Текст книги "Князь Русской Америки. Д. П. Максутов"

Автор книги: Владимир Рокот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

Общаясь с Врангелями, будущие офицеры расширяли свои представления о географии. Князь Дмитрий не мог осознать, что, едва ступив на порог Морского корпуса, он начал путь в Русскую Америку.

С детских лет университетская среда оказалась близкой Дмитрию Максутову. Неистребимо обаяние высшего образования; свои шутки, свои ценности и идеалы, своя ментальность. Наверное, и свою будущую супругу князю Дмитрию будет легче искать именно в этой среде. Кто-то заметит, что среда эта говорила с немецким акцентом. Не вся. Барон А. Дельвиг, в частности, начал учить язык предков уже в Лицее. Только не знающий немецкого юный поэт мог дебютировать описанием подвигов в 1812 г. «Витгенштейна, вождя славного войска русского». Забывший немецкий во время морской службы барон Ф. Врангель восстанавливал его, возвращаясь из Русской Америки. Он как бы извинялся за то, что в его дневниках с каждой верстой, пройденной сушей по Мексике, появляется все больше немецких слов, предложений, абзацев и страниц.

Император Николай Павлович имел право заметить: «Российские дворяне служат России, немецкие – мне». Он несколько полемически заострил проблему немецких дворян в России. Прибалтийские, или, как их тогда называли, остзейские, немцы представляли потомков крестоносцев, осевших на территориях бывшей Восточной Пруссии и нынешних Эстонии и Латвии. Именно они и сформировали дворянское сословие в балтийских землях, вытеснив на социальную периферию местное население. Проще скажем, нещадно подавив его. Немцы чувствовали себя владельцами земель и крестьян, но оставались чужаками для коренных жителей. Они считали себя не покоренными Россией, а только верными вассалами российского Императора. Такой вот пережиток Средневековья. Известны Врангели, верно служившие и королю Прусскому. Об одном из них напоминает сохранившаяся до нынешних дней Башня Врангеля в системе укреплений Кенигсберга, нынешнего Калининграда. Названная в честь прусского генерал-фельдмаршала графа Врангеля, она может оказаться сегодня памятником всей знаменитой немецкой фамилии, имевшей весьма глубокие датские корни. Можно было бы идентифицировать этот род по географической, а не по политической карте – остзейцы. Не особенно озабоченный политкорректностью автор останавливается на сочетании русские Врангели.

Факты подтверждают, что русское дворянство немецких кровей в основной массе оставалось верным своему сюзерену и во время войны против кайзеровской Германии. Нашли место в той войне и Врангели.

Как везде и всегда, мелкопоместное дворянство держалось за элементы своего статуса. В отношении миропонимания прибалтийских немцев вполне справедливо звучит «человечество начинается с баронского звания». В этой среде баронскими званиями очень дорожили, но не кичились.

Балтийские немцы составляли некую прослойку не только среди высших чинов империи, но и на флоте. Но Ф. Беллинсгаузен, Ф. Врангель, Ф. Литке, О. Коцебу и иже с ними не образовывали непроницаемую земляческую касту. Все они были так или иначе знакомы, роднились, поддерживали друг друга. При этом они были инкорпорированы в интернациональную флотскую среду. Да и родственные отношения у них были самые широкие.

В жизни Д. Максутова счастливо совпали векторы официального воспитания и воспитания семейного; плавать по морю необходимо. Участник экспедиции Витуса Беринга Георг Вильгельм Стеллер в своем дневнике заметил: «Для офицеров большой честью было идти и идти вперед, чтобы потом они могли вовсю трубить о том, как далеко они были и как много – безо всякой нужды! – выстрадали». Обиженный и ироничный адъюнкт натуральной истории Санкт-Петербургской академии наук ухватил один из мотивов службы офицеров флота – идти в дальнее плавание.

Современный моряк, услышав слово плавал, всегда поправит – ходил. В документах же того времени глагол плавать в отношении моряка или корабля был вполне употребимым. На постаменте памятника И. Крузенштерну можно прочитать: «Первому русскому плавателю вокруг света». Но как заметил один литератор, наплававшийся на боевом корабле, «боже вас сохрани сказать «приехали», нужно говорить «пришли». Иногда плавание заменялось на вояж. В том веке еще без иронии.

Культ дальних плаваний в Морском корпусе поддерживала объективная необходимость связывать воедино империю, раскинувшуюся на трех континентах. Поэтому дальние плавания превращались в кругосветные. Каждый кадет корпуса непременно знал, что история кругосветных плаваний россиян началась с Ивана Федоровича Крузенштерна. Целью «Надежды» и «Невы» была та самая Русская Америка. Все остальное – походя. Так на целый век каждое кругосветное плавание россиян становилось тождественным посещению русских американских колоний. Морские кадеты учили историю достижения Америки, мечтая когда-нибудь достичь ее.

В мировой истории открытие Америки и первые кругосветные плавания имели первоначальной целью поиск кратчайшего пути в Индию. Россия, с петровских времен находясь в фарватере европей-^

ской политики, тоже прокладывала морской путь в Индию. Вовсе не праздное любопытство проверить, сошлась ли Америка с Россией, двигало русскими мореходами. В каждой заморской экспедиции была экономическая составляющая. Историки могут гадать, почему не состоялась так называемая Мадагаскарская авантюра Петра I в 1716 г. Казалось бы, можно было привести под российскую корону этот далекий остров и получить плацдарм для бросков через океаны. И борьба за острова в океане, пусть самые незначительные, это – борьба за коммуникации. Скорее всего, авантюра так и осталась бы авантюрой, потому что не была подкреплена экономическим интересом. Загнать-то царь мог не только за Мадагаскар. А дальше что?

Напротив, освоение Северо-Западной Америки, начатое русскими в 1741 г., имело в основе интерес частного капитала. Интерес государственный и частный не всегда совпадают. Но уж если совпадают, то могут свернуть горы. Особенно когда они объединяются национальной идеей. А национальная идея покорения необъятных просторов Сибири у России была с XVI в. Выход на Тихий океан и Аляску в следующем веке – продолжение освоения Сибири. Практически теми же хозяйственными и военно-политическими методами. Только отделены были эти новые земли очень большой водой. Большинство экспедиций за пушниной в Америку начинались в Охотске, единственном тогда русском порту на Тихом океане. Сухой же путь из Центральной России до Охотска мог занимать не один год. Необходимость найти морской централизованный способ доставки грузов в Америку и вызвала к жизни дальние экспедиции, вывела российский флот на океанские просторы. Кругосветное плавание сулило громадную экономию в доставке грузов на окраины империи. Купцы XVIII—XIX вв. прекрасно могли рассчитать расходы каждого участка перевозки. Так, стоимость доставки товаров из Лондона в Кронштадт была соизмерима со стоимостью их доставки из Кронштадта до стрелки Васильевского острова, где был Петербургский порт. А фрахт от Кронштадта до Охотска был дешевле доставки грузов через Сибирь в десятки раз.

Руководство Российской империи в вопросах дальних вояжей было последовательно прагматичным и смотрело на кругосветные плавания без энтузиазма. Поскольку Россия уже с XVIII в. занимала большую северную часть Евразии, то и путь в Америку было естественным искать вдоль северных, родных берегов. В 1763 г. гениальный М. Ломоносов обосновал «возможность прохода Сибирским океаном в Восточную Индию». Ломоносов считал, что есть шанс попасть в южные моря через северные, пройдя путь от Шпицбергена до Камчатки за одну навигацию. Достижение Тихого океана непосредственно вдоль берегов Сибири Михаил Васильевич считал невозможным. Подтверждением тому была неудача нескольких отрядов, искавших этот путь. Академик заключил, что эти экспедиции «не тою отправлены были дорогою».

К концу жизни поморский сын Михайло душой стремился на север. Он верил в то, что «российское могущество будет прирастать Сибирью и Северным океаном». В 1765 г. Ломоносов успел составить «Примерную инструкцию морским командующим офицерам, отправляющимся к поисканию пути на восток Северным Сибирским океаном». Секретная экспедиция 1765 г. «О возобновлении китовых и других звериных и рыбных промыслов на Шпицбергене» под руководством капитана бригадирского ранга В. Чичагова имела целью пройти на Камчатку Северным морским путем и встретиться там с другой не менее секретной экспедицией капитан-лейтенанта П. Креницына, исследовавшей Алеутские острова и полуостров Аляску. Та, в свою очередь, именовалась «Комиссией для описи лесов по рекам Каме и Белой».

Экспедиции секретились со всем тщанием, так чтобы об их целях до самого последнего момента не знали ни чужие, ни свои. А значит, и команды. Эта хорошая практика сохранилась до вчерашних дней. Самая секретная экспедиция российского (советского) флота носила название «Анадырь», а была направлена на Кубу создавать Карибский кризис.

Всем офицерам полярной экспедиции секретно были присвоены очередные воинские звания. Указ об этом капитаны имели право вскрыть только на кораблях, идя в море. В Восточный океан из Северного не прошли, с коллегами не встретились. Плавание по маршруту, намеченному М. Ломоносовым, стало возможным только более двух веков спустя. В 1977 г. для этого понадобился атомный ледокол «Арктика». Поэтому будущий адмирал В. Чичагов в «Оправдательной записке» по итогам попыток пробиться к Северному полюсу имел право обижаться на обнадеживающие представления кабинетного ученого и поморского сына

Князь Максутов, несомненно, изучал эти экспедиции в корпусе. С отношениями же М. Ломоносова и В. Чичагова он мог познакомиться уже после Восточной войны в небольшой брошюре, издан-

ной Соколовым в 1854 г. в Петербурге, которая так и называлась «Ломоносов и экспедиция Чичагова».

Следующую попытку попасть в Америку морским путем русский флот начал готовить в 1786 г. Адмиралтейств-коллегия назначила командиром кругосветной экспедиции капитана 1-го ранга Григория Ивановича Муловского, выделив ему четыре корабля и транспорт. Экспедиции помешали войны с Турцией и со Швецией. Екатерина Великая не то чтобы совсем «поставила крест» на кругосветке, а просто решила сделать ее цель более актуальной. Одной секретной экспедицией больше, одной меньше. Она советовалась с Г. Потемкиным по поводу Г. Муловского, «не лутче ли будет под видом той экспедиции оборотить его деятельно в Красное море, на Мекку и Медину, незаметно делать туркам пакости». Скорее всего, воспитанники Морского корпуса знали хорошо о геройском поведении и мужественной гибели капитана бригадирского ранга и кавалера Г. Муловского во время Эландского сражения со шведами в 1789 г. Он был храбрым и умелым морским офицером, командовавшим кораблем до последнего, несмотря на смертельное ранение. Кадетов учили подражать Григорию Муловскому в жизни и в смерти. Когда братья Максутовы будут защищать Петропавловск и Севастополь, они покажут, что этот урок ими усвоен.

Культ героя Балтики не мог не поддерживать директор корпуса И. Крузенштерн, который служил у него гардемарином. Дескать, вот когда я был молодым... Эдакий воспитательный инвариант лермонтовского «были люди в наше время». И хотя вместе Г. Мулов-ский и И. Крузенштерн служили не долго, этого оказалось достаточно, чтобы молодой офицер разделил страстное желание ветерана выйти в океан. Накопив опыт дальних вояжей под английским флагом, И. Крузенштерн с самого начала XIX в. стал разрабатывать программу российской кругосветки и предлагать ее морскому ведомству. С таким именем он просто не мог не стремиться быть первым. Первой его услышала Российско-Американская компания в 1802 г. Новый век, новое царствование. Все казалось возможным. Сам Государь Император стал пайщиком компании. Но поскольку в России судов, годных для столь напряженного плавания, сыскать не удалось, их пришлось закупить в Лондоне. Флагман экспедиции был назван «Надеждой», наверное, в честь дубель-шлюпки из отряда М. Шпанберга, описывавшего Курильскую гряду. Ведь идти предстояло в те же воды. Экспедиция покинула Кронштадт в июле 1803 г. Так начиналось блестящее столетие русского океанского флота. В апреле 1805 г. Крузенштерн нанес на русские карты северную оконечность островов Цусима. Ровно через 100 лет в этих водах история океанского флота России если не закончилась, то изрядно прервалась.

Каждый кадет надеялся, что рано или поздно он окажется в морях, описанных «первым русским плавателем вокруг света». Придет час, и твоим именем назовут неизведанные заливы, мысы и целые архипелаги. Таков первый урок И. Крузенштерна, воспринятый Д. Максутовым.

Но был еще один урок И. Крузенштерна. О нем предпочитали умалчивать в стенах корпуса. Но о нем могли вспоминать в нужную минуту другие директора. Не Морского корпуса, а Российско-Американской компании. Первая русская кругосветная экспедиция не была единоначальной. На первенство согласно Морскому уставу претендовал капитан-лейтенант и кавалер И. Крузенштерн. Корреспондент РАК действительный статский советник и кавалер Н. Резанов, имевший гражданский чин равный контр-адмиралу, небезосновательно считал первенствующим лицом экспедиции себя. Ведь именно РАК купила корабли и приняла на службу их экипажи, включая самого Ивана Федоровича. Тем более что полученные высочайшие инструкции каждый мог толковать по-своему. Два руководителя за-конфликтовали, вовлекая в разборку офицеров и прочих чинов экспедиции. Дело доходило до постыдного. Если бы не добрая воля Н. Резанова, то на Камчатке И. Крузенштерна могли бы отдать под суд. И ему не пришлось бы даже возвращаться в Петербург; каторгу нашли бы поближе к Иркутску. Однако в Кронштадт И. Крузенштерн вернулся триумфатором. Н. Резанов вообще не вернулся; его могила затеряна в Красноярске.

Суть этого урока Крузенштерна, вынесенного им из кругосветного плавания, состояла в абсолютной необходимости поддержания единоначалия экспедиции. Будь то на корабле, будь то на земле, под Андреевским флагом или под флагом торговой компании. РАК сделала правильные выводы из конфликта. Независимо от коммерческой составляющей экспедиции начальником должен быть один человек. И пусть это будет морской офицер. Его для того и готовят, чтобы быть абсолютным начальником. Ни один сухопутный командир не обладает той полнотой власти, которая есть у командира самого маленького корабля.

Князь Дмитрий Петрович Максутов с одной из дочерей.

Снимок сделан в Сан-Франциско. Фото из архива Т.Д. Максутовой

Лейтенант 19-го флотского экипажа князь Александр Максутов. Гравюра обрезана до овала лица советским астрономом Д. Максутовым. В экспозиции Центрального Военно-морского музея (Санкт-Петербург) портрет офицера сохранен в первозданном виде. Фотокопия из архива Т.Д. Максутовой

Могила лейтенанта А. Максутова в Петропавловске-Камчатском сохранялась до начала XX века. Фото из архива Т.Д. Максутовой

Петропавловск-Камчатский. Перешеечная, или Смертельная, батарея № 2, которой командовал лейтенант «Авроры» А. Максутов.

Современная реконструкция. Фото из архива В. Колычева

Кадет Морского корпуса Александр Максутов. Рисунок его кузины баронессы А. Врангель. Фотокопия из архива Т.Д. Максутовой

Петропавловский собор – первое каменное здание Перми.

В метрических книгах этого собора сделаны записи о рождении и крещении князя Дмитрия Максутова

Пермь. Спасо-Преображенский собор. Колокольня собора была завершена в 1832 г. – в год рождения князя Дмитрия Петровича. Снимок сделан через бывшее Архиерейское кладбище, где ныне расположен зоопарк. Фото автора

Барон Фердинанд Врангель. Наставник и покровитель князя Д. Максутова

Первый русский плаватель вокруг света Иван Федорович Крузенштерн. Возможно, он рассматривал прошение о зачислении князя Максутова в Морской кадетский корпус

Здание Морского кадетского корпуса в наши дни. Санкт-Петербург. Фото автора

Фрегат «Диана» в бухте Симода. 1854 г. Рисунок лейтенанта А.Ф. Можайского

Корабли посольства вице-адмирала Е.В. Путятина фрегат «Паллада» и барк «Ментиков» в порту Нагасаки.

Автор исторического свитка – Екояма Мацусабуро

Чертежи корвета «Оливуца» хорошо сохранились и имеют высокий «индекс цитирования» среди историков и судомоделистов

Самая большая в мире пушка, созданная в 1869 г. на родине князя Д. Максутова в Перми (Мотовилихинские заводы) и предназначенная для строившегося броненосного фрегата, которым позже командовал А. Пещуров.

Фото автора

Единственный сохранившийся до наших дней флаг Российско-Американской компании. Эрмитаж, Санкт-Петербург

Мойка, 72. Здание Главного правления Российско-Американской компании. Фото автора

Вид Ситки – столицы российских владений в Северо-Западной Америке

Таким увидел Ново-Архангельск князь Д. Максутов, помощник Главного правителя. Иллюстрация к труду П. Тихменева «Историческое обозрение образования Российско-Американской компании и действий ее до настоящего времени»

Здание компании на главной улице в Ситке. Снимок сделан после передачи российских колоний

ГРСитка

Улица, идущая от Михайло-Архангельского собора к пристани, новыми хозяевами была названа именем А. Линкольна. Почти перпендикулярно к ней в залив уходит улица Максутова

Парадный фотопортрет

Главного правителя Русской Америки

князя Д. Максутова

Русская православная церковь на Кадьяке. Фото из архива В. Колычева

Ситка столетие спустя после передачи американцам

Русская православная церковь на Кадьяке.

Фото из архива В. Колычева

«Гостеприимная» Аляска. Предполагаемое место первой высадки русских в Америке с корабля А. Чирикова «Св. Павел» в 1741 г.

Фото из архива В. Колычева

Так сегодня выглядит Форт Росс. Фото из архива В. Колычева

ЩШШШш

Собирательный образ представителя России во время передачи Русской Америки. Возможно, это капитан 1-го ранга А. Пещуров. Аляскинская национальная библиотека

На том же рисунке американский бригадный генерал Дж. Дэвис, прописан достаточно узнаваемо

Г

jjg

* ***

_Ау*

V Ш

iff,;

шщшЛ

И|г»

Подписание договора об уступке российских колоний в Вашингтоне 18(30) марта 1867 г. Положив руку на глобус, стоит российский посланник А. Стекль, сидит с картой на коленях американский государственный секретарь У. Сьюард. Фото с картины Э. Лейтеце

Фрагмент картины, запечатлевшей церемонию передачи Русской Америки. Легко узнаются генерал Л. Руссо и капитан 1-го ранга кн. Д. Максутов. Аляскинская национальная библиотека

Чек на 7 200 000 долларов, которым правительство Соединенных Штатов оплатило России уступленные территории в Америке. Копии этого чека можно купить на Аляске как сувенир

Анна и Иоганн Фурухельм всегда оставались близкими друзьями Максутовых

Замок Баранова – резиденция Главного правителя Русской Америки в Ново-Архангельске. Снимок сделан после передачи российских колоний. Аляскинская национальная библиотека

Командир корабля должен уметь вести корабль в автономном плавании. Автономия уже с прошлого века понималась очень узко: только в терминах запасов горючего, пресной воды и продовольствия. На самом же деле автономия, согласно воззрениям мудрого И. Канта, является качеством личности. Это самозаконность (авто – сам; номос — закон), то есть умение находить закон (императив) для себя и неуклонно следовать ему. Автономность корабля – это, в первую очередь, поддержание на его борту закона. Во имя закона и существует единоначалие. •

^х Выпускники Морского корпуса всегда отличались внутренней собранностью и дисциплинированностью, даже становясь министрами, композиторами, художниками или литераторами. Все эти качества казались юным князьям Максутовым само собой разумеющимися. Сравнивать было не с кем.

Из Морского корпуса братья Александр и Дмитрий вышли в 1847 г. гардемаринами. Радость выпуска была омрачена смертью матери; Анна Ильинична умерла в конце зимы 1847 г. Разумеется, братья узнали об этом несколько позже и на похоронах матери не присутствовали.

Самым значительным событием 1848 г. на Балтийском флоте был ежегодный июльский смотр, традиционно приуроченный ко дню бракосочетания Императора Николая Павловича и Александры Федоровны. А. Боголюбов запечатлел это событие на картине «Смотр Балтийского флота Николаем I на пароходе «Невка». Князей Александра и Дмитрия Максутовых невозможно разглядеть на этой картине. Но они, несомненно, где-то рядом, на своих кораблях, еще не поднявших паруса.

Хороший был 1848 год для русского флота, ждавшего новых офицеров, новых кораблей и портов. Для славного бытописания флота с этого года Морской ученый комитет стал издавать «Морской сборник». Опубликоваться на его страницах было честью для каждого офицера, да и для каждого уважающего себя мыслителя России. Журнал публиковал морскую аналитику и публицистику, практику судовождения и кораблестроения. В 1849 г. журнал поместил на своих страницах, в частности, чертежи шхуны «Опыт» для главного командира Кронштадтской крепости. Чертежи эти очень пригодились на Тихом океане русским и нерусским морякам некоторое время спустя. Для автора и читателей – в следующей главе.

В 1849 г. Александр был произведен в мичманы и оставлен в Офицерском классе. До этого там обучался и старший брат Павел, но к тому времени он перевелся на Черное море. В том же году в Морской корпус был принят младший из братьев Максутовых Георгий. Он, как и его старшие братья, еще успеет стать в строй к началу Восточной войны. За участие в деле при отражении бомбардировки крепости Свеаборг англо-французским флотом он получит монаршее благоволение.

. Князь Дмитрий не сразу расстался с Морским корпусом. Первые плавания гардемарином он начинал на Балтике на кораблях «Андрей» и «Лефорт». И не только по Финскому заливу, а до самого города Киля. Произведенный в мичманы в июне 1849 г., имея от роду 18 лет, он был назначен в 28-й флотский экипаж с прикомандированием к Морскому кадетскому корпусу. Но уже в августе молодой мичман был назначен в 37-й флотский экипаж и отправился на Черное море.

Номер флотского экипажа определял место службы моряка и носился на погонах. Поскольку экипажей было много, в номерах на погонах и местах службы разбирались только флотские. Так, И.С. Тургенев в рассказе «История лейтенанта Ергунова», написанном в 1868 г., воссоздает загадочные события, якобы имевшие место еще до Крымской войны. Герой рассказа лейтенант Василий Кузьмич Ергунов был откомандирован в Николаев для выполнения какого-то поручения. Девушке, втянувшей его в опасное приключение, он представился: «Я служу в девятнадцатом черноморском экипаже, во флоте». И девушка, и читающая российская публика не заметили, что 19-й экипаж был не черноморским, а балтийским. В Николаеве же были, в частности, 37, 38 и 39-й экипажи. На сохранившемся в Центральном военно-морском музее портрете лейтенанта «Авроры» Александра Максутова хорошо читается цифра 19 на эполетах. В семейном архиве Максутовых такой же портрет обрезан до овала лица. На том же стенде рядом выставлены эполеты с номером 19 его командира Изыльметьева. Этот флотский экипаж размещался в Кронштадте. У князя Дмитрия на Камчатке, куда он был переведен с Черного моря, должна была быть цифра 46 или 47 согласно последующей ранжировке флотских экипажей. После возвращения из американских колоний капитан 1-го ранга Д. Максутов был определен на действительную службу в престижный 8-й экипаж в Санкт-Петербурге.

Слово экипаж в то время употреблялось и в отношении корабля. Экипаж корабля включал офицеров и нижних чинов. Последние составляли команду корабля.

Нумеровались в то время не только экипажи, но сами офицеры. По старшинству и порядковому номеру выстраивались родные братья и однофамильцы. Так, в начале своей карьеры Дмитрий Петрович числился как князь Максутов 3-й. До него по Морскому ведомству проходили братья Павел и Александр. В «Формулярном списке о службе и достоинстве», составленном в 1863 г., Дмитрий Петрович был уже первым. Нумерация офицеров могла быть даже двузначной; так, адъютантом петербургского военного генерал-губернатора был Иванов 30-й.

Согласно Памятному листку Дмитрий, получив мичмана, направился к отцу в Пермь, оттуда в Николаев. Там он ступил на борт военного транспорта «Рион» «для доставления к своему экипажу» в Севастополь. В списки экипажа он был включен 1 августа 1849 г. и получил назначение на корабль «Варна», уходивший в практическое плавание. Конец 1849 г. застал мичмана в Керчи.

Самым важным событием в 1849 г. для Черноморского флота был Высочайший смотр на севастопольском рейде. На картине И. Айвазовского «Смотр Черноморского флота в 1849 г.» (Центральный военно-морской музей) изображены громады парусников в кильватерной колонне. Император Николай Павлович свободно облокотился на фальшборт парохода, идущего вдоль строя. Чуть поодаль небольшая свита. Командующий флотом адмирал Михаил Петрович Лазарев смотрит вовсе не на корабли. Там все в образцовом порядке. Современник писал, что суда щеголяли безупречной чистотой вооружения, а их командиры представляли оркестр, составленный исключительно из виртуозов. Офицеры, стоящие на палубе, смотрят на Императора, ловя, какое впечатление производит на него эта неодолимая сила. По числу боевых единиц Черноморский флот никогда не достигал такого могущества В тот день никто не знал, что через пять лет все это парусное великолепие окажется на дне Севастопольской бухты, но прежде примет участие в Синопском сражении. Картина И. Айвазовского, написанная в 1886 г., является не только данью памяти парусному флоту, но и воспоминанием художника о своем вознесении на вершину славы. Именно в эти годы, по словам его ученика А. Боголюбова, «из Гайвазовского он сделался в Айвазовского», а Император Николай Павлович

спрашивал у своих царедворцев: «У тебя есть картины Айвазовского? Нет? Ну, так приобрети». Особая любовь к маринистике у самодержца появилась после плавания на корабле «Императрица Мария». Во время шторма у берегов турецкой недружественной Варны корабль чуть было не выбросило на берег.

На Черном море молодого мичмана Д. Максутова довольно часто переводили с корабля на корабль. Он успел послужить и на парусниках, и на пароходах. Навигация на Черном море была практически круглогодичной и позволяла молодым офицерам получать интенсивную практику. Не было здесь вынужденного кронштадтского межсезонья, когда корабли разоружались и ставились в док. Хотя некоторые считали, что уж лучше бы был перерыв в навигации на суровую черноморскую зиму. Оказывается, лед на Черном море может быть много опаснее льда северных морей. Так, за год до прибытия мичмана Д. Максутова в Цемесской бухте январский норд-остовый ветер с берега уничтожил эскадру контр-адмирала Ф. Юрьева.

Наверняка в Морском корпусе кадетам рассказывали о различных ветрах. Над океанами несутся пассаты и муссоны. Каждый водоем знаменит своими господствующими ветрами. «Славное море, священный Байкал» имеет злую сарму и добрый баргузин. С берегов Франции в районе Тулона несется мистраль. Бедой Черноморского побережья от Анапы почти до Сухум-кале является бора, особенно неистовая в районе Новороссийска. В лоции Черного моря тех лет было отмечено: «Нигде бора не свирепствует с такой ужасной силой, как в Новороссийском заливе... Несясь с гор порывами с невыразимою силою, бора достигает залива, вздымая воду частыми гребнями, срывает верхи их и, несясь водной пылью, срывает железные крыши... Зимою, при морозе, срываемая вода, примерзая к корпусу и рангоуту, образует род ледяной коры, беспрестанно увеличивающейся в объеме».

В 1848 г. без единого выстрела противника на дно легли корвет, бриг, тендер, шхуна, пароход и транспорт. Погибли десятки членов команд. Катастрофическому обрастанию льдом смог противостоять только одни фрегат. Князь Д. Максутов успел позднее послужить и на спасшемся фрегате, и на поднятом со дна пароходе. Хорошо, что обледеневший «Боец» оказался притопленным у берега, иначе бы волны разбили его. Еще не старый пароход английской постройки был очень нужен для поддержки действий Отдельного Кавказского корпуса. Да и мичману приобрести опыт плавания на паровом судне было весьма полезно. Не со всеми техническими новшествами ему удалось познакомиться в Морском корпусе. Да и кто лучше расскажет о черноморских ветрах, чем члены пережившего шторм экипажа.

Частая смена кораблей молодыми офицерами была в то время скорее правилом, чем исключением. Так, старший из братьев Максутов 1 -й, Павел Петрович, за пять лет, прошедших до Синопского боя, успел послужить на пяти кораблях. Не менялся только номер флотского экипажа, из состава которого комплектовались команды судов. Не только корабли менял молодой офицер, но и команды, с которыми ему доводилось служить. Складывались новые отношения приязни или неприязни. Дружбу офицеры сохраняли с гардемаринских лет до адмиральских. Поддерживали друг друга и, чего греха таить, протежировали друг другу. Дмитрию была известна история дружбы молодых офицеров шлюпа «Камчатка» Фердинанда Врангеля и Фрица (Федора) Литке, поднявшихся на самую вершину военно-морской иерархии. Впрочем, оба были достойными офицерами. Наверное, кто-то искал не только дружбы, но и покровительства. Но Дмитрий Петрович вряд ли был этим озабочен. Имея достаточно высокие связи в Петербурге, мичман не пользовался ими и не получил ничего сверх положенного. Стартовые условия, как и для сотни молодых офицеров. Служи не оглядываясь!

С возрастом морские офицеры становились осмотрительнее, обращали внимание на сослуживцев, сделавших лучшую карьеру, искали их внимания. Впрочем, почему только они? Совместная служба на одном флоте, на одном корабле, участие в одном деле против неприятеля всегда могли быть использованы как аргумент в просьбе о продвижении по службе.

Автора интересовало прежде всего, были ли знакомы князь Дмитрий Максутов и Иван Федорович Лихачев, который будет его командиром на Камчатке. А в 1858 г. этот заслуженный офицер станет адъютантом Великого князя Константина И. Лихачев был выпущен из Морского корпуса в год, когда Д. Максутов туда только поступил. Но на Черном море они служили на одних и тех же кораблях: «Мидия», «Варна», «Боец», хотя и в разное время. Лейтенант и мичман могли встретиться на «Варне» в 1849 г. Их совместная слркба продолжалась не дольше месяца Один только пришел с Балтики, другой туда возвращался.

Одной из задач Черноморского флота в 40-х гг. XIX в. было крей-сирование у абхазских берегов с целью предотвращения иностранного вмешательства в кавказские дела России. Да и свои десанты высаживали, чтобы продвигаться поближе к недоступным горам и вдоль побережья.