Текст книги "Жуков"
Автор книги: Владимир Дайнес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
Гай, не дав Жукову даже начать рапорт, поблагодарил его и личный состав полка за проделанную работу. Затем в сопровождении командира полка осматривал лагерь, беседовал с кавалеристами, рассказывая боевые эпизоды из истории Гражданской войны.
Полк Жукова однажды посетил прославленный герой Гражданской войны В.К.Блюхер, которого еще при жизни многие называли «человек-легенда». Ознакомившись с организацией питания личного состава, обойдя все общежития и культурно-просветительные учреждения, он поинтересовался у командира полка, как обстоят дела с боевой подготовкой. Жуков ответил, что личный состав полка хорошо понимает свою задачу и всегда готов выполнить воинский долг. Блюхер похвалил его за такую готовность и приказал дать полку сигнал «тревоги». Через час полк был собран в районе расположения. Блюхер осмотрел вооружение и снаряжение всадников, общую боевую готовность. Особенно тщательно он проверил пулеметный эскадрон и сделал довольно серьезное замечание одному пулеметному расчету, у которого не была, как положено по тревоге, залита вода в пулемет и не имелось никакого ее запаса.
Еженедельно командир дивизии проводил военные игры на картах. На разборах этих игр Гай критиковал тех, кто мало работает над повышением своих знаний, и тепло отзывался о командирах, которые много занимаются самоподготовкой. Последнее в полной мере относилось и к командиру 39-го полка. «…В практических делах я тогда чувствовал себя сильнее, чем в вопросах теории, так как получил неплохую подготовку еще во время Первой мировой войны, – вспоминал Жуков. – Хорошо знал методику боевой подготовки и увлекался ею. В области же теории понимал, что отстаю от тех требований, которые сама жизнь предъявляет мне, как командиру полка. Размышляя, пришел к выводу: не теряя времени, надо упорно учиться. Ну а как же полк, которому надо уделять двенадцать часов в сутки, чтобы везде и всюду успеть? Выход был один: прибавить к общему рабочему распорядку дня еще три-четыре часа на самостоятельную учебу, а что касается сна, отдыха – ничего, отдохнем тогда, когда наберемся знаний».[46]
В сентябре 1923 года начались большие осенние маневры. Их участник A.Л.Кроник так рассказывал о действиях полка: «…Наш 39-й Бузулукский кавполк находился в авангарде главных сил. На подходе к Орше, вокруг которой занимали позиции основные силы „противника“, наш командир искусно и смело решил сложную боевую задачу. По плохим осенним дорогам полк совершил марш-бросок, за тридцать часов преодолел сто километров и неожиданно обрушился на фланг и тыл пехоты „противника“. Этой смелой атакой полк упредил в развертывании главные силы „противника“, создал предпосылки для успешного наступления на широком фронте, и командование срочно развило этот успех, бросив вслед за нами на прорыв всю 7-ю Самарскую дивизию». По итогам этого боя командующий войсками фронта М.Н.Тухачевский дал полку и его командиру Г.К.Жукову очень высокую оценку.
После завершения маневров местом постоянного расквартирования 7-й Самарской кавалерийской дивизии стал город Минск. В конце ноября закончилось размещение личного состава в казармах (до этого полк был расквартирован по частным домам) и возобновились регулярные плановые занятия. Тон в учебе, как всегда, задавал Жуков, который в декабре из врио командира полка стал его полноправным командиром. Предъявляя самые высокие требования ко всем бойцам и командирам, он постоянно подчеркивал значимость обучения и воспитания младшего комсостава. Об этом можно судить из развернутого приказа по полку от 18 марта 1924 года,[47] в котором вызывает интерес требование «ни в коем случае не допускать панибратства, пристрастия и заискивания дешевого авторитета, что является главным злом у слабо подготовленного комсостава и несознательно относящихся к своим высоким обязанностям командиров Красной Армии». Пожалуй, в этих словах выражено важнейшее кредо Жукова и как военачальника, и как человека.
Ему присущ жесткий спрос за нарушения воинской дисциплины. В одном из приказов говорится: «Из представленного мне следователем полка материала дознания видно, что красноармейцы 1-го эскадрона Жмурин и Самулевич производят ряд самовольных отлучек из казарм, ряд злостных неисполнений законно отданных приказаний, а посему на основании имеющегося на них следственного материала красноармейцев 1-го эскадрона Жмурина и Самулевича предаю суду Военного Трибунала кавчастей Запфронта за ряд самовольных отлучек и за злостные неисполнения законно отданных распоряжений».[48]
Иногда требовательность Жукова перерастала в необоснованную строгость, что вызывало недовольство у некоторых его подчиненных. В вышестоящие штабы шли жалобы, и с ними приходилось разбираться. Но попытки воздействовать на Жукова не приносили ощутимых результатов. Пройдут годы, и он признает: «Оглядываясь назад, думаю, что иногда я действительно был излишне требователен и не всегда был сдержан и терпим к поступкам подчиненных. Меня выводила из равновесия та или иная недобросовестность в работе, в поведении военнослужащего. Некоторые этого не понимали, а я, в свою очередь, видимо, недостаточно был снисходителен к человеческим слабостям. Конечно, сейчас эти ошибки стали виднее, жизненный опыт многому учит. Однако и теперь считаю, что никому не дано права наслаждаться жизнью за счет труда другого…»[49]
И все-таки надо признать, что не отрицает и сам Жуков, становление вверенного ему полка проходило трудно и не всегда удавалось добиться желаемого. В отчете, представленном в штаб дивизии 17 апреля 1924 года, наглядно нарисована картина того, как проходило обучение личного состава в зимнем периоде.[50] На качество подготовки негативное влияние оказывал некомплект личного состава, основными причинами которого были «убытие красноармейцев в отпуска по болезни согласно постановлениям врачебных комиссий… дезертирство красноармейцев Волынской губернии в начале зимнего периода обучения и убытия по разным причинам». Занятия велись нерегулярно. Отмечается чрезмерная занятость комсостава «повседневной, ежечасной работой в эскадронах… в связи с неблагоприятным расквартированием полка и расположением конюшен в начале зимнего периода», тяжелые погодные условия – глубокие снега.
Недостатки в боевой подготовке, о которых говорится в отчете Жукова, были характерны не только для 7-й Самарской кавалерийской дивизии, но и для Красной Армии в целом. В отчете Народного комиссариата по военным и морским делам за 1923–1924 годы отмечалось: «Большой некомплект младшего и среднего комсостава, неудовлетворительная общая его подготовка, текучесть не позволяли должным образом развернуть и поставить занятия. Ввиду отсутствия кадра военнослужащих новобранцы привлекались к несению нарядов, что отражалось на их подготовке. Полностью были укомплектованы только спецкоманды и школы младшего комсостава из-за некомплекта в частях, особенно в пехоте. Разновременное прибытие пополнений повлекло за собой образование в частях разнородных по подготовке групп. Большой процент неграмотных и малограмотных отрывал красноармейцев от боевой подготовки для проведения общеобразовательной подготовки. На усвоение войсками программ обучения сказались также недостатки в оборудовании лагерей, учебных полей, полигонов, приборов и пособий».[51]
И все же даже в таких условиях Г.К.Жуков, надо отдать ему должное, сумел наладить планомерную учебу и укрепить дисциплину. В итоге по результатам смотра частей 2-й бригады, проведенного 24 июля 1924 года командованием дивизии, командиру бригады Селицкому, командиру 39-го кавалерийского полка Жукову и военкому этого полка Янину были объявлены благодарности.
В Минске получили развитие непростые романы Георгия Константиновича с Александрой Зуйковой и Марией Волоховой. Пытаться разобраться в них – дело неблагодарное, да и не совсем благородное. Поэтому сошлемся на людей, связанных с Жуковым родственными отношениями. «Мама стала за отцом всюду ездить, – вспоминала старшая дочь Александры Диевны Эра. – Часами тряслась в разваленных бричках, тачанках, жила в нетопленых избах. Перешивала себе гимнастерки на юбки, красноармейские бязевые сорочки – на белье, плела из веревок „босоножки“… Из-за этих кочевок она и потеряла первого своего ребенка, как говорили – мальчика. Больше ей рожать не советовали – хрупкое здоровье». Младшая дочь Зуйковой Элла утверждает, что в первый раз ее мать с Жуковым «расписались в 22-м году. Но, видимо, за годы бесконечных переездов документы потерялись, и вторично отец с мамой зарегистрировались уже в 53-м году в московском загсе».
Внук Жукова Георгий – сын дочери Волоховой Маргариты – со слов дедушки и бабушки относит возобновление знакомства Георгия Константиновича и Марии Николаевны как раз к 1922 году: «Тогда в Полтаве умерли родители Марии, и она переехала в Минск к старшей сестре Полине, которая к тому времени уже стала женой Антона Митрофановича Янина. Дома Жукова и Янина стояли рядом, и два друга, командир и комиссар полка, были практически неразлучны. А в 26-м году у Полины и Антона Митрофановича рождается сын Владимир. И Георгий Константинович с Марией становятся крестными. Дедушка был в восторге от малыша и все время говорил о том, что самая большая его мечта – иметь сына… Дедушка всегда утверждал, что Александра Диевна не в состоянии иметь детей. Это… тоже послужило причиной его к ней охлаждения… Дедушка-холостяк практически жил у Яниных, состоял в гражданском браке с Марией и неоднократно просил ее выйти за него замуж. Но Мария Николаевна была активная комсомолка и регистрировать брак считала пережитком прошлого. Да и по закону до 44-го года регистрация браков в загсах не требовалась».
Дочь Жукова и Марии Волоховой Маргарита Георгиевна вообще отрицает, что в первой половине 20-х годов в Белоруссии Жуков поддерживал постоянную связь с Зуйковой. «В Минске Георгий Константинович жил без Александры Диевны, – отмечала Маргарита Георгиевна. – У них никогда ничего совместного не было. И все ее приезды к отцу были для отца неожиданными. Он не хотел с ней жить, неоднократно повторял, что не любит. Александра Диевна, видимо, страдала – пыталась вселиться в дом Жукова, и когда ей это удавалось, отцу ничего не оставалось, как уходить к Яниным и там скрываться. Чтобы избавиться от Александры Диевны, которая все терпела, отец много раз покупал ей билет на поезд домой в Воронежскую губернию, ботики и другие подарки, лично сажал ее на поезд и просил больше не возвращаться. Она покорно уезжала, но затем писала, что жить без него не может, что уже сообщила всем родственникам, что у нее есть муж, и вновь возвращалась в Минск».
В июле 1924 года в военной карьере Г.К.Жукова произошел новый поворот: Г.Д.Гай сообщил Георгию Константиновичу о решении направить его на учебу в Высшую кавалерийскую школу. Перед конкурсными экзаменами, которые сданы были успешно, пришлось с головой уйти в книги.
Перед отъездом в Ленинград, где размещалась школа (вскоре она была переименована в Кавалерийские курсы усовершенствования командного состава – ККУКС), Жуков подписал 1 октября 1924 года следующий приказ:
«§ 1. Уезжая в Высшую кавшколу для пополнения своих знаний, командование полком сего числа сдал моему помощнику по строевой части тов. Михайловскому.
Основание: Приказ дивизии № 365 от 23 сентября.
§ 2. Товарищи бойцы, командиры и политработники.
Уезжая в Высшую кавшколу для пополнения своих знаний, которые требуются Красной Армии в связи с эволюцией военного искусства, вытекающей из достижений техники, должен сказать, что каждый боец, каждый командир и политработник в годы мирной учебы, в годы свободной передышки должен понять, что кадру Красной Армии в момент решительной схватки с международным капиталом за свое пролетарское право придется сыграть решающую роль в деле руководства вооруженными трудовыми массами. Передовой кадр Армии трудящихся, разрешая свои задачи на полях сражения, обязан будет разрешить их с наименьшими жертвами, с наименьшей затратой крови, ибо трудовые силы, родные нам по крови, не могут гибнуть от незнания ее руководителей, а посему, уезжая на учебу, я полон надежды, что каждый командир и боец, который в текущем году не мог быть направлен в широко раскинутые школы СССР, не потеряет ни одной лишней минуты для самообразования и самовоспитания, и те достижения, которые имеет 39-й Бузулукский полк в деле поднятия своей боеспособности, будут, безусловно, закреплены и углублены.
Знайте же, что коммунистическая организация полка, как верный часовой у пролетарского поста, будет стоять на точке зрения действительной правоты дела, начатого нашим вождем тов. Лениным. И бойцы под руководством испытанной в боях коммунистической партии сумеют подготовить себя к решительной схватке двух заклятых врагов, пролетариата с капиталом.
Да здравствует учеба!
Да здравствуют бойцы, командиры и политработники славного 39-го Бузулукского кавполка!»[52]
Основное внимание на курсах уделялось тактическому совершенствованию командиров, освоению новых средств борьбы, умению организовать бой и осуществлять взаимодействие с артиллерией и танками. Изучалась также организация армий вероятных противников. Большое внимание уделялось методике проведения занятий по огневой подготовке и овладению оружием, состоявшим на вооружении конницы. По давней традиции на высоком уровне было представлено обучение верховой езде и выездке молодой лошади. Курсы являлись как бы лабораторией конного дела, и слушатели после их окончания обычно становились в частях главными инициаторами широкого развития конного спорта.
В это же время на курсах проходили обучение другие командиры, ставшие впоследствии видными военачальниками, в том числе будущие Маршалы Советского Союза А.И.Еременко, И.Х.Баграмян, К.К.Рокоссовский. Баграмян вспоминал: «Георгий Константинович Жуков среди слушателей нашей группы считался одним из наиболее способных. Он уже тогда отличался не только ярко выраженными волевыми качествами, но и особой оригинальностью мышления. На занятиях по тактике конницы Жуков не раз удивлял нас какой-нибудь неожиданностью. Его решения всегда вызывали наибольшие споры, и он обычно с большой логичностью умел отстаивать свои взгляды».[53] Рокоссовский отмечал, что «Жуков, как никто, отдавался изучению военной науки. Заглянем в его комнату – все ползает по карте, разложенной на полу. Уже тогда дело, долг для него были превыше всего».[54]
Неуемная жажда знаний сохранилась у Георгия Константиновича на всю жизнь. Об этом можно судить и со слов его дочери Эллы Георгиевны: «По рассказам мамы и Эры, а затем, когда я подросла, то убедилась в этом сама, каждое новое семейное „гнездо“ после очередного переезда мы начинали создавать с книг. Иногда еще не была завезена мебель… как отец начинал наполнять квартиру книгами. Он приносил их стопками. Они могли лежать на подоконниках, стульях, на обеденном столе и даже на полу… Он не любил читать в кабинете, а устраивался за столом или в кресле в столовой. Очень часто он не просто читал, а делал пометки на полях остро отточенным простым карандашом».
Жуков активно включился в работу военно-научного общества при курсах. Каждый слушатель разрабатывал какую-нибудь тему, по которой и выступал с докладом на заседании общества. Всем запомнился доклад Г.К.Жукова «Основные факторы, влияющие на теорию военного искусства». Основательно проштудировав работы А.В.Суворова, К.Клаузевица, А.А.Брусилова, других полководцев и военных теоретиков, опираясь на опыт Гражданской войны и на собственную боевую и командную практику, он сделал обстоятельный, оригинальный и глубоко аргументированный доклад, заинтересовав не только слушателей курсов, но и преподавателей.
Во время учебы в летние месяцы слушатели выезжали в поле, решали задачи по тактике конницы, технике верховой езды. Завершала полевую учебу продолжительная поездка по Новгородской области. В ее финале устраивали конный пробег от Новгорода до Ленинграда. Двухсоткилометровый путь преодолевали за сутки. Непосредственно перед выпуском была проведена большая военная игра. По ходу ее исполнение одной из самых высоких должностей было поручено Георгию Константиновичу.
Как всегда, характера и самоотверженности Жукову было не занимать. Чего стоит хотя бы такой факт. Когда в августе 1925 года учеба была завершена, по просьбе Жукова командование разрешило ему, М.И.Савельеву и Н.Рыбалкину (а не П.С.Рыбалко, как пишет Б. Соколов в книге «Неизвестный Жуков: портрет без ретуши в зеркале эпохи». С. 66. —В.Д.) возвратиться из Ленинграда в Минск – в свою 7-ю Самарскую кавалерийскую дивизию – пробегом на конях.
«Двинувшись в путь-дорогу, – вспоминал Георгий Константинович, – мы решили идти переменным аллюром, то есть шаг – рысь, и изредка применять галоп. В первый день мы прошли меньше, чем планировали, на 10 километров, так как чувствовалось, что лошади устали, да к тому же захромала моя лошадь, чистокровная кобылица Дира: ей было уже 12 лет, а для лошади это преклонный возраст.
Мы порядком устали, хотелось скорее отдохнуть. Крестьяне встретили нас радушно: накормили нас как следует, покормили лошадей.
Утро для меня началось неудачно – лошадь все еще хромала. Залив воском прокол и забинтовав копыто, я решил провести Диру в поводу. К счастью, скоро лошадь перестала прихрамывать. Сел верхом. Нет, ничего – не хромает. Пошел рысью – хорошо. Чтобы уменьшить нагрузку на правую больную ногу, решил идти дальше только шагом и галопом с левой ноги.
Моим товарищам было значительно легче идти на здоровых конях, я чаще спешивался, вел лошадь в поводу и сам, разумеется, больше уставал физически. Зато друзья на остановках брали на себя заботу по розыску корма и уходу за лошадьми».[55]
Семь суток потребовалось трем отважным кавалеристам, чтобы преодолеть около тысячи верст от Ленинграда до Минска. В столице Белоруссии их торжественно встретили однополчане и местные жители. Это был редкий по дальности и сложности пробег в истории конницы, и Жуков часто и с удовольствием вспоминал об этом эпизоде. Вот что по этому поводу говорилось в приказе по 7-й Самарской кавалерийской дивизии от 23 сентября 1925 года:
«§ 1. В конце августа тремя командирами вверенной мне дивизии – комполка 39-го т. Жуковым, комполка 42-го т. Савельевым и комэск № 1 37-го кавполка т. Рыбалкиным был сделан пробег Ленинград – Минск, установивший высокую норму – 139 верст в сутки, при общей дистанции в 973 версты.
Считаю долгом отметить высокое спортивное достижение этого пробега.
Подвижность – основное свойство конницы – зависит прежде всего от умения использовать силы своего коня, и в этом отношении дальние пробеги являются лучшей подготовкой.
Совнарком БССР отметил работу тт. Жукова, Савельева и Рыбалкина денежной наградой.
Со своей стороны приношу указанным товарищам от лица службы благодарность…»[56]
С весны 1925 года в соответствии с постановлением ЦК РКП(б) от 28 июня 1924 года в Западном военном округе началось введение единоначалия. Полными единоначальниками назначались те командиры корпусов, дивизий и полков, которые, имея хорошую военную подготовку, являлись коммунистами и были способны возглавить партийно-воспитательную работу. Закончив учебу, Г.К.Жуков стал первым таким единоначальником в 7-й Самарской кавалерийской дивизии. Используя новые полученные знания, он проводит много показательных и инструктивно-методических занятий по обучению бойцов и командиров своего полка разведке, организации боя, взаимодействию с техническими средствами борьбы.
Большое внимание стало уделяться спортивной и физической подготовке личного состава. Полк по всем видам конного спорта стал главным конкурентом лучшим частям конницы округа, а сам командир полка был назначен председателем конно-спортивного комитета 7-й Самарской кавалерийской дивизии.
О приверженности отца спорту упоминает и Эра Георгиевна: «…В гарнизонной жизни соревнования по конному спорту занимали особое место. Проводились они, сколько я помню, довольно регулярно после завершения полевых учений или по случаю праздников. Проходили очень торжественно, при большом скоплении народа. Папа в них всегда участвовал и часто брал призы. Особенно интересно было наблюдать, как всадники на всем скаку рубили лозу и какие-то шары, кажется, соломенные, подвешенные на деревянных подставках. Помню, что в вечных наших переездах папины призы особенно бережно упаковывапись и перевозились с места на место. Нас с мамой отец всегда брал на эти соревнования „болеть“ за него. Был случай, когда мне даже больной было разрешено поехать… Большое внимание к физической подготовке и развитию спорта среди военнослужащих отец уделял и в дальнейшем, считая их одним из главных условий боеготовности армии. Дома он делал гимнастику, обтирался холодной водой, по возможности регулярно ездил верхом, сохранив при этом прекрасную кавалерийскую выправку на долгие годы. Когда с годами в силу более неподвижного образа жизни отец начал полнеть, он немало этим огорчался и всеми силами старался бороться с этой, как он считал, бедой…»
Активность Жукова в пропаганде физического воспитания и непосредственном участии во всех спортивных мероприятиях неоднократно отмечалась командованием. Так, в приказе по дивизии от 6 марта 1926 года говорилось: «Проведенные сего числа полковые конные состязания 37-го и 39-го кавполков показали большие достижения в деле строевой подготовки. Видно, что комполитсостав с особым интересом и любовью относится к делу подготовки молодых красноармейцев. За что командиру 37-го кавполка т. Могилевчику и командиру 39-го кавполка т. Жукову и всему ком-политсоставу означенных полков от лица службы объявляю благодарность».
Несмотря на большую занятость, Г.К.Жуков находил время и для преподавательской работы в Белорусском государственном университете, на которую был приглашен ректором университета профессором В. И. Пичетой. Здесь Георгий Константинович вел курс военно-допризывной подготовки.
Осенью 1927 года в 39-м Бузулукском кавалерийском полку побывал инспектор кавалерии РККА С.М.Буденный. Сначала он осмотрел столовую и кухню, побеседовал с красноармейцами и поварами, поинтересовался качеством продуктов, обработкой их, снял пробу. Проверил ход боевой подготовки, после чего были построены эскадроны, началась выводка лошадей. Конный состав полка оказался в хорошем состоянии, ковка отличная. Жуков удостоился похвалы.
В полк Жукова приезжал и командующий войсками Белорусского военного округа А. И. Егоров. Он присутствовал на тактических занятиях по теме «Скрытый выход кавполка во фланг и тыл противника и стремительная атака врага». При подведении итогов особенно запомнилось Жукову «его указание о том, что надо учить разбираться в оперативном искусстве, учитывая, что война, если она будет развязана врагами нашей Родины, обязательно потребует от многих из нас знаний и в области оперативного искусства».
Высокие командирские качества, упорная и кропотливая работа Г.К.Жукова над повышением своего образования, забота о боевой и политической подготовке полка не остались незамеченными. «Энергичный и решительный командир, – говорилось в аттестации за 1928 год, подписанной командиром и комиссаром 7-й Самарской кавалерийской дивизии Д.Сердичем. – Благодаря работе тов. Жукова, направленной на воспитание и учебно-боевую выучку, полк встал на должную высоту во всех отношениях… Как командир полка и единоначальник подготовлен отлично. Подлежит выдвижению на должность комбрига (командира бригады. – В.Д.) во внеочередном порядке».[57]
В том же году, когда была составлена эта аттестация, Александра Диевна, находясь у родственников в Воронежской губернии, написала Жукову, что беременна от него и приедет в Минск рожать. По утверждению внука Георгия, узнав о беременности Зуйковой, его дедушка «был в отчаянии, потому что боялся потерять Марию Николаевну, к которой испытывал серьезное чувство». Со слов отца, матери и своего отчима А.М.Янина Маргарита Жукова так излагает дальнейшие события: «Когда Александра Диевна принесла из роддома болезненную девочку, которую назвала Эрой, она сказала Георгию Константиновичу, что больше его никогда не покинет. В ответ отец ушел из собственного дома и поселился у Яниных. Но Александра Диевна продолжала требовать, чтобы он жил с ней. А через шесть месяцев после рождения Эры в июне 29-го года Мария Николаевна родила Жукову меня. Папа потом мне рассказывал, что я была такая розовенькая, голубоглазая, просто настоящая маргаритка, что он меня назвал – Маргаритой. Месяц спустя – 6 июля – отец зарегистрировал меня в загсе в качестве своей дочери и оформил метрическое свидетельство. Так я получила фамилию Жукова и отчество Георгиевна». Сын Маргариты Георгий добавляет: «Конечно, это (то есть признание Жуковым Маргариты своей дочерью. – В.Д.) вызвало бурю протеста со стороны Александры Диевны, которая то бегала за Марией Николаевной, угрожая залить ей глаза серной кислотой, то просила отдать ей Маргариту. Требовала она и чтобы Георгий Константинович вернулся домой, помог с Эрой, которая все время болела. Дедушка отказывался, говорил, что это не его дочь, и продолжал жить у Яниных».
Сложно сказать, насколько можно доверять подобным воспоминаниям, в которых просматриваются личные обиды. Вряд ли справедливо утверждение, что Георгий Константинович не считал Эру своей дочерью. Ведь в его письме Александре Диевне 21 мая 1929 года есть и такие слова: «Ты пишешь, что я больше пишу и справляюсь о доченьке! А разве тебе этого мало? Кроме того, как ты можешь себя отделить от доченьки… Целуй доченьку».
Внук Жукова далее рассказывает: «Поняв, что мужа добром не вернуть, Александра Диевна написала на Георгия Константиновича заявление в парторганизацию. Она просила его образумить и заставить с ней расписаться. Дедушка не хотел жить с Александрой Диевной, как бы его ни заставляли, и открыто заявил об этом при разборе его персонального дела. Партийная организация вынесла ему взыскание за двоеженство и поставила условие: если он не вернется к заявительнице, которая родила первой, то будет исключен из партии. Мария Николаевна была просто потрясена и, чтобы спасти репутацию любимого человека, посоветовала ему вернуться к Александре Диевне. Сказала, что оставляет его сама, хотя это решение и было для нее мучительным. Позднее Георгий Константинович признается маме, что в его жизни это был единственный случай, когда его оставила любимая им женщина».
Маргарита Георгиевна уточняет: «Это персональное дело отца длилось более полугола. В самый разгар событий от тифа умирает Полина. Трехлетний Володя (сын Янина. —В.Д.) остается без матери. Янин, ставший вдовцом, предлагает увезти Марию Николаевну с грудной дочерью в Минводы, где живут его отец и братья. Она соглашается, и Янин оформляет служебный перевод. Но перед тем как уехать, по-мужски разговаривает с Жуковым: „Ты запутался. Забудь о Марии и дочери, я о них позабочусь сам“. Затем он с Марией благородно забрал детей и уехал – сначала в Минводы, потом – в Курган и Краснодар. А в 1941 году полковник Янин, имея бронь от призыва в армию, добровольцем уходит на фронт. Через год он погибнет под Сталинградом. 17-летний сын Антона Митрофановича Володя, прибавив себе год, тоже идет воевать. Через несколько месяцев после Керченского десанта он умирает от ран в госпитале».
Не касаясь этих событий в своих воспоминаниях, Г.К.Жуков несколько теплых слов о своем друге все-таки сказал: «Особенно хотел бы отметить нашего комиссара Антона Митрофановича Янина. Это был твердый большевик и чудесный человек, знавший душу солдата, хорошо понимавший, как к кому подойти, с кого что потребовать. Его любили и уважали командиры, политработники и красноармейцы. Жаль, что этот выдающийся комиссар не дожил до наших дней, – он погиб смертью храбрых в 1942 году в схватке с фашистами на Кавказском фронте. Погиб он вместе со своим сыном, которого воспитал мужественным защитником Родины».[58]
Эра Георгиевна, чье рождение стало одной из причин возникновения отцовского партийного дела, со слов родителей дает иную версию происшедшего: «В 28-м году, в Минске… мама… была в положении и очень плохо себя чувствовала. К ней часто приходили чем-то помочь, да и просто навестить подруги, в том числе и эта женщина (Мария Волохова. – В.Д.). Она намеренно появлялась одна, чтобы отец ее потом проводил. В результате в 29-м году и родилась Маргарита. Все сразу поняли, от кого – общество-то маленькое, все друг у друга на виду. У отца тогда были большие неприятности по партийной линии. Видимо, она пожаловалась. Состоялся даже какой-то суд по поводу алиментов. Судя по письмам, отец не хотел их платить, а мама его вынудила. Но это увлечение было минутным, и мама папе его простила».
В то время Жуков не регистрировал брак ни с Марией, ни с Александрой. Уже в годы Великой Отечественной войны, когда между Марией Николаевной и Георгием Константиновичем возобновилась переписка, Жуков сообщал, что до сих пор не женат. В 1929 году Жуков в конце концов действительно получил выговор по партийной линии – за пьянство и неразборчивость в связях с женщинами. Бог знает, что там случилось на самом деле, но все, кто был знаком с Георгием Константиновичем, упоминают, что он был привержен трезвому образу жизни.
…В должности командира полка Г.К.Жуков находился почти семь лет. С точки зрения военной карьеры – «засиделся», но приобрел богатый командный опыт. Сам он считал, что «полк – это основная боевая часть» и без овладения искусством управления полком невозможно стать квалифицированным командиром. Как выяснилось, С.М.Буденный хорошо запомнил командира 39-го Бузулукского кавалерийского полка, и по его рекомендации в ноябре 1929 года Жуков был направлен в Москву на Курсы усовершенствования высшего начальствующего состава Красной Армии, которые работали при Военной академии имени М.В.Фрунзе. Руководитель группы дал ему следующую характеристику: «Общевойсковую тактику знает вполне удовлетворительно даже дня общевойскового пехотного командира. Совершенно не отставал от успехов других слушателей группы. Показал удовлетворительное знание ПУ-29 (Полевой устав Красной Армии 1929 года. – В.Д.), а равно и боевого устава артиллерии. В оперативно-тактических решениях обнаружил достаточную отчетливость и большую (подчеркнуто в документе. – В.Д.) твердость. Штабную работу знает почти удовлетворительно. Его познания как командира-конника определять не берусь. Отличался большой точностью (даже графической) в работе. Метод военных игр и групповых упражнений постиг вполне удовлетворительно. С успехом может руководить обшетактической подготовкой полка и дивизии. По наклонностям и характеру командир явно строевой (к штабной работе мало годен)».[59]
