Текст книги "Философия открытого мира"

Автор книги: Владимир Егоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Весьма показателен предпринятый Робертом Райхом в книге "Труд наций. Готовясь к капитализму XXI века" [1] анализ деструкции традиционных отношений собственности и форм контроля. Внимание обращено на условия, когда важная часть общественного богатства, представленная усвоенными информационными и образовательными услугами (in-person services), становится неотделимой от самой активной личности.

Растущую одухотворенность экономической деятельности подчеркивает в своих последних исследованиях Ф. Фукуяма. Главный вывод, который он делает в книге "Доверие. Социальные добродетели и созидание благосостояния" [2], состоит в том, что постиндустриализм неотделим от нового качества общества и самого человека.

1 Reich R. В. The Work of Nations. Preparing Ourselves for 21st Century Capitalism. – N.-Y., 1992.

2 Fukuyama F. Trust. The Social Virtues and the Creation of Prosperity – N.-Y., 1996.

Индивидуализм имеет глубокие корни в политической доктрине о правах человека, лежащей в основе Декларации Независимости и Конституции США. Эта конституционно-правовая структура представляет собой Gesellschaft ("общество") в американской цивилизации. Но в США существует и столь же древняя традиция, связанная с религиозными и культурными корнями страны и составляющая основу ее как Gemeinschaft ("общность"). Если индивидуалистическая

260

традиция во многих смыслах играла доминирующую роль, то традиция общности выступала в качестве сдерживающего и смягчающего фактора, препятствовавшего импульсам индивидуализма в достижении его логического завершения. Успехи американской демократии и экономики нельзя относить на счет только индивидуализма или только общности: они объясняются взаимодействием этих противоположных тенденций, – пишет Фукуяма.

В книге "Конец истории и последний человек" Фукуяма подчеркивает, что историю человечества можно понять как взаимодействие двух больших сил. Первая сила – разумное желание, при котором люди пытаются удовлетворить свои потребности путем накопления материальных благ. Вторая, не менее важная движущая сила исторического процесса, – это то, что можно называть "борьбой за признание", то есть стремление всех людей к тому, чтобы их сущность как свободных и нравственных людей была признана другими.

Стремление к признанию – чрезвычайно мощный элемент психики; такие чувства, как гнев, гордость и стыд, служат основой для политических страстей и создают мотивацию многих процессов политической жизни.

Естественные нужды и потребности немногочисленны, и удовлетворить их довольно легко, особенно в условиях современного индустриального хозяйства. Наша трудовая мотивация и стремление к зарабатыванию денег гораздо более тесно связаны с признанием, которое приносит нам такая деятельность, а деньги становятся символом не материальных благ, а социального статуса и признания. В своей книге "Теория нравственных чувств" Адам Смит подчеркивает: "Нас интересует тщеславие как безбедное существование или удовольствие" [1].

1 Smit Ad. Theory of Moral Sentiments. – Indianapolis (ID). – 1982. P. 50.

В современном мире мы наблюдаем не только обуржуазивание прежней культуры воителей и замену страстей интересами, но и растущую "одухотворенность" (spiritualization) экономической деятельности, наделение ее той соревновательной энергией, которая прежде питала жизнь политическую. Зачастую люди поступают не в соответствии с интересами разумного увеличения полезности в ее узком понимании, но вкладывают в хозяйственную деятельность морально-нравственные ценности, присутствующие в общественной жизни.

261

6.5. Проблема пределов рынка и переход к социуму, основывающемуся на созданной знанием стоимости

Чарльз Хэнди в книге "Алчущий дух за гранью капитализма: поиск цели в современном мире" [1] обращается к проблеме пределов рынка. Ни Адам Смит, ни (за редким исключением) его последователи не считали, что задачи государства следует полностью отдать на откуп рынку. Тем не менее мода на приватизацию предполагает, что рыночная философия должна быть внедрена во все без исключения сферы жизни. В этом подходе скрыта опасность извращения целей.

Коммерческие предприятия живут и умирают по воле рынка. Это отличный механизм, автоматически подающий сигнал о том, где наметилась нехватка, а где есть ненужные излишки. Он, со всеми присущими ему побудительными и сдерживающими факторами, является стимулом изобретательности и отражает стремление к совершенствованию, хотя многие не выдерживают этой гонки.

Срок жизни даже крупных корпораций редко превышает сорок лет, а многие компании начинают деградировать намного раньше. В то же время школы, больницы и социальные учреждения нельзя закрыть, даже если они работают неэффективно, поскольку заменить их нечем.

"У рынка есть свои пределы, свои непредвиденные последствия. Он представляет собой лишь механизм, а не философию. Рыночные законы срабатывают не везде. В частности, они не действуют там, где результат не имеет денежного выражения, где предложение ограничено или действует распределительная система". Рынок хорош тем, что увязывает цену с затратами, но он срабатывает лишь тогда, когда покупатель знает цены и имеет возможность выбора.

Рынок работает, если дает покупателю информацию о ценах и предоставляет ему возможность выбора. Уберите одну из этих двух составляющих, и в конце концов вы будете обслуживать бюрократа, а не клиента.

Тайичи Сакайя в книге "Стоимость, создаваемая знанием, или История будущего" [2] задается вопросом: "Неужели люди будут по-прежнему стремиться к тому, чтобы потреблять все больше и больше материальных благ, как то диктует существующий порядок?". Неужели наши вкусы, наши ценности, наша нравственность по-прежнему останутся основанными на предпосылке, гласящей, что безудержный рост потребления отвечает высшим интересам цивилизации?

1 Handy Ch. The Hungry. Beyond Capitalism – A Quest for Purpose in the Mo-den World. – L., 1997.

2 Sakaiya T. Knowledge-Value Revolution, or A History of the Future. N.-Y., 1991.

262

Сторонники современной индустриальной идеологии верили в способность человечества дойти в своей эволюции до состояния homo economicus, поведение которого подчинялось бы законам объективной рациональности. Социалистическая система представляла собой попытку административного воплощения именно этого принципа, и в качестве таковой она оказалась плохо приспособленной как к восприятию создаваемой знанием стоимости, которая в значительной степени опирается на субъективные факторы, так и к решению проблемы диверсификации потребительского спроса, характерной для общества, в основе которого лежат подобные ценности, – пишет Т. Сакайя.

Изучение наметившихся тенденций показывает, что революция, порожденная создаваемой знанием как стоимостью, распространяется по всему миру. Человечество уже начало свой переход от индустриального общества к новому социальному строю.

Воздействие современных компьютерно-коммуникационных технологий на общество по своему характеру резко отличается от влияния, которое некогда оказали на него двигатель внутреннего сгорания, электричество или химическая промышленность. Изобретения прошлого отвечали превалирующему в то время стремлению к количественному увеличению материальных благ. Большинство технических инноваций, свидетелями прогресса которых мы являемся сегодня, направлено на уменьшение зависимости от материальных ценностей путем обеспечения все большего и большего роста масштабов информационных услуг. Именно такой характер имеют инновации, реальная роль которых заключается в закреплении успехов, достигнутых на пути роста стоимости, создаваемой творческим знанием.

Созданная знанием стоимость генерируется путем субъективных восприятий (группы людей или же общества в целом), получающих определенное распространение в обществе. Подобный вид социальной субъективности отличается неустойчивостью и подвержен быстрым изменениям.

263

Созданная знанием стоимость слагается из такого мимолетного набора переменных факторов, что обладает определяющим значением для понимания того, почему она не имеет прямого и даже косвенного отношения к издержкам, связанным с его созданием.

Разработка универсальной концепции (подобной теории трудовой стоимости), применимой в отношении созданной знанием стоимости, невозможна; более того, трудно представить себе и то, каким образом теория полезности способна объяснить характер такой ценности. Понесенные производителем расходы в своей основе не имеют никакого отношения к стоимости созданного знанием продукта; помимо этого, отсутствует то традиционное движение, которое сближает цены с затратами. В этом заключено фундаментальное отличие созданных знанием ценностей от материальных товаров и услуг.

Переход от индустриального общества к социуму, основывающемуся на таком виде ценности, будет связан не столько с изменением носителя стоимости, сколько прежде всего – с модификацией структуры той совокупной ценности, которую он содержит. Поэтому, считает Сакайя, мы никогда не сумеем понять общество, основанное на созданной знанием стоимости, если будем рассматривать его возникновение как реализацию тенденции к преобладанию нематериальных благ или как элементарный отход от производства материальных благ как таковых.

Хотя Сакайя остается в плену мономатериализма, определяющей роли материального производства и материальных ценностей, он сделал немало для их внутреннего подрыва. Ведь дальше он прямо утверждает, что будущее общество будет основано на новом виде ценности. А созданная знанием стоимость – уже не стоимость, а основанный на ней рынок сохраняет сходство с традиционным рынком лишь как механизм аккумуляции рассеянного знания.

6.6. Попытки преодолеть экономический детерминизм и рыночный фундаментализм

Альберт Гор в книге "Земля на чаше весов в поисках новой общей цели" [1] пишет: "Поскольку мы полагаемся исключительно на возможности экономической системы и начинаем мыслить в ее рамках, то считаем, что классическая экономическая теория способна дать исчерпываю

264

щие ответы на все без исключения возникающие вопросы. Но так же, как глаз воспринимает лишь узкую полоску светового спектра, экономическая наука не видит, а тем более не может оценить все то, из чего состоит наш мир. Мы способны разглядеть и измерить лишь весьма ограниченную часть широкого спектра утраченного и приобретенного в результате наших экономических решений. И, соответственно, мы не задумываемся о том, что выпало из нашего поля зрения".

1 Gore Л. Earth in the Balance. Forging a New Common Purpose. – L., 1992.

Переход от материалистических ценностных приоритетов к постматериалистическим выводит на авансцену новые политические проблемы и во многом служит импульсом для новых политических движений.

Рональд Инглегарт в книге "Культурный сдвиг в зрелом индустриальном обществе" [1] подчеркивает, что развитие постматериалистической мотивации (которое, по всей вероятности, является важнейшей составляющей в процессе формирования постэкономического общества) есть сложное явление, имеющее в большей мере социопсихологическую, нежели экономическую природу. Именно развитие постматериалистических ценностей во многом обусловливает хозяйственный и культурный прогресс западных стран в последние годы.

В долгосрочной перспективе переход к постиндустриальному строю выведет духовные ценности на первый план.

Лестер Туроу в книге "Будущее капитализма. Как экономика сегодняшнего дня формирует мир завтрашний" [2] подчеркивает, что нынешняя эпоха отмечена такими трансформациями традиционного капитализма, в результате которых изменяются трудовые отношения, устраняется частная собственность в традиционном понимании, информация становится доминирующим производственным ресурсом, меняются роль и значение рыночной инфраструктуры, а горизонты производственных и коммерческих решений становятся все уже.

Донелла Мидоуз, Деннис Мидоуз и Йорген Рандерс в книге "За пределами допустимого: глобальная катастрофа или стабильное будущее?" [3] приходят к выводу, что с технической и экономической точек зрения общество, способное сохранять устойчивость за счет разумного ограничения при использовании своих внутренних ресурсов, имеет все шансы на будущее.

1 Inglehart R. Culture Shift in Advanced Industrial Society. Princeton (NY), 1990.

2 Thurow L. С The of Capitalism. How Todays Economic Forces Shape Tomorrows World. – L., 1996.

3 Meadows D. H., Meadows D. L., Renders Y. Beyond the Limits: Global of Sustainable Future? – L., 1992.

265

Переход к нему требует тщательно взвешенного сочетания долгосрочных и краткосрочных задач, акцента на самодостаточность, справедливость и качество жизни, а не на количественный рост промышленного производства. В своем нынешнем виде, без переориентации на новые, не чисто рыночные задачи, без пересмотра многих ценностей, техника и рынок вряд ли смогут привести нас к более рациональному обществу, разумно ограничивающему использование ресурсов пределами, которые необходимы для его нормальной жизнедеятельности.

С системной точки зрения наше общество, снабженное информационным, социальным и институциональным механизмами, необходимыми для контролирования положительных контуров обратной связи, ответственных за прирост населения и увеличение капитала, должно быть отрегулировано таким образом, чтобы уровень материального благосостояния всех граждан был достаточно высоким и стабильным. Однако никто не знает, как совершить революцию для перехода к обществу устойчивого роста. Оно сложится из представлений о будущем, интуитивных догадок, экспериментов и действий миллиардов людей, а не явится результатом усилий одного человека или группы подвижников.

6.7. Информационная доминанта постиндустриального общества

Олвин Тоффлер в книге "Адаптивная корпорация" [1] предвосхитил некоторые важные тенденции становления информационного общества. "Сокращение расходов на передачу информации, уже приведшее к широкому распространению индивидуальных средств связи, сделает ненужной концентрацию рабочих в нескольких центрах и будет способствовать дальнейшему рассредоточению производства и переносу его в домашние условия, в офисы, конференц-залы и центры оперативной связи, где взаимодействующие группы специалистов будут встречаться для решения задач текущего характера.

1 TofflerA. The Adaptive Corporation. – Aidershot, Gower, 1985.

266

По мере того как все большие объемы работы начнут зависеть от личных усилий и манипуляций символами, громадные индустриальные объединения станут рушиться. Вполне возможно, что мы приблизимся к новой форме "кустарного промысла", основанной на суперсовременной технологии.

Конечно, это не означает, что фабрики исчезнут или что массовое производство прекратится. Это лишь значит, что они перестанут играть главную роль в нашей жизни и как производительная сила, и как модель для других институтов", – пишет О. Тоффлер.

Организационная форма наиболее эффективна, если строится не по бюрократическому принципу, а по принципу адхократии, когда каждый организационный компонент представляет собой модуль, созданный для решения одной конкретной задачи, и взаимодействует со многими другими по горизонтали, а не только в соответствии с вертикальной иерархией; решения, принимаемые в компании, подобно товарам и услугам, не стандартны, а индивидуальны.

Информационное общество исключает иерархическую структуру власти. В его условиях централизованные институты власти должны уступить место децентрализованным структурам, связанным между собой неформальными отношениями.

По мнению американского футуролога Дж. Нэсбитта, традиционные ячейки общества постепенно будут уступать господствующее место структурам другого рода, которые призваны ускорить поток информации, укреплять самопомощь, способствовать обмену ресурсами.

В качестве примера обычно приводят пример "ИНТЕЛ -корпорейшнл" ведущую компанию по производству полупроводников, где уже не существует иерархической структуры. Здесь небольшие группы талантливых сотрудников сами организуют свою работу. Эти позволяет личности проявлять свой творческий потенциал и добиваться поразительных результатов.

Такой неформальный стиль становится, однако, возможным лишь в силу того, что в его рамках осуществляется жесткий контроль над издержками и качеством продукции.

267

В настоящее время доминирующие в обществе функции и процессы все больше оказываются организованными по принципу сетей. Мануэль Кастельс в книге "Становление общества сетевых структур" [1] утверждает, что сетевая логика влечет за собой появление социальной детерминанты более высокого уровня, нежели конкретные интересы, находящие свое выражение через формирование подобных сетей: власть структуры оказывается сильнее структуры власти. Принадлежность к той или иной сети или отсутствие таковой вместе с динамикой одних сетей по отношению к другим выступают в качестве важнейших источников власти и перемен в нашем обществе. Таким образом, мы вправе охарактеризовать его как общество сетевых структур (network society), характерным признаком которого является доминирование социальной морфологии над социальным действием.

1 Castells M. Rise of the Network Society. Maiden (Ma) – Oxford, 1996.

Сетевая структура, по определению, представляет собой комплекс взаимосвязанных узлов. Конкретное содержание каждого узла зависит от характера его сетевой структуры.

Сети представляют собой открытые структуры, которые могут неограниченно расширяться путем включения новых узлов, если те способны к коммуникации в рамках данной сети, то есть используют аналогичные коммуникационные коды.

Сети оказываются институтами, способствующими развитию таких областей, как экономика, сфера культуры, политика, социальная сфера и т.д. Морфология сетей выступает в качестве источника далеко идущей перестройки общественных отношений.

Новые экономические формы строятся вокруг глобальных сетевых структур капитала, управления и информации, а осуществляемый через такие сети доступ к технологическим умениям и знаниям составляет в настоящее время основу производительности и конкурентоспособности.

Общество сетевых структур является сегодня разновидностью капитализма и коренным образом выделяется на фоне своих исторических предшественников. Его отличают два главных признака: оно носит всемирный характер и в значительной степени строится вокруг сети финансовых потоков.

Однако, чтобы финансовый капитал мог работать и конкурировать, он должен опираться на знания и информацию, получающие обеспечение и распространение благодаря информационным технологиям.

268

Капитал либо изначально носит глобальный характер, либо получает его с целью приобщения к накоплению в условиях экономики, строящейся вокруг электронных сетей. Кто же тогда в этих новых технологических, организационных и экономических условиях выступает в качестве капиталистов? Можно ли объединить их в класс? Ни социологически, ни экономически такой категории, как глобальный класс капиталистов, не существует. Вместо него над многообразием буржуа во плоти, объединенных в группы, представляет некий обобщенный образ капиталиста, созданный из финансовых потоков, управляемых электронными сетями.

Сети сливаются друг с другом, образуя метасеть капитала, объединяющую капиталистические интересы на глобальном уровне, вне зависимости от сфер и участков деятельности; это не может не сопровождаться конфликтами, однако подчиняется это одной и той же общей логике.

Думается, что "безличный капитализм", – это попытка его идеализации, увести мировую общественность от персонификации глобальных хозяйственных финансовых связей, настроенных американским капиталом на долларовой валютной основе в своих интересах.

В рамках комплексных, глобальных сетей, которые взаимодействуют друг с другом, производственные процессы объединяются в одно целое. Одновременно происходит и дифференциация трудовых процессов, расслоение работников, расчленение труда в мировых масштабах. Жизнь глобального капитала все меньше и меньше зависит от конкретного труда и все больше и больше от накопленного объема труда как такового, которым управляет небольшой мозговой центр, обитающий в виртуальных дворцах глобальных сетей. За этой двойственностью по-прежнему кроется значительный объем социального многообразия. В условиях сетевого общества капитал скоординирован в глобальном масштабе, тогда как труд индивидуализирован.

Процессы преобразований выходят за пределы социальных и технических производственных отношений и глубоко вторгаются в сферы культуры и власти. Проявления культурного творчества абстрагируются от исторических и географических факторов. Их обусловливают скорее сети электронных коммуникаций, взаимодействующие с аудиторией и в конечном счете формирующие оцифрованный аудиовизуальный гипертекст. Коммуникация в основном распространяется через диверсифицированную, всеобъемлющую систему средств информации, и поэтому игра все чаще и чаще разыгрывается в этом виртуальном пространстве.

269

Мануэль Кастельс рассматривает формирующуюся сегодня в глобальном масштабе социальную структуру как "сетевое" общество. Его важнейшей чертой выступает даже не доминирование информации или знания, а изменение направлений их использования, в результате чего главную роль играют глобальные, "сетевые" структуры, вытесняющие прежние формы личной и вещной зависимости. Исследователь подчеркивает, что такое использование информации и знаний ведет к социальной трансформации, к возникновению "информационализма".

Обращаясь к анализу социальной структуры возникающего общества, Кастельс строит свое исследование вокруг противопоставления социума и личности, причем отмечает, что их взаимоотношения с наступлением информационной эры не только не гармонизируются, но скорее становятся все более напряженными. По его мнению, современные общества во все возрастающей степени структурируются вокруг противостояния сетевых систем (Net) и личности (Self). Подзаголовок своей книги "Могущество самобытности" [1] он обозначил как "Социальные преобразования в обществе сетевых структур".

На заре информационного века, пишет он, кризис легитимности лишает институты индустриальной эпохи их смысла и функций. Современное национальное государство, над которым начинают давлеть глобальные сети богатства, могущества и информации, переживает значительное сужение своего суверенитета.

Основной силой, обнаруженной при изучении социальных движений, является сетевая, децентрализованная форма организации и вмешательства, которая служит отражением и противовесом доминирующей логике сетей в информационном обществе.

В последней книге американского экономиста Томаса Стюарта "Интеллектуальный капитал. Новый источник богатства организаций" [2] выделяются главы "Интеллектуальная компания", "Интеллектуальный работник" и "Экономическая теория информации".

1 Castells M. The Power of Identity. Maiden (Ma). – Oxford, 1997.

2 Stewart T. A. Intellectual Capital. The New Wealth of Organizations. – N.-Y.-L., 1997.

270

Если изобразить динамику капитальных затрат "промышленного" и "информационного" века в виде графиков, – пишет, он, – то будет видно, что обе линии пересекаются в 1991 году, когда расходы на приобретение промышленного оборудования составили 107 млрд. долл., а на закупку информационной техники – 112 млрд. долл. Его можно считать первым годом информационного века. С этих пор компании расходуют больше денег на оборудование, необходимое для сбора, обработки, анализа и распространения информации, чем на машины, предназначенные для штамповки, резки, сборки, погрузки и иного рода действий с материальными предметами.

Интеллектуальная компания превратилась в качественно иную разновидность организации. Традиционная фирма представляет собой совокупность основных фондов, являющихся собственностью капиталистов, которые нанимают работников для приведения этих фондов в действие. Интеллектуальная компания – это во многих отношениях нечто совсем иное. Ее основные фонды не имеют материальной формы, и вообще не всегда ясно, кому они принадлежат и кто отвечает за их содержание.

В самом деле, интеллектуальная компания может вообще не располагать фондами в традиционном смысле. Материальные активы вытесняются интеллектуальными таким же образом, как текущие активы вытесняются информацией.

Некоторые из фирм, добившихся огромного успеха, практически не располагают никакими материальными активами. Можно было бы утверждать, например, что компании "Виза Интернэшнл" не существует, хотя она и осуществляет финансовые сделки на сумму в треть триллиона долларов в год. "Виза" является членской организацией, союзом банков и других финансовых учреждений. Каждая компания-член владеет только той частью предприятия, то есть портфелем держателей кредитных карточек, которую создала сама.

Для интеллектуальных компаний характерно стремление освобождать свои балансы от основных фондов. Штаб-квартира размещается в арендованном помещении; банки обращают ипотечные закладные в ценные бумаги; вместо того чтобы содержать собственные грузовые парки, производственные компании пользуются

271

для перевозки продукции нанятым автотранспортом; вертикальная интеграция уступает место виртуальной организации. Интеллектуальной компании не нужны активы. Поистине, чем меньше активов, тем лучше; пока у нее есть интеллектуальный капитал, она может получать доходы, не обременяя себя ни управлением активами, ни необходимостью оплачивать их содержание. Треть своих прибылей крупные банки получают от беспроцентных операций, таких, как обработка данных, продажа ценных бумаг, обеспеченных закладной, и от комиссионных за оказание услуги.

"Поскольку знания и информационные активы сегодня обрели реальность существования, доступной и важной задачей любой организации становится управление интеллектуальным капиталом. Большинство организаций едва приступило к ее решению. Они заменили товарно-материальные запасы информацией, а основные фонды – знаниями. Но это только ожидаемые, планируемые выгоды от нововведений, направленные на сокращение издержек, первые веяния информационного века", – пишет Т. Стюарт.

По расчетам Стивена Барли, в 2001 г. доля американцев, чей труд связан главным образом с материальными предметами (сельскохозяйственные рабочие, механики, чернорабочие, ремесленники) и оказанием непрофессиональных услуг (работники гостиниц и ресторанов, рабочие, занятые в сфере распределения, розничные торговцы, домашняя прислуга, парикмахеры, косметологи, работники оздоровительных учреждений и т.п.), сократится более чем в два раза, с 83% в 1990 году до примерно 41%. Доля же тех, кто работает прежде всего с информацией (в торговле, на управленческих и административных должностях, в свободных профессиях, в промышленности, в учреждениях), увеличится с 17% до 59%.

Знания отличаются от денежных, природных, трудовых и технических ресурсов. Знания не убывают по мере их использования. Они неотчуждаемы. На стоимость создания знаний не влияет, сколько человек будут пользоваться ими впоследствии. Знания и их оболочка – не одно и то же. Кроме того, средства их воспроизведения – магнитофоны, ксероксы, телевизоры, компьютеры – часто находятся под контролем потребителей, а не производителей. Производственные же возможности, по существу, ничем не сдерживаются. Знания существуют вне зависимости от пространства. Подобно квантовым частицам, они могут находиться в нескольких местах одновременно.

272

Но если знания в целом не ограничены пространством, некоторые их формы чрезвычайно чувствительны к фактору времени – даже в большей степени, чем материальные активы.

Второе различие между знаниями и прочими ресурсами заключается в изобилии знаний.

Несмотря на отсутствие надежного способа измерения запасов знаний, накопленных в мире, самые разные показатели указывают на то, что их объем продолжает увеличиваться.

Парадоксальным образом знания обретают качество долговечности именно в силу своей нематериальности и неустойчивости. Постоянство знаний является проявлением их способности проникать через границы, недоступные для материального. Как писал Виктор Гюго в романе "Собор Парижской Богоматери", пока Гутенберг не изобрел наборный шрифт, человечество пыталось сохранить знания, высекая их в камне. Архитектурные памятники, – например, соборы, были "великой книгой" человечества, в чьих порталах и скульптурах с помощью резца и краски было запечатлено интеллектуальное и духовное наследие рода человеческого – наследие твердое, как камень, и на вид несокрушимое. И тем не менее сила знаний возрастает, когда они освобождаются от этой материальной оболочки. Гюго писал: "В виде печатного слова мысль стала долговечной, как никогда: она крылата, неуловима, неистребима. Она сливается с воздухом. Во время зодчества мысль превращалась в каменную громаду и властно завладевала определенным веком и определенным пространством. Ныне же она превращается в стаю птиц, разлетающихся на все четыре стороны, и занимает все точки во времени и в пространстве... Разрушить можно любую массу, но как искоренить то, что вездесуще?" [1].

1 Виктор Гюго. Собор Парижской богоматери // Собрание сочинений в 15 томах. – М., 1953.-Т. 2.-С 187-188.

Цифровая революция, освободившая знания от остатков материальной оболочки, превратила их в информацию и сделала еще более доступными и несокрушимыми.

273

Джеффри Сакс в "Project Syndicate" в июне 2000 г., подводя итоги 8-летнего пребывания Билла Клинтона на президентском посту, подчеркнул, что главное достижение его администрации состоит в том, что она сформировала своеобразную "индустриальную политику" новой экономики, основанной на знаниях. Раньше большинства политиков и экономистов Клинтон осознал, что сила американской экономики порождается сочетанием науки, технологических инноваций и высококачественного образования. Его правительство стимулировало генерацию и распространение знаний во всех сопутствующих сферах.

Во-первых, в Америке была усилена правительственная поддержка науки, а расходы на ее финансирование возросли примерно до 85 млрд. долл. в год. Поддерживаемые правительством научно-исследовательские программы в областях информационных технологий и биотехнологий помогли США завоевать в них всемирное лидерство.

Во-вторых, поощрялось развитие и распространение "Интернета" как непременной основы экономического роста. Клинтон добился значительных налоговых послаблений для занимающихся электронной коммерцией компаний. Его администрация приняла нормативные акты, направленные на быстрое принятие и распространение "Инернета". Она боролась за претворение в жизнь программ по подсоединению к "Интернету" общеобразовательных школ и библиотек, отстаивала либерализацию выдачи иностранным специалистам в области интернет-технологий разрешений на работу.