и направил его в чащу – теперь у него было явное преимущество, а младший брат Бремер привык добиваться своего любой ценой.

Ловчие выбежали в лощину всего через несколько мгновений после того, как огромный кабан вновь скрылся из виду. Собаки не собирались останавливаться здесь и помчались вслед за вепрем. Охотники осматривались – не притаился ли где зверь. Среди всех был лесничий, он держал стрелу на луке, готовясь чуть что выстрелить. Старый Малкольм мгновенно оценил ситуацию и бросился к лежащему на земле лорду. В руках его появился бурдюк с вином. Вырвав затычку, старик наклонил горлышко к иссушенным губам сэра Луазара.

– Милорд, нужно перевязать вашу ногу. – Лесничий достал откуда-то полотняные бинты и тут же принялся умело перевязывать рану на ноге, подложив под повязку какие-то листья. Боль не прошла, наоборот, началось непрекращающееся жжение, но кровь остановилась.

– Где мои псы? – хрипло выдавил Сегренальд – сердце все еще бешено колотилось, в горле пересохло, будто он только что пробежал не менее десяти миль. – Где Хтош и Ревен?

Малкольм оглянулся на псарей и крикнул, требуя собак лорда. Их подвели на поводке. Оба алана жалобно скулили, будто прося прощения, что не пришли своему господину на помощь. Они начали лизать его руки, и он ласково потрепал их по загривку – странно, но собачьи языки не ухудшали его боль от ожогов в кистях.

– Ну-ну, мальчики…

Только сейчас из-за деревьев выскочили два всадника. Пара рыцарей из свиты маркиза и Олафа безуспешно рыскали по лесу в поисках вепря. Увидев одного из своих предводителей раненным и на земле, они взволнованно устремились к нему, лорд раздраженно поднял руку, призывая их остановиться. Он продолжал гладить собак, все его внимание было занято ими.

– Что с тобой случилось, Хтош? – спросил большого поджарого черного алана маркиз. – А с тобой, Ревен? – Белый алан также не смог ответить.

– Кто-то перебил им нюх, подсыпав в еду молотого перца. – Старый лесничий положил ладони псам на головы, погладил мокрые носы. Они даже заворчали от удовольствия.

– Кто? – только и спросил сэр Луазар, и так зная ответ.

Ублюдок… Интересно, если проткнуть его копьем и выдать все как несчастный случай, ему поверят? Должно быть, это всего лишь вопрос любви Танкреда к своему младшему брату…