Текст книги "Семидесятый меридиан"

Автор книги: Владимир Накаряков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

По сведениям, просочившимся в печать, шофер-убийца Мухаммад Фирбз принадлежал к террористической группе «Чария», близкой к «Джамаат-и ислами». Ведя машину на шеренгу людей, среди которых были дети, обезумевший фанатик выкрикивал антикоммунистические лозунги, а в момент ареста заявил: «Я полностью выполнил свой долг!»

В этот час убийца не должен был находиться на аэродроме, а завладел машиной сменщика, который в то время спокойно пил чай. Фироз не смог выехать с территории аэропорта, где его ждала машина с сообщниками, которые рассчитывали гранатами проложить ему путь к бегству. Сигнал к покушению Фирозу якобы подал кто-то с балкона аэровокзала.

Как только началось официальное расследование, всякие подробности, кроме коротких коммюнике, исчезли с газетных страниц. Несколько чинов полиции, отвечающих за безопасность в аэропорту, были смещены с занимаемых должностей, а более 20 человек, в том числе три шофера PIA, арестованы. Вскоре последовало заключение, что покушение задумано и осуществлено террористом-одиночкой.

Этот трагический случай характеризовал обстановку в стране: в любой момент могло что-то произойти. Хотя джамаатовцы заявили, что партия, членом которой был Фироз, не имеет никакого отношения к заговору, это мало кого убедило.

…В ночь на 13 ноября циклон необычайной силы обрушился на побережье Восточного Пакистана. Он промчался широкой полосой от Кокс-базара до Кхулны со скоростью 240 км в час, унося тысячи жизней и причиняя огромные разрушения.

Гигантские волны хлынули на прибрежные острова, затопив их. Ураган и водные потоки смели с лица земли целые районы. Такой катастрофы не знала история. Если первые газеты, вышедшие с траурными рамками, писали, что число жертв достигает 300 тыс., то через несколько дней называлась цифра 1,5 млн. Над уцелевшими жителями трех полностью разрушенных округов нависла угроза голода и эпидемий.

Бедствие на Востоке стало главным событием этих дней. Из многих стран немедленно начала поступать помощь пострадавшим. Один за другим на аэродром Теджгаон в Дакке приземлялись самолеты с медикаментами, продуктами, одеялами. Из портов вышли корабли, взяв курс на Читтагонг, вертолеты патрулировали над опустошенной землей, помогая тем, кого пощадил ураган. 20 ноября по всей стране был объявлен траур.

Из Москвы прибыли делегация и грузы советского Общества Красного Креста и Полумесяца. Я встретился с группой эпидемиологов, возглавлявшейся профессором В. И. Покровским. В нее входили врачи Т. С. Кереселидзе и В. С. Минервин.

На следующее утро мы вместе выехали в Ноакхали – один из наиболее пострадавших районов. Джип с трудом пробивался по гребню размытой дамбы и узким дорожкам в сторону моря – к Чар Джаббару. Рвы по обе стороны дамбы были, по существу, братскими могилами. Все больше попадалось у обочин разлагающихся трупов животных, а порой незахороненных людей. Военные власти считали, что здесь погибло 120 тыс. человек и 200 тыс. голов скота.

Увидеть общую панораму бедствия нам помогли французские вертолеты, которые должны были оказать помощь раненым и обеспечить уцелевших жителей пищей и питьевой водой. Перелетев пролив, мы опустились над некогда цветущим островом Хатия. Деревни почти безлюдны, городок в центре острова разрушен. Морская вода залила все колодцы и пресные водоемы. Погибли целые стада буйволов. Их распухшие туши напоминали гигантских жаб.

Порой видны вырванные с корнем, распластанные по земле пальмы. По дорогам и тропам идут цепочками люди, несущие на головах мешочки с рисом, свертки одежды, коробки молока. Они возвращаются в свои деревни с пунктов по оказанию помощи пострадавшим. Уцелевшие участки шоссе превращены в токи. Проходящие машины вымолачивают из перепутанных кип рисовой соломки оставшиеся зерна. Сейчас на счету каждая рисинка. Не скоро просоленная морской водой земля даст новый урожай.

Советские врачи готовы были в любой момент надеть белые халаты и начать работать. Профессор Покровский спросил, какое содействие потерпевшим бедствие может оказать советский Красный Крест. Но военные власти округа сказали, что в этом нет необходимости.

В Дакке готовились к выборам и власти и избиратели. В этом городе повсюду были видны макеты «лодки», символизирующей «Лвами лиг». Победа партии Муджибур Рахмана была предрешена, ее популярность среди 31 млн. избирателей провинции росла с каждым днем. Но случайно в канун выборов Маулана Бхашани, предвидя поражение, снял 15 кандидатур от ННП, заявив, что сейчас все усилия должны быть направлены на оказание помощи жертвам циклона. Количество кандидатов несколько уменьшилось и в других округах.

В полночь 7 декабря, когда умолкли репродукторы, провозглашавшие последние предвыборные лозунги, я был в Карачи. Утром у каждого из 600 избирательных участков города выстроились белые и черные очереди: у одних – мужчины в белых одеждах, у других – женщины в, черных покрывалах. Пункты для голосования для тех и других раздельны. Избирательная процедура предусматривала и другие особенности. Тому, кто получил бюллетень, на правую руку кисточкой наносится знак трудно смываемыми чернилами, чтобы кто-нибудь не проголосовал дважды. Только после этого избиратель удалялся в кабину, где ставил штампик против символа и фамилии своего кандидата.

«Это день не только политических партий и 1570 кандидатов, вышедших на выборную арену, – писала газета «Сан», – это день миллионов избирателей и всего пакистанского народа».

С утра я отправился по избирательным участкам и побывал на нескольких из них, где голосовали мужчины, в том числе в наиболее бурном районе – Назима-баде и в пригородной деревне Голимар. В бюллетене для голосования на первом участке баллотировалось восемь кандидатов, на втором – десять.

Вскоре после полудня стало ясно, что «Авами лиг» одержала победу в 119 округах из 162. В западных провинциях уверенно лидировала партия З. А. Бхутто, получившая абсолютное большинство в провинциях Панджаб и Сипд. Газеты отметили, что в выборах участвовало около 70 процентов избирателей из 56,9 млн. По всей стране произошло лишь несколько случаев нарушения порядка, когда потребовалось вмешательство полиции и был обнаружен ряд мелких недочетов в организации выборов, которые следовало учесть 17 декабря при выборах в ассамблеи провинций.

Ход выборов производил благоприятное впечатление. Народ был организован и дисциплинирован. Если образовывалась длинная очередь, то люди усаживались на корточки и мирно беседовали.

Итак, «лодка» и «сабля» вышли на финишную прямую. Выборы, состоявшиеся 17 декабря, подвели черту. Для многих результаты их были неожиданными, но, как мы увидим далее, вполне закономерными.

Весь декабрь пришлось провести в пути: сначала – районы, пострадавшие от циклона, затем дважды я пересек Западный Пакистан от Карачи до Пешавара и обратно. Мне довелось увидеть многотысячные митинги и демонстрации в Дакке, торжество победителей в Хайдарабаде, Мултане и Лахоре и настороженный «нейтралитет» столицы.

Главным итогом выборов была триумфальная победа «Авами лиг» в Восточном Пакистане и Партии пакистанского народа в Западном и сокрушительный разгром правых сил, которые долго не могли оправиться от шока.

Окончательно картина определилась 19 января, через день после выборов в округах, над которыми пронесся циклон. «Авами лиг» получила мандаты в Национальную ассамблею от всех девяти округов, потерпевших бедствие, и 20 мест из 21 – в провинциальное собрание.

В результате из 300 мест в Национальной ассамблее 160 принадлежало «Авами лиг». Это означало абсолютное большинство в масштабе всей страны. Кроме того, партия имела право занять семь мест из 13 резервированных для женщин. В бывшем Восточном Пакистане партия лишилась только двух мест. Одно из них получил президент Демократической партии Нурул Амип, второе – независимый кандидат Раджа Тридив Рой.

Партия пакистанского народа получила 81 депутатский мандат, независимые – 16, Мусульманская лига (группа А. Каюма) одержала победу в девяти округах, ННП (А. Вали-хана) – в шести, «Джамиат-и улама-и ислам» (группа Г. Г. Хазарви) – в семи округах.

Остальные четыре правых партии смогли послать в ассамблею всего 20 депутатов, из них «Джамаат-и исла-ми» – четырех депутатов. Партия пакистанского народа получила право сформировать правительства в Панджа-бе (ИЗ из 180 мандатов) и Синде (32 из 60 мандатов). В Северо-Западной пограничной провинции и Белуджистане создавались коалиционные правительства с лучшей позицией у депутатов от ННП А. Вали-хана.

Поражение правых сил было полным: достаточно привести два примера. Бывшая правящая Мусульманская лига, расколовшаяся на три группировки, выставила 375 кандидатов, а получила 18 мест. «Джамаат-и ис-лами» делала ставку на 148 своих претендентов, а получила большинство всего в четырех округах.

Выборы окончены. Исчезли с улиц Дакки макеты «лодок», вложены в ножны фанерные «сабли», сняты с фонарных столбов «весы», не оправдавшие надежд джамаатовцев. После месячных «предвыборных» каникул вновь открылись университеты и колледжи. Пришла пора выбора пути, по которому пойдет страна, пора выполнения обещаний, которые авансом оплатили избиратели, решения назревших социальных и экономических перемен.

Развалились, как карточные домики, многие партии, а их лидеры, считавшие себя столпами политической жизни пакистанского общества, получили наглядный урок, лишившись привычных депутатских мандатов. Близкая к правительственным кругам «Пакистан таймс» писала: «Страна переживает демократическую революцию под покровительством военного режима, что является примером феноменальным, не имеющим параллелей в современной истории».

Заявление это было не только откровенно верноподданническим, но и чересчур оптимистичным, ибо невозможно было предугадать, до какого предела указанное «покровительство» будет распространено. Армия также еще не сказала своего слова, а оно нередко оказывалось решающим. Не менее сложно было предсказать, какие усилия приложат правые партии для укрепления своих пошатнувшихся позиций и нейтрализации влияния левых сил. Для этого они располагали необходимыми материальными и пропагандистскими средствами.

В предвыборной борьбе широко использовался весь арсенал средств, выработанных западной «демократией». Платные агитаторы, мнимые разоблачения, личные выпады и спровоцированные столкновения живо напоминали известный памфлет Марка Твена «Как меня выбирали в губернаторы».

Вскоре после выборов из Лахора в Карачи одним самолетом прилетели лидеры двух фракций расколовшейся Мусульманской лиги М. М. Даултана и А. Каюм-хан. Возле трапа их окружили репортеры.

– Произошли ли между вами во время полета какие-нибудь переговоры или дискуссии? – таков был один из первых вопросов.

– Я летел в туристском классе, а м-р Даултана в первом, – перехватил инициативу Каюм. – Поэтому мы не могли общаться. Впрочем, это обычная дистанция между простым человеком и привилегированным.

Страна вступила в новое трудное полугодие. Все превосходно сознавали, что судьба демократизации общества зависит от выработки новой конституции. Если для ее принятия необходимо две трети голосов в Национальной ассамблее, то единственным условием мог быть только взаимный компромисс Муджибур Рахмана, твердо стоящего на позициях Восточного Пакистана, и Зульфикара Али Бхутто. В сложившейся обстановке на него и Партию пакистанского народа делалась ставка как на защитников интересов Западного Пакистана.

Видный публицист Масгар Али-хан, анализируя обстановку, предупреждал: «Если две партии не смогут прийти к соглашению, это вызовет серьезные осложнения, так как конституция должна отвечать интересам различных районов страны, если она рассчитана на длительное действие. З. А. Бхутто заявил также, что ввиду географического положения страны, разделенной на два «крыла» территорией Индии, ни одна из двух победивших партий не имеет поддержки в другом «крыле». Поэтому лучшим решением вопроса было бы создание коалиционного правительства в центре. Для этого важно, чтобы Муджиб и Бхутто немедленно встретились и приступили к обсуждению конституционной проблемы. Результаты этих переговоров столь важны для будущего Пакистана, что ничто не должно им препятствовать».

ГОРОД СВЯТЫХ И НИЩИХ

О том, что Мултан – одна из самых жарких точек планеты, узнаешь задолго до того, как, миновав пальмовые рощи, окружающие город, попадаешь на его пыльные улицы. Особенно гнетущий зной испепеляет город весной. Он льется с безоблачного неба, и нет от него спасения, как от потока расплавленной лавы.

Широкое распространение в Мултане получила легенда «О дервише, мяснике и кузнеце». Как правило, она приводится при любом воспоминании об этом городе. Кроме того, она эффектна и удобна для театрализации. Не случайно каждую весну в городе разыгрываются на эту тему своеобразные представления.

…Шел когда-то по Мултану дервиш по имени Шамсуддин. Он не отличался от тысяч своих собратьев и шагал из города в город, кормясь подаянием. На одной из улиц добрый мясник отрубил ему кусок баранины. Дервиш немедленно отправился к соседу мясника – кузнецу и, отвлекая его от работы, нахально потребовал поджарить баранину в горне.

Кузнецу не хотелось превращать свою мастерскую в шашлычную, и он прогнал нищего. Судя по всему, дервиш оказался порядочным занудой, так как никто из других горожан, к которым он приставал, тоже не согласился жарить для него мясо. У дервиша, конечно, был выход: съесть мясо сырым, но это претило его гастрономическим вкусам. Он предпочел валяться в пыли и возносить молитвы, чтобы всевышний не дал ему умереть с голоду. Вняв Шамсуддину, Аллах опустил солнце ниже. Жар хлынул с неба: баранина сразу подрумянилась. Удивительно лишь одно: как сам дервиш, уписывая за обе щеки полупрожаренное мясо, избежал солнечного удара.

С той поры, едва наступают знойные дни, многие жители Мултана жарят лучшие куски мяса и раздают нищим. И уж вовсе несправедливо, что кузнецы в эти дни подвергаются остракизму, особенно со стороны нищих.

Легенда остается легендой, но многие мултанцы пытаются связать ее с именем знаменитого исмаилийского миссионера Пира Шамса из Тебриза – наставника и друга персидского поэта Руми.

Пакистанская литература подчеркивает, что прежде к слову Мултан непременно добавлялось «мадинат аулия» («город святых»). Известные путешественники и историки раннего средневековья Ибн-Баттута, Амир Хусроу и другие считали своим долгом посетить город и описать его жизнь, нравы и святыни, создав ему славу «нового Багдада». Был среди них и Лал Шахбаз Каландар из Севан-Шарифа.

В самом центре города высится один из замечательных памятников архитектуры – мавзолей Рукни-Алам, постройка которого была закончена в 1324 г., во времена Делийского султаната.

От отеля «Шезан», в котором рекомендовано остановиться иностранцам, до бывшего форта, где выстроен мавзолей, нужно несколько минут пройти пешком и подняться на зеленый холм. Внезапно перед вами во всей красе откроется массивное здание, увенчанное куполом. Оно состоит из двух восьмиугольников, поставленных один на другой. Каждая грань нижнего, более широкого уступа, как бы опирается на круглый минарет, грани верхнего «этажа» декорированы изящными башенками.

Стены из бледно-розового кирпича богато украшены мозаикой.

Чтобы взойти на холм, нужно миновать ворота, построенные, вероятно, позже, но в стиле минаретов мавзолея. Справа, на возвышении, – смотровая галерея, с которой силуэт города в туманной утренней дымке выглядит особенно таинственным.

Мултан занимает заметное место в истории субконтинента. Многие захваты, набеги и сражения вошли в летопись города. Здесь проходили орды Чингисхана, Тимура и других завоевателей. Нередко этот город становился центром мятежей. Но в мирные времени Мултан был прежде всего крупным торговым центром для всей Азии.

Приезжих гостей поражали многоэтажные дома, чистота улиц, богатые рынки. Свежие и засахаренные фрукты, сладости, хлопок, пряности, благовония были дешевы и привлекали купцов из ближних и дальних стран. Они отмечали, что местные торговые люди всегда честны в делах, а вес товаров точен.

«Большинство населения торгует и многие очень богаты, – гласит одна из хроник, – Все женщины в чадрах. Их не увидишь на городских базарах, и мужчинам не позволено заговаривать с ними». Второй особенностью считали пуританизм жителей Мултана, их набожность и соблюдение законов Корана.

В 1257 г., во время одного из монгольских набегов, Шейх Хазрат Мултани спас город от опустошения. Когда орды подступили к его стенам, он откупился, выплатив завоевателям 100 тыс. динаров контрибуции. Деньги собрали среди горожан. За это Мултани был возведен в ранг святых. Оказывается, чтобы попасть в святые, требовались порой обычные мирские дела.

Через три года после этого события родился внук Шейха Хазрата Мултани – Рукнуддин («опора веры»), прах которого покоится в мавзолее Рукни-Алам. Он – представитель третьего поколения святых. Хотя отец его, Садруддин Ариф, и не вошел в сонм, но мать, Биби Расти, считалась святой.

Каждый год 29 сентября к величественному зданию, господствующему над городом, со всех концов страны на праздник «урс» стекаются десятки тысяч паломников. Главные почести воздаются Мултани, которого в народе зовут Гаус Бахавал Хак, и Рукнуддину, над которым со дня рождения витала слава деда.

Как это ни парадоксально, но в столь роскошную гробницу Рукнуддин попал случайно. Мавзолей построил для себя султан Гиясуддин из династии Туглаков, затем на место в нем претендовал его сын – Мухаммад, но ни тому, ни другому не суждено было воспользоваться усыпальницей.

По этому поводу бытует легенда, имеющая два варианта.

…Когда Гиясуддин возвратился из похода в Бенгалию, наследный принц Джауна-хан устроил в честь отца пышный праздник. Торжественная встреча происходила неподалеку от Дели, в Афганпуре, где для этого был построен специальный павильон. В числе приглашенных был и Рукнуддин, пришедший в столицу султаната, чтобы почтить память своего учителя Хазрата Аулия. Когда начали разносить яства, Рукнуддин беседовал с Гиясуддином. Он сказал ему, что предчувствует опасность и советует немедленно покинуть пир.

На султана мрачное предсказание не произвело ни малейшего впечатления. Оставив его без внимания, он продолжал веселиться. Рукнуддин, считая, что высказался с полной откровенностью, откланялся и удалился.

Вскоре легкомыслие Гиясуддина было наказано: рухнула кровля павильона, и он был убит со всей свитой, не успев оставить завещания.

Такова первая версия.

Как уточняет вторая, павильон был построен «с секретом». Если в определенном месте приложить силу, все здание мгновенно развалится.

Нетрудно было понять, что принцу Джауна-хану, который решил таким способом без особых хлопот получить престол, не годилось в этот момент находиться в павильоне.

Он попросил у отца разрешения устроить шествие слонов вокруг павильона, и тот милостиво согласился полюбоваться зрелищем. Один за другим могучие животные двинулись к зданию. Одна «ошибка» погонщика у «слабого места» – и все было кончено. Джауна-хан стал султаном Мухаммадом.

Вскоре губернатор Мултана Кишло-хан поднял против нового правителя мятеж. Султан послал одного из своих полководцев, Гази Каримуддина, с приказом усмирить и жестоко наказать непокорный город.

Наиболее рациональным способом наказания Гази считал разграбление Мултана. Тогда Рукнуддин, вспомнив пример деда, сумел уговорить военачальника не прибегать к столь крайним мерам, чем спас город от грабежей, насилий и кровопролития.

Рукнуддин пережил пятерых султанов. Во времена правления Алауддина и Кутбуддина из династии Хилд-жи он несколько раз бывал в Дели, где его принимали с большим почетом. Он получал богатые подарки, но немедленно распределял их среди бедняков. Пророчество в отношении опасности, грозящей Гиясуддину, и спасение города от разорения окончательно укрепили за ним славу святого. Рукнуддин пережил и Мухаммада, умершего в 1351 г. при осаде Татты.

По преданию, будучи уже древним старцем, Рукнуддин стал отшельником. Через три месяца после уединения он вызвал слугу, дал ему детальные инструкции в отношении похорон, распорядился земными делами и во время вечернего намаза отошел в мир иной.

Так как старец был бездетным, его сан – «гадди» – унаследовал племянник Шейх Садруддин. Сначала он похоронил дядю в другом месте, но однажды его посетил вещий сон. Проснувшись, он повелел перенести прах святого в пустующий мавзолей Туглаков. Эта процедура была обставлена с исключительной пышностью. В грандиозной религиозной церемонии принял участие султан Фироз Туглак.

Веками Мултан был сильным форпостом ислама на границах мусульманского мира, но одновременно он оставался священным городом индусов. Веды и Коран мирно соседствовали в нем. Даже наиболее фанатичные и ортодоксальные поборники ислама из правителей Мултана не допускали разрушения индуистских храмов и святынь. Они даже расходовали определенные суммы на их содержание.

В километре от города была расположена резиденция правителей – Джандпур, окруженная гарнизонным поселком. Шейхи появлялись в Мултане только по пятницам, прибывая на слонах для совершения молитвы. Остальные дела их вроде бы не касались.

Причина веротерпимости, столь необычной в жестокие времена деспотизма, крылась в том, что масса паломников-индусов ежегодно посещала Мултан, стекаясь со всего субконтинента. Их пожертвования были одним из главных источников дохода правителей.

А доходы оказывались немалыми. Путешественники рассказывали о древней священной статуе 30-метровой высоты, изображающей мужскую фигуру. Индусы считали, что она послана с неба, свято чтили и приносили дары. Когда умирал богатый человек, половина его имущества отдавалась «божеству».

«Приходят на поклонение из дальних мест, и паломничество порой длится месяцами, – гласит одна из средневековых хроник. – Некоторые пилигримы несут с собой два бревна, каждое из которых весит вдвое больше, чем человек. Паломник берет одно из бревен, проносит на определенное расстояние и возвращается за вторым. Затем все повторяется вновь. Пришедшие располагаются перед статуей и готовят для нее рис, рыбу, овощи, выкладывая еду на банановый лист, который можно обернуть вокруг туловища. Иногда божество получает жбан растительного масла или молока. Так продолжается круглый год».

Историк Масуди писал, что в центре города находится «идол», которого зовут тоже «Мултан». Люди из Индии и Синда часто приходили сюда и приносили деревья алоэ с мягкой сердцевиной, обладающей целебными свойствами, драгоценные камни и ароматические смолы. Правящие круги обращали все это «в государственный доход». Продукты и мелкие подношения забирали хранители храмов, а более дорогие предметы пополняли хранилища правителей.

В наши дни можно увидеть группы паломников, направляющихся к Мултану. Они идут пешком в специально сшитых зеленых одеждах, цитируя Коран и распевая гимны, чтобы поклониться гробницам Гаус Бахавал Хака (Мултани), Рукни-Аламу и Шамсу Табризу. Чаще всего это синдхи. Их легко узнать не только по одеждам. Каждый гаус-джа-пандхи, как называют паломников, вооружен длинной деревянной палкой. Ее запрещено использовать для нападения. Это только отличительный знак пилигрима.

В Пакистане мне не пришлось специально заниматься вопросами религии. Правда, я внимательно читал серию статей по истории ислама, которую печатала с продолжениями одна из пакистанских воскресных газет.

Иногда мне приходилось встречаться с религиозными деятелями, но всякий раз разговор с ними шел о самом обыденном. Поэтому разобраться в нюансах, различающих 72 мусульманские секты, существующие в Пакистане, было для меня непосильной задачей, и знакомство со всем, что касалось веры, оставалось умозрительным.

Великолепие многих мечетей, старинных или ультрасовременных, оснащенных новейшей радиоаппаратурой, вызывало восхищение. С уважением я относился к дисциплинированности людей, соблюдающих месячный пост в рамазан, когда от восхода до заката солнца нельзя прикасаться ни к воде, ни к пище.

Для меня в этом месяце возникали известные неудобства. Все дни рамазана перед восходом солнца мимо моего дома проезжает велосипедист. Он бьет в барабан и звонким голосом произносит нараспев призыв к молитве. Его слышно во всей округе, и не проснуться невозможно. Но еще слишком рано и часто не удается заснуть вновь. Когда же кончился пост, ко мне пожаловал симпатичный паренек в ослепительно белой рубашке и попросил бакшиш.

Я узнал его по голосу, но все же спросил:

– За что же?

– Ведь я будил вас каждый день перед зарей…

Каждый из правоверных должен хотя бы раз в жизни совершить паломничество в Мекку. Поэтому в сезон хаджа не хватает мест в самолетах, летящих в священный город мусульман. Один за другим вылетают из Карачи дополнительные самолеты, чтобы разгрузить переполненный аэропорт. На пароходах, берущих курс к берегам Аравии, верующие занимают в это время все 6 тыс. пассажирских мест, которыми располагает пакистанский торговый флот. Внушительное зрелище представляют и массовые моления в дни праздников.

Однажды молодой мулла, живший по соседству с моим приятелем, дал нам повод для размышлений. На вопрос, почему он избрал именно это поле деятельности, он спокойно ответил:

– Мое призвание – руководить своей паствой. Если завтра я скажу прихожанам, что вас, например, следует убить, вы будете растерзаны.

Вскоре после полного провала на выборах «Джамаат-и ислами» попыталась проверить свое влияние на верующих, для чего избрала отнюдь не добропорядочный метод. В газетах появилось сообщение, что в Пакистане найдена книга д-ра Пинаса-бен Нахима «Турецкое искусство любви в иллюстрациях», изданная в Лондоне, в которой якобы допущены непочтительные высказывания в адрес пророка Мухаммада.

В Пакистане злополучной книги никто не видел, но она стала причиной крупных волнений, особенно после того, как амир джамаатовцев Маулана Маудуди заявил, что указанная книга «глубоко оскорбила чувства мусульман, а ее автор, отбросивший всякое приличие и скромность, виновен в чудовищном, невиданном преступлении».

В ответ на такое заявление толпа немедленно сожгла два этажа британского консульства на Рейс-курс-роуд в Лахоре и три автомобиля. Руководили этим студенты из джамаатовской организации «Ислами Джама-ат-ут-тулаба», возглавлял которую сын амира Маудуди – Абу Зафар. Демонстрации были организованы в Равалпинди и Лаялпуре.

В ответ на представление пакистанского правительства по поводу книги английский верховный комиссар в Пакистане сэр Сирил Пикард ответил, что он «искренне сожалеет и серьезно озабочен по случаю возможных оскорблений, нанесенных исламу в Англии», но подчеркнул при этом, что «английское правительство не осуществляет контроль над изданиями».

На следующий день вопрос о «турецкой любви» был поставлен в иную плоскость. «Дейли ньюс» вышла с аршинным заголовком. «Кощунственная книга – дело рук русских». После столь категорического утверждения был поставлен крошечный вопросительный знак. Собственный корреспондент газеты из Лондона передал высосанную из пальца версию, что «русские агенты использовали эту книгу для саботажа визита премьера Хита в Пакистан», где он рассчитывал остановиться на пути в Сингапур.

Вскоре дотошные репортеры лондонской «Дейли экспресс» установили, что книга написана давным-давно и повторно издана пять лет назад в Нью-Йорке издательством «Тауэр Букс». Английские книготорговцы приобрели часть тиража, однако ни одного экземпляра в Пакистан не отправлялось.

Тем временем буйства в стране продолжались. В течение пяти дней только в Карачи было разгромлено 600 магазинов и лавок, главным образом винных. Госпитали превратились в вытрезвители. Они были переполнены пациентами, напившимися до бессознательного состояния.

Газетная «утка» лопнула. Но искусственно раздутая сенсация в конечном итоге причинила ущерб именно Пакистану, и вряд ли стоило подробно рассказывать о ней, если бы она не оказалась достаточно яркой иллюстрацией методов, которыми пользуются реакционные боссы для достижения своих целей.

Писать о Мултане, как о современном городе, сложно, хотя по населению он занимает в стране пятое место. Крупнейший в Пакистане магистральный газопровод, проложенный от месторождения Суи к столице, проходит через Мултан. Это позволило построить в окрестностях города на реке Чинаб ряд химических предприятий, в частности по производству искусственных удобрений. Здесь сходится несколько железных дорог и построена крупная тепловая электростанция, поэтому Мултан стал значительным транспортным энергетическим центром. Почти вся остальная промышленность осталась на полукустарном уровне.

В одном из тенистых парков города стоит изящная мечеть, содержащаяся в идеальном состоянии. Ее роскошные мозаичные орнаменты не потеряли ни кусочка смальты. У небольшого бассейна сидят несколько стариков в чалмах. Они словно изваяны из темного камня и похожи на ученых-богословов. На самом деле это нищие, но особого склада: они не клянчат подаяния, а собирают дань и делают это строго, с преувеличенным уважением к своей профессии.

Одна из передовых в «Морнинг ньюс» называлась «Нищие». В ней говорилось, что представители этой профессии под предводительством некоего Нурула Хака формируют свой «профсоюз, который призван защищать их права и интересы». Н. Хак заявил, что ассоциация нищих «Анджуман» намерена вскоре открыть отделения по всей стране и созвать в Карачи конференцию, на которой «могут быть представлены даже иностранные делегации». Между прочим, новоявленный президент «Анджумана» декларировал, что ассоциация «не будет поддерживать ни одной политической партии. Ее задача – улучшить положение нищих».

Столь многообещающее заявление говорит о существовании широких связей между нищими, а сам факт появления передовой статьи указывает, что нищенство действительно является достаточно важной социальной проблемой. Однако газета выражает недоумение, почему нищие называют свою ассоциацию профсоюзом: «ведь по сути дела они сами являются эксплуататорами, паразитирующими за счет общества». Однажды мне попалась заметка «Богатый нищий». В ней рассказывалось, как один из хайдарабадских побирушек, выдавая замуж свою дочь, устроил шикарный ужин. В качестве подарка он приволок 50-килограммовый мешок монет достоинством в рупию. (Монета, крайне редкая в обращении.) Затем, растрогавшись, он преподнес каждому из приглашенных по золотой монете, а жениху отвалил семь штук.