Текст книги "Все могло быть иначе. Альтернативы в истории России"

Автор книги: Владимир Шевелев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Варяг Рюрик: миф, ставший реальностью?

Мифы являются эффективным инструментом конструирования реальности

А. Цуладзе

Пожалуй, первая развилка, своеобразная «точка бифуркации» в отечественной истории – это призвание князя Рюрика. Что было бы, если бы славяне и угро-финны его не пригласили? Или пригласили кого-то другого? Насколько бы изменилась наша дальнейшая история? Однако эта историческая «развилка» вызывает больше всего вопросов, поскольку очень уж далеко отстоит ст нашего времени и мало обеспечена историческими источниками, многие из которых, к тому же, вызывают серьезные сомнения в их подлинности и объективности.

«Диспут» в Академии наук

Итак, все учебники начинают нашу родную историю с почти легендарного события. Под 6370 (862) годом в «Повести временных лет» (далее будем ее обозначать как ПВЛ) сообщается о том, как среди племен новгородских словен, чуди, мери, веси и кривичей, незадолго до того прекративших платить дань варягам «из заморья», началась усобица. В результате ее участники решили найти себе князя, который бы ими «володел и судил по праву». По их просьбе на Русь пришли три брата-варяга: Рюрик, Синеус и Трувор. Рюрик начал княжить в Новгороде, Синеус – на Белоозере, а Трувор – в Ладоге. Отсюда все и началось. «Было это в 862 году, – пишет современный историк С. Кравченко. – Тогда, ровно за тысячу лет до отмены крепостного права, славяне попали в первое свое, добровольное, рабство. Теперь за них думали на чужом языке. Теперь ими владели»[10]10
  Кравченко С. Кривая империя. Правдивый курс истории государства Российского. – М.: Яуза, Эксмо, 2007.


[Закрыть].

«Норманнский вопрос», «варяжский вопрос», «норманнская проблема», «норманнская теория», «норманисты», «антинорманисты». Что скрывается за этими понятиями? О чем на протяжении уже двух с половиной столетий ожесточенно спорят историки?

Однозначного ответа на эти вопросы нет и быть не может, поскольку все указанные выше понятия относятся не только к области науки, но густо замешаны на политике, эмоциях, ложно понимаемом патриотизме. Возникший в XVIII в. в Петербургской Академии наук, куда были приглашены для работы немцы Готлиб Зигфрид Байер (1694–1738), Герард Фридрих Миллер (1705–1783) Август Людвиг Шлецер (1735–1809), варяжский вопрос (норманнская теория) на всех этапах своего существования оказался связан с острыми политическими и национальными проблемами.

Стоит напомнить читателю, что основателями и первыми членами Петербургской академии наук были иностранцы. В том числе и такие известные ученые, как Леонард Эйлер, братья Иоганн и Даниил Бернулли. Немецкий язык был рабочим языком Академии наук. Основали Академию в 1725 г., а первый русский академик – Михаил Ломоносов – появился только в 1745-м, через двадцать лет. Так выходцы из иных земель создавали российскую науку и российскую Академию. И надо воздать им за это должное. Другое дело, что были среди них и такие, что свысока или высокомерно-снисходительно относились к «русским аборигенам».

Основоположником норманнской теории считается Байер. За двенадцать лет своего пребывания в России (с 1726 г.) он написал шесть книг и более трех десятков статей на разнообразные темы, в том числе по истории России. Особая судьба выпала на долю его статьи «De Varagis» («О варягах»), опубликованной в 1735 г. на латинском языке в «Комментариях Академии наук». Именно на нее уже несколько столетий смотрят как на давшую жизнь норманнской концепции образования Древнерусского государства. Вместе с тем исследователи в массе своей также связывают с Байером «главные доказательства норманнского происхождения варягов», выведенные, как они уточняют, «преимущественно по византийским и скандинавским источникам».

Настоящие страсти в Академии разгорелись в 1749 г., когда другой историк-немец Миллер должен был выступить на торжественном заседании с речью «О происхождении народа и имени российского». Речь предварительно рассматривалась комиссией Академии наук. Ее председатель В.К. Тредиаковский, известный поэт и ученый, высказался «за», отметив, однако, что сама «материя спорна». М.В. Ломоносов резко выступил против главного содержания речи Миллера, сочтя ее «ночи подобной». Почти все члены комиссии согласились с этой оценкой. Речь не только запретили произносить, но даже решили отобрать у Миллера текст. Тот пожаловался на необъективность, и тогда президент Академии распорядился рассмотреть работу на Генеральном собрании. Рассмотрение длилось шесть месяцев и закончилось тем, что труд Миллера постановили уничтожить. Такие вот «диспуты» имели место в тогдашней Академии наук.

Ломоносов в число врагов Отечества записал и Байера, поскольку тот посчитал не достоверными свидетельства ПВЛ о пребывании апостола Андрея Первозванного у славян. Услышав такое, наш энциклопедист пришел в полное негодование: «Менее всего можно стерпеть то, что Байер в бредовом состоянии опрокинул основание, на котором Петр Великий установил орден святого Апостола Андрея: он открыто утверждает, что святой Андрей не проповедовал Евангелие в России. Жаль, что в то время не было никого, кто мог бы поднести к носу Байера химический порошок для приведения его в чувство».

Известный историк М. Тихомиров появление норманнской теории в России в 30-х гг. XVIII в. объяснял тем, что она «выполняла заказ правительства Бирона, поскольку… стремилась исторически объяснить и оправдать засилие иноземных фаворитов при дворе Анны Ивановны», «служила сугубо политическим целям».

А вот взгляд М. Алпатова на возникновение норманнской теории: «Тени двух соотечественников – Рюрика и Карла XII – витали над теми, на чьих глазах рождался этот вопрос. Полтавская виктория сокрушила амбиции завоевателей времен Карла XII, норманнская теория, возводившая русскую государственность к Рюрику, наносила удар по амбициям русских с исторического фланга. Это был идейный реванш за Полтаву. Покрытый пылью веков древний сказ о варягах обрел новую жизнь, стал острейшим современным сюжетом… Варяжский вопрос, следовательно, родился не в Киеве в летописные времена, а в Петербурге в XVIII веке. Он возник как антирусское явление и возник не в сфере науки, а в области политики. Человеком, который произвел первый «выстрел» в этой баталии, был Байер».

В науке стало аксиомой, что создатели норманизма – это высокомерные, самодовольные немцы, свысока смотревшие на все русское, «культуртрегеры», приехавшие «в медвежью Россию приобщать ее к европейской культуре». А норманнскую теорию исследователи характеризовали не иначе, как «лженаучная» и «реакционная», «антинаучная» и «клеветническая», «порочная» и «политически спекулятивная», как «враждебная русскому народу».

Вот таким бурным оказалось начало отечественной историографии.

Летописные данные

Обратимся к летописным данным. Официальное летописание на Руси началось в XV в. Этот всеми признанный факт означает лишь одно: мы не имеем надежных источников по истории России раннего периода. В летописях приказных дьяков никаких упоминаний о «древних рукописях» нет. Между тем считается, что первые летописи по образцу византийских хронографов были созданы в XI в., а к концу XVII на смену рукописным творениям пришли печатные книги. За эти шесть столетий были созданы тысячи и тысячи летописных списков, но подавляющее их большинство – это рукописное воспроизводство одних и тех же первоисточников. Самыми старыми из сохранившихся считаются следующие летописи: Синодальный список Новгородской первой летописи (XIII–XIV вв.), Лаврентьевская (1377 г.), Ипатьевская (XV в.), Радзивилловская (XV в.) летописи[11]11
  Гуц А.К. Многовариантная история России. – М.: ACT, ПОЛИГОН, 2000.


[Закрыть].

Оригинальные летописи названы по именам создателей, издателей или владельцев, а также по месту написания или первоначального хранения. К примеру, три самые известные летописи: Лаврентьевская, Ипатьевская и Радзивилловская – названы так: первая по имени переписчика, суздальского монаха Лаврентия; вторая по месту хранения, костромского Ипатьевского монастыря; третья – по имени первого известного владельца, литовского великокняжеского рода Радзивиллов.

Впрочем, с этим дело также обстоит не просто. Ряд историков подвергает серьезному сомнению подлинность всех этих трех летописей. К примеру, Радзивилловская летопись относится к XV в., однако стала известна лишь в 1713 г. Недаром Г. Носовский и А. Фоменко полагают, что все известные нам сегодня списки ПВЛ были написаны в одно и то же время (конец XVII–XVIII в.) и в одном и том же месте[12]12
  Носовский Г.В., Фоменко А.Т. Русь и Рим. Правильно ли мы понимаем историю Европы и Азии? – Кн. 2. – М., 1999.


[Закрыть]. А вот мнение Б. Рыбакова: «Чья-то рука изъяла из ПВЛ самые интересные страницы и заменила их новгородской легендой о призвании князей-варягов»[13]13
  Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII веков – М.: Наука, 1982.


[Закрыть].

Но вернемся к ПВЛ, в которой сообщается:

«Изгнаша варяги за море, и не даша им дани, и почаша сами в собе володети, и не бе в них правды, и въста род на род, и быша в них усобице, и воевати почаша сами на ся. И реша сами в себе: «Поищем собе князя, иже бы володел нами и судил по праву». И идоша за море къ варягам, к руси. Сице бо ся зваху тьи варязи русь, яко се друзии зъвутся свие, друзии же урмане, анъгляне, друзии гьте, тако и си. Реша русь, чюдь, словени и кривичи и вси: «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет. Да пойдете княжит и володети нами». И изъбрашася 3 братья с роды своими, пояша по собе всю русь, и придоша; старший, Рюрик, седе Новегороде, а другий, Синеус, на Беле-озере, а третий Изборьсте, Трувор. И от тех варяг прозвася Руская земля».

Итак, среди племен новгородских словен, чуди, мери, веси, незадолго до этого прекративших платить дань варягам «из заморья», началась усобица. Закончилась она тем, что ее участники решили найти себе князя, который бы ими «володел и судил по праву». По их просьбе на Русь пришли три брата-варяга: Рюрик, Трувор и Синеус. Рюрик начал княжить в Новгороде, Синеус – на Белоозере, а Трувор – в Ладоге. Так летописная традиция увязала начало Руси с призванием варягов. «Историю о призвании варягов проверить невозможно! – пишет С. Баймухаметов. – Ни в европейских, ни в арабских, ни в еврейских источниках нет упоминаний об этом событии. Варяжская страница в «Повести временных лет» подобна стене несокрушимой – ни обойти ее и не объехать. Нет больше исторических свидетельств!»[14]14
  Баймухаметов С. Ложь и правда русской истории. – М.: Изд-во Яуза, Изд-во Эксмо, 2005.


[Закрыть].

Но откуда пришли и кем были по происхождению эти варяги, давшие якобы начало русской государственности? В историографии они успели побывать и шведами, и датчанами, и скандинавами в целом; одни авторы считали варягов норманнами, другие, наоборот, – славянами.

Для древнего летописца происхождение варягов, похоже, было очевидно. Он помещал их земли на южно-балтийском побережье вплоть «до земли аглянской», т. е. до области Ангельн в Гольштейне. Сегодня это северно-германская земля Мекленбург, население которой в древности вовсе не было германским. Каким оно было – об этом говорят сохранившиеся по сей день названия населенных пунктов – Варин, Руссов, Рерик и др.

По мере усовершенствования методов обработки источников удается выявлять новую содержащуюся в них информацию. Со времени А. Шахматова легенда о призвании варягов считается «книжной конструкцией», плодом тенденциозного сочинительства одного из составителей или редакторов ПВЛ. Это мнение в принципе верно: любая письменная фиксация текста есть книжная конструкция, результат осмысления автором исходного материала в соответствии с некоторыми принципами. Поэтому дошедший до нас текст легенды подлежит рассмотрению с учетом книжного, «ученого» характера ПВЛ как цельного произведения начала XII в.[15]15
  Гуц А.К. Многовариантная история России. – М.: ACT, ПОЛИГОН, 2000.


[Закрыть].

После работ Шахматова, настаивавшего на том, что легенда о призвании варягов – позднейшая вставка в летопись, полная домыслов, некоторые исследователи отказались видеть в тексте отражение каких бы то ни было реальных фактов. Другие историки с этим не согласны. М. Покровский полагал, например, что «всего безопаснее» придерживаться текста летописи. В результате легенда превратилась в исторически достоверное известие. Исследование процессов формирования в IX–X вв. так называемой северной конфедерации племен и русско-скандинавских отношений позволило ряду историков (В. Пашуто, В. Янин и др.) предположить существование исторического ядра легенды и признать достоверным приглашение князей и скандинавское происхождение династии Рюриковичей. На основе археологических материалов А. Кирпичников пришел к убеждению об истинности ладожского варианта легенды (Ипатьевская летопись).

Историки А. Кирпичников, И. Дубов, Г. Лебедев в призвании Рюрика видят продуманную акцию, позволявшую урегулировать отношения в масштабах всей Балтики, а самого Рюрика отождествляют с мелким датским конунгом Рериком Ютландским.

В свою очередь, А.Н. Сахаров говорит: «Текст предельно ясен: для прекращения раздоров, междоусобиц соперничавшие политические структуры приглашали нейтрального правителя, который бы установил «наряд», т. е. власть (а не порядок, как почему-то трактуют это понятие), и судил бы по справедливости. Летописец не только рассказал о факте «призвания варягов», которое сегодня историческая наука признает соответствующим политическим реалиям того времени, но и точно определил, кто такие были варяги Рюрика, откуда они явились, в каком отношении к восточным славянам они находились. Он отмечает, что варяги живут «за морем», что они зовутся «русь», причем летописец – осведомленный и внимательный автор – подчеркивает их этническое отличие от шведов, норманнов, англов, готландцев»[16]16
  Сахаров А. Рюрик и судьбы российской государственности // Российская газета. – 2002. – 27 сентября.


[Закрыть].

В историографии существуют три подхода к известиям летописи о призвании варягов. Одни исследователи считают их в основе своей исторически достоверными. Другие – полностью отрицают возможность видеть в этих известиях отражение реальных фактов, полагая, что летописный рассказ есть легенда, сочиненная много позже описываемых в ней событий в пылу идеологических и политических страстей, волновавших древнерусское общество конца XI – начала XII в. Третьи, наконец, улавливают в «предании о Рюрике» отголоски действительных происшествий, но отнюдь не тех, что поведаны летописцем. Кроме того, они говорят и об использовании этого предания в идейно-политической борьбе на грани XI и XII столетий.

Австриец Герберштейн, будучи советником посла в Московском государстве в 1-й половине XVI в., одним из первых европейцев ознакомился с русскими летописями и высказал свое мнение о происхождении варягов и Рюрика. Связывая название варягов со славянским прибалтийским народом вагров, Герберштейн приходит к выводу, что «русские вызвали своих князей скорее от вагров, или варягов, чем вручили власть иностранцам, разнящимся с ними верою, обычаями и языком». Скандинавы и немцы называли вагров и всех поморских славян вендами. В синхронных источниках отсутствуют сведения о связи поморских славян с варягами, хотя во 2-й половине X в. отмечены морские походы вендов на соседей.

Ломоносов выводил Рюрика с варягами из прусских земель, опираясь на топонимы и поздние летописи, которые заместили лексему «варяги» псевдоэтнонимом «немцы». Славянское происхождение Рюрика Ломоносов априори принимал как непреложный факт: «варяги и Рурик с родом своим, пришедшие в Новгород, были колена славенского, говорили языком славенским, происходили из древних россов и были отнюдь не из Скандинавии, но жили на восточно-южных берегах Варяжского моря, между реками Вислою и Двиною… имени Русь в Скандинавии и на северных берегах Варяжского моря нигде не слыхано… И само название пруссы или поруссы показывает, что пруссы жили по руссах или подле руссов».

С. Парамонов (Лесной) в своей работе «Откуда ты, Русь?» подробно обосновывает, что варяги, явившиеся на Русь (которая еще так не называлась), были по национальности славянами и приглашены в Новгород потому, что мужская линия древней славянской династии угасла[17]17
  Лесной С. Откуда ты, Русь? – Ростов н/Д: Донское слово, 1995.


[Закрыть].

А вот точка зрения А.Н. Сахарова, который полагает, что норманизм яростно и агрессивно отстаивается в основном небольшой группой филологов, работавших долгие годы со шведскими, норвежскими, немецкими, исландскими, восточными источниками и сделавших эти источники по существу наиболее важными свидетельствами по истории древних славян. Слабо разбирающиеся в русских источниках, в первую очередь в летописных текстах, не знающие древнерусского языка, замалчивающие работы, в которых утверждается славянское происхождение Рюрика и его соратников, они требуют вывести антинорманизм вообще за рамки науки, приклеивают своим оппонентам, всем, кто покушается на эту монополию, ярлыки псевдопатриотов, шовинистов и даже сталинистов. Российские и зарубежные ученые многократно отмечали широкое доминирование славянского этнического элемента на обширных пространствах Восточной Европы от южного берега Балтики до Подунавья, Карпат и Балканского полуострова. На этих пространствах сравнительно рано, намного раньше, чем в Скандинавии, возникли первые государственные образования. Среди них важную цивилизационную роль играли государственные конгломераты, созданные южнобалтийскими поморскими славянами – лютичами, ободритами, руянами, ваграми, ранами, которые имели сложившуюся государственную, княжескую власть, дружинный строй, высокоразвитое для того времени хозяйство, стройные религиозные представления.

Повсюду в Восточной Европе на этих обширных пространствах существовали этнонимы «русь», «русины», «рутены», «русы», «руги» и другие близкие им, которыми характеризовались различные славянские племена, племенные конфедерации и славянские государственные образования, часть их была географически связана с южнобалтийским Поморьем. Но этих этнонимов, как и этнонима «русь», не знает Скандинавия. При определении этнической принадлежности Рюрика и варягов следует иметь в виду и постоянные миграционные процессы славянского элемента как из Южной Европы в Поднепровье, что также отмечено в наших летописях, так и из Южной Прибалтики на Восток, особенно под натиском немецкой агрессии. Варяги-русь – это славянский государственный анклав на южном берегу Балтики. В Скандинавии в то время не было таких государственных образований, тем более способных существовать более сотни лет[18]18
  Сахаров А. Рюрик и судьбы российской государственности // Российская газета. – 2002. – 27 сентября.


[Закрыть].

Было ли призвание варягов?

Так было ли призвание варяга Рюрика, столь явно изменившее, по мнению некоторых историков, пути дальнейшего развития Руси?

Судя по всему, вставка о призвании появилась в ПВЛ позднее и служила определенным политическим и идеологическим целям. Древнерусская летописная традиция «норманизма» не знала. Кроме сомнительного единственного места в летописи о призвании Рюрика на княжение, ничего больше нет. К тому же аналогичные предания, связанные с зарождением государственных институтов, есть и у других народов.

Государственность у славян начала складываться задолго до IX в., к которому относятся походы норманнов в Восточную Европу. А.Н. Сахаров свидетельствует, что к IX в. относится несколько исторически четких упоминаний о наличии на Руси государственных образований. Это нападение русских войск на Византию в начале IX в., посольство Руси в Византию и Франкское государство в 838–839 гг. Однако наиболее впечатляющим фактом русской, восточнославянской государственности стало нападение войска русов-славян в 860 г. на столицу Византии, заключение договора «мира и любви» между Византией и Русью, официальное признание тем самым Руси Византийской империей. Это было за два года до «призвания варягов». Власть Рюрика, его братьев и их «родов» наложилась на уже существующие государственные тенденции и традиции восточнославянских земель[19]19
  Сахаров А. Рюрик и судьбы российской государственности // Российская газета. – 2002. – 27 сентября.


[Закрыть].

Возникновение легенды о призвании князей Б. Рыбаков связывал с историей Великого Новгорода: «Стремление новгородцев в XI–XII вв. обособиться от власти киевских князей, широкие торговые связи Новгорода со Скандинавией, использование новгородскими князьями в борьбе с Киевом наемных варяжских отрядов (Владимир и Ярослав в начале их деятельности) – все это в сочетании с тенденцией избирать себе князя и породило в новгородском летописании XI–XII вв. вымыслы о призвании варяжских князей и затем отождествление варягов с русью». Впоследствии Сильвестр, оправдывая призвание Мономаха в Киев, воспользовался новгородской летописью и внес ее рассказ в отредактированную им Повесть временных лет. Рыбаков полагает, что к тому моменту, когда на Севере славянского мира появились варяги, в Среднем Поднепровье уже сложилась Киевская Русь. «Варяги-пришельцы не овладевали русскими городами, а ставили свои укрепленные лагеря рядом с ними»[20]20
  Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII веков – М.: Наука, 1982.


[Закрыть].

Стоит также отметить, что варяги, которых норманисты считают скандинавами и, тем самым, «иноплеменниками» по отношению к славянам, почему-то не оставили на Руси никаких следов в языке, обычаях, верованиях, архитектуре, судостроении, быте, ремеслах и т. п. Свейских (скандинавских) слов в русском языке не более десятка. Рюрик упоминается в нескольких славянских средневековых памятниках литературы и в одном скандинавско-немецком как вождь славян или как связанный узами с Восточными славянскими землями.

Что же в итоге?

Можно согласиться с нашим известным историком И. Фрояновым, что сказание о призвании варягов предстает перед нами и в идейном и в конкретно-историческом плане как сложное и многослойное произведение, создававшееся на протяжении довольно длительного времени, заключающее в себе отголоски различных эпох восточнославянской и древнерусской истории. В этом оно родственно памятникам устного народного творчества, например былинам. Вот почему полностью отрицать причастность Сказания к фольклорной традиции и утверждать сугубо литературное его происхождение нет достаточных оснований. Но соотношение в нем фольклорного и литературного начал должно стать предметом специального исследования[21]21
  Фроянов И.Я. Исторические реалии в летописном сказании о призвании варягов // Вопросы истории. – 1991.-№ 6.-С. 3-15.


[Закрыть].

Недаром Д. Лихачев в свое время говорил о ПВЛ как о блестящем литературном произведении, в котором исторические сведения или преображены творческим воображением автора, как, например, легенда о призвании варягов, или подменены вставными фрагментами.

Е. Мельникова и В. Петрухин обращают внимание на следующее обстоятельство. Вопрос о происхождении государства (династии) стоит во главе угла любой раннесредневековой «истории народа», т. е. историографического сочинения, представляющего судьбу какого-либо народа от его «возникновения» до времени хрониста. Все они в той или иной форме содержат династическую легенду. Получив в наследство вместе с христианскими воззрениями всемирную (библейскую) историю, каждое приобщавшееся к европейской цивилизации общество стремилось определить свое и своего государства место в мировом пространстве и во всемирно-историческом ряду. Первое достигалось прежде всего путем переработки библейской легенды о заселении трех частей ойкумены потомками Сима (Азия), Хама (Африка) и Иафета (Европа), которая пополнялась наименованиями «новых» народов. ПВЛ, как и многие другие европейские историографические сочинения, открывается перечислением земель, заселенных потомками Ноя. Вторая, собственно историографическая, задача решалась несравненно сложнее. Закладывая основы национальной историографической традиции, составитель ПВЛ, подобно Григорию Турскому, Бэде Достопочтенному, Снорри Стурлусону, имел перед собой два принципиально различных типа источников: с одной стороны, Библию и всемирные истории, основанные на ней (Павла Орозия, например, для Запада, Григория Амартола – для Руси), с другой – местные исторические предания. Народная историческая память воплощалась в мифе и эпосе.

Объединяя оба источника, русский летописец, как и западноевропейский хронист, совершал переход от фольклора к истории, или, точнее, от эпической истории (квазиистории) к историографии. Этот переход – закономерный этап в развитии исторического сознания и самосознания народов, отразившийся в большом числе текстов, условно именуемых раннеисторическими описаниями, и составляющий суть начального русского летописания. Включение варяжской легенды в собственно историческое время подчеркивается и тем, что она помещена в датированной части летописи (под 862 г.), в отличие от легенды о Кие, не датированной и примыкающей к космографическому введению. Таким образом, порубежным событием, соединяющим миф и историю, в соответствии с задачами раннеисторического описания, становится происхождение действительно правившей во времена хрониста династии, а герой мифоэпической традиции предстает как ее основатель. Обстоятельства же основания династии оказываются звеном, связующим мифоэпическую и историческую традиции[22]22
  Мельникова Е.А., Петрухин В.Я. Легенда о «призвании варягов» и становление древнерусской историографии // Вопросы истории. – 1995. – № 2. – С. 44–57.


[Закрыть].

Однако даже наличие «исторического ядра» не означает, что легенда адекватно передает реальные события, является своего рода документальной записью происходившего.

Известно, что реальные исторические события и трактовка исторических событий государством несколько отличаются в силу идеологических задач, стоящих перед государством: укрепление государственной власти, обоснование существующей политической системы, воспитание подрастающего поколения и т. д. Советское государство создавало собственную официальную идеологию и официальную историю, которая вполне может трактоваться как миф, так как отвечает практическим целям и претендует на собственную интерпретацию окружающей действительности. «Революционный миф – плод воображения и воли, который имеет те же корни, что и любая религия, поддерживающая определенный моральный тонус и жизнестойкость масс».

Таким образом, в политическом мифе трансформировалась история в соответствии со значимыми социальными и политическими задачами. Затем происходит освоение политического мифа культурой определенной эпохи, что приводит к возникновению художественного воплощения мифа, как средства воздействия на общественное сознание. Появляются типические герои, образы реальных исторических лиц идеализируются, приближаются к некоторому «героическому» типу. В качестве мифологических героев в этом случае выступают знаковые фигуры в истории государства, важные для государственной истории и идеологии.

Вся наша славная и бурная, величественная и драматическая история свидетельствует, что миф о призвании варяга Рюрика превратился в реальность. В обыденном представлении миф – это сказка, предание, вымысел. Каждый из нас считает себя рациональным существом и вряд ли согласится с тем, что миф способен определять наши мысли и наше поведение[23]23
  Цуладзе А. Политическая мифология. – М.: Эксмо, 2003.


[Закрыть]. И все же по большому счету миф многое определяет. Миф, как гармонизирующее начало, содержащее вечные и неизменные ценности, становится некой опорой в зыбком, изменчивом мире. Происходит ремифологизация «призвания Рюрика».

Миф о Рюрике выполнил предначертанную ему историческую миссию. Князь Рюрик превратился в символ. «Мы – Рюриковичи», – заносчиво говорили бояре, свысока поглядывая на «худородных» дворян. Миф о династии Рюриковичей определил нашу историю, менталитет, историческое самосознание, политико-правовую направленность на много столетий.