355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Федюк » Керенский » Текст книги (страница 28)
Керенский
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 18:23

Текст книги "Керенский"


Автор книги: Владимир Федюк



сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 37 страниц)

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

У КРАЯ ПРОПАСТИ

В тот год осень в Петрограде началась рано и как-то внезапно. В день, когда газеты сообщили об аресте Корнилова, еще светило солнце, а назавтра зарядил мелкий непрекращающийся дождь. Именно такой увидел российскую столицу американский журналист Джон Рид: «Сентябрь и октябрь – наихудшие месяцы русского года, особенно петроградского года. С тусклого, серого неба в течение все более короткого дня непрестанно льет пронизывающий дождь. Повсюду под ногами густая скользкая и вязкая грязь, размазанная тяжелыми сапогами и еще более жуткая, чем когда-либо, ввиду полного развала городской администрации. С Финского залива дует резкий, сырой ветер, и улицы затянуты мокрым туманом». [373]373
  Рид Д. 10 дней, которые потрясли мир. М., 1958. С. 33.


[Закрыть]

Вечером в городе царил мрак. Даже на Невском, когда-то сиявшем огнями, редкие фонари горели вполнакала. В частные квартиры электричество подавалось только с шести вечера до полуночи. Одинокие прохожие спешили поскорее добежать до дома: воры и грабители орудовали в Петрограде совершенно безнаказанно. В городе появилось много пьяных, несмотря на то что еще с начала мировой войны в России действовал сухой закон. Временное правительство подтвердило запрет на "продажу для питьевого употребления крепких напитков и спиртосодержащих веществ". Тем не менее подпольные "шинки", где изготовлялся и тут же продавался самогон, можно было встретить повсюду, и в столицах, и в провинции.

Осенью из самых разных городов все чаще стали поступать известия о погромах винных складов. "Грабеж происходил по шаблону. Откуда-то появлялась небольшая группа людей, бросавших жадные взгляды на окна и двери. Некоторое время поколебавшись, самые решительные из них пробивались внутрь помещения и хватали первые бутылки. За ними немедленно следовали разгоряченные мужчины и женщины, которые набивались в склад и отчаянно боролись за каждую бутылку вина или ликера. Вызывали милиционеров, которые в ряде случаев действительно пытались остановить грабеж, но чаще они беспомощно наблюдали за происходящим или даже сами принимали участие в грабеже". [374]374
  Реден Н. Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919. М., 2006. С. 68.


[Закрыть]

Пьяные погромы стали настолько массовым явлением, что Керенский был вынужден в этой связи выпустить особое воззвание. "Представители безответственных групп и темных сил России путем спаивания хотят внести разруху в народ, привести его к анархии, вновь восстановить старый порядок… Доходят тревожные слухи, что воинские части, руководимые такими лицами и группами, то здесь, то там разбивают винные и спиртовые склады. Бессознательные солдаты напиваются до невменяемого состояния, толпы буйствуют, творят насилие, совершают преступления. Если так пойдет дальше, молодая Россия скоро утонет в пьяном море, среди грабежей, пожаров и насилий… Я требую задержания виновных и предания их суду. Все склады, погреба и магазины со спиртными напитками приказываю отныне охранять вооруженной силой и впредь не допускать никаких уклонений от этого моего приказа. Свобода в опасности, наш долг ее защитить". [375]375
  Вестник Временного правительства. 1917. 15 мая.


[Закрыть]
Но призывы мало помогали, и пьянство чем дальше, тем больше приобретало массовый характер.

Настроения обывателя были под стать пасмурной погоде. С фронта ежедневно приходили пугающие известия. "Великая и бескровная" вновь обернулась массовыми бессудными расправами. Отовсюду поступали сообщения об убийствах офицеров, обвиненных в сочувствии Корнилову. В непосредственной близости от столицы, в Выборге, были замучены и убиты комендант крепости генерал Степанов, генерал Ора-новский и два десятка старших офицеров.

То, что происходило на Балтийском флоте, заставляло вспомнить кошмары февральских дней. В разгар августовского кризиса Центробалт принял резолюцию, где определялась линия поведения в ситуации, когда Петроград будет занят корниловскими войсками. В этом случае предполагалось уничтожить город силами главного калибра кораблей флота. Однако офицеры броненосца "Петропавловск" лейтенант Тизенко, мичманы Кандыба, Кондратьев и Михайлов заявили о своем неподчинении этому приказу. За это распоряжением судового комитета они были арестованы и через три дня расстреляны. Правительство потребовало выдачи убийц, но матросы отказались это сделать.

Балтийские матросы – "краса и гордость революции" – бесконтрольно хозяйничали в Гельсингфорсе, Кронштадте, Ревеле. Между тем морские рубежи России были беззащитны перед врагом. В двадцатых числах августа немцы заняли Ригу, что открыло вражеской армии дорогу на Петроград. В самом конце сентября немцы высадили десант на Моонзундском архипелаге. Героизм команды линкора "Слава", фактически в одиночку выступившей против вражеской эскадры, не сумел переломить ситуацию. После захвата Моонзундских островов уже и немецкий флот не имел препятствий на пути к столице России. В Петрограде заговорили о том, что город вот-вот будет сдан. В обстановке тайны начался вывоз в Москву музейных ценностей. Многие правительственные учреждения получили предписание готовиться к эвакуации.

В Петрограде остро не хватало продовольствия. Еще весной в городе была введена карточная система на хлеб и важнейшие продукты питания. К осени норма выдачи хлеба сократилась с полутора фунтов до четверти фунта на человека. Привычным явлением стали "хвосты" у продовольственных, табачных, мануфактурных лавок. Уже цитировавшийся журналист-американец вспоминал: "Возвращаясь домой с митинга, затянувшегося на всю ночь, я видел, как перед дверями магазина еще до рассвета начал образовываться "хвост", главным образом из женщин; многие из них держали на руках грудных детей…" [376]376
  Рид Д. 10 дней, которые потрясли мир. С. 34.


[Закрыть]
Нехватка товаров первой необходимости провоцировала самочинные обыски и погромы продовольственных лавок. Российский горожанин ускоренными темпами дичал и подсознательно был готов к худшему.

Цены росли как на дрожжах, а заработная плата даже не пыталась за ними угнаться. К осени 1917 года рубль обесценился до 7—10 копеек от довоенного уровня. Безудержная инфляция спровоцировала нехватку денежных знаков. Еще весной в оборот были пущены "думки" – купюры достоинством в 250 и тысячу рублей. За изображение Таврического дворца с его круглым куполом тысячерублевки в народе прозвали "синагогами", а купюры в 250 рублей получили прозвище "галки" из-за помещенного на них двуглавого орла без корон.

В сентябре появились бумажные деньги нового образца номиналом в 20 и 40 рублей. Их сразу стали называть "керенками" в честь главы Временного правительства. Они были непривычно маленькие – чуть больше этикетки от спичечного коробка. Печатались новые купюры упрощенным способом и выпускались целыми листами: нужное количество надо было вырезать ножницами.

Выполнены "керенки" были в одну краску и не имели никаких средств защиты. По этой причине подделывали их все кому не лень. "Вот как это делалось: когда пекли хлеб, растапливали печь особенно жарко и в тесто клали пакет "керенок", приготовленный таким образом, что каждая "керенка" находилась между двумя белыми листками бумаги той же толщины и размера. Когда хлеб был испечен, то и новые "керенки" были готовы, так как настоящие от жары линяли и отпечатывались с обеих сторон на белые листы". [377]377
  Грузинская Н. П. Записки контрреволюционерки // Октябрьская революция: от новых источников к новому осмыслению. М., 1998. С. 362.


[Закрыть]

Еще одним проявлением нараставшей анархии стал разгул уголовной преступности. Грабители не стеснялись нападать на прохожих среди бела дня. Бесчинства уголовников породили у обывателя страх, выливавшийся в крайнюю агрессивность. Один из современников вспоминал об этом: "Нередко я видел трясущуюся фигуру какого-нибудь воришки, с бледным лицом, в разорванной в клочья одежде, с кровью на разбитом лице, а вокруг – люди, со звериной злобой стремящиеся нанести еще удар. Пять, десять минут толпа неистовствует и топчется на месте. Затем, тяжело дыша и не глядя друг на друга, люди возвращаются на свои места, и трамвай, позванивая, продолжает свой путь. Если кто-нибудь решался оглянуться, то видел посреди улицы кровавую массу, которая уже ничем не напоминала человеческое существо". [378]378
  Реден Н. Сквозь ад русской революции. С. 124.


[Закрыть]
Бессудные расправы над преступниками, первоначально воспринимавшиеся как самозащита, постепенно похоронили саму идею закона. В условиях формальной свободы и демократии общество начинало жить по звериным правилам.

Повторим: в ощущениях обывателя преобладал страх. Страх перед голодом, страх лишиться крыши над головой, страх перед преступниками и защитниками революции (различия между ними чаще всего были несущественными). Страх имел двоякие последствия. Для кого-то это были апатия и стремление спрятаться от окружающего мира. Именно апатия, порожденная страхом, стала причиной равнодушия к политическим переменам и массового уклонения от участия в выборах. Однако и резкий всплеск агрессивности тоже был порождением страха. Страх перед грядущим голодом вызвал самочинные обыски и продовольственные погромы, страх перед преступностью вызвал к жизни самосуды. Это была яркая особенность революции – любое массовое действие мгновенно обретало агрессивный характер.

Весна и начало лета 1917 года были "эпохой надежд". Осенью на смену надеждам пришли отчаяние и ощущение тоскливой безнадежности. "Эпоха надежд" имела свое персональное выражение, свой живой символ. По мере того как надежды таяли, стремительно падал и авторитет Керенского. В предыдущие месяцы даже сатирические журналы, вроде "Нового Сатирикона", язвительно обсмеивавшие всех министров, не трогали только Керенского. Осенью недавний кумир стал объектом самых грубых и язвительных насмешек. С каким-то злорадным удовольствием недавние восторженные почитатели Керенского передавали из уст в уста злобные стишки:

 
Правит с бритою рожею
Россией растерянной
Не помазанник Божий,
А присяжный поверенный.
 

Керенский оказался перед самым сложным испытанием в своей жизни. Конечно, и раньше ему приходилось непросто, но каждый раз он ощущал за собой миллионы тех, кто восторженно аплодировал ему. И вот теперь, когда он из персонажа второго плана превратился в главного героя пьесы под названием «русская революция», аудитория встретила его шиканьем и свистом.

ДИРЕКТОРИЯ

Противостояние с Корниловым стало рубежом в политической карьере Керенского. Среди обитателей рабочих окраин он и раньше не пользовался особой поддержкой. Здесь популярны были другие ораторы – как правило, крайне левые. Главный контингент поклонников Керенского составляли интеллигенция и мелкая буржуазия, но именно эта категория к лету стала открыто тосковать об утраченном порядке. Имя Корнилова как раз и ассоциировалось с возрождением порядка. Выступив против Корнилова, Керенский фактически пошел против своих традиционных сторонников.

Результатом стало катастрофическое падение авторитета премьера. Еще недавно на митингах с его участием считали за честь выступить и Собинов, и Бальмонт. Теперь тот же Бальмонт обращал к Керенскому клеймящие строки:

 
Кем ты был? Что ты стал? Погляди на себя,
Прочитай очевидную повесть.
Те, кем был ты любим, презирают тебя,
Усмотрев двоедушную совесть.
 
 
Ты не воля народа, не цвет, не зерно,
Ты вознесшийся колос бесплодный.
На картине времен ты всего лишь пятно,
Только присказка к сказке народной.
 

У этого стихотворения было характерное название – «Говорителю». Внезапно проснувшись, граждане свободной России увидели, что их кумир – обыкновенный, далеко не гениальный человек, способный произносить красивые слова, и ничего более.

Керенскому было тяжело как никогда. Даже внешний вид его изменился. Генерал А. И. Верховский вспоминал: "Когда я увидел Керенского, с которым не встречался со дня Московского совещания, то в первый момент не узнал его. В моей памяти был молодой, бодрый человек, пересыпавший свою речь шутками, со свежим и приятным лицом. Сейчас Керенский как-то весь опустился. Лицо опухло и огрубело. Глаза провалились и были тусклы". [379]379
  Верховский А. И. На трудном перевале. М., 1959. С. 355.


[Закрыть]
Керенскому опять, как полтора месяца назад, приходилось единолично отстаивать само существование Временного правительства, но задача эта была неизмеримо сложнее, чем в июле.

Как мы помним, 27 августа министры коллективно подали в отставку, передав все полномочия Керенскому. На следующий день в газетах появилось сообщение о том, что в ближайшее время будет сформирована директория в составе Керенского, Некрасова, Терещенко и Савинкова, которая и возьмет на себя власть в переходный период. Однако этой затее не суждено было воплотиться. Масонские связи оказались слабее страха за собственное будущее. В результате Некрасов и Терещенко в самый решительный момент постарались дистанцироваться от премьера-неудачника. Керенский не забыл предательства. В начале сентября Некрасов был назначен на должность генерал-губернатора Финляндии, что фактически означало почетную ссылку. 30 августа без объяснения причин в отставку был отправлен Савинков. Из предполагаемых членов директории в правительстве удержался только Терещенко, но былой близости к Керенскому у него уже не было.

В последних числах августа всем стало ясно, что угроза военного переворота миновала. Не теряя времени, Керенский энергично приступил к формированию новой коалиции. Приверженность премьера этой идее диктовалась даже не столько искренним убеждением в необходимости общенационального единства, сколько вполне прагматическими соображениями. Керенский был чужим и для левых, и для правых. В "однородном социалистическом правительстве" ему, скорее всего, не нашлось бы места. Вся уникальность его положения определялась тем, что он был единственным связующим звеном между буржуазными элементами, с одной стороны, и социалистами из Совета – с другой. Иначе говоря, коалиция была необходимым условием сохранения Керенского во власти.

Партнерами справа в новой коалиции, как и прежде, могли быть только кадеты. После неудачного исхода корнилов-ского выступления они чувствовали себя очень неуютно, так как левая пресса открыто обвиняла их в поддержке мятежного главковерха. По этой причине кадеты легко согласились на коалицию. Тем не менее вхождение представителей партии в состав правительства было обставлено рядом условий. Кадеты требовали, чтобы должность военного министра была передана кому-то из авторитетных генералов. Вторым требованием было включение в состав правительства представителей торгово-промышленных кругов.

Керенский неожиданно легко согласился на оба условия. В качестве кандидатуры на пост военного министра первоначально предполагался генерал Алексеев. Однако в последний момент Керенский предпочел не провоцировать неизбежный в таком случае конфликт с руководством Совета. В итоге 30 августа было объявлено о назначении военным министром гене-рал-майора А. И. Верховского.

Верховский был представителем совсем другого поколения, нежели большинство тогдашних генералов. Ему было всего 30 лет, и генеральские погоны он получил вместе с министерским назначением. Революцию Верховский встретил в должности начальника штаба Черноморской дивизии, сформированной для организации десанта на турецкое побережье. Несколько месяцев он прослужил бок о бок с Колчаком и во многом усвоил похожую линию поведения. Верховский активно сотрудничал с ЦВИКом и Севастопольским советом, сам выступал на митингах, не скупясь на революционную фразеологию.

Во время визита Керенского в Севастополь Верховский постарался произвести на него благоприятное впечатление. Результатом этого стало его назначение на должность главнокомандующего Московским военным округом. В день, когда вспыхнул конфликт между Петроградом и Ставкой, Верховский оказался в Могилеве, однако поспешил уехать при первых же признаках осложнения ситуации. Корнилов считал Верховского своим сторонником, но тот повел себя неожиданным образом. Верховский не только отказался поддержать Корнилова, но сформировал ударную группу в составе пяти полков для наступления на Могилев. Как известно, до этого дело не дошло, но Верховский окончательно закрепил за собой репутацию революционера.

Убежденным сторонником революции считался и новый морской министр контр-адмирал Д. Н. Вердеревский. Накануне революции он командовал дивизией подводных лодок, находившейся в Ревеле. Здесь в февральско-мартовские дни дело обошлось без кровавых расправ, в отличие от Гельсингфорса и Кронштадта. Это было в немалой мере личной заслугой Вердеревского, сумевшего сразу установить контакт с флотскими комитетами.

В начале июня Вердеревский был назначен командующим Балтийским флотом. Уже через месяц ему пришлось встать перед важным выбором. В июльские дни Вердеревский получил из Петрограда распоряжение послать к устью Невы четыре эсминца для демонстрации силы, а если потребуется – пустить в ход корабельную артиллерию против десанта из Кронштадта. Вердеревский категорически отказался выполнить этот приказ. За это 5 июля он был арестован и отдан под суд. Разбирательство тянулось почти месяц, но в итоге было признано, что поведение адмирала оправдывалось обстоятельствами дела. После этого прямо из тюремной камеры Вердеревский попал в кресло морского министра.

Керенский подбирал кандидатуры Верховского и Вердеревского с явным расчетом на одобрение со стороны лидеров Совета. Так оно и вышло – назначение и того и другого сопротивления не встретило. Но неожиданно ВЦИК высказался против самой идеи коалиции. На заседании 31 августа было решено отказаться от любого участия в правительстве в случае вхождения в его состав представителей кадетской партии. Одновременно ВЦИК выдвинул инициативу созыва совещания, в котором приняли бы участие исключительно демократические (что следовало понимать – социалистические) силы.

Для Керенского это было страшным ударом. Он понимал, что если ему не удастся сформировать коалиционный кабинет, то и сам он ненадолго задержится в правительстве. В ответ он пустил в ход сильнодействующее средство. 1 сентября 1917 года Временное правительство (фактически несуществующее) выпустило манифест, провозглашавший Россию республикой. Если бы это имело место весной, реакцией был бы очередной всплеск демонстраций и праздничных шествий. Керенского бы носили на руках. Сейчас же манифест вызвал скорее раздражение, и объектом его стал именно Керенский. Правые были недовольны тем, что премьер единолично, не дожидаясь Учредительного собрания, взял на себя принятие принципиального решения. Для левых, которые уже давно по факту считали Россию республикой, этот шаг Керенского был только хитрым тактическим ходом.

Формирование коалиции застопорилось, и в перспективе выхода не было видно. Однородного "буржуазного" правительства страна бы после корниловских дней не приняла, а участие социалистов по-прежнему категорически отвергалось ВЦИКом. Это заставило Керенского вернуться к идее директории.

Поздно вечером 1 сентября в Зимнем дворце собралось заседание правительства. На совещании присутствовали Керенский, Авксентьев, Скобелев, Зарудный, Прокопович, Терещенко и Карташов. Из этого числа только Керенский и Терещенко сохраняли министерские портфели, остальные формально уже находились в отставке. На совещании не было вновь назначенных министров – Верховского и Вердеревского. Первый из них не успел прибыть из Москвы, второй из Гельсингфорса. В полночь во дворец приехали представители ВЦИКа во главе с Церетели. Привезенная ими информация была неутешительной – ВЦИК отказывался пересмотреть свою резолюцию о невозможности сотрудничества с кадетами.

Керенский выслушал гостей молча. У него уже было готовое решение на этот случай. В третьем часу ночи заспанным журналистам, дежурившим во дворце в ожидании новостей, было сообщено, что выход из кризиса наконец найден. С согласия ВЦИКа вся полнота власти была передана вновь образованному "совету пяти". В него вошли Керенский, Терещенко, Вер-ховский, Вердеревский и московский адвокат А. М. Никитин, назначенный на пост министра внутренних дел.

С формальной точки зрения образование директории можно было считать победой Керенского. Он удержался у власти и подтвердил свою незаменимость. Но случайный характер "совета пяти" невозможно было скрыть. Директория могла существовать только как орган сугубо временный. Вопрос о создании полноценного правительства не был снят с повестки дня.

БОЛЬШЕВИКИ ПОДНИМАЮТ ГОЛОВУ

До начала августа 1917 года местом пребывания ВЦИКа, Петроградского совета и других родственных им организаций был Таврический дворец. С течением времени советские органы все больше и больше обрастали различными комиссиями и подкомиссиями, и скоро во дворце стало попросту тесно. К тому же за полгода «революционная демократия» сумела так загадить бывшую парламентскую резиденцию, что той требовался срочный ремонт. Нужно было искать новое помещение. Жертвой пал Смольный институт благородных девиц. В начале августа сюда перебрались прежние обитатели Таврического. Институток сначала отселили на задворки, а потом и вообще выгнали.

В короткий срок Смольный утратил свой чинный и ухоженный вид. В длинных коридорах, где на дверях еще красовались эмалированные таблички с номерами классов, с утра до вечера толпился народ. На стенах повсюду висели плакаты "Товарищи, для вашего же здоровья соблюдайте чистоту", но никто не обращал на них внимания. В воздухе плавали клубы табачного дыма, а пол покрывал толстый ковер из окурков и прочего мусора. Позже Ф. А. Степун писал: "Сборища Петроградского совета были не заседаниями, а столпотворениями. Здесь все находилось в движении, куда-то неслось, куда-то рвалось. Это была какая-то адская кузница. Вспоминая свои частые заезды в Смольный, я до сих пор чувствую жар у лица и помутнение взора от едкого смрада кругом". [380]380
  Степун Ф. А. Бывшее и несбывшееся. М., 1995. С. 444.


[Закрыть]
В этой, в буквальном смысле удушливой, атмосфере зрела интрига, положившая конец короткой истории «эпохи надежд».

Неудачное выступление генерала Корнилова поставило в положение проигравших почти всех, кто имел к этому какое-то отношение. Сам Корнилов был арестован, его сторонники затаились, рискуя иначе быть обвиненными в "контрреволюции". Формальный победитель – Керенский – проиграл больше всех, поскольку в одночасье лишился былой поддержки. Единственной силой, оказавшейся в выигрыше, стали большевики.

После июльских событий казалось, что с большевиками покончено раз и навсегда. Однако прошло совсем немного времени, и большевики вновь подняли голову. В начале августа из "Крестов" были выпущены Каменев и Луначарский, чуть позже благодаря ходатайству Горького из тюрьмы под домашний арест была отпущена Коллонтай. Партийные организации в провинции вообще фактически не были затронуты репрессиями и продолжали действовать совершенно открыто.

"Мятеж" Корнилова стал для большевиков подарком судьбы. Еще 27 августа 1917 года сразу после обнародования телеграммы Керенского, объявлявшей Корнилова вне закона, большевистский ЦК обратился к рабочим и солдатам с призывом встать на защиту Петрограда. Умеренным социалистам из ВЦИКа пришлось приложить немало усилий, для того чтобы перехватить у большевиков инициативу. В ночь на 28 августа ВЦИК принял решение об образовании "Комитета народной борьбы с контрреволюцией", в который вошли по три представителя от эсеров, энесов, большевиков и меньшевиков, а также делегаты от профсоюзов и крестьянских организаций. Формально большевики в составе комитета составляли меньшинство, но показателен сам факт того, что партия, еще недавно обвиненная в организации государственного переворота, теперь воспринималась как необходимый партнер по коалиции.

К тому же комитет был просто вынужден повторять призывы большевиков. Поступи он иначе, его немедленно обвинили бы в тайном сочувствии контрреволюционерам. В истории русской революции большевики одними из первых открыли для себя несложную формулу – громкий крик вполне компенсирует отсутствие аргументов. Таким образом, большевики явочным порядком присвоили себе право выступать от имени всей "революционной демократии". Было и еще одно немаловажное обстоятельство. Под флагом борьбы с корниловщиной большевистское руководство в ускоренном порядке стало формировать вооруженные отряды Красной гвардии. После ареста мятежного главковерха эти отряды не были распущены, но, напротив, продолжали наращивать численность. К октябрю 1917 года в одном только Петрограде количество красногвардейцев превышало 20 тысяч человек. Можно сказать, что большевики не только полностью восстановили утраченные после июльского выступления позиции, но значительно упрочили их. Результаты этого проявились очень быстро.

Поздно вечером 31 августа 1917 года после десятидневного перерыва в заседаниях собрался пленум Петроградского совета. В зале присутствовало менее половины депутатов, но, несмотря на это, было решено начать работу. От имени большевиков Каменев предложил на обсуждение резолюцию о текущем моменте. В ней категорически осуждались любые формы соглашения с буржуазией и содержался призыв к организации власти из "представителей революционного пролетариата и крестьянства". Против резолюции резко выступили меньшевики и правые эсеры. Прения затянулись на всю ночь. Было уже пять часов утра, когда резолюция наконец была поставлена на голосование. Результат его оказался ошеломляющим: за большевистскую резолюции проголосовало 279 депутатов, против – 115, при 51 воздержавшемся.

Конечно, и раньше бывали случаи, когда Совет принимал предложения большевиков. Однако до сих пор это касалось частных вопросов, сейчас же речь шла о программной резолюции. По сути дела, это означало коренное изменение всего политического курса – поворот от идеи общенациональной коалиции к сознательному разрыву со всеми несоциалистическими элементами. Для президиума, где преобладали меньшевики и эсеры, это было категорически неприемлемо. В ответ на принятую резолюцию президиум заявил о своей готовности подать в отставку.

У большевистских лидеров неожиданный успех тоже вызвал некоторую оторопь. Они еще не были готовы к полному разрыву с другими советскими партиями. К тому же в отсутствие Ленина (он, напомним, скрывался в Финляндии) у большевиков не было вождя, чьи распоряжения выполнялись бы беспрекословно. Впрочем, очень скоро такой человек появился.

4 сентября 1917 года из "Крестов" под денежный залог в 3 тысячи рублей был выпущен Троцкий. В предыдущие годы политическая карьера Троцкого отличалась немалыми метаниями. Было время, когда он резко полемизировал с Лениным, за что и заслужил от того самые нелестные характеристики. Но с момента возвращения в Россию весной 1917 года Троцкий выступал плечом к плечу с Лениным, хотя в рядах большевистской партии формально не состоял. Лишь в августе, когда сам Троцкий находился в тюрьме, группа "межрайонцев", к которой принадлежал и он, влилась в состав большевиков.

Троцкий был как будто создан для революции: он обладал ярко выраженной харизмой и умел вести за собой массы. Как оратор он не уступал Керенскому, а может быть, даже превосходил его. Один из современников, которому пришлось слушать и Троцкого, и Керенского, оставил любопытное сравнение ораторской манеры того и другого: "Выступление Керенского носило показной, мелодраматичный характер. Он так часто говорил "я", что создавалось впечатление, что он говорил лично о себе, а не о России. Он демонстрировал, с каким трудом ему дается каждое слово". Совсем по-другому, просто, без дешевых эффектов говорил Троцкий: "Его речь длилась три часа, и он ни разу не произнес местоимения "я"".

Керенский на трибуне вел себя как актер на сцене, его слушатели получали заряд эмоций, но не более того. Троцкий давал четкие указания к действию, понятные любому. Тот же мемуарист писал: "Я хорошо помню, как закончились эти выступления. Троцкий выглядел усталым, но спокойно сошел с трибуны. Керенский спускался, едва ли не падая, всем своим видом показывая, насколько он обессилел. Мне было ненавистно все, о чем пытался сказать Троцкий, и я от всего сердца желал, чтобы прав оказался Керенский. Но правильную речь произнес, к сожалению, не Керенский". [381]381
  Болеславский Р. Путь улана. Воспоминания польского офицера. 1916–1918. М., 2006. С. 157.


[Закрыть]
Троцкому было суждено сыграть важнейшую роль в деле прихода большевиков к власти, но до этого стране предстояло пережить еще немало бурных событий.

Итак, руководство Петроградского совета заявило о своей готовности подать в отставку. На самом деле уходить никто не собирался – заявление об отставке было всего лишь способом надавить на оппонентов. В любом случае новое пленарное заседание, где этот вопрос должен был обсуждаться, грозило вылиться в ожесточенную борьбу между большевиками и умеренными социалистами.

Это заседание, которому суждено было стать историческим, открылось в большом зале Смольного вечером 9 сентября 1917 года. Обе стороны заранее готовились к бою и постарались мобилизовать максимальное число своих сторонников. В итоге собралось более тысячи человек – зал был набит, что называется, под завязку. Открывая заседание, председатель Петросовета Чхеидзе объявил об отставке президиума. Причиной этого он назвал принятие на предыдущем пленарном заседании резолюции, "отвергающей политику, которой все время держался президиум и большинство Совета". Выступивший от имени большевиков Каменев говорил в более примирительном тоне. Он сказал, что большевики вовсе не требуют отставки руководства Совета. Их вполне устроит, если в состав президиума на пропорциональных началах будут введены представители их партии.

Но эсеро-меньшевистское руководство Совета решило сыграть "ва-банк". На голосование был поставлен вопрос о доверии существующему президиуму. Расчет был на то, что большинство сидящих в зале выскажется в поддержку прежних лидеров и тем самым большевистская резолюция, ставшая причиной конфликта, будет автоматически отменена. При подготовке голосования выяснилось, что в списках президиума нет фамилии Керенского. Напомним, что в мартовские дни он не только был избран в состав Исполкома Совета, но даже фигурировал там как товарищ председателя. На практике Керенский если и посещал заседания Совета, то как министр, человек со стороны. Тем не менее решение о его избрании никто не отменял.

Большевики воспользовались этой деталью, для того чтобы еще раз повторить свое предложение. Если президиум счел возможным изменить свой состав, исключив Керенского, то почему бы таким же образом не включить дополнительно представителей большевистской партии? В защиту Керенского выступил Церетели. Он заявил, что Керенского никто не исключал, просто в список вкралась ошибка. За это немедленно ухватился Троцкий. Он обратился к сидящим в зале: "Вы видите – сейчас между Даном и Чхеидзе сидит призрак Керенского. Помните, что, одобряя линию поведения президиума, вы будете одобрять линию Керенского".

Обратим внимание на этот момент. Еще совсем недавно ссылка на то, что тот или иной вопрос поддерживает Керенский, была решающим аргументом "за". Теперь близость к Керенскому воспринималась как фактор дискредитирующий. Более очевидного показателя катастрофического падения авторитета премьера придумать нельзя.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю