Текст книги "Немтырь"

Автор книги: Владимир Топилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

– Не бери без спросу, будешь спокойно спать.

Янис рос послушным сыном, никогда и ни у кого ничего не брал, не спросив. Но сейчас все по-другому. Дядька Айвар Снигур с зятем не были в зимовье два года, об этом знал точно. При заходе или выходе на свой участок они всегда заглядывали к ним на ночлег. Если это так, то мука без надобности все равно пропадет, прогоркнет, к тому же юноша напишет записку и перечислит то, что взял и вернет при первой возможности.

Сходить к Дальним горам решил после того, как посадит овес, пшеницу и картофель. Как предполагал, участок земли в этом году увеличился почти в два раза, когда вскопал землю, промерил шагами границы. В длину получилось двадцать два шага, в ширину – двадцать семь. По таежным меркам, поляна чистой земли была небольшим полем, так как отвоевать в лесу место под солнцем не так просто. Довольный результатами, произвел посадку и вечером того же дня стал собираться в дорогу.

Конец мая. Утром, перед тем как идти, открыл пухлую тетрадь, взял в руки маленький, сточенный ножом карандаш. Теперь записывал только знаменательные события: начало или окончание промысла, когда поймал в петлю сохатого или количество рыбы. Для себя. Схватка и убийство Клим-горы были отмечены одному ему понятными, короткими фразами: «Был чужой. Он ушел домой. Августа 21 года 1938».

Сегодня сделал соответствующую запись: «Пошел к Дальним горам. В гости к дяде Айвару. Май 28 года 1939». Положил дневник в укромное место под нары. Подумал, что надо не забыть посмотреть в избушке дядьки Айвара карандаш. Знал, что тот и зять также пользовались записями на бумаге.

Путь лежал неблизкий, к устью Безымянки, до Рыбной реки. Там вниз по течению до второго порога и влево, под Дальние горы. Полтора года назад на лыжах туда и обратно он сходил за пять дней. Сейчас, когда ночь коротка, а день длится двадцать часов в сутки, планировал вернуться на третий день вечером. Можно было пойти тайгой напрямую, сократить путь, но парень решил идти берегом. Любая река – артерия жизни, вероятность встречи с людьми здесь больше, чем в глухой тайге.

Первую часть перехода преодолел быстро, не задерживаясь. От устья Безымянки пошел медленнее, стараясь держаться за деревьями, шел скрытно, внимательно просматривая открытые пространства. Надеялся увидеть лодку или след человека, но все бесполезно. Бурная, грязная от таявших снегов река, пустовала. На всем расстоянии видел переплывавшего с берега на берег лося, на этом наблюдения закончились. Вероятно, сейчас было не время для рыбалки, плавать на лодке в стремительных водах между подмытых деревьев и коряг было подобно безумству.

Тем не менее люди здесь были. Вдоль берега тянулась небольшая, часто терявшаяся в кустах и завалах тропа. В основном, на ней печатались старые и свежие следы сохатого и медведя. Но, присмотревшись более внимательно, дважды Янис различил на ней замытую водой поступь копыт лошади, а в одном месте на засохшей грязи явно просматривались отпечатки человеческих ступней в броднях. Следы были старые, возможно, прошлогодние. Как ни старался, не смог разобрать их направление и определить, сколько людей здесь проходило.

Где-то на половине дороги, за крутым поворотом, после скалистого прижима Янис вдруг вышел на стоянку. Небольшой балаган представлял собой бревенчатую трехстенку с покатой крышей из еловой коры. Перед ним, на некотором удалении, находилось кострище. Несмотря на размеры, в стенах могли поместиться три-четыре человека. На это указывала толстая лежанка из пихтовых веток, наваленных на нары из колотых досок. В разное время года люди останавливались здесь на ночлег.

Судя по обуглившимся бревнам и золе, в последний раз люди ночевали здесь несколько дней назад. Картофельные очистки, луковая шелуха и рыбья чешуя в стороне подсказывали, что кто-то варил уху из хариуса. Вероятно, это были рыбаки. На берегу, на песке, среди прочих следов пребывания человека были хорошо видны следы вытянутой из воды долбленки. Радостный Янис не находил места на берегу, проверяя и осматривая все вокруг. Смотрел на реку и противоположный берег, стараясь найти лодку или людей, не сомневался, что это были старообрядцы.

День клонился к вечеру. Решил заночевать здесь. Хотел и надеялся встретиться со староверами. Всю ночь до утра не спал, жег большой костер, наблюдая за рекой. В какой-то момент хотел разрядить карабин в воздух, но передумал. Выстрел мог привлечь внимание. Почему-то вспомнил Клима-гору. Сейчас, кроме старообрядцев, в тайге могли быть те, с кем не хотелось встречаться.

Елка, все это время находившаяся рядом, как обычно сохраняла спокойствие. Свернувшись клубочком под елью, собака не чувствовала посторонних запахов. Лишь один раз, под утро, навострив уши, втягивая влажным носом воздух, долго смотрела в тайгу за реку, но так и не залаяла. Возможно, там был какой-нибудь зверь. Или староверы, скрываясь за деревьями, не пожелали встречи с ним. Их можно было понять. Старообрядцы – народ скрытный, с чужаками идут на контакт неохотно, поэтому прячут свои деревни в такой глуши, где найти их очень трудно.

С восходом солнца Янис продолжил свой путь. Твердо решил, когда пойдет назад, не считаясь со временем, остановится здесь, спрячется в укромном месте и будет дожидаться хозяев балагана.

К зимовью Снигуров пришел к обеду. Не ожидая там никого встретить, шел не спеша, не таясь, тяжело ступая по тайге. Елка бежала где-то в стороне, отстала, не предупредила его о посторонних. Да и он не сразу почувствовал запах жилого помещения.

Хватив носом дым, парень остановился, отскочил за ствол кедра, снял с плеча карабин. Хотел осторожно уйти назад незамеченным, но глухой голос на родном, латышском языке облил сердце кипятком, заставил вздрогнуть:

– Не спеши бежать! Говорить будем…

Он присел на подкосившихся ногах: поймали! Повернулся лицом к говорившему. Увидел в десяти шагах между пихтами бородатого мужика с ружьем на плече.

А тот шагнул навстречу, не переставая улыбаться, приветливо заговорил на знакомом наречии:

– Я тебя давно заприметил. Когда ты еще там вон, вдоль ключа по косогору шел, – указал рукой. – Шумно ходишь, как медведь, поэтому себя и выдал.

Незнакомец подошел на расстояние двух шагов, встал, оглаживая рукой бороду. По голубым, приветливым глазам, широкой, добродушной улыбке Янис узнал его. Едва слышно, будто прибитый колотом, прошептал:

– Дядька Юрис?

– Признал, парень, – раскидывая для объятий руки, ответил тот и загреб его в охапку. – Вот уж единая родственная душа явилась!

Долго обнимались, на миг оторвавшись, смотрели в глаза друг другу, потом опять прижимались плечами, пока хозяин зимовья не потянул Яниса за собой:

– Пошли в хату! Что это я гостя в завале держу?

На ходу задавая вопросы, дядька Юрис сам же на них отвечал, хаотично рассказывал последние события, путаясь в словах и перебирая мысли в голове. Заметно, как он рад встрече.

Янис чувствовал себя самым счастливым человеком за последние полтора года! Впервые за все время одиночества встретил не только знакомого, но и родного человека. Это был Юрис, зять дядьки Айвара Снигура, а он приходился двоюродным братом его отцу Марису. Стараясь вставить хоть слово в быструю речь дядьки Юриса, преданно смотрел в лицо, переживая дорогие минуты встречи: теперь он не один.

– Я здесь уже год, с прошлой весны. По насту пришел, так и живу. С продуктами тяжело: мука кончилась, круп немного осталось, соль на исходе. На мясе да на рыбе держусь. На реку стараюсь не ходить, только для встречи со староверами.

– Ты видишься со старообрядцами? – перебивая его, вставил слово Янис.

– Да, но не часто. Я им пушнину, а они мне – продукты. Прошлым летом три раза встречались, нынче только один, недавно, дня три назад. Да что это я затараторился? Ты о себе расскажи.

– Что я? – собираясь с мыслями, задумался Янис и тяжело вздохнул. – Вторую зиму перезимовал. Осенью охочусь, рыбачу. Картошку, овес посадил. Пшеницы немного…

– Картошку и овес? – изумленно поднял брови Юрис. – Ну, ты молодец! Ай да хозяин! А я только думал, но зерна нет. И много?

– Нет. Так себе, раскопал пару десятин.

– Вот те да! Ай да Янис! Ай молодец! Хозяин! С тобой не пропадешь! – суетился возле него тот. – Да мы теперь с тобой тут протянем!.. Да что же это я стою? У меня вон лепешки свежие, староверы муки дали. Мясо копченое, рыба есть. Давай-ка, кормить тебя буду, – и потянул за плечи. – Проходи в избу!

Пока Юрис накрывал на стол, Янис разобрал свою котомку, выложил все, что было у него с собой, поинтересовался:

– Соль есть? Я же за солью пришел. Хотел взять у вас на лабазе в долг. Приходил сюда две зимы назад, видел.

– Так это ты был у нас? – развел руками Юрис. – То-то я смотрю, что кто-то наверх лазил, вешку сбил, но ничего не взял. Кабы бродяга, медведь или росомаха пользовались, ничего бы не осталось, а так все цело, хоть и немного запасов хранилось. – Опять заходил по зимовью. – Соль – есть малость. Староверы вон пуд дали да крупы полмешка. К осени обещали еще переплавить. Ничего, Янька! Протянем! – Сел напротив за столом, заговорщицки подмигнул, указывая глазами на берестяной туес. – Мне вон соседи в довесок еще и медовухи дали. Думал, сразу с горя выпить, но как будто знал, что ты явишься.

За стенами избы послышался легкий шорох. Юрис вскочил с места, схватился за ружье. Янис предупредил его:

– Не стреляй. Это Елка догнала.

– Собака? Ты с собакой? – не поверил тот, но, увидев появившуюся в проходе лайку, опять довольно раскинул руки. – Ну, ты, Янька, вообще молодец! Теперь, как говорится, у нас нос, глаза и уши есть. А то я по ночам вскакиваю, каждого шороха пугаюсь, – присел назад, за стол, опустил голову. – А у нас ведь, когда тестя забирали, всех собачек перебили…

Он налил по кружкам, подал Янису:

– Пей! Тебе ведь, уже, пожалуй, скоко будет?..

– Девятнадцать. Два дня рождения тут встретил.

– Ишь как! А вроде все пацаном был, а смотри – враз вырос, парнем стал. Тайга-то она, дорогой ты мой, сопляка в мужика превращает. Мне-то уже… – вздохнул, – почти сорок. Ну, давай, не держи. Пригубим помаленьку за встречу, посмотрим, что нам староверы налили.

Выпили. Пока Юрис закусывал, Янис, воспользовавшись молчанием, спрашивал о главном:

– Как там? Что там?

– Как там… – после некоторого молчания задумчиво начал рассказ тот. – Плохо все. Ничего хорошего. Я ить, после того, как год назад сюда пришел, один раз только на выселках и был, к дому подходить побоялся. Дождался Кристинку, свою жену, у речки в тальниках, когда та за водой пошла. Ночь одну провели в бане нетопленой на задворках, под утро она мне вещи собрала да в тайгу отправила. Даже ребятишек не посмотрел.

Рассказчик опустил заблестевшие глаза, резко поднес к губам кружку с медовухой, допил остатки, поставил на стол, закусил копченым мясом сохатого, прожевав, продолжил:

– Ты-то вон хорошо, что тогда в тайге был. Я ж ведь, когда за тестем пришли, едва успел в нижнем белье на сеновал заскочить. Хорошо, сена полным-полно было, а так бы замерз. Потом мне туда Кристинка тулуп да одеяло притащила. Так всю зиму до марта там и прожил, скрываясь. Они тогда меня десять дней караулили, потом через день да каждый день наведывались, арестовать хотели. Кое-как дотянул до наста да сюда перебрался. Здесь как-то безопасней…

– А как же… Как же там мои? Где отец? Братья? – холодея, спросил Янис.

– Не знаю, Янька. Ничего никому не ведомо. Как забрали – так ни слуху, ни духу. Может, на севера заслали или в тюрьме сидят. Полдеревни мужиков нету. Только за что?

Сидели долго. Разговаривали. Вспоминали. Думали, как жить дальше. Решили зимовать на избе Вередов. Осенью, в начале сентября, решили выйти к деревне, проведать родных, узнать обстановку да по возможности запастись необходимыми продуктами.

– Эх, жизнь! Кристина так без меня и засохнет, постареет, – со скорбью говорил Юрис. – Раз в год встречаться разве можно? Да и то с оглядкой, кабы за штаны не стянули.

Выслушав его, Янис, краснея, робко заговорил о любимой девушке:

– Как там… Инга? Дочь Берзиньша? Замуж вышла?

– Нет, слухов не было, – понимая его, ответил тот. – Если бы кто сватал, я бы узнал. Но, думаю, Берзиньш к дочке кроме тебя никого не пустит, пока ты жив. Все же знают, что ты в тайге отсиживаешься.

Воодушевленный словами, Янис встал, сходил на улицу, тут же вернулся, сел на место:

– Поскорее бы уж осень!

– Подойдет, не успеешь глазом моргнуть! – с улыбкой приободрил его Юрис. – Только вот что ты с ней делать будешь?

– С кем? – не понял он.

– С Ингой. Вы ж не женатые.

Янис покраснел, опустил голову: причем тут это? Хоть бы увидеть ее.

– Ну-ну, не обижайся! – похлопал его по плечу Юрис. – Как придем в деревню, поговорю с Эдгаром. Может, отпустит дочку на зимовку.

– На какую зимовку? – не понял он, вскочив с места.

– С тобой. Куда же больше? – улыбаясь, подмигнул тот. – Времена, сам видишь, какие. Неизвестно, сколько все протянется и когда наладится, да и наладится ли вообще? А жить-то надо! – И сменил тему. – Все смотрю, спросить хочу. Откуда у тебя винтарь? – поднявшись, подошел к стене, снял карабин, стал рассматривать. – Сколько помню, у вас его не было.

– Был, – не зная, что сказать, растерялся Янис. – Просто отец его в тайгу не брал, он дома лежал.

– Дома? Зачем карабин дома держать, если он в тайге нужен? – прищурив глаза, недоверчиво посмотрел на Яниса Юрис.

– Не знаю… – пряча взгляд, проговорил Янис. – У отца надо спрашивать, как и что.

Янис не рассказал Юрису об убийстве Клима-горы, не был готов. Может, до поры до времени. Или никогда.

Впрочем, этот ответ удовлетворил Юриса. Довольно чмокая губами, внимательно осмотрел оружие, передернул затвор, спросил:

– Патронов много? Пальну разок?

Янис растерянно пожал плечами, и, хотя был против, согласился:

– Стреляй.

Тот выскочил на улицу, сбегал с топором к дальней пихте, сделал затесь. Вернувшись, приложил карабин к плечу, прижался к стене. Стараясь не шевелиться, недолго целился, выстрелил. Ствол харкнул свинцовой пулей, рыкнул оглушительным грохотом. Дернувшись, Юрис с достоинством принял отдачу приклада, передергивая затвор, выкинул гильзу, приставил винтарь к стене:

– Пойду, посмотрю.

От пихты он возвращался довольный, расхваливая оружие самой высокой оценкой:

– От ты посмотри! В самую тутолку, куда целил, прилепил! В аккурат, где сучок вырубленный. Здесь дырка, а там щепа отлетела. Ох и дерет, зараза, дерево! А как по мясу будет? – весело посмотрел на Яниса. – Ух, Янька, и пушка! Хороша машинка! С таким ружьем мы медведя без труда будем бить! – И опять спросил: – А ну, пальну еще разок?

Янис хотел отказать: зачем патроны зря жечь? Но тот уже целился.

Прогремел второй выстрел. Обволакивающий тайгу грохот раскатился далеко по долине, ударился в гору, откололся эхом и растаял где-то у реки.

Янис поежился: далеко слышно. Юрис прыгал, как мальчишка: вторая дырка рядом с первой!

На этом стрельбы закончились. Повесив карабин на место в избушку на стену, продолжили застолье, подкрепляя его небольшими дозами медовухи, которой к ночи, увы, не осталось.

Составили план дальнейшей жизни. В ближайшие дни Янису следовало вернуться на свое зимовье, где он должен был прополоть картошку и зерновые, а потом с добытой за два сезона пушниной вернуться к Юрису. В то время, пока он будет ходить к себе, тот на берегу реки из осины выдолбит лодку, на которой мужчины вместе переплавятся на противоположный берег и пойдут искать старообрядческое поселение, поменяют пушнину на продукты и необходимый провиант. Ну а там будет видно.

План устраивал обоих. Янис не знал, куда девать добытые шкурки, которые хранил в леднике в осиновых опилках. Юрис просто радовался, что теперь у него есть надежный друг и помощник, без которого в тайге никак нельзя. Уснули далеко за полночь, когда в стене догорела последняя березовая лучина.

Проснулся Янис как обычно, с первыми лучами восходящего солнца, бодрый и в настроении. Размявшись, сбегал к ручью с котелком, принес воды, подвесил на таган. Влажные от росы дрова долгое время не хотели разгораться, пришлось наломать сухих веток от ели. Наконец-то, выбросив перед собой густой дым, огонь охватил поленья, как молодой теленок тянется к вымени матери-коровы, стал лизать дно котелка.

На улицу из зимовья вышел Юрис. Потянувшись до хруста в позвоночнике, погладил бороду, довольно приветствовал:

– Здорово ночевали! Я не храпел? – направился за угол. – Ить, староверы! Умеют зелье парить: хорошее! Сколь вчера пригубили – и голова не болит. Если бы нашей бражки выпили столько, сейчас бы голову от полена оторвать не смог.

Сходив на ключ, вернулся, вытерся чистой тряпкой, надел рубаху, присел рядом.

– Чаевать здесь будем? – спросил Янис, закидывая в кипящую воду чагу.

– Здесь, – довольно отвечал Юрис. – На чистом воздухе. В зимовье-то насидимся за стенами – зима большая.

Паренек быстро принес из избушки кружки, копченое мясо, сухари, кусочки сухой малины (сахара не было), налил из котелка настоявшийся чай. Таежники стали завтракать.

– А где собака-то? – оглядываясь по сторонам, спросил Юрис, собирая остатки еды.

– Она сама по себе. С утра всегда уходит до обеда в тайгу. Придет, – спокойно ответил Янис.

– Ишь ты! Хорошая, видно, лайка. Соболятница?

– Не жалуюсь. Гоняет кисок, если следки попадаются.

– Это хорошо, посмотрим осенью. У староверов перекупы соболей спрашивают.

– Кто такие перекупы?

– Заготконтора.

– Как они связаны? Ведь старообрядцы от мира отдельно живут! – удивился Янис.

– А вот про это мне никто не говорил, – усмехнулся Юрис. – Видать, все же через кого-то общаются.

После завтрака начали делать новый лабаз под продукты, рядом со старым, что наклонился под тяжестью снега, готовый упасть от ветра. Работая двухручной пилой и топорами, срубили на некоторой высоте два кедра, кололи доски, тесали и вырубали дерево. Шум разносился далеко по всей округе и привлек внимание постороннего человека.

Он появился внезапно, как отколовшийся от скалы камень. Они не сразу заметили его появление. А когда увидели, на некоторое время оцепенели от страха.

Бородатый незнакомец ехал верхом на черном коне. Сзади в поводу шла бурая кобыла с притороченными к бокам котомками. Невысокого роста, коренастые, лохматые лошади-монголки передвигались по тайге как тени, мягко переступая копытами, без шумного храпа и лишних звуков.

– Здорово живете! – глухо поздоровался незнакомец, грозно посматривая из-под лохматых бровей.

У Яниса едва не остановилось сердце. В голову хлынула кровь и тут же, как ему показалось, замерзла. Руки и ноги наполнила свинцовая тяжесть, не было сил сделать движение. Страшные мысли едва не разорвали мозг. В госте он узнал Клима-гору.

Долгое время смотрел на знакомое лицо. Та же костистая, широкоплечая фигура, вытянутая челюсть, глубокие глаза, нос, мясистые губы. «Но как? Почему? Что происходит?.. Надо бежать… Сейчас убьет…» – думал он, но не смог сдвинуться с места.

Между тем Клим не спешил стрелять. Спокойно удерживая на коленях могучими руками готовый к стрельбе карабин, он, будто заросший мхом и лишайником пень, крепко восседал на спине мерина, оценивал ситуацию, сравнивал силы и возможности хозяев. Вероятно, следил за ними из чащи давно и многое понял, прежде чем выехать.

– Здравствуй! – собравшись с духом, первым заговорил на русском языке Юрис, делая шаг навстречу. – Подходи к столу, пока чай горячий.

Тот медленно, но ловко соскочил с коня, не выпуская из рук оружия, накинул на сучок уздечку, подошел к столу. Во всех его движениях чувствовалась настороженность. Всепроникающий взгляд стрелял по сторонам, высматривая каждую мелочь. Заметно, как он косится в сени, рассматривая, что там, в зимовье, старался казаться спокойным, как проходивший среди тысячной толпы людей странник, которому ни до кого нет дела.

– Спасибо, хозяин! Чайку зався рад, – присаживаясь на чурку, ответил он и, немного помолчав, принимая кружку, объяснил цель своего путешествия. – Братку я ищщу, Климом зовут. Не встречали?

Для Яниса все стало понятно. Это был не Клим-гора, а его брат. Он вспомнил, что разбойник вскользь упоминал о нем, но тогда парень в страхе пропустил его слова мимо ушей. Теперь вот пришлось встретиться.

Напряжение мгновенно спало. Янис обмяк, как мокрый мох. Казалось, что он сейчас лишится сил. Топор выпал из рук, на белом лице появился излишний румянец. Наклонившись за топором, поднял, сделал несколько шагов, встал возле сеней, прислонившись к стене. Собравшись с духом, приготовился к нападению, хотя и не подавал вида, знал, что от незнакомца можно было ожидать всякого.

– Да нет, никого тут не было, – поддерживал разговор Юрис, покосившись на Яниса. – Если бы кого видели – сказали.

– Давно вы тут? – неторопливо пережевывая копченое мясо, глядя прямо в глаза Юрису, продолжал допрос гость.

– Да нет, три дня как пришли. Промышляем тут. Лабаз надо подделать, дров напилить, рыбки поймать, может, зверя… – не находя себе места на чурке под сверлящим взглядом врал Юрис и постарался увести разговор на другую тему: – Давно?

– Што давно? – не понял тот.

– С братом виделись?

– В прошлом годе.

– О, как! Так может…

– Што может? – тяжело посмотрел на него гость.

– Год прошел. Может, он куда-то в другое место ушел.

– Куды он мог уйти, коли мы с ним на ентой реке договорились встретиться?

– Домой, может быть. Где у вас дом?

– Где у нас дом, тебе, мил человек, лучше не знать, – сурово выдавил незнакомец, стараясь заглянуть в зимовье. – А с реки он никуды деться не мог, енто я тебе говорю. Тут он был, – и опять начал допрос: – Давно тутака промышляете?

– Всю жизнь, с малых лет, – непонятно отчего волнуясь, подрагивал телом Юрис.

– В прошлом годе тут были?

– Были… Под снегопад пришли.

– Вместе были? – кивнул головой на Яниса, и – уже к нему: – Что молчишь? Был тут осенью? – К Юрису: – Что он у тебя, немтырь, что ли?

– Да нет, говорит, – растерянно посмотрел на Яниса Юрис.

– Так скажи хучь слово! – настаивал гость.

– Что сказать-то? – будто не своим, чужим голосом заговорил Янис.

– Был ли ты тута с тятей?

– Не отец он мне.

– А хто же? – отставил кружку в сторону мужик.

– Брат, – поспешно ответил Юрис.

– Брат? Что-то непохожи… И говорок у вас какой-то не нашенский, не сибирский. С западу, что ль?

– Да, переселенцы мы.

– В Сибири все переселенцы, либо сосланные. Ты скажи точнее.

– Латыши мы.

– Латыши? – не поверил словам мужик, вскинул брови, удивился. – Первый раз в тайге латышей вижу! Вы, вроде, как должны в земле ковыряться, ан, гляди, тоже по тайге шастаете. Нужда?

Юрис и Янис молча посмотрели друг на друга, ничего не сказали.

– Да уж, – не дождавшись ответа, нараспев продолжил странный гость. – Ныне всех по тайге нужда мотает. Кто в бегах, другие на ножах, – опять тяжело посмотрел поочередно на одного и второго. – А вчерась вы тут пуляли?

– Да, – побледнел лицом Янис. – Сохатый вон стороной проходил. Два раза стрельнули, но, видно, промазали, из ружья.

– Из ружья? – просверлил взглядом незнакомец Яниса.

– Да, вот, – повторил тот, снимая со стены двустволку Юриса. – А что?

– Дык, показалось знать, – сурово прищурил глаза гость.

– Что показалось?

– Вроде как браткин карабин гавкал.

– Нет у нас карабина… – похолодел душой Янис и посмотрел на Юриса.

– Точно нет! – подрагивающим голосом подтвердил тот.

– А я и не говорю, что есть, – как-то загробно дополнил мужик. – Нет – знать, нет! Показалось. – И стал собираться. – Спасибо за хлеб-соль! Пойду я на реку, братку искать.

– Так где ж его искать-то? Год прошел, – проговорил Юрис.

– И что с того? На реке все одно следы будут. У нас свои метки. Кто куда и когда свернул. Найду! Все равно найду! – покачал головой тот и лихо, по-молодецки, с места заскочил на коня. – Спаси Христос! Дай Бог боле не свидеться и друг другу не мешать!

Повернув коней, мужик уехал, растаял в тайге как привидение, как будто не было. Можно было так и сказать, если бы не лошадиные следы да теплая, еще парившая кружка, из которой он пил чай.

Его неожиданное вторжение и разговор оказали на Юриса и Яниса неприятное впечатление. Юрис переживал, что на их зимовье побывал посторонний человек, который даже не назвал своего имени и может прийти сюда в любой другой день, в их отсутствие воспользоваться продуктами и другими вещами или привести с собой товарища, который укажет дорогу другим бродягам.

Янис пребывал в ступоре. Он знал больше, чем Юрис. За короткий срок пережив ожидание возможной смерти, давление и очевидную угрозу, он лихорадочно соображал, чем все может кончится. Сказать Юрису о том, что убил Клим-гору, брата этого бродяги не мог, боялся осуждения. Хотя для защиты имелись веские причины. Понимал, что подобные бандиты как Клим-гора и его брат прекрасно знают тайгу, руководствуясь одними им известными знаками, могут двигаться по пересеченной местности с удивительной точностью. И главное, никогда не отступятся от намеченной цели.

– Да, нехорошо получилось, – собирая со стола кружки и остатки угощения, сетовал Юрис. – Сразу видно, тяжелый человек! – Янису: – а ты что язык проглотил, слова не мог сказать? Испугался? Ни разу не встречался с такими людьми? – Приободрил, похлопал по плечу, улыбнулся. – Ничего, не бойся! Нас двое, отпор дать сможем! Много их таких, по тайге шастает. Если всех бояться, так и жить не следует.

От его слов Янис немного пришел в себя, сделал несколько шагов, сел на чурку:

– Что теперь делать будем?

– Как что? Так и будем жить. Лабаз вон надо доделать. Не перетаскивать же избушку в другое место? Да и видно, что мужик этот не из дальних краев. Уйдет – и больше не вернется. Так что, Янька, хватит чурку греть, пора за работу браться.

Янис взял в руки топор, направился за родственником. В голове роились тяжелые мысли: этот так сразу не уйдет.

Ближе к обеду прибежала Елка. Уставшая, с вывалившимся языком, тяжело переступая лапами и слабо виляя хвостом, медленно прошла к сеням, хотела лечь, но вдруг повернулась к столу. Прошла к тому месту, где стояли лошади, ходил, сидел и завтракал гость. Вытянув хвост в палку, взъерошила на загривке шерсть, все обнюхала, побежала по следам.

– Ишь ты, сколько времени прошло, а чует запах чужака! – заметил Юрис.

– Где ж ты раньше была? – покачал головой Янис.

Весь день прошел в работе и постоянном напряжении. Под впечатлением от встречи они то и дело оглядывались по сторонам, косились в густой пихтач, наблюдая за собакой. Та, завалившись набок, иногда взмахивала лапами, отгоняя надоедливых комаров и мошек, крутила носом в поисках посторонних запахов, но тут же ложилась на подстилку. Вокруг никого не было.

Вечером, поужинав в избушке, перед тем как лечь спать, охотники долго сидели на нарах, решая как поступить ночью. Гость не выходил из головы, возникали опасения: вдруг вернется?

– Да не бойся ты! – успокаивал Юрис. – Собака вон на улице, даст знать.

– Может быть так, что и она не почувствует и не услышит, – осторожничал Янис, собирая постель и карабин. – Ты спи здесь, а я пойду под елку.

На его слова Юрис только рассмеялся.

Несмотря на все предостережения, ночь прошла спокойно. Под утро пошел мелкий, нудный дождь. Ель оказалось дырявой, Янис промок вместе с одеялом. Когда на рассвете вернулся в зимовье, это добавило веселья Юрису:

– Что, лягушонок? Говорил тебе: спи на сухих нарах под крышей! Какой бес в такую погоду ходить будет? Да и зачем ему это? Он, наверное, уже за вторым перевалом!

Янис подавлено молчал. От пережитой ночи настроение немного улучшилось, вчерашняя тяжесть притупилась. Новый день принес настроение, былое угнетение улетучилось, как туман на рассвете. Позавтракав, они принялись достраивать лабаз, теперь уже не оглядывались по сторонам.

Между тем дождь разошелся. Из мелкой, нудной мороси с неба посыпались крупные капли проливного ливня. Мужчинам приходилось прерывать строительство, убегать под крышу, ждать, когда дождь немного прекратится. Однако все бесполезно. В этот день они смогли закрепить на лабазе только стены из досок. Как ни старались, накрыть крышу не получилось, и они решили сделать это на третий день. В эту ночь Янис под ель не пошел, остался в тепле, на сухих нарах в зимовье.

Новое, свежее утро полностью растворило былые тревоги. Неожиданный гость казался всего лишь неприятным воспоминанием, о котором старались не думать. Непогода утихомирилась. В разорванном небе показалось лучистое, по-летнему теплое солнышко, осветило скуксившийся мир тайги красками радости и жизни. Как прежде, защебетали пернатые птахи. Легкое течение воздуха сбило с ветвей деревьев большие слезы непогоды. Поддаваясь перемене, таежники с настроением, бодро, дружно взялись за незаконченное дело. К обеду лабаз был готов.

– Вот, теперь можно лодку долбить! – довольно осматривая творение, прохаживаясь рядом, улыбался Юрис.

– Лодку, конечно, делать надо, – подтвердил Янис, и позаботился. – Да только у меня там картошка, окучивать надо, переросла, наверно.

– Завтра утром пойдешь, я тебе короткую дорогу покажу через вон ту седловину, – Юрис показал рукой вдаль, – если завтра утром выйдешь, как раз к вечеру на Безымянке у себя будешь.

– Вечером? Так быстро? Почему тогда мы всегда ночевали в дороге?

– Я этот ход только в прошлом году нашел, когда за соболями ходил. Там в гору и на спуск. А вы всегда рекой крюк делали, это дальше.

– Так, может, мне сейчас и выйти? – заторопился Янис. – Ночью в тайге под деревом посплю, а завтра, к обеду у себя окажусь.

– Что так не терпится? – удивился Юрис.

– Так давно в зимовье не был, почти неделю. Мало ли там что?

– Если так, я не держу, можешь идти.

Янис сложил вещи, Юрис дал ему с собой килограммов десять соли: не шагать же пустому? Все равно зиму жить на зимовье Вередов.

Перед дорогой присели на чурки у избушки, договорились:

– Через пять ночей встречаемся у переправы на реке, в балагане, там, где староверы ночуют, – напомнил Юрис.

– Хорошо! – поднимаясь с места, согласился Янис.

– Тогда шагай с Богом! – напутствовал его старший товарищ.

Закинув на плечи котомку, с карабином на шее парень шагнул прочь от зимовья. Елка побежала впереди. У ручья остановился, наклонился попить, обернулся, увидел как Юрис, улыбаясь, машет ему рукой.

Не пришлось ему перевалить ту седловину, которую показал дядька, не дошел до своего зимовья на речке Безымянке. Поднявшись из долины вечером на перевал, сидя у костра, долго не мог уснуть, вспоминал встречу с братом Клим-горы, переосмысливал сказанные слова. Когда, наконец, задремал, вдруг вспомнил! Или приснилось. Мужик на лошадях выехал оттуда, и уехал в ту сторону, куда Юрис стрелял два раза из карабина по затеси. Проехал рядом с той пихтой, посмотрел на нее и, вероятно, имея точно такое оружие, без труда определил происхождение дырок на входе и оторванной щепы на выходе.