Текст книги "Записки уральского краеведа"

Автор книги: Владимир Бирюков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

ВСТРЕЧА С ПИСАТЕЛЕМ Е. Ю. МАЛЬЦЕВЫМ

(Из дневника)

1953 г.

23  а п р е л я. Свердловск. К семи вечера я пришел в Союз писателей на очередной «четверг», чтобы послушать беседу с лауреатом Государственной премии, автором романа «От всего сердца», писателем Елизаром Юрьевичем Мальцевым.

Открывая «встречу», Елизар Юрьевич сказал, что сначала он побеседует на общие темы, а потом, после небольшого перерыва, останется с писателями – членами ССП и кандидатами.

В начале года редакция «Правды» пригласила к себе двадцать московских писателей и предложила им побывать в разных местах Советского Союза, посмотреть, как там живут, написать об этом. Елизару Юрьевичу «выпала» поездка в Курганскую, Кировскую и Свердловскую области.

Начал он с Курганской области, пожил там и приехал в Свердловск, откуда сделал несколько выездов в колхозы. Кургану исполнилось десять лет с того времени, как он стал областным центром.

– Курган – город с очень большим будущим, – сказал писатель. – Самый город теперь перестраивается и расстраивается. Сносятся целые кварталы лачуг и на их месте возводятся многоэтажные дома со всеми удобствами. И что особенно важно, Курган строит жилища для рабочих не возле заводов, где пыль, дым, грохот, а в самом городе… Большое впечатление оставляет улица Красина, которая идет сразу от вокзала железной дороги, пересекая город.

А руководство в Кургане молодое, но богатое житейским опытом. Надо только видеть, какое внимание оказывает оно строителям Кургана: первый секретарь обкома то и дело посещает стройки, расспрашивает, как идет дело, как живется, какие у кого нужды… Словом, в Кургане теперь все кипит, все крутится. И тамошнему руководству хочется, чтобы здесь выросла своя крепкая писательская организация, которая бы помогла стройкам города и области. Книжного издательства там нет, а если кто издает, так редакция областной газеты «Красный Курган». Между прочим, она выпустила три книжки литературных сборников – «На земле Курганской». Самое интересное там – рассказ Терентия Семеновича Мальцева.

Пробыв в Кургане значительное время, писатель проехал в Шадринск, а оттуда в деревню Мальцеву, где работает колхозный ученый Терентий Семенович Мальцев. От него, как и вообще от людей из курганского руководства, Е. Ю. Мальцев буквально в восторге. Про Т. С. Мальцева он сказал:

– Это же совершенно исключительный человек! Представьте, он ни разу не бывал в школе – старовер-отец не пускал – а выучился самоучкой. И тем не менее сейчас он образованнейший человек. У него прекрасная библиотека, которую он держит не для того, чтобы любоваться корешками книг, а читает, изучает их. Как-то в разговоре он сослался на Дидро – французского философа XVIII века. Да хорошо, что тот том, на который ссылался Терентий Семенович, я все-таки читал. А ведь есть много нашего брата-писателей, которые Дидро и не читывали…

Конечно, в отношении сельского хозяйства он как у себя дома: знает все его тонкости, настоящий профессор. Тут нового для него ничего нет. Наоборот, сам он – новатор. Рассказывает, что не раз спорил с самим Лысенко. И спорил жестоко, во многом не соглашаясь с ним. И Лысенко нет-нет да и согласится с Мальцевым.

А потом, знаете, что он сказал мне? «Оставайтесь, – говорит, – у нас в Мальцевой!» «Да что же, – говорю, – я буду делать здесь? Я ведь не агроном…» «А я, – говорит, – буду давать вам темы, а вы пишите…» «Конечно, это хорошо, но ведь у меня есть своя работа, свои темы, свои планы…»

Кто-то из нас спросил:

– Елизар Юрьевич, не думаете ли вы использовать наблюдения в Кургане и его области в своих произведениях, особенно о Терентии Семеновиче Мальцеве?

– Сейчас пока ничего определенного сказать не могу, но во всяком случае я очень обогатился. В частности, предо мной теперь ясно рисуется образ первого секретаря обкома партии, а также образ колхозного ученого. В какой-то степени я обязательно использую это, но как, в каких произведениях, пока сказать ничего не могу.

Когда кончили разговор о Кургане, писатель очень немного сказал о своих наблюдениях в колхозах Свердловской области.

– Теперь давайте поговорим о ваших делах, о ваших нуждах, – предложил Е. Ю. Мальцев.

«Давайте сначала познакомимся, кто в каком жанре работает», – и стал обращаться к каждому из нас.

Один говорил, что он – прозаик, другой – поэт, третий – очеркист, там дальше – критик, драматург.

Дошла очередь до меня:

– Я – собиратель произведений устного творчества – фольклорист.

– Смотрите-ка, какое разнообразие жанров! Это интересно! Ну, расскажите, кто в чем нуждается и нельзя ли как-нибудь ваши нужды удовлетворить.

Летом 1954 года Е. Ю. Мальцев снова приехал в Курганскую область, побывал в Мальцевой и надолго поселился в селе Красномысье – резиденции Понькиной МТС Шадринского района.

1-го июля в Шадринском городском саду, в помещении летнего театра была организована встреча шадринцев с писателем. Писатель довольно подробно остановился на своей биографии, рассказал о творческом пути, о цели своего приезда в Курганскую область, о своих наблюдениях жизни колхоза и МТС в селе Красномысье. Мне удалось почти полностью записать выступление писателя.

ПИСЬМА, АВТОГРАФЫ, РУКОПИСИ

ПИСЬМО А. П. ЧЕХОВА

Почерк А. П. Чехова, как почерк А. М. Горького, узнаешь «за версту». Если Горький, кажется, пишет медленно, выписывая каждую букву в отдельности, Чехов «спешит» набрасывать их на бумагу тонкими, почти волосными линиями. Вот и письмо «Николаю Николаевичу» написано именно таким «спешащим» почерком, да еще, не дождавшись, когда высохнут чернила, сложено вчетверо: получилось много марашек.

Вот текст этого письма:

«17 янв. 1904

Многоуважаемый Николай Николаевич, сегодня я записал на Ваше имя четыре места на четвертое представление, в партере, не дороже, как Вы писали, 2-х рублей.

За Яковлева и за письмо приношу Вам сердечную благодарность и низко кланяюсь.

Будьте здоровы и благополучны.

Искренне Вас уважающий и преданный А. Чехов».

Внизу листика, на последней линейке:

«За билетами пошлите накануне спектакля».

Писано письмо на одной стороне почтового листа (размером 17,8×11,2 см) с линейками. То, что автор письма торопился и спешил запечатать его в конверт, даже не дождавшись, когда высохнут чернила, можно вполне понять, если вспомнить, что этот день был и днем рождения и днем именин. Помимо всего этого Московский Художественный театр неожиданно для Антона Павловича устроил публичное чествование его в связи с 25-летием литературной деятельности. Известно, что это очень взволновало скромного и крайне застенчивого писателя.

Было еще одно важное обстоятельство. Именно 17-го января ст. ст. Художественный театр впервые ставил пьесу Чехова «Вишневый сад». Естественно, что не только в день спектакля, но и за несколько дней до него Антон Павлович волновался: как-то встретит зритель новое произведение?

И вот, как говорится, дай бог всякому быть таким, как Чехов: волноваться в один из самых значительных дней своей жизни – и не забыть об одном из друзей, написать ему, а до этого еще успеть похлопотать о театральных билетах.

Письмо получено мною от В. Н. Харузиной, у которой был брат Николай Николаевич. Сначала я думал, что Антон Павлович писал этому Николаю Николаевичу, а когда справился в «Большой советской энциклопедии», то оказалось, что он умер еще в 1900 году, тогда как письмо писано в начале 1904, т. е. в год смерти Чехова. «Коли письмо хранилось в семье Харузиных, то оно было писано сыну Николая Николаевича, тоже Николаю Николаевичу», – думал я, хотя не знал, был ли женат брат Веры Николаевны.

Антон Павлович благодарит в письме «за Яковлева». С этой фамилией у писателя был соученик по гимназии, и я полагал, что именно за этого Яковлева Чехов благодарил своего адресата.

В январе 1962 года удалось мне в свердловском отделении Академкниги приобрести 68-й том «Литературного наследства», целиком посвященный А. П. Чехову, и там на страницах 254—255 сообщается, что адресатом письма был Н. Н. Хмелев – земский деятель, знакомый А. П. по общественной работе в Серпуховском уезде. 15 января 1904 г. Хмелев своим письмом просил А. П. достать ему билеты в Художественный театр, так что письмо из моего собрания является ответом на письмо Хмелева.

11-го января 1904 года Антон Павлович просил Хмелева перевести в другую школу учителя Петра Александровича Яковлева, и в письме от 15 января Хмелев ответил Чехову, что его просьба удовлетворена.

ПИСЬМО ПИСАТЕЛЯ Н. Д. ТЕЛЕШОВА

Не так давно скончался в Москве директор музея Московского Художественного театра, старый писатель (род. в 1867 г.) Николай Дмитриевич Телешов. В книге «За Урал» (1897 г.) он нарисовал мрачный быт сибирских переселенцев. В 1900-х годах Н. Д. Телешов входил в литературный кружок «Среда», участниками которого были М. Горький, А. П. Чехов и др. Печатался в сборниках «Знание». В 1943 году опубликовал «Записки писателя», выходившие потом еще несколькими изданиями. Был в дружбе также с Маминым-Сибиряком. Наверное, многим знаком групповой портрет: М. Горький, Д. Н. Мамин-Сибиряк и Н. Д. Телешов. В своих записках он вспоминает о русских писателях своего времени.

В 1947 году у меня был повышенный интерес к Мамину-Сибиряку, и я написал Телешову письмо с просьбой поделиться воспоминаниями о нашем писателе. Получил от него два письма.

«В. П. Бирюкову.

Уважаемый Товарищ.

Вы не написали мне Вашего имени и я не знаю, как назвать Вас – извините. Письмо Ваше от 8 сентября дошло до меня только теперь – к 1 октября. Отвечаю на него немедленно. Вы пишете, что в газете «Красный Курган» напечатан мой ответ на анкету «Красного Кургана»: «Почему нам дорога Москва». Надо сказать, что никто из этой газеты не обращался ко мне ни с какими вопросами. Очевидно, это простая перепечатка. Но это дело мелкое.

На Ваши вопросы я был бы рад ответить. Но моя поездка за Урал была так давно, что вряд ли я смогу удовлетворить Ваше желание. Дело было так: Антон Павлович Чехов настойчиво рекомендовал мне поехать в Сибирь или за Урал – «за тысячи верст отсюда», как он говорил, – если я хочу быть писателем. Все это более подробно описано мною в моей книге «Записки писателя» изд. 1943 г. Но книги этой сейчас нигде достать нельзя за исключением библиотек. Там же можно встретить и мои воспоминания о Д. Н. Мамине-Сибиряке, с которым я был хорошо и близко знаком, и он бывал у меня на наших собраниях литературной Среды, заслужившей большую и добрую известность, где каждую среду собирались в дружеский кружок молодые в то время писатели, только что начавшие входить в известность, как Вересаев, Серафимович, Скиталец, Найденов, Бунин, Леонид Андреев, Чириков, Куприн и др. Из более старших писателей бывали у нас Мамин-Сибиряк, Боборыкин, Златовратский, Чехов и Короленко, – когда бывали в Москве. Большое и значительное участие Горького в нашей Среде описано также в моей книжке. Знаменитые Сборники «Знания» начались именно у нас, в нашем кружке.

С И. П. Ладыжниковым я тоже был знаком и за последние годы видался с ним в Международной Книге и в Горьковском музее.

Книжка моя «За Урал» была издана Сытиным в 1897 г., т. е. полвека тому назад. Я был еще молод, неопытен в литературе, и в книжке есть многое такое, чего я в зрелом возрасте, вероятно, не написал бы. Поездка относится к 1894 году. Многое из этой поездки имело для меня как писателя большое значение. Многое из наблюдений открыло мне доступ в лучшие журналы. Беллетристические рассказы о переселенцах до сего времени пользуются большим вниманием, а в старину они в разных издательствах, вроде «Посредника», «Донской речи», «Знания» и др. в копеечных брошюрках расходились многими десятками тысяч, если не сотнями тысяч. Так что прав А. П. Чехов, говоривший: «если хотите быть писателем» и т. д. О демидовских шахтах тоже много раз печаталось в разных изданиях, и недавно напечатано в моей книге воспоминаний, что вызвало интересную переписку и знакомство с новыми, теперешними писателями, как Евген. Федоров, автор многих книг по Уралу. К сожалению, нет у меня книг, а то я с удовольствием прислал бы Вам их. Но, может быть, кое-что найду. Во всяком случае очень рад был бы доставить Вам все, что смогу. Благодарю Вас за внимание и шлю привет и мое уважение.

Между прочим, я хорошо знаком с племянником Мамина – Удинцевым Борисом Дмитриевичем, человеком очень культурным и интересным, который заботится всегда о памяти Дмитрия Наркисовича. Если он будет Вам нужен, я сообщу Вам его адрес московский. Он работает в Научной библиотеке Литер. Музея (Москва, Рождественский бульвар, 16, кв. 2). Полагаю, он мог бы быть Вам полезным.

Еще раз – привет и добрые пожелания.

С уважением к Вам Н. Телешов».

1/X-47.

На обороте:

«Вот список рассказов о Сибири и Урале.

1894: рассказ «С богом» (он же после «Самоходы»).

   »         »       «Против обычая».

1895: книжка «За Урал», из скитаний по Западной Сибири.

1897: рассказ «Елка Митрича».

1898:      »      «Домой».

   »                  «Нужда».

   »                  «Шахты».

   »                  «Хлеб-соль».

1903:       »      «Между двух берегов».

1905:       »      «Слепцы» («В пути»).

1919:       »      «На ходу».

   »           »      «Лишний рот».

«Уважаемый Владимир Павлович.

Сейчас получил Ваше письмо и очень рад узнать, что книжка моя «Записки писателя» пошла в руки такого любителя и знатока литературы прежних дней, как Вы.

Рад также сообщению, что собрание сочинений Мамина Д. Н. подготовляется к изданию. Это очень хорошо и нужно. Я любил и ценил этого писателя, которого считаю недооцененным.

Роман Евг. Федорова только что вышел в его второй части. Называется тоже «Демидовы», кн. вторая. Мне очень нравится, как он пишет. По Вашим словам, он дает неверные иной раз сведения из истории Урала… Этого я не могу знать и потому не чувствую неверностей. А пишет он хорошо. И язык у него какой-то особенный, не наш, не московский.

Шлю Вам свой привет и желаю успехов в Ваших работах.

С уважением к Вам Н. Телешов».

25/X-47.

АВТОГРАФ ВЕЛИКОГО УЧЕНОГО

В 1929—1941 гг. в Свердловске издавался один из первых детских технических журналов, так сказать, предок нынешнего «Юного техника», – «Техника смене». Хотя журнал и был «техническим», но там помещались материалы по биологии, географии и художественные произведения.

С 1932 по 1936 год душой журнала был автор недавно вышедшей в Свердловске книги «Из театрального прошлого Урала», сейчас редактор отдела науки и краеведения журнала «Уральский следопыт» Юрий Михайлович Курочкин. Он вел широкую переписку с учеными страны и привлекал их к участию в своем журнале.

Как-то один из сотрудников журнала П. Д. Чикаш посетил К. Э. Циолковского и рассказал об этом на страницах журнала. Юрий Михайлович завязал переписку с великим ученым. Циолковский охотно откликнулся и пообещал дать материал для отдела в журнале «И они были маленькими».

Примерно через месяц пришел ответ Константина Эдуардовича на открытке, которая была изрядно потрепана в пути.

«В 1935 г. 22 янв.

Многоуважаемый Юрий Михайлович, получил Ваше письмо и Ваш хороший журнал. Я Вам через 20 дней вышлю свою автобиографию: 60 страниц машинописи. Вы можете взять из нее, что подойдет, и мою подпись. Машинопись всю возвратите по миновении надобности. Привет П. Чикашу, привет вашим юным читателям и товарищам по работе. Послал Вам «Монизм»[3]3
  Книжка «Монизм» К. Э. Циолковского, изданная в Калуге.


[Закрыть].

К. Циолковский».

Коллектив редакции и актив юных техников были обрадованы получением этой открытки и с нетерпением стали ждать обещанного. Высчитали, что числа 15-го февраля рукопись ученого уже должна быть в редакции, и не ошиблись – именно в эти числа она была получена.

За неделю до получения открытки редакционные работники знали, что Константин Эдуардович занят выполнением своего обещания. В газете «Комсомольская правда» от 12 января 1935 года в корреспонденции «Скоростной поезд К. Циолковского. Как живет и работает ученый» – Константин Эдуардович сообщил беседовавшему с ним корреспонденту: «В свободные часы я пишу свою автобиографию». Естественно было «заподозрить», что именно по заказу уральцев писалась автобиография.

И вот приходит бандероль с рукописью. Адрес на бандероли написан рукой самого ученого, а упаковкой служил черновик каких-то расчетов и таблиц; опять-таки выполненных Константином Эдуардовичем, – секретаря он не имел и делал все сам, своими руками. Кстати, по рассказам П. Д. Чикаша, ученый, между прочим, писал не на столе, а на дощечке, положив ее на колени. Присланная рукопись была написана на машинке, вычитана и исправлена автором.

Называлась рукопись «Черты из моей жизни. (Январь 1935 г.) В ней было 58 двухсторонних листов, т. е. 116 страниц. На первой странице Константин Эдуардович приписал карандашом: «Можно сделать извлечение. Прошу возвратить», а также привет Ю. М. Курочкину и адрес: «Калуга, ул. Ц-го, д. 1».

Большая часть рукописи была использована в нескольких номерах «Техники смене» и целиком возвращена автору, а бандерольная обертка с адресом и разными вычислениями на обороте, сделанными К. Э. Циолковским, была подарена мне для хранения. Перепечатка полного текста рукописи до сих пор хранится у Ю. М. Курочкина. Не так давно он сказал мне:

– Я и ее в будущем передам вам.

Приятно сохранить для уральцев такую реликвию.

АВТОГРАФЫ ГОСТЕЙ 200-ЛЕТИЯ АКАДЕМИИ НАУК СССР

Летом 1925 года правительство СССР постановило отпраздновать 200-летие со дня основания Российской Академии наук и преобразовать ее в Академию наук Советского Союза. Советское государство с величайшим вниманием относилось к науке и ждало от ее работников необходимой помощи в деле социалистического строительства.

В то время основные учреждения Академии все еще находились в Ленинграде, а не в Москве. Поэтому решено было провести празднование сначала в Ленинграде.

Я в то время был директором основанного мною Научного хранилища в г. Шадринске – центре Шадринского округа огромной Уральской области. Хранилище было своеобразным «комбинатом» учреждений, куда входили краеведческий музей, художественная галерея, окружной архив и научная библиотека. Комбинат этот занимал целых три здания.

Признаюсь, я в то время читал лишь свою окружную газету, выходившую три раза в неделю, а потому плохо следил за жизнью всего Советского Союза. Вот почему для меня явилось неожиданным приглашение быть гостем всесоюзного торжества науки. Начались сборы в путь.

В Ленинград съехалось, вероятно, до тысячи представителей советских научных учреждений и до сотни представителей двадцати четырех зарубежных стран.

6 сентября состоялось торжественное заседание в здании Ленинградской филармонии. Вначале оркестр под управлением выдающегося советского композитора А. К. Глазунова исполнил торжественную увертюру. С речами выступили «всесоюзный староста» М. И. Калинин, а потом президент Академии наук академик А. П. Карпинский. Выступали также вице-президент Академии наук академик В. А. Стеклов и секретарь Академии академик С. Ф. Ольденбург.

Был объявлен перерыв, длившийся около получаса. Смотрю, кое-кто из участников заседания подходит к известным ученым с просьбой оставить автограф. У меня был лишь голубой листок бумаги с напечатанной программой заседания. Пусть, думаю, напишут на этой программе, – двойной исторический документ получится! В руках у меня был красно-синий карандаш…

Взял я эти свои «доспехи» и подошел к академику А. П. Карпинскому. Ласковый старичок, – ему в то время шел девятый десяток – спросил, откуда я такой по-провинциальному одетый делегат. Когда я отрекомендовался, Александр Петрович сказал, что он изучал геологию Шадринского Зауралья.

Потом я подошел к А. В. Луначарскому. Он расписался моим карандашом. Поставил свою подпись М. И. Калинин. Четвертый автограф дал академик Н. Я. Марр. С ним я был знаком по Центральному бюро краеведения при Академии наук, где я был действительным членом и выступал на всесоюзных краеведческих конференциях. Подходил я еще к А. К. Глазунову, но он всем отказывал, отказался и мне дать свой автограф.

Торжества в Ленинграде продолжались целых пять дней. За это время гости Академии наук побывали на торжественном приеме, посетили разные научные и политические заседания, всякого рода выставки, музеи, концерты, спектакли, участвовали в экскурсиях по окрестностям Ленинграда.

Помню прием в стенах Академии. Видел я здесь многих знаменитых ученых: И. П. Павлова, А. Е. Ферсмана, А. Ф. Кони и многих других. Оглянешься, бывало, кругом, а тут все такие знаменитости, о которых только читал или слышал. Сидишь где-либо в сторонке, а недалеко от тебя беседуют два старичка. Начинаешь прислушиваться, всматриваться в лица… Что-то знакомое… Да где же я их видел? А, да: на портрете в журнале или в газете… Да это же Анатолий Федорович Кони – автор великолепных воспоминаний из его юридической практики!

Из экскурсий по Ленинграду и его окрестностям я выбрал поездку в Петродворец, тогда еще называвшийся Петергофом, чтобы прокатиться по морю и посмотреть на знаменитые фонтаны. Стояла осень, небо было все десять дней серым. Вез нас небольшой пароходик, вмещавший, вероятно, не больше сотни людей. По пароходику ходили кинооператоры и снимали нас на пленку. Кто-то из них попросил меня сесть рядом с девочкой, одетой в дешевое ситцевое платьице. У меня вид был тоже не из казистых.

Мне было странно видеть здесь юную гостью. Я заинтересовался и стал расспрашивать. Оказалось, эта девочка – потомок Ломоносова, Нина Быкова. Я обрадовался, разговорился и попросил девочку дать мне ее автограф. На этот раз листок бумаги у меня был с собой, и моя новая знакомка детским, ученическим почерком написала карандашом:

«Настоящий листочек пусть будет воспоминанием участия на торжествах 200-летия Академии Наук в Ленинграде. Нина Быкова. На пароходе 8 сентября 1925 года».

Я до сих пор жалею, что в течение пяти дней пребывания в Ленинграде так и не поговорил ни с кем, кроме археолога А. А. Спицына, у которого я был на квартире.

После пятидневого гощения в Ленинграде мы приехали в Москву. Больше всего врезались мне в память участие в торжественном заседании в Большом театре и не менее торжественный обед в Доме Союзов. Для меня было совершенно неожиданным явиться членом президиума и сидеть на сцене театра вместе с советскими и иностранными учеными. Я поспешил усесться в один из последних рядов. Моим соседом оказался профессор Екатеринославского (теперь Днепропетровского) горного института Лебедев. Узнавши, что я из Шадринска, оживился и сказал, что в Шадринск была сослана по политическому делу его сестра, тоже Лебедева. Потом-то я узнал, что действительно была такая в шадринской ссылке, она вышла замуж тоже за ссыльного по политическому же делу товарища, Троицкого. Это было в конце 1880-х или в начале 1890-х годов.

Московское торжественное заседание памятно мне по выступлениям не только советских ученых, но и нескольких иностранных. Так, очень хорошо помню невысокую и подобранную фигуру крупнейшего немецкого ученого, создателя квантовой теории, Макса Планка. Хорошо врезалась в память высокая, массивная фигура ректора Римского университета. Этот ученый часто повторял слова: «По́поло романо е по́поло россо», т. е. «римский (итальянский) народ и русский народ». Не помню, кто переводил речь Планка, во речь итальянца перевел на русский язык А. В. Луначарский.

Если не изменяет память, от Индии сначала выступал невысокий седой старичок в чалме, по-видимому, мусульманин. Он говорил о науке, но в то же время призывал помощь божью. Несомненно, многие советские слушатели не сдержали при этом своей улыбки.

Вторым представителем ученой Индии выступил физик Раман, теперешний президент индийской Академии наук. Кстати сказать, не так давно он получил Международную Ленинскую Премию Мира. Раману в то время было 37—38 лет. Почти высокий, в черном сюртуке, в белоснежном тюрбане на голове, живой, подвижной, с живыми глазами, говорил горячо, страстно. Он от всей души приветствовал молодое советское государство и его науку и желал ей всяческих успехов. Ни о каком боге в его речи не было и слова, он говорил о стремлении человечества к вершинам науки, к социальной справедливости.

В речи Рамана слышалось также возмущение тем гнетом, который наложило на индийский народ английское владычество. Эту речь, произнесенную на английском языке, сколько помнится, переводил на русский язык также А. В. Луначарский. И многоязычен же был этот первый советский нарком просвещения! Он и с французского, и с итальянского, и с английского языка и, наверняка, перевел бы с испанского и португальского, не говоря уж о западно-славянских языках. По приезде в Москву делегатов опять снабдили всякого рода программами, путеводителями, памятными изданиями и проч. Среди этих материалов было отпечатанное на русском и нескольких других языках, в том числе и на каком-то восточном, «Приветственное письмо Московскому Совету рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов от избранного в Московский Совет профессора Климентия Аркадьевича Тимирязева, члена-корреспондента Акад. Наук, Почетного члена Оксфордского университета, профессора 1-го Моск. Ун-та и т. д.» Раман так расположил к себе советских людей, в том числе и меня, что я потом подошел к нему, подал письмо Тимирязева и попросил оставить на нем автограф. Раман взял у меня серый карандаш, энергично и размашисто расписался на одном углу тимирязевского письма.

Я до сих пор помню улыбку Рамана и его дружеский взгляд. Когда иной раз вновь беру в руки тимирязевское письмо с автографом Рамана, я живо вспоминаю Большой театр, его громадную эстраду, происходившее в театре юбилейное академическое заседание 14 сентября 1925 года. Я так радовался потом, когда узнал, что Индия освободилась от английского гнета и у Советского государства завязались с ней самые тесные хозяйственные и культурные связи.

В реликвиях-памятках об академическом юбилее у меня хранятся и программы, путеводители, разные каталоги, а также темно-бронзовая медаль в память столетия со дня рождения А. С. Пушкина (1899 г.), и прекрасно гравированный портрет поэта – все это было получено мною 7 сентября при посещении Пушкинского Дома (Институт русской литературы) в Ленинграде. Вручал это директор Дома профессор Б. Л. Модзалевский.