355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Шевелев » Все могло быть иначе. Альтернативы в истории России » Текст книги (страница 6)
Все могло быть иначе. Альтернативы в истории России
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 21:10

Текст книги "Все могло быть иначе. Альтернативы в истории России"


Автор книги: Владимир Шевелев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Могла ли Россия избежать модернизации?

Россия увлекаема роком – да свершатся судьбы ее.

Наполеон Бонапарт
(из приказа по армии, июнь 1812 года)

Согласно известному высказыванию Джорджа Сантаяны «те, кто не помнит прошлого, обречены на его повторение». Эти слова кажутся особенно верными применительно к России, вновь находящейся на историческом перепутье. Осмысление российского опыта реформ по-прежнему исключительно актуально.

Исторический путь России – это, прежде всего, модернизация традиционного общества, периодически возобновляемые реформы и преобразования. В то же время именно история показывает нам, особенно на примере стран «запоздалого» развития, что модернизация – это продвижение вперед, которое может стимулировать острые общественные противоречия, напряжения и конфликты. На пути модернизации встают различные опасности и ловушки. Они, как правило, выражаются в расколе общества между модернизаторски настроенными и традиционалистски ориентированными слоями населения. Все эти диспропорции и противоречия, порожденные частичной, ограниченной модернизацией, способны затормозить и даже повернуть вспять весь процесс. Поэтому история модернизации знает периодические срывы, застойные периоды и попятные тенденции – в России в конце XIX и в начале XX в., в Японии в 30–40-е гг. XX в., в Иране в конце 70-х – начале 80-х гг. XX в., в других странах.

Что же представляла собой модернизация в России, были ли у нее иные варианты и сценарии?

Реформы и реформаторы в истории России

При рассмотрении исторических альтернатив модернизации первостепенное значение приобретает соотношение исторического контекста и субъектов исторической деятельности. А в качестве исторических альтернатив модернизации следует рассматривать не наши модели «переделанного» прошлого, а варианты действия, которые выстраивали в своих намерениях и желаниях исторические деятели.

Современный историк А. Каменский обращает внимание на то, что когда в конце 80-х – начале 90-х гг. XX в. на фоне общего резкого всплеска в нашем обществе интереса к истории появились публикации, в которых так или иначе затрагивалась история российских реформ, отчетливо выявился целый ряд стереотипов. Например, некоторые авторы с горечью писали о том, что беда всех российских реформ состоит в том, что они осуществлялись властью, «сверху». Но тогда возникает вопрос, могут ли реформы задумываться, разрабатываться и осуществляться народными массами? Власть при этом, в свою очередь, постоянно упрекали в том, что она на протяжении всей своей истории посредством реформ саму себя укрепляла. Иначе говоря, вместо того чтобы саму себя разрушать, она саму себя укрепляла. Видимо, предполагалось, что Петр I или Александр И, проводя реформы, должны были разрушить самодержавие и отречься от престола. Далее, широко распространенным было представление о том, что все реформы в русской истории не были доведены до конца, то ли потому, что они просто не были доведены до конца, то ли потому, что за ними следовали контрреформы.

Именно на этом основывались реформаторы первой волны, когда в начале 1990-х гг. говорили о том, что, дескать, у России впервые появился исторический шанс довести модернизацию до конца. Говорили и об особых свойствах русского народа, его консервативности, привычке к рабству, отсутствии демократических традиций – в одном варианте. В другом варианте – о его соборности, об особом понимании социальной справедливости, особых взаимоотношениях с государством и т. д. Но, приняв любую из этих точек зрения, мы опять же должны будем признать, что такова природа русского человека, русского народа, и возвращение либо в советское, либо в постсоветское прошлое для нас, вообще-то, неизбежно[76]76
  Карацуба И.В., Курукин И.В., Соколов Н.П. Выбирая свою историю. «Развилки» на пути России от Рюриковичей до олигархов. – М.: КоЛибри, 2005.


[Закрыть]
.

Реформы в России проводились начиная с Ивана Грозного. А если копнуть глубже, можно вспомнить и княгиню Ольгу с ее «уроками и погостами». Но реформа – это, по удачному определению O.Л. Лейбовича, «клеточка модернизации», всего лишь один из способов (технологий) модернизации, наряду с другими[77]77
  Левандовский А. Конец реформатора // Знание – сила. – 1992. – № 2.


[Закрыть]
.

Первая модернизация в России началась только при Петре I. К моменту его прихода к власти в стране произошли значительные сдвиги. Возникли первые промышленные предприятия мануфактурного типа, росли кустарные промыслы, ремесла, развивалась торговля сельхозпродуктами. Возрастало общественное и географическое разделение труда – основа развивающегося всероссийского рынка. Город отделялся от деревни. Выделялись промысловые и земледельческие районы. Развивалась внутренняя и внешняя торговля. Получили дальнейшее развитие русская культура и науки. Во второй половине XVII в. начинает меняться характер государственного строя на Руси, появляется все больше элементов абсолютизма.

Однако Россия отставала от передовых стран Европы, что представляло опасность для суверенитета страны. Войско в основном состояло из отсталого дворянского поместного ополчения и стрельцов, плохо вооруженных и обученных. Неповоротливый государственный аппарат, во главе которого стояла боярская аристократия, не отвечал потребностям страны. Сохранялся патриархальный образ жизни. Южные границы России оставались не защищенными. Почти каждый год с наступлением весны крымские татары проникали в пределы русских земель, убивали, грабили, угоняли население и скот.

Позднее, с XVIII в., государство, осознав военно-техническое и экономическое превосходство более развитых к тому времени стран Европы, поворачивает огромную страну в русло «догоняющей модернизации»: внедряет мануфактурную промышленность, новую систему вооруженных сил и управления, светскую науку и образование, другие элементы новоевропейской культуры. Однако новые идеи, институты и процессы попали на социокультурную «почву», не подготовленную для их восприятия. В результате императорский период истории России характеризует культурный и психологический «разрыв» между быстро меняющейся городской культурой и более консервативной культурой деревни. Россия одновременно жила как бы в разных эпохах. Оборотной стороной «догоняющей модернизации» стал рост социальной напряженности между верхами (дворянством и интеллигенцией) и традиционными низами (главным образом, крестьянством).

Известный советский историк А. Зимин полагал, что расхождение между цивилизациями в XVIII и XIX вв. было настолько разительным, что «могло создаться впечатление о двух мирах, живущих каждый своею жизнью». Отличия между этими цивилизациями были порождены разными историческими условиями жизни. Дворянская цивилизация основывалась на подневольном труде крестьян. Недаром с падением крепостного права начался ее закат. Она могла создавать свои шедевры в усадьбах и парках так же, как греческие философы творили за счет рабов, а американские писатели в плантациях, обслуживавшихся неграми. Крестьянская же цивилизация порождена потом и кровью, повседневными заботами о хлебе насущном, о босоногих несчастных ребятишках. Дворянская цивилизация была вскормлена европейскими учениями. Она не имела реальных корней в российской действительности, была вненациональной. Крестьянская цивилизация – плоть от плоти порождение «матери-сырой земли».

Другой наш историк и культуролог, А. Ахиезер, также пишет о разрыве, «социокультурном расколе» между верхом и низом, охватившем всю страну. Отсюда – высокий уровень дезорганизации общества, неэффективность решений, поскольку решения в дезорганизованной среде не могут быть эффективными. А дезорганизация порождает опасность постоянного сползания к катастрофе[78]78
  Ахиезер А.С. Хозяйственно-экономические реформы в России: как приблизиться к пониманию их природы? // Pro et Contra. – 1999. – № 3. – С. 41–66.


[Закрыть]
.

Основным методом осуществления реформ при Петре являлось насилие, а инструментами модернизации оказались самодержавие и крепостное право. Цель, которую достиг царь-реформатор, – создание жестко централизованного, милитаризованного государства с унифицированной системой управления, осуществляющего постоянный контроль за каждым подданным, не имеющим личных свобод, а лишь право и обязанность трудиться на общее благо.

При Петре I прекратилась культурная изоляция России. Но поскольку благотворные последствия деятельности монарха в этом направлении почувствовала только привилегированная часть общества, в последующие два столетия социокультурный процесс в России имел двойственный характер. Европеизированная элита перенимала западные ценности и идеалы, а основная часть населения продолжала жить в традиционной патриархальной среде, по-прежнему отгороженная от внешнего мира глухой стеной. Поэтому, хотя в научно-техническом и социально-экономическом отношении Россия не приблизилась к Западу, но через образованный слой она оказалась европейской в духовном плане. Наконец, со времен Петра Россия стала влиятельным участником европейской политики. Эти обстоятельства обусловили специфику последующего политического развития России. Тем не менее величие империи при Петре I было главной целью, а общество – лишь средством для ее осуществления.

Последствия последствий петровских реформ

Последствия петровских реформ в разных сферах были далеко не одинаковы, причем некоторые изъяны этого варианта ранней модернизации воспроизводились и на более поздних этапах истории. Петр пытался заимствовать технику и технологию в отрыве от тех социальных и экономических институтов, в рамках которых они действовали в Западной Европе. Неудивительно, что использование зарубежных технологических образцов приводило к результатам, прямо противоположным тем, которые достигались в других странах. Например, если в Западной Европе развитие мануфактурного производства сопровождалось распадом феодальных структур, то в России насаждение мануфактур «сверху» лишь придало дополнительный импульс такому институту феодализма, как крепостное право. Некоторые нововведения были совершенно не подготовлены предшествующим развитием страны и имели искусственный характер. Так, например, когда Петр I учреждал в Санкт-Петербурге первый университет, из-за границы пришлось «выписывать» не только преподавателей, но и студентов.

Уже в петровскую эпоху проявились те негативные аспекты европеизации нашей культуры, которые впоследствии стали ее неизбежным спутником. В рамках одной страны возникло два сосуществующих общества, два народа, обладавшие разными ценностями и идеалами, тяготевшие к разным путям развития и плохо понимающие друг друга. При этом многие отмечают также внешний, искусственный характер европейских заимствований, их развращающее действие на души приобщающихся к западной культуре дворян. В. Ключевский так пишет о русских, направленных Петром на обучение за границу: «Неподготовленные и равнодушные, с широко раскрытыми глазами и ртами, смотрели они на нравы, порядки и обстановку европейского общежития, не различая див культуры от фокусов и пустяков, не отлагая в своем уме от непривычных впечатлений никаких помыслов». А по возвращении домой «с этих проводников культуры легко свеивались иноземные обычаи и научные впечатления, как налет дорожной пыли, и домой привозилась удивлявшая иностранцев смесь заграничных пороков с дурными родными привычками»[79]79
  Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций в трех книгах. – М.: Мысль, 1993.


[Закрыть]
.

«Созданный в первой четверти XVIII века, – пишут современные историки, – мощный механизм власти помог мобилизовать силы страны, в кратчайший срок создать современную промышленность, выиграть тяжелейшую войну, заложить основы светского образования, внедрить ряд культурных инноваций и европеизированный образ жизни»[80]80
  Кац А.С. Евреи. Христианство. Россия: От пророков до генсеков. – М.: ACT, 2007.


[Закрыть]
. Но при всем блеске военных успехов и технических усовершенствований петровские реформы ярко обнажают «самоедский» характер государственного ответа на европейский вызов: мощное государство, высокие налоги, круговая порука; в результате – медленное экономическое развитие. Естественным следствием оплаченного огромной ценой рывка стало вновь нарастающее отставание от уходящей вперед Европы.

Но другая, до сих пор привлекательная сторона петровской реформы – подчеркивание культурной общности с Европой, резкое усиление влияния европейских социальных стандартов и традиций. Все это делалось также методами грубого государственного насилия. Но результаты оказались парадоксальными: государство насильственно сформировало независимые от государства социальные группы. Это произошло не сразу, но все-таки довольно быстро, в течение одного-двух поколений. Под европейским влиянием дворянство начинает стремиться к независимости, выбивает у государства все новые права и свободы. Постепенно формируются хотя бы минимально независимые от чиновника ячейки гражданского общества. Русский аристократ середины XVIII в. чувствует себя куда естественнее при французском дворе, чем при османском. Европейское влияние видно и в распространяющемся представлении о гражданских правах (естественно, в форме прав дворянства), и в крепнущем убеждении в незыблемости частной собственности (также, естественно, в первую очередь дворянской)[81]81
  Гайдар Е. Государство и эволюция. – СПб.: Норма, 1997.


[Закрыть]
.

«Осовременивание» России осуществлялось путем административного вмешательства. Сущность петровских преобразований в том, что они представляли собой классический пример радикальных реформ, проведенных государством «сверху», без участия и, скорее, при сопротивлении широких слоев общества. Основным инструментом их проведения явилось законодательное регулирование всех сторон жизни, направленное на реализацию идеи государственного блага. Но могло ли быть иначе?

Однако, несмотря на высокую цену и жертвенность петровских преобразований, Россия так и не стала европейской страной. Европеизация затронула лишь внешнюю оболочку российской жизни, но не ее ядро, внутренняя суть российского общества осталась прежней – азиатской, феодальной. Достаточно обратиться к тому же В. Ключевскому, чтобы увидеть картину коррупции, воровства в верхах, неприглядных разборок в Сенате. «В последние годы жизни Петр издал ряд указов, проникнутых необычным ему настроением. Это… многословные, расплывчатые поучения, в которых автор и жалуется на общую служебную распущенность, и скорбит о пренебрежении указов, грозящем государству конечным падением, подобно греческой монархии, и сетует, что ему не дают покоя частными просьбами, что он не может среди жестокой войны за всем усмотреть сам». К тому же низ отвечал разбоями на произвол верхов. «Это была молчаливая круговая порука беззакония и неспособности здесь и безрасчетного отчаяния там»[82]82
  Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций в трех книгах. – М.: Мысль, 1993.


[Закрыть]
.

На протяжении последующих полутора столетий Россия не переживала серьезных периодов реформаторства, хотя преобразования проводились, и среди них было немало достаточно важных. Однако они принципиально не изменили российского общества и государства. В силу особенностей российской действительности – недостаточности развития классовых отношений – движение вперед было возможно лишь при импульсах со стороны самодержавия. Согласно оценке Е. Гайдара, в основе развития послепетровской России лежало глобальное противоречие, которое прошло сквозь всю русскую историю XVIII–XX вв. и с балластом которого мы входим и в XXI век. Выдавая нужду за добродетель, это противоречие назвали «особым», «мессианским» путем, в то время как в действительности здесь была то явная, то скрытая борьба между двумя путями при невозможности выбрать один из них. В трещину этого противоречия свалилась царская, затем коммунистическая империя. Над этой трещиной мы и сегодня строим здание новой России. Копируя во многих, особенно внешних, культурных формах европейский путь, мы не имели главного – развитого рынка, свободного от государственно-бюрократического диктата, свободных отношений частной собственности. Это был какой-то перманентный кризис «западно-восточной структуры» общества[83]83
  Гайдар Е. Государство и эволюция. – СПб.: Норма, 1997.


[Закрыть]
.

По существу, Петр и Екатерина представляют собой две модели российских реформ, полагает историк А. Каменский. Оба, в конечном счете, пытались добиться эффективности управления. Оба добивались преодоления того, что они считали социально-экономической, социально-политической отсталостью страны, осуществляли модернизацию. И Петр, и Екатерина стремились к реализации определенных идеальных целей, которые восходили к неким теоретическим западноевропейским положениям того времени. Но условия, в которых они действовали, были различны[84]84
  Карацуба И.В., Курукин И.В., Соколов Н.П. Выбирая свою историю. «Развилки» на пути России от Рюриковичей до олигархов. – М.: КоЛибри, 2005.


[Закрыть]
. Именно это обстоятельство – различный культурно-исторический контекст – играет важную роль в процессах обновления и модернизации.

XIX век

Несмотря на все модернизационные усилия, к XIX в. Россия представляла собой «огромное, необъятное мужицкое царство, закрепощенное, безграмотное, но обладающее своей народной культурой, основанной на вере, с господствующим дворянским классом, ленивым и малокультурным, нередко утерявшим религиозную веру и национальный образ, с царем наверху, в отношении к которому сохранилась религиозная вера, с сильной бюрократией и очень тонким и хрупким культурным слоем»[85]85
  Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. Репринтное воспроизведение издания YMCA– PRESS, 1955 г. – М.: Наука, 1990.


[Закрыть]
.

В начале XIX в. образованные круги России понимали необходимость проведения реформ, затрагивающих социально-экономические преобразования в духе экономического либерализма, и политических новаций, включая конституционное оформление народного представительства. Но эти планы не были реализованы. Их осуществлению помешали как внешние, так и внутренние факторы. Россия оказалась вовлеченной в качестве влиятельного актора в европейскую политику, что не позволило ей сосредоточиться на внутригосударственных проблемах. Внутри страны сопротивление оказывали консервативно настроенная аристократия и правительственная бюрократия, к которым добавлялась деятельность радикалов. Идеи революционного радикализма, активно проникавшие в то время на российскую почву, привели совсем не к тем результатам, на которые рассчитывали их сторонники.

При Александре II власть стремилась, сохраняя политическую стабильность, осуществлять программу социально-экономических реформ, но не под давлением «снизу», а путем целенаправленных и обдуманных действий «сверху». Народу было предоставлено столько гражданских прав и свобод, сколько он мог, в меру своей тогдашней политической зрелости, реализовать и усвоить. Впервые в истории России начался процесс освобождения общества от всепроникающего бюрократического контроля. Экономическая и социально-культурная сферы получали определенную автономию, что на практике означало реальное движение к гражданскому обществу. Этому же способствовали судебная реформа и учреждение системы местного самоуправления. Реформы эпохи Александра II представляли собой наиболее значимую в нашей истории попытку модернизации по либеральной модели, когда реформировались не только технологии, но и социальные институты.

Во второй половине XIX в. характерной чертой российского исторического процесса было чередование реформ и контрреформ. Властная элита под влиянием поражения в Крымской войне начала проведение реформ, но они не были завершены. Опыт российской истории свидетельствует, что власть хронически опаздывала с проведением необходимых преобразований и не желала идти на сколько-нибудь значительные уступки. Российские самодержцы шли на серьезные реформы только под давлением чрезвычайных обстоятельств – крупных военных поражений или мощных народных восстаний. Такой важный фактор модернизации существующего строя, как либерально-оппозиционное движение, в России действовал очень слабо.

В целом либеральные реформы 1860–1870-х гг. стали одним из переломных событий в отечественной истории, положив начало модернизации всех сфер общественной жизни и со временем существенно изменив социальный, экономический и культурный облик России. Был сделан важный шаг на пути превращения страны в индустриально-аграрную. «Только после Великой реформы эрозия стала постепенно распространяться на деревню – сердцевину традиционного общества»[86]86
  Дискин И.Е. Российская модель социальной трансформации // Pro et Contra – 1999. – № 3. – С. 5–40.


[Закрыть]
. Либеральные новации в области судоустройства, в образовании и культуре, в развитии органов местного самоуправления способствовали созданию условий для формирования элементов гражданского общества и развития общественной самодеятельности. Реформы способствовали активизации хозяйственной жизни и успехам экономики, повлияли на развитие гражданского самосознания, распространение просвещения и, в целом, улучшили качество жизни, приблизив ее к европейским стандартам.

Александр II сыграл огромную роль в стране, которой он правил в 1855–1881 гг. Он освободил крепостных в 1861 г., за два года до Декларации об освобождении, подписанной в США Авраамом Линкольном, и провел «Великие реформы», в результате которых появились суды присяжных и увеличилась свобода слова. Однако реформы ускользали от Царя-Освободителя, а его попытки бороться с ретроградами лишь усиливали недовольство людей, желавших более осмысленных перемен. Его правление завершилось трагедией.

В Западной Европе цикл буржуазных революций XVII–XIX вв. обеспечил полную смену феодальных структур и отношений. В России же в ходе реформирования удержались многочисленные пережитки традиционного общества и элементы феодальных отношений – самодержавная власть, крупное помещичье землевладение, средневековая крестьянская община, сословное и национальное неравенство, ведущая роль дворянства в политической жизни. Но не потому, что преобразования в «обществе социальной молодости» осуществлялись «сверху», самодержавной властью. Иного субъекта творчества не было. А потому, что слишком своеобычны были общество, власть, народ. Большинству крестьян свобода принесла невыносимое бремя ответственности. Раньше барин – справедливо, нет ли, решал судьбу крепостного, а теперь – изволь сам. Только ответственный, крепкий хозяин мог выдержать этот удар. Но в России слишком велика народная масса, жаждущая только покоя. Или, если доведут, наоборот, бунта, после которого сама же просит верхи успокоить себя. И подставляет спины для кнута.

Вот почему сорок лет спустя после реформы ее не может простить бывший крепостной раб? Вспомните чеховский «Вишневый сад».

Фирс. Перед несчастьем то же было: и сова кричала, и самовар гудел бесперечь.

Гаев. Перед каким несчастьем?

Фирс. Перед волей.

В результате действия левых радикалов перечеркнули всяческую возможность довести до логического завершения модернизацию. Закрепления итогов реформаторства не произошло.

Историк А. Левандовский одним из первых еще на исходе советской эпохи заговорил об «отщепенцах», этих «возмутителях спокойствия» второй половины XIX в., кредо которых – «не идти на компромиссы, не сотрудничать с властью, не входить в систему обыденных служебных и бытовых отношений, не преобразовывать существующее путем повседневной «рутинной» деятельности, а бить его насмерть, разрушать беспощадно во имя светлого будущего». Эти идеи десятилетиями внушали обществу «властители дум» – Чернышевский, Писарев, затем – Бакунин, Лавров, Ткачев. Не дай бог «отщепенцам» из исключения превратиться в правило, стать определяющей силой. «Нечто подобное и произошло в пореформенной России, придав ее истории неизъяснимо трагический характер», – пишет Левандовский[87]87
  Лапин Н.И. Кризисный социум в контексте социокультурных трансформаций // Мир России. – 2000. – № 3. – С. 3–47.


[Закрыть]
.

Убедившись в бесперспективности революции «снизу», часть радикалов обратилась к политическому террору. Однако убийство Александра II обусловило не только откат реформ, но и усиление позиций консервативных элементов в эпоху Александра III. С его воцарением в социально-политической сфере возобладал контрреформаторский курс, но начатые ранее преобразования инерционно способствовали бурному экономическому росту в стране.

Вхождение в XX век

В последние десятилетия XIX в. в России развернулась первая фаза индустриальной революции. В этот период значительно увеличилась численность городского населения, шел процесс формирования массового среднего класса, других социальных групп, вызванных к жизни модернизацией.

Между тем в обществе нарастал разрушительный потенциал, прежде всего, как следствие радикальной ломки устоявшихся социальных отношений и связей, традиционного образа жизни в ходе болезненной и противоречивой модернизации. Медленно, но неуклонно общество продвигалось от патриархальной структуры с ее родовыми пережитками, сословиями и традиционной крестьянской культурой к более современной модели. Избыточное сельское население выталкивалось в город, пополняя ряды маргиналов, плохо приспособленных к жизни в новых условиях, лишенных своих культурных корней и видящих лишь две формы борьбы за социальные блага – нарушение закона (преступность) и бунт (революция). Так формировалось социальное пространство деятельности «бесов» и «отщепенцев» с их патриархально-патерналистским сознанием и утопическими воззрениями.

Причины, по которым в России в начале XX в. доминировал подобный тип сознания, заключались в том, что Россия не знала национальных аналогов тех важнейших социокультурных феноменов, которые сформировали западноевропейскую цивилизацию: Возрождение, Реформация, Просвещение. В итоге, колоссальная – на столетия – отсталость в развитии массового образования, в интеллектуализации России. Достаточно сопоставить даты учреждения европейских и российских университетов. Университет Болоньи основан в XII в.; Оксфорд – в XII в.; Сорбонна в XIII в. Магистры Парижского университета уже в 1255 г. были обязаны в своих лекциях комментировать «Метафизику» Аристотеля. Первый университет в России, как известно, был учрежден в 1755 г. – это XVIII в. Опоздание в пять веков в осознании потребности для целей развития страны массового образования – это целая историческая эпоха.

В книге В. Ключевского «Сказания иностранцев о Московском государстве» среди двенадцати разделов, описывающих различные стороны жизни и быта Московии XV–XVII в., образование не упоминается – нет свидетельств. Зато есть свидетельства противоположного свойства. Посол Англии в Москве Дж. Флетчер (XVI в.) в одном из своих писем отмечает: «Цари не дозволяют подданным выезжать из отечества, боясь просвещения, к коему россияне весьма способны, имея много ума природного». В Московском государстве XVI в. на 1000 москвитян едва один умел читать. Образовательная школа появляется в России лишь при Екатерине II. К концу ее царствования по всей стране было около 316 народных училищ, где получали общее образование более 17 тысяч детей. На принципиальную важность просвещения, творческой мысли для исторического процесса указывал русский историк XIX в. А. Щапов. По его мнению, «вся история России есть, по сути, процесс искусственного торможения «умственного развития» общества на «научно-рациональной основе».

Массовое невежество и традиционалистские ценности накладывались на издавна существующий социокультурный раскол, превратившийся к началу XX в. в системную характеристику общества. В свою очередь, недальновидная политика правящих кругов мало способствовала общественному успокоению. В обществе все более широко распространялись оппозиционные идеи, установки бунтарства, подогреваемые «революционной пропагандой», нарастала социальная напряженность. Главной движущей силой социальных революций эпохи Нового времени были не буржуазия или пролетариат, а именно социальные маргиналы.

Основа всякого гражданского правового государства – не рыночная экономика, не демократия, а склонность к честной конкуренции свободных людей. То есть когда более энергичный, более трудолюбивый, более способный, более образованный и профессионально подготовленный человек имеет больше шансов опередить конкурентов и заработать больше социальных благ. Ведь социальная конкуренция была и будет всегда, поскольку все люди разные. Одни рождаются от природы более способными, с повышенной энергетикой и интеллектуальными способностями, другие – чего-то из этого лишены, третьи – вообще обделены природой. Затем – сказывается воспитание в семье, потом – в обществе, в школе, окружающей среде, иначе говоря, в ходе процессов социализации. Наконец, люди по-разному усваивают знания, по-разному воспринимают один и тот же социальный и культурный опыт и, соответственно, по-разному применяют его в своей жизненно значимой практике. Поэтому для одних смысл жизни в самоутверждении и самореализации, а другие над этим лишь посмеиваются.

Если общество неблагополучно, как это было в России рубежа XIX–XX вв. в ходе болезненной и противоречивой модернизации, то в социальные маргиналы превращается значительная часть людей, в основном из тех, что плохо приспособлены к жизни в новых, изменившихся социальных условиях. Человек лишь склонен к Добру, но не принадлежит ему. В обществе должны сложиться условия, когда Добро будет одолевать Зло.

В начале XX в. в России социальные и культурные перемены стали отражаться и в социально-политической сфере. Выросла общественная активность различных групп городского населения. Общими для них были стремление к непосредственному участию в политической жизни, выдвижение требований, направленных на институционализацию такого участия. Сначала эти требования находили место в программах первых партий социалистической ориентации (социал-демократы, эсеры), а затем и в деятельности более умеренных либеральных оппозиционных групп.

Однако надеждам на мирное, эволюционное продвижение по пути политической модернизации не суждено было сбыться. Николай II и его ближайшее окружение отвергали возможность ограничения самодержавной власти. События 1905–1907 гг. были типичным проявлением революционного кризиса, обусловленного резким отставанием процесса политической модернизации от сдвигов в экономике и социальной структуре.

Таким образом, модернизация развивалась в основном в русле имперской модели, сформировавшейся со времен Петра I. Ее отличали: а) выборочное заимствование технологических, главным образом военно-промышленных, достижений более развитых стран в обмен на вывоз сырья; б) одновременно с этим ужесточение эксплуатации собственного народа добуржуазными, архаическими методами; в) растущая централизация и бюрократизация управления. Модернизация, таким образом, осуществлялась узко, избирательно и была глубоко противоречивой, аномальной. При этом модернизационные преобразования шли главным образом сверху вниз, не имея обратной связи. Государство и его институты безраздельно доминировали, оказывая репрессивное воздействие на общественную самостоятельность, на формирование национальной культуры и национального самосознания.

На протяжении XVIII–XX вв. попытки модернизировать Россию были едва ли не основным содержанием отечественной истории. Модель проводимых в России реформ порождала парадоксальное сочетание высокой художественной культуры с повседневным бескультурьем и невежеством. Прогресс в реализации смелых технических проектов уживался с потрясающе пренебрежительным отношением к человеческой жизни, полным неуважением к личности человека.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю