Текст книги "Жуков"

Автор книги: Владимир Дайнес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

26 октября противник переправился через Волгу в районе хутора Букатин и села Нижне-Погромное, занял села Безродное, Средне-Ахтубинское и повел наступление на юг вдоль реки Ахтубы. На помощь 4-му кавалерийскому полку, который вступил в бой с противником, были направлены 2-й и 3-й полки дивизии, стрелковые части 11-й армии. Но остановить наступление не удалось. В одном из боев в рукопашной схватке с казаками Георгий Константинович был ранен осколками ручной гранаты, которые глубоко врезались в левую ногу и левый бок.

С поля боя его вынес на бурке политрук эскадрона, старый большевик Антон Митрофанович Янин, тоже раненный. На телеге он отвез Жукова в лазарет в Саратов, где работала хорошая знакомая Янина – Полина Николаевна Волохова. Полина Николаевна выхаживала Янина, а ее младшая сестра – юная гимназистка Мария – стала заботиться о Жукове, который ей явно приглянулся. В госпитале Жукову не повезло: вновь заболел тифом. Целый месяц не отходила от него Мария. И как часто бывает в таких случаях, между ними возникла любовь. Георгий Константинович ухаживал за Марией с большой нежностью. Внук Марии Николаевны Георгий, названный в честь деда, вспоминал: «Дедушка рассказывал мне, что он уже тогда полюбил бабушку. За ее милосердие и чудесные голубые глаза… Благодаря им… появилось ее ласковое прозвище – „Незабудка“».

После выздоровления Жуков получил месячный отпуск и отправился в родную деревню. А сестры Волоховы вернулись в Полтаву, откуда они были родом. Роман Георгия и Марии, переросший в серьезные отношения, возобновился лишь три года спустя, уже в Минске.

Месяц пролетел незаметно. Вернувшись в строй, Георгий Константинович в 4-й Московский кавалерийский полк уже не попал: его направили в Тверь в запасный кавалерийский дивизион, а оттуда командировали на 1-е Рязанские кавалерийские командные курсы РККА.

Курсы находились в селе Старожилово Рязанской губернии, в здании бывшего поместья. 16 марта 1920 года мандатная комиссия приняла решение о приеме Жукова на курсы, а на следующий день приказом он был зачислен на 1-е приготовительное отделение.^[30]

Учился Жуков хорошо: экзамены по русскому языку, арифметике и географии сдал с оценкой «хорошо», а по гигиене, военной администрации, политграмоте и уставам – на «отлично». По решению педагогического совета 30 апреля он был переведен на специальное отделение.

В ходе учебы Жуков принимал активное участие в работе партийной ячейки, причем сохранившиеся документы свидетельствуют о его принципиальности и прямоте в суждениях и поступках. Особенно ярко это проявилось во время внеочередного собрания партячейки, на котором обсуждался вопрос о судьбе ее председателя Ставенкова. Того намеревались откомандировать с курсов за то, что во время его дежурства заснул часовой. Ставенков подвергся также нападкам со стороны курсанта Валайтиса за доклад в политчасть ГУВУЗа (Главное управление военно-учебных заведений. – В.Д.) и якобы за присвоение жалованья красноармейца. После разъяснений Ставенкова на его защиту встали члены партячейки Михайлов и Жуков, при этом последний задал вопрос комиссару курсов: почему красным офицерам, приехавшим с фронта, устроили аттестационную комиссию, в то время как красные командиры аттестации не подлежат? Затем Жуков внес предложение «признать несправедливым откомандирование тов. Ставенкова, хорошего партийного работника и хорошего строевика, служившего примером для всех курсов». Это предложение было принято единогласно при одном воздержавшемся. Жуков также предложил исключить Валайтиса «из ячейки, так как последний ведет себя вызывающе, на каждом собрании ячейки идет вразрез с каждым постановлением и вообще ведет себя не как коммунист».^[31] В результате ячейка приняла решение исключить Валайтиса из ячейки, ходатайствовать исключить из членов партии перед ЦК, дать знать в политчасть ГУВУЗа и опубликовать информацию об этом в газетах.

Своим отношением к учебе, напористостью и требовательностью Жуков расположил к себе командование и курсантов. Так, в июне он был включен в состав санитарной тройки «для наблюдения за санитарным состоянием курсов», а позднее – в состав мандатной комиссии «для более тщательной поверки соответствия каждого курсанта и поступивших за истекшие два месяца».

Впрочем, трудно представить курсанта без прегрешений. «Убывшего в распоряжение Рязгубвоенкома курсанта т. Жукова Георгия (старшина 1-го эскадрона), – отмечалось в приказе по курсам от 31 июля 1920 года, – откомандированного за нарушение воинской дисциплины, исключить из списков Курсов курсантов 1-го эскадрона с 29 июля».^[32] Отчисленным Георгий Константинович был всего неделю, так как уже 5 августа его снова приняли на курсы. Неизвестно, о каком нарушении шла речь, но, вероятно, оно было серьезным, иначе не последовало бы столь строгое наказание.

Вспоминая время учебы на курсах, Георгий Константинович подметил много важных особенностей первых трудных лет строительства Красной Армии. «Строевые командные кадры состояли главным образом из старых военных специалистов – офицеров. Работали они добросовестно, но несколько формально – „от“ и „до“. Воспитательной работой занимались политорганизация и политаппарат курсов, общеобразовательной подготовкой – военизированные педагоги. Политико-экономические дисциплины вели наскоро подготовленные преподаватели, которые зачастую сами „плавали“ в этих вопросах не хуже нас, грешных.

Общеобразовательная подготовка основной массы курсантов была недостаточной. Ведь набирали их из числа рабочих и крестьян, до революции малограмотных. Но, надо отдать им должное, учились они старательно, сознавая, что срок обучения короткий, а научиться надо многому, чтобы стать достойным красным командиром».^[33]

Как в то время часто бывало, доучиться без помех не удалось. 10 августа 1920 года 120 человек из состава 1-х Рязанских кавалерийских командных курсов, в том числе и Г.К.Жуков, были направлены в распоряжение 2-й Московской стрелковой бригады. В середине августа курсантов погрузили в эшелон, последовавший в Москву. Всех разместили в Лефортовских казармах, где уже находились тверские и московские курсанты. Было объявлено, что они войдут в состав 2-й Московской бригады курсантов, которая направляется на «врангелевский фронт».

Сводный курсантский кавалерийский полк (командир полка Г.П.Хормушко, комиссар В.А.Крылов) 2-й Московской бригады курсантов был включен в состав 9-й Кубанской армии Кавказского фронта и сосредоточился в Екатеринодаре, откуда выступил на ликвидацию десанта генерала С.Г.Улагая. На этот десант командующий Русской армией генерал П.Н.Врангель возлагал большие надежды. В Крыму армия не могла получить сколько-нибудь серьезного пополнения. Поэтому рассчитывали на кубанских казаков и Армию возрождения России генерала М.А.Фостикова. Но Врангель просчитался: его десант на Кубань и отряды Фостикова в августе-сентябре были разгромлены, а их остатки эвакуировались в Крым. В этих боях принимал участие и Г.К.Жуков.

После ликвидации врангелевского десанта наиболее подготовленные курсанты досрочно сдали экзамены в полевом штабе 9-й Кубанской армии в Армавире. Большинство из них, в том числе и Жуков, получили направление в кавалерийскую бригаду 14-й стрелковой имени А.К.Степина дивизии, которая вела боевые действия по ликвидации местных повстанческих отрядов. 1 ноября Георгий Константинович прибыл к новому месту службы и получил назначение на должность командира взвода 1-го кавалерийского полка.

Передавал ему взвод Агапов, в прошлом рядовой кавалерист русской армии, участник Первой мировой войны. Встретил он Жукова доброжелательно, подробно рассказал о каждом красноармейце, которые, за исключением трех-четырех человек, имели боевой опыт. Во время построения взвода некоторые бойцы демонстративно разглядывали красные брюки нового командира. Жуков заметил это и сказал: «Меня уже предупредил командир полка Андреев, что вы не любите красные брюки. У меня, знаете ли, других нет. Ношу то, что дала Советская власть, и я пока что у нее в долгу. Что касается красного цвета вообще, то это, как известно, революционный цвет и символизирует он борьбу трудового народа за свою свободу и независимость».^[34]

Вскоре новому командиру взвода довелось вести в бой своих подчиненных против повстанцев в Причерноморье. Это было боевое крещение Жукова как командира Красной Армии. Взвод бой выиграл, частью уничтожив повстанцев, частью взяв в плен, не потеряв ни одного человека. Молодого, энергичного краскома заметили и назначили командиром 2-го эскадрона 1-го кавалерийского полка 14-й отдельной кавалерийской бригады, которая была направлена на ликвидацию крестьянского восстания в Тамбовской губернии.

В это время в личной жизни двадцатичетырехлетнего Георгия Жукова произошло важное событие – он встретил Александру Диевну Зуйкову. «Родилась она в 1900 году в селе Анна Воронежской области, – рассказывала дочь Г.К.Жукова Эра Георгиевна, – в многодетной семье агента по продаже зингеровских швейных машин Зуйкова Дия Алексеевича. Имя Дий дал сыну его отец, волостной писарь, встретив это редкое имя в каких-то бумагах. Жили бедно. Но маме удалось закончить гимназию, а затем учительские курсы. Недолго проработав в деревенской школе, она встретилась с отцом, отряд которого в те годы был направлен в Воронежскую область (в то время губерния. – В.Д.) для борьбы с бандой Антонова, и в 1920 году стала его женой».

Г.К.Жуков, работавший над своими мемуарами в 60-е годы прошлого века, трактовал причины крестьянского восстания на Тамбовщине в духе официальной историографии того времени: «эсеро-кулацкое восстание», ставившее своей целью свержение советской власти, а ближайшими задачами – срыв продразверстки, уничтожение представителей РКП(б) и советской власти, нападения на небольшие отряды Красной Армии с целью их разоружения, порчу железных дорог, уничтожение складов и баз. Впрочем, если бы Жуков и располагал соответствующими документами, в то время ему не позволили бы сказать правду о восстании в Тамбовской губернии. Сейчас мы хорошо знаем о непомерной продразверстке, перегибах, насилиях и произволе местных властей и продовольственных отрядов по отношению к крестьянам, составлявшим абсолютное большинство населения Тамбовщины. Продовольственные отряды отбирали у них хлеб силой, подвергали пыткам: опускали в колодцы, наливали им в сапоги воду и оставляли на морозе, опаливали огнем бороды.

Восстание вспыхнуло в конце августа 1920 года, что явилось полной неожиданностью для Союза трудового крестьянства (СТК), возглавляемого эсерами. Губернский комитет СТК принял резолюцию о преждевременности и бесперспективности открытой вооруженной борьбы в данный момент. Тогда на арене появился тридцатилетний независимый социалист-революционер, активный участник различного рода экспроприаций денег для нужд партии эсеров А.С.Антонов, который в 1918 году был начальником милиции Кирсановского уезда. Он объединил разрозненные отряды в народные армии. В распоряжении Главного оперативного штаба восставших находилось свыше 20 полков и отдельная бригада. В январе 1921 года в восстании участвовало около 50 тысяч человек, но лишь часть из них была вооружена пулеметами, винтовками, револьверами и шашками. Повстанцы применяли тактику и методы партизанской войны, громили совхозы, убивали партийных и советских работников.

Против повстанцев выступили местные формирования коммунистов, красноармейские отряды, части особого назначения, курсанты военно-учебных заведений Красной Армии и школ ВЧК. Но из-за неорганизованности и нерешительности местного военного командования успеха их действия не имели. Поэтому для ликвидации армии Антонова был создан штаб войск Тамбовской губернии, которые к июню 1921 года насчитывали до 43 тысяч штыков и сабель. Командующим войсками назначили в начале мая бывшего дворянина и поручика М.Н.Пугачевского, его заместителем – бывшего подпоручика И.П.Уборевича (Уборявичюса), начальником штаба – бывшего полковника Н.Е.Какурина.

Вспоминая о том времени, Жуков писал: «О Михаиле Николаевиче Тухачевском мы слышали много хорошего, особенно о его оперативно-стратегических способностях, и бойцы радовались, что ими будет руководить такой талантливый полководец. Впервые я увидел М.Н.Тухачевского на станции Жердевка, на Тамбовщине, куда он приехал в штаб нашей 14-й отдельной кавалерийской бригады. Мне довелось присутствовать при его беседе с командиром бригады. В суждениях М.Н.Тухачевского чувствовались большие знания и опыт руководства операциями крупного масштаба».^[35]

В наши дни известно, какими методами действовали части Красной Армии и ВЧК при подавлении восстания. В соответствии с решениями Полномочной комиссии ВЦИК (председатель В. А. Антонов-Овсеенко) войска Тамбовской губернии широко применяли метод оккупации районов восстания, систему заложничества, создали сеть концлагерей (к середине июля 1921 года в них находилось более 9,3 тысячи человек), расстреливали родственников повстанцев на глазах у местных жителей, сжигали непокорные деревни.^[36] Одновременно среди населения проводилась широкая разъяснительная работа с целью его ознакомления с аграрной политикой Советской власти. Красноармейцы оказывали крестьянам помощь в проведении посевной кампании, в запашке полей, в починке сельскохозяйственного инвентаря. Это играло определенную позитивную роль и способствовало добровольной сдаче восставших и дезертиров. Однако основным средством борьбы с повстанцами была военная сила.

Во второй половине мая 1921 года войска Тамбовской губернии начали операции по разгрому повстанцев. В течение десяти дней была разгромлена 2-я народная армия, остатки которой укрылись в лесах. С целью очистки лесов от повстанцев командование войск Тамбовской губернии применило в июне удушливые газы. Эта мера была одобрена Комиссией по борьбе с бандитизмом при Реввоенсовете республики, советовавшей прибегать к газовым атакам «с величайшей осторожностью, с достаточной технической подготовкой и только в случаях полной обеспеченности успеха».^[37] Частям 1-й народной армии удалось уйти на Дон, потом в Воронежскую губернию, но 20 июня у города Урюпинска была разгромлена и она.

Запомнились Жукову на Тамбовшине несколько боевых эпизодов. Утром 5 марта 1921 года он проснулся рано и, стоя на крыльце, с наслаждением глубоко вдыхал в себя свежий воздух. Неожиданно в конце деревни показался всадник. Он круто осадил коня перед крыльцом и крикнул: «Антоновцы!» 1-й кавалерийский полк был поднят по тревоге: разведка донесла, что в 10–15 верстах от села Вязовая Почта сосредоточена крупная группировка противника – до трех тысяч сабель. Перед двумя полками была поставлена задача уничтожить повстанцев. Эскадрон Георгия Константиновича, которому были приданы четыре пулемета и орудие, шел в авангарде 1-го кавалерийского полка. Через полчаса марша эскадрон неожиданно наткнулся на антоновцев. Развернув эскадрон и открыв пулеметный и орудийный огонь, Жуков повел красноармейцев в атаку. Повстанцы не выдержали стремительного удара и отступили, неся потери.

В этом бою Жуков чуть не погиб. «Во время рукопашной схватки один антоновец выстрелом из обреза убил подо мной коня, – вспоминал он. – Падая, конь придавил меня, я был бы неминуемо зарублен, если бы не выручил подоспевший политрук Ночевка. Сильным ударом клинка он зарубил бандита и, схватив за поводья его коня, помог мне сесть в седло.

Вскоре мы заметили колонну конницы противника, стремившуюся обойти фланг эскадрона. Немедленно развернули против них все огневые средства и послали доложить командиру полка сложившуюся обстановку. Через 20–30 минут наш полк двинулся вперед и завязал огневой бой».^[38]

Примерно в это же время вступил в бой и 2-й кавалерийский полк 14-й отдельной кавалерийской бригады, но из-за превосходства сил противника вынужден был отступить. Повстанцы решили всеми силами атаковать 1-й кавалерийский полк, и в первую очередь головной эскадрон Жукова, который теперь действовал как арьергард, прикрывая выход полка из боя. «Бой был для нас крайне тяжелым, – вспоминал Жуков. – Враг видел, что мы в значительном меньшинстве, и был уверен, что сомнет нас. Однако осуществить это оказалось не так-то просто. Спасло то, что при эскадроне было 4 станковых пулемета с большим запасом патронов и 76-мм орудие. Маневрируя пулеметами и орудием, эскадрон почти в упор расстреливал атакующие порядки противника. Мы видели, как поле боя покрывалось вражескими трупами, и медленно, шаг за шагом, с боем отходили назад…»^[39]

Уже в самом селе, спасая пулемет, Георгий Константинович бросился на группу повстанцев. Выстрелом из винтовки под ним вторично за этот день убита лошадь. С револьвером и шашкой в руках пришлось отбиваться от наседавших повстанцев, пытавшихся взять его живым. Опять спас политрук Ночевка, вовремя подскочивший с бойцами.

Мужество и смелость Жукова были отмечены в приказе Реввоенсовета республики от 31 августа 1922 года № 183: «Награжден орденом Красного Знамени командир 2-го эскадрона 1-го кавалерийского полка отдельной кавалерийской бригады за то, что в бою под селом Вязовая Почта Тамбовской губернии 5 марта 1921 г., несмотря на атаки противника силой 1500–2000 сабель, он с эскадроном в течение 7 часов сдерживал натиск врага и, перейдя затем в контратаку, после 6 рукопашных схваток разбил банду».

Осенью 1921 года эскадрон Жукова участвовал в разгроме отряда Зверева, который насчитывал около 150 сабель. Несколько дней эскадрон преследовал повстанцев, пытавшихся скрыться в лесах. Наконец красноармейцы настигли их и вынудили принять бой. «Незадолго до этого у меня появился исключительный конь, – рассказывал Г.К.Жуков писателю К.М.Симонову. – Я взял его в бою, застрелив хозяина. И вот, преследуя антоновцев со своим эскадроном, я увидел, что они повернули навстречу. Последовала соответствующая команда, мы рванулись вперед, в атаку. Я не удержал коня. Он вынес меня шагов на сто вперед всего эскадрона. Сначала все шло хорошо, антоновцы стали отступать. Во время преследования я заметил, как мне показалось, что кто-то из их командиров по снежной тропке – был уже снег – уходил к опушке леса. Я за ним. Он от меня… Догоняю его, вижу, что правой рукой он нахлестывает лошадь плеткой, а шашка у него в ножнах. Догнал его и вместо того, чтобы стрелять, в горячке кинулся на него с шашкой. Он нахлестывал плеткой лошадь то по правому, то по левому боку, и в тот момент, когда я замахнулся шашкой, плетка оказалась у него слева. Хлестнув, он бросил ее и прямо с ходу, без размаха вынеся шашку из ножен, рубанул меня. Я не успел даже закрыться, у меня шашка была еще занесена, а он уже рубанул, мгновенным, совершенно незаметным для меня движением вынес ее из ножен и на этом же развороте ударил меня поперек груди. На мне был крытый сукном полушубок, на груди ремень от шашки, ремень от пистолета, ремень от бинокля. Он пересек все эти ремни, рассек сукно на полушубке, полушубок и выбил меня этим ударом из седла. И не подоспей здесь мой политрук, который зарубил его шашкой, было бы мне плохо… У меня потом еще полмесяца болела грудь от его удара».^[40]

…Затихал многолетний военный вихрь. Боевые награды и шрамы, бесценный фронтовой опыт – важный, но не самый главный итог этих лет. Обладая твердым и цельным характером, Жуков не запутался в коловерти сложных событий переломной эпохи и четко выбрал свою дорогу в жизни.

Глава III. Учить по-суворовски

Портрет командира эскадрона: «Был он невысок, но коренаст. Взгляд у него спокойный, неназойливый, но цепкий, оценивающий. Скованности в позе комэска не угадывалось, но и той естественной расслабленности, которую может себе позволить человек, ведущий непринужденную застольную беседу, я тоже в нем не чувствовал. Движения его были сдержанны. Он, вероятно, был очень крепок физически, а в сдержанности каждого его жеста я чувствовал выработанную привычку постоянно контролировать себя, что свойственно людям волевым, внутренне дисциплинированным. Я сразу почувствовал, что мой комэск – настоящая военная косточка…» Такое впечатление оставил у своего старшины Г.К.Жуков, который после ликвидации восстания в Тамбовской губернии был назначен командиром 2-го эскадрона 38-го Ставропольского кавалерийского полка 7-й Самарской кавалерийской дивизии.

О деятельности Жукова на этом посту А.Л.Кроник оставил еще ряд интересных свидетельств, которыми не грех воспользоваться.

В то время при обучении молодых кавалеристов еще нередко использовались традиционные, прямо скажем, драконовские методы обучения искусству езды верхом и владению оружием. Жуков решительно не допускал этого в своем эскадроне. Издевательств над людьми он не терпел и считал, что гнусно и недостойно для красного командира унижать и оскорблять человека лишь потому, что он стоит ниже по служебному положению и поэтому не смеет ответить. Во многом благодаря Жукову в эскадроне сложились прекрасные товарищеские отношения между бойцами и командирами, что способствовало укреплению разумной дисциплины и исполнительности.

С новым пополнением в эскадрон пришел тихий, забитый, испуганный, неказистый крестьянский парень. Ничего у него не получалось, и даже собственного коня он побаивался, а тот, завидев своего седока, скалил зубы и не подпускал его к себе. Узнав об этом, Жуков посоветовал старшине учить бойца по-суворовски. На недоуменный взгляд Кроника пояснил: «Суворов говорил: боится солдат ночью вдвоем в караул идти – пошли его одного. Надо человека наедине с собственным страхом оставить, тогда он страх преодолеет. Метод суровый, но так личность воспитывается». Да и сам Жуков нашел возможность потолковать с незадачливым парнем: «Коня не бойся. Боевой конь – твой первый друг. Без коня никакой ты не боец. Что надо сделать, чтобы конь тебя любил? – Относиться к нему с доверием, а не со страхом… И с лаской – конь ласку любит. Дай ему хлеба, иногда сахарку».

И еще несколько раз разговаривал Жуков с этим бойцом. Вроде бы невзначай подойдет, скажет несколько слов, а парнишка после этого как будто ростом выше становился, плечи распрямлял. И не так уж много времени прошло, а словно подменили его: хороший стал боец, ловкий, старательный.

Мелочей для Жукова не существовало, с дотошностью он вникал во все стороны жизни эскадрона. Для многих Георгий Константинович был больше, нежели просто заботливый и строгий командир, – чувствовалось душевное тяготение к нему. «Он был человеком чрезвычайно сдержанным в личных отношениях со всеми, особенно с подчиненными, – вспоминал А.Л.Кроник, – и в этом проявлялось его понимание ответственности за своих подчиненных и понимание своей роли не только как строевого командира, но и как воспитателя. Он мог совершенно естественно и просто подсесть в круг красноармейцев вечерком и незаметно войти в беседу на правах рядового участника; мог взять в руки гармошку и что-нибудь сыграть под настроение (впоследствии он брал баян в руки гораздо реже, но любовь к хорошей и незатейливой песне и к игре на баяне сохранилась у него до конца его дней); мог оценить ядреную солдатскую шутку, но не любил пошлости. Он был прост, но никогда не допускал панибратского отношения и никогда не путал доверительность с фамильярностью.

Все эти оттенки человеческих взаимоотношений он чувствовал естественным, природным своим чутьем, которое может быть только в человеке со здоровой нравственной основой. И потому его командирский и человеческий авторитет был непререкаем, уважение к нему было непоколебимым, как бы строг или крут он порой ни был».

Привычная команда Жукова на занятиях с младшими командирами: «Делай, как я!» На плацу расставлялись семь-восемь станков с воткнутой лозой, на самом высоком станке – горка из мокрой глины. Промчится галопом – все цели поражены. Так же отменно Жуков владел приемами штыкового боя. Винтовка в его руках казалась легонькой, как перо. Проволочные заграждения он преодолевал с удивительной легкостью и быстротой; удары прикладом и уколы штыком наносил неожиданные, сильные, меткие.

Жуков поднимал эскадрон в любое время, совершал с ним марши, учил личный состав вести разведку, атаковать, маневрировать. Считал, что полевая тренировка – лучший вид учебы. Намеченные планы переносить или пересматривать не любил и уж совсем не любил отменять собственные приказы. Он твердо придерживался мнения: лучше вообще не отдавать приказа, чем отменить отданный.

Уже в феврале 1923 года эскадрон Жукова отличился на полковом смотре, а в марте, во время инспекторской проверки, по всем показателям занял первое место в дивизии, за что получил благодарность от командующего войсками Западного фронта М.Н.Тухачевского. Молодого командира заметили и повысили в должности. 24 апреля он принял должность помощника командира 40-го Бугурусланского кавалерийского полка, а 8 июля вступил во временное командование 39-м Бузулукским кавалерийским полком 7-й Самарской кавалерийской дивизии, которая размещалась в районе Гомеля.

Полк находился в плачевном состоянии, о чем можно судить из доклада Жукова от 1 октября 1923 года командиру дивизии Г.Д.Гаю.^[41] Человек этот, обладавший незаурядным военным талантом, оказал на будущего полководца огромное влияние. Сам он принимал участие в Первой мировой войне в звании прапорщика. В 1918 году вступил в Красную Армию. В годы Гражданской войны командовал красногвардейским отрядом, 1-й сводной Симбирской пехотной дивизией (позже 24-я стрелковая дивизия), 1-й армией Восточного фронта, затем 42-й стрелковой, 1-й Кавказской кавалерийской дивизиями, с марта 1920 года – 2-м, с июля —3-м конными корпусами. Во время советско-польской войны корпус Гая был интернирован в Восточной Пруссии. После возвращения в Россию Гай в 1922 году окончил Высшие академические курсы и стал командиром 7-й Самарской кавалерийской дивизии. В последующем он окончил Военную академию им. М.В.Фрунзе, адъюнктуру при ней, был наркомом по военным и морским делам Армянской ССР, командовал дивизией и корпусом, преподавал в Военной академии им. М.В.Фрунзе, затем возглавлял кафедру истории войн и военного искусства Военно-воздушной академии им. Н.Е.Жуковского. В 1937 году по ложному обвинению был осужден и 1 декабря расстрелян. Реабилитирован в 1956 году.

Первая встреча Жукова с Гаем произошла в поле в лагерной палатке, куда на совещание были вызваны командиры и комиссары частей. После официального представления комдив пригласил всех сесть вокруг его рабочего стола. «Я увидел красивого человека, по-военному подтянутого. Его глаза светились доброжелательностью, а ровный и спокойный голос свидетельствовал об уравновешенном характере и уверенности в себе. Я много слышал о геройских делах Г. Д. Гая и с интересом в него всматривался. Мне хотелось проникнуть в его душевный мир, понять его как человека и командира».^[42] Надо отметить, что Жуков всегда чувствовал и понимал талантливых военачальников, постоянно стремился впитать лучшие их качества. И уже в свои зрелые годы, превзойдя многих собственным полководческим талантом, он с огромным, искренним уважением отзывался о них как о своих учителях.

Анализируя в своем докладе командиру дивизии состояние полка, Жуков отмечал неумение подразделений развертываться в лаву, слабое знание стрелкового дела, незнакомство с новейшей военной техникой и войсками других родов, неудовлетворительную обученность младшего комсостава. Среди причин, оказавших негативное влияние на подготовку личного состава, были названы неказарменное расквартирование полка, несвоевременное и недостаточное снабжение обмундированием, главным образом обувью и шинелями.

В докладе подробно изложено, какие учения с целью совершенствования подготовки полка проведены в летний период. Отмечено, что «было произведено 5 выездов в поле для двусторонних учений (полк против полка) с задачами: на прорыв сторожевого охранения противника, на сторожевку и оборону против наступающего противника, ночной бой в пешем строю (прорыв неприятельского сторожевого охранения), прикрытие наших отступающих частей (арьергардные бои), встречный бой. Из вышеуказанных задач четыре полком были выполнены удачно и с успехом, пятая была проиграна». Часть личного состава прошла «через камерное окуривание и полевое путем выпуска газов из баллонов и подрывания химических артиллерийских снарядов».

Кроме того, бойцы и командиры наглядно ознакомились с действием огнеметов и с устройством аэропланов.

В период лагерных сборов Г.К.Жуков требовал от командиров эскадронов максимально использовать полевые условия для сколачивания подразделений, воспитания у конников выносливости, обучения их действиям в любых ситуациях. Особое внимание он обращал на выработку инициативы и исполнительности как у командного, так и у рядового состава, на справедливое отношение к красноармейцам. В то же время во главу угла ставилось укрепление воинской дисциплины.

«Замечается, в особенности в последнее время, что командирами эскадронов часто подаются рапорта о наложении на красноармейцев дисциплинарных взысканий за разного рода проступки, – говорится в приказе по полку от 23 августа 1923 года. – В рапортах указывается только сухой факт преступлений красноармейцев, без всякого всестороннего освещения, при каких обстоятельствах совершен тот или иной проступок, что не дает возможности судить о виновности красноармейца.

Приказываю:

1) Командирам эскадронов и начальникам команд в будущем при рапортах о наложении взысканий на красноармейцев за проступки обязательно прикладывать произведенный следственный материал со своим заключением, так как рапорта без следственного материала рассматриваться не будут и будут возвращаться обратно…»^[43]

Из документов этого периода хорошо видно, какую важную роль Жуков отводил комплектованию и подготовке разведподразделений, рассматривая разведчиков в качестве элиты воинской части.^[44]

28 августа распоряжением штаба дивизии 39-й Бузулукский кавалерийский полк был выведен в полном составе на смотр. Гай на белоногом вороном коне поднялся на пригорок и внимательно следил за действиями полка. «Учение шло вначале по командам голосом, – вспоминал Жуков, – потом по командам шашкой (так называемое „немое учение“), затем по сигналам трубы. Перестроения, движения, захождения, повороты, остановки и равнения выполнялись более четко, чем я того ожидал. В заключение полк был развернут „в лаву“ (старый казачий прием атаки), и я направил центр боевого порядка на высоту, где стоял комдив. Сомкнув полк к центру и выровняв его, я подскакал к комдиву, чтобы отрапортовать об окончании показа».^[45]