Текст книги "Спроси пустыню… Грибное лето в Вязьме"

Автор книги: Владимир Першанин

Соавторы: Владимир Христофоров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

– Нет, водкой угостим и отпустим, – огрызнулся Амелин. – Чтобы ты еще целую компанию привел. Значит, вы искали нас с целью грабежа?

– Да.

– А потом собирались убить?

– Нет, нет. Зачем?

– Брось, Рузинат! Свидетели вам не нужны. Раньше вы не трогали людей из «Интеройла», а теперь что-то изменилось, так?

– После Довлатова пришли новые люди. Они не желают иметь дело с русскими. Но мы, действительно, не хотели никого убивать. Тот смуглый русский погиб случайно.

– От семи пуль, выпущенных тобой…

– Я дам хороший выкуп. Забирайте мою «Ниву». Если мало, я добавлю двадцать или тридцать баранов…

– Ну ладно, оставим пока разговор о выкупе, – перебил его Амелин. – Ты уже, наверное, догадался, что мы ищем не только нефть.

Абазов помолчал и потрогал огромный кровоподтек от приклада, наискось пересекавший скулу.

– У тебя есть реальный шанс спасти свою жизнь. И только один шанс! Ты меня понимаешь, Рузинат Абазов?

– Да…

– Нам нужны двое русских летчиков со сбитого самолета. Ты слыхал про них?

– Да.

– Где они сейчас, эти летчики?

Рузинат засопел, продолжая теребить щеку вокруг раны.

– Если ты промолчишь, то через пять минут умрешь. Мы закопаем тебя вместе с Юлчи.

– Если я скажу, то умру все равно… Да еще за длинный язык будет расплачиваться моя семья.

– Мы отпустим тебя, даю слово. И мы не собираемся никому докладывать, кто нас вывел на летчиков.

– Можно я немного подумаю?

– Пять минут…

Во второй половине дня они добрались до места, указанного Рузинатом. Не доезжая полутора километров до фермы, остановились. Амелин с Морозовым взобрались на бархан и долго рассматривали непонятные черные пятна впереди.

– Там все сгорело, – опуская бинокль, сказал Саня. – Тащи своего друга, пусть объяснит, в чем дело.

– Людей не видно, – пробормотал Морозов.

Через несколько минут Кошелев привел Рузината. С него сняли наручники. Амелин сунул бинокль.

– На, погляди хорошенько!

– Ничего не понимаю, – пробормотал Абазов. – Неделю назад здесь был дом, кошара, стояли машины.

Поймав взгляд Сани Кошелева, закричал:

– Клянусь, чем угодно, ваши летчики были здесь.

То, что когда-то было овцеводческой фермой, представляло из себя груду закопченных развалин. Камышовые крыши жилого дома и овечьей кошары сгорели и провалились внутрь. Саманные стены от сильного жара растрескались и во многих местах обрушились.

Рядом с домом на обугленных скатах стоял сгоревший «уазик». Поодаль с оторванным колесом и развороченным радиатором завалился набок ГАЗ-53.

– Здесь хорошо повоевали, – присвистнул Юрченко.

Высокий, широкоплечий, он держал автомат стволом вниз, готовый в любую секунду стрелять. Женя Иванов стоял возле «Нивы», пристроив карабин на капоте. Юрченко ковырнул пальцем дырку в дверце «уазика».

– Автоматные пробоины. Калибр 5,45.

– А по грузовику из гранатомета шарахнули.

Амелин, нагнувшись, поднял стреляную гильзу, пахнувшую порохом. Из-за угла кошары высунулась собачонка и неуверенно тявкнула.

– Ну, где твои хозяева? – шагнул к ней Морозов.

Собачонка испуганно юркнула назад, а из кошары, лениво каркая, взлетели несколько ворон.

Одного обитателя разоренной точки они все же нашли. Старуха, в рваном полушубке, в черной, замотанной на груди шали, стояла у дверей саманной будки, единственного уцелевшего строения. Из небольшого окошка торчала печная труба. Старуха держала в руках два сухих коровьих кизяка – видимо, несла топить печку.

– Бабуля, здравствуй!

Амелин и Морозов подошли к ней ближе. У старухи было закопченное морщинистое лицо и пальцы, испачканные сажей. Она равнодушно смотрела на вооруженных людей.

– Здесь уже всех поубивали, – наконец произнесла она, не ответив на приветствие. – И старика моего убили, и хозяев…

Старуха выговаривала фразы тихо и невнятно, понять ее было трудно.

– Когда это случилось?

– Два, а может, три дня назад.

Толкнув плечом ветхую дверь, она вошла в сарай. На земляном полу, у окна, стояла железная печка. На деревянном ящике, служившем столом, грудились грязные тарелки, кастрюля без крышки, керосиновая лампа.

Пахло мышами и въевшейся в стены сажей. В углу на старом диванном матрасе было свалено тряпье и несколько овечьих шкур. Все остальное место в сарае занимал разный хлам: закопченная посуда, пустые картонные ящики, обгоревшие доски, огромный топор, канистра из-под бензина. На гвозде висела баранья нога с обрывками шкуры.

– Почему вы здесь? Где ваши сыновья, внуки?

– Далеко, – махнула рукой старуха. – Их нет, они умерли.

Из дальнейшего разговора удалось кое-как выяснить, что старуха вместе с мужем бежала от войны с афганской границы. Работали батраками на ферме, но три дня назад приехали вооруженные люди и стали стрелять. Хозяина убили и все сожгли.

– Здесь жили двое русских. Где они сейчас?

Старуха бессмысленно смотрела на Амелина, не реагируя на его вопрос. Переломив коровий кизяк, сунула его в остывшую печку и стала дуть.

– Подожди, бабуля, – отодвинул ее Морозов. – Давай я сам разожгу, а ты с командиром поговори.

– Где жили русские? – снова спросил Амелин.

– В доме…

– Их было двое?

Старуха беспокойно смотрела, как Морозов возится возле печки.

– Не забирайте еду, – почти беззвучно шевеля губами, попросила она.

Сергей перехватил взгляд, брошенный на изрезанную ножом баранью ляжку, висевшую на стене.

– За кошарой две дохлые овцы валяются, – сказал Кошелев, – она от них куски кромсает. Только там одни кости остались, лисы да вороны все растащили.

– Саня, принеси бабке чего-нибудь из машины, – повернулся к нему Амелин. – Ну того барана половину, нам все равно некогда варить… Сгущенки, чаю, крупа там есть. В общем, сам посмотри.

Кошелев вернулся через десяток минут. Вытащил из бумажного мешка несколько кусков баранины, сложил в эмалированное закопченное ведро. Вывалил в таз банки со сгущенкой, пакеты сахара и крупы, две буханки хлеба.

– Пользуйся, бабуся, – он свернул пустой мешок и сунул его под мышку.

Старуха торопливо отнесла ведро в угол, накрыла обломком доски. Схватила таз, потащила туда же, но, раздумав, заметалась по тесному сараю. Уронила пакет с гречкой, нагнулась его подобрать, из таза посыпались остальные продукты. Амелин собрал кульки и поставил таз на стол.

– Пусть здесь стоит. Мы уедем, сваришь кашу.

– Кашу, – бессмысленно повторила старуха.

– Так куда же русских увезли, а, бабуля? Может, их убили?

– Не убили, – замотала головой старуха. Отломив корку хлеба, стала с усилием жевать. – Их увезли.

– Куда?

– Ильчибей…

– Ильчибей увез?

– Ильчибею отвезли.

– Ты знаешь этого человека?

– Один раз видела. К хозяину приезжал.

– Далеко он отсюда живет?

– Не знаю.

Больше от старухи добиться ничего не удалось. Когда уходили, Морозов оглянулся на сарай и покачал головой.

– Помрет бабка. Морозы посильнее ударят, и замерзнет, если, конечно, кто-нибудь не заберет.

– Кому она нужна? – Амелин остановился у разбитого грузовика. На сиденье запеклась черная кровь. – Своих вон не щадят, а тут какая-то беженка.

Рузинату Абазову было знакомо имя, которое назвала старуха. У Ильчибея есть ферма, километрах в двадцати отсюда. Два дома, триста овец. На сожженной точке жили его родственники. Так что вполне возможно, летчиков увезли к Ильчибею.

– Что за разборка здесь была?

– Я точно не знаю. У покойного Довлатова много сторонников. Мамажанов, например… и другие. Не все хотят подчиняться Вахиду Абазову.

Глава 7

– Держите в этом направлении!

Рузинат показывал рукой, куда ехать. Смотреть на него было жутковато. Багровый синяк раздул и без того широкое лицо, на щеке запеклась корка крови. Он свыкся с положением пленника и, уже не смущаясь, то и дело стрелял сигареты у Морозова.

В «Ниве» сидели вчетвером. Амелин и Морозов впереди, на заднем сидении – Юрченко и Рузинат. ГАЗ-66 шел метрах в ста позади. Двигались напрямик, через замерзшую равнину. Бесконечно долгий день, когда еще утром был жив Саня Ступников, подходил к концу. Прапорщик, провоевавший три года в Афганистане, так и не успевший выдать замуж ни одну из своих дочерей, лежал в боковом ящике вездехода в пластиковом мешке. Несколько таких мешков захватил Витя Морозов.

– А я ведь Решеткова знал, – сказал он. – Лихой мужик. В тридцать один год подполковника получил, два ордена Красной Звезды, афганский орден.

– Их самолет сбили недалеко отсюда, – подал голос Рузинат. – Надо сделать небольшой крюк, километра два. Если хотите, покажу.

– Может, ты и сбивал? – мрачно поинтересовался Морозов.

– Нет, нет. Мы потом туда приезжали. Посмотреть, может, какие железки в хозяйстве пригодятся.

– Показывай, куда ехать, – обернулся к нему Амелин.

В этом месте мерзлые холмы песчаных барханов чередовались с глинистыми плешинами, похожими издалека на застывшие озера. Самолет врезался в одну из таких плешин.

Глубокая воронка наполовину была засыпана песком. Вокруг на десятки метров разбросаны скрученные взрывом куски дюраля. Метров за триста из песчаного бархана торчало оторванное крыло. Тяжелый двигатель, сплющенный от удара, зарылся в глину. Рядом лежала более-менее уцелевшая хвостовая часть с куском фюзеляжа.

Амелин поднял рваный кусок обшивки и, повертев в руках, положил на землю.

– Гайдука Колю они где-то здесь закопали, – сказал Морозов. – Рузинат, ты не знаешь, где?

– Нет, что вы! Даже если и был бугорок, его давно занесло песком. Весной «афганец» задует, и от самолета следов не останется…

– Спроси пустыню, – проговорил Юрченко. – Спроси пустыню… Песню мы такую в Афгане пели. Ступников и Гайдук тоже афганцами были.

– И что ответила пустыня? – спросил Морозов.

– Ничего. Она всегда молчит…

Ферма Ильчибея состояла из двух саманных домов, приземистой длинной кошары и нескольких сараев. Рядом с домом стояли две легковые машины, трактор «Беларусь» с прицепом и мотоцикл.

Меняясь, наблюдали за фермой в приборы ночного видения. Перед рассветом Амелин приказал Кошелеву и Юрченко отогнать подальше ГАЗ-66 и «Ниву».

– Будьте на связи. Мы с Морозовым и Ивановым продолжим наблюдение. Затем решим, что делать дальше.

Штурмовать ферму вслепую Амелин не рискнул. Ночное наблюдение практически ничего не дало. Не было известно, сколько людей ночуют в домах, и самое главное – здесь ли держат летчиков. Если они на ферме, их наверняка используют как дармовых работников. В оптику можно разглядеть лица.

Ферма просыпалась рано. Вначале из дома вышла женщина доить коров. Потом стали появляться другие обитатели. Сам хозяин, грузный старик, в светлом овчинном полушубке, парень лет восемнадцати, видимо, его внук или племянник, и двое работников.

Один, по виду из местных жителей, на лошади, с собаками погнал в степь отару овец, второй работник ушел в кошару заниматься ремонтом. В руке он нес ящик с плотницким инструментом. Разглядеть его лицо не удалось.

Обитатели второго дома, четверо мужчин, никакими работами по хозяйству не занимались. Трое не расставались с автоматами, у четвертого оружия Амелин не заметил, но, несомненно, компания была одна и вряд ли имела отношение к разведению овец.

Второй работник наконец вышел из кошары. Пока он шел к дому, Амелин, не отрываясь, разглядывал его в бинокль. Одет в старый солдатский бушлат, на ногах кирзовые сапоги. Рост – метр семьдесят три – семьдесят пять, лицо славянского типа. Похож на Лагутина… Похож! Сергей хорошо помнил приметы обоих летчиков. Но полностью быть уверенным мешала борода, закрывавшая половину лица.

– Лагутин! Ей-богу, Лагутин, – зашептал Морозов, подползая к Сергею. – Только бородой оброс.

– Похож, – согласился Амелин.

– Решетков тот длиннее, под сто восемьдесят. Значит, это у него позвоночник поврежден и его держат в доме.

«Если он только до сих пор живой», – подумали оба.

– Саня, как дела? – вызвал по рации Кошелева Амелин.

– Нормально. Посторонних не видно.

– До связи. Ждите.

– Понял.

Оба одновременно отключили рации. На ферме могла быть своя рация, и все переговоры были сведены до минимума.

Прошло еще полчаса. Амелин уже собирался дать знак отползать назад, когда на точке затеяли соревнования по стрельбе. Расставили на бугорке консервные банки, бутылки и открыли по ним стрельбу. Сразу же запищала рация. Вызывал Кошелев.

– Что случилось?

– Ничего. Ребята на точке балуются.

– Ясно.

Стреляли все четверо боевиков и парень из хозяйского дома с карабином СКС. Несколько очередей дали из ручного пулемета.

– Тренируются, сволочи. – бормотал Морозов, – патронов не считают.

– Мы ж их и привезли. – усмехнулся Амелин. – А стреляют хорошо. Набили руку.

Он дотронулся до плеча капитана:

– Уходим.

В неглубокой балке, за кустами таволги, Амелин вызвал Кошелева.

– Саня, мы нашли груз. Закрывайте Абазова в ящик, наручники по рукам и ногам, и подъезжайте к точке со стороны кошары. Она вас будет прикрывать. Машину оставьте в низине, не доезжая километра до кошары. Пройдете метров триста и найдете нас.

Через двадцать минут собрались все пятеро. Амелин говорил быстро и отрывисто.

– Будем штурмовать точку. Там четверо боевиков. Кроме автоматов, имеют один ручной пулемет. Они находятся в дальнем от кошары доме. В ближнем – старик, его жена и восемнадцатилетний мальчишка. У сопляка есть карабин, судя по всему, он может пустить его в ход. У старика тоже, наверное, есть оружие. Сосредотачиваемся за кошарой. Женя, ты со своей оптикой забираешься на крышу и ждешь. Я, Морозов и Юрченко – перебежками ко второму дому, там, где боевики. Саня Кошелев блокирует первый дом. Гранаты не применять. Все ясно?

– Ясно, – Морозов выплюнул окурок.

– Женя, ты открываешь огонь только после наших первых выстрелов. Твоя главная цель – боевики, выскочившие наружу. Пока мы будем в домах, продырявь пулями покрышки машин. Нельзя допустить, чтобы кто-то скрылся.

Морозов и Юрченко, оба рослые и широкоплечие, подняли на руках Женю Иванова. Снайпер вцепился в край камышовой крыши и, подтянувшись на руках, перебросил тело наверх. Когда остальные, обойдя кошару, бежали к домам, он был уже готов к стрельбе. Приближенные оптикой отчетливо виднелись окна и двери домов – его цель номер один. Вторая цель – колеса. Ребята уже подбегали к домам, и, кажется, боевики их еще не заметили. Иванов стянул перчатку с правой руки, ощупал запасной магазин, переложенный из кармана за отворот куртки.

Кошелев, толкнув дверь, влетел в первый дом. Дверь второго дома вдруг открылась, и на крыльце показался бородатый человек в свитере и камуфляжных брюках, заправленных в десантные ботинки. Эта борода заставила Амелина на какую-то секунду замешкаться: Лагутин тоже был с бородой. Смуглое плоское лицо удивленно смотрело на бегущих вооруженных людей.

– Э-э-аа!

Боевик, ахнув, метнулся к двери. Амелин стрелял навскидку, не целясь. Очередь вбила плосколицего в глубину темного коридора. Амелин и Юрченко влетели в дом вслед за упавшим. Две двери вели в разные комнаты.

– Вы оба туда, – показал на одну из них Амелин. Ударил плечом, распахивая вторую дверь. С кровати навстречу ему поднялся человек, похожий на Лагутина.

– На пол! – скомандовал Сергей. – Где Решетков?

В соседней комнате затрещали автоматные очереди. Из перегородки брызнули куски штукатурки. Кто-то вскрикнул.

– Ложись!

Амелин толкнул Лагутина на пол и бросился в комнату, куда вбежали Юрченко и Морозов. Убитый или тяжело раненный боевик скрючился возле стола, рядом валялся автомат. Оба спецназовца были в смежной комнате. Юрченко, чертыхаясь, рассматривал ладонь, из которой текла кровь. Морозов, прижимая коленом еще одного лежавшего боевика, надевал на него наручники.

– Не видно четвертого, – сказал Амелин. Рванул лежавшего за воротник. – Где еще один ваш?

– Там…

– Где там?

– В сарае… большой сарай за домами.

– А где второй летчик?

Лежавший на полу человек со страхом таращил глаза на ствол автомата, направленный ему в грудь.

В первом доме все было в порядке. Кошелев положил лицом вниз старика и парня. Увидев карабин, стоявший у стены, выдернул затвор и разбил приклад о подоконник.

– Еще оружие в доме есть? – спросил он.

– Нет, – замотала головой пожилая женщина, испуганно застывшая у печки.

Кошелев быстро осмотрел остальные комнаты. Больше в доме никого не было. Он выскочил наружу и побежал ко второму дому, откуда доносились выстрелы.

Он успел сделать лишь несколько шагов. Что-то с силой ударило Кошелева в живот и плечи. Как сквозь вату, далеко и приглушенно, трещала длинная очередь. Пули подбрасывали лежавшее на вытоптанной земле тело, и боли от ударов Саня уже не чувствовал.

Боевик стрелял из кирпичного сарая. Женя Иванов его не видел. Стрелявшего заглушала глухая стена из красного кирпича. Иванов сменил магазин, израсходованный на колеса автомашин, и пополз по крыше вправо. Добравшись до края, увидел лишь узкую щель раскрытой двери. И с этой позиции пулеметчик оставался вне зоны его обстрела.

Юрченко и Морозов били из окон по сараю короткими частыми очередями. Амелин, единственный в группе, у кого имелся гранатомет (доставшийся от «волка пустыни» Юлчи), полз вдоль стены дома, выбирая место, откуда можно выпустить гранату.

Пулеметчик не жалел патронов и молотил по дому, откуда стреляли Юрченко и Морозов. Пули калибра 7,62 мм с легкостью прошивали саманные стены и дощатые перегородки. Глинистая пыль запорошила комнаты. На одной из кроватей тлела подушка, пробитая зажигательной пулей.

Морозов с руганью отскочил от оконного проема. Осколок стекла вонзился ему в щеку.

– Витя, ты в порядке? – окликнул его Юрченко.

– В порядке. Береги башку, тут стекла по всей комнате летают.

Со стены с грохотом сорвался посудный шкаф, пули крошили кирпичный бок небольшой приземистой печки.

– Бой в Крыму, все в дыму, – бормотал Юрченко, загоняя магазин в автомат левой ладонью, перемотанной обрывком тряпки.

Морозов выдернул из щеки стекло и снова на корточках подобрался к оконному проему.

– Грамотно бьет…

Приподнявшись на локте, Амелин поймал в прорезь прицела освещенную вспышками дверь сарая. В лицо, мешая целиться, сыпала мелкая снежная крупа. Гранатомет ударил звонко и коротко, а через секунду эхом отозвался взрыв выпущенной гранаты. Пулемет замолк, из открытой двери пополз сероватый слоистый дым.

– Готов, сучий сын, – подождав минуту, сказал Юрченко и подмигнул Морозову: – Каков командир!

Морозов, чертыхаясь, ощупывал щеку.

– Еще один осколок, – пожаловался он. – Глубоко засел, пинцет нужен…

Тяжело раненный пулеметчик лежал в глубине кирпичного сарая. Приподнявшись на локтях, он, тяжело дыша, наблюдал за Амелиным и Морозовым, которые подходили к нему, держа наготове автоматы.

Амелин осветил лежавшего электрическим фонариком. Камуфляжная куртка была в нескольких местах разорвана осколками, перебитая правая нога неестественно вывернута. Молодой, лет двадцати, с редкой темной бородкой, боевик беззвучно шевелил губами.

– Не стреляйте, – почти неслышно прошептал он.

– Сам сдохнешь!

Морозов отшвырнул лежавший рядом с ним пулемет. Пол был усыпан стреляными гильзами.

– Целый магазин по Сашке выпустил. И бронежилет не помог.

Сарай использовался в качестве склада. Громоздились ящики с патронами и гранатами. В углу стояло несколько огромных брезентовых мешков с камуфляжным обмундированием. На стенах гроздьями висели армейские шипованные ботинки, запасные автомобильные камеры, нагрудники с карманами для автоматных магазинов и ручных гранат. В четырех продолговатых ящиках лежали хорошо смазанные автоматы АК-74.

– А вот это уже серьезно!

Амелин показал на стоящие у стены 82-миллиметровые минометные стволы, видимо, приготовленные для транспортировки, и отдельно к ним двуноги и опорные плиты. Разобранные крупнокалиберные пулеметы в густой смазке лежали, накрытые брезентовым пологом.

Морозов откинул крышку металлической коробки и вытащил тяжелую патронную ленту с разноцветными пулевыми головками.

– Крутой мужик Абазов! Скоро здесь будет жарче, чем на южных границах.

Николай, возьми Иванова и облейте бензином все хозяйство. – Амелин посмотрел на раненого пулеметчика. – Давай вытащим этого орла, пусть дед его забирает. А сарай подожжешь, когда будем уезжать.

Вместе с Морозовым они отнесли боевика к дому, где жил с семьей хозяин точки.

– Выживет – его счастье, а нет – туда ему и дорога.

Амелин подошел к Юрченко, который о чем-то разговаривал с Лагутиным.

– Где Решетков? – спросил Сергей.

– Да тут такое дело, – замялся Юрченко. – Это не Лагутин. Не летчик…

– Как не Лагутин, а кто ж тогда?

– Я, Витя… Братчиков…

Только сейчас Амелин разглядел, что это совсем молодой парень.

– Откуда ты, Братчиков?

– Из автобата. Водитель сто шестого отдельного автобатальона, рядовой. А в плену – с октября прошлого года. Скоро четырнадцать месяцев будет. Господи, не приведи Бог кому другому… – он заплакал.

– Ладно, успокойся, Витя.

– Я знал… знал, что меня все равно освободят. Вы меня долго искали?

– Долго, – помедлив, отозвался Амелин.

Ему не хотелось рассказывать рядовому Братчикову, что искали совсем не его, вычеркнутого из всех списков и уже никому не нужного, кроме своих родителей.

– Не плачь, все позади, – обнял его за плечи Сергей. – Ты думал, мы тебя не найдем? Плохо ты спецназ знаешь!

– А мама, отец? Как они?

– Нормально. Послушай, Витя, здесь, кроме тебя, были еще пленные?

– Были. Два летчика. Их привезли четыре дня назад. У одного, который постарше, был сломан позвоночник. Он в первую ночь умер. А второй, старший лейтенант, его звали Женей, убежал. Он и меня уговаривал бежать, но я испугался.

Юрченко сидел на крыльце, подняв растопыренную ладонь. Иванов, высунув язык, бинтовал ему руку. Саня Кошелев лежал у стены дома. Лицо было накрыто шапкой. Ватная куртка и брюки были занесены тонким слоем снежной крупы.

– Только они его сразу поймали, – продолжал Братчцков. – По следам нашли. Сюда привезли. Заставили раскопать могилу, где лежал старший летчик, и здесь же застрелили.

– Кто стрелял? – спросил Морозов.

– Вон тот, – Братчиков показал на боевика, убитого Амелиным. – И еще хозяйский внук, Рахим. Он не хотел, но его заставили уже в мертвого выстрелить пять или шесть раз.

– Где могила, покажешь? – поднялся Амелин.

– Покажу. Они за кошарой лежат…

Когда раскопали яму и положили обоих летчиков в пластиковые мешки, Амелин, морщась, как от зубной боли, спросил Морозова:

– Вы этих гробов целлофановых много с собой набрали?

– Пять штук.

– Ты выбрось пятый. Хватит трупов.

– Выброшу, – пообещал Морозов. – Я понимаю.

Они пересекли границу на одном из небольших пропускных пунктов в стороне от Чемкара. Полицейский, перебрав стопку паспортов и виз, взялся было сверять фотографии. Амелин вложил ему в руку несколько десяти– и двадцатидолларовых ассигнаций.

– Все нормально?

– Нормально, – ответил полицейский, возвращая документы. – Проезжайте.

Пограничники на российской стороне заглянули в будку.

– Что везете?

– Груз двести…

Молодой лейтенант, предупрежденный о возможном возвращении группы на его участке, посмотрел на Амелина, потом на Морозова, сидевшего за рулем. Хотел было сказать что-то сочувственное, но, перехватив жесткий, почти враждебный взгляд небритого человека, сидевшего за рулем, козырнул, пропуская машину.

Шел снег. Барханы по обочинам дороги превратились в бело-голубые холмы. Зелеными темными шапками торчали кусты таволги. Редкие придорожные тополя роняли последние листья. Снежная холмистая равнина тянулась от горизонта до горизонта.