Текст книги "Спроси пустыню… Грибное лето в Вязьме"

Автор книги: Владимир Першанин

Соавторы: Владимир Христофоров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Дачник

С середины апреля потянулись первые дачники. Их в округе немного – на каждую старую деревню по две-три семьи. Но и это как-то разнообразило довольно скучную жизнь селян. Дачники первыми вскапывали землю под картофель. Обычно последним днем посадки картофеля считалось 9 мая. Дядя Вася Солидол, однако, в этот день усиленно отмечал День Победы, а потом пошли дожди, и только тринадцатого он взялся за посадку. Ему помогал постоялец с Закарпатья – мужчина в годах, степенный. Напросился на месяц-другой, заплатил хорошие деньги, сказал, что собирается перебираться в Россию и вот думает присмотреть хорошую деревню. Говорил с акцентом, хорошо разбирался в технике, но, по понятиям Васи, ни бельмеса не понимал в политике. Приятный, вежливый. Пусть живет.

С помощью болгарского посольства Богумил Рачев вышел на следователя Шелегеду. Тот как раз принял к производству дело об убийстве водителя. Он был поражен странным решением болгарина пожить возле места, где нашли сына. Сразу проникся к нему невольным уважением, понимая, сколь сложно это все оформить. Напрямую спросил Богумила:

– Сами решили расследовать?

– Не знаю, но постараюсь, – уклончиво ответил тот, – просто тянет туда.

– Тогда вот вам телефон в Вязьме. Есть там майор Фидинеев, я с ним на курсах сдружился. Мировой мужик! В случае чего – к нему. А я ему позвоню.

Стоя у окна, он понаблюдал еще некоторое время за крепкой фигурой болгарина, пересекающего мокрый асфальт, покачал головой, вздохнул. Убит под Вязьмой, груз шел в Москву… А если преступление планировалось еще в Болгарии или где-нибудь в Белоруссии? И вообще, чья это прерогатива – уголовного розыска с прокуратурой или контрразведки? Одни вопросы.

Пока же Шелегеде удалось выяснить, что под конвоем фура прошла Польшу (почему Польшу?), а на таможне Бреста Добромир Рачев позвонил в торговый дом «Сталкер», и в тот же вечер поездом выехал в Брест охранник. Он прибыл вовремя, но фуры на месте не оказалось. Белорусские таможни, а также посты ГАИ прохождение грузового «Мерседеса» не зафиксировали. Допрос охранника ничего не дал.

Иностранец в Вязьме

Борис Борисыч – так назвался Богумил – взялся отремонтировать Васе Солидолу старую швейную машинку и теперь целыми днями сидел, изучая внутренние органы механизма.

– Это «Зингер». Вечный двигатель, – говорил он, снимая очки. – А у меня, Васил, не выходит из головы случай, о котором ты рассказал…

– Сам, мил-человек, все думаю. Майор мне аккурат поручил дознаться, всем учинить допрос, с этим… как его… пристрастием. Да только народец несознательный – регочут, мол, давай «корочки».

– Какие «корочки»?

– Да ксиву, удостоверение. Ничего, я поеду в Вязьму, так ему и скажу: давай, командование, мандат.

– Неужели никто выстрела не слышал? – опять принялся за свое Богумил. – Ночь. Зима. Тихо. Машина тяжелая, разбудит всю деревню…

– Мало ли сколько их тут проезжает… Может, его, беднягу, на легковушке привезли, а машину оставили на трассе. – Вася Солидол влил в себя стопку «первейшего», покосился на печку, где дремала бабка, перешел на шепот: – Грех на мне, Борисыч. Взял я что-то. Сначала потерял, потом, когда снег стаял, нашел на кочке. Исползал все поле. Щас покажу, так и быть…

Дядя Вася Солидол полез за икону, достал что-то в тряпочке, развернул. Богумил вцепился взглядом в вещицу, осторожно взял ее и сжал в кулаке.

– Георгана… Брелок на память Добромиру, – пробормотал он по-болгарски.

– Что-что-что? – зачастил обеспокоенно Вася. – Какой Георгий? Богумил разжал пальцы, улыбнулся хозяину дома:

– Это брелок на счастье. Для ключей зажигания. А здесь профиль Георганы… Есть такая женщина…

– Богиня, вроде Венеры?

– Да, богиня… Налей-ка еще. За удачу! Продай мне брелок, Васил.

– Ишь, какой шустрый! Тут серебро – раз, память – два, вещь непродажная – три, – отрезал довольный собой Вася Солидол.

– Зачем ты утаил от следствия? Плохо, очень плохо, – укоризненно покачал головой Богумил. – А вдруг здесь вся разгадка?

– Сам мучаюсь, Борисыч. Не хотел утаивать, да так вышло.

– Сейчас же отдай, – предложил Богумил. – Скажи, нашел только. Хочешь, вместе поедем? Или я свезу в Вязьму, мне все равно в сберкассу надо. Решай.

– Некрасиво получилось, очень некрасиво. Не, самому совестно ехать. Поезжай ты и расскажи майору, как дело было. Может, простит.

С утра пораньше Богумил отправился в путь, намереваясь выйти к трассе к семи: именно в это время проходит рабочий автобус дорожно-ремонтной службы. В который раз оглядел окрестности. Лесной мир встречал лето, у обочины уже вовсю пробивалась щетинка изумрудной травки, но общую картину пока оживляли лишь вечнозеленые купы елей и редкой сосны.

Воображение рисовало всегда одно и то же… Вот дорога, которая идет до дальней деревни Ямнинской, далее – тупик. А здесь, где стоял Богумил, находится первое ответвление до деревни, где он поселился. Далее – опять тупик. Казалось, не было никакого смысла убийцам сворачивать в этот тупик, стоило еще проехать по прямой километра два, где нет ни одной души.

Что же заставило убийц вдруг резко свернуть вправо, проехать крошечную деревеньку и сразу остановиться, чтобы увести (унести) еще живого (?) Добромира в ближний лесок?

Только одно – впереди стояли машины, вот здесь, где, по рассказам жителей, обычно останавливаются на ночь шоферы, опасаясь рэкета на трассе. Убийцам пришлось выбрать не самый лучший вариант, прекрасно сознавая: весной труп будет обязательно обнаружен.

С этими мыслями он приехал в Вязьму, сошел на перекрестке у Андрейкова, сел на автобус и вышел на площади Советской. Вверх по улице шел не спеша, заглядывая в каждый магазин: сначала в книжный (купил буклет о Вязьме), затем в «Эдельвейс» (для Васила взял бутылку водки), в продовольственный… Набор в коммерческих лавках был беднее болгарского: там рынок оккупировали Греция, Турция, Румыния, хотя хватало товару со всего света.

Фидинеев, как обычно, был занят по горло, но, узнав, кто этот человек, сразу отключил телефон – что делал в очень редких случаях. Порасспросил о жизни дачников, умолк, не зная, что сказать.

– Шелегеда мне звонил, – наконец сказал он. – Пока ни одной зацепки, страна огромная. Будем надеяться…

– Я понимаю… Н-да, вот вам еще вещица, принадлежавшая моему сыну, – он все рассказал о брелоке и Васе Солидоле.

Разглядывая брелок, Фидинеев покачал головой:

– Мне сразу в нем что-то не понравилось, суета какая-то. А брелок может кое-что рассказать, например, о борьбе в кабине. Ваш сын, очевидно, ухватился за ключи зажигания и оборвал цепочку колечка, на котором были ключи. Оставьте пока у меня.

На прощание Фидинеев вдруг сказал:

– Если там постоянный отстой машин, значит, должны крутиться пацаны, летом их наезжает немало, а есть ли зимой – не знаю. Клянчат всякие баночки, иной раз могут что-то стянуть или отвинтить. Поинтересуйтесь.

Собиратели баночек

На улицах Вязьмы всюду весело поблескивали весенние лужицы, дробя солнце на мириады ослепительных осколков. Люди, надев после зимы легкие одежды, зябко поеживались, но на лицах так и читалось: слава Богу, тепло, скоро лето…

Богумил постоял возле старой пятиглавой церковки с сохранившимися чугунными решетками. Сбоку из ворот выкатилась пожарная машина – точно такие, сработанные в СССР, до сих пор есть и в его Пловдиве. Богумил любил рассматривать архитектуру храмов, понимал в этом и сразу безошибочно определил век. У него на родине, стране туризма, такие памятники давно отреставрированы, освобождены от ненужных соседних построек – вокруг размещены многочисленные летние кафе, магазинчики, скверы.

Он не спеша пошел в сторону автостанции, заглядывая во все магазины. Когда-то туристы из Советского Союза везли в Болгарию вот эти самые утюги, электрозажигалки для газовых плит, кипятильники и, конечно же, обязательные две бутылки водки. Теперь такая нужда отпала, меняй рубли на левы, сколько хочешь, а еще лучше – на доллары.

Привокзальная площадь встретила Рачева «развалом» стихийного белорусского рынка. Чего тут только не было! Он задержался у пирамиды баночек с пивом и безалкогольными напитками. Сразу вспомнилось замечание майора Фидинеева о мальчишках, собирающих пустые баночки. Выбрал пять самых ярких, купил.

Прежде чем сесть на смоленский автобус, вынул из кармана заграничный паспорт, пачечку долларов и сунул в тайник сумки, устроенный им еще дома в двойном дне. На всякий случай: никто не должен знать, кто он и зачем здесь.

Рачев, конечно же, перезнакомился со всеми ребятами, проживающими в соседней деревне. Расспрашивал их о машинах, заезжавших зимой, но ничего конкретного не узнал. Теперь он решил зайти с другого конца…

Лишь три подростка, учащиеся Андрейковской школы-интерната, наезжали в деревню зимой на каникулы, изредка по пятницам и субботам.

С одним их них, Славкой, Богумил разговорился возле вагончика-магазина. Начал с излюбленной мальчишеской темы – оружия, затаившегося в окрестных землях с времен последней войны.

– Его тут навалом, надо только места знать, – сказал равнодушно Славка, парень лет четырнадцати. – Плугом часто выпахивают, да только все забирает себе агроном, у него оружия уже полный чердак. Если вам надо, сходите, за пару бутылок подберет приличную винтовку.

– Лучше и безопаснее собирать баночки, – сказал Рачев и вынул из сумки одну, под цвет апельсинового сока.

Славка оценивающе оглядел баночку, улыбнулся:

– Мы все тут на трассе «банкуем», потом вымениваем или продаем другим пацанам. У Сереги полсарая этих банок.

– Пойдем к нему, – предложил Богумил.

– Не, идите один, мы сейчас с ним того… Да вон он.

Сережка, вечно шмыгающий простуженным носом подросток с плутовски бегающими глазами, сразу загорелся, увидав в руках Рачева новую баночку.

– Такой у меня нету. Махнем? Я вам дам пять из-под баварского пива.

– Идет. Пошли смотреть твое баночное хозяйство.

Они прошли двор небольшого домика. Вышла мать, заинтересованная появлением постояльца дяди Васи Солидола.

– Мы баночки смотреть, – крикнул Сережка, – меняться пришел.

«Вот дурни-то, – подумала про себя женщина, – что стар, что млад. Совсем свихнулись на этих баночках».

Пока Рачев перебирал завалы банок в Сережкином сарае, удалось кое-что выведать. Да, Сергей в прошлую зиму приезжал в декабре, выклянчил несколько баночек у заезжих шоферов-иностранцев. Рачев попросил вспомнить о каждом случае отдельно. Паренек насторожился, ушел в себя.

Газовый баллончик

– Вспомни, Сережа, все случаи, когда тебе давали баночки, – снова попросил Рачев паренька.

– Ничего такого, – шмыгнул носом Сережа. – Если есть – из кабины выкинут. Гонять стали…

– Почему? Что тут такого?

– Ай, все из-за Кости. Раз он задний подфарник отвинтил, потом брезент разрезал – коробку с мылом свистнул, еще раз в кабину залез, ключи стянул. Шоферы иногда собираются в одну кабину поесть, вот он и…

– А где этот Костя? Не бойся, я не из милиции. Хочешь, все баночки отдам за так – полные!

– Полные?! – глаза паренька расширились. – Не врете? Костя с матерью уехал совсем. Вон тот дом продали. На Украину подались, к бабке, говорят. Перед отъездом все мне отдал – баночки, подфарники, канистрочку…

– Ладно, Сережа, ты сам вспомни: от нашей деревни в ту зиму кто-нибудь выезжал на основную дорогу?

– Зачем вам это? – опять насторожился Сережка. – Ищете кого-то?

– Ищу, – признался неожиданно Рачев, – ищу убийцу того болгарина, которого нашел дядя Вася Солидол.

– Вы из милиции? Так бы и сказали.

– Не из милиции, частный я сыщик, понял? Тебе ничего плохого не будет. Вот моя рука.

Польщенный Сережка осторожно пожал протянутую руку:

– В вашу деревню машины не заходят, там плохой разворот – прямо по полю, а здесь, сбоку от бывшего химсклада, осталась асфальтовая площадка. Поляки про нее знают, больше никто. А в тот день мы с Костей потемну, как обычно, вышли на добычу. Стояло три фуры. Две – на площадке, а третья, последняя, съехала в кювет и забуксовала, перекрыв дорогу. Ее можно было вытолкнуть только сзади, а никак не объехать – с этой стороны тоже канава. Один поляк приходил в деревню трактор искать, сказали – утром вытащим. Мы подошли к застрявшей фуре, все трое шоферов что-то под передние колеса пихали. И вот со стороны вашей деревни сверкнул свет фар. Поляки бегом кинулись к повороту, замахали руками. На дорогу выползла огромная белая фура, остановилась. Через некоторое время спрыгнул шофер, пошел с поляками к застрявшей машине. А мы с Костей зашли с тыла, фура оказалась цельнометаллической. Костя с ходу принялся откручивать задний подфарник, а я с правой стороны открыл-кабину и сразу увидел на полу баночку. Схватил и услыхал от Кости: «Атас! Идет!» Короче, белая фура вытащила машину поляков, потом задом снова подалась до поворота, развернулась и уехала. Мы – домой. Баночка оказалась газовым баллончиком, мы похожие видели в Вязьме, в «комках». На следующий день Костя проверил баллончик на кошке: пшикнул – и та сразу лапами кверху. Так и не отошла. Хотели еще спробовать на крысиной норе, да весь газ вышел.

– Есть этот баллончик? – почти вскричал Богумил Рачев.

– Есть, я берегу его для обмена, – Сережка полез сдвигать банки на полках, вытащил узенький баллончик ядовито-желтого цвета.

Рачев осторожно взял баллончик, рассмотрел со всех сторон, даже понюхал отверстие. Крупно выделялась цифра «1» с бесконечными нулями.

– Миллиард! – вслух пробормотал Рачев. – Такова концентрация этого нервно-паралитического газа. Человек выходит из строя часа на два, возможен смертельный исход. У нас такие продают тайно…

– Где у вас?

– Там, далеко, – отмахнулся Рачев. – Я у тебя его забираю. Теперь вспомни, как выглядел шофер белой фуры.

– Высокий, тощий. Без шапки. В куртке с молниями, как у летчиков, воротник меховой. Лица мы не видели, темно было.

– А голос, голос слышали?

– Вроде он крикнул: «Спешу, мужики». По-русски. А поляки ему загородили дорогу…

– Какого числа это было? Вспомни, дорогой!

Сережка наморщил лоб:

– Так, погодите. Пятнадцатого, значит, к деду пришел Вася Солидол – мой день рождения справляли, мать пельмени лепила. На следующий день я ремонтировал тележку, возил из колодца воду скотине, вечером телек смотрел, никаких машин не было. На другой день мы махались с Костей банками, он мне еще старые электронные часы дал. Точно, а вечером мы пошли на добычу.

– Значит, это было семнадцатого декабря, – сказал Богумил и снял шапку.

Незнакомец с пистолетом

Утром следующего дня Рачев снова голосовал на трассе, вызвав немалое удивление у Васи Солидола. Он, кажется, что-то заподозрил. А днем, узнав от матери Сережки про баночки, крепко задумался. Странный, странный этот Борис Борисыч. Надо бы документик глянуть, все что-то вынюхивает, бродит днями в лесочке, где нашли труп, деньгами сорит, а домами совсем не интересуется. Коли решил подобрать для житья деревню, так и надо ездить по округе – что время терять? Вчера сказал, что хочет проехаться по трассе, заглянуть в деревни, а сам даже резиновые сапоги не надел – кругом сейчас грязюка…

Так размышлял Вася Солидол, разглядывая починенную Борис Борисычем швейную машинку. «А башка у него по технической части варит, ничего не скажешь, не грех от такой свой «чердак» мозгами поднабить», – подумал он.

Внимание дяди Васи отвлек лай собаки и мелькнувший силуэт за окном. Кого это еще несет? Он вышел на крыльцо и чуть нос к носу не столкнулся с парнем в кожаной куртке. Вдали на повороте заметил красную легковушку.

– Дед, попить дай, – требовательно попросил незнакомец, уставившись тяжелым взглядом на хозяина дома.

– Не лень было сюда топать? Вон у дороги изба, там свой колодец…

– Да мне бы бутылочку самогончика. Сказали, ты балуешься. Сам понимаешь, «колосники» со вчерашнего дня горят.

– Ничего у меня нету! – вдруг разозлился Вася Солидол, а про себя подумал: «Я этой стерве Матвеевне язык-то подрежу. Самогонщика нашла… «Колосники» горят… Кому лапшу вешать? С трассы едут, а там в каждой деревне по коммерческому ларьку – хоть залейся! Не те времена».

– Ну попить дай! – напирал парень в кожанке. – Чего это ты волком смотришь?

– Пить дам. Погоди…

Парень нахально вошел вслед, огляделся:

– Один?

– Придут сейчас. За хлебом пошли, – ответил туманно во множественном числе Вася Солидол.

– Говорят ты труп нашел?

– Нашел, сейчас по Рассее таких трупов…

– У нас дружок где-то тут пропал без вести, – сказал «кожан», – может, наш. Что нашли при нем?

– Ничего не нашли, – отрезал Вася Солидол, предчувствуя что-то неладное. – Приехала милиция и увезла, в морг. Ограбление, оно и есть ограбление – карманы пусты.

«Кожан» порылся за пазухой, вытащил пятидесятитысячную:

– Купи пузырь себе. И давай рассказывай: что нашли, как был убит – пулей, ножом?

– Не знаю. Подняли и – в машину.

На лице незнакомца обозначились желваки, лицо враз посерело, он вдруг схватил мужика за горло, притянул к себе:

– А врать ты, дед, горазд. Нам старуха и про пулю рассказала, и про бумажку из кармана. Сам и разболтал по всей деревне. Говори, старая рухлядь, а то придушу – не пикнешь!

Вася Солидол, словно курица, закатил глаза, обмяк.

– Ну! Какая бумажка?

– По-ихнему написано, – выдавил он из себя, – отпусти, задушишь.

– Что прочитал на бумажке мент?

– Н-ничего, размыто все, экспертиза…

«Кожан» толкнул его на стул, вытащил пистолет, приставил ко лбу обомлевшего старика:

– Заруби на носу, дед. У нас в ментовке свои люди, только пикнешь кому – спалю хату с тобой и бабкой. Понял?

Минут пять Вася Солидол сидел, тупо уставившись на дверь, за которой скрылся незнакомец с пистолетом. Перевел взгляд на пятидесятитысячную, недопитый ковш. «Ковш надо сохранить, – подумал он, – теперь-то я не промахнусь. На нем могут быть отпечатки пальцев».

Под колпаком контрразведки Болгарии

Сделку с испанскими поставщиками аудиовидеотехники на Пловдивской международной торговой ярмарке заключала небольшая подставная фирма «Арена», только недавно получившая государственную лицензию. Налоговая полиция была удивлена столь крупной закупкой, ибо уставный капитал «Арены» не позволял ей приобрести и четвертой части дорогостоящего товара. Но по бумагам все было гладко: немалый банковский кредит, свалившийся вдруг на «Арену», говорил о каких-то больших связях в Софии.

На всякий случай налоговая служба поделилась информацией с экономическим отделом полиции, те – с контрразведкой. А здесь без труда выяснили, что за «Ареной» маячит небезызвестная фигура Османа. Была установлена за ним слежка – в который уже раз! – но она ничего не дала. «Арена» на законных основаниях арендовала прилегающий к Пловдивскому заводу линейных и оптических датчиков склад-ангар, куда и поступила из Испании закупленная партия аудиовидеотехники. Осман отправился в Турцию, но и там наружное наблюдение агентов болгарской внешней разведки ничего не дало: банки, отели, рестораны, кутежи на загородных виллах, снова отели…

Мелкий конторский чиновник с Пловдивского завода датчиков, работающий на контрразведку, время от времени сообщал: товар на складе, под охраной, днем бывает много людей – видимо, потенциальные покупатели. Не мог он знать, что на ночь в закрытом складе оставался некий Майстер, классный специалист по электронике, бывший гражданин СССР. Это он в ночной тиши начинял телевизоры «гномами», восстанавливал заводские пломбы, заново упаковывал.

Сами «гномы» разрабатывались, совершенствовались и собирались в экспериментальной лаборатории завода, в чем, естественно, совершенно не разбирался мелкий конторский служащий-агент, хотя нос сюда совал под разными предлогами почти через день. «Гномами» занималась небольшая группа специалистов, купленная Османом. В связи со свертыванием основного производства лаборатория уже давно выживала за счет заказов со стороны. Начальник лаборатории всячески поддерживал эту практику, не особо вдаваясь в суть заказов – лишь бы платили. «Гномы» проходили под видом каких-то новых датчиков для вязального оборудования. Другая группа собирала оптические приборы для секретных служб Болгарии. На ночь все опечатывалось, выставлялась охрана, так что посторонний глаз – даже самого начальника лаборатории – совершенно исключался.

«Арена» через заводских ребят подыскала в трансагентстве водителя, им оказался Добромир Рачев, которого знал и любил весь коллектив. С ним пожелал встретиться вернувшийся из Турции Осман.

Встреча состоялась за кофейным столиком прямо на тротуаре оживленной улицы – как бы случайно: шли и присели выпить по чашечке кофе. С Османом был лысый мужчина средних лет, в очках. Добромиру в «Арене» сказали, что за неимением приличного офиса с ним желает увидеться в летнем кафе человек, занимающийся частными грузовыми перевозками в странах Ближнего Востока, жди за таким-то столиком. Осман с лысым очкариком пробыл за столиком ровно две минуты, он только успел сказать Добромиру: «После России заключу с тобой очень выгодный контракт. Желаю удачи в заснеженной России. Увидимся.»

Всех троих успела сфотографировать «наружка» контрразведки.

А утром следующего дня мелкий конторский служащий через своего человека, заводского вахтера, получил странную информацию: к складу подъехали в «Пежо» двое, он разглядел это с третьего этажа, убивая скуку созерцанием заводского пейзажа. Они открыли дверь в воротах, вошли, побыли на складе недолго и вышли с третьим спутником – лысым мужчиной, в очках, в куртке цвета ржавчины.

Лишь к обеду мелкий конторский служащий дозвонился до полковника… И именно к этому времени закончилась укладка коробок в грузовой «Мерседес» Добромира Рачева. Эти факты привели полковника к глубоким раздумьям, и он принял рискованное, но единственно правильное решение в данной ситуации: задержать фуру на софийской таможне и произвести тщательный досмотр.