Текст книги "По дорогам прошлого"

Автор книги: Владимир Грусланов

Соавторы: Михаил Лободин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

СЕРЕБРЯНЫЕ ТРУБЫ

Как-то понадобилось Измайлову съездить в небольшой городок неподалеку от Ленинграда. Надо было осмотреть построенное еще при Суворове здание первого у нас офицерского собрания.

Поезд только что ушел. Следующий отправлялся минут через сорок.

Коротая время, Измайлов разговорился с молодым офицером и узнал, что он едет до одной с ним станции.

Лейтенант Павлов, как назвал себя новый знакомый Измайлова, впервые надел офицерскую форму и сиял ярче солнца. Улыбка не сходила с его лица.

Он на днях окончил военное училище, получил звание лейтенанта и собирался навестить родных перед отъездом в часть.

Лейтенант держал в руках книгу. На обложке выделялось напечатанное крупными буквами название: «Суворов». В книге рассказывалось об итальянском походе полководца.

Юноша оказался большим почитателем Суворова.

– Наш преподаватель военной истории, – сказал он, – лекции о Суворове читал так, что нельзя было остаться равнодушным к этому человеку. Да и как не любить его! Пятьдесят лет командовать дивизиями, корпусами, армиями и ни разу не сложить оружия, не проиграть ни одной битвы!

С большим интересом слушал Измайлов горячие слова лейтенанта.

– Хотите узнать любопытную историю? Она имеет отношение к Суворову, – спросил он.

– Конечно хочу, – отозвался лейтенант.

– Знаете ли вы, что героев за воинские подвиги не всегда награждали только медалями, орденами или золотым оружием? Лет сто семьдесят – сто восемьдесят тому назад награды бывали самые различные, – начал Измайлов свой рассказ. – Например, за победу под Крупчицами Суворова наградили тремя трофейными бронзовыми пушками. За разгром турок под Кинбурном – золотым пером. Суворов носил его на треуголке. Оно было украшено большой буквой «К» из алмазов – начальной буквой названия крепости: Кинбурн. Однажды Суворов получил в награду за успешно проведенную военную кампанию золотую, осыпанную бриллиантами табакерку…

В это время подали состав. Разговор о наградах прервался. Измайлов вошел в вагон и сел на скамью у окна. Лейтенант устроился рядом. Поезд тронулся.

– Вы обещали рассказать о необычайных наградах за военные подвиги, – напомнил лейтенант.

До станции, куда они оба направлялись, было еще далеко. Чтобы скоротать путь, Измайлов продолжил свой рассказ:

– В тысяча семьсот пятьдесят седьмом году, когда шла война с прусским королем Фридрихом, Суворов находился в русской армии.

В августе тысяча семьсот пятьдесят девятого года он стал свидетелем известной в истории битвы под Кунерсдорфом.

Русские разбили Фридриха. Его войска в беспорядке бежали. Судьба Пруссии находилась в руках командующего русской армией Салтыкова.

В этой битве Суворов еще не командовал частью. Он находился при штабе, а потому имел возможность воспринимать происходящее критически.

Когда после кунерсдорфской победы Салтыков остался стоять на месте и даже не послал казаков для преследования бегущего неприятеля, Суворов сказал корпусному генералу Фермору: «На месте главнокомандующего я бы сейчас пошел на Берлин».

Этого как раз и боялся Фридрих.

После разных, длившихся чуть ли не три месяца, передвижений главные силы русских ушли на зимние квартиры. Военные действия почти прекратились. Выполнялись лишь отдельные, иногда довольно смелые, операции местного значения.

Одной из таких операций был поход на Берлин. Он совершался малыми силами – одним корпусом под командованием генерала Чернышева.

Перед корпусом стояла задача – захватить столицу прусского короля, уничтожить в ней арсенал, пороховые мельницы, запасы оружия, амуниции и продовольствия.

В передовом отряде в четыре тысячи человек на Берлин шел и молодой Суворов.

В начале сентября тысяча семьсот шестидесятого года отряд подошел к Берлину, Начался артиллерийский обстрел города.

Командир отряда Тотлебен – тайный сторонник прусского короля – не спешил. Он всячески затягивал приказ о штурме и повел нескончаемые переговоры с комендантом Берлина об условиях сдачи крепости. Солдаты роптали: «Двести верст отмахали без отдыха, а теперь – вас ист дас, кислый квас – стоим на месте!» Офицеры тоже возмущались.

Тотлебен вынужден был уступить. Но вместо нападения на город всеми силами передового отряда, он выделил по триста гренадер на штурм двух входных ворот крепости.

«Как же так? В крепости десять ворот, а штурмовать будем только двое из них!» – ничего не понимая, возмущались одни.

«Свояк свояка видит издалека: Фридриху на руку играет», – роптали другие.

«Измена!» – шептали втихомолку третьи.

«Что ворота считать? – сказал с хитрой усмешкой Суворов. – Откроем двое ворот – узнаем, кто за десятью сидит. На штурм!» – крикнул он и схватился за рукоять палаша.

Русские войска рвались в бой.

Тотлебен не мог остановить их.

И штурм двух ворот первоклассной по тем временам крепости Берлина начался.

Горстка храбрецов ворвалась в город, но, не получив поддержки, ушла обратно.

Через три дня подоспел, наконец, вспомогательный корпус. Русских солдат не удержали ни тяжелый походный марш, ни крепостные стены, ни хитрые вражеские замыслы. Бесконечной лентой, могучие, шли они неудержимой лавиной, будто хотели всем своим видом сказать: «Горе вам, поднявшим на нас оружие».

Штурм крепости решили возобновить.

Предупрежденный об этом шпионами, комендант города прислал представителя для переговоров о сдаче.

Утром русские войска вступили в Берлин.

По запруженным народом улицам столицы Пруссии двигались архангелогородские драгуны, малороссийские гренадеры, гусары Молдавского и Сербского полков.

Улан Санкт-Петербургского полка сменяли эскадроны тяжелой кавалерии кирасир, а за ними с песнями и присвистом маршировали пехотинцы: апшеронцы, суздальцы, муромцы, кексгольмцы, киевляне, выборжцы, москвичи и многие другие.

За пехотой грохотали коваными колесами пушек и зарядных ящиков артиллеристы полковника Маслова и подполковников Глебова и Лаврова, заливались широкой, как безбрежная степь, песней донские казачьи полки Туроверова, Попова, Дьячкина. В синих мундирах, в синих шароварах с красными лампасами, с длинными пиками в руках, на низкорослых быстроногих донских лошадках – они повергали берлинцев в трепет!

«Степное войско», – боязливо шептали жители вражеской столицы, глядя на невиданных пришельцев. А те шли, приветливо улыбаясь, будто встретили старых знакомых.

Члены берлинского магистрата поднесли русскому командованию ключи от ворот города.

Полки, участвовавшие в походе на Берлин, были награждены серебряными трубами.

Рассказ Измайлова захватил лейтенанта.

Особенно заинтересовала его награда полков серебряными трубами.

– Это же замечательно! – восхищался молодой офицер. – Но почему трубами? Ведь есть же причина этому?

– Да, есть, – сказал Измайлов.

– Какая?

– Вы читали «Слово о полку Игореве»?

– И не один раз.

 
«В Новеграде трубы громкие трубят,
Во Путивле стяги бранные стоят!» —
 

помните?

– Совершенно верно. Помню! – ответил лейтенант,

– Звуком трубы управляли войсками во время боя. Так почему нельзя награждать трубами за воинские подвиги?

Юноша пристально глядел на Измайлова. Он не замечал ни остановок поезда, ни того, что рассказ о трубах заинтересовал многих пассажиров.

– Только не думайте, что полки сразу получили готовенькие серебряные трубы и сыграли на них зорю. Нет! Командирам дали контрибуционные деньги в серебряных талерах и предложили перелить монеты на трубы.

Казначеи отсчитали нужное количество талеров и отправили полковых представителей с заказами на серебряные трубы.

Доверенные от полков приехали – кто в Дрезден, кто в Данциг, а кто в Кенигсберг, где уже несколько лет находился русский генерал-губернатор Василий Иванович Суворов, отец молодого Суворова.

Доверенные старались. Они хотели, чтобы Апшеронский пехотный полк имел трубы, совсем не похожие на те, что изготовляли для Невского полка, или на трубы Выборгского, которые своей чеканкой, художественным орнаментом, позолотой и украшениями из дорогих камней отличались от труб Санкт-Петербургского конно-гренадерского полка.

Мастера изготовили около пятидесяти сверкающих серебром труб, украшенных гравированными надписями, гербами и орнаментом из барабанов, пушек, знамен, кирас, литавр и оружия, перевитых дубовыми и лавровыми ветвями и лентами.

Вот что было написано, например, на трубах Невского полка:

«Поспешностью и храбростью взятие города Берлина.

Сентября 28 дня 1760 года».

Трубы эти затерялись. И как нм хотели найти их, хотя бы одну, – никому это не удалось…

С серебряными трубами произошла еще такая курьезная история.

К русскому царю Александру Третьему приехал в гости Вильгельм Второй, последний германский император.

В честь приезда высокого гостя командование русскими войсками устроило большие маневры. Вильгельму присвоили звание шефа Выборгского пехотного полка. Он должен был командовать им.

Солдаты в полку подобрались молодец к молодцу, отличались хорошей выучкой, сообразительностью и сметкой.

На параде после маневров Вильгельм увидел в руках у горнистов серебряные трубы.

– За какие отличия получил полк эту награду? – спросил он трубача.

Не успел переводчик перевести с немецкого языка последнее слово вопроса, как горнист звучно ответил:

– За взятие Берлина, ваше императорское величество.

Горнист застыл в позиции «смирно», он «ел» глазами начальство так, как это предписывалось уставом.

Вильгельм на секунду опешил, но, спохватившись, ответил:

– Ну, это происходило давно и впредь не повторится.

Растерявшийся переводчик не успел перевести слов германского императора.

Горнист, желая поправиться, быстро отрапортовал:

– Никак нет, ваше величество!

Вильгельм взглянул гневно на горниста и пошел к приближавшемуся со свитой русскому царю…

– Ну, вот и все о серебряных трубах, – закончил Измайлов.

Рассказ понравился. Долго обсуждали его спутники, вспоминая то одну, то другую деталь.

Поезд подошел к какой-то станции. Пассажиры вышли. В вагоне остались только Измайлов с лейтенантом.

Еще перегон – и их путь заканчивался.

– Я с большим удовольствием выслушал рассказ о трубах, – сказал лейтенант.

– Рад, что сумел заинтересовать вас, – ответил Измайлов. – Но рассказ рассказом, а дело делом. Попробовать бы вам самому поискать затерянные трубы Невского полка. Почетная задача? А? Для молодого офицера?

Лейтенант смутился:

– Не думал я об этом! Как-то сразу…

– А вы подумайте! – настаивал Измайлов. – Найти такие реликвии воинской доблести… Вы понимаете, что это значит?

Офицер задумался, помолчал немного и решительно заявил:

– Согласен! Обещаю разыскать эти трубы.

Поезд остановился у станции. Измайлов и лейтенант, обменявшись адресами, разошлись.

Не прошло и месяца, как началась Великая Отечественная война. Фронтовые заботы заполнили все дни Измайлова. Встреча с лейтенантом и разговор о наградных трубах забылись.

Окончилась война. Четыре страшных года остались позади. Люди занимались мирным трудом. Однажды, придя домой, Измайлов увидел у себя на столе пакет из воинской части.

«От кого бы это могло быть?» – подумал он, разрывая конверт, и прочитал:

«Дорогой друг!

Позвольте называть Вас этим большим именем. Узнав, что Вы уже дома и занимаетесь любимым делом, я хочу порадовать Вас. Свое слово, данное Вам несколько лет назад, я сдержал.

Мною найдены две серебряные трубы. Вы рассказывали о них в вагоне пригородного поезда незадолго до начала войны. Они могут быть переданы Артиллерийскому историческому музею. Приезжайте в наш полк.

Искренне уважающий Вас гвардии подполковник Павлов».

Не один раз перечитал Измайлов письмо Павлова. Его порадовало, что он жив. Приятно было отметить, что Павлов начал войну лейтенантом, а закончил гвардии подполковником, не забыл случайную встречу и мимолетный разговор о наградных трубах.

Спустя несколько дней командование музея направило Измайлова в Н-ский гвардейский полк. Он приехал и горячо пожал руку подполковнику Павлову – начальнику штаба полка.

Пять лет отделяло их от того дня, когда они ехали в вагоне пригородного поезда и беседовали о необычных наградах за воинские подвиги.

Перед ним стоял тот же человек, которого он видел когда-то на перроне Ленинградского вокзала, только постаревший. Если бы не по-молодому сверкавшие глаза, ему смело можно было бы дать лет сорок.

– Ну вот и встретились! Рад! Очень рад! – говорил подполковник.

Передачу труб назначили на следующий день.

Павлов постарался обставить все возможно торжественнее. Он хотел подчеркнуть патриотический смысл церемонии, увлечь личный состав полка, вызвать у солдат и офицеров еще больший интерес к славе советского оружия.

На празднично оформленной сцене полкового клуба стоял покрытый малиновым бархатом столик, на нем лежали две серебряные трубы, перевитые красными и черно-оранжевыми георгиевскими лентами славы. Под ярким светом электрических ламп и прожекторов на трубах прорисовывались горделивые надписи:

«Поспешностью и храбростью взятие города Берлина.

Сентября 28 дня 1760 года».

Одна труба принадлежала Невскому пехотному полку, другая – Санкт-Петербургскому карабинерному.

За столом президиума сидели награжденные боевыми орденами солдаты и офицеры.

Полковой оркестр исполнил гимн.

В торжественной тишине командир полка вышел из-за стола.

– Товарищи! Прежде чем передать наградные трубы, послушаем представителя Артиллерийского исторического музея, – сказал он и пригласил Измайлова на авансцену, поближе к народу.

Солдаты зашумели, захлопали в ладоши. Измайлов подошел к трибуне, оглядел своих слушателей. Шум стих.

– Я хочу рассказать, вам, друзья, какими знаками отличия награждали защитников Родины в стародавние времена, – начал свое выступление Измайлов. – Серебряными трубами в русской армии награждали много и часто. Впервые они были пожалованы в тысяча семьсот тридцать седьмом году батальону нового лейб-гвардии Измайловского полка. Батальон получил их за отличие при штурме крепости Очаков.

На трубах не было никаких надписей, кроме имени мастера.

Но настоящим боевым отличием серебряные трубы стали считаться только при Елизавете Петровне, дочери Петра Первого.

Ими были награждены те полки русской армии, которые совершили смелый марш и двадцать восьмого сентября тысяча семьсот шестидесятого года захватили столицу прусского королевства – Берлин,

Каждый полк старался запечатлеть в надписях на трубах свой подвиг.

Кексгольмский пехотный выгравировал на полученных им наградных трубах целую историю:

«1760 года 28 сентября, в знак взятия Берлина, под водительством Его Превосходительства Господина Генерал-Поручика и Кавалера Петра Ивановича Панина, в бытность Полковника Рениенкамфа».

Киевский пехотный полк сделал более строгую надпись:

«В память атаки и вступления в город Берлин Киевского пехотного полка 1760 года сентября 28-го».

В дни Отечественной войны с Наполеоном Георгиевскими трубами, как их тогда называли, было награждено много кавалерийских полков.

Сумский гусарский полк получил восемнадцать труб с надписью:

«За отличия при поражении и изгнании неприятеля из пределов России в 1812 году».

Северскому конно-егерскому полку вручили семь серебряных труб. Надпись на них гласила:

«…За отличные подвиги, оказанные в достопамятную кампанию, благополучно оконченную в 1814-м году».

Одиннадцать наградных труб славили серебряными голосами подвиги второго Украинского полка в тысяча восемьсот двенадцатом – тысяча восемьсот четырнадцатом годах. Им вторили девять труб третьего Украинского полка, девятнадцать – Ахтырского, семнадцать – Изюмского и много, много других.

Все вместе они пели славу народам, населявшим Российское государство.

При Петре и до него существовали другие награды. Самым древним видом являлась киевская гривна. Князья и дружинники древней Руси носили ее на шее в виде разомкнутого обруча. Она так и называлась – шейная гривна.

Историки установили, что еще киевский князь Владимир награждал своих дружинников золотыми и серебряными гривнами. В пятнадцатом веке, при Великом князе Василии и особенно при Иване Грозном, появилась новая награда за выдающееся мужество на поле битвы – золотые деньги, или просто – «золотые».

«Золотой» прикреплялся на рукав одежды или на шапку награжденного.

Позже на Руси установился обычай награждать за храбрость одеждами. В тысяча четыреста шестьдесят девятом году устюжане за мужество в войне с казанскими татарами получили от Иоанна Третьего по триста однорядок, сермяг и бараньих шуб.

Ратные люди получали обычно не готовые одежды, а сукно.

Много было разных наград за воинские подвиги: золотые и серебряные кубки и посуда, шубы и шапки. Но настоящие награды, в нашем современном понимании, установил только Петр Первый.

Обер-офицерам Преображенского и Семеновского полков за подвиги и за храбрость в бою под Нарвой девятнадцатого ноября тысяча семисотого года были даны Петром офицерские знаки с надписью:

«1700 года 19NO».

Только спустя два года было введено второе отличие за воинские подвиги – медаль.

За Полтавскую победу все офицеры гвардейских полков, принимавших участие в сражении, получили по золотой медали, а нижние чины – солдаты – по серебряной.

При Петре стали награждать воинские части отбитыми у противника литаврами, а отличившихся в сражении солдат – серебряными рублями.

Литавры при Петре Первом имели такое же значение, как несколько позже серебряные трубы. Они считались музыкальными инструментами, несли сигнальную службу в полках и в то же время ими награждали воинские части за боевые заслуги.

– Вот чем мне хотелось поделиться с вами о необычайных наградах, – закончил Измайлов свое выступление.

Призывая расшумевшихся слушателей к порядку, он поднял руку:

– Но это еще не всё, товарищи. Сейчас подполковник Павлов расскажет о гордости вашего полка, и серебряных трубах. Они имеют интересную историю. Вам нужно ее знать.

Подполковник подошел к трибуне.

– В тысяча девятьсот восемнадцатом году, когда создавалась Красная Армия, в тихом городке Ораниенбауме, ныне Ломоносове, километрах в пятидесяти от Петрограда, формировался новый регулярный полк. Это был один из первых полков армии рабочих и крестьян, – говорил Павлов. – Бойцы расположились в казармах Невского полка царской армии.

При осмотре полкового имущества под грудой солдатских тюфяков красноармеец нашел несколько старых труб полкового оркестра. Среди них оказались четыре серебряных горна.

Две трубы принадлежали когда-то Невскому пехотному полку, две другие – карабинерному Санкт-Петербургскому.

Как попали сюда трубы карабинерного полка, установить не удалось.

Во всяком случае, и те и другие перешли в собственность вновь сформированного полка молодой Красной Армии.

Их серебряные голоса пели теперь о стойкости и храбрости красноармейцев в боях с врагами Советской республики.

Полк вскоре стал участником битв за родную страну.

Под Нарвой он вместе с другими подразделениями Красной Армии разбил группировку немецких войск, пытавшихся прорваться к Петрограду.

На смотре командующий фронтом, услышав звонкие сигналы труб «На караул!», подъехал к горнистам, полюбовался и сказал бойцам и командирам полка:

– Цените эти трубы, товарищи! Берегите их. Это священные боевые награды. Они заслужены кровью наших славных предков.

Сегодня в бою с грозным врагом вы заслужили награду. Поздравляю вас с большой победой молодой Красной Армии над лучшей армией капиталистического мира.

От имени рабоче-крестьянского правительства награждаю вас красными лентами на трубы и красноармейской звездой.

Длинен был путь героического полка Красной Армии в боях с армиями интервентов и белогвардейцев.

Но где бы ни находился он, у его знамени всегда стояли четыре горниста. Они держали в своих руках серебряные трубы. Звонкие голоса труб будили бойцов ранним утром, подавали сигнал к наступлению и собирали воинов к полковому знамени…

Трубы стали гордостью полка.

В годы Великой Отечественной войны полк прошел славный боевой путь. Много раз упоминался в приказах Верховного командования. Полк свято хранит имена четырех молодых горнистов, погибших героями. В тяжелую минуту боя, под обстрелом врага, они бросились вперед и сыграли сигнал к атаке.

Сильные голоса серебряных труб перекрыли шум боя.

Солдаты услышали их, увидели горнистов, стоявших на открытом месте, и бросились в атаку. Враг был сбит и разгромлен, а трубы найдены рядом с погибшими героями.

Подвиг горнистов потряс солдат и командиров. Они поклялись отомстить за смерть товарищей.

К концу войны у нас осталось только две трубы. Две другие мы передали соседнему полку за братскую помощь.

И вот настал день. Советские войска вошли в Берлин.

Это был великий день. В Берлин вошли и мы.

Командующий советскими войсками салютовал горнистам, игравшим подъем флага.

Он приказал украсить трубы за взятие Берлина лентами славы с черной и оранжевой полосами.

Вот какова история серебряных труб.

А сегодня мы собрались здесь, чтобы передать их Артиллерийскому историческому музею. Мы просим его командование хранить боевые трубы как память о доблести нашего оружия.

Сто девяносто лет они честно служили Родине. Пора им на покой.

Подполковник Павлов взмахнул рукой. Под звуки торжественного марша два солдата и два офицера вышли на сцену и встали вокруг стола, покрытого скатертью малинового цвета.

Офицеры вынули из ножен шашки и отдали салют серебряным трубам.

Солдаты сделали два шага вперед. Затем взяли со стола трубы и передали их Измайлову.

– Передаем вам и завещаем от имени гвардейского полка Советской Армии хранить их вечно, – сказал один.

– Пусть советские люди увидят наши наградные трубы. Это – солдатская слава. Они много раз поднимали в атаки и суворовских чудо-богатырей, и бойцов Красной Армии, и гвардейцев нашей Краснознаменной дивизии. Своими призывными звуками эти трубы звали нас к подвигам и победам во славу Родины, – сказал другой.

Крики «ура!» долго не смолкали под сводами полкового клуба.

Принимая серебряные трубы, Измайлов опустился на колено перед боевой наградой с такой замечательной историей.