Текст книги "Османский узел (СИ)"

Автор книги: Владимир Поляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

О, а тут Бьянка решила – в рамках предварительно обсуждённого, конечно – подбросить пару поленьев в разгоревшийся костёр.

– Вы, почтенный Селим, утверждали, что на Дом Османов никто не осмелится напасть с тыла, коварным и неожиданным образом. Что же, насчёт неожиданности вы правы, а вот насчет «осмелится» я позволю не согласиться. Мамлюкский султан будет счастлив узнать, что его давний соперник настолько сосредоточился на войне с крестоносцами, что не сможет выделить достаточно войск, способных сдержать новое наступление. А что будет, если мы дадим клятвы, что не станем мешать? Более того, откроем море для мамлюкских кораблей! Задумайтесь над этим.

Задумались. О чем, само собой, не замедлили сказать. Не сами, разумеется, а через переводчиков. Оно и понятно, ведь никто из нас, кроме разве что Черноевича. Османского наречия не понимал. Да и османы вряд ли разбирались что в латыни, что в испанском. Впрочем, это ничуть не мешало – перевод был реально почти синхронный, профессионализм невозможно отрицать.

– Мы согласны уступить сербские земли и острова, занятые вами, – процедил Давуд-паша, скользя взглядом по мне. Де Кордове, Макиавелли и Бьянке. – Но с материка вы должны будете уйти! Это обязательное условие мира.

– Беспокоитесь, что мы превратим отбитые прибрежные крепости в столь защищённые места, что они послужат опорой при войне новой. Понимаю, – улыбнулся я. – Где-то даже немного сочувствую, но… Нужно будет заплатить.

– Сколько золотых дукатов нужно для вашего довольства? – вскинулся обнадёженный было Селим, показывая, помимо прочего, недостаточную выдержанность… в очередной раз. – Пятьсот тысяч… Семьсот?

И проблеск алчности на лице венецианца, Андреа Лоредана. Мда. Олигархия и деньги нераздельны. Венецианская верхушка так и не смогла пойти по пути, который ярко и чётко был показан родом Медичи, особенно Козимо и Лоренцо Великолепным. Никак не укладывалось в их головах, что власть куда сильнее золота. Колонна, Орсини, иные фамилии в ту же ловушку с радостным топотом устремлялись, чтобы в итоге остаться на обочине истории. Впрочем, не мне на это жаловаться, ох не мне!

– Не деньги, но земли. Что вы готовы дать в обмен на захваченные куски бывшей Византии, насколько они ценны для вашего султана?

– Или ценность их уже стремительно падает? – поддел османов Мигель, вертя в руках тонкий стилет с украшенной серебром рукоятью. – Думаю, в этом случае Испания и Венеция не откажутся от кусочков канувшей в Лету Византии. И до Константинополя близко… торговым кораблям и торговым же, но караванам. Удобство, его многие оценят.

Так их, Мигель, да от души, да по яйц… по больному. Пусть завизжат от злости или зарыдают от горя – мне оно без разницы. Но что не обойдётся без крайне насыщенных, но обязательно отрицательных эмоций – тут можно не сомневаться. По лицам всё видно, как султанского отродья, так и великого пока что визиря. Это Ахмет-паша, ренегат хренов, лицо держит, привыкнув к ушатам помоев, что выворачивали ему на голову в первые годы обитания среди османов. Ренегаты, они такие, особенные. Всегда следует учитывать нюансы их психопрофиля.

Но вот Селим и Давуд-паша – это отдельный разговор. Местами матерный, большей частью вызывающий ехидные улыбки. Они и впрямь пытались разменять куски бывшей Византии на… граничащие с Мамлюкским султанатом земли. И вот на кой, скажите на милость, нам такая хвороба требуется? Не в принципе – в далёком будущем и оно имеет определённую и даже весьма немалую ценность – а именно теперь, в случае едва закончившейся войны с османами и с однозначно враждебным магометанским населением. Не остров, опереться не на кого, вокруг империя и султанат, а на море Кипр. Венецианский, что тоже следует учитывать. Отношения же Италии с Республикой… отдельный неприятный разговор. Хотя в теории можно было сбросить это тем же венецианцам и другим союзникам, у кого на подобное глаза разгорелись, но… Соглашаться сразу, даже не пробуя поторговаться – это как-то даже неправильно.

– Албанское побережье, – после около четверти часа криков двух других важных персон высказался Ахмет-паша, явно озвучивая волю самого Баязида. Сам бы такое предлагать явно не рискнул, с его то повышенной осторожностью. –До Влеры и этого будет достаточно.

– До Саранды и никак иначе. Примерно вот так, – парировал я, почуяв, наконец, настоящее предложение, способное оказаться интересным для всех или почти всех участников Крестового похода, проведённая на карте изгибающаяся туда-сюда линия показала конкретные претензии, не столь уж и критичные для османов. Положа руку на сердце. – И в этом случае никаких денег мы требовать не станем. Ну совсем никаких.

– Вы слишком многого хотите, нам нужно подумать, – сказал, как плюнул, Селим.

– Думайте, время у нас есть. Можем подождать… неделю-другую. Даже интересно, какими известиями порадуют нас за это время?

– Завтра с утра мы дадим ответ, – поспешил уточнить Ахмет-паша. – Но Ваше Величество действительно хочет многого. Земли вплоть до Корфу – это полностью лишит насАдриатического моря.

– Мечом взятое, мечом и отбито, – не согласился де Кордова. – Завтра мы будем ждать вашего ответа.

Жирная точка первого раунда переговоров. Мы донесли желаемое большинством из нас, османам же только и оставалось, что вяло трепыхаться. Цугцванг, однако. То самое положение, когда с их стороны что ход, что затягивание времени одинаково ведут к проигрышу. В отличие от шахматной классики османы могли малость смягчить поражение, но исключительно за счёт скорейшего заключения мира. Или сделать совсем уж нестандартный ход. Ага, я про то самое устранение Селима, сына Баязида, причём поданное так, что это мы не смогли обеспечить его безопасность. И сдаётся мне, что валить султаныша будут под покровом ночи или, на крайний случай, рано утром. Вот потому, как только османские представители удалились – не в похабном направлении, а просто – я, поманив пальцем Бьянку, прошептал ей:

– Глаз не спускать с этого проклятого Селима. И с янычар тоже. Любой может оказаться… орудием.

– Бдим, Чезаре. Люди смотрят, слушают, следят за каждым вдохом. Не пропустим.

– Хотелось бы. И вот ещё что, Бранко Гортич сообщил нечто очень важное.

– И это…

– К тем, кто хотел во что бы то ни стало прикончить османское посольство, «вежливо постучались». Не ко всем, к части. С интересным таким предложением, а именно проникнуть сюда, в Приштину, да прикончить не кого-то, а самого сына и наиболее вероятного наследника Баязида II.

– Вот как они хотят его прикончить!

Именно так. Не зря Бьянка чуть ли не подпрыгнула от избытка эмоций. Судя по всему, до осман из посольства дошло, что сложновато будет выдать собственных янычар за сербов-мстителей хотя бы по причине численного несовпадения. Отсюда и более разумный подход – демонстрация проникновения в Приштину людей извне, да такую, чтобы не подкопаться. И уж там, под шумок, прирезать Селима. Ведь добрались «мстители» или не добрались – тут вилами по воде писано. А уж устроить иллюзию труда не представляет. Мда, неплохая для этого времени инсценировка могла получиться.

– Этих людей уже схватили или же вот-вот схватят. Большая часть из них будет молчать даже под пытками, но меньшую мы разговорить сумеем.

– Скрытые люди султана, их имена?

– Они, противные. Вдобавок мы самую малость подыграем Херсекли Ахмед-паше. В меру, чтобы лично он поверил в то, что в Приштину проникли те, кем он хотел прикрыться. Вместе с тем наши союзники об этом даже догадываться не должны.

– Суета и даже паника поблизости от комнат посольства. И видимое им из окон.Тогда они поверят, а союзники… Им придётся рассказать.

– Не-а. Лишь показать, что мы делаем что-то непонятное. Но никакой угрозы, даже тени её, в пределах крепости нет. Далеко не всем из наших союзников стоит доверять даже в малой степени.

– Венеция…

– Ещё господарь Зеты, и Янош Корвин, способный чуть позже начать собственную игру, и… Ты же умная.

– Сам и учил.

– Хорошо учил, значит. Ладно, времени не так много осталось, а вот дел в избытке. Нужно же нам как следует подготовиться к очередному обману османов. А может и к тому, чтобы ухватить за уязвимые части тела одного предателя. Предавший раз охотно сделает это снова, если почувствует в том возможность спастись.

Снова закручивается интрига, на сей раз несколько неожиданного характера. Эх, одна за другой, чтоб им пусто было. Мне же. признаться честно, хотелось обойтись без подобного рода форс-мажорных обстоятельств. А ещё – скорейшего возвращения обратно, в Италию. И для вразумления кое-кого в Авиньоне – равно как и стоящих за раскольниками – и за ради устаканивания результатов пусть оборванного, но весьма результативного Крестового похода.

Глава 12

Глава 12

Приштина, сентябрь 1495 года

Весь мир театр, а люди в нём актёры. Пусть здесь эти слова ещё не были сказаны и неизвестно, когда именно будут, но их истинность я никогда не стану оспаривать. Хотя бы потому, что этой ночью должно было состояться очередное представление, долженствующее ввести в заблуждение врагов, заставить их совершить те действия, которые станут ну очень крупной ошибкой.

Ночь. Вот чем меня удручает это время, так это почти полным отсутствием нормального освещения. Ну вот что есть из средств разгона ночной темноты? Факелы, если находиться на открытом пространстве, да масляные фонари. Внутри же тех или иных помещений свечи. В большом количестве последние реально способны целиком и полностью разогнать тьму, но требуют периодического снятия нагара и замены. Вечер и часть ночи – на этот срок мало какая свеча рассчитана, право слово. А это значит что? Необходимость шевелить мозгами, да как следует. К счастью, они у меня имеются, равно как и запас знаний родом из грядущего. Не всегда подробные, но достаточные для того, чтобы шаг за шагом пройтись по знаковым вехам технического прогресса. Составить далеко идущий план, точнее планы. Ха, да они уже начинают воплощаться в жизнь.

Но здесь и сейчас… я стою, прислонившись к камню стены, смотрю то на переступающую с ноги на ногу Бьянку, то на тамплиеров-охранников. Стою и жду, предпочитая не говорить, а молчать, концентрируясь на мыслях и планах. Говорить банально не хочется, тут ведь у каждого свои предпочтения. Бьянка, к примеру, была б не против зацепиться языком за какую-нибудь отвлеченную тему. Более того, я бы ей ответил, да и против её беседы с кем-то из храмовников не имел бы ничего против. Но нет, молчат… считая, что сейчас не время и не место, чтобы отвлекать великого магистра Ордена Храма. Что ж, каждому своё, как говорили древние римляне и не только они.

Звук шагов… сразу несколько человек. Поворачиваю голову вправо и жду. Тик-так, тик-так. Слух автоматом выцепляет не только звуки шагов, дыхания Бьянки и охранников, но и едва слышное тиканье часов, подвешенных к поясу на короткой цепочке. А вот из-за поворота появляются… Мигель и компания, однако. У моего друга и соратника лицо всё из себя сосредоточенное. Особенно его видно в специфическом свете факелов, которыми освещают путь идущие чуть впереди Корельи двое солдат. Всполохи пламени, причудливо отбрасываемые тени, общая воистину готическая атмосфера здешних мест. Красота… с моей точки зрения. Только красота красотой, а дела сами себя не решат, нужно и самим к этому усилия приложить.

– Что скажешь?

– Всё готово, Чезаре, – лицо магистра Ордена Храма кривится в злобной гримасе, которую он и не думает скрывать. Вокруг все свои, а играть роль смысла не имеет. – Сейчас начнётся представление. Нашим друзьям и «друзьям» будут показывать, как воины Ордена умеют пресекать попытки проникнуть внутрь крепости даже в ночное время, когда врага обнаружить сложнее всего. Особенно кое-каких умельцев из числа встречающихся у османов.

– Не только у них.

– Но здесь главная опасность всё же с той стороны, – настоял на своём Мигель. – Шум будет большой, посольские непременно услышат.

– Они услышат шум, наши люди будут слушать и смотреть за ними.

– Верно, Бьянка, – согласился я. – Но только смотреть, мешать… не следует, даже если этого султаныша будут тупым ножом на мелкие кусочки кромсать.

Понимающие улыбки в ответ. Что Мигель, что Бьянка никакими иллюзиями давненько так не страдали, а в политике являлись сторонниками самых жёстких и циничных методов. Особенно если это касалось османов, мавров и прочих ни разу не европейцев. Прививка практически всему ближнему кругу определённого взгляда на мир прошла вполне успешно и это есть хорошо. Тем паче изначальный материал способствовал.

Меж тем началось. Тот самый шум, который поневоле появляется при тренировочном, но всё же проникновении в крепость. И не только шум, а ещё и чисто зрительные эффекты. Такие как беготня людей с факелами, освещённость сверх обычного пары участков крепостной стены и всё в этом духе. Как раз то, что доктор прописал для введения османов в заблуждение. Если уж на такое не купятся, то я и не знаю, что может заставить их активизироваться.

Ждать – вот что самое сложное в такой ситуации. Те моменты, когда успел сделать всё возможное и остаётся лишь выжидать, пока свой ход сделает противник. Ну же, давайте, вам все условия предоставили для того, чтобы одним махом избавиться от неугодного и опасного для власти Баязида II его сына, а заодно использовать тело представителя Дома Османа в качестве козырной карты на переговорах. Скандалы то, они никому не нужны, особенно такие. Особенно Борджиа по причине тщательно выстраиваемой репутации семьи, выполняющей букву заключённых договорённостей и даже словесных.

Несколько выстрелов… Холостые заряды, само собой разумеется, но для пущей важности хватит и их, посольству османам приходится ориентироваться исключительно на наблюдение с немалого расстояния. Близко из никто к месту событий не подпустит. Более того, она де-факто вообще изолированы в выделенном для них секторе, за пределы коего они ни ногой. Стоп, а это кто у нас появился и шепчет что-то Корелье? Знакомая личность, один из тех, кто контролирует наблюдателей на посольскими, Гвидо Мориони вроде бы. Хотя не поручусь за верность имени. Слишком много людей, а память, как бы хороша не была, всё ж не идеальна. Идеал, он вообще недостижим, хотя к нему всегда следует стремиться. Ну да не о том сейчас речь.

– Селим заколот, – радостно скалится Мигель, довольный, аки ростовщик, только что «выпотрошивший» клиента до последней монетки. – Заодно удавили и зарубили часть слуг и нескольких янычар, чтобы всё было совсем достоверно. Раненые тоже есть.

– Ай как хорошо! Ну просто прелесть какая гадость вот-вот обрушится на головы великого визиря и Ахмед-паши. Ещё лучше от понимания, что сами они об этом даже не представляют.

– Зато представляют те, кто видел это, – аж замурлыкала от предвкушения Бьянка. – Ведь рядом с нашими наблюдателями были другие, да? Они не отказались… посмотреть?

– Не отказались, – эхом прозвучал голос Корельи. – Испанец, госпитальер, Фабрициод’Арранте и Никколо Макиавелли и так готовы были поверить, даже никого из доверенных не послали. Флорентийский змей и вовсе жалеет, что сам до такого не додумался. Только…

– Что?

– Теперь все в Османской империи и не только будут знать, что мы любим и умеем смотреть и слушать даже сквозь стены, если находимся в собственных замках и дворцах.

– Ничего, Мигель, это того стоило. Да и не сразу всё всплывёт на поверхность. Сначала мы как следует используем запутавшихся в паутине собственной не слишком удачной интриги. Потом… видно будет.

– Тогда пришла пора поговорить с тем, что осталось от посольства.

– Точно так. Двинулись.

Тот сектор крепости, в котором располагалось посольство Османской империи, охранялся сразу двумя силами. Вовне находились итальянские солдаты, в задачу которых входило обеспечивать как безопасность посольства от угроз извне, так и безопасность этого самого «извне» от представителей посольства. Верить османам – это никак не мой стиль жизни. Подобного рода доверчивые создания жили недолго и нехорошо или же долго, но ещё хуже.

– Внутри, как я понимаю, неспокойно, Доминик?

Главный среди охранников солдат, а точнее тамплиер в чине младшего рыцаря, лишь усмехнулся, тем самым подтверждая очевидное. Затем произнёс:

– Не знал бы истину, мог и поверить. Кровь, мертвецы, раненые… Крики боли и гнева, плач наложниц, которых покойный султанов сын сюда с собой привёз. Но это хорошо, одним врагом у королевства меньше стало, Ваше Величество.

– Скоро будет ещё двумя меньше.

– Прикажете сопровождать?

– Половина пусть останется снаружи. Ты тоже. И если что – не медли. Османы хоть и предсказуемы, но порой даже их души потёмки.

Нам же осталось войти и начать эндшпиль пусть короткой, но весьма напряжённой партии. Той, в которой мы сумели-таки предсказать нестандартный ход врага и верно на него среагировать. Главное не забывать об осторожности. Она ж штука такая, едва стоит про неё позапамятовать как сразу р-раз, и вот уже ты пополнил ряды тех, кто «отправился в рай для людей без головы» или «помер от совершенно естественных причин вроде кинжала в спину». Того самого, что прерывает жизнь вполне естествненым образом. Проверено, пусть и не на себе!

Короля Италии со свитой и охраной, само собой разумеется, пропустили без тени возмущения. Логично, ведь именно на это и делался расчёт. А декорации то, декорации! Разгром, пятна крови, суетящиеся слуги и парочка лекарей в придачу. Откуда-то издалека слышатся женские рыдания, вполне может быть, что и искренние. Многие гаремные обитательницы из числа имеющих супругом какую-то уж совсем высокопоставленную личность вполне довольны своим бытием. Особенно если с самого детства считают подобное абсолютно естественным, включая и ситуацию «женщина есть существо низшее и во всём подчиняющееся мужчине», как и гласят священные книги этой ветви авраамизма. Впрочем, как и другие две, но не суть.

Хорошо играют свои роли, ой хорошо! Это я про полностью посвящённых в случившееся. Что же касаемо тех, которые посвящены не были, то их судьба в большинстве своём была печальна – они стали заранее запланированными жертвами, погибшими от рук «сербских мстителей».

– Его Величество Чезаре, король Италии, прибыл сюда, узнав о свершившемся несчастье, – нарочито печально и торжественно произнёс Корелья. – Он желает выразить соболезнования случившемуся и сделать это в личной беседе с великим визирем Османской империи Коджой Дамат Давуд-пашой и бейлербеем Анатолии Херсекли Ахмет-пашой.

– …ожидают вас, – после витиеватых таких изречений произнёс наконец через переводчика один из чинов посольства, изображающий из себя чудом выжившего и баюкающий забинтованную руку.

Ожидают, это верно. Только вот получат несколько иное, ни разу не запланированное, способное повергнуть обоих в глубочайшую депрессию. Сейчас же мои бойцы, причем не абы какие, а очень высокого по местным меркам уровня, берут под свой контроль всю территорию, где расположились посланники империи и лично Баязида II. Случись что, тут и до клинков может не дойти – как ни крути, но у каждого по два пистолета за поясом, а стрелять быстро и метко народ успел научиться. Это вам не метательные ножи, которые против даже средненькой брони пасуют, а металлические шарики солидного калибра, проламывающие доспех на близком расстоянии. Да, я ни разу не оговорился, ведь пистолет пистолету рознь, даже этого уровня развития, дульнозарядно-колесцовые. Разные они были, в зависимости от предназначения. Имелись малые, облегчённые, а были и такие, где ставка делалась именно на пробивную способность. Отдача, конечно, не приведи боги, зато и результативность хороша.

Будут ли рыпаться сами османы, когда поймут, в какую кучу свежего, собственными усилиями отложенного дерьма вляпались? Нельзя исключать. Тогда почти все тут и лягут, за исключением двух ключевых фигур, великого визиря и анатолийского бейлербея. Зато есть полная уверенность, что ни один из этой весьма недружной парочки не станет пробовать на себе сомнительные радости суицида. Фанатизма в обоих нет, да и мазохизма не проглядывает. Напротив, оба готовы цепляться за жизнь до последнего, а уж за жизнь хорошую тем паче.

Оказавшись в просторной комнате, где расположились, каждый на своём месте, Давуд-паша и Ахмет-паша, с ходу удалось подметить напряжённость атмосферы. Оба, осман и босниец-ренегат, заметно напряглись, стоило им лишь взглянуть на меня, Мигеля, Бьянку. Прикладным лицемерием мы здесь и сейчас страдать не собирались, смысл страдать фигнёй и на горизонте не просматривался.

Инстинкт самосохранения и звериное чутьё – вот чего в избытке хватало тем, кто долгие годы подвизался при азиатских дворах и при этом оставался в живых, тем или иным способом проскальзывая сквозь чуть ли не постоянные смерти близ тронов восточных деспотов. В игре, где правил либо просто нет, либо они меняются по первому капризу очередного властителя. Мда, чутье… без него там действительно не выжить. Хотя и с ним мало кому удавалось, следовало признать.

– Великая печаль… Страшное бедствие постигло Дом Османа, – возведя глаза к потолку и перебирая чётки, чуть ли не возрыдал великий визирь, таки да рискнув начать заранее подготовлённую «арию страдальца». – Селим, сын великого султана, пал от рук убийц, проникших сюда…

– А если перейти от этих лживых слов к истине, о малопочтенный Коджа Дамат Давуд-паша? – неожиданно для визиря прервал я его причитания, рассчитанные исключительно на публику. – Смерть Селима нужна была не нам, а вам. Собственно, эта нужда и привела к убийству сына султана, но вовсе не «проникших сюда убийц», а от тех, кто и без того здесь присутствовал.

– Я и мой друг, почтенный бейлербей Ахмет-паша не понимаем этих слов, что звучат от самого короля Италии.

Не понимаете? Ну-ну, вот прямо взял и с ходу поверил. А что ж тогда подобрались, как волки перед прыжком, разве что прямо клыки не оскалили? В глазах великого визиря мелькает откровенный страх, что же до Херсекли Ахмет-паши, то он посматривает в сторону второго выхода из комнаты. Зря посматривает, тем путём тоже не скрыться. Да и куда вообще можно улизнуть из мощной крепости, к тому же заполненной нашими солдатами, получившими чёткие и однозначные приказы. Думаю, и сам бейлербей Анатолии это вполне осознаёт, просто не хочет так уж сразу бросить искать выход из безвыходной ситуации.

– Понимание – это жизненно необходимое явление. Именно поэтому я и хочу его вам подарить. И начну с того, что как это помещение, так и большая часть других, занимаемых вашим посольством, просматриваются и прослушиваются. Вы, как сделавшие своей столицей бывшую столицу Византийской империи, должны были если не видеть, то слышать о тайных ходах, слуховых и зрительных отверстиях, которые пронизывали большинство дворцов византийской знати. Так вот, здесь, пусть и на скорую руку, было создано нечто похожее. Всё же Константинополь был Римом вторым, Восточным, а первый, он же Вечный Город – оттуда всё пошло, а значит и сохраниться было обязано. В том числе и знания, как быстро и надёжно сотворить средство видеть и слышать своих врагов.

– Шайтан…

– Как? – это уже прошипел Херсекли Ахмет-паша, пытающийся хоть немного сохранять хладнокровие, в отличие от великого визиря, готового плеваться огнём и ядом… если б только мог.

– Не скажу, что это было легко, но вот непринуждённо точно. А вдобавок представители Испании, Ордена госпитальеров и ещё кое-кто из заинтересованных сторон тоже слышали и слушали. Порой и смотрели, пускай и в не самые удобные отверстия в стенах.

– И выдать смерть султанского сына за итог нападение мстящих за свои унижения сербов тоже не получится.

– Совсем не получится, – дополнила Бьянка слова Корельи, с нескрываемым торжеством взирая на потерявших почти всю свою важность и напыщенность османов. – Весь этот шум который вы слышали, и суета, которую видели… Это обман. Андреа Лоредан, Янош Корвин и другие наблюдали и наблюдают за тем, как доблестные солдаты короля Италии показывают свои умения проникать в крепости под покровом ночи, а также пресекать подобное. Теперь смерть Селима из Дома Османа ударит не по нам, а по вам самим. Мы можем обвинить вас, великого визиря и бейлербея Анатолии, женатого на дочери самого султана в коварном убийстве. И нам поверят.

– Султан, хоть и знает… Он ведь знает, да? – ухмыльнулся Корелья, глядя на даже не бледного, а серого Давуд-пашу. – Всё равно Баязид окажется вынужденным покарать убийц своего сына. Вас двоих и других, простых орудий в руках столь важных персон.

Бах! Это один из бойцов разрядил один из пистолетов. Пуля же, попав прямо в голову схватившегося за клинок одного из янычаров, разнесла черепушку особо борзого фанатика так, что мало не показалось. Калибр, однако! Плюс отсутствие шлема, что неудивительно в данных декорациях.

– Кто пошевелится – будут убиты! – взревел Корелья, словно бешеный бык с о знамён Борджиа, на корявом османском, ибо только эти слова специально и выучил. – Замрите и будете жить!

Меньшая часть присутствующих и впрямь замерла. А вот янычары… Этих угрозой смерти не прошибить. А вот жеста от Херсекли Адмет-паши им вполне хватило. Очередное подтверждение того, кто именно главная фигура в сём посольстве.

– Кровопролития не будет? Неуместно…

– Что... ты… хочешь, король Италии Чезаре Борджиа?

– Мирного договора, – сказал я чистую правду. Пусть и в нужном ключе, не раскрывая всего. – Без попыток воздействия на нас этими… средствами. А для этого нужно поговорить. И без этих фанатиков, с раннего детства натаскиваемых на родную кровь. Пусть убираются. Оружие тоже пусть сложат, мне шума не требуется.

Зашептались. Оба, то бишь великий визирь и бейлербей. Ни черта в османском не понимаю, да и нет желания голову ломать над этим тарабарским наречием. Ай, пофиг. Всё равно говорят слишком тихо, их даже знающий язык и переводивший наши слова сейчас не в состоянии нормально услышать. Может лишь совсем скудные обрывки, из коих всё равно ничего толком не вытянуть. Именно это он и передал условленным жестом. Обидно, досадно, ну да ладно. Мелочи, иначе и не скажешь.

Ага, звучит повелительная команда и вот янычары, всем своим видом выражая глубочайшее недовольство, снимают пояса с подвешенными на них ножнами и один за другим покидают это место. Послушались. Переводчик, один из таковых, подтверждает, переводя приказы Херсекли Ахмет-паши. О как! Оказывается, бейлербей и истинный глава посольства надавил как раз на свой статус и на подписанную самим Баязидом бумагу, наделяющую его всеми возможными и чуточкой невозможных полномочий. Последнее – уже чисто моё предположение. Но документ в речи упоминался, равно как и необходимость для янычар следовать приказы.

Ушли. Это хорошо. Остались лишь сами Давуд-паша с Ахмет-пашой, три переводчиков и ещё парочка слуг, Без оружия, как я мог наблюдать. Если же что-то и спрятано в одеяниях – это уже детали. Расслабляться я и сам не собирался, и Мигелю с Бьянкой не позволю. Что до охраны, так им вообще ушами хлопать в подобной ситуации не полагалось, специально и тщательно натаскивали на самые разные ситуации, в том числе и внешне безобидные. Не мы такие, жизнь вокруг тяжёлая.

– Вы оба мертвецы, стоит нам лишь захотеть. Вас убьют не тут и не мы, а по приказу султана Баязида II, – с ходу выбросил я карты на стол. – Участь жертвенных баранов – вот что уготовано обоим, чтобы султан не оказался в глазах всего мира замешанным не просто в убийстве собственного сына – это как раз для ваших нравов дело привычное – но убийстве прямо на переговорах, с целью свалить его смерть на других. Пусть мамлюкам, маврам и прочим до этого нет дела, ибо сами такие же. Но вот Венеция, Испания, Венгрия, Молдавия, великое княжество Московское… Не-ет, султану легче прикончить двух своих полезных, но всё же слуг, избавившись тем самым от проблем. Вы же «признаетесь» во всем и даже больше либо под пытками, либо самим фактом своего бегства. Только и это надо ухитриться сделать. В нынешних то условиях… непросто будет. Я же готов предложить вам жизнь. Взамен на некоторые услуги, конечно.

–Выкуп? – оживился Давуд-паша. – Я готов платить золотом и словами. Только скажите, что нужно сделать.

– И что вы хотите от готовых вам служить, – мрачно процедил босниец. – И где это нужно будет делать – на ваших землях или сначала в империи?

Люблю смекалистых. Если осман просто выражал готовность служить, то ренегат поступил умнее, заранее обозначив собственное понимание ситуации, в которой оказался. Наверняка неполное, но и это было неплохо. Следовательно…

– Мигель. Поговори с великим визирем в соседней комнате. Расспроси его о том. Что нам желательно знать и о том. Как он видит собственную полезность. Я же займусь беседой с почтенным бейлербеем. А потом, быть может, сменим собеседников.Тем или иным способом.

Корелья даже словами отвечать не стал, лишь кивнул и махнул рукой в сторону выхода из комнаты. Не того, через который удалились славшие оружие янычары, а другого, ведущего в своего рода «комнату отдыха». Ситуация то заранее оговоренная и известно к чему ведущая. Нюанс. Это нам известная, а вот для кое-кого из посланников османского султана будет и ещё один сюрприз, ни разу не радующий.

Та-ак, Коджа Дамат Давуд-паша, переводчик и слуга нас покинули. Зато с оставшимся анатолийским бейлербеем разговор будет особенный. И я практически уверен, что привыкший предавать с юных лет охотно сделает это вновь, причём естественно этак, да ещё с немалой толикой энтузиазма. Но сперва уточняющий вопрос.

– Эти вот трое, – небрежный жест в сторону оставшихся двух переводчиков и слуги, – достаточно верны лично вам, Ахмет-паша? Или же лучше сразу от них избавиться, тем или иным образом.

– Их жизни в моих руках. Семьи тоже, – Херсекли Ахмет-паша аж подобрался, сконцентрировался, почуяв, что именно сейчас важны даже не каждое слово, а любой жест, движение, наличие или отсутствие улыбки. Для сохранности его шкуры важны, то есть самого ценного, что только он мог себе представить. – Они будут молчать, пока кто-то не напугает их сильнее, чем это уже сделано.

– Хорошо… Кресла мне и герцогине, будьте любезны, – попросил я, зная, что именно вежливые и без приказных интонаций слова быстрее всего приводят к результату, одновременно показывая отношение монарха не к слугам, а к соратникам, пусть и обычным по сути воинам охраны. – Не представляю, как можно вместо них использовать эти… подушки или как там их называют. Им место в спальне или когда рядом девицы, но чтобы при обсуждении чего-то важного… И как только вы, Стефан, умудрились привыкнуть настолько, что это стало столь непринуждённым.