Текст книги "Князь Русской Америки. Д. П. Максутов"

Автор книги: Владимир Рокот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

В порту Аяна не было собственных военно-морских судов, да и флотского экипажа. Экипажу было предписано размещаться в Петропавловском порту на Камчатке, позднее на Амуре, в Николаевском посту.

События 1853 г. отмечены в Памятном листке князя довольно скупо:

март 31. На кор. Оливуца на Сандвичевы острова

апр. 16. Из Камчатки пришли на Сандвичевы острова.

Вот оно сбылось. Начиналось океанское плавание, о котором мечтает каждый офицер: южные моря с экзотическими красавицами, острова, которые можно назвать своим именем. Командира корвета И. Лихачева, убывшего сухим путем на Черное море, сменил капитан-лейтенант Николай Назимов. И. Лихачев успеет повоевать на Черном море.

Плавание «Оливуцы» было весьма примечательным. И писарь Морского ведомства оставил гораздо больше информации об этом вояже, чем сам офицер. В личном деле отражен маршрут плавания, дни стоянок и события на борту одного корабля. Корвет прошел цепочку Гавайских (Сандвичевых) островов, первый из которых, Кауаи, чуть не был приведен в 1816 г. под руку российского Императора. Инициативный доктор медицины, хирургии и повивального искусства Георг Антон Шеффер, служивший в Ново-Архангельске, был направлен А. Барановым на Гавайские острова для решения проблемы потерпевшего аварию компанейского судна «Беринг». Решив одну проблему, Г. Шеффер создал новые, подтолкнув вождя острова к гавайскому сепаратизму и поднятию русского флага. На острове были основаны русские форты, сохранившиеся в топонимике острова и в развалинах до дня сегодняшнего. Совсем не против освоения острова Кауаи был Главный правитель колоний Л. Гагемейстер и директора РАК в Петербурге. Против был дальновидный руководитель Ведомства иностранных дел. Он понимал, что Гавайские острова надо было брать все и сразу или ни один. Велика была опасность конфронтации с Северо-Американскими Соединенными Штатами. В 1818 г. министр дел внешних отписал министру внутренних дел О. Кзодавлеву, курировавшему РАК: «Государь Император изволит полагать, что приобретение сих островов и добровольное их поступление в его покровительство не только не может принести России никакой существенной пользы, но, напротив, во многих отношениях сопряжено с весьма важными неудобствами». Одной пядью русской земли не стало больше.

Корвет бросил якорь на рейде в Гонолулу. Затем пошел на рандеву с кораблями адмирала Е. Путятина, направлявшегося для установления дипломатических отношений с Японией. Это была уже третья российская миссия в Японию, отправленная спустя полвека после неудачи второй, резановской. Впервые русские посетили японцев на их островах во время экспедиции М. Шпанберга на судне «Архангел Михаил» в 1738—1739 гг. Дорогу в Америку русские еще не знали, а до о. Хонсю пожалуйста.

Первая попытка установить хоть какие-то отношения с Японией была предпринята российским правительством еще в 1791 г. Екатерина II издала указ «Об установлении торговых отношений с Японией» и отправила из Охотска на остров Хоккайдо транспорт, названный ее именем. Первую русскую миссию в Японию возглавлял поручик Адам Лаксман. Относительно малый чин главы миссии искупался его отчеством – Кириллович. Отец поручика Лаксман Эрик (Кирилл) Густавович, почетный член Петербургской академии наук, много лет посвятил изучению Сибири. Он-то и предложил Императрице использовать появившийся шанс для миссии в далекую страну.

Необходимо было вернуть команду потерпевшего крушение японского судна на родину. Профессор Кирилл Лаксман стал душой проекта и взял на себя заботу о вынужденных гостях. Один из сыновей этого финна как раз и служил в далекой Гижиге, что на Охотском море. Ему и выпало выполнить приказ генерал-губернатора Сибири, от имени которого направлялось посольство. Для первого шага дела шли успешно. Миссия благополучно вернулась, получив лицензию японских властей на заход русских судов в Нагасаки. Самурайский меч был помещен в изображение фамильного герба Лаксманов. Императрица сохранила интерес к продолжению русско-японских контактов, однако они были прерваны. В 1796 г. в Петербурге умерла Екатерина Великая, а в Сибири – вдохновитель экспедиции К. Лаксман.

В то время в традиционно замкнутой Японии появилась идея распространения своего влияния на Курилы, архипелаг Бонин, Камчатку, Алеутские острова и Северную Америку. Ученый-энциклопедист, математик и астроном Хонда Тосиаки в конце XVIII в. подготовил «Секретный план для правительства», в котором предлагал перенести столицу Японии на Камчатку, т. к. там мог находиться центр ее будущих владений. Хонда увидел после смерти Екатерины II подходящий момент для решительных действий. «Еще немного, и будет поздно», – предупреждал этот идеолог самурайства.

Прорубить окно в Японию с первого раза не удалось. Не удалось это сделать и со второго раза. Даже достигнутое первой экспедицией было похерено у т. е. перечеркнуто. Последнее слово происходит от русской буквы «X» – «херо» и широко использовалось в разговорной речи. В том числе и на борту корвета «Оливуца» самим командиром, что будет процитировано далее. В подготовке посольства в Японию самое деятельное участие приняла РАК, увидевшая возможность улучшить снабжение Охотска, Петропавловска и американских колоний продовольствием из Японии. Компания была готова «испытать торговлю» во многих неосвоенных местах. Еще компания нуждалась в промежуточных базах на пути в Америку. Это РАК вошла в соприкосновение с Японией своими дальними факториями, но еще не Российская империя.

В 1804 г. глава второго посольства Николай Резанов смог только представиться японским чиновникам, да и то не самого высокого ранга. О деятельности Н. Резанова написано много. Автор позволит обратить внимание только на одно его предложение, имевшее непосредственное отношение к судьбе князя Д. Максутова. Корреспондент РАК считал возможным импортировать из Японии высококачественную медь, отказавшись от дорогостоящей меди из Перми. Случись такое, промышленное развитие Урала замедлилось бы весьма надолго.

Н. Резанов поощрял незаконные действия своих офицеров на спорных территориях или не препятствовал им. Японцы отыгрались при первом же удобном случае. Как только первый русский корабль пришел в японские воды, а в 1811 г. им оказался шлюп «Диана», они захватили в плен капитана с несколькими членами команды. Только через два года В.М. Головнин и его товарищи были освобождены. В течение следующих почти 40 лет Россия не пыталась проникнуть в Японию. Но после закрепления на Амуре и Камчатке отношения с тихоокеанским соседом надо было как-то налаживать.

На сей раз роли были четко распределены. В 1852 г. в Петербурге был учрежден Особый комитет по японским делам. Он рекомендовал отправить в Японию целую эскадру, вернее, собрать ее по мере приближения к Нагасаки. Возглавлял миссию адмирал Евфимий Васильевич Путятин, генерал-адъютант и вице-адмирал. Он ходил в кругосветное плавание, имел опыт дипломатической работы, в том числе в Азии. Конкретно – в Персии. Он же предлагал себя начальником экспедиции в Японию еще в начале 40-х гг. Восстановить путь в Японию предлагал в 1844 г. адмирал И. Крузенштерн, в 1850 г. адмирал П. Рикорд, соплаватель В. Головнина, предлагал Николаю I себя в качестве посла. Однако экспедиция в японские воды все откладывалась.

Е. Путятин шел по картам И. Крузенштерна, он не повторял его ошибок. Для всех членов экспедиции он оставался абсолютным верховным лицом. Для моряков – как старший морской начальник. Для чиновников, таких как Иван Гончаров, он был главой дипломатической миссии. Следует заметить, что отношения адмирала-дипломата с командиром фрегата «Паллада» И. Унковским тоже были не идеальными. И. Унковский знал и лучших начальников; он в течение долгого времени был адъютантом у адмирала М. Лазарева.

Для миссии в Японию был выделен один из лучших русских фрегатов «Паллада». Строился он по образцу английского фрегата «Президент», являвшегося в первой четверти XIX в., несомненно, передовым достижением кораблестроительной мысли. Первым командиром «Паллады» был капитан-лейтенант П.С. Нахимов. Он добился значительного технического усовершенствования корабля

во время постройки. В 1847—1848 гг. фрегатом командовал, разумеется, номинально Великий князь Константин. Мог быть назначен командиром фрегата и капитан-лейтенант Г. Невельской. Но тот обратился к генерал-адмиралу с просьбой получить под начало всего лишь двухмачтовый транспорт длиной 28 м по ватерлинии. Бриг «Байкал» покинул Кронштадт в конце лета 1848 г. «Паллада» в тот год еще не готовилась его догонять. Фрегат был ровесником князя Д. Максутова и для корабля довольно изношен. Такая славная и продолжительная была у него история. Сам Е. Путятин признал его «неблагонадежным».

Для посольства большое значение имеет свита. Поэтому к фрегату была добавлена паровая шхуна «Восток», купленная по дороге в Великобритании. Но и двух кораблей было маловато. Тем более что шли в неспокойный район, за который боролись многие европейские державы и одна североамериканская, набиравшая вес. Если российское посольство рассчитывало на доводы разума и выгоды, то американцы были готовы вскрыть Японию, как консервную банку.

Российское Морское министерство осознавало необходимость усилить группировку в восточных водах и сочло возможным отправить вдогонку экспедиции однотипный, только что построенный фрегат «Диана». «Диана» понеслась вдогонку своей изрядно постаревшей сестре. Богини не вернутся в Кронштадт. Старшая найдет вечное упокоение в глубинах Константиновской бухты Императорской гавани. Младшая погибнет в борьбе со стихией в японской бухте Хеда. Ну, не везет «Дианам» в японских водах. Но фрегаты выполнят свое предназначение и не дадут пропасть своим командам. Для усиления русских сил в Восточном океане отправят еще и фрегат «Аврора», построенный немногим позже «Паллады». «Авроре» придется повоевать, но ей выпадет счастье вернуться домой и навсегда остаться в списках российского флота. Породненные Дальним Востоком сестры «Паллада», «Диана» и «Аврора» оживут в начале XX в. в крейсерах, построенных в Петербурге.

Но до того как поспеет «Диана», было решено собрать все, что было мореходного на Тихом океане. Рандеву было назначено на конец июля в порту Ллойд на острове Пиль (группа островов Бонин-Сима), что в 850 милях от Нагасаки. Эти острова и прежде неоднократно посещались русскими. Некоторые из них Ф. Литке предлагал закрепить за Россией еще в 1829 г., впрочем, без особой настойчивости. Да мало ли на каких бесхозных островах, разбросанных по океанам, капитаны императорского флота предлагали поднять российский флаг. Наверное, они еще в Морском корпусе познакомились с рекомендацией Петра Великого: «Берите больше, будет что отдавать». В большинстве таких случаев чиновникам российского МИДа приходилось доказывать самодержцам пагубность такого развешивания флагов. Много позже описываемых событий в 1861 г. командир Д. Максутова И. Лихачев обожжется на острове Цусима, где его подчиненные попробуют закрепиться.

Посольская эскадра собралась в следующем составе: флагман «Паллада», паровая шхуна «Восток», корвет «Оливуца» и барк Российско-Американской компании «Меншиков». Барк был куплен компанией в 1848 г. у американцев. Первым его капитаном был А. Гаврилов, годом ранее так и не завершивший исследование Амурского лимана. На исторических свитках-акварелях японского автора Екоямы Мацусабуро, посвященных приходу русских в Нагасаки, довольно точно изображены три корабля под Андреевскими флагами и один под флагом РАК. Жалко, что не сохранилось фотографий этого события. Японцы, участвовавшие тогда в переговорах, утверждают, что у русских были фотографические аппараты. Наверное, это были дагерротипы, дававшие одно позитивное изображение на металлической пластинке.

Все корабли иностранцев японцы называли «черными». Визит компанейского барка предшествовал прибытию русской эскадры. Поскольку телеграфа тогда не было, согласованность действий военных и компанейского кораблей летом 1852 г. можно исключить. Барк «Меншиков» первый раз бросил якорь в порту Симода в середине лета, когда фрегат «Паллада» еще не покинул Кронштадт. О своем существовании Россия напомнила Японии компанейским флагом с черным двуглавым орлом, который японцы имели все основания принять за государственный. Инициатива похода в Японию принадлежала Главному правителю русских колоний в Америке Н. Розенбергу, а судном командовал финский шкипер И.В. Линденберг. Компания искала возможности установления торговых контактов. Часто поводом зайти в Японию была доставка японцев, потерпевших крушение у русских берегов. Преследуя коммерческие выгоды, РАК не забывала и о делах государственных, как того требовали руководящие документы компании. Служащие компании пыталась учить русскому языку японцев и японскому русских. К визиту Е. Путятина компанейскими усилиями был подготовлен русско-японский словарь на полторы тысячи слов, транскрибирована русскими буквами японская азбука, пояснены особенности обозначения чисел и денежной системы. Русская миссия готовилась вести переговоры с японцами на голландском языке, но тщательно собрала все материалы, которые бы помогли уловить оттенки смысла заключаемых соглашений. «Ментиков» не пробыл в закрытой для иностранцев Симоде и пяти дней. Но опытный кормщик И. Линденберг с помощником И. Фурухель-мом успели провести съемку берегов, уточнить кроки М. Шпанберга, полученные почти 100 лет назад. Знали, что скоро пригодится.

Судьба свела в порту Ллойд некоторых морских офицеров, которым предстояло сыграть важную роль в завершении российских дел в Америке. Возможно, они до этого были мало знакомы или незнакомы вовсе. На компанейском барке пришел капитаном Иоганн Фуру-хельм, с которым у князя Д. Максутова будут самые теплые отношения в Америке. На «Палладе» пришли Петр Тихменев и Алексей Пещуров. Первый был уже лейтенантом, второй еще гардемарином. Никто не мог знать своей судьбы. В1863 г. П. Тихменев закончит труд «Историческое обозрение образования Российско-американской компании и действий ее до настоящего времени» и вскоре оставит службу. А. Пещуров будет служить ревностно и даже займет пост управляющего Морским министерством. Но в то лето ни Д Максутов, ни его сослуживцы еще не набрали веса. У каждого был только хороший разгон для карьеры.

На всех кораблях эскадры было около полусотни офицеров. Они общались, вспоминали Морской корпус, искали сослуживцев, рассказывали о службе и делах домашних. Каждый имел возможность сделать визиты на другие корабли эскадры и отдохнуть от товарищей по экипажу.

Сто против одного, что Д. Максутов и А. Пещуров общались в порту Ллойд. Они не могли не знать друг друга по Морскому корпусу. А. Пещуров был младше князя на два года, а значит, и учился в младшей роте. Он позже вышел из корпуса и мог встречать уже оперившихся братьев Максутовых Александра и Дмитрия на кораблях практической флотилии. А вот с пожилым секретарем миссии И. Гончаровым Д. Максутов вряд ли общался. Князь был далек от литературы. И сравнительно пожилой коллежский асессор, автор какой-то «Обыкновенной истории» ему не был интересен. И скорее всего, молодому офицеру ничего не говорило имя русского консула, назначенного в Гонолулу. Этим чиновником Министерства иностранных дел был Эдуард Стекль. Пройдет 15 лет, Э. Стекль подпишет от имении России договор об уступке Аляски, А. Пещуров станет правительственным комиссаром при передаче колоний новым хозяевам, а сам Д. Максутов станет последним высшим должностным лицом Русской Америки.

Полезным, наверное, могло бы оказаться знакомство князя со старшим штурманским офицером «Паллады» капитаном А. Халезо-вым, служившим в свое время в Русской Америке, участвовавшим в знаменитом плавании Г. Невельского на транспорте «Байкал». Но о круге общения лейтенанта можно только догадываться.

«Оливуца» не стояла на месте в праздности; офицеры корвета выполняли опись южной группы базальтовых островов Бонин.

Эскадра пошла в Нагасаки. Это был единственный порт, куда японцы могли допустить иностранные суда. Из европейских народов только голландцам удалось здесь закрепиться. Притом уже давно. Плавание русской эскадры, по отзывам участников, было одним из самых счастливых во всех отношениях. При умеренном ветре корабли держались соединенно. Небо и море спорили друг с другом, кто лучше, кто тише, кто синее. Посольство, как оно виделось с борта флагманского фрегата, хорошо описал его секретарь в книге очерков «Фрегат «Паллада».

9 августа 1853 г. около 6 часов вечера после продолжительного маневрирования русская эскадра бросила якоря на среднем рейде Нагасаки. Конечно, японцев удивило, что с письмом одного Императора другому прибыло так много судов и людей. Глава посольства честно объяснил, что такое число судов определяется особой важностью послания. А образованные офицеры и чиновники, сопровождавшие генерал-адъютанта, наверняка вспоминали Великое посольство петровских времен, караван которого помещался не во всяком европейском городе. Хозяева, проверяя бумаги русских кораблей, очень удивились, почему они находились в плавании разное время. Дескать, на «Палладе» сказали, что «Оливуца» вышла из Камчатки в мае, а на корвете сказали, что в июле. На что командир Д Максутова капитан-лейтенант Н. Назимов ответил: «Оттого я похерил два месяца, чтобы не было придирок и расспросов, где были в это время и что делали». Вполне конкретно объяснил. К. Посьету пришлось облекать ответ Н. Назимова в более дипломатичную форму.

Д. Максутов исправно нес службу на борту корвета и к дипломатической работе не привлекался. Кроме самого Е. Путятина, в

миссии дипломатом был капитан-лейтенант К. Посьет. Тяготел к представительской деятельности и лейтенант В.А. Римский-Корсаков, командир шхуны «Восток». Эти люди были образованы не то чтобы глубже, но разностороннее Д. Максутова и имели больший опыт посещения иностранных портов. Может быть, даже и не ступал князь на нагасакский берег, оставив это сыновьям. Японцам этот потомок татарских мурз мог бы показаться самым типичным европейцем по некоторой рыжеватости его волос. Таким же рыжеватым был и сам Е. Путятин. Японцы изначально называли европейцев красноволосыми – комо, переняв это от китайцев. Может быть, светлые европейцы ассоциировались у просвещенных китайцев с красноволосыми демонами буддийского пантеона.

Корвет «Оливуца» принимал участие только в первом парадном визите. Логика военных событий заставила Е. Путятина рассредоточить свои силы и подсократить свиту, т. е. эскадру. Русский корвет, называемый японцами «Оривуца», попрощался со Страной восходящего солнца не навсегда.

Начало посольской деятельности русских было неудачным: в августе 1853 г. русская эскадра пришла в Нагасаки, и только в сентябре после получения разрешения из Эдо губернатор Нагасаки официально встретился с главой русской миссии. Сами переговоры состоялись уже в начале следующего года; в январе 1854 г. русская эскадра покинула Нагасаки, чтобы вернуться только в апреле; недели не прошло, как русские, недовольные ходом переговоров, опять оставили Японию.

Русские не зря боялись, что американцы опередят их в установлении торговых отношений с Японией. Американцам это удастся. После завершения очередного этапа переговоров японцами в январе 1854 г. Е. Путятин увел свои корабли на Окинаву и там узнал, что американская эскадра под командованием коммодора Мэтью Колбрай-та Перри вошла в Эдосский залив, т. е. почти в столицу сёгунов Току-гава. Американские корабельные орудия убедили японцев заключить Канагавский договор. Это был уже второй визит американцев, возвращавшихся за ответом. Они и в первом визите опередили русских почти на месяц. Японцы даже попытались подготовиться к обороне от американской агрессии, закупая пушки и ружья у голландцев. Не хватило ни оружия, ни фортификационных навыков, ни единства нации. Тем более что в то же время умер двенадцатый сёгун Иэёси. Переговоры затянулись на месяцы, но могли бы затянуться на годы.

_Wz*

Мягкая русская аргументация не заставляла Эдо торопиться. Но Е. Путятин кое-чему научился у американцев. Следующий визит на фрегате «Диана» он нанес, по замечанию его секретаря, в «центр Японии... в город Осака, близ Миако (Киото), где жил микадо... Там, думал не без основания адмирал, японцы струсят неожиданного появления иноземцев в этом закрытом и священном месте и скорее согласятся на предложенные условия».

В рапорте Великому князю Константину Е. Путятин писал, что не последует примеру американцев буквально и будет продолжать действовать в отношении к японцам по принятой им «системе кротости и умеренности».

Мудрая, но несколько осерчавшая и подуставшая «Паллада» в Японию больше не вернулась. Поскольку летом 1854 г. разрыв отношений с Англией и Францией стал фактом, фрегат решили спрятать в Императорской гавани. Свой штаб Е. Путятин перенес на подоспевший в Де-Кастри фрегат «Диана» под командованием капитан-лейтенанта С. Лесовского.

Когда соединенная англо-французская эскадра покинула после неудачной атаки Петропавловский порт, «Диана» отправилась к берегам Японии. Русских, разумеется, не пустили в центр Японии – Нихонбаси, место в центре Эдо, от которого ведется отсчет расстояний до различных пунктов страны и за ее пределами. Фрегат не пустили в Эдо и направили русскую миссию в близкий город Симода, где переговоры продолжились. На следующий день в результате цунами фрегат был поврежден так, что едва остался на плаву. При этом русские моряки спасли многих японских рыбаков, бывших в море. Городок же практически смыло. При буксировке сотен японских лодок в бухту Хеда в 60 верстах от Симоды поврежденный фрегат не смог противостоять налетевшему с горы Фудзи шквалу и затонул. Второй акт трагедии наступил месяц спустя. И. Гончаров заметил, что «никогда гибель корабля не имела такой грандиозной обстановки, как гибель «Дианы», где великолепный спектакль был устроен самой природой». Население Японии в результате этой катастрофы увеличилось почти на 500 человек, как бы сказали сегодня, нерезидентов. Секретарь миссии заметил, что русским морякам нельзя было долго задерживаться «в положении Робинзонов Крузе».

Хозяева благожелательно отнеслись к попавшим в беду русским морякам и помогли построить им шхуну, чтобы те не злоупотребляли традиционным японским негостеприимством. Тогда-то и при-

годится «Морской сборник» за 1849 г. с чертежами шхуны «Опыт», найденный среди спасенного имущества фрегата. Лейтенанты А. Колокольцев и А. Можайский начали строить кораблик для возвращения домой. Последний оказался не только замечательным художником, но и изобретателем, получившим много позже привилегию (патент) на совсем не морское судно. Хозяева, уже кое-что понимавшие в мировой политике, настояли, чтобы судно было невооруженным. Ведь Россия находилась в состоянии войны с Англией и Францией, которые тоже стремились в Японию. Снятые с фрегата пушки пришлось складировать. А. Можайский сделал с натуры множество рисунков, посвященных пребыванию русских в Японии. На помощь с Большой земли рассчитывать не приходилось. Русские суда были заняты уклонением от противника и перегруппировкой сил с целью обороны сибирского побережья. Иностранные суда нейтральных стран появлялись в этих водах не регулярно, а японские джонки к русским берегам вообще не ходили.

Команда «Дианы» во главе с командиром фрегата С. Лесовским была направлена Е. Путятиным в Петропавловск на американском судне «Каролина Фет». Контракт на три рейса до Петропавловска, стоимостью превышавший само судно, заключил К. Посьет. Американцу удалось уклониться от встречи с крейсировавшими английскими судами и не допустить пленения полутора сотен человек из команды «Дианы». Но больше за русскими он не вернулся. Дело было опасное. В Де-Кастри команду С. Лесовского, по свидетельству очевидцев, доставило американское судно «Ульям Пенн». А капитан клипера «Янг Америка» не согласился доставить русских ни за какие деньги.

Некоторая часть русских моряков была вывезена из Японии бременским судном «Грета». Фактически это тоже было американское судно, но с немецким портом приписки. Эти моряки и члены миссии как раз попали к англичанам. Но «англичане приняли наших не за военнопленных, а за потерпевших кораблекрушение и, разделив по своим судам, доставили их кругом мыса Доброй Надежды в Европу». Так свидетельствует со слов участников событий доверчивый И. Гончаров. Его мидовский коллега коллежский асессор И. Гошке-вич посчитал, что десятимесячное пребывание на английском корабле было мягким, но все-таки пленом. Зато переводчик настолько продвинулся в изучении японского языка, что ему не нашлось конкурентов при назначении первого русского консула в Японию. Учившие и не учившие японский язык русские пленные попали на родину после войны.

Результаты цунами могли бы быть истолкованы двояко и русскими, и японцами. С одной стороны, боги против продолжения переговоров и поэтому наслали цунами на Симоду. С другой стороны, боги поддерживают переговоры, иначе бы они уничтожили «Диану» еще на подходе к Японии. Обеим сторонам следовало учесть, что подписание масштабного соглашения с иностранной державой, а именно с Соединенными Штатами, уже состоялось в феврале 1854 г. Одним договором с иностранцами больше, одним меньше – так, наверное, посчитало мудрое японское руководство.

В октябре 1854 г. командующий английской эскадрой Дж. Стирлинг навязал Японии «договор о мире и дружбе», противоречивший интересам России. По итогам войны он отметил: «Порты и ресурсы Японии были в распоряжении наших крейсеров для ремонта... и были недосягаемы для русских судов». Базой англо-французской эскадры стал порт Хакодате.

Соперники России начали «осваивать» Японию первыми и со^ всем не робко. Поэтому при подготовке русско-японского соглашения перед миссией Е. Путятина стояла задача исключить саму возможность дискриминации русских в сравнении с другими нациями, которые вступят в дипломатические отношения с Японией или продолжат их.

Российско-японские переговоры оказались успешными, и 26 января 1855 г. в Симоде состоялось подписание «Трактата о торговле и границах, заключенного между Его Величеством Императором Всероссийскими и Его Величеством Великим Повелителем всей Японии». Генерал-адъютанту Е. Путятину удалось отвоевать два градуса широты в определении границы между Россией и Японией. Японцы настаивали на 50-й параллели, русские – на 48-й.

В статье 2 определялась граница между островами Итуруп и Уруп. «Весь остров Итуруп принадлежит Японии, а остров Уруп и все прочие острова к северу составляют владения России. Что касается острова Сахалин, то он остается неразделенным между Россией и Японией, как было до сего времени». Русским разрешили заходить в три японских порта Симода, Хакодате и Нагасаки. О торговле была только небольшая статья 5: «В двух первых из открытых портов Русским дозволяется выменивать желаемые товары и имущества на привезенные товары, имущества и деньги».

Так что трактат был назван «о торговле» довольно условно. Путятину пришлось возвращаться в Японию дважды и уже после войны заключать «Дополнительный трактат» из 28 статей, определяющих правила торговли более полно. Но в целом подписание первого договора с Японией было большой заслугой российской миссии, действовавшей в условиях войны, очень близкой по своим масштабам к мировой.

К апрелю 1856 г. была спущена на воду шхуна «Хеда», на которой посольство Е. Путятина убыло на родину. Сам Е. Путятин поспешил в Петербург ратифицировать договор. Трактат, заключенный от имени Николая I, «ратификовал» его наследник Александр II. Наверное, это был его первый успешный международный договор.

Обо всех событиях, случившихся после расставания «Оливуцы» с кораблями Е. Путятина, Д. Максутов узнает намного позже, когда вновь ступит на борт корвета. В частности, с ним будет возвращаться домой из Восточного океана командир «Хеды» лейтенант Александр Колокольцев. В общей сложности плавание Максутова на «Оливуце» длилось 15 месяцев, из них только полтора месяца простояли на якоре. Князь побывал «в Северо-Восточном океане, в Восточном, Китайском, Японском и Сахалинском морях, в гавани Императора Николая I, в заливе Анива и Сангарском проливе». Правильнее написать, корвет побывал в этих морях. Но коль скоро автор изучал не шканечный журнал «Оливуцы», а послужные списки офицера, то приходится следовать стилю письмоводителя Морского ведомства.

После первого посещения Нагасаки посольские дела продвигались медленно. Адмирал Е. Путятин был озабочен не только успехом своей миссии, но и координацией действий всех военно-морских сил России в регионе. Дело шло к большой войне. Корвет «Оливуца» был отправлен в Петропавловск предупредить военного губернатора Камчатки о готовящемся разрыве с Великобританией и Францией. Так Д Максутов второй или уже третий раз оказался в Петропавловском порту. Городок, по отзывам некоторых посетивших его, был дрянной.

21 июня 1854 г. лейтенант стал помощником капитана над Петропавловским портом. Военный губернатор Камчатки и капитан порта генерал-майор В. Завойко, остро нуждавшийся в людях в преддверии войны, просто оставил лейтенанта на берегу, отпустив «Оливуцу». Он бы задержал для обороны порта и сам корвет, но не имел полномочий. Военно-морскими силами на Тихом океане командовал вице-адмирал Е. Путятин. Губернатору нужен был верный помощник, который взял бы на себя военные приготовления. Он имел право ввиду военной угрозы списать на берег одного-двух морских чинов. Офицеров на начало лета 1854 г. у него вообще не было. Некому было строить батареи, некому было ими командовать. Командир корвета уступил Д. Максутова относительно легко, наверное, потому, что последний не был старым, еще кронштадтским, членом команды.

Очевидно, В. Завойко и Д. Максутов виделись не первый раз. Ведь князь посещал Петропавловский порт на «Оливуце». Вряд ли у них была возможность встретиться где-либо до Камчатки. Была, правда, одна возможность повстречаться юному кадету с «морским волком» в доме Врангелей. Прибывший помощник был кузеном жены В. Завойко Юлии, в девичестве Врангель. Но Завойки покинули Петербург еще в самом начале 40-х гг. В 1854 г. Василий Степанович был старше князя почти в два раза. Еще до рождения Дмитрия Петровича мичманом он принял участие в Наваринском сражении, за что был награжден орденом Св. Анны III степени с бантом. Когда князю не исполнилось и года, Василий Степанович участвовал в первых выходах на воду фрегата «Паллада». К моменту поступления князя в Морской корпус лейтенант В. Завойко имел за плечами уже два вояжа в Русскую Америку. Пока князь учился морскому делу, В. Завойко служил в Российско-Американской компании в Охотской фактории и в Аянском порту. Д. Максутов был еще мичманом, а его свойственник уже капитаном 1-го ранга И в Петропавловске генерал-майор оказался для лейтенанта непререкаемым авторитетом. Все сошлось; военный губернатор получил надежного помощника, а князь наконец-то завершил плавания по Восточному океану. За какие-то три года он добрался до места размещения 46-го Камчатского экипажа в Петропавловском порту.