Текст книги "Песни китов"

Автор книги: Владимир Шпаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

5

На выходных папаша не вылезал из мастерской: что-то сверлил, шлифовал, стучал молотком, даже на обед не выходил.

Гул станка прекратился в воскресенье вечером. Старший Рогов вышел из комнаты с поднятыми на лоб очками, задумался, после чего отправился мыть руки. Мать позвала ужинать, но тот молча оделся и куда-то ушел. А спустя час вернулся с Борисом Сергеичем, одноногим школьным трудовиком.

Преподаватель по труду был старым папашиным другом: когда-то они вместе учились в технологическом, вместе устроились на автозавод, вообще были не разлей вода. Судьбы разошлись, когда Сергеич (так называл дружка папаша) угодил под гильотину, рубящую металлические детали. Полез ее ремонтировать, все наладил, а какой-то мудак возьми и включи раньше времени! Ногу выше колена отхватило, будто бритвой, а значит, прощай, родная проходная, хорошо еще, в школу работать взяли. Что Севке, вообще-то, было выгодно. Обтачивать гайки или выстругивать деревянный автомат Калашникова было скукой смертной, а тут – знакомый учитель, водочку пьет на Севкиной кухне, да и вообще души в нем не чает. «Учитесь, остолопы! – показывал он, бывало, Севкину продукцию. – Золотые руки у парня, а у вас?! Руки-крюки, какую пользу вы можете людям принести?!»

Больше часа отец с приятелем торчали в комнате, страстно о чем-то споря. Севка не мог всего расслышать, но слова «перпетуум мобиле» расслышал, как и слово «патент». Первое, насколько он знал, означало «вечный двигатель», какового, по утверждению ученых, не может быть, второе было документом, удостоверяющим право на изобретение. У Рогова-старшего имелось несколько свидетельств, удостоверявших его рацпредложения, только Севка запросто заткнул бы его за пояс (если б дали развернуться, конечно).

– …Короче, он не может работать!

Весь красный, Борис Сергеич вывалился из комнаты и похромал в кухню.

– Но он же работает?! – не отставал папаша. – Ведь работает?!

– Значит, есть какая-то хитрость!

Спор продолжили за бутылкой, купленной по дороге. А Севке тут же захотелось ознакомиться с плодами родительских трудов. Убедившись, что выпивать сели надолго, он приблизился к дверям мастерской. Рогов-старший вообще-то не приветствовал визиты сына в святая святых, но дверь все-таки не запирал.

Мастерская оказалась завалена инструментами, промасленной ветошью, только верстачок с маленькими тисками был чистым. На верстачке стояло некое металлическое устройство, вроде как система противовесов, собранная из металлических шаров на небольших штырях. Один из штырей служил маятником и – качался. Без всякого привода, качался сам собой! Не поверив поначалу глазам, Севка внимательно обследовал «мобиле». Устройство не имело мотора; и батарейки не было; и провод к сети не тянулся, а шар между тем ритмично двигался влево-вправо! Значит, не прав физик Гром? Это же он говорил, что вечного двигателя быть не может, но вот, работает прямо на глазах!

Его позвали на кухню, когда бутылка была опорожнена. Вытянув в сторону протез и сияя пьяным румянцем, Сергеич потрепал Севку за плечо:

– Этому ставлю только пятерки с плюсом! Разрешали бы ставить шестерки – ставил бы без размышления! Твое, Ванька, семя! Этот себе всегда кусок хлеба заработает, на паперти не окажется!

– Главное, чтоб в не столь отдаленных местах не оказался… – усмехнулся папаша.

– Это еще почему?! – округлил глаза трудовик.

– Шляется, где не положено. А? Чего молчишь? Я ведь правду говорю.

Севка опустил глаза.

– Не шляюсь я нигде…

– Шляешься, шляешься! И девчонку соседскую с собой таскаешь! Хорошо, Сашка охране сказал, что обознался, и никакой ты не Рогов…

Достав из буфета вторую бутылку, папаша разлил водку по рюмкам.

– Давай, прекращай партизанщину, а то задницу надеру.

Трудовик провел рукой по Севкиному загривку.

– Не трогай парня, он умница… Вырастет – гордиться будешь! Твои маятники для него будут – семечки!

– Ну, ты-то, положим, секрет не разгадал!

– Я не разгадал, а он – разгадает!

– Что из тебя вырастет? – вопрошал папаша. – А? Ты какой-то другой. Знаешь, Сергеич, что с ним в младенчестве было? Он шпильку материну в розетку сунул. Короткое замыкание, искры, а этому хоть бы хны! Даже пальцы не обжег, держался до последнего, хотя тут и взрослых убивает на раз! Его к электричеству тянет, как муху на говно!

Скажи Севка, что та шпилька была не единственной, да еще прибавь про лампочку в подвале, гореть бы заднице огнем. Да только он не дурак – себя раскрывать.

Оба собутыльника с интересом рассматривали юного феномена. Тот, в свою очередь, оглядывал протез Бориса Сергеича и представлял, что остальное тело тоже неживое, то есть состоит из протезов. А что? Есть ведь роботы, о них даже в технических журналах пишут. Искусственные ноги, руки, голова, а управляет этим электроника, помещенная хоть в голову, хоть в задницу (полупроводники много места не занимают). Он понимал: человек – не мотоцикл и не приемник, он гораздо сложнее, но при желании и его можно разобрать на составляющие. А потом опять собрать, только в более совершенном варианте. Где-то подточить, подправить, вставить новую пружину, усилить моторчик, глядишь – как новенький будет! Что такое, если разобраться, любой человек? Он ведь тоже в каком-то смысле робот, очень сложная машина; а человечество, выходит – сборище машин, которые перемещаются с места на место и что-то делают.

Размышляя об этом позже, Севка решил, что понял о жизни что-то важное. А потом и вовсе дух захватило, когда задумался о бессмертии. Не то, чтобы он боялся смерти – редко об этом думал, голова была занята другим. Но во дворе время от времени играла траурная музыка, из какого-нибудь подъезда выносили обитый красным гроб, и процессия погруженных в печаль людей отправлялась на кладбище по пути, усыпанному еловыми лапами. Из-за этого Севка терпеть не мог еловый запах; даже украшенная новогодней мишурой и фонариками, елка автоматически пробуждала мысли о похоронах. Но если человечество снабдить искусственными частями тела, похорон вообще не будет! Ведь если есть вечный двигатель, то и вечное тело может существовать!

Ради подтверждения мысли Севка иногда заходил в мастерскую, где наблюдал одну и ту же картину: маятник качался с той же амплитудой, хотя с момента запуска прошла уже неделя. Потом еще неделя прошла, а амплитуда не уменьшилась даже на миллиметр. Что означало: бессмертие не за горами!

Мысль утратила четкость, когда в очередной раз отправился к ДК автозавода. У дома культуры с колоннами и гербом на фронтоне имелась остекленная пристройка – сюда Севка нередко пробирался тайком и глазел через стекла на происходящее внутри. Первый ряд стекол был матовым, поэтому приходилось взбираться на цоколь, да еще приподниматься на цыпочках, чтобы увидеть зал с зеркалами и деревянными поручнями, где полтора десятка одетых в черное трико девчонок махали ногами, плавно двигали руками или приседали, раздвигая коленки. Это называлось «хореографический кружок», в котором занималась Лорка. Севка считал, что она тут – лучшая, ее движения были настолько точными, будто руки с ногами управлялись сверхсложной электроникой. Носки врозь, рука вверх, нога в сторону – и все так здорово, согласованно, как у совершенной машины! Вот только самые красивые в школе (а может, и в городе) ноги почему-то не хотелось менять на протезы, пусть даже ради ее бессмертия. Без сомнения, Лорка его заслуживала, но как тогда дотронуться до бугорков на груди, если они будут протезными?! А если к тебе прижмется собранное из искусственных частей существо, как недавно в подвале – замрешь ли от предвкушения чего-то запретного и сладостного? В итоге Севкин мозг оказывался в тупике, и выстраданная доктрина, можно сказать, трещала по швам.

На этот раз он наблюдал прыжки, когда девчонки по очереди проходили диагональ, выпрыгивая и растягиваясь в воздухе в шпагат. Лорка классно прошла диагональ первый раз, во второй, а вот на третий – упала! Она сидела на паркете, схватившись за ступню, рядом суетилась руководительница кружка, Севка же пребывал в недоумении. Ее было жалко, конечно, а с другой стороны: совершенная машина не должна ломаться! Она призвана работать вечно, как «перпетуум мобиле»!

– Опять подглядывал? – спросила Лорка, когда встретились на ступенях ДК.

– Почему подглядывал? Просто смотрел, как вы там… – Он указал на ее ногу.

– Болит?

– Терпеть можно. А ты лучше бы на спектакль приходил. Чего интересного в репетициях?

По дороге домой он представлял, как из сумерек выходят двое, нет, лучше трое блатных. И, конечно же, просят закурить. Севка лениво лезет в карман, будто за пачкой, на самом же деле достает эбонитовую палку с двумя проводами. Бац! – и первого трясет! Бац! – у второго искры из глаз! Третий сам обращается в бегство, а Севка незаметно прячет палку в карман.

– Как ты это сделал?! – округлила бы глаза Лорка.

– Очень просто, – ответил бы он, не раскрывая секрета. Он так явственно представил героическую сцену, что прослушал какую-то важную реплику.

– Не понял… Какой еще кислород?!

Лорка остановилась.

– Уши мыть надо. Я говорю: в аквариум кислород перестал подаваться, без него рыбы погибнут!

– А-а… Так это… Надо компрессор починить.

– А сможешь?

– Спрашиваешь!

Забыв про ее ушибленную ногу, Севка даже шагу прибавил, предвкушая очередную победу. Пусть блатных нет (да и «электрошок» по-прежнему только в проекте), зато он сможет обеспечить живительным воздухом всех этих гуппи и вуалехвостов, от которых Лорка без ума. Настоящий зоопарк развела: овчарка Грета, две кошки, черепаха между окон шебуршит, да еще целый аквариум разноцветных рыб, за которыми глаз да глаз! Севка привык, что на усыпанном камушками дне что-то булькает; но теперь, кажется, нужны его руки, чтобы забулькало опять.

Разобрав крошечный компрессор, Севка выискивал причину поломки. Он старался дышать ртом, хотя запах псины и кошатины в квартире едва чувствовался. Ну, не любил он животную вонь. То ли дело запах канифоли или металлической стружки – не надышишься, как говорится, а здесь что?! Он с удовольствием зажал бы нос, да руки были заняты.

Подойдя к аквариуму, Лорка бросила туда корм.

– Ты скоро? – спросила с тревогой. – А то мой барбус уже еле плавниками шевелит…

– Сделаю, не беспокойся…

Поначалу он был уверен, что сделает. Но прошло десять минут, полчаса, а причина поломки оставалась неясной. Севка попросил найти машинное масло, Лорка принесла, только спасительных пузырьков по-прежнему не появлялось.

– Давай, дыши, дыши…

Она стучала по стеклу, пытаясь расшевелить крупную полосатую рыбку, приникшую снизу к зеркалу воды. Рыбка медленно шевелила жабрами, затем стала поворачиваться набок.

– Что же ты?! – обернулась Лорка с отчаянным выражением лица.

– Сейчас, сейчас… – бормотал он. Неожиданно из руки выскользнул крошечный винтик, закатился под диван, так что пришлось ползать и искать его на ощупь. Когда Севка поднялся, барбус уже завис кверху брюхом.

– Вот, винтик… – вытянул он ладонь. Лорка ничего не ответила – по ее щекам текли слезы. По счастью, в этот момент хлопнула входная дверь. Это была тетя Света, Лоркина мать, она работала медицинской начальницей и приходила домой поздно. Тетя Света много и часто курила, вот и сейчас, войдя в комнату и кивнув Севке, сунула в рот сигарету.

– Мам, я же просила… – хлюпнула носом Лорка.

– Что? Ну да, забываю…

Не став прикуривать, мать бросила взгляд на аквариум.

– У нас, вижу, трагедия… Может, отдашь их в хорошие руки?

Лорка отвернулась к окну.

– У меня самой хорошие руки!

– А вот аквариум никудышный. Отдай Говоровым, у них и аквариум больше, и воздух исправно подается…

Севка выступил вперед.

– Это я во всем… В общем, не смог починить, потому она и сдохла…

– Умерла! – еще раз хлюпнула Лорка.

– Еще скажи: погибла смертью храбрых! – насмешливо проговорила мать. Приоткрыв дверь на балкон, она встала у образовавшейся щели и щелкнула зажигалкой.

– А ты, значит, не справился? Странно, о тебе рассказывают такое… Прямо технический гений!

– Кто рассказывает-то? – пробормотал Севка.

– Да вот она.

– Никакой я не гений… Просто не успел, мне время надо, чтобы разобраться.

– Так разбирайся, – пыхнула дымом тетя Света. – Сам видишь: рыбок она не отдаст; а если воздуха не будет, остальные тоже героически погибнут.

– Мама! – дернула головой Лорка.

– Молчу, молчу…

Как когда-то он молился о том, чтобы из цеха появилась машина, так и сейчас, перебирая детальки, просил своего бога о скорейшем исправлении механизма. За время работы кверху брюхом всплыли сом с вуалехвостом, что вызвало новый прилив Лоркиных слез, – и тут пузырьки пошли! Опущенный в воду компрессор бодро забулькал, причем Севка сам не понял: почему? Вроде он ничего особенного не делал, механизм включился сам по себе, вроде как его молитва была услышана…

– Ты заработал чай, – сказала тетя Света. – С наполеоном и вареньем.

Севка и сам был готов праздновать победу. Он ожидал слов благодарности, но подружка лишь беззвучно рыдала, вылавливая сачком погибших рыбешек.

– Чего ревешь-то? – скривился он. – Вон у тебя их сколько осталось!

– Ты что – совсем тупой?! Они же были живые! А теперь мертвые! Это твой дурацкий компрессор можно остановить, включить, а с ними так нельзя!

Поразмыслив, Севка решил не обижаться. В нем даже шевельнулась жалость к Лорке, которая переживает за каких-то сдохших рыб. Видела бы она, как пацаны на Пряже динамитом рыбу глушат – там полреки кверху брюхом всплывает! Причем не барбусы какие-нибудь, а лещи по килограмму, судаки да щуки! Что-то ему подсказывало: здесь кроется слабость острой на язычок подружки; а чего спорить со слабыми? Их жалеть нужно…

Только жалеть пришлось себя – чуть позже, когда хрустел наполеоном, пребывая на верху блаженства. Речь зашла о какой-то собаке, что не удивляло. И пусть собака была дикой, и звали ее не Грета, а Динго – какая разница? Но когда выяснилось, что говорят о книжке Женьки Мятлина, пирожное застряло в горле.

– Ты дочитала или нет? Он интересуется. Встретил меня на улице и говорит: если дочитала, я кое-что новое принесу.

– Скоро дочитаю, – отвечала Лорка.

– Давай, давай, образовывайся, а то одни танцы на уме…

Он поглощал сладкое, не чувствуя вкуса. Казалось: напротив уселся этот чернявый хлыщ и, заложив ногу за ногу, затрындел о своих книжках.

– А кто это жует наполеон?! – вскинул бы он бровь, сделав вид, что не сразу заметил Севку. – Самоделкин?! Да гоните его отсюда в шею!

У Севки даже скулы свело, когда представил такое. Он твердо решил: еще раз услышит прозвище – даст в зубы. Еще в прошлый раз дал бы, да Лорка их развела, мол, нечего тут петушиться!

Он так и сидел с одеревеневшей спиной, хотя тему давно сменили. Тетя Света вдруг сделалась серьезной, заговорила о каком-то обмене; а Лорка опустила голову, замолчав. Воспользовавшись этим, он выскочил из-за стола, мол, дома ждут, и прошмыгнул в прихожую. Последнее, что уловил, было:

– …может, нам придется уехать.

– Почему?! Я не хочу!

– Поведение твоего отца невыносимо, ты это понимаешь?!

Он вышел на лестницу и тихо прикрыл за собой дверь. Уфф… Вот так всегда: сделаешь ей что-то хорошее, а потом не знаешь, как ноги унести!

По пути домой он размышлял о странных отношениях ее родителей, которые находились в разводе, но пока не разъехались. Лоркин отец иногда жил в их квартире, иногда не жил; бывало, вообще надолго исчезал, чтобы вдруг появиться во дворе с какой-нибудь красивой и нарядно одетой женщиной. Он вел очередную фифу под руку, заводил в подъезд, и если тетя Света была дома, за дверью квартиры начинался скандал. Иногда ссора выплескивалась на балкон, но чаще либо отец с фифой покидали дом, либо взвинченную тетю Свету увозила куда-то вызванная служебная машина. А Лорка в такие дни даже лицом чернела, потому что любила и мать, и отца. Только рассказывать об их отношениях не хотела; да и слушать чужие сплетни – тоже. Если бы хотела, Севка давно бы рассказал историю, свидетелем которой стал на эти майские праздники.

Получилось все случайно, во время возвращения со свалки через лес. Этот лес славился тем, что сюда нередко наведывались парочки: прихватив бутылку вина или водки, мужчины и женщины вроде как отправлялись на прогулку, чтобы исчезнуть в густом березняке. Когда спустя час-другой они выходили обратно, женщины поправляли платья, подкрашивались на ходу, делая вид, что ничего не произошло. Только пряжские пацаны были отлично осведомлены о том, чем они занимаются. Парочки выслеживали, ныряя за ними в глубь леса; подчас и глуби не требовалось – газеты или прихваченные покрывальца расстилали едва ли не на опушке. Дальше нужно было лишь занять удобную позицию для наблюдения. Если же не смог – слушай рассказы очевидцев, собиравших благодарных слушателей, что хихикали, ощупывая вздутия в штанинах. «А он ее… А она у него…» Севка всегда был слушателем скабрезных историй, свидетелем же сделался совершенно неожиданно.

Он сразу узнал высокого черноволосого мужчину, которого дворовые бабки именовали: кобель. Закинув за плечо пиджак, тот вел незнакомую женщину в цветастом платье, целуясь с ней на ходу. Иногда они останавливались, приникали друг к другу, и следовал такой засос, будто каждый хотел выпить другого. Севка, понятно, тут же спрятался за куст. И хотя мог бы спокойно слинять (парочка ничего вокруг не видела), почему-то остался. Пиджак вскоре полетел на траву, женщина повернулась спиной, чтобы расстегнули платье; потом сама его стащила, оказавшись без лифчика, и начала расстегивать ремень на брюках мужчины. Странно было видеть, как двое взрослых раздеваются догола, судорожно пытаясь гладить один другого, дотрагиваться губами до разных мест, будто оба сбрендили.

Жаль, не хватило духу досмотреть до конца – стараясь не хрустеть сучьями, Севка удалился в лесную чащу. А потом полночи не спал, вспоминая увиденное и размышляя: доложить обо всем Лорке? Или не стоит?

Он решил не рисковать, но сейчас вдруг подумал: если будет с Женькой вязаться, он ей все выложит. Еще и тете Свете расскажет, чтобы ей тоже было обидно до смерти, вот тогда-то Лорка пожалеет о своем выборе!

Но мысли о мести вскоре вытеснило смутное телесное желание. Севка даже рубашку специальную надел, навыпуск, чтобы не докапывались насчет заметного бугорка на месте ширинки. В их доме это вообще не обсуждалось. Наверное, родители тоже занимались этим (иначе откуда бы Севка взялся?), но как-то незаметно, втайне от него.

Он слонялся по квартире, не зная, чем себя занять. Протравленная печатная плата сиротливо лежала на столе без единой впаянной детали, а он маялся от тяжести в паху, что была готова выплеснуться неконтролируемым фонтаном. Когда забрел в кухню, стоявшая у плиты мать озабоченно взглянула на ходики.

– Полвосьмого, а его нет! Ему что – медом на этом заводе намазано?!

– У них конец месяца, – снисходительно пояснил Севка. – В это время всегда напряженка…

– А у тебя конец учебного года! Ты уроки сделал?!

– Да сделал я все…

– Смотри мне!

Пользуясь отсутствием отца, Севка пробрался в мастерскую. Маятник по-прежнему ритмично ходил туда-сюда, доказывая, что небывалое – бывает, только «перпетуум мобиле» почему-то мало волновал. А вот вздыбленная плоть – волновала. Севкой тоже завладела непонятная сила, как теми сумасшедшими в лесу, подталкивая воображение и заставляя представлять сладостные картины. По сути, она подчиняла, командовала Севкиным телом, отчего было неприятно и одновременно – приятно…

Ночью он двигался по лесу с девчонкой, одетой в балетную пачку. Она была не похожа на Лорку, но Севка почему-то был убежден: это именно она. Он крепко держал Лорку за талию, пытаясь целовать на ходу, точнее, тычась губами в ее сомкнутые губы. А глаза шарили по сторонам, выискивали местечко, где можно заняться тем самым делом.

Найдя укромную ложбинку, Севка взялся стаскивать с подружки пачку, – да не тут-то было! Дурацкая балетная одежда будто прилипла к телу, не оторвешь, а значит, и до заветного места не доберешься.

– Не спеши… – проговорила Лорка. – Там кто-то идет.

Севка вполуха прислушался.

– Брось! – отмахнулся он. – Лучше сними эту ерунду – сама!

– Нет, – покачала головой Лорка. – Сюда идет черный мухобой!

– Да перестань ты! – злился Севка, приплясывая в нетерпении. – Снимай сейчас же!

Лишь когда совсем близко раздался хруст, он обернулся. Среди деревьев виднелся черный силуэт того, кто пожирает пацанов и вряд ли побрезгует девчонкой. А тогда ноги в руки – и вглубь леса, подальше от этого урода, жаль, что Лорка (или кто-то похожий на нее) так медленно перебирает ногами. Давай быстрее, ты не на балете! Он тянул ее за руку, петлял между деревьями, чтобы вскоре оказаться на огромном летном поле.

– Убежали… – проговорил, отдышавшись. Не сразу дошло, что на аэродроме укромного места не найдешь, так что его планы накрылись. А тут еще самолет в небо поднялся, и девчонка в пачке задрала голову:

– Я знаю, кто там летит!

– Кто же? – скривился Севка, заранее зная ответ.

– Женя! А вон бегут дикие собаки Динго!

Обернувшись, Севка заметил, как от самолетных ангаров отделилось несколько черных точек и, подпрыгивая, понеслось к ним. Не в силах терпеть, он изо всей силы прижался к Лорке (не похожей на Лорку), и вдруг почувствовал сладостное облегчение…