Текст книги "Похищение Данаи"

Автор книги: Владимир Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

– Только осторожнее, пожалуйста, у меня так устроено, что немного больно...

Я был осторожен, учитывая величину своего корня: двадцать два сантиметра во время эрекции. А еще говорят, что рослые мужики проигрывают коротышкам в размерах детородного органа! Такая же лажа, как и то, что чем меньше пенис, тем более мозговит его владелец. Правил в этом деле никаких, стратификация невозможна, раз на раз не приходится. Тихонечко орудовал у самого входа, хоть и не терпелось всадить ей по локоть и разворошить девичье гнездышко. Сама не выдержала, втянув в себя целиком, а потом еще ерзала ягодицами, позабыв о страхах, – все-то ей было мало, засиделась в девках. Знай я точно о ее вирго, может, и не был бы так настойчив. Потом она меня попрекала, что умный, но не тонкий, толстокожий, однажды даже чурбаном обозвала – душевный элефантиаз, мол, у меня, однако я намекам не внял, хоть и догадывался, как ей хочется поделиться своей тайной с первым в ее жизни мужиком. Нет, это для ушей не любовника, а подруги, которой у Гали, увы, не оказалось. Тоже мне невидаль лишиться цепки? Крови было совсем ничего, самая малость, так что мне было легко притвориться нетонким. Хотя удивляло, конечно, что она берегла свое богатство так долго и так легко с ним рассталась – на пятый день знакомства. Редко с какой бабой можно было, как с ней, говорить на любые темы (ну, кроме главной, конечно), да и любовным играм она предавалась с такой чистотой и непосредственностью, что и сейчас считаю ее лучшей своей чувихой, хотя счет перевалил у меня уже за полета – есть с чем сравнивать. Шутя прозвал ее Галатеей, воспользовавшись другим античным мифом, а не только по созвучию с ее собственным именем: словно боги вняли моей немой мольбе и оживили героиню Рембрандта.

– Твою сестренку сбондили, – сообщил ей на третьем стакане. И вот ведь, хоть она еще не знала, о ком речь, объяснять не пришлось.

Не вдаваясь в подробности, рассказал о дневном инциденте в Эрмитаже. И опять не усомнилась в моей догадке, хотя научное обследование самозванки тогда только еще началось.

Удивилась, конечно, – ведь открытие реставрированной "Данаи" должно было стать событием в культурной жизни Питера и ему придавалось чуть ли не такое же значение, как перезахоронению в Петропавловке останков последнего царя и всей его расстрелянной большевиками фамилии. Питер, как Венеция, живет своим прошлым и, за полным отсутствием живой жизни, носится с покойниками, будь то великий Рембрандт или посредственный Николашка. Некрофильские эти наклонности я обнаружил, еще когда жил здесь постоянно, но в этот приезд они просто бросались в глаза, не заметить их мог разве что слепой. Однако не дай Бог заикнуться заклюют. Провинциальный городок с имперскими замашками и завышенным о себе представлением.

– А помнишь, как ты меня задрапировал под Данаю и позвал на погляденье Никиту и Сашу с Леной?

Еще б не помнить! Давно тянуло устроить эту мизансцену, но боялся засветиться – скрывал от Гали свою страсть, не желая быть искаженно понятым (в том смысле, что ку-ку). Пока не догадался любовный маскарад выдать за розыгрыш друзей. Недели две трудились, подбирая схожие декорации, даже канделябр в виде грифона раздобыл, а рыдающего купидона Галя приволокла из театрального реквизита. Я оделся служанкой-сводней, а Галя, наоборот, разделась – сходство было разительным, гости остолбенели, а Никита с ходу сделал несколько набросков и договорился с Галей, чтоб та всерьез ему попозировала в рембрандтовских декорациях. А потом хвастал, что у него вышло ничуть не хуже, чем у Рембрандта, а может, и лучше, натуральнее и красивее, объясняя последнее, что Галя пригляднее натурщицы Рембрандта, с чем я ну никак не мог согласиться. Но помалкивал, зато Саша с Никитой схлестнулись круто: пиит отстаивал неповторимость жизненных и художественных реалий, а Никита, наоборот, мнимость различий и их взаимозаменяемость и в качестве примера приводил пару Даная – Галя. А совсем Саша взбесился, когда Никита заявил, что и его Лене можно подыскать параллель: боттичеллевскую Венеру, например. Будь на месте Саши, был бы скорее польщен таким сравнением, но тот полез в бутылку – еле их растащил, пользуясь физическим превосходством. Нас всех немного раздражала Сашина юношеская влюбленность в Лену, и Никита пытался ее охмурить, чтоб сбросить с пьедестала, только ничего из этого не вышло.

– Представляю, в каком состоянии наш Ромео, – сказал я, когда с похищения Данаи мы перешли на убийство Лены.

– Ромео? – удивилась Галя. – Думаешь, за те девять лет, пока ты скитался по свету, у нас тут ничего не происходило? И мы – те же, как ты нас оставил? Как же – время остановилось, пока Чайльд Гарольд был в отлучке! Вечного ничего не бывает, а тем более юношеская любовь.

И, встав в позу, по-актерски процитировала:

Чтоб жить, должны мы клятвы забывать, Которые торопимся давать.

– Ты из зависти! Мир меняется, но только не Ромео, – изрек я, имея в виду не только Сашу.

– Ромео без Джульетты, – сказала Галя.

– Да, как бы он не отправился вслед за ней.

– Я не о том. Пусть Ромео, но Лена – никакая не Джульетта. И никогда не была. Улица с односторонним движением – вот что такое их любовь. Женщины чаще всего выходят не по любви, а по необходимости. Он-то думал, что одной его любви с лихвой хватит на двоих. Может, и хватило бы, но изменилась ситуация литература отменена за ненадобностыо. Тем более поэзия. А Лена и раньше недооценивала его стихи, хотя после смерти Бродского он лучший у нас здесь поэт. Она этого никогда не понимала, зато его статус и признание вполне ее устраивали. А потом тяжело, болезненно переживала его непричастность новой жизни. У нее появился комплекс его неполноценности. Выходила за модного поэта, оказалась – за безработным. Есть разница. То на очередную презентацию не приглашен, то не вошел в поэтическую обойму – вот она и бесилась. Сначала про себя, а потом все выплеснулось наружу. С того и началась у них семейная непруха. Он-то как раз наоборот. Пытался ей объяснить, что человек значит то, что он значит, ни больше ни меньше, а упомянут или нет, получил премию или не получил – не играет роли.

– А ты откуда все знаешь?

– Жалобы поступали с обеих сторон. А кому, как не мне? Каждый по отдельности, понятно. А потом Сашу вдруг обуяла ревность. Вот во что выродилась его любовь: Ромео стал Отелло.

– Какой из него Отелло!

– Представь себе! Не в смысле убийства – в это я как раз не верю, но в смысле ревности – несомненно. Ведь что такое Отелло – это превентивная ревность, и Яго – его внутренний голос. Вот Саша и зациклился на Никите, как Отелло – на Кассио.

– Помню – тот к ней подваливал, но от ворот поворот.

– С того отворота сколько минуло! А Никита продолжал увиваться. Если хочешь, для него это вопрос принципа. Ну, в том смысле, что не стоит преувеличивать разницу между женщинами – ты знаешь его теорию.

– Ты думаешь? А мне почему-то казалось, что он к ней неровно дышит. Есть такая порода мужиков: мизогин в теории и филогин на практике.

– Вряд ли. Лена была для него как осажденная крепость, а комендантом был Саша.

– И крепость сдалась на милость победителя?

– Откуда мне знать, я при этом не присутствовала. Но у Саши на этой почве крыша поехала. А Никита ив самом деле настырный. Может, и сработало.

– А ты с ним спала?

– Какое это имеет значение? Спала, не спала...

– Спала?

– Если тебя так интересует, то да. Почему нет? Старые приятели, любовных обязательств ни перед кем никаких, а Никита из тех, что не нытьем, так катаньем. Точнее, убеждением. Вот и убедил, что от дружбы до постели один шаг, да и отличие сугубо формальное. Честно говоря, меня и убеждать особенно не надо было – самой в охотку. В уме проигрывала этот вариант – и не раз. Почему нет? Бабе не меньше нужно, но мужики как-то упускают это из виду, беря женщину силой либо хитростью, хотя она им предназначена самой природой.

– Ты стала циничной.

– Я ж тебе говорю, Глеб, – жизнь не остановилась как вкопанная из-за того, что ты свалил. Секс и любовь не тождественны – если хочешь, итог моей женской жизни в твое отсутствие. Да я и не уверена, так ли уж тесно они связаны. Или ты считаешь тело женщины святыней, которое нельзя использовать по прямому назначению? Особенно в тех случаях, когда любовь не задалась.

Еще один камушек в мой огород, так я понял, но я легко его отбил:

– Вот ты по себе и судишь, думая, что и Лена..

– А кто тебе сказал, что я так думаю? Это Саша так думал, да и то не всегда. Только во время приступов.

– Приступов?

– Ну да – приступов ревности. Да еще Никита его подначивал.

– Это как раз и говорит о том, что ничего у них не было и быть не могло. Если б было, помалкивал бы.

– Ни о чем это не говорит! У тебя старомодные понятия о правилах игры. Во-первых, Лена все-таки не Пенелопа, а во-вторых, Никите важна была не добыча.

– Охота?

– И не охота. Скорее охотничий приз. Почему тогда не хвастануть перед поверженным другом-врагом?

– Жопа твой Никита! – рассердился я ни с того ни с сего.

– Тебе-то что? Кого ты ревнуешь – меня или покойницу?

Это был точный вопрос, еще одно свидетельство ее неженского ума – в споре Никиты с Сашей я был на стороне последнего, а Лена была залогом ответной, на его страсть, если не любви, то верности. Ясное дело, я был не в большом восторге оттого, что Никита трахал Галю, хотя нелепо ждать от брошенной тобой же женщины соблюдения целибата. Но я бы предпочел, чтоб она гуляла на стороне, не вмешивая общих знакомых, а то получается перекрестный секс. И все-таки лучше б он вдувал моей Гале, чем Сашиной Лене.

Помню, когда Никита в несколько сеансов написал Галю как Данаю, я не ревновал нисколько, но когда выставил картину на всеобщее обозрение и на нее таращились все, кому не лень, мне было не очень приятно. Будь моя воля, я бы и настоящую Данаю упрятал с глаз людских. От греха подальше.

К слову, вариация Никиты на тему Рембрандта имела успех. В печати разгорелся спор об оригинале и имитации. В оправдание Никиты что только не вспоминали – от энгровских картин Пикассо до "Мах на балконе" и "Расстрела" Мане, написанных в подражание Гойе. Саша откликнулся стихотворением, но не своим, а Баратынского: "Не подражай – своеобразен гений...", которое привел в своей корректной, но, с моей точки зрения, убийственной статье против такого рода безличного творчества, против паразитирования на классике. Раздолбал само художественное кредо Никиты, доказав, что оно антихудожественное. Именно тогда Никита и начал подваливать к Лене, переведя теоретический спор на лирическую почву. Мужик он с говнецом, что нисколько не мешало нашей с ним дружбе – я был ничуть не лучше, хотя моя говнистость выражается иначе.

– Саша с Никитой продолжали якшаться? – спросил я.

– В том-то и дело! Все подозрения Саша обрушил на Лену, а с Никитой пикировался как ни в чем не бывало. Это же такие враги, что не разлей водой! Соперничество из-за Лены их еще больше сблизило. Одна любопытная деталь: хоть Саша и ревновал впрок, к самой возможности измены, но сам того не сознавал, думая, что все случилось давным-давно, а он проморгал. Хочешь знать, совсем наоборот. "Ты даже представить не можешь, до какой степени я невинна!" – вот ее собственные слова месяца за два до смерти. И еще сказала, что заниматься этим можно только с родным, а когда чужой – даже подумать страшно. Представляешь, в наши годы такие девичьи предрассудки! У нее был невротический страх перед внебрачным сношением. Вот тебе главная причина ее отказа Никите. Если у них что и произошло, то уже после того, как Саша стал беситься.

– Что ты мелешь? – возмутился я.

– А то! Саша обрушил на нее всю тяжесть своей любви – вот она и сорвалась. Ей так надоели все эти зряшные подозрения, что она, возможно, решила подвести под них реальную базу. Чтоб не зря страдать.

– Я думал, что страдал один Саша от своей ревности.

– Да? А представь, когда на тебя бросаются с кухонным ножом, требуя признания в несовершенной измене?

– Саша бросался на нее с ножом? Тебе и это известно?

– Она жила здесь, когда сбежала от, Саши.

– Сбежала? А потом вернулась?

– К сожалению.

– Почему "к сожалению"?

– Была б жива, если б не вернулась.

– Ты, я вижу, на ее стороне?

– Кто тебе сказал? Скорее наоборот. Она была такой скрытной – не мудрено, что Саша стал все чаще задумываться. А в таких вопросах чем больше думаешь, тем меньше знаешь. Кто это сказал, что воображение – хороший слуга, но плохой хозяин? Ну а ревность, сам понимаешь, выпускает воображение на волю. Любовь была на исходе – вот Саша и раздувал ее заново с помощью ревности.

– Саша разлюбил Лену?

– Это была другая Лена. Совсем не та, которую он полюбил и которую ты знал. Сам представь столько лет тереться жопа об жопу, с ума сойти! В однокомнатной квартире, все время на виду друг у друга. А особенно когда поэзия оказалась не нужна, а журнал, где она работала, накрылся. Лена стала сварлива и придирчива, что-то ее точило – может, ранний климакс, кто знает...

– Климакс? Она была из нас самой младшей. Когда они женились, была похожа на школьницу. Никита называл Сашу педофилом – шутя, конечно.

– Но это было мильон лет назад!

– Погоди, погоди! У тебя уже есть климакс?

– Не обо мне речь!

– О тебе. Зачем ты ее старишь! Сколько ей было лет? Тридцать?

– Тридцать два.

– В тридцать два климакс?

– С тобой невозможно разговаривать! Имею я право на предположение? Если не климакс, то, может, побочный эффект от таблеток, которые она принимала, чтоб забеременеть – натуральным путем у них что-то не получалось. Им бы ребеночка все бы, наверное, стало на свои места, у них бы времени просто не было на выяснение отношений. А так, с ее точки, семейная жизнь не задалась – в Сашу она никогда влюблена не была, а тут еще бездетность, чувствовала себя ущербной на этой почве. Вдобавок безденежье. Ну, она и обрушила на Сашу недовольство своей женской долей – что он, мол, не состоялся ни как муж, ни как добытчик, ни как поэт. Не прямо так, конечно, но он понимал именно так. С утра до вечера костила, поедом ела. И что квартира тесная, и что надоело на всем экономить, и что телефон неделями не звонит, и никто писем не пишет, словом не с кем перекинуться. Такое настало для них крутое одиночество, хоть и вдвоем, что, когда раздавался звонок, он заранее догадывался кто, а когда в дырочках почтового ящика видел письмо, точно знал от кого. А чтоб ее утешить, он отшучивался: "Ну хочешь, я сейчас выйду и позвоню тебе из автомата?" Но на самом деле приходил в отчаяние от ее безысходности, слишком уж совестливый. А для нее страдание как чин – будто она одна на свете так мучается. Все равно как жить рядом с приговоренным к вышке либо с умирающим. У нее на лице мрак, а у него совесть нечиста. Ты же знаешь его теорию: литература – не самоутверждение, а самоедство.

– А на что они жили?

– В том-то и дело! Ни на что. Кто сейчас на стихи живет? Иногда по старой дружбе ему подкидывали рукопись на внутреннюю рецензию. Как-то заказала ему зонги для нашего спектакля. Лене досталось от матери в наследство несколько старинных вещей: горка, сервиз, пара серебряных ложек, еще какая-то мелочь вот они их помаленьку и сплавляли новым русским, чтоб только удержаться на плаву. Да еще книги – Саша переживал, расставаясь с ними. Перебивались от случая к случаю, а так – на мели. Но он держался мужественно, будучи романтиком и игнорируя материальную сторону, а она страдала. Она страдала, а он каялся: я – говно, я – говно, я – говно.

– Такие утонченные натуры встречаются крайне редко. Особенно среди женщин. До сих пор храню два письма от нее – эманация духовной энергии так и струится между строк. Будучи человеком душевно застенчивым, она писала письма. Наиболее адекватный ее природе способ самовыражения.

Ничего подобного я бы сказать Гале не решился, будь Лена жива. Мое восхищение Леной было сугубо платоническим – потому меня и возмущали поползновения. Никиты: все равно что пытаться совратить ангела.

Галя отнеслась к моим дифирамбам спокойно:

– Кто спорит, письма чудесные – лучше ни от кого не получала. Но мы говорим о разных вещах. Если б можно было свести семейную жизнь к переписке из двух углов... Лена была прекрасна как собеседник или корреспондент, может быть, как друг, хоть у нее и не было друзей, разве что я, но не как жена. Как жена чудище. Саше не очень повезло в семейной жизни. Поэту нужна муза, на худой конец – Поклонница, а здесь все наоборот: не она, а он сотворил из нее кумира. Она была его антимуза.

– Ну уж, чудище! – возмутился я, вспоминая Лену. – Кого угодно из вашего рода-племени могу представить мегерой – тебя, к примеру, – но только не ее.

– По недостатку воображения.

– Наоборот! Не может принцесса стать мегерой!

– Еще как! Именно потому, что принцесса. Или принцессу из себя строила. Или ждала принца, а, не дождавшись, выскочила за Сашу, который относился к ней как к принцессе. Теперь подумай: принцесса со сказочными представлениями о жизни и завышенными к ней требованиями живет в однокомнатной квартире с безработным мужем. Вот принцесса и становится резка, раздражительна, нетерпима, максимализм превращается в придирчивость, у нее появляются диктаторские замашки, при этом замкнута и дико эгоцентрична. По-нынешнему, интроверт. Однажды Саша не сдержался: "Даже ангел не смог бы тебе угодить". А она ему: "Ты не ангел". Разучилась слушать, отвечала невпопад, лишь бы уязвить. Семейная жизнь стала для него сплошным экзаменом, который он неизменно проваливал. Тем более когда с литературой швах. Вот у ангела и появилась пена на губах. А она еще ударилась в православие – это у нас теперь модно.

– Не из одной же моды! – возмутился я. – Не все же такие материалистки, как ты.

– Ну, знаешь, таскаться по церквам, держать свечу, бухаться на колени, лобзать образа...

– Ты ходила с ней в церковь?

–Легко представить все эти эмоциональные оргии...

– Он ее любил, – повторил я, чтоб не увязнуть в теологических спорах.

– Ну и что с того? – рассердилась вдруг Галя. – Как ты не понимаешь? На кой ей любовь человека, которого она не любила? Вот эту нелюбовь Саша и принимал за измену, хотя она не только Сашу – никого не любила. Бывают такие без-любые натуры, им можно посочувствовать. Про таких говорят: "разборчивая невеста", но Лена была замужем – в этом вся загвоздка. А она все еще ждала принца и Саше говорила, что он не в счет, а так – пустышка, пустячок, даже ребенка ей сделать не сумел. Он на стенку лез от таких слов. Изводил ее ревностью, а она попрекала бездельем – дурью маешься, бесишься от ничегонеделания. День за днем. Вот Никита и стал у него, что у тебя "Даная", идефикс. А для нее это последний шанс. Ну, в смысле некоторого расширения женского опыта, а то ведь Саша, судя по всему, ее единственный мужчина, и, кроме Никиты, при их замкнутом образе жизни, никого другого на примете. Импульсы могут быть какие угодно – бабы иногда подкалывают своих мужиков из одного только удовольствия их обмануть. Или отомстить за что-нибудь. Из озорства или любопытства. А то и просто так. Могла быть и меркантильная сверхзадача – уж очень ей хотелось ребеночка, а с Сашей ничего не выходило. Или у Саши с ней, кто знает? К врачу обратиться стеснялись – сознание у обоих допотопное: у нее – девственницы, у него – романтика. Таблетки, правда, стала принимать – кто-то ей из Германии привез. У нее на этой почве бзик был, запросто могла ради этого с Никитой переспать. Любви никакой, эксперимента ради – а вдруг получится? Мне кажется, что и Саша ничего бы не имел против, чтоб ей кто на стороне ребенка нае... , и любил бы его не меньше, чем своего, зато из ревности мог бы и порешить. Ее – нет, а любовника – да. Думаешь, зря Никита его боится?

– Господи! – только и сумел выдавить из себя я, не успевая пережевывать обрушившуюся на меня информацию.

– Ничего не утверждаю, уверенности никакой ни в чем – ни в ее измене, ни в ее верности. Единственный, кто знает, – Никита, но он в молчанку играет. Саше к тому времени уже было без разницы, что на самом деле. Он как раз, наоборот, считал, что, освободившись от литературной халтуры, может наконец использовать вынужденный досуг, чтоб предаться мучительным раздумьям об опорных вопросах бытия, из которых женская верность была, с его точки зрения, главной. Даже если невинна, то зачем держала его в неизвестности, продлевая муки? А если изменила, то лучше б призналась – обоим бы полегчало. А так он совсем извелся, загнал себя в угол. Целую концепцию выстроил, что женщина делает человека уязвимым – пусть не ситуативно, так психологически. А действительно, какая разница, сходит с. ума человек от того, что было, или от того, чего не было? "Тылы не защищены" – его собственное выражение. Что с него взять? Поэт, из породы эмоционалов, завести – пара пустяков; А она наезжала по любому поводу. И без повода. Ну, знаешь, что пыль у него на столе, что увиливает от домашней работы и прочая семейная бодяга. – Галя произнесла это с холостяцким высокомерием. – А он терпел, пока она не потянула на стихи – вот тут его и достала. Что у него, кроме поэзии, оставалось? Ни прежних заработков, ни прежнего статуса – одни стихи.

– Плюс Лена.

– Говорю тебе – это была другая Лена, чем ты знал, а Саша любил, сказала Галя, раздражаясь на мою непонятливость. – Он с ней был еще более одинок, чем теперь без нее. Никто так хорошо не знает, как уязвить в самое больное, – только близкие! А Лена – меткий стрелок. Стоило ему заговорить о своей работе, она кривилась и объявляла это патетикой. Что говорить, голос у него на порядок выше, чем у остальных, но на то и поэт, чтоб говорить возвышенно.

– Это для читателей и поклонников он поэт, а для жены – муж. Есть разница. Одно – завышенный тон на листе бумаги, а другое – в нормальной жизни. Представь, если б певец, возвратившись из театра, продолжал петь дома, разговаривая с женой!

– Саша не разговаривал дома в рифму!

– Еще не хватало! Все равно он эту границу не очень различал.

– Это и называется экзистенциальным существованием. Куда хуже, если б в стихах он был одним, а в жизни – другим.

– Ты, я вижу, была лицом заинтересованным в их конфликтах, – удивился я. – Мне казалось, что хотя бы из женской солидарности...

– При чем здесь женская солидарность? – возмутилась Галя. – Просто я люблю его стихи.

– Я тоже.

– Ты не знаешь новых. Он написал цикл антилюбовной лирики с легкоугадываемым адресатом.

– Вот видишь! Выходит, он черпал вдохновение из семейных конфликтов. Подзаряжал свою творческую батарею, которая, кто знает, без них давно бы уже села.

– У него есть даже стихотворение об убийстве жены.

– Ну и что с того! – не выдержал я. – То ты ее поливаешь, то на него убийство вешаешь.

– Дурак, – спокойно сказала Галя.

– Он написал его после убийства Лены? – спросил я.

– Нет, раньше.

– А милиции про этот стишок известно?

– Надеюсь, нет.

– Подозреваешь Сашу?

– Я этого не говорила. Совсем наоборот – на убийцу не тянет. Да и не из тех, для кого пусть лучше умрет, чем достанется другому. Хоть парочка еше та: истеричка и психопат, – сказала Галя, не отвечая на мой вопрос. – И как психанет, сразу же кота на руки и юрк в ванную. Чтоб успокоиться. Самотерапия. Уверен, что это снижает давление. А в ванной стихи сочинял. С котом вместе. Чем меньше печатали, тем лучше он писал.

– У него повышенное давление?

– Скорее подскакивающее. В стрессовых ситуациях. А Лена ему таковые создавала по нескольку раз в день. Ты хоть знаешь, как все произошло?

– В общих чертах. Саша стоял под душем, а когда вышел с полотенцем входная дверь настежь, на пороге лежит Лена. Кошмар какой-то.

– Кошмар, – согласилась Галя и добавила: – Она лежала в собственных экскрементах – при удушении, оказывается, происходит ослабление анального отверстия. Шейный позвонок был сломан. Вид неприглядный. Макабр.

– Ты так говоришь, как будто сама присутствовала.

Не очень понравилось, что Галя вдается в такие подробности, словно смакуя их.

– Знаешь, гоняться за женой с ножом, выясняя отношения, – это совсем не то же самое, что придушить ее, – сказал я. – Разве что в состоянии аффекта.

– Вот и я так думаю. Но учти – ни ты, ни я никогда не испытывали таких приступов ревности, как Саша. Одно – когда тебе изменяет любовница, которой ты тоже изменяешь, и совсем другое – когда ты водрузил бабу на пьедестал, а теперь подозреваешь, что она трахалась с твоим лучшим другом. У Саши, правда, есть одно оправдание, хотя оно как раз и подозрительно.

– Ну, то, что он сам винит себя в ее смерти. Что заперся в ванной сразу после скандала.

– Скандала?

– Очередного. Но ты прав: семейная ссора – еще не убийство. Пусть даже на этот раз, по его же словам, у них было хуже обычного. Вот он и заперся в ванной, хоть у них и был уговор не запираться.

– Уговор?

– Из-за кота. В ванной стоял кошачий унитаз.

– У них все тот же кот? Нервный такой сиамец?

– Нет, сиамец умер. От закупорки мочевого канала – камни в почках, а в результате интоксикация всего организма. Они в это время как раз выясняли отношения, не до кота было, вот и проморгали. Невинная жертва их параноидаль-ной сосредоточенности друг на друге. Потом попрекали друг друга его смертью. Пока не подобрали на улице нового – беспородный такой, дворняга, в боевых ранениях весь, ухо оторвано, но куда более управляемое существо, чем сиамец. Тот, как ни приду, прятался. А этот контачит, на колени вскакивает, трется, мяучит, кайф ловит.

– Странно, что он ничего не слышал, – возвратился я от кошачьих свойств к человечьим. – Ни звонка в дверь, ни криков.

– Это-то как раз понятно. Во-первых, закрыта дверь, во-вторых, душ, в-третьих, Саша немного туговат на ухо. Когда милиция приехала по его вызову, он им напрямки заявил, что во всем виноват он. Как я понимаю, в метафорическом смысле. Согласно своему самоедскому принципу, что он – говно. А они поняли буквально и взяли его. Он был в шоковом состоянии, не понимал, о чем спрашивают, отвечал невпопад, о Лене рассказывал в настоящем времени, будто она жива, не помнил, что именно произошло, не говоря уж о последовательности событий, – все путал. Настолько зарапортовался, что выходило, будто он заперся в ванной уже после смерти Лены, но потом, слава Богу, пришел в себя и выдал новую версию. Был как в нокауте, да и сейчас еще не совсем очухался. Сам увидишь. Тогда его подвергли психиатрической экспертизе, заподозрив в симуляции, чтоб скостить срок. Но врачи сказали, что у него и вправду провалы в памяти, как у тех, кто попал в автокатастрофу. Какая-то часть мозга человека отказывает в самый решающий момент, не в силах ни регистрировать происходящее у него на глазах, ни воспроизвести его спустя некоторое время. В таком состоянии человек может признаться в самых невероятных поступках, которые никогда и никак не мог совершить. По-научному это называется ретроградная амнезия: частичная блокада памяти. Обычно она рано или поздно восстанавливается, белое пятно постепенно заполняется реальным содержанием. Саша два дня отсидел, я к нему на свиданки бегала, но там в конце концов разобрались, что к чему, и выпустили. Странно только, что на полу обнаружили мокрые следы – получалось, что Саша выбежал из ванной даже не вытершись, голый и мокрый.

– Может, он все-таки услышал звонок, но не сразу среагировал?

– Звонка могло и не быть.

– Дверь взломали?

– Зачем взломали? Открыли ключом.

– Кто?

– Да хоть я.

– У тебя был ключ от их квартиры?

– Почему был? Есть.

–?

– Иногда я кормила кота во время их отлучек, хоть мне и далеко ездить. Но что делать, когда не на кого было оставить?

– Могли Никиту попросить. У него мастерская в двух шагах. Или Саша ему и кота не доверял?

– Кота как раз доверял. Но чаще всего они отправлялись втроем. Знаешь, у них связь какая-то патологическая – с одной стороны, Саша дико ревновал к нему, а с другой – дня прожить не мог без него. Враги бывают ближе, чем друзья. А по отношению к Лене Саша был одновременно стражем и сводней. Ну, буквально случал их. Совместными этими поездками устраивал всем троим проверку. Включая себя. Представляешь, они даже один на троих номер снимали. Что ни говори, извращенцы – я о мужиках. А в тех редких случаях, когда супруги отваливали вдвоем, кота оставляли на Никиту. Вот почему у него второй ключ.

– У Никиты?

Я не мог скрыть удивления.

– А то у кого же! Его тоже таскали, когда все это случилось.

– Тоже? А кого еще?

– Меня. Мне – что, а Никита запаниковал. Хорошо еще, у него алиби.

– Алиби?

– Мы этот день провели вместе.

– Где?

– Да так – развлекались, – уклончиво сказала Галя, и я так понял, что их связь продолжается, пусть и не на регулярной основе.

Я не имел права на ревность, тем более – на претензии. Помню, в какой напряженке ее держал: ни слова любви, надолго исчезал, а появлялся иногда в непотребном виде, используя ее квартиру в качестве берлоги, куда уползал, когда случались запои. Она была безотказна, мог на нее всегда положиться. Сейчас гадает, наверное, -а с ней и читатель моей исповеди, – чем кончится наша с ней дружеская встреча? А я и сам пока не знаю. Точнее, когда шел к ней, не знал, полагая, что она обабилась за эти годы, став к тому же вместо актрисы директрисой театра – хоть и по профилю, но куда-то вкось. Но теперь, ввиду увеличившегося сходства с эрмитажной присухой... Да и раздразнила меня сучонка случками с Никитой. Я не ревнивец, скорее наоборот, вот только слова подходящего нет, а жаль. Короче, соперничество такого рода вдохновляет на ратные подвиги. Со мной она обо всех других хуях мигом позабудет! Промолчала бы, я б ушел, наверное, а так решил остаться.

О чем не пожалел. Баба каких поискать, дока в этих делах. Вопит, как будто не е... ее, а режут. Слишком, правда, физкультурница. Перехват инициативы: словно не я, а она – мужик. Как вскочит на коня, то бишь на меня, ну, мы и понеслись, забыв про все на свете. Если это и есть земной рай, то синоним ему – смерть.

А что – взять на ней и жениться, а все остальное – побоку?

3. СВОБОДЕН РАБ, ПРЕОДОЛЕВШИЙ СТРАХ

Разбудил телефон, Галя сняла трубку и тут же передала мне. Еще не соображая, во сне я или наяву, мгновенно узнал его, хоть и не слышал этот голос целую вечность. И сразу вспомнил, как он буравил меня своим взглядом на вернисаже лже-"Данаи". Откуда ему известно, что я у Гали? Или я уже под колпаком? Сон как рукой сняло.

О чем речь, наколол я его тогда здорово, став невозвращенцем, но и он мне нервы попортил дай Бог! И не мне одному: так что, дав деру, я отомстил за всех нас, его подопечных, – можно и так считать. Да и нелепо, решившись на такое дело, думать о карьере ничтожного службиста. Я сжигал за собой все мосты, Галю вот бросил, а здесь какой-то чин из гэбухи – да пропади он пропадом! Тогда и вовсе не следует вылазить из материнской утробы: ведь и родишься за счет кого-то нерожденного, потенциального братишки или сестренки. Любое твое движение за счет кого-то – се ля ви. Оправдывая себя всегда и во всем, представлял тем не менее иногда нашу с ним встречу и его скулеж – доверял вам, мол, как себе, лично за вас поручился, рисковал; с вас как с гуся вода, а на моей карьере крест. Ничего, успокаивал я себя, жив остался. Жив-то жив, отвечал он... – и все в том же роде, до бесконечности. Первое время являлся мне по ночам, потом все реже и реже. А сейчас могу и вовсе отказаться от встречи – как мечтал с ним расплеваться, живя здесь, и вот наконец появилась возможность. Послать на хер – и все дела!