Текст книги "Немтырь"

Автор книги: Владимир Топилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Очнувшись, Янис подскочил на лежанке. Тело бросило в жар, по спине, между лопаток, побежал холодный пот. Юноша понял, почему бродяга так старался заглянуть в избушку. За день до этого, когда Юрис стрелял, мужик услышал выстрелы, определил оружие. Отличить выстрел из ружья и карабина просто: первое бахает как упавшее дерево, а второй режет бичом. Он приехал, когда мужчины делали лабаз. Прежде чем увидели, рассмотрел дырки на пихте, потом хотел увидеть карабин, но его не показали. Теперь, не отыскав следов брата, не откажется от повторной попытки и вернется на зимовье. Чем закончится его визит, можно было только предполагать.

Не дожидаясь рассвета, Янис поспешил назад, торопился: только бы успеть! Только бы Юрису не быть одному! Вдвоем, да еще с собакой – они сила, их будет трудно застать врасплох.

Опоздал…

Мертвый Юрис стоял на коленях спиной к пихте. Завернутые руки были крепко связаны в запястьях за деревом проволокой: ни развязать, ни вырваться. Поникшая голова и вывернутые плечи указывали на то, как долго и мучительно он умирал. Прежде чем сделать последний удар, бандит его долго пытал. Обожженное, без бороды и усов лицо покрылось сплошной кровавой массой. Левый глаз вытек. На голом до пояса теле не оставалось места от синяков. Лужа крови перед ним запеклась бордовой, облепленной мухами массой.

От представленной картины у Яниса подкосились ноги. Стараясь не упасть, схватился за колотые доски, осел на землю, заревел зверем. Елка рядом, вздыбив загривок, поджав хвост, обнюхивая следы и покойного, дрожала. Он, тычась головой в доски, молил лишь об одном:

– Прости!.. Прости!.. – и от своих слов утонул в забытьи.

Очнулся через некоторое время, осмотрелся: где я? Увидел ту же картину. Собрался с силами, встал на ноги, подошел, потрогал за плечо невиновного: холодный. Убийство было совершено ночью. Янис вытащил из шеи ржавый гвоздь, откинул его в сторону, осторожно развязал на руках проволоку. Положил Юриса на спину. Оглядывался, стараясь не смотреть на обезображенное лицо. Мысли путались в голове: как все случилось?

Вероятно, все произошло вечером, когда Юрис закрылся в избушке. Убийца тихо подошел к зимовью, может, постучал, или поскребся в дверь. Тот вышел на улицу и получил удар по голове чем-то тяжелым, возможно, обухом топора. Потом разбойник его связал и начал последний допрос.

В избушке все на своих местах, не хватает только ружья. Очевидно, бандит пришел не грабить, а выпытать все, что ему необходимо. Но что Юрис мог рассказать? Он ничего не знал. Как долго длилась пытка и мучился человек, страшно представить. Такое мог совершить только нелюдь.

Янис кипел от злобы и тут же оглядывался по сторонам: а вдруг бесчинщик наблюдает за ним из-за кустов? Нет, не может. Ушел в сторону реки, видно, по следам. Елка молчит, ничего не чувствует, значит, его рядом нет.

Первая мысль – догнать и застрелить! Янис пробежал по следам несколько сот метров с заряженным, готовым к стрельбе, карабином, но потом вдруг остановился, подумал: а ведь он может устроить засаду. Или кто окажется быстрее, когда они сойдутся взглядами? Тут стоило подумать.

Вернулся на зимовье. Присел на чурку рядом с покойником. Прежде всего, надо похоронить, пока не распространился запах. Наверное, убийца тоже рассчитывал на это: труп запахнет, придет медведь, съест его, разорит зимовье, и на этом все следы будут заметены. Кто будет искать человека в тайге, когда от него остались кости? Все подумают на зверя. А как же я? Ведь убийца видел меня! И догадался, что под пытками Юрис сказал допросчику, что парень ушел домой.

Похороны длились недолго. Выкопать лопатой в мягкой земле двухметровую яму не составило труда. К вечеру под дальним кедром возвышался холмик: последний дом Юриса. Долго юноша сидел рядом, думая, как все глупо получилось, в смерти дяди чувствовал свою вину: почему не сказал, каким образом к нему попал карабин?

В голове путаются мысли. Как он скажет о его смерти Кристине? Кто заменит ей мужа, а детям отца? Надо же такому случиться, не арестовали в деревне, так погиб в тайге. А ведь они собирались выйти осенью к родным, поговорить с Эдгаром об Инге.

Янис опять остался один, как прихваченный в зимнюю стужу на березе листок. Прошлого не вернуть. И будущего нет. Где-то по тайге бродит убийца. Если его увидит, не оставит в живых. Бежать некуда. Сидеть, затаившись в зимовье, нет смысла. Он может найти избушку, как Клим-гора. Что остается?.. И тут же ответил на свой вопрос:

– А выбора нет. Либо ты его, либо он тебя, третьего не дано.

Но как? В голову сам собой пришел план мести и защиты. Янис знал, что преступник ушел на Рыбную реку, сегодня утром, как покончил с Юрисом, и там будет искать следы своего брата. С большой долей вероятности должен пойти вверх по реке, как шел Клим-гора. Будет находить только одному ему известные метки. Если это так, без сомнения свернет на Безымянку, в сторону их зимовья и выйдет к избушке, потому что на берегу стоят колья для загороди.

Что делать? Можно подкрасться на расстояние выстрела с подветренной стороны, когда он будет там. Нет! Лошади своевременно почувствуют чужого человека и дадут знать. У монголок обоняние, слух и зрение развиты не хуже, чем у собаки. Эта затея отпадает. Тогда подойти к избушке ночью, перед рассветом, подпереть дверь и поджечь свое угодье? Тоже нельзя. Где потом жить самому? Остается один выход – караулить убийцу где-то на подходе, когда тот будет идти по берегу Безымянки.

Решение принято, медлить нельзя. Простившись в поклоне с Юрисом, Янис пошел в ночь через знакомый перевал к себе.

Юрис оказался прав. К обеду следующего дня молодой охотник увидел Рогатую седловину. Сбоку, слева в распадке, шумела речка Безымянка.

Заранее подвязав на поводок Елку, скрываясь за деревьями, осторожно подошел к зимовью на видимое расстояние. Там все спокойно. Собака вела себя так же, показывая, что рядом никого нет. Вешка над крышей не тронута, двери прикрыты. Все еще осторожничая, вышел к кострищу, осматривая любую мелочь, которая могла насторожить.

Нет. В его отсутствие здесь не ступала нога человека и зверя. Посуда, дрова в поленнице, отставленная от лабаза к кедру лестница – все было так, как он уходил неделю назад. Янис успел, опередил убийцу, оставалось подождать его прихода. И сейчас медлить было нельзя, нужно быстро искать место для засады.

Зашел в зимовье, взял спальник, куски вяленого мяса, копченую рыбу, засохшую лепешку, котелок. Кто знает, сколько придется сидеть в ожидании? День, два или три? Может, он уже где-то на подходе?

Закрыв дверь, насторожил вешку, на случай, если убийца выйдет сюда с другой стороны. Двинулся по тропке к речке. Елка на поводке спокойно шагает рядом.

Вышли на берег. Внимательно осмотрев под ногами землю, определился. Никаких следов. Значит, разбойник здесь еще не проходил. Стараясь не топтать траву, убрал колья в кусты, набрал в котелок воды, пошел к скале. Засаду решил сделать здесь, в нише, где хранились морды для ловли рыбы.

Забрался наверх. С высоты семи метров видно далеко вокруг: реку, дальнюю поляну, тропинку к зимовью, нижний поворот. Если убийца поедет здесь, ему одна дорога, между скалой и речкой, мимо не пройти. Заметить движение можно далеко. Пока здесь можно спокойно приготовиться и прицелиться. Лучшего места не найти, только бы кони не хватили запах раньше времени.

Разложил под собой спальник, рядом свернул одеяло. Перед собой выставил котомку, на нее – карабин. Попробовал прицелиться, покрутился из стороны в сторону, глядя в целик. Удобно. Если подъедет вон к той елке, можно стрелять, до нее не больше сорока метров.

Рядом привязал к камню Елку, предупредил:

– Лежать! Будем караулить.

Та послушно присела на задние лапы, недовольно посматривая по сторонам: зачем мы здесь? Но противиться не могла.

Притихли.

Длинный, летний вечер намочил росой траву. Янису это на руку, влага убьет запахи следов. Свежий ветер тянет от речки. Это тоже хорошо, лишь бы не вниз по Безымянке. Еще лучше, если бы его течение наплывало в лицо.

Караулили долго, до тех пор, пока черная ночь не раскинула свою мантию над тайгой. Хозяин, накрывшись одеялом от прохлады, наносимой с реки. Собака, свернувшись клубочком на плетеной стенке. Но все бесполезно. В этот вечер к ним так никто и не пришел.

Раним утром, когда еще не взошло солнце, случилось непредвиденное. На другом берегу разом, резко хрястнул сучок. За ним другой, и тут же, как гром с небес, в воду упала лохматая туша. Медведь. Елка вскочила на лапы, собралась залаять, но Янис прижал ее к себе, зажал рукой пасть. Извиваясь и дергаясь, лайка пыталась вырваться, подать голос на хищника, но охотник был сильнее.

Между тем, никого и ничего не боясь в своем доме, хозяин тайги дважды окунулся с головой в воду, искупался, вылез на берег и, неторопливо шагнув к той ели, завалился набок. Приняв водные процедуры, решил отдохнуть. До него было не так далеко. Вытянувшись во всю длину своего внушительного роста, он казался обгоревшей колодиной. Если бы Янис не видел, как тот лег перед ним, его можно было таким представить.

Зверь не чувствовал посторонних. Это был хороший знак, значит, и лошади тоже не сразу предупредят своего хозяина. Плохо было то, что Елка в объятиях Яниса не могла лежать спокойно, возилась, как пойманная мышь, и медведь услышал ее движения.

Резко подняв голову, выставив уши, шлепая губами топтыга пытался понять, откуда раздается возня. Потом встал, уставился на скалу, сильно втягивал поросячьим носом воздух и, вдруг хватив запах человека, резко сорвался в спасительную чащу. Три прыжка, и он исчез в густых зарослях пихтача. Через некоторое время из тайги послышался его утробный рев, треск сучьев, а затем все стихло. Недоволен косолапый, что вот так оконфузился.

После этого в округе ничего занимательного, что могло привлечь их внимание, не произошло. Жизнь в лесу кипела! Старательная мухоловка то и дело таскала в свое гнездо комаров и личинок, выкармливая своих птенцов. Над речкой порхали непоседы кулички. Нервно подергивая хвостом, сидя на коряге, пикала желтая трясогузка. Над вершинами кедров, повторяя круги, высматривал рыбу зоркий орлан. После обеда далеко внизу, на краю поляны, мелькнули три серых пятна: через реку перешли северные олени и, не задерживаясь на открытом месте, скрылись в густом ернике.

Нет хуже – ждать и догонять. Янис отлежал себе все бока, просмотрел глаза, занемог от ожидания. Елка и того хуже. Привычная к постоянному движению лайка крутилась на привязи, не находя себе места. Вода в котелке, что парень набрал перед тем, как лечь в засаду, давно кончилась. Их мучила жажда. Речка, протекавшая рядом, только усиливала желание. У Яниса все пересохло во рту, ему казалось, что он может выпить всю Безымянку до дна. Елка, с пересохшим горлом жалобно скулила: отпусти меня, хозяин! Но тот оставался непреклонен. Периодически одергивая собаку, настойчиво уверял:

– Тихо! Подожди немного. Наступит ночь, спустимся, напьемся.

До сумерек оставалось много времени. Теплое летнее солнце, перед тем как завалиться за гору, прилегло в гамак из еловых веток. Восточные стороны хребтов и перевалов спрятались в тень. Западные еще были окрашены в желтовато-зеленый, нейтральный цвет. Чистое, без единой проседи облаков, небо предвещало завтра хороший день. Воздух наполнился благодатной свежестью и прохладой. Дышать и ждать стало легче.

Занемевшая от бездействия, Елка резко подняла голову, напрягая зрение и чутье уставилась в сторону излучины реки. Задрожала, собиралась заскулить. Янис приложил палец к губам, давая понять: только тихо! Сам осторожно приложил приклад карабина к плечу.

В конце поляны – движение. В их сторону идет какое-то животное. Издалека не видно, кто это: сохатый или лошадь. С более близкого расстояния выснилось, что идет конь, на спине которого сидит человек.

По телу Яниса потекла томительная волна. Руки ослабли. Голову обнесло хмелем. После этого бросило в дрожь. Ладони взмокли, пальцы стянуло судорогой, в глазах поплыли размывы. Нет сил прицелиться и выстрелить.

Подобное состояние было вызвано нервным перенапряжением от ожидания, к тому же он никогда не стрелял в человека. Убийство Клима-горы произошло неосознанно. Здесь же, когда дело дошло до выстрела, вдруг понял, что не может нажать на курок. Это был человек, и этим все сказано.

Конь все ближе. Вон уже видны кольца на уздечке, спокойные глаза, борода на лице всадника. Стараясь сосредоточиться, парень прицеливался. Не получается, мушка прыгает из стороны в сторону, ствол гуляет между деревьями. Елка в стороне вот-вот залает, выдаст его. Собрав последнюю волю, положил палец на спусковой крючок. Как только покажется из-за дерева, надо стрелять. Куда? В грудь.

Из-за ели показалась голова монголки. Ветки бьют всадника по лицу со всей силы. Тот даже не отворачивается. Яниса что-то насторожило в его позе. В самый последний момент убрал палец с крючка, не выстрелил. Поднял голову, стараясь понять, что тут странного.

Всадник сидит как-то неестественно, завалившись набок. Ружья нет, лошадь идет одна. Где вторая монголка? Да и где сам человек? Вместо него – привязанный к спине мешок. Привязанные к уздечке – рукава куртки. На рисованном лице прилеплена еловая борода, вместо ног болтаются пустые штанины.

– Вот те тетка, блин, на Рождество! – растерянно, едва слышно выдохнул он. – Чуть не выстрелил… А где?.. – и осекся на полуслове.

Сзади, вдалеке, показалась вторая, вороная лошадь. Теперь с настоящим всадником в седле.

Передовой конь, не почувствовав их, неторопливо проследовал вдоль ручья мимо. Янис бросил косой взгляд на муляж: предусмотрительный! Боится подъехать под пулю, чует за собой грешки. И безотрывно наблюдал за приближавшимся убийцей.

Да, это был он. Тот мужик, приезжавший к ним в гости, убивший Юриса. Та же осанка, слегка опущенная к земле голова, заросшее бородой лицо, космы на голове. Готовый к стрельбе на коленях карабин.

Его поведение вызвало у Яниса негодование. Какой хитрый! Пустил вперед коня, сам едет сзади. Если кто-то впереди выстрелит или конь даст знать, у него хватит времени скрыться в тайге. Возмущение охладило кровь. Разом успокоился. Неизвестно куда пропали дрожь и слабость в руках, в глазах появилась четкость, движения стали твердыми и уверенными.

Палец на курке. Взгляд совместил планку с мушкой, ствол смотрит чуть в сторону от елки. Там незнакомец должен проехать. Как только выйдет из-за веток, надо стрелять.

Конь идет не спеша. Глаза убийцы бегают по сторонам, а сам он в седле сидит как влитой, предупреждая каждый шаг монголки. Янис перевел мушку на грудь, попробовал прицелиться. Далековато, можно промахнуться. Лучше подождать.

Заехал за ель. Еще несколько шагов и появится из-за дерева. Вдруг остановился. Встал. За ветками плохо видно, что делает. Кажется, смотрит в его сторону. Неужели заметил? Плохи дела. Надо стрелять, но нельзя. Пуля через ветки может дать рикошет.

Тот слез с коня, подошел к елке, начал рассматривать ствол, приложил руки ко рту, крикнул резко голосом:

– Гок-гок-гок!

Елка едва не залаяла. Янис вовремя успел зажать ей пасть, ткнул легко в бок. Сам не может понять – что происходит?

Прошло немного времени. Сверху послышались шаги. На призыв возвращался первый конь. Удивился: надо же, как приучен!

Дождавшись его, убийца подозвал к себе, что-то достал из притороченной к боку котомки. Опять за елку что-то делать.

Янис в напряжении: надо стрелять, другого удобного случая не представится.

Вот он вышел из-за ели, встал боком, двигается. Нет, надо подождать, когда повернется грудью. Тот подвязал одинокого коня за уздечку, вскочил в седло и, поворачиваясь, чтобы поехать, проверил, все ли ладно. Потом посмотрел вправо и оказался перед Янисом лицом.

Парень больше не ждал. Прицелившись между плеч, плавно нажал на крючок. Карабин взорвался от грохота выстрела, плюнул огненной смертью, сильно ударив прикладом в плечо. Янис заметил, как во время выстрела всадник перевернулся с коня кубарем, упал на землю. Испуганные лошади, связанные в паре, спотыкаясь и наскакивая друг на друга, бросились в другой конец поляны.

Неистово лаяла Елка. Пытаясь вырваться на волю, от злости грызла поводок. Убедившись, что убийца лежит на месте, Янис отцепил собаку, передернул затвор, выкинул гильзу, загнал в патронник новый патрон и, прицелившись во врага, выстрелил еще раз. Заметил, как тот дернулся, перевернулся на спину, раскинув руки. Хрястнув затвором, опять перезарядил карабин, но уже не стрелял. Быстро спустившись со скалы, подбежал к раненому.

Тот лежал там же, куда упал с лошади. Одна пуля попала в левую сторону груди, вторая немного ниже. Обильная, пульсирующая кровь из ран предсказывала скорый конец. Несмотря на это, убийца еще шевелился и пытался дотянуться до валявшегося неподалеку карабина. Когда Янис подошел к нему, тот не удивился. Повернув голову, криво усмехнулся кровавым ртом, через силу заговорил:

– А… Это ты, немтырь.

– Зачем ты убил Юриса? – наставляя на него ствол, грозно спросил Янис.

– Потому что моего братку… Климку… Того.

– Откуда ты знаешь, что это он?

– А хто же окромя его? Боле некому.

– Это я его, а не он.

– Ты?! – стараясь приподнять голову, немало удивился тот. – А золото где?

– У меня.

– Ты смотри-ка… Кто бы мог подумать… Надо было вас тогда обоих… Не разговаривая… И не его пытать, а тебя на костре жарить. Да ладно теперича. Видно, и на ястреба бывает своя петелька. Отразбойничал я. Хватит, пожил вволю.

– Откуда у Клима было столько золота?

– Дык, сколько старателей по тайге, столько и золота, – после некоторого молчания, теряя силы, ответил убийца.

– И скольких вы убили?

– Тебе, паря, знать не надобно.

– Зовут-то тебя хоть как? – понимая, что тот скоро умрет, спросил Янис.

– Мишка-бродяга… Брагины мы. Все нас боятся.

– Отбоялись! Много вас там еще? Кого следующего ждать?

– Придут… ишо.

– Откуда вы взялись такие? Как только вас земля носит?

Но Мишка-бродяга не ответил. Оскалился белыми, как у волка, клыками, и затих с наполовину прикрытыми глазами. Умер.

Янис обошел его вокруг, толкнул ногой, подобрал карабин, закинул на плечо, оглянулся. В конце поляны, повернув на него головы, стоят лошади, ждут своего хозяина. Вспомнил, что что-то рассматривал на елке Мишка-бродяга, подошел ближе. На стволе, между веток вырезана стрелка, по всей видимости сделанная в прошлом году, показывавшая направление на его зимовье. С краев знак успел заполниться свежей смолой, на нем – непонятные засечки.

Янис похолодел от страха. Понял, что все время после того, как убил Клима-гору, был на волосок от смерти. Если бы Мишка-бродяга пошел здесь в прошлом году, все закончилось бы по-другому. И как ее парень не замечал? Ведь проходил здесь мимо много раз. Когда Клим-гора успел ее вырезать? До того, как нашел избушку, или потом вернулся и сделал метку?

Пока не стемнело, решил закопать убитого. Сходил за лопатой и киркой. Оттащил мертвеца в пихтач, вырыл яму. Столкнул на дно тело, закидал, сровнял с землей, сверху замаскировал дерном. Через два дня молодая трава поднимется, скроет место смерти Мишки-бродяги, трудно будет определить могилу разбойника.

Сгустившиеся сумерки прервали планы Яниса. До рассвета ушел в зимовье. Спал плохо, сказывались перенапряжение, бессонная ночь, убийство Мишки-бродяги. Впервые приснился Клим-гора и его брат. Сидят на улице у костра, пьют самогон, смеются, о чем-то рассказывают друг другу. Янис хотел открыть дверь, прогнать братьев, но та подперта снаружи той елкой, на которой вырезана метка. Заметался по зимовью, стараясь выбраться наружу. Вспомнил про подземный ход. Кинулся под нары, но дыра полностью забита грязью, не пролезть и не убежать. Огонь. Братья-бандиты подожгли зимовье, желая сжечь врага живьем. Янис попробовал выскочить в окно, но и его нет. Вокруг плотные, бревенчатые стены. Понимая, что погибает, скребет ногтями дерево и… просыпается.

В знакомое окно бьется ровный, с голубоватым оттенком, свет. Утро. Солнце еще не встало. Рясная роса намочила тайгу. Охотник вышел на улицу. Из-под нар выскочила Елка, отбежала в сторону. После туалета вытянулась до хруста костей в позвоночнике, с интересом посмотрела на него: что будем делать? Опять на скалу полезем караулить кого-нибудь?

– Нет, – сухо ответил Янис грубым, до звона в ушах, голосом. – Сегодня у нас дела куда более важные, чем ждать. Мало выстрелить, теперь надо скрыть все следы.

Не позавтракав, пошел на берег Безымянки. Перед выходом на поляну долго смотрел по сторонам. Неподалеку от елки пасутся лошади, которые подошли ночью. Увидев человека, подняли головы. Тот осторожно подошел к ним, взял под уздцы, ласково погладил по шее. Животные оказались не пугливыми.

Отвел их к зимовью, привязал на длинные веревки неподалеку от избушки на поляне. Пусть пасутся, травы много. Сам пошел назад. Ему предстояло сделать не менее важное дело, чем спрятать лошадей в тайге от посторонних глаз. Решил срубить елку, на которой была вырезана стрелка.

Сначала долго думал, правильно ли поступает. Можно замазать метку глиной или прикрыть такой же еловой корой, только все это заметно для опытного глаза таежника: стоит присмотреться, и определишь, что здесь что-то не так. Надо убрать дерево, а пень обложить дерном. Молодая трава быстро затянет его и не оставит следов. Это наиболее верное решение.

Теперь оставалось главное – лошади. Что делать и как поступить с ними, не знал. Оставить в живых – себе дороже. После них много следов, по которым его быстро найдут. Чтобы содержать в зиму даже одного коня, надо косить сено, нужны большие луга, которых в глухой тайге найти непросто. Застрелить – жалко. Решил оставить до поры, а там видно. Все же медлить нельзя, монголки в этих местах приметны, у случайного человека могут вызвать ряд вопросов. А если появится сообщники или родственники Мишки-бродяги и Клима-горы, ему грозит одно – смерть.

В тот же день Янис соорудил коням небольшой пригон с навесом от дождя. Сбоку поддерживал два дымокура от комаров, гнуса и паутов. Слишком заметное, ручной работы седло, утопил в речке. Уздечки оставил, потому что других не было.

Вечером разобрал котомки убитого. В отличие от своего брата, последний оказался более запасливым, а, может, не так давно выехал из дома и не успел съесть продукты. Он вез около пуда муки, килограммов двадцать круп трех видов, мешок сухарей, сало, масло, двадцать банок тушенки, соль, сахар и даже картошку. Были здесь и сладости: конфеты и пряники, от которых Янис не мог отказаться. Сухие продукты переложил на лабаз, скоропортящиеся, убрал в ледник. Стыдно и неприятно пользоваться едой убитого, но делать нечего, не выкидывать же все.

Мишка-бродяга был вооружен до зубов. Помимо карабина и изъятого у Юриса ружья в котомке в кожаном мешке лежал вороненый револьвер с патронами. Такой же длинный, как у Клим-горы, нож Янис выкинул в речку, остальное оружие спрятал в дупло. В отличие от шального братца, награбленного золота у Мишки не было. Вероятно, не так давно выехал из дома на «охоту».

Перебрав сумы, хотел их сжечь на костре. Напоследок прощупывая вещмешок, вдруг заметил уплотнение. Сунул руку внутрь, нащупал потайной карман. Вытащил из него водонепроницаемый кожаный мешочек, в котором лежала старая, потрепанная карта.

С подрагивающими от волнения руками развернул ее перед собой. Вверху, в центральной части, теснился двуглавый гербовый орел, под ним цифры: 1874 годъ. И подпись: «Реестры золотосодержащих приисков. Северо-восточный районъ». Недолго смотрел на нее, разбираясь. Узнал знакомые реки и горы, подписанные на русском языке с буквой ять. В нижнем, левом углу – город Красноярск, снизу вверх извивался Енисей, вверху – впадавший в него Кан, речка Рыбная. Вот Безымянка, ключ, где сейчас находится он… Что это? Янис вздрогнул телом, в кровь ударила холодная кровь. На карте жирной, черной точкой обозначено его зимовье. С юга на север через нее тянулась пунктирная, извивающаяся ниточка: тропа.

Янис так и сел на ослабевших ногах на чурку. Понял, что все значит. Думал, что здесь живет в глуши один, спрятавшись, и никто о нем не знает, оказалось, глубоко ошибался. Перед ним явное доказательство того, что Мишка-бродяга знал эти места. Значит, и Клим-гора не случайный прохожий? Они ходили здесь мимо. Куда? Янис опять склонился над картой. Пунктирная линия ведет на другой берег Рыбной реки, за Кан. Там, уже по незнакомым речкам и ручейкам, среди глухой тайги обозначены квадратики вдали от поселений, каждый из них подписан: Никольский, Богатимый, Праведный, Дальний, Петровский и еще несколько других. Нетрудно догадаться, что это золотые прииски. Подсчитал их: двадцать четыре. Все расположены неподалеку друг от друга. Возможно, это какое-то месторождение. Прочитал название реки: Ветлянка. Нет, не знает такой. Внизу, в уголке карты, масштаб. Янис прикинул расстояние – отсюда до приисков около двухсот километров, слишком далеко от них. На трех из них, Никольском, Праведном и Дальнем, стояли кружки, обведенные карандашом.

Неторопливо повел пальцем вниз по пунктирной линии. Она пересекала дорогу, отмеченную как «Восточно-Сибирский трактъ». Да, в те времена, когда составлялась эта карта, железной дороги не было. Место, где тропа пересекала дорогу, отмечено крестиком. Что он значит, неясно. Может, там стояло зимовье или это для ее владельца какой-то другой знак. Далее штрихи опускались ниже, оканчивались на краю карты. Куда тропа вела дальше, оставалось только догадываться. Одно видно, что везде, на всем протяжении с севера на юг, она стороной обходила густонаселенные места и поселения.

Создатель карты имел хорошее как географическое, так и горное образование. Разлинованная по широте и долготе, она была составлена грамотно, с точными направлениями рек. На некоторых горах даже проставлены высоты. А выгоревшие от времени зеленые, желтые и голубые цвета означали лес, горы и степи. Внизу Янис мелким шрифтом прочитал: «горный инженеръ Быстрицкий А. Н.» Вероятно, это и был ее первый хозяин. А вот как она попала в руки Мишки-бродяги и кто после провел пунктирную линию тропы, неизвестно.

Янис долго рассматривал нанесенную на карту местность. Больше всего интересовала Безымянка, речка Рыбная и прилегающие окрестности. Значительную часть он знал на память, охотился там. Но были и такие места, где не был ни разу. Таким образом правый берег Рыбной реки, на который юноша не переправлялся ни разу. Когда-то отец и дед бродили там, рассказывали о своих похождениях. Говорили, что искали, но не нашли деревню староверов. На карте он увидел запрятанный на зеленом поле небольшой значок, нарисованный карандашом в виде могильного крестика с небольшими квадратиками рядом. Понял, что это и есть поселение старообрядцев.

Пунктирная линия – тропа проходила от деревни далеко в стороне. По приблизительным подсчетам до нее около сорока километров. Получалось, что на прииски разбойники ходили мимо нее. Да и крестик нарисован той же краской, что и реки. Вероятно, его нанес первый хозяин карты, инженер Быстрицкий. Значит, он знал о ней. В том далеком, 1874 году, староверы уже там жили.

Это открытие вдохнуло в Яниса надежду. Решил, если не встретится со старообрядцами на реке, найдет их сам. Воодушевленный предстоящими планами, аккуратно свернул план местности, засунул в тот же кожаный мешок и спрятал в дупле дерева, где хранил ружья.

Многое переосмыслил Янис за три последующих дня. Ситуация незавидная. Он находился между двух огней. С одной стороны, скрываясь от ареста НКВД в тайге, не мог выйти к людям; с другой, боялся быть захваченным врасплох бандитами. Пугался каждого шороха, оборачивался по сторонам: кто знает, может, кто-то следит за ним из родственников или товарищей Клима-горы и Мишки-бродяги?

Больше всего угнетало присутствие лошадей. Разбойники сразу узнают их. Возникнут вопросы, на которые юноша не сможет дать ответа. Чтобы этого не случилось, торопился обработать огород: окучивал картошку, полол овес и пшеницу. После этого собирался идти к Рыбной реке, искать староверов. Янис знал, кому надо отдать коней. Это решение возникло само собой.

Путь на реку начался утром третьего дня. Прихватив с собой самое необходимое, запас продуктов на десять дней, оружие, пушнину и карту, выехал из зимовья вниз по Безымянке. Не забыл взять и золото. В голове давно роились мысли: отдать награбленное тем, кому оно должно принадлежать. Хотя не представлял, как это сделает. Вытаскивая из корней бутылку, задержался над могилой Клима-горы:

– Лежишь? Ну-ну, парь кости свои. Сколько душ загубил, а богатством не попользовался. Ладно уж, попробую смягчить твои грехи…

Прежде чем встать на тропу, Янис долго кружил по тайге, путая следы. Ближе к полудню добрался до Рыбной реки. Времени еще оставалось много, поэтому направил лошадей дальше.

Спокойные и удивительно выносливые монголки оказались на редкость послушными. Переступая по захламленной тайге спокойным шагом, они, казалось, заранее предвидели препятствие, обходили его стороной и слушались любой команды нового хозяина. Ехавший на передовом мерине Янис лишь в редких случаях правил уздечкой, указывая дорогу. Остальное конь делал сам: осторожно, стараясь не уронить седока со спины, спускался с пригорков, неторопливо поднимался на взлобки, мягко переступал колодины и кочки, заранее избегая грязь и лужи. Янису жалко расставаться с таким конем, который, очевидно, исходил немало тайги, но делать нечего. Решил, что когда все успокоится, наступят старые времена, вернется за ним или выкупит жеребенка для развода породы. Подумал и тяжело вздохнул: а наступят ли?

В этот раз парню не пришлось жить ожиданием людей с противоположного берега Рыбной реки. К балагану подъезжал вечером, едва закатилось солнце. Видел впереди скалистый прижим, знакомый поворот. Вдруг лошади встали, насторожились. Сначала не мог понять причину их поведения. Потом, почувствовав запах дыма костра, понял. Кони приучены предупреждать об опасности. Почуяв человека или присутствие жилья, они останавливались. Эта было одно из главных, положительных качеств покорных монголок. Какими уроками и за какой период времени оно выработано, Янису оставалось догадываться.

Оставив лошадей в тайге, подвязав Елку на поводок, направился к людям. Взобравшись на скалу, долго подкрадывался к балагану. Когда высунул голову из-за камня, увидел у костра двух бородачей с ружьями в руках. Оба смотрели в его сторону, ждали его появления. Он не стал прятаться, вышел из-за укрытия, неторопливой походкой, с располагающей улыбкой пошел к ним.