Текст книги "История русской армии. Том второй"

Автор книги: Владимир Никольский

Соавторы: Николай Орлов,Петр Ниве,Николай Михневич,Михаил Шишкевич,Павел Андрианов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 42 страниц)

Притянув к себе отряд Ушакова, Каменский занял Вазу отрядом Раевского, на случай возможных с моря высадок для неожиданного удара в тыл; с остальными же войсками свернул 1 сентября на север. У Оровайса, где Клингспор занял крепкую позицию, упираясь правым флангом в море, а левым – в утесы, произошло 2 сентября последнее в эту кампанию решительное боевое столкновение. Сперва наш авангард Кульнева был умышленно вовлечен передовыми частями на укрепленную позицию и едва не опрокинут контратакой с востока и огнем канонерок с запада. Но Каменский в тылу уже собирал подоспевшие батальоны и, лично ударив с ними на центр неприятельской позиции, прорвал его и завершил 17-часовой бой нанесением полного поражения противнику.

Влияние этих успехов сказалось и на восточной части театра войны. Сандельс отступил к Иденсальми раньше, чем принужден был к тому совокупными действиями Тучкова и князя Долгорукого, который, пройдя с отрядом через Карелию 260 верст за один месяц и 11 дней, наконец выбрался из горнила мятежа.

Отступление остатков Клингспора после Оровайса могло завершиться сравнительно благополучно благодаря частному успеху Дебельна у Ютаса над Козачковским (двинутым перехватить береговую дорогу), а также слабости отряда Властова, который хотя и захватил Гамла-Карлебю, но не мог удержаться здесь под напором превосходящих сил противника.

Неудачи шведов усугубились крушением новых десантных попыток короля, которые произведены были без всякой связи с действиями «севернофинской армии» (таково было громкое название войск графа Клингспора) и потому успеха иметь не могли. 3 сентября близ Або, у Локколакса, высадилось около 3000 человек под командованием генерала Лантингсгаузена, которые были быстро обнаружены и сбиты на суда князем Багратионом. Раздраженный Густав Адольф выбросил на берег почти все свои силы (более 5000) 16 сентября, т. е. тогда, когда до него дошли вести о проигрыше Оровайса. И здесь князь Багратион, дав шведам высадиться и углубиться в страну, обрушился на них с фронта и обоих флангов и нанес жестокое поражение у Гельсинге, вынудив и самого короля весьма поспешно скрыться на своей яхте «Амадис».

Тем временем граф Клингспор искал перемирия. Буксгевден дал на него согласие в Лохтео 17 сентября, но Комитет министров (управлявший государством за нахождением императора Александра в Эрфурте) приказал его «немедленно разрушить». Войскам Тучкова, соединившимся с Долгоруким, приказано было решительно наступать к Улеоборгу и отрезать доступ в Швецию остаткам «севернофинской армии», во главе которой стоял Клеркер, сменивший уехавшего в Стокгольм Клингспора.

15 октября при Вирте Сандельс произвел на нас внезапное ночное нападение, в ходе которого был убит князь Долгорукий, но это не избавило Сандельса от необходимости продолжать отступление. Каменский, несмотря на то что его войска питались чуть ли не одним откапываемым на полях мерзлым картофелем, неотступно теснил шведов по береговой дороге, обходя каждую их позицию в верхнем течении уже начинавших замерзать рек. Наконец, у реки Сиикайоки шведы опять вступили в переговоры, а в Олькиоки подписана была конвенция при условии освобождения всей Финляндии, т. е. ухода противника за Улеоборг.

Граф Каменский, уволенный в отпуск для поправления здоровья, прощаясь с войсками, сказал: «Мы завоевали Финляндию: сохраните ее».

Заключение этой конвенции вызвало взрыв недовольства, давно уже назревавшего в императоре Александре против Буксгевдена, и тот был отстранен от должности.

Финляндия была наконец покорена; но война не закончилась. Нужно было принудить Швецию к такому миру, который позволил бы России удержать отвоеванные территории, без чего «полное граду Петрову безопасие» не могло быть достигнуто. Целью дальнейших операций ставилось немедленное вторжение в саму Швецию, что облегчалось наступлением зимы. Зимой шведы лишались поддержки английского флота, и мы могли воспользоваться для вторжения естественным ледяным покровом. Первоначальный план (составленный Каменским) предусматривал наступление в Швецию тремя корпусами: одним – через Торнео вокруг Ботнического залива, другим – через Кваркен от Вазы к Умео и третьим – через Аланд. Каменский придавал наибольшее значение среднему корпусу, предлагая усилить его и предпринять решительный удар на Стокгольм с севера. В действительности самым сильным стал Абоский корпус (Багратиона), который должен был идти через Аланд (20 тысяч); численность двух остальных корпусов составляла по 10 тысяч.

Подготовительный период существенно затянулся, а уже наступал февраль. Новый главнокомандующий Кнорринг добился разрешения сократить численность экспедиционных корпусов; все это плодило переписку, а драгоценное время бежало. В конце концов император Александр командировал в Финляндию Аракчеева, который менее чем за две недели устранил затруднения и организовал дело, но оно, вместо решительного вторжения, свелось как бы к патрулированию шведского берега и потому цели не достигло.

Несмотря на тяжелое экономическое состояние государства, Густав IV Адольф упрямо намерен был продолжать войну. Но не было ни денег, ни войск. Население относилось враждебно к королю; в армии (на норвежской границе) вспыхнул бунт.

Смелый план нашего наступления вполне оправдывался внутренним состоянием Швеции; но при огромном расстоянии между колоннами трудно было согласовать их действия, и, кроме того, у наших начальников недостало решимости довести дело до конца.

Колонна князя Багратиона (17 тысяч) сосредоточилась около Або; затем пятью колоннами перешли по льду на остров Кумлинге. Оборона Большого Аланда была возложена на генерала фон Дебельна, принявшего все нужные фортификационные меры; но силы его (около 6000 человек) были слабы, так как нельзя принимать в расчет вооруженных жителей (до 7000). Наступая частью своих сил южнее главного острова, Багратион вынудил Дебельна бросить свои позиции и отходить на материк. При отступлении шведы бросили повозки, оружие и целыми батальонами сдавались нашим казакам.

Бунтующие шведские войска от норвежской границы пошли на Стокгольм, чтобы низложить короля. Последнего уговаривали уступить и завязать мирные переговоры с Россией; когда же тот наотрез отказался, собственные советники и генералы обезоружили его и взяли под стражу. Позднее (в мае) созванный сейм объявил Густава IV Адольфа и его потомство низложенными, а корона вручена была герцогу Карлу Зюдерманландскому.

Известие о случившемся дошло до генерала Дебельна почти одновременно с донесением о наступлении русских, которые находились в пяти-шести переходах от Аланда. Чтобы отвратить неминуемую опасность от столицы, которая при царящей в стране сумятице легко могла быть захвачена, Дебельн послал парламентера. Багратион расценил это как уловку и приказал ускорить наступление; но при его колонне были Аракчеев и главнокомандующий Кнорринг, которые приостановили движение через Аландсгаф и вступили в переговоры. Только Кульнев, шедший впереди всех и четверо суток не сходивший со льда, пересек пролив и захватил Грисслехамн (100 верст от Стокгольма), что вызвало большой переполох в столице; но для успеха переговоров его оттянули обратно на Аланд.

Распоряжение это коснулось не только Кульнева, но и двух других колонн.

У Барклая-де-Толли в Вазе вместо намеченных 10 тысяч собралось всего до 5000, из них для экспедиции через Кваркен назначено было 3500 человек с восьмью орудиями; остальным поручалось обеспечение тыла. Кваркенский пролив имеет в ширину 100 верст, но прибрежные шхеры суживают ледяное поле до 60 верст: ночевка на льду была все-таки неизбежной. Опасность перехода заключалась прежде всего в непрочности льда: вследствие постоянных юго-западных ветров лед в Кваркене взламывается несколько раз за зиму, а образовавшиеся трещины и полыньи не видны под снегом. Кроме того, вместо ровной ледяной поверхности здесь под ногами нечто вроде груды кусков колотого сахара, с острыми, режущими краями.

Из данных предварительной разведки Барклай знал, что у противника войск в Умео немного. Разделив свои силы, он к 6 марта сосредоточил их на островах близ Вазы; полусотня пехотинцев Киселева, посаженных в сани, послана была вперед захватить близлежащие шведские острова и выяснить силы и расположение противника на берегу. Войска колонны снабдили 10-дневным запасом сухарей и 7-дневным фуража. Обозы составляли только патронные ящики на полозьях и сани для отвоза раненых.

8 марта, в 5 часов утра, начался незабвенный в истории переход. Погода, к счастью, благоприятствовала: мороз не превышал 15 градусов. Движение по изборожденной поверхности льда было весьма медленным; приходилось делать частые короткие перерывы; несмотря на это, люди падали от изнурения. Особенно страдали лошади, рассекавшие ноги о края льдин: артиллерию пришлось даже оставить на полпути под прикрытием.

К 6 часам вечера, после 12-часового марша, удалось пройти более 40 верст и занять пустынные островки. Колонна Барклая, передохнув только до полуночи, ранним утром уже достигла устья реки Умео. Последние переход шли по колено в снегу, и, как доносил Барклай, «понесенные в сем переходе труды единственно русскому преодолеть только можно».

Захваченный в Умео врасплох шведский отряд (около 1000 человек) вошел в переговоры и обязался сдать Умео и всю Вестро-Ботнию до реки Эре, со всеми запасами продовольствия. 10 марта Барклай торжественно вступил в Умео, но уже 12-го пришло приказание Кнорринга отойти обратно в Вазу, что и исполнено 15 марта, причем возвращено шведам все у них захваченное.

Понесенные войсками Барклая тяжкие труды не пропали даром: они отразились на событиях, свершившихся на севере. Шведские войска были разбросаны там на широких квартирах между Торнео и Питео. К концу февраля граф Шувалов стянул к Кеми около 4000 человек. Как только прекращено было перемирие, шведы начали стягиваться медленно к Калликсе, в 70 верстах от Торнео, где стоял их небольшой авангард. Последний спешно отступил перед Шуваловым, бросив более 200 больных, часть оружия и продовольствие. Усиленными переходами (от 30 до 50 верст) наступал двумя колоннами Швалов, причем левая (генерал-майора Алексеева) шла прямо по льду, обходя правый фланг неприятеля. Мороз был 30 градусов: у солдат коченели руки – они не могли стрелять. В 18 верстах, не доходя Калликса, шведский арьергард был настигнут, и Шувалов предложил капитулировать. Предложение было отвергнуто, и мы продолжали атаку; но весть о занятии Умео заставила Гриппенберга сложить оружие.

У Калликса сдалось до 7000 шведов, из них 1600 больных; орудий взято 22, знамен 12. Это единственный серьезный успех зимней кампании. Шведы на мир не пошли, как только мы сдержали обещание, и отошли назад в Финляндию. Не воспользовавшись исключительно благоприятной обстановкой внутренней смуты в государстве для захвата столицы, мы вынуждены были продолжать войну и нести новые жертвы, чтобы добиться мира на необходимых для нас условиях.

Весенняя кампания 1809 г. начата была наступлением графа Шувалова; 26 апреля он уже достиг Питео, а 2 мая был в 10 верстах от Шелефтё, где находился шведский продовольственный магазин под прикрытием отряда около 1000 человек. Шувалов держался прежнего плана: одной колонной наступал с фронта берегом, а Алексеева послал по державшемуся еще у берегов льду в обход. Это изумительно смелое движение Алексеева по слабой ледяной поверхности решило дело: шведы капитулировали, окруженные с двух сторон. Это было 3 мая, а 5-го, через два дня, залив очистился совершенно.

Новый шведский главнокомандующий граф Вреде, узнав об исходе столкновения у Шелефтё, послал на север Дебельна, которому поручил, не вовлекаясь в бой с противником, выиграть время, чтобы отойти от северной части Вестро-Ботнии и вывезти оттуда все продовольствие. Несмотря на трудность этой задачи, Дебельн справился с ней, пустив в ход ту же уловку, к которой прибегнул только что, на Аланде: он предложил Шувалову, ввиду несомненной близости мира и назначения уже даты переговоров, заключить до 20 мая перемирие. Шувалов поддался и приостановил наступление. Между тем, пока наш главнокомандующий готовил письменный ответ на предложение Дебельна, в Умео втайне и спешно шла погрузка шведских кораблей, которые и вывезли 17 мая на 300 тысяч рискдалеров имущества.

Шувалов был замещен Алексеевым, который, получив приказание энергично наступать, продвинулся к южной границе Вестро-Ботнии и прочно занял побережье.

У нас возникли трудности с продовольствием: местных средств не имелось, а все запасы были увезены фон Дебельном; подвоз морем был рискован – в Ботническом заливе господствовали шведы, – а сухопутьем через Торнео – длителен и дорогостоящ.

В двадцатых числах июня небольшая шведская эскадра (из трех судов) появилась в Ботническом заливе и сильно нас обеспокоила. Несмотря на все настояния главнокомандующего (Кнорринга сменил в этой должности Барклай-де-Толли), постройка морских плавсредств шла чрезвычайно медленно; единственное крупное судно, присланное в Вазу, было разбито в бою шведами в Кваркене. В результате неприятель окончательно пресек нам морские сообщения с Вестро-Ботнией; в тылу у Алексеева начались народные волнения. Трудность положения побудила Алексеева ходатайствовать о дозволении отойти на север, ближе к своим магазинам, в чем ему было категорически отказано.

Тем временем шведы, желая хоть частным успехом воздействовать на ход предстоящих мирных переговоров, двинули вперед 3-тысячный отряд Сандельса в целях внезапного нападения на русские войска близ Умео. Но Сандельс, перейдя р. Эре, остановился и здесь сам был атакован Алексеевым, который узнал от местных жителей о замыслах шведов.

25 июня у Гернефорса мы внезапно атаковали Сандельса и заставили в беспорядке отступить, с потерей обозов и даже собственного багажа. Шведы опять запросили перемирия; мы ставили непременным условием свободное пользование морем к северу от линии Умео – Ваза для подвоза продовольствия. После получения согласия перемирие было подписано графом Каменским, поставленным во главе Вестро-Ботнийского корпуса.

Для достижения более выгодных результатов необходимо было иметь в Ботническом заливе достаточно сильный флот. Но в данное время, даже при условии готовности наших морских сил, это было невозможно, так как в Финском заливе водворилась сильная английская эскадра.

Положение Каменского было трудным: нехватка продовольствия стала крайне ощутимой. А между тем переговоры в Фридрихсгаме осложнились, и шведы не приняли наших условий перемирия, ибо у них возник новый замысел добиться менее тяжелого исхода войны.

Составлен был план совместного нападения с двух сторон на графа Каменского. Эскадре барона Пуке надлежало принять 8-тысячный десант графа Вахтмейстера и, высадившись у Ратана (в двух переходах севернее Умео), атаковать Каменского в тыл, в то время как Вреде, примерно с такими же силами, будет напирать на него с фронта.

Но не таков был Каменский, чтобы пассивно ждать нападений. Он еще прежде решил, если понадобится, «искать продовольствия у самого неприятеля»; когда же окончательно выяснилось, что на наших условиях перемирия ждать нечего, Каменский открыл наступление, распорядившись следующим образом: войска, охранявшие побережье от Шелефте до Умео, он стянул близ Ратана, прикрывая свой тыл на случай высадок; с остальными же войсками решил переправиться через реку Эре и теснить неприятеля, рассчитывая пополнить в новых местах продовольствие и оказать своим наступлением влияние на скорейшее заключение мира.

Из Умео Каменский выступил двумя колоннами, состоящими из двух эшелонов каждая, и беспрепятственно совершил первый переход, но тут из Ратана пришло донесение о появлении там неприятельского флота «более нежели из 100 судов» и начале высадки. Оказавшись между двух огней, Каменский должен был решить, кому из противников отдать предпочтение. Он выбрал десант, как противника сильнейшего и опаснейшего (захват единственного пути отступления). Искусно распределив свои силы, Каменский тотчас же повернул последний эшелон Сабанеева на поддержку Фролова, головному эшелону левой колонны Эриксона приказал демонстративно атаковать переправы на реке Эре, привлекая внимание Вреде, а всем остальным войскам как можно быстрее идти за отрядом Сабанеева, который становился авангардом.

Все эти операции происходили 5 августа; в этот же день шведы оттеснили Фролова и перехватили сообщения Каменского. Но шведы промедлили целый день 6-го, благодаря чему Каменский, форсируя свой марш, провел через Умео все эшелоны, несмотря на попытку неприятеля войти с канонерками в реку и помешать переправе.

В течение всего дня 6-го Эриксон делал попытки перейти реку Эре, обманывая Вреде, а ночью отступил вслед за прочими к Умео.

7 августа Каменский, не теряя времени, с наличными войсками (всего около 5000) атаковал Вахмейстера у Севара; остальным же, приняв на себя Эриксона, велел задерживать Вреде у Умео. Ввиду слухов о приближении русских, Вахмейстер разбросал свои силы, стараясь прикрыть все пути, по которым можно было обойти его позицию. Каменски же повел почти все свои войска по главной дороге, для атаки с фронта, послав только два батальона бродом вдоль берега моря в обход слева.

^{Схема операции графа Каменского 1809 г. на берегу Ботнического залива}

Завязавшийся упорный бой на главной береговой дороге, верстах в трех впереди Севара, привлек резервы Вахтмейстера и вызвал целый ряд кровопролитнейших атак с обеих сторон. Это дало возможность нашей обходной колонне завершить свое движение и грозить неприятельскому тылу; но она нарвалась на крепкую позицию, преградившую ей доступ, где шведские егеря и лейб-гвардейцы королевы отражали все атаки.

Каменский поддержал обходную колонну полком и сам атаковал опять на фронте, рассчитывая этим облегчить ее положение. Но здесь ротный командир, штабс-капитан Шрейдер, охранявший у брода через реку Севар правый фланг Каменского, донес о том, что перед ним никого нет, и просил разрешения наступать вразрез между обеими группами противника. Тотчас же Каменский ухватился за эту идею и отдал в распоряжение Шрейдера последние свои пять рот с приказанием двинуться через реку и выйти в тыл войскам, задержавшим Ансельма, тремя ротами, а другим трем – на север. Внезапное появление этих рот из-за кустарников там, где у шведов не было ни одного дозора, произвело потрясающее действие. Левое их крыло пришло в полное расстройство, а затем поспешно отступил и сам Вахтмейстер. Ложное известие об обходе Каменского берегом к самому Ратану привело Вахтмейстера в смятение и заставило поспешить к побережью, чтобы не быть отрезанным от своих судов. Таким образом, он освободил береговую дорогу, которую Каменский и поспешил занять.

Выяснив, что все силы шведов отошли к Ратану, Каменский тотчас же двинулся на них и атаковал на тесном пространстве вокруг Ратанской гавани, в охват обоих флангов. Ввиду необходимости идти по лесным тропам, Каменский, во избежание задержки движения, оставил всю артиллерию на главной береговой дороге, а пошел только с двумя пушками. Прижав противника к морю, Каменский не ожидал нанести ему существенного вреда, так как шведы могли воспользоваться поддержкой своих судов. Но дух неприятеля был так ослаблен, что решено было заключить перемирие с условием свободной посадки на суда в обмен на полную для нас свободу судоходства в северной части Ботнического залива.

В этих двух боях неприятель потерял до 2000 человек, из них до 500 пленными; мы потеряли около 1500 человек, причем в основном – в бою под Севаром.

В день Ратанского боя Вреде уже наступал к Умео; на том берегу реки виден был русский редут и грозно торчали дула четырех орудий. В действительности слабый арьергард подполковника Карпенкова не имея артиллерии, поставил четыре крашеных бревна, которые довольно долго удерживали шведских стрелков от нападения; а тем временем вернулся Эриксон и обстрелял Вреде настоящей артиллерией; к утру же 10-го сюда подошли еще семь батальонов, высланных Каменским. Вреде, получив известие об участии Вахтмейстера, приостановил переправу и отступил.

Блестящий успех Каменского не избавил его, однако, от необходимости временно отойти к Питео для пополнения запасов из прибывшего с моря из Улеоборга транспорта.

Когда Каменский совершенно изготовился к новому наступлению, наконец получено было известие о заключении 5 сентября 1809 г. Фридрихсгамского мира, по которому последние «шесть губерний» Финляндии отошли «в собственность и державное обладание Империи Российской».

Император Александр, объявляя манифест от 1 октября об окончании войны, воздал должное доблести русского воинства, кровью которого добыта была каждая пядь «сурового» финляндского края:

«От самых отдаленнейших времен до дней наших, от славных побед благочестивого предка нашего св. великого князя Александра Невского до настоящего мира редко проходило двадесять лет сряду, и никогда почти не протекало полвека, чтобы война не возникла.

По следам древних побед, в странах, где Петр Великий приучал россов к воинской славе, доброе наше воинство, мужественно подвизаясь, преоборая все препятствия, по глыбам льда проникая в места непроходимые, от пределов, к столице нашей близких, простерло славу российского оружия до самых отдаленнейших стран Севера: покорив Финляндию, завладело всеми ее пределами, одержало знаменитые острова Аландские и, объяв Ботнический залив, перейдя западную Ботнию, на отдаленных пределах ее утвердило свое обладание.

Сей твердою надеждою, постановлением Империи нашей непреложных и безопасных границ, измеряем мы наипаче выгоды сего мира. Новые владения наши, с одной стороны, огражденные Свеаборгом и другими крепостями, обеспеченные весьма важным для морской силы положением Аландских островов, с другой – окруженные от соседей большими реками Торнео и Муонио, всегда будут составлять твердую и незыблемую ограду Империи нашей.

Обладая всеми портами и пристанями в Финляндском заливе, на Аландских островах и во всей восточной части Ботнического залива до самого Торнео, в стране плодоносной, изобилующей лесами и всякими произведениями земли, [с] народом трудолюбивым и к мореходной промышленности издревле приобвыкшим, торговля наша воспримет новое расширение, купеческое мореплавание получит новую деятельность, а с тем вместе и воинское наше морское ополчение приобрящет новые силы.»

Вот каковы были упования.

Война 1808–1809 гг. не утратила своей поучительности, несмотря на многие ошибки. Мы не видим в ней стройного взаимодействия сухопутных и морских сил; но она дает образцы действий на своеобразной местности Финляндии при самой разнообразной обстановке.