Текст книги "Османский узел (СИ)"

Автор книги: Владимир Поляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Очаровательные создания и словами и жестами выразили полнейшую готовность ждать столько, сколько понадобится. Я же, на скорую руку одевшись, ничуть не смущаясь присутствия Бьянки – ей до мужеска полу дел совсем не было – не позабыл и клинок с парочкой пистолетов. Шутки шутками, а без оружия вообще не привык передвигаться. Бережёного и боги берегут, а небережёные… по ним заупокойные служат. Вдобавок я уже испытал на собственной шкуре такое понятие как смерть. Получив же второй шанс, пусть даже в ином времени, лишаться его раньше, чем лет этак через много точно не собирался.

Не сильно знакомые коридоры, но это нормально. Главное, что эта часть крепости под особой охраной, а звук голоса, если его не особенно повышать, далеко не разносится. Тем паче, когда стоишь рядом с окном.

– По общему вкладу и добыча, – продолжал я прерванную тему. – Венецианцы расширят свои прибрежные владения. Да и то… если не наделают глупостей, поддержав антипапу из Авиньона. А ведь могут и поддержать.

– Война с недавним союзником по Крестовому походу... Плохое впечатление останется.

– Мы не будем сами нападать и союзников не натравим, – парировал я. – Зато раздавить Ливорно и Сиену – это уже исключительно интересы королевства Италия. К тому же направленные против отступивших от Святого Престола недостойных правителей сих стран. Если же Венеция сама решит оказать поддержу духовным собратьям Савонаролы или лично Пандольфо Петруччи, который из Сиены много хлопот нам доставил… В случае нападения на Италию, мы имеем полное право защищаться, наши руки окажутся чисты. А вся грязь прилипнет к венецианской знати. Посмотрим, чего у них окажется больше – здравомыслия или же стремления схватить то, что им не принадлежит.

– Жадность – великий грех. Ты об этом, Чезаре?

– Величайший грех – глупость и только она. Все остальные вторичны.

– И снова у тебя особенное мнение насчет самых известных истин, – улыбнулась подруга, глядя на суету там, внизу, в крепостном дворе. – Я не сомневаюсь, что в истории ты останешься как заметная персона. Но вот сколько же злобны и ненависти на тебя выльется… Тебе не страшно? А еще насчет того, что будет после… после конца. Я иногда боюсь. Столько мертвецов, пожарищ, криков. И они словно исчезли. Никогда и не снятся. Многим снятся убитые. Мне нет. Кому-то помогает исповедь, покаяние, жертвы церкви. А я не верю в это. Не в бога, а в покаяние и исповедь. А ты сам? Прости, что говорю об этом с тобой, бывшим кардиналом, Великим Магистром тамплиеров… Но с кем ещё можно вот так, чтобы поняли и ответили? Даже Мигель не до конца понимает.

Прорвало Бьянку. Своего рода крик души, очередная точка перелома. Такое случается у тех, кто всеми силами старается идти вперёд, постигать новое, стремится вверх, при этом поневоле заново осмысливая свою жизнь. Отсюда и возникающие «проклятые вопросы», на которые мало кто в состоянии ответить и даже не всегда могут правильно выслушать. Тут ещё и общество вокруг… своеобразное, очень сильно зашоренное «единственно верным учением», которое хоть и не марксизм, но тоже та ещё отрава. Хвала всем богам и демонам, что мне на вопросы Бьянки ответить не так уж и сложно. Вдобавок именно общение со мной и привело её к этому очередному переломному состоянию. Справимся… причём ситуация пойдёт ей исключительно на пользу, сделав девушку сильнее и более полно воспринимающей саму жизнь.

– Мертвецы чаще всего снятся тем, кто не был уверен, заполняя своё личное кладбище, маленькое или не очень, – начинаю отвечать, попутно приобняв подругу, которая однозначно только ей и останется. – А исповедь… Многим порой требуется выговориться, а к священнослужителям идут потому, что так научили с детства. Ну ещё потому, что уверены в тайне той самой исповеди. Как по мне, зря. Если поделиться чем-то важным с близким человеком, куда меньше шанс, что это станет известно пусть не всем вокруг, но тем, кому всё это знать совсем не полагается. Простых людей спасает лишь то, что их тайны сильным мира сего по большому счёту совершенно не интересны. А вот монархи, знать, разного рода члены советов, сенатов и прочего… Совсем иная картина, Бьянка, весьма нелицеприятная. Откуда ты думаешь Святой Престол так много обо всех знает? Не в последнюю очередь та самая «тайна исповеди», на деле ну очень выборочная.

– Нет в тебе никакого почтения к святым отцам, – улыбнулась девушка, начиная немного расслабляться.

– И сразу представился «святой» Савонарола со своим Царством Божиим, которым уже давно по всей Италии и не только детей пугают. Крамер с его кострами для «ведьм» и прочий мусор в рясах. Лучше уж я, пусть ни разу не святой, зато всегда могу и готов выслушать подругу, с которой много что связывает. Так что в любой момент, когда будет не по себе… обращайся. Исповедоваться не нужно, а вот поделиться тем, что беспокоит – это можно и даже нужно. Например, своим беспокойством насчёт будущего. Напрасным, к слову сказать, ведь оно ожидается ярким и очень насыщенным. Вот, к примеру…

Заболтать девушку – умение полезное, особенно в такой ситуации. Попутно капля за каплей из её разума выдавливается нахлынувшая хандра и прочее. Приятно осознавать, что разговор по душам действительно помогает Бьянке. Ну а всё касающееся неотвратимо надвигающихся переговоров и иных дел – с этим тоже справимся. А как только получится разделаться с делами тут – сразу обратно в Рим. Мда, я в Рим, а кое-кто через некоторое время из Рима. Может не сразу, но через несколько месяцев точно. Вперёд, как говорится, навстречу своей мечте. И пусть только попробует сказать, что она это не совсем так представляла. Мне нужна помощь с её стороны, причём не номинальная, а самая настоящая. Пусть одна юная и шебутная особа делом докажет свою готовность.

Глава 11

Глава 11

Приштина, сентябрь 1495 года

Всяк твари по паре! Это выражение как нельзя лучше характеризовало собравшихся в достаточно, но не чрезмерно большом зале в крепости Приштины с целью закончить – не на слишком долгий срок понятное дело, ибо у большинства собравшихся были свои резоны продолжить начатое – войну, которая уже прогремела по всем европейским странам, части азиатских и всем североафриканским. Мда, не привыкла Османская империя, что о неё так показательно и нагло вытирают ноги. Ничего, пусть привыкают! А для мусульманского мира в целом за последние годы это стало уже вторым крайне болезненным ударом. Какой был первый? Естественно, падение Гранадского эмирата и соответственно окончательное изгнание мавров с испанских земель. Окончательное и бесповоротное, без каких-либо серьёзных надежд вернуться, поскольку мощь образовавшейся Испании была куда как весомее, нежели силёнки Фесского эмирата Хафсидов и Заянидов. Объединиться же в единый кулак меж собой, да ещё присовокупить Мамлюкский султанат и Османскую империю… Не-а, не прокатило бы! Слишком велики были противоречия этих государств, так что «Полумесячного похода» ожидать точно не приходилось раньше, теперь и вовсе не тот расклад.

Совсем не тот. Те же мамлюки со злорадством смотрели на избиваемую крестоносцами Османскую империю, желая ей как можно более тяжёлого поражения. И даже не пищали относительно того, что и их торговые и иные корабли, оказавшиеся в море, непосредственно так топятся или захватываются нашими каперами. Просто временно ограничили до минимума выходы в море, надеясь пересидеть смутное время и ожидая, что после поражения османов всё вернётся на крути своя. И их в этом убеждении ненавязчиво так старались поддерживать. Пусть думают те мысли, которые нам полезны, тем самым оценивая ситуацию абсолютно неверным образом. Это сейчас война шла с Османской империей, а вот потом… Потом итальянская армия вкупе с союзниками охотно обрушится и на султанат, особенно если случится удобный момент.

Так или иначе, но тех же мамлюков тут не наличествовало. Да и откуда бы они взялись, в войне ни разу не участвуя! Только османы, только хардкор. Тот самый, в коем именно приближённые султана находились в позиции подготовленных к особо жёсткому изнасилованию… в переносном смысле, конечно. Содомитов среди нас не водилось, а вот среди них – это отдельный разговор.

Селим, сын Баязида II, номинальный глава посольства. В настоящий момент он управлял Трабзоном, этим весьма значимым в империи санджаком, этакой губернией на турецкий лад. Учитывая же, что Трабзон был ближе к Стамбулу, нежели прочие из числа выделенных султанским сыновьям… Именно Трабзон ставил Селима на первое место среди возможных наследников трона империи. Также этот отпрыск Баязида II считался ещё и наместником всея Балкан, но теперь наместничество по большому счёту стало фикцией. Де-факто вся территория королевства Сербского уже вышла из-под контроля османов, следовательно… Ага, Селиму оставалось лишь «сосать лапу пожилого зайца», как говаривал один мой знакомый по прежней жизни, любящий выражаться довольно замысловатым образом.

Коджа Дамат Давуд-паша – битый нами великий визирь. Этот реально считал себя истинным главой и рвался отыграть на дипломатическом поприще хотя бы часть утраченных позиций. Понимал, хитрозадое создание, что если и тут провалится, останется лишь бежать как можно дальше и как можно быстрее. Чтоб не догнали. Шансы на успех, понятное дело, невелики, но в противном случае однозначно удавят шёлковым шнурком или отравят… может даже особым способом, а именно алмазной пылью, подмешанной в какой-то из напитков. Жуткая от неё смерть, откровенно говоря. Неудивительно, что этот будет упираться руками, ногами, и даже рогами, невзирая на отсутствие оных, лишь бы заключить мало-мальски приемлемый для империи мир.

Ну и третий, последний из ключевых объектов османского посольства – Херсекли Ахмет-паша, сука редкостная уже потому, что по настоящему его величали Стефан Херцегович Косача. Босниец, да не простой, а сын герцога Захумья и Поморья, ранее воеводы, то бишь правителя, Боснии. Через некоторое время та часть, которой владел Косача, станет называться Герцеговиной. Знакомое название, причём весьма, но суть не в этом. И вот этот типус, едва только встал на ноги, приполз в Стамбул, прося тогдашнего султана принять его на службу. А уж принятие ислама шло само собой разумеющимся нюансом.

Затем были интриги, принесшие неплохой для османского холуя результат, закрепление на новом месте и… Удачно сложившаяся ситуация и поддержка Баязида, победившего в очередной грызне за трон. Этим Херсекли Ахмет-паша заложил мощнейший фундамент для дальнейшего возвышения своего. Учитывая же наличие внутри головы не сплошной кости, а вполне себе работающего мозга… Результат, как говорится, очевиден. Вдобавок женитьба на одной из дочерей Баязида в качестве привязки к себе султаном одного из немногих действительно соображающих деятелей.

Тут и война с мамлюками очень удачно для Ахмет-паши подоспела. Назначенный к тому моменту бейлербеем – наместником с несколько ограниченными полномочиями – Анатолии. Он стал ещё и командующим войсками в этой части империи. И началось… Сражения, плен, освобождение из оного. Потом назначение капудан-пашой, то бишькомандующим всем имперским флотом. Успешные действия в этом качестве, последующий переход к делам сухопутным. Карусель, однако. Только вот, в сравнении с многими другими османскими флото– и полководцами босниец-ренегат смотрелся очень даже неплохо и даже более того. Отсюда и постепенно растущее влияние.

Подводя черту, можно было предположить, что именно этот Ахмет-паша и есть фигура, которая уполномочена Баязидом II принимать окончательное решение, если случится необходимость. Убийство Селима, присмотр за повисшим над пропастью великим визирем… и неизвестно что ещё. Запомним, учтём и будем действовать, не забывая про этот наиболее вероятный расклад сил внутри османского посольства. Пусть и дипломатическое, но сражение тут будет неслабое.

Сражение, я не оговорился. Потому как война то ещё не закончилась, боевые действия продолжали идти, пусть и была выделена определённая часть империи, куда лично мы обещали не соваться за ради обеспечения безопасности переговоров. Не совсем традиционно? В какой-то степени так, но вот скажите, на кой черт нам останавливать очередные высадки десантов на побережье при полном, абсолютном доминировании объединённого флота над тем, что осталось у Османской империи? То-то и оно! Успешно высадившись почти на всех островах и взломав оборону защищающих их крепостей, мы сумели взять под контроль Эгейское море. Разумеется, требовалось некоторое время на то, чтобы закрепиться на позициях, заменить временные гарнизоны на постоянные, озаботиться восстановлением разрушенного при штурмах и установкой крепостной артиллерии. Только это всё были хлопоты побеждающей стороны, а никак не терпящей поражение. Да и средства найдутся по всем перечисленным позициям. Это от противника с сильным флотом островные гарнизоны могут отхватить проблем, а сейчас, в нынешней обстановке…

Нормальные, пригодные для участия в боевых действиях корабли по мановению руки не строятся. Требуется время. Пусть у османов и есть запасы корабельной древесины, часть из которой правильно высушена, то есть подготовлена для немедленного применения – собственно постройка корпусов и хлопоты по оснастке тоже займут долгие месяцы, а то и пару-тройку лет. Купить – это не вариант! Если мы, то есть участники Крестового похода, продолжим контролировать акваторию Эгейского моря, то протащить корабли в море Мраморное будет аналогом русской рулетки. Может проскочат, а может и будут взяты на абордаж, пополнив уже враждебные Османской империи флота. Не-а, на такую авантюру османы вряд ли подпишутся. Будут сами строить, а значит, дадут нехилый запас времени. Это радует и весьма.

– Османские послы ждут,– отвлёк меня от размышлений голос Мигеля. – Глава госпитальеров, представители Милана, Флоренции и даже Венеции тоже появились в зале. Янош Корвин и Гергий Черноевич тоже должны были зайти. Остались только ты и вице-король Неаполя. Но его ты и сам видишь.

Вижу, факт. Стоит в окружении кабальерос свиты, перебрасываясь с ними малозначащими фразами. Видимо, так ему удобнее настраиваться на готовые вот-вот начаться переговоры. Я же, в отличие от испанца, предпочёл сесть в кресло, сцепить руки в замок и погрузиться в размышления на соответствующую тематику. Лишь теперь, со словами Мигеля, поднялся, парой движений размял чуток затёкшие мышцы и произнёс:

– Значит пора и нам. Нужно нанести последний удар в этой войне. Не мечом, а пером, которое обмакнули в чернила.

Несколько десятков шагов в сопровождении Мигеля, Бьянки и нескольких тамплиеров охраны и вот он, тот самый зал, где собрались представители всех участников этой войны. Я на автомате перехватил полные ненависти взгляды османов… почти всех, за исключением Херсекли Ахмед-паши и парочки находящихся рядом с ним, тоже на вид ни разу не азиатов. Похоже, такие же ренегаты, бомбу с подпалённым фитилем им в задницу. Эти смотрели оценивающе, как на опасного врага, но не теряя головы. Плохо… ведь куда сподручнее иметь дело с теми, кто позволил себе впасть в ярость и не полностью – в лучшем случае – контролирует собственное поведение.

Ага, даже так! Особо концентрированная ненависть была сосредоточена даже не на мне, официальном организаторе и лидере принесшего Османском империи столько бед Крестового похода, а на моей подруге и советнице. Бьянка, как личность абсолютно толстошкурая в подобных ситуациях, да-авно выработавшая полный иммунитет, даже не дёрнулась, хотя наверняка заметила. Хм, даже улыбнулась, обжигая в свою очередь взглядом султанского сынка. Презрение, вот что было в этом ответном взгляде, полное и бескомпромиссное. Хорошо то как пошло, аж душа радуется.

В чём причина такой нутряной ненависти? Женщина на переговорах, причём не просто как игрушка, подающая фрукты, напитки и прочее, либо танцующая для услады глаз, а как полноправная часть, как облечённая немалой силой и властью. Той, которой в любой магометанской стране она была бы по умолчанию лишена. А тут… Провокация удалась, что называется, с порога. Селим откровенно бесился, лишь каким-то чудом удерживаясь от слов или действий, способных сорвать переговоры. Великий визирь был более сдержанным, хотя что-то шептал себе под нос на османском своём наречии. Наверняка просит Аллаха покарать «непотребную женщину, рядящуюся в схожие с мужскими одеяния и при оружии». Пусть просит, всё едино отвечать ему не станут. Жаль только, что Ахмет-пашу не пронять. Этот ведь по рождению и воспитанию не осман, а вполне себе европеец, пусть и прислуживающий врагам собственной крови.

Остальные… на них плевать. Писцы, переводчики, прочая мелочь, их мнение есть ноль без палочки по большому то счёту. А вот иная, то есть наша сторона, на ней всё куда более пёстро. Коалиция, млин, со множеством участников, в большей или меньшей мере проявивших участие в войне и претендующих на куски пирога, что уже оторваны от империи и отрыв коих остаётся лишь официально закрепить.

Вот сидит Пьер д’Обюссон, глава Ордена госпитальеров, ухвативший судьбу за хвост и уже избавившийся от страха за будущее. Теперь его рыцари не чувствуют себя окружёнными врагами со всех сторон, а поддержка Ордена Храма хоть и поставила в подчинённое положение. Но дала главное – возможность вернуть утраченные позиции. Да и не зазорно госпитальерам подчиняться Святому Престолу, они ж и без того в своём уставе это в незапамятные времена отразили.

Андреа Лоредан… венецианец. Участвовал в битве при Лефкасе, где был сломан хребет османского флота. Не в пример командующему венецианским флотом Антонио Гримани, показал себя вполне достойно, хотя и звёзд с неба ухватить не сумел. Как по моему мнению, так и по словам де Лима, фон Меллендорфа и прочих – крепкий такой середнячок, но способный выполнять не слишком сложные задачи. И не вызывать раздражения у союзников, что в сложившейся ситуации тоже имеет значение. Венецианцы успели откровенно достать многих своими завышенными требованиями, откровенными капризами и желанием получить как можно больше, по минимуму вкладываясь в эту войну. Про их войска я и вовсе молчу… иначе придётся исключительно матом. Где, я вас спрашиваю, герцог Мантуи Гонзага или хотя бы его дядюшка? А ведь эти двое лучшее, что на данный момент было у республики! Нет, сюда ни одного из них не прислали, видимо, придерживая обоих в италийских землях на понятно какие случаи. Говорящий такой факт, чего уж.

Представители Милана и Флоренции, этих почти состоявшихся вассалов, пускай до официального признания сего факта могут пройти ещё долгие годы. В таких случаях лучше всего «поспешать медленно». Но если Милан представлял Фабрицио д’Арранте, известный мне лишь как одно из доверенных лиц Катарины Сфорца, герцогини Миланской, то человек, представляющий интересы герцогства Флорентийского был слишком хорошо известен не столько тут, сколько в моём времени. Никколо Макиавелли и этим всё сказано. Пока ещё молодой, находящийся в начале своего пути, но одним своим тут присутствием доказывающий, что настоящий гений пролезет наверх как при аристократической республике, так и при монархии.

Хамелеон, циник, интриган, редкая сволочь и… гений. В свои двадцать шесть лет он уже плавал, как рыба в воде во всех архивных документах, знал сильные и слабые стороны союзников и врагов Флоренции, готов был по мере надобности подкупать, выпрашивать, посылать наёмных убийц или обещать разного рода услуги. Разумеется, сам факт данного обещания не стоил для Макиавелли ровным счётом ничего. Слова – они не более чем сотрясение воздуха для подобного типажа. Здесь, в этой ветви реальности он начал свой путь наверх, предоставив Пьеро I качественную подборку компрометирующих бумаг на тех видных жителей Флоренции, кто не был изгнан после восшествия Медичи на престол, но потенциально мог представлять опасность. Но не просто подборка оказалась в руках великого герцога Флорентийского, а ещё грамотным образом оформленная, с выделением наиболее важных нюансов и возможности их применения в той или иной ситуации. Затем успехи в обнаружении скрытых сторонников Савонаролы, несколько дельных советов относительно скорейшего встраивания в герцогство полученных после победы над Францией земель. Посольство к князю Пьомбино, который вынужденно стал вассалом Пьеро Флорентийского, опасаясь за сохранность своего маленького княжества, зажатого между Сиенской республикой и Царством Божьим Савонаролы. Никколо умел правильно себя подать и стать если не незаменимым, то очень полезным.

И вот очередное поручение, по результатам которого молодой Макиавелли мог сделать ещё один шаг вверх, по ступеням власти. Целеустремлённый молодой человек, у которого здесь шансы… куда больше, нежели было в известной мне истории.

Почему я даже не пытался забросить удочку на предмет перетащить этого гения интриг и дипломатии к себе в Италию? Опасения… Несмотря на все свои таланты, синьор Никколо Макиавелли был личностью крайне неоднозначной. Его идеалы, о которых я был вполне себе осведомлён из нескольких авторских книг сего выдающегося флорентийца, недвусмысленно показывали, что монархия – отнюдь не та форма правления, к которой тот испытывает симпатию. А уж какие тараканы копошатся внутри гениального разума… выяснять было малость боязно. Потом – да, бесспорно. Но не теперь. Пусть пока трудится на благо Флоренции, я же присмотрюсь. Вдобавок, личности подобного типажа становятся хоть немного более надёжными, если сами предлагают свои услуги, а не их уговаривают включиться в работу на конкретной стороне бесконечной «игры во власть».

И двое последних – Янош Корвин и Георгий IVЧерноевич, князь Славонский и господарь Зеты соответственно. Оба прикатили в Приштину, но мотивы разные. Да и надежды тоже ни разу не одинаковы. Корвин то полноценный участник Крестового похода, выполнивший всё, что от него требовалось. Нанёс удар с венгерского направления, оттянул на себя определённую часть османских войск, помешал султану сконцентрировать против нас совсем уж огромное число войск. Магнит для сербских граничар опять же. Они, ненавидящие османов лютой ненавистью, охотно включили свои отряды в войско князя Славонского, рассчитывая на победу крестоносцев и освобождение своей страны от завоевателей. Правильно рассчитывали, чего уж. Отсюда и соответствующее воздаяние, в том числе и самому Яношу Корвину.

Чего он хотел больше всего? Корону Венгрии. Увы и ах, но пока там обитает Владислав II Ягеллон, пусть и сторонников у него среди венгерской знати, скажем так, не подавляющее большинство. И Италии прямо конфликтовать с Ягеллоном, да в условиях разгорающегося религиозного пожара ни разу не с руки. Потому корона у Яноша Корвина должна образоваться, но не венгерская, а боснийская, сочетающая в себе уже находящуюся под его властью Славонию и часть собственно Боснии. Вся Босния, отбитая у османов – это слишком жирно, не хочется отдавать столь большой и вкусный кусок пирога де-факто второстепенному по значимости участнику. Да и сам Корвин особенно возмущаться не должен, понимая своё не самое простое положение. В конфликте с Владиславом II Ягеллоном, который непременно случится, рано или не слишком, ему нужны будут союзники, которые не кинут незаконнорожденного сына венгерского короля при первом же удобном случае. А вдобавок достаточно сильные, чтобы охладить пыл не только Ягеллона, но и императора Максимилиана. В эти рамки как раз мы, Борджиа, очень хорошо вписываемся. Ну или напротив, способны выламываться за любые рамки, загоняя туда тех, кто нам противостоит. Как ни крути, а суть от этого не меняется.

Нет, Янош Корвин, равно как и его возможные действие, понятны, предсказуемы и полностью устраивают. В отличие от последнего из присутствующих, господаря Зеты Георгия IV Черноевича. Этот приехал сюда лишь по одной причине – из страха. Чего именно боялся господарь? Право слово, легче сказать, чего он не боялся. Ведь несмотря на трусость свою нехилую, умом обделён не был, а потому осознавал, что власть его в Зете держится на то-оненьких таких нитях, часть из которых уже успела оборваться Наше участи в этом обрыве? Исключительно косвенное.Знать и воины этого княжества видели действия своего господаря и наши, а значит имели возможность сравнивать. Да ипредательство братьев Черноевича, и некоторой части придворных из числа вполне себе приближённых и доверенных, что прямо переметнулись на сторону султана или были буквально схвачены за руку при передаче разного рода сведений османам… Укреплению власти над Зетой это ни разу не способствовало.

Отсюда и страх потерять престол. Страх же, он порой толкает подобного типа личности на самые нелогичные поступки. К примеру, на тайные переговоры с врагами тех, от кого они видят реальную или же мнимую – не столь важно – угрозу. Пока – и ключевое слово тут именно «пока» – мои ребятки из числа поставленных наблюдать за господарем не выявили ничего подобного, но вот разговоры и намёки – тут уж совсем другое дело. Георгий Черноевич осторожно, но настойчиво пытался найти себе сильного покровителя, на которого или которых можно было бы опереться в противовес нам. К султану соваться было совсем уж боязно, равно как и к иным магометанам, а вот христианские правители… тут ведь одних контактов для прямого подозрения маловато будет, прямо не прикопаться, особенно если подать это под соусом налаживания тех же торговых связей, немаловажных для Зеты.

И всё же присутствие Черноевича было необходимым. Более того, территория Зеты по итогам заключения мирного договора должна была значительно – по меркам этого малого княжества, конечно – подрасти. Только вот ключевые крепости и особенно Подгорица всё едино останутся под контролем Борджиа, пусть и в качестве цитаделей Ордена Храма. Мотивация для публики понятна – необходимость держать действительно серьёзные силы, чтобы османы вновь не попытались покорить эти земли.И финансовая выгода близка к минимуму по причине полного отсутствия притязаний на земли вокруг городов-крепостей. Для виду, конечно. На практике же всё было иначе. Кто владеет ключевыми крепостями, то контролирует и земли вокруг. Это азбука, которую Георгий IV Черноевич не мог не знать. Возразить что-либо против, впрочем, тоже не осмеливался, понимая, что в подобном случае будет выпнут с трона не в теории и когда-нибудь, а на практике и незамедлительно. Более того, далеко не факт, что он, трон то есть, перейдёт к кому-то из его родственников, а не станет очередным важным призом для участников Крестового похода.

Мда, компания собралась не слишком большая, но крайне представительная. К ней я отношу всех присутствующих, в том числе и представителей Османской империи. И не включаю разного рода охрану и слуг. Видя, что все уже расположились каждый на свой манер, я произнёс:

– Мы собрались здесь и сейчас для того, чтобы закончить войну, договорившись о таком мире, который устроит всех здесь присутствующих. И мир этот желателен для всех нас. Для кого-то больше, для кого-то меньше, но необходимость прекращения войны отрицать сложно. Вот и не будем этого делать. Надеюсь, возражений против этой истины ни у кого не возникло?

– Мир есть конечная стадия любой войны, – вкрадчиво, на зависть людей змее вымолвил Макиавелли. И любой государь должен здраво мыслить, глядя на ход ведущихся войн. Лишь тогда он может преумножить свою силу или же сохранить большую часть, поступившись меньшей. Не понимающий же этого обречён услышать, как хрустят, надламываясь, опоры его трона.

И взгляд в сторону османской троицы, но особенно на Херсекли Адмед-пашу. Дескать, я прекрасно понимаю, кто тут на самом деле главный.

Понеслось… Слов Макиавелли хватило для того, чтобы как следует взбодрить как великого визиря, так и Селима. Оба они, но султанский отпрыск в особенности, сразу начали очень активно суетиться. Разумеется, приправляли суету показной важностью, но…Хвост вертит собакой или собака хвостом? Тут всё зависело от того, кто кем в данной ситуации являлся.

– Признайте очевидное, Селим, – в меру доступного ему спокойствия вице-король Неаполя Гонсало Фернандес де Кордова пытался в очередной раз напомнить сынку султана, что надо разумно подходить к сложившейся ситуации. – Те земли, на которых уже находятся воины Креста, не вернутся в османскую империю. У вашего отца, султана Баязида II, нет достаточного числа войск, чтобы нанести нам поражение.

– А ещё создаются и обучаются отряды из числа сербов. Большое количество, в желающих недостатка нет, – довольно этак протянула Бьянка, глядя в глаза Селиму, чем бесила османа просто до судорог. – Чем дальше будет откладываться мир, тем больше земель и крепостей потеряет Османская империя. Нам каждые день-два приходят вести об очередных успехах.

–Вам всем тоже нужен мир, – огрызнулся Скелим. – На хранимую самим Аллахом империю моего отца никто не готовится напасть исподтишка! И нет бога кроме Аллаха и Магомет пророк его! Вы же, чтящие лишь Ису бен Мариам, рвёте свой Святой Престол как собаки мозговую кость, каждый себе. Авиньонский раскол, вот почему вы так хотите мира. Не меньше, чем он нужен нам, он желаем и вам.

Обожаю наивность восточных дикарей, особенно когда они мнят о себе не пойми что. Я не смог удержаться от улыбки, как и большинство присутствующих. Зато Никколо, мать его. Макиавелли, олицетворял собой этакого представителя стоицизма вкупе с кинической школой философии. Яда известнейшему в моём времени политику и тут было не занимать.

– О да, Авиньонский Раскол больно ударил… по кошельку Его Святейшества. Но если убыло в одном месте и при этом есть возможность черпать из другого – это не бедствие, а всего лишь неудобство. А земли Османской империи богаты. Особенно те, которые раньше были частью Византии. Те, на которых уже находятся воины-крестоносцы. Острова Эгейского моря, некоторые порты бывшей Эллады… Если жевеликий и могучий султан, да пошлёт небо ему крепкое здоровье, попробует сбросить в воду высадившиеся на берег наши войска… Его Величество Чезаре и вице-король Неаполя обязательно атакуют со своей стороны. Направление на Софию или Скопье. Затем… это уже я не осмелюсь сказать. Но если в итоге падут Салоники, то ваша могучая империя будет разделена надвое. Такова окажется цена ещё пары-тройки месяцев войны.

Провокация и намеренное нагнетание атмосферы страха. В сочетании с умением Макиавелли играть словами и интонациями результативность сделанного шага откровенно радовала. Османские представители умели читать карту, да и представляли себе теперешнее положение имперских войск, по большей части напрочь деморализованных и откровенно страшащихся нового масштабного сражения. Тот террор, который мы устраивали на освобождаемых от османской власти землях, ничуть не скрывался. Более того, слухи специально распространялись и даже преувеличивались. Цель? Показать, что есть лишь одно спасение – бегство.