Текст книги "История русской армии. Том второй"

Автор книги: Владимир Никольский

Соавторы: Николай Орлов,Петр Ниве,Николай Михневич,Михаил Шишкевич,Павел Андрианов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 42 страниц)

Время Цицианова

Состояние Грузии и вообще всего Закавказья в начале царствования Александра I вызывало необходимость поставить во главе тамошнего управления человека не только с административными способностями, но и знакомого с местными условиями и бытом туземного населения. Таким лицом явился князь Павел Дмитриевич Цицианов. Принадлежа к одной из наиболее известных грузинских фамилий, князь Цицианов был, кроме того, родственником последнего царя Грузии.

Князь Павел Дмитриевич родился в Москве 8 сентября 1754 г. Начал службу в Лейб-гвардии Преображенском полку и 1 января 1772 г. произведен в прапорщики в тот же полк. 12 февраля 1786 г. с производством в полковники назначен командиром Санкт-Петербургского гренадерского полка, с которым и был в первом огне в армии графа Румянцева в 1788 г.

После взятия крепости Бендеры он был отправлен в Польшу, где сформировал Гренадерский полк (ныне Гренадерский Фридриха-Вильгельма III) и с ним пришел в Гродно в 1793 г. В сентябре этого года был произведен в генералы. Участвуя в подавлении польского восстания под начальством Суворова, Цицианов выказал блестящие военные дарования. В 1796 г., по выбору самой императрицы, он принял участие в персидском походе.

На месте познакомившись с бытом азиатских народов и их характером, Цицианов возвратился в Россию подготовленным для предстоявшей ему новой деятельности. Сильные черты характера, энергия и преданность долгу князя были известны императору Александру I, и он признал его наиболее способным уничтожить беспорядки в Грузии.

Беспрестанные вмешательства членов грузинского царского дома во внутренние дела страны и интриги, клонившие к восстановлению прежнего правления, заставили императора принять меры к вызову в Россию всех членов царского дома, после чего предполагалось привести в систему и ясность крайне запутанные дела Грузии, а затем кротким, справедливым, но притом и весьма твердым поведением нового правителя рассчитывали приобрести доверие не только Грузии, но и соседних владетелей.

После трагической смерти сурового повелителя Персии Ага-Магомет-хана на престол вступил его племянник Фет-Али-хан, известный более под именем Баба-хана. Под его правлением в Персии затихли междоусобия, но это спокойствие не было прочным, так как многие из ханов готовы были избавиться от персидской зависимости. Цицианову было поручено поддерживать дружбу с лицами, нам преданными, и вновь войти в сношение с теми ханами, которые будут склоняться на сторону России. Отношения же с Персией были миролюбивы.

Турция, внешне оставаясь спокойной и поддерживая миролюбивые отношения с Россией, тайно интриговала среди магометанского населения Кавказа, восстанавливая его против нас. Особенно беспокойным соседом был паша ахалцыхский. Обращая весьма мало внимания на власть султана, он держал у себя лезгин и вторгался в русские пределы.

Наиболее значительные ханы и владетели, с которыми Цицианову приходилось иметь дело, были: Шейх-Али-хан дербентский и кубинский – высокомерный, надменный, предприимчивый, властолюбивый и интриган; Мустафа-хан ширванский (шемахинский) – храбрый, хитрый, славолюбивый, предприимчивый и искусный в военном деле; Сурхай-хан казыкумыкский – весьма храбрый, твердый и осторожный, непримиримый враг христиан, имевший большой вес в Дагестане. Прочие же, как аварский хан и кадий табасаранский, были молоды и никакого влияния на ход событий на Кавказе в это время иметь не могли. Гуссейн-хан бакинский был человек слабый и трусливый, Мир-Мустафа талышинский – весьма слабый и ничтожный.

На Северном Кавказе народы к западу от верхнего течения Терека делились на кабардинцев, осетин и черкесов. Первые две народности перешли в подданство России еще в XVI в., что же касается черкесов, которые в официальной переписке назывались закубанцами, то они находились под покровительством Турции. Чеченцы и лезгины считали себя вольными и независимыми.

Незначительность боевых средств заставляла тогдашних главнокомандующих поддерживать горцев в постоянной вражде между собою, не допуская их объединения, могущего стать для нас опасным.

4 декабря 1802 г. Цицианов прибыл в Георгиевск. И вскоре после своего прибытия, с целью ограничить хищничество кабардинцев в наших пределах, решил построить укрепление около углекислого источника Нарзана, где ныне находится Кисловодск и где сосредоточивались все арбяные дороги к реке Кубани.

Новый главнокомандующий, зная наклонность азиатских владык к хитрости и вероломству и страх лишь перед силою, решил действовать иначе, чем его предшественники. Вместо ласки и уступок он проявил твердость и энергию, так как находил, что главная политика в Азии – сила, а лучшая добродетель – храбрость. Во время переговоров были установлены некоторые общие правила для безопасности нашей торговли вдоль Каспийского побережья. Многим из горских владетелей от русского правительства выдавались денежные субсидии. Эти субсидии, собственно, были необходимы для трех владетелей, а именно: кадия табасаранского, шамхала тарковского и уцмия каракайтагского, владения которых, простираясь от Кизляра до Дербента, составляли непрерывную побережную часть Каспийского моря. Далее эта полоса принадлежала ханам дербентскому и бакинскому, на которых надлежало обратить особое внимание.

Бакинская область в прежние времена принадлежала дербентскому хану. Шейх-Али-хан хлопотал о том, чтобы возвратить ее и присоединить к своим владениям. Бакинское ханство недолго оставалось самостоятельным и независимым, оно скоро стало подданным ширванских ханов. Видя стесненное положение Гуссейн-хана бакинского и желая присоединить бакинский порт к владениям России без военных действий, Цицианов старался убедить хана о постановке двух батальонов русских войск в Баку и через присланного ханом уполномоченного Ала-Верды-бека заключил условие на подданство России.

Донося об этом условии, Цицианов признавал необходимым тогда же занять нашими войсками Дербент и Баку, ссылаясь на то, что другого столь удобного случая не будет. Мысль о занятии Дербента и Баку обратила на себя внимание Александра I и подверглась всестороннему обсуждению, но Зубов, от которого было затребовано мнение, высказал, что занятие вообще всех прибрежных городов Каспийского моря он считает преждевременным. Кроме того, занятие Баку, Дербента и других городов могло подорвать к нам доверие горских владетелей, что противоречило предначертанной государем политике. Ввиду этого император не согласился на занятие Дербента нашими войсками. Тем не менее, когда в Петербурге было получено известие о переговорах, начатых Цициановым с бакинским ханом, было сделано распоряжение об отправлении в Грузию двух полков с Кавказской линии, дабы иметь возможность в случае надобности опереться на силу. Но переговоры с бакинским ханом были прерваны из-за вмешательства Мустафы-хана ширванского, бороться с которым было трудно.

1 февраля 1803 г. Цицианов прибыл в Тифлис. Он начал с того, что удалил Коваленского от должности правителя Грузии, а на его место назначил генерал-майора Тучкова. Затем принял меры к удалению членов царского грузинского дома (их было до 90 человек обоего пола); пришлось прибегнуть к силе. При приведении этой меры в исполнение одною из цариц, а именно царицею Марией, был убит генерал Лазарев [105]105
  За это царица Мария была заключена в монастырь в г. Воронеже.


[Закрыть].

В первой половине 1803 г. в Грузии оставались лишь царевичи Александр, Юлон и Теймураз, которые не переставали подстрекать народ и искать посторонней помощи. По подговору царевича Александра, лезгины, и без того бывшие беспокойными соседями, одновременно небольшими партиями в разных местах вторглись в Грузию. Расположенные на границах наши войска не могли уследить за каждой мелкой толпой преимущественно конного неприятеля.

^{Фельдмаршал Иван Федорович Паскевич, граф Эриванский, князь Варшавский}

В течение зимы 1803 г. ходили слухи о готовящемся нападении лезгин в значительных силах. Желая предупредить это вторжение, Цицианов поручил генералу Гулякову передвинуть отряд к броду Урдо на Алазани и избрать места для постройки редутов, которые могли бы затруднить лезгинам вторжение в Грузию. Этой мерой предполагалось прервать прямой путь в Ахалцых и заставить лезгин делать объезды на Карабаг. При успехе Гуляков должен был следовать далее и потребовать, чтобы лезгины выдали царевича Александра, согласившись ввести в Джары и Белоканы русские гарнизоны.

2 марта Гуляков двинулся в Джарскую область с отрядом, состоявшим из 3 батальонов с 8 орудиями и 2 сотнями казаков. Сверх того при отряде было грузинских князей, дворян и местных жителей до 4500 человек.

Экспедиция была удачна. Гуляков встретил лезгин при броде Урдо, разбил их и, преследуя, занял Белоканы – сильно укрепленное лезгинское селение – и уничтожил его.

Пользуясь этим успехом, Цицианов не хотел ограничиться введением в Джары и Белоканы русских гарнизонов и поручил Гулякову требовать принятия присяги на подданство.

Союзник джарцев нухинский хан, узнав о занятии Белокан, предлагал свое посредничество. Надеясь на помощь нухинского хана, джарцы не согласились исполнить наши требования, и потому Гуляков принужден был продолжать с отрядом движение на Джары, самое главное и богатейшее селение лезгинских вольных обществ, которое и занял 29 марта без всякого сопротивления. Результатом этого похода было полное подчинение джаро-белоканских лезгин.

Для утверждения нашего господства в этом округе при броде Урдо был построен на батальоне редут, названный Александровским, и учреждены посты: вверх по реке Алазани при Царицынском колодце и вниз по течению реки при урочище Карагач, каждый для двух рот.

Покорение Джаро-Белоканской области все еще не обеспечивало спокойствия в Грузии, так как продолжавшиеся интриги членов грузинского царского дома распространились далеко за пределы Грузии и отразились на владетелях Имеретии и Мингрелии. Имеретия и Мингрелия, включая сюда Лечмух, входили прежде в состав грузинского царства. Во главе Имеретии стоял царь, а Мингрелии – Дадиан, с неограниченными деспотическими правами по отношению только к тем подданным, которые не имели возможности им сопротивляться; сильные же сопротивлялись правителям, значительно ослабляя власть обоих владетелей.

Упадок власти и беспорядки в Мингрелии особенно усилились после смерти предшественника князя Григория Дадиана, который оставил пять сыновей и вдову, женщину самолюбивую и мстительную, враждовавшую со старшим своим сыном и законным наследником Григорием Дадианом, 18 лет от роду ставшим правителем Мингрелии.

Царь Имеретии, Соломон II, был женат на сестре Григория, и между ними более двадцати лет существовала теснейшая дружба, но вторичная женитьба Григория Дадиана на дочери последнего царя Грузии Георгия XII – Нине Георгиевне, поставила их во враждебные отношения. Соломон заявил притязание на Лечхумскую область, находившуюся между их владениями. Правитель Мингрелии, не видя возможности бороться с сильнейшим противником, стал искать покровительства и подданства России, каковое и осуществилось 4 декабря 1803 г. с оставлением рода Дадианов начальствующими Мингрелией.

Вскоре после этого имеретинский царь Соломон также высказал желание вступить под покровительство России. Присоединение Имеретии к российским владениям Цицианов признавал не только полезным, но и необходимым, так как с этим приобретением осуществлялось желание нашего правительства придвинуть к Черному морю наши закавказские владения.

Вступление царя Соломона в подданство России было не так чистосердечно, как он об этом писал. Он желал только получить возможность разорить владения Дадиана, затем при первом случае отказаться от подданства. И одновременно с отправлением своего уполномоченного, князя Деонидзе, в Петербург, Соломон отправил другого посла в Константинополь с просьбой к турецкому правительству защитить его от русского оружия. Посылка эта, впрочем, осталась без всяких последствий.

Вероломные поступки Соломона и его враждебные выступления против Мингрелии заставили прибегнуть к занятию Имеретии войсками даже без согласия Соломона. Но вследствие приготовления к походу в Ганжу необходимо было отложить действия против имеретинского царя до окончания этой экспедиции.

Недостаток войск в Грузии и невозможность усилить боевые средства новыми полками из России заставили Цицианова изворачиваться теми средствами, которые он имел в своем распоряжении. Действия с лезгинами, несколько раз нападавшими на села Цалки и Карели, на некоторое время задержали экспедицию князя Цицианова против Ганжи. Эта временная задержка позволила Джевад-хану приготовиться к встрече русских.

По прибытии в Грузию Севастопольского мушкетерского и 15-го егерского полков Цицианов собрал в Саганлуге, в 15 верстах от Тифлиса, отряд силою в 3 батальона с 2 егерскими ротами, 3 эскадрона драгун и 11 орудий и 22 ноября выступил из Саганлуга. Через шесть переходов достиг Загиала (шамшадыльского селения), где к нему присоединились еще 2 батальона 17-го егерского полка. Таким образом, отряд увеличился до 5½ батальона.

29 ноября, по прибытии в Шамхор, Цицианов отправил Джевад-хану письмо с требованием сдачи Ганжи. Получив отрицательный ответ, главнокомандующий приступил к рекогносцировке крепости. Подъехав к предместью и не имея возможности осмотреть крепость, не завладев предварительно садами, Цицианов сформировал две колонны: одну, из Кавказского гренадерского батальона, с легкими войсками и двумя орудиями, под начальством подполковника Симоновича, он направил по большой тифлисской дороге, а сам с 2 батальонами егерей, эскадроном драгун и 5 орудиями двинулся правее тифлисской дороги на ханский сад.

В садах наши войска встретили сильное сопротивление. Предместье, растянувшееся на полторы версты от стен крепости, изобиловало высокими глинобитными заборами, окружавшими сады и представлявшими ряд отдельных укреплений, которые приходилось брать штурмом. Несмотря, однако, на сильный огонь и отчаянное сопротивление, наши войска в течение 2 часов успели очистить предместье. На другой день крепость была обложена и открыто бомбардирование.

Желая избегнуть кровопролития и полагая, что Джевад-хан достаточно напуган поражением своих войск в предместье, Цицианов письмом вновь потребовал сдачи крепости. Целый месяц длились бесплодные переговоры, и наши войска держали ганжинскую крепость в осаде, но на все требования сдачи Джевад-хан отвечал отказом. Тогда, собрав военный совет, Цицианов решил штурмовать Ганжу. Начальником наступающих колонн был назначен генерал-майор Портнягин, и ему было приказано все предприятие держать в тайне, оставляя войска на местах, и только за полчаса до наступления развести их по назначенным местам. Казачья цепь до рассвета должна была оставаться на своих местах.

Штурмующие войска были разделены на две колонны, из которых первой, составленной из двух гренадерских батальонов и 200 спешенных драгун под общим начальством Портнягина, приказано было идти влево от карабагских, или верхних, ворот – «от батареи артиллерии подпоручика Башмакова», вторая колонна, из двух батальонов 17-го егерского полка, под начальством полковника Карягина, должна была наступать левее тифлисских, или цитадельских, ворот; колонна эта предназначалась для демонстративной атаки. Батальон 17-го егерского полка майора Белавина, при котором находился и сам Цицианов, составлял резерв и был поставлен на Майдане, против карабагских ворот. Батальон Севастопольского мушкетерского полка поставлен напротив тифлисских ворот с приказанием препятствовать выходу неприятеля из крепости и в случае надобности для помощи штурмующим. Вся артиллерия свезена была к резервам и туда же отряжено 100 казаков. Наконец, татарской коннице, «недостойной по неверности своей вести войну обще с высокославными войсками», приказано было держать цепь вокруг форштадта и садов.

^{План крепости Ганжи}

Штурм был назначен на 5½ часа утра 3 января. До земляной стены отряд должен был дойти с крайнею тишиною и, пользуясь темнотою ночи, приставить лестницы к городской стене. Диспозиция была исполнена в точности. Колонны к назначенному времени заняли свои места и подошли к городскому валу так тихо, что огонь из крепости был открыт тогда, когда наши солдаты были не далее как в 15 сажен от земляного вала. За земляным валом оказалась каменная стена. Неприятель начал кидать в атакующих камни и стрелы, а также для освещения штурмующих – подсветы, сделанные из свернутых бурок, смоченных нефтью и зажженных.

Карягин хотя и должен был производить демонстративную атаку, но, видя вред, причиняемый неприятелем, выделил лишь незначительный отряд для демонстрации и, не ожидая условленного сигнала колонны Портнягина, кинулся к лестницам и успел взойти на стену раньше левой колонны. Овладев стеною, Карягин отправил вдоль нее батальон майора Лисаневича, который овладел последовательно двумя башнями и затем отворил городские ворота. В одной из захваченных Лисаневичем башен был убит сам Джевад-хан, упорно защищавшийся, сидя верхом на одной из пушек.

Колонна Портнягина сначала не имела такого успеха. Сделанная в земляном валу накануне штурма брешь указала неприятелю место главной атаки, а потому здесь была сосредоточена большая часть сил осажденных. Вследствие этого левая колонна, встретив у бреши упорное сопротивление, была вынуждена взбираться по приставным лестницам. Портнягин первым взошел на стену, а за ним последовал весь отряд и овладел тремя башнями.

Но, овладев башнями, войска должны были спуститься в город с каменной стены четырех сажен вышиною. Шести башенных спусков не хватало рвавшимся вперед войскам, и они, несмотря на продолжавшийся внизу ружейный огонь ганжинцев, перетаскивали с наружной стороны стены 14-аршинные лестницы и по ним спускались в город.

В городе между тем смятение было ужасное: толпы татар, конных и пеших, в беспорядке метались по улицам, отыскивая ханский бунчук, как место сбора; женщины собрались на площадь и своими криками оглашали воздух. Солдаты очищали город от неприятеля. К полудню все стало тихо. Все улицы были покрыты мертвыми телами.

Таким образом, Ганжинская крепость, считавшаяся лучшею во всем Азербайджане, пала через полтора часа штурма. К чести наших солдат, ни одна из 8600 женщин, взятых ханом в город из деревень в залог верности их мужей, и ни один младенец не погибли. Трофеями оказались 9 медных и 3 чугунных орудия, 6 фальконетов, 8 знамен с надписями, 55 пудов пороху и большой хлебный запас, 8585 мужчин и 8639 женщин пленных.

Победа эта приобрела особую важность главным образом потому, что Ганжа была стратегическим ключом всех северных провинций Персии и держала в страхе весь Азербайджан. Эта крепость считалась между азиатами оплотом от всяких на них покушений.

Чтобы изгладить о ней самое воспоминание, Ганже было дано Цициановым название Елисаветполь. Устроив в Елисаветполе временный лазарет для раненых и оставив там Карягина с его полком для обороны, как крепости, так и всего владения, Цицианов возвратился в Тифлис для окончания переговоров с Соломоном, результатом которых стало принятие Имеретией подданства России.

Край, подведомственный России за Кавказом, состоял в то время собственно из Грузии и только что покоренного ганжинского ханства (переименованного в Елисаветпольский округ). Небольшая площадь этих двух владений была окружена со всех сторон разноплеменными народами, из которых хотя большая часть и изъявляла покорность России, заключив с Цициановым союзные договоры, но на прочность этих договоров и искренность подданства положиться было нельзя. Скорее можно было ожидать враждебных отношений.

Для упрочения русского владычества в Закавказье Цицианов решил продвинуть границы до реки Аракса и с этой целью овладеть Эриванью. Силы, которыми для этого располагал Цицианов, состояли из 8 полков пехоты с 24 орудиями, Нарвского драгунского и Донского казачьих полков. К началу 1804 г. войска эти были разбросаны от Елисаветполя и от Анапура на военно-грузинской дороге до Бамбака по пути к Эривани. Этот разброс был вызван необходимостью держать в повиновении только что подчиненные народности и охранять их от набегов враждебных соседей. В экспедицию же против Эривани можно было выделить лишь незначительное число войск.

Экспедиционный отряд состоял всего из 10 батальонов, 4 эскадронов и 3 сотен линейных казаков, 300 человек грузинской милиции и 12 орудий, всего 4080 штыков и сабель.

В апреле месяце были получены сведения, что Аббас-Мирза, наследник персидского престола, прибыл в Тавриз с войском в числе 20–30 тысяч. Сосредоточив в этом пункте все свои силы, Аббас-Мирза был намерен отправить один отряд под начальством своего родственника Сулейман-хана к Шуше, а сам с главными силами следовать к Эривани и затем с разных сторон вторгнуться в Грузию.

При первом известии о сборе персиян у Тавриза Цицианов стянул войска к нашим границам с Персией. Тифлисский полк был отправлен в Сомхетию, причем генерал-майору Леонтьеву с батальоном его имени было приказано расположиться в Бамбаках. Находившийся в Елисаветполе Карягин с двумя батальонами 17-го егерского полка был усилен батальоном Севастопольского мушкетерского полка. Кроме того, Карягину было приказано собрать из шамшадыльских татар и армян конных охотников.

Все подготовленные распоряжения Цицианова и движение наших полков к границам не ускользнули от внимания эриванского и нахичеванского ханов, поставленных теперь между двух огней, одинаково для них опасных.

Эриванский Мамед-хан прислал Цицианову письмо с изъявлением покорности. Но Цицианов ставил главными условиями подтверждение этой покорности: 1) поставить в Эривани русские войска, 2) признать российского императора своим государем и присягнуть ему на верность и 3) давать дань по 80 тысяч рублей в год. Мамед-хан боялся главным образом 1-го пункта и поэтому долго не решался.

Численность отряда, которым располагал Цицианов, была, как мы видели, очень невелика по сравнению с 30-тысячной персидской армией, против которой приходилось действовать, и наступательный образ действия был единственным, который можно было принять в этом случае. Двумя днями ранее выступления в поход всего отряда Цицианов отправил Кавказский гренадерский полк, приказав ему следовать к слиянию рек Арпачая и Занги на Шурагельской равнине. К этому полку приказано было присоединиться гренадерскому батальону Тифлисского полка из Лори и мушкетерскому батальону того же полка из Бамбак. Командир гренадерского полка, генерал-майор Тучков, никаких приказаний о предстоящих действиях, кроме того, что по достижении Арпачая и Занги ожидать прибытия главных сил отряда, не получал.

По достижении указанного места Тучков соединился с отрядом генерал-майора Леонтьева, состоявшего из 2 батальонов, 4 орудий и 70 казаков. Не имея указаний и не зная, что предпринять, Тучков и Леонтьев стали в оборонительное положение и выставили передовые посты.

Между тем прибывший в лагерь архиерей сообщил им, что целый караван армянских семейств, вышедших из Персии, находится недалеко от отряда и что корпус персидских войск грозит истребить их, если они не вернутся обратно. Кроме того, из персидского лагеря прискакал грузин, спасшийся вплавь из плена, который сообщил, что видневшееся вблизи войско состоит из 8 тысяч отборной персидской конницы и что в лагере находятся царевичи Александр и Теймураз. Получив эти сведения, Тучков решил с рассветом следующего дня атаковать персов, и действительно при с. Гумри разбил персидский отряд наголову, захватив их лагерь, отбив до 100 армянских семейств, множество лошадей, скота и разных припасов.

12 июня Цицианов прибыл в Гумри, где и соединился с отрядом Тучкова. Сюда же прибыли посланные от Джафар-Кули-хана хойского и Мамед-хана эриванского с изъявлением покорности. Но Цицианов не доверял Эриванскому хану и условием подчинения ставил исполнение его требований.

19 июня отряд подошел к Эчмиадзинскому монастырю, сделав усиленный переход в 44 версты по гористой и каменистой почве. Войска наши были чрезвычайно утомлены, и только по своей беспечности персияне упустили удобный случай нанести им серьезное поражение. Утром 20-го Цицианов расположился лагерем вблизи Эчмиадзина и вскоре был атакован персидской конницей, предводительствуемой Аббасом-Мирзою. Но встреченная отовсюду выстрелами из орудий неприятельская конница обратилась в бегство, и сам Аббас-Мирза был вынужден также бежать.

Рано утром 25 июня Цицианов перешел на 12 верст вперед, на реку Зангу, к деревне Канакири, отстоявшей в 7 верстах от Эривани и в 12 от персидского лагеря. Подойдя к деревне, наши войска нашли ее занятой неприятелем, который и был выбит 9-м егерским полком. Потесненный неприятель переправился через Зангу и присоединился к главным силам. В полночь и Аббас-Мирза со всеми своими силами потянулся за Аракс, но по просьбе Мамед-хана вернулся и расположился лагерем.

В конце июня Цицианов занял Эчмиадзин, оставленный персиянами, а в ночь на 30 июня, оставив слабых и больных в вагенбурге под прикрытием батальона Саратовского мушкетерского полка, двинул весь отряд для атаки персидского лагеря, расположенного в 7 верстах за эриванской крепостью.

Верстах в пяти от бывшего лагеря пришлось проходить ущелье. Из предосторожности Цицианов направил по батальону егерского полка по каждой стороне ущелья, по высотам. Лишь только егеря стали подниматься на высоты, как скрывавшиеся за ними персияне встретили их камнями и бревнами, но егеря пять раз прогоняли неприятеля, пока колонна двигалась по ущелью. В конце лощины оказалась крутая гора, занята противником. Полковник Козловский испросил у Цицианова разрешение пойти со своим батальоном на почти неприступную гору и прогнать персов и выполнил это предприятие с полным успехом. Не ожидая нападения с этой стороны, персияне объятые паническим страхом, кинулись в лагерь, находившийся в трех верстах от места столкновения, но быстро затем оставили и лагерь. В связи с тем, что взобравшийся на гору батальон Козловского был без артиллерии, а кавалерия осталась позади внизу, преследовать отступавшего неприятеля было нечем. Только 30 линейных казаков успели обскакать гору и отрезать небольшую часть бегущих, причем было отбито 4 знамени и 4 фальконета. Неприятель бежал за Аракс, оставив свой богатый лагерь.

Пользуясь этой победой, Цицианов решил безотлагательно идти к Эривани, но общая усталость войск принудила его дать им отдых до 2 июля.

Крепость Эривань, лежавшая на реке Занге, на высоком, крутом и утесистом берегу, была окружена двойной стеной. Внутренняя, довольно высокая и толстая, имела 17 башен; наружная, отстоявшая от внутренней на 15–20 сажен, была ниже и тоньше внутренней. Вокруг крепости шел глубокий, местами наполненный водою, ров. Гарнизон крепости состоял из 7 тысяч человек при 60 пушках и 2 мортирах. К 4 июля Эривань была обложена со всех сторон, а 5-го было открыто бомбардирование крепости.

Прибывший 8 июля к Цицианову преданный нам Джафар-Кули-хан хойский сообщил главнокомандующему о сношениях находившегося в Эривани Келб-Али-хана нахичеванского с Баба-ханом персидским, извещая последнего об опасности, угрожавшей Аббас-Мирзе. Баба-хан, наскоро собрав около 15 тысяч человек из Хоя и Тавриза, поспешил на помощь сыну и 14 июля соединился с ним на реке Гарничае.

Нападение соединенных сил персиян, в 20 раз превосходивших силы русских, под предводительством самого Баба-хана было отбито, несмотря на произведенную одновременно с этим вылазку из крепости. Нашими трофеями были 2 знамени и 2 фальконета. Недостаток кавалерии не позволил преследовать неприятеля.

Отступившие персидские войска разделились на две части. Одна часть, под начальством Баба-хана, пошла на деревню Канакири, другая, под начальством Аббас-Мирзы, осталась в лагере на Гарничае.

Желая воспользоваться разделением персидских войск, Цицианов распорядился генералу Портнягину напасть на персидский лагерь Аббас-Мирзы. Правильное в основном решение было ослаблено назначением малого отряда. Отряд Портнягина, напоровшись на 30 тысяч персов, начал отступать к Эривани и в продолжение 14½ часа отбивался от неприятеля с таким успехом, что привел с собою всех раненых, не оставив на поле сражения ни одного из них.

В период с 24 июля по 2 сентября особых событий под крепостью не произошло, но в августе осуществилась попытка лишить отряд продовольствия, которая ознаменовалась гибелью целого отряда русских. 15 августа из Тифлиса был послан транспорт с провиантом под начальством майора Стахиева. На помощь ему из Эриванского отряда был выслан Тифлисского мушкетерского полка майор Монтрезор с 350 н. ч. и 3 ор. 21 августа этот отряд, после двухдневных стычек с персидскими войсками, наткнулся у местечка Сарали на войска царевича Александра, который предложил маленькому русскому отряду сдаться, но Монтрезор спокойно ответил, что он честную смерть предпочитает постыдному плену. Получив такой ответ, Александр двинул все свои 6 тысяч персов на горстку русских.

Монтрезор отбивался с успехом, пока у него были снаряды и патроны, но, видя, что приближается конец боевым припасам, он, сняв мундир как знак начальника, крикнул своим солдатам: «Ребята! Я больше вам не начальник. Спасибо за храбрость и службу. Теперь, кто хочет меня покинуть, может спасаться». Никто, однако, из солдат не захотел воспользоваться данным разрешением. Дали последний залп и затем бросились в штыки. Весь отряд со своим доблестным начальником погиб геройской смертью. Спасся только один барабанщик и несколько грузин; два тяжелораненых офицера и 10 рядовых были захвачены в плен. Транспорт же, отправленный из Тифлиса с майором Стахиевым, вынужден был остановиться у Кара-Килиса, окруженный войсками царевича Александра, пока на выручку не прибыл высланный Цициановым отряд под начальством генерала Талызина, из 200 человек Тифлисского полка.

Неудачное движение наших транспортов уничтожало последнюю надежду на доставку провианта и поставило в весьма опасное положение войска, блокировавшие Эривань. Недостаток припасов вызвал болезни, ослабившие отряд до такой степени, что под ружьем оставалось не более 2½ тысячи. Вследствие этого 2 сентября Цицианов снял блокаду Эривани и отступил.

Во время пребывания Цицианова под Эриванью в Грузии и на Северном Кавказе возникли волнения. Находившийся на Северном Кавказе генерал Несветаев ясно видел всю непригодность действий помощника Цицианова по управлению Грузией князя Волконского. С 6 ротами Казанского полка он быстро прошел Дарьяльское ущелье и грузинскую дорогу, сметая на пути все, что ему попадалось. Мятеж скоро прекратился. Цицианов, вернувшийся в Тифлис, был очень доволен действиями Несветаева, но, чтобы еще больше наказать осетин, предпринял карательную экспедицию в горы под личным руководством и до половины декабря оставался в горах Осетии, пока окончательно не принудил осетин к порядку.