Текст книги "Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого - 2"

Автор книги: Владимир Высоцкий

Соавторы: Валерий Перевозчиков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

III. АНАТОЛИЙ БОРИСОВИЧ УТЕВСКИЙ

– Анатолий Борисович, с чего все началось, как и когда вы подружились в Высоцким?

– Это было уже очень давно, мы жили с Володей в одном доме на Большом Каретном, учились в одной школе. Я был старше его на четыре года, но Володя часто бывал в нашей семье, в нашем доме. И когда он учился в шестом классе, мы начали дружить…

Я вырос в семье юристов. Папа у меня был очень известным специалистом в области уголовного права– доктор наук, профессор, заслуженный деятель науки. Я помню, что к этому времени Володя был уже прекрасным имитатором… И моя мама, которая когда-то работала в театре, слышала эти первые «опыты». И однажды она сказала: «Володя, из тебя когда-нибудь получится великий актер». Потом мы об этом часто вспоминали.

Я закончил школу и поступил на юридический факультет. Я учился на четвертом курсе, когда Высоцкий закончил десятилетку и поступил учиться в строительный институт. Вот тогда он начал бренчать на гитаре, именно бренчать… Голоса еще не было, мыслей было мало, да и песни были чужие.

– Я вас прерву, Анатолий Борисович. Вы, наверное, знаете, что многие одноклассники Высоцкого считали, что он – ваш младший брат. Почему?

– Потому, что нас всегда видели вместе – в школе, во дворе, в доме. Даже когда я женился на эстрадной актрисе Наталье Разинкиной, все равно мы были вместе, но теперь уже втроем. Поэтому многие считали, что я – старший брат Высоцкого.

– Семья Высоцких жила в коммунальной квартире номер четыре, и жильцов там было довольно много…

– В этой маленькой квартире они жили одной боль, шой семьей. Из всех своих многочисленных родственников Володя больше всех любил Лиду – племянницу Евгении Степановны. Теперь она Лидия Николаевна Сарнова. По-моему, Лида – единственная женщина, которая по-настоящему любила маленького Володю, за исключением двух мам – Нины Максимовны и Евгении Степановны. С Семеном Владимировичем у Володи случались иногда конфликты… Наверное, в какой-то момент Володя не был идеальным сыном, а Семен Владимирович – идеальным отцом. Но это внутреннее семейное дело…

– Школьные друзья Высоцкого часто собирались у Акимова, а вы там бывали?

– Конечно. Прекрасно помню все наши встречи, разговоры – обсуждали все на свете. Помню один случай– это как раз было у Володи Акимова… Так случилось, что у нас совершенно не было денег, и мы с Володей решили сдать пустые бутылки. Посуду положили в рюкзаки, рюкзаки – на плечи. Это было рано утром, мы идем и догоняем пару – он и она, а за плечами тоже рюкзаки. Володя спрашивает: «Вы в поход? А куда?» – «Да мы едем в Отрадное, с такого-то вокзала… А вы далеко?» – «Нет, нам намного ближе!» И мы как раз сворачиваем в подворотню к приемному пункту.

– Вы учились на юридическом факультете. И естественно, говорили с Высоцким о вашей будущей профессии…

– Не только говорил. На четвертом курсе я был на практике в Московском уголовном розыске. И иногда брал Володю с собой – на обыски, на допросы, на «выемки». И вот тогда впервые Володя увидел настоящий блатной мир, стал понимать психологию этих людей. И многие его первые песни, по-моему, как раз навеяны этими впечатлениями.

Тогда у меня был старый магнитофон «Днепр-11» с большими металлическими катушками. И вот на этом магнитофоне Володя стал записывать свои первые песни. Позже, года через четыре, была написана песня о Большом Каретном, которую Володя посвятил мне. Помните: «Где твой черный пистолет?» Володя все время его вертел, рассматривал…

– Анатолий Борисович, честно говоря, я предполагал, что вы рассказывали Высоцкому о своей работе. Но оказывается, вы не только рассказывали…

– Когда я работал в МУРе, я также брал Володю с собой на допросы, на очные ставки, мы даже бывали с ним в тюрьмах. И было одно убийство, в раскрытии которого участвовал и Володя Высоцкий… Я тогда работал в сорок втором отделении милиции старшим оперуполномоченным. И там, где сейчас Лужники, были тогда небольшие деревушки. А дело было такое: в отделение пришел мужчина и заявил, что у него пропала жена. Я до сих пор помню его фамилию – некто Шеин. Он жил в одной из этих деревень.

И я предлагаю Володе: «Давай вместе походим, поспрашиваем у людей…» И вот мы вместе с Высоцким ходили по этим деревенькам и расспрашивали людей. Соседи Шеина рассказали, что он много пил, что с женой они часто ругались… А один человек, который уходил рано утром на работу, видел, что Шеин тащил какой-то мешок в сторону реки. Водолазы начали искать этот мешок и через некоторое время нашли. В мешке был труп жены Шеина, на голове – несколько сквозных ран… Шеина вызвали на допрос. Работали с ним долго. В конце концов Шеин сознался в том, что во время ссоры он убил свою жену. Мне это дело запомнилось потому, что Володя принимал непосредственное участие в раскрытии убийства.

– А разве еще в школе Высоцкий не знал ребят из дворовых компаний?

– Немного знал: мы бывали и на Малюшенке, и в Лиховом переулке, ходили на каток и встречали их там. И в нашей школе тоже была своя шпана… Все это было рядом. Но о них мы знали скорее понаслышке– об этих полубосяцких и очень хулиганских компаниях. И все-таки это были не преступники.

– А что такое Малюшенка?

– Это была такая группа домов, ближе к Цветному бульвару. Вот там гнездилась настоящая шпана. Пройти мимо было сложно и опасно. Запросто могли побить, но нас они знали и не трогали.

– После школы Высоцкий поступил учиться в МИСИ, проучился там совсем недолго… Что вам запомнилось из этого времени?

– Запомнилось только то, что Володя ходил туда, как на каторгу. Он не любил этот институт… Он уже чувствовал в себе артиста – может быть, еще не поэта, не певца, но актера – точно! И это необходимое хождение, сидение в иституте не было делом его души. И однажды я ему сказал: «Володя, чего ты мучаешься? Тебе надо поступать в театральный…» Меня очень поддержал Лева Кочарян.

Володя ушел из института, но скрыл это от родителей. Он решил не огорчать Семена Владимировича, который очень хотел, чтобы его сын стал инженером. И около месяца Володя просто жил у меня. А с января и до лета он продолжал упорно заниматься у Богомолова. И осенью он довольно легко поступил в Школу-студию МХАТ.

– А как образовалась теперь уже знаменитая компания Кочаряна?

– На юридическом факультете я дружил с Левой Кочаряном, который был старше меня и в это время уже заканчивал университет. Кочарян был сыном известного актера народного артиста СССР Сурена Акимовича Кочаряна. Лева при моем посредстве познакомился с Инной Крижевской, которая жила в нашем доме на Большом Каретном, на четвертом этаже. Потом они поженились…

У Левы, я это давно чувствовал, к юриспруденции душа не лежала. Его тянуло в театр, в кино… Левушка закончил МГУ, но совсем немного проработал юристом, а потом ушел работать в кино. Стал прекрасным вторым режиссером… А самостоятельно он снял только одну картину – «Один шанс из тысячи». Практически весь этот фильм делался на моих глазах. Сценарий писали Андрей Тарковский и Артур Макаров, писали его в основном в квартире Кочаряна. Вот тогда и я познакомился с ними. В общем, этот фильм делали друзья, это было предприятие друзей.

Приблизительно в это время в компанию Кочаряна попал и Володя Высоцкий. Вначале я познакомил его с Левой, а потом со всеми остальными. Туда стали приходить его школьные друзья – Володя Акимов, Игорь Кохановский, Яша Безродный… В одном из фильмов Кочаряна снимался Олег Стриженов, и он тоже стал бывать на Большом Каретном. Лева привел к себе Олега Халимонова: «Вот знакомься, Олег. Он моряк. Я хочу его снимать в своем фильме». И Халимонов тоже стал бывать в доме Кочаряна. И сложилась такая дружная компания, о которой Володя всегда очень тепло говорил.

– В этой компании было много интересных людей, блестящих личностей… Высоцкий был младше, он не терялся там?

– Нет, Володя уже тогда выделялся и оригинальностью мышления, и особенно умением рассказывать. А еще Володя был хорошим организатором.

– Расскажите подробнее о Левоне Суреновиче Кочаряне.

– Левушка был удивительным человеком: прекрасно знал литературу и кино, пел, играл на гитаре, был спортсменом – великолепно боксировал. На съемках сам водил танки, а Толя Гарагуля (капитан теплохода «Грузия») мне рассказывал, что однажды Лева сам пришвартовал теплоход. Лева любил удивлять людей – мог выпить бокал шампанского и закусить фужерем. Спокойно жевал бритвы, мог проколоть щеку иголкой. Это производило впечатление, особенно на молодых девушек…

Кочарян был очень разносторонним человеком, – не было профессии или ремесла, которыми бы он не смог овладеть. В доме буквально все он делал сам, мог сшить себе рубашку… Потом вдруг стал увлекаться абажурами – и у всех у нас были Левушкины абажуры. На каком-то своем фильме сам сконструировал и построил не то бричку, не то тачанку… В общем, Лева был человеком уникальным. Эта уникальность проявлялась прежде всего в его умении дружить, выслушать и понять близких друзей, коллег по работе, просто знакомых. Именно поэтому многие тянулись к нему.

– А что это за история с наручниками?

– Это Лева с какой-то своей картины притащил американские наручники… А Володя тогда все время играл на гитаре и пел. Мы могли сидеть, разговаривать, а он все это время что-то подбирал, разучивал, и так он нам надоел… И мы надели на него эти американские наручники: «Только так можно хоть немножко от тебя отдохнуть…» А ключ от наручников демонстративно выбросили в окно. Потом искали-искали, так и не нашли. Пришлось эти наручники распиливать… Кстати, они до сих пор хранятся у Инны Александровны Кочарян.

– Фраза из песни: «Что же ты, зараза… недавно головой быка убил…» – это точно о Кочаряне?

– Да, о нем. Лева был очень справедливым человеком. Если в его присутствии кого-то обижали, он немедленно бросался на защиту. Лева хорошо умел драться головой, он действительно, как бык, шел напролом. Володя часто был этому свидетелем, поэтому и появилась эта фраза.

Никогда не забуду один случай… Мы шли втроем по улице Горького, к нам пристали несколько пьяных парней. Мы их побили, вернее – побили не мы, а один Лева. Но в милицию забрали нас, и забрали, как мы считали, совершенно несправедливо… Но был составлен протокол. Когда Леве дали его подписать, он взял этот протокол и съел! Составили второй протокол, а Леве в руки его уже не дают. Но он все-таки сумел его вырвать и проглотить. Милиционерам это надоело: «Идите отсюда к чертовой матери! Едоки бумаги!»

– А можно ли в принципе говорить о влиянии Кочаряна на Высоцкого? Хотя бы в то время?

– Общение с Кочаряном всем нам давало очень много, а Володе, как мне кажется, особенно. Во многих вещах он просто подражал Кочаряну. Леву любили многие люди, и, как вы понимаете, было за что….

Кочаряна как второго режиссера ценили многие наши известнейшие мастера. На «Мосфильме» даже говорили, что Кочарян первый среди всех вторых режиссеров. Могу рассказать вам случай, о котором я узнал и от самого Кочаряна, и от других людей. Когда Сергей Аполлинариевич Герасимов решил снимать «Тихий Дон», он сам немного боялся поехать к Шолохову и показать ему сценарий. И он послал подписать первую серию Кочаряна. Очевидец рассказывал: «В Вешенс-кой появился очень симпатичный человек от Герасимова, который сразу понравился Шолохову. Они беседовали, гуляли, и у них сразу возникли какие-то теплые отношения. Михаил Александрович довольно быстро прочитал и подписал сценарий… И даже сказал по телефону Герасимову: «Если следующую серию привезет не Кочарян – не подпишу». И Кочарян приехал очень довольный, рассказывал обо всем этом. Привез несколько фотографий с Шолоховым.

– Анатолий Борисович, вы были на съемках фильма Кочаряна «Один шанс из тысячи»?

– Да, это было в Ялте, и это уже были последние съемки. Лева тогда очень серьезно болел, болезнь была неизлечима, и он знал об этом. Мужественный человек, он не давал себя жалеть, успокаивать – он работал.

Я помню, что тогда в Ялте были Аркадий Свидер-ский, Володя Лапин, Олег Савосин и Эдди Рознер… Однажды шли с Левой по улице. Заглянули в будку срочного ремонта обуви, и мастер что-то очень быстро и хорошо сделал Леве. Лева спрашивает: «Сколько я вам должен?» – «Нет, ничего не надо…» – «Нет, вы возьмите». – «Не возьму…» В общем, Лева в благодарность снял этого человека в каком-то эпизоде своего фильма.

В это время в Ялту зашел теплоход «Грузия», на нем были Володя и Марина. Они плыли из Одессы в Сухуми и взяли меня с собой до Сочи. Время мы проводили в основном у Толи Гарагули– капитана «Грузии», была гитара, и Володя много пел тогда. На стоянках сходили и гуляли по приморским городам. Володя очень любил базары, он азартно торговался – не потому, что не было денег, а потому, что его увлекал сам процесс.

– Кочарян доснял «Один шанс из тысячи·», вернулся в Москву и почти сразу попал в больницу. Высоцкий не был в больнице, не было его и на похоронах…

– Друзья очень обиделись. Я с Володей некоторое время совсем не общался, вообще не разговаривал. Я не мог простить, что он не пришел проводить своего близкого друга. Мы знали, что он тогда был в Москве. Не знаю, чем это объяснить… А может быть, и не нужно это объяснять. Во всяком случае, Володя не пришел на Девушкины похороны…

Этот день я никогда не забуду. Квартира у них большая, но она не смогла вместить всех, кто пришел на поминки. На лестницах, на лестничных площадках стояли, сидели люди – огромное количество людей… Потом мне сказали, что Володя очень переживал смерть Кочаряна и свою вину перед ним.

– Давайте вернемся в уже далекие 60-е годы. Первые выступления, первые концерты Высоцкого, когда и как они проходили?

– Я не помню больших залов и больших аудито-рий… Но однажды Володя пел для публики, это было давно, во времена его самых первых песен – уличных, дворовых, блатных… У меня есть приятель– Виктор Борисович Либерман, он тогда работал директором фотоателье. Однажды Виктор Борисович звонит мне: «Ты что делаешь?» – «Да вот сидим с Володей Высоцким…»– «С каким Высоцким? С тем самым?» – «Именно с ним…» – «Ну приезжайте к нам, посидим вместе. Но пусть Высоцкий захватит гитару». Мы приехали, людей там было немного. Володя пел, нас долго не отпускали… По-моему, это было первое выступление Высоцкого перед публикой. А месяца через два Виктор Борисович звонит мне снова: «Слушай, у нас тут небольшое собрание – все-таки праздник. Все говорят о Высоцком. Нельзя ли его заполучить еще раз?» Мы приехали снова, была уже довольно большая аудитория. Володя пел часа два, потом они устроили банкет…

– А кто-нибудь записывал этот концерт?

– Не знаю, надо спросить у Виктора Борисовича Либермана. Кажется, у него был магнитофон…

– Вы, конечно, знаете, что первые – дворовые – песни Высоцкого пели да и поют в колониях, в тюрьмах…

– Да, еще тогда, в самом начале, я иногда слышал, как Володины песни пели заключенные. Или идешь по улице – и вдруг кто-то поет Высоцкого. Ну, казалось бы, эти песни знали Лева Кочарян, Володя Акимов да я, но они, оказывается, очень быстро «проникали» в народ.

А что касается его первых песен, то Володя же знал этих приблатненных девочек, этих блатных ребят, весь этот мир. И он пел об этих людях, не осуждая их… Ведь бывало так, что оступился человек, потом вышел на свободу – и никому уже не нужен. И Володя этим людям, как мне кажется, сочувствовал.

– Анатолий Борисович, как вы считаете, были ли среди первых вещей Высоцкого песни, которые до нас не дошли?

– Я уверен, что были песни, которые не сохранились на пленках. Я абсолютно в этом уверен, потому что те первые пленки часто рвались, – мы их очень много крутили тогда. И самые первые пленки, конечно, не сохранились. А было бы очень интересно послушать первые Володины вещи. Тем более, что некоторые из них были написаны в нашей квартире.

– А как работал Высоцкий?

– У него была странная манера – он мог говорить, есть, пить и вдруг резко вставал и убегал в соседнюю комнату – писать! Он мог говорить о чем угодно, но все время думал о своем. Я никогда не видел, чтобы Володя с утра садился за стол и начинал писать, как это делают писатели-профессионалы. Его песни рождались как-то естественно, прямо в жизни…

– А вы помните дебют Высоцкого в театре «Современник»?

– По-моему, его пригласил Олег Ефремов, дали ему роль… А спектакль был про уголовников, он назывался «Два цвета». Конечно, мы пошли болеть за Володю– Лева Кочарян, его жена Инна, Олег Стриженов и я… И вдруг Володя со сцены говорит: «Вся эта ростовская шпана – Васька Резаный, Левка Кочарян, Толька Утевский…» Володю в «Современник» не взяли, и тогда Олег Стриженов прозвал Высоцкого Володя-дебюта. Недавно мы встретились с Олегом, и он мне говорит: «А ты помнишь, как мы Высоцкого звали Дебютой?

– Многие друзья Высоцкого до сих пор вспоминают его рассказы про плащ, про шалаву…

– Хорошо, что вы мне об этом напомнили. У нас на Большом Каретном жил такой голубятник – Ленька Гунявый. И с ним всегда происходили какие-то странные истории, которые он нам рассказывал. Высоцкий его здорово копировал, но дело не в копировании– это уже были рассказы Высоцкого. Может быть, это была первая попытка творчества.

– А вы их помните, эти истории?

– Ну, например, Ленька рассказывал так: «Утром выхозу и начинаю взганивать… Взганиваю, взганиваю своих, смотрю – цузой…» В общем, кончалось все это тем, что один чужой голубь уводил всю Ленькину стаю. Но передать, как все это рассказывал Высоцкий, невозможно. Да, был такой – Ленька Гунявый…

– В 68-м году появились статьи, в которых Высоцкого резко и несправедливо критиковали. Вы помните его реакцию на эти статьи, на отказы редакций, на запрещение выступлений?

– Все это Володя переживал очень тяжело и много говорил мне об этом… Не давали ему работать, не давали выступать, не давали печататься… Но это же, бесспорно, отражалось и на нервной системе, и на здоровье. Можно даже сказать, что это сократило ему жизнь. А однажды Володя сказал мне, что все эти гонения на него – дело рук Суслова. Вы знаете, ведь были времена, когда даже знакомство с Высоцким было каким-то грехом. Вот меня, например, укоряли на работе: «Ты дружишь с Высоцким… С этим самым Высоцким…»

– А когда вы уехали из дома на Большом Каретном?

– Это было в 1961 году. Мой папа был человеком пожилым, лифта в этом доме тогда не было, и он написал письмо Никите Сергеевичу Хрущеву. В письме была просьба выделить такую же квартиру, пусть даже меньшей площади, но в доме с лифтом. Квартиру предложили очень быстро, папа был на даче, но оставил мне приличную сумму денег на переезд. Ну а мы с Володей решили, что переедем сами… Володя Высоцкий, Володя Меклер и я упаковывали мебель, связывали в пачки книги и на веревках спускали вниз с пятого этажа. Потом нам это надоело, и эти связки книг мы просто бросали вниз. Переехали, а на эти деньги позволили себе неделю роскошной жизни. Мы же эти деньги заработали честно!

Новая квартира была у метро «Проспект Вернадского» – 2-я улица Строителей, дом два, а вот номер квартиры уже забыл. У меня была своя комната, Володя часто там бывал. Помню, что иногда приезжал под утро…

– Вы начали дружить с Высоцким, когда он учился в шестом классе. Каким он был другом?

– Другом Володя был блестящим. Во всех моих проблемах – житейских, служебных, человеческих – он был рядом со мной. Нравилась мне одна девушка, и он делал все, чтобы мы встречались. Мы вместе ездили, ждали, когда она выйдет… В общем, было лет десять в нашей жизни, когда мы почти не разлучались.

– Анатолий Борисович, я знаю, что в последние годы вы не всегда и не во всем соглашались с Владимиром Семеновичем…

– Понимаете, в последние годы Володю окружали люди, которые мне откровенно не нравились. Мелкие люди, которые выжимали из него все; люди, которые, как мне кажется, его спаивали… И у меня на этой почве бывали с Володей конфликты. «Володя, ну с кем ты связался?.. Посмотри, кто' рядом с тобой!» Он иногда прислушивался к моим словам, а чаще – нет. Поэтому последние годы мы стали встречаться реже. А потом у меня свои дела – кандидатская, потом докторская диссертации, у него – спектакли, поездки, съемки… Он же был закрученный, заверченный – весь в делах.

И последние годы жизни у него были экстремальные. Это было связано и с Мариной. Ведь их жизнь не была упорядочена, он – здесь, она – во Франции… Бывало, что Володя ее очень ревновал. При мне он звонил во Францию, в Париже ее не было, он нашел ее где-то в горах… Говорил ей: «Если завтра не прилетишь, я покончу с собой». При мне были эти тяжелые разговоры.

А с другой стороны… Марина однажды прилетела на один из московских кинофестивалей. Тогда они жили у Нины Максимовны на улице Телевидения. А Володя был в тяжелом состоянии, «сорвался в пике»… И он попросил меня сопровождать Марину на один из просмотров. Мы поехали вдвоем – это было в концертном зале гостиницы «Россия», и Марина мне жаловалась: «Я так хотела, чтобы появились вместе, а он…»

А адская его работа, вечером – спектакль, ночью обычно писал… В последние годы у него не было ни месяца спокойной, нормальной жизни. Не выдержало сердце. Слишком оно было заполнено, переполнено всем. Я не был на похоронах Володи Высоцкого. Мы жили тогда в деревне у родителей жены. Там было радио, был телевизор, но ведь о смерти Высоцкого ничего не сообщали. Газеты тоже молчали: что для них был Высоцкий? Я узнал о Володиной смерти только через три дня после его похорон. Я бы немедленно вылетел, если б знал… Потом мне показали видеозапись, сделанную 28 июля, и обо всем рассказали друзья, которые в это время были в Москве…

– Анатолий Борисович, ваше имя широко известно коллекционерам, да и не только коллекционерам, по рассказам Высоцкого о Большом Каретном. Вот и на концерте в Торонто он говорит: «И Толя Утевский, которого вы знаете». А кто вас мог знать в Канаде?

– История тут такая… У меня были приятели – Ирина и Виктор Бушуевы. У Ирины в Канаде жили родственники, и Бушуевы уехали жить в Торонто. Ирина и Виктор знали Володю по Москве, встречались с ним у меня дома. И Высоцкий бывал в этой семье. И когда он выступал в Канаде и были концерты в Торонто, Бушуевы его там нашли. Они встретились, много разговаривали, вспоминали Москву, друзей… Они так растрогались, что даже всплакнули. Бушуевы говорили Володе, как они тоскуют по Москве. И конечно, Володя пригласил их на концерт. И когда он говорил о Большом Каретном, о нашей компании, то назвал Леву Кочаряна, Васю Шукшина, Андрея Тарковского, Артура Макарова… Вспомнил меня. «Толя Утевский, которого вы знаете…» – сказал он, обращаясь к Бушуевым.

– Анатолий Борисович, вы меня извините за такой вопрос, но почему почти восемь лет вы смолчали»? Ничего никому не говорили о Высоцком?

– У меня были свои причины, были и обиды на очень близких Володе людей… Но время прошло, и я подумал, что все это мелочи. Я близко дружил с Володей, хорошо его знал, а теперь люди хотят знать о Высоцком все. И они должны знать правду. Поэтому я и решил встретиться с вами.

Декабрь 1987 г.