Текст книги "Экипировщик (СИ)"

Автор книги: Владимир Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

  – Думаю, что с твоим Моисеевичем мы обо всём договоримся. Он жадный еврей и внучка у него медицинскую академию заканчивает. Так что всё будет окей! Только ты, Серёга, не подведи – закупи эту драгоценную систему! Ну, будь здоров!

  – Завтра после разговора с член-корреспондентом не забудь поставить в известность о результате. – напомнил по своему обыкновению Смушкин.

  – Разумеется!

  И такси повезло доктора наук до дому до хаты.

  Смушкин прогулял собаку еще с полчаса и вернулся выполнять супружеский долг, то есть мыть ту часть посуды, которую не доверяли посудомоечной машине по причине раритетности и стоимости столовых приборов.

  Уже за полночь жена обработала раны мужа хлоргексидином, наложила легкие повязки и они пошли спать.

  Жена – в спальню, муж – в кабинет.

  С час поворочался Смушкин на диване. Сон не шёл. То ли полнолуние действовало, которое со дня на день должно было состояться, то ли нервы разгулялись от бездействия. Хреновая штука безделье для людей с повышенной степенью метаболизма и холерическим типом характера. А если человек еще и интроверт, то это просто беда – ничего не деланье в течение нескольких дней!

  Поворочавшись еще с четверть часа, Смушкин понял, что пришла бессонница.

  Встал, на цыпочках, чтобы не разбудить Лену, сходил на кухню, налил в большую кружку уже остывшего чаю и вернулся в кабинет.

  Собака подняла голову на проходящего мимо хозяина, проводила его взглядом и, глубоко вздохнув о чем-то своем, собачьем, вновь уткнула нос в собственный хвост.

  Смушкин включил компьютер, набрал в поисковике ИНН АДС-кванта и еще раз внимательно просмотрел все данные о компании, которые смог найти в открытом доступе. Потом эту же компанию поискал на портале госзакупок, потом на забавном ресурсе «компромат.ру». Потом порылся в сетях по поводу учредителей компании и ее руководства как физических лиц. Интересного, то есть мало-мальски компроментирующего, ничего не обнаружил. Подумал, не обратиться ли по этому вопросу к Степанычу, но вдруг почувствовал, что засыпает. Только добрался до дивана и лег, как через несколько секунд уже крепко спал.

  Спал Смушкин и не слышал предостережения своего шестого чувства, которое шептало, что грядут события, которые никак не назовёшь не за горами очередная беда...

   Глава 7 Приятная

  Вечером следующего дня Галина вновь заехала к Смушкиным и в деталях пересказала свою встречу с Моисеевичем.

  Они заключили пока что устное соглашение о том, что после доставки, установки и монтажа закупаемой Смушкиным непрофильной для института земной коры системы, начнется работа на этом оборудовании по тематике доктора наук Матвеевой Галины Юрьевны.

  Оформлением договора о сотрудничестве с завтрашнего дня займётся сам Моисеевич, поскольку в качестве одного из работников будет привлечена его внучка с гарантией того, что через полтора-два года она защитит кандидатскую диссертацию, где научным руководителем выступит Матвеева Г.Ю.

  После заключения устного джентльменского соглашения между Матвеевой и Моисеевичем они вдвоём встретились с директором учреждения Штанько И.И. и тот освятил соглашение своим утверждением и дал слово, что он обеими руками за такое удачное использование возможностей обеих сторон.

  Все дело в том, что Матвеева Г.Ю. работала с зарубежными грантами и сотрудничала как с европейскими, так и заокеанскими заказчиками, а пятого января будущего года улетала в Шанхай, где должна было подписать контракт с китайской государственной компанией по производству лекарственных субстанций и препаратов роста для животноводческих и птицеводческих предприятий, а так же пищевых добавок для скота и птицы.

  То есть, деньги у Матвеевой были и немаленькие, а привлечь она могла еще более серьезные средства, что было не по силу институту земной коры.

  А это свидетельствовало, поскольку заказчики были не российскими, что работу свою коллектив, возглавляемый Галиной Юрьевной, делал хорошо и их разработки имели спрос за рубежом.

  Сивков читал клеймёновский «роман» и потирал руки. Если хотя бы четверть того, что написал этот полоумный карась, подтвердится фактами, то вот она, удача! Целая сеть расхитителей государственных средств во главе с руководителем. Мафия, короче говоря. И повышение в чине и перевод в престижную контору и (чем чёрт не шутит!), определенные деньги, которые можно получить с обвиняемых в обмен на обещание смягчения их участи. А уж удастся смягчить или нет – это дело десятое, поскольку обещать, как известно, не значит жениться!

  Теперь следовало Сивкову из этого многостраничного «романа» сделать нужный дайджест, то есть выборку нужной фактуры, по которой следует начать работу.

  И начинать следует, немедля ни дня, поскольку будущий год должен стать для него, капитана Сивкова, не только новым, но и переломным, переходным из серого ментовского прозябания к светлому эскашному будущему! Да и длинные новогодние праздники следует не только посвятить пьянке-гулянке с вкраплением обрыдлевших дежурств в отделе и траху с Машкой на тёткиной койке, но и серьёзному труду на благо себе любимого!

  Сивков поставил себе задачу, чтобы после окончания новогодних каникул началась серьёзная разработка темы академической мафии.

  После еще нескольких допросов, где Сивков уточнял у Клеймёнова различные детали, касающиеся большей конкретизации фактов, изложенный в клейменовской рукописи, а так же устных показаний, в предпоследний рабочий день уходящего года, следователь распорядился отправить подследственного в тюрьму.

  Клеймёнов, рассчитывавший на другое, был уязвлён подлостью капитана. Сделать, разумеется, будучи в статусе подозреваемого, он ничего не мог, но злобу затаил. И не меньшую, чем на Смушкина в своё время.

  Обида на Смушкина поутихла после того, как Клеймёнов рассказал всё, что знал, всё, что услышал от двоюродной сестры, которая работала в бухгалтерии института земной коры и пересказала все факты, которые знала о закупках и расходах учреждения как в части исполнения бюджета, так и внебюджетной тематики. Хотя сведения, полученные Клеймёновым от родственницы и после выданные следователю за факты, в очень большой своей части были слухами.

  Последние дни старого года выдались солнечными и в меру морозными.

  Раны у Смушкина уже не давали о себе знать болью и только на всякий случай жена накладывала мужу по вечерам даже не повязки, а одно название – больше на всякий случай, чтоб не повредил ненароком заживших мест, чем для лечения их.

  Заявок на участие в конкурсе не было ни одной.

  Это радовало, поскольку по договорённости с АДС-квант, они должны будут подать заявку в предпоследний день вечером.

  С закупкой пока всё шло по плану.

  Смушкин уже начинал сомневаться в сигналах тревоги, которые подавало ему шестое чувство: «Внимание! Опасность поблизости!»

  Он списывал эти сигналы на безделье, которое заполнить ни чтением книг, давно дожидавшихся своей очереди на прочтение хозяином, ни трепотнёй в социальных сетях с виртуальными знакомыми, ни предстоящим новым годом, который уже несколько лет не был ожидаемым, как раньше, праздником.

  Ёлку семья Смушкиных всегда покупала натуральную, даже тогда, когда встречала новый год не дома, а либо в гостях, либо за границей.

  Ёлку непременно покупали большую, под четыре метра высотой, самую густую и разлапистую из все елей, имевшихся на день покупки на ближайшем елочном базаре.

  Ёлочные базары во времена теперешние, сегодняшние, радикальнейшем образом отличаются от советских елочных базаров, которые Смушкин вспоминал всякий раз, когда приходилось самому выбирать новогодний символ.

  Последние же годы, а точнее – лет пятнадцать, это случалось не более пяти раз.

  В остальные же годы елки доставляли ему на дом либо по спецзаказу, либо люди из лесничества, которые привозили елки для соседнего торгового центра, ближайших школ и детских садов.

  Уже наступал вечер и появился ущербный месяц, когда Смушкин подошёл к маленькой площади на перекрестке двух улиц, на которой располагался ёлочный базар.

  Площадь примерно в тридцать-тридцать пять квадратных метров была огорожена легковозводимым заборчиком из деревянных реек. По периметру заборчика, по его верхней части, были пущены светодиодные лампы. Светодиодные же светильники, подвешенные над базаром, ярко освещали товар. Товар был выставлен отборный: пышные, только что срубленные елки из лесничеств, такие же свежие голубые, заграничные, а для снобов выставлены с десяток сосен с шишками. Все красиво, можно потрогать руками, словом выбор на любой вкус и, само собою, на толщину кошелька.

  Заправляли процессом трое: хозяин-узбек, который осуществлял общее руководство процессом, а именно: встречал гостей, приветливо улыбаясь, интересовался их пожеланиями, потом, когда узнавал, какую конкретно ель какого размера и пушистости хочет покупатель, он подзывал помощника, который из общей массы продукта доставал варианты, подходящие под желания покупателя.

  Когда покупатель выбирал из нескольких елей понравившуюся, хозяин подзывал сына, который измерял фактическую длину елки, высчитывал стоимость и называл цену.

   Некоторые покупатели пытались торговаться и тогда в дело вновь вступал хозяин – право изменять цену принадлежало только ему. Но такое случалось не всегда. Чаще покупатель сразу был согласен с назначенным ценником и молча рассчитывался.

  Ни о какой очереди или конкуренции за ели между покупателями быть не могло по двум причинам: через две улицы находился еще такой же базар, а через автобусную остановку – следующий и так далее. Конкуренция между продавцами шагала по России.

   Вторым же обстоятельством было то, что количество покупателей натуральных елей с каждым годом сокращалось – народ предпочитал натуральной ели искусственную, которую можно эксплуатировать не один десяток лет. Тем более, что искусственные не осыпались, были разборными, то есть компактными, удобными для хранения.

  Смушкин машинально сравнил нынешний процесс выбора новогодних символов с тем, советским.

  Впервые отец взял с собой восьмилетнего Сережу, чтобы купить ёлку.

  Дело было почти за полторы недели до нового года. На огромном пустыре стояла огромная толпа людей, может быть пять сотен, может быть и вся тысяча. Уже смеркалось. Но на самом деле это была не толпа – это были три длиннющие очереди абсолютно неровные, иногда в одного человека толщиной, иногда – в небольшую компанию.

  Три очереди – по числу ожидавшихся грузовиков с ёлками. В голове каждой из очередей стояло по милиционеру и мужику в тулупе. Мороз крепчал. Ждали час, а может и полтора. Наконец в головах очередей раздались голоса: везут!

  Три длиннющие грузовика-шаланды, с доверху нагруженными, лежащими внавал, то есть беспорядочно, ёлками въехали на пустырь и остановились возле милиционеров и мужиков в тулупах.

  Тулупники оказались кассирами, то есть приёмщиками денег.

  Очереди начали смещаться и в некоторых местах нарушаться. В местах сбоя возникли разногласия, раздалась ругань и крики «здесь же дети, прекратите мат!». Но ажитация нарастала. Наконец, оформив какие-то бумаги, тулупники начали продажу.

  Процесс происходил просто. Покупатель, чья очередь подходила, говорил примерные размеры елки, которые ему были нужны.

  – Мне двухметровую! – И водитель грузовика, который из водителя превратился в раздатчика елок, стоя в кузове прямо на продаваемом товаре, брал на глазок, примерно, елку, которая лежала в верхнем слое и подавал продавцу. Если ёлка оказывалась не того размера, то есть слишком маленькой или, наоборот, слишком большой, то человек в тулупе, приложив для верности елку к длинной рейке с отметинами, обозначавшими метры, кричал:

  – Кому трехметровку! – из очереди выскакивал самый бойкий или самый ушлый или тот, кому нужен был именно трехметровый продукт, подбегал к мужику уже с готовой суммой. Сдачи, как правило, не давалось, если у покупателя не было мелочи.

  Если вынутая из кучи ель оказывалась меньше требуемой, происходила та же процедура, из головы очереди отзывался человек, которому нужна была полутораметровая и так далее.

  Примерно через час очередь дошла и до отца с сыном Смушкиных. Им досталась кривобокенькая, замухрыщатая ёлолчка примерно в два с половиной метра ростом, хотя денег с них взяли как за трехметровую.

  Отец был доволен, что недолго стояли, поскольку очередь за ними была еще часа на два, а елки из первой партии уже кончались и когда привезут следующую партию, никто не знал, да и привезут ли в этот вечер вообще.

  Смушкин усмехнулся своим воспоминаниям, выбрал четырехметровую красавицу, крепкую, свежую, пушистую.

  – Берем? – Подбежал хозяин.

  – Берем!

  – Сколько стоит? – Спросил Смушкин.

   Продавец назвал сумму.

  – Нет, хозяин, давай вдвойне меньше – тогда возьму!

  – Не могу! Десять процентов скину и не больше. Все дорого – елка дорого, место дорого, налог большой. Не могу.

  – Тогда не беру!

  – Твоя цена, но только за половину не отдам!

  В результате сторговались на скидку в тридцать процентов.

  Встречные прохожие с удивлением и уважением сторонились, давая проход Смушкину с его великолепной ёлкой, аккуратно упакованной в сетку и перевязанной шпагатом – сервис у продавцов соответствовал уровню цен.

  Через десять минут Смушкин был во дворе своего дома. Сосед, один из тех, кто задержал Клеймёнова, помог поднять ёлку до квартиры Смушкиных.

  Дверь в квартиру пришлось распахивать на обе створки, чтобы не повредить красоту дерева.

  Собака Соня, как обычно, приступила к входному контролю нового предмета. Обнюхала ель со всех сторон, чихнула, видимо, из-за слишком ядреного запаха смолы или иголок и удалилась в дальний коридор.

  Смушкин никогда не приглашал рабочих для мелкого ремонта в квартире или на даче.

  Серьезный или почти капитальный ремонт – это другое дело, а мелочёвку или даже средний ремонт всегда делал сам. Сантехников или электриков он нанимал только два раза – в первый, когда купил две коммуналки и сделал из них одну нынешнюю квартиру, а второй при последнем общем ремонте года три назад. Со всем остальным справлялся сам – отец научил и жизнь тоже.

  Ёлки, само собою, он устанавливал и украшал сам.

  Даже Елена практически не привлекалась к процессу украшения, разве что в виде советчицы или домашнего дизайнера.

  Освободив елку от упаковочных пут, дал ёлке пару часов погреться, привыкнуть к домашнему теплу. Пока ель адаптировалась к новому климату, Смушкин решил выпить кофе. Кофе-машину включать было лениво и он решил сварить кофе в турке. На привычном месте ни одной из нескольких турок не оказалось – видимо, жена по присущей всем женщинам привычке, недавно наводила порядок. Смушкин ругнулся про себя и сварил кофе в ковшике. Разница оказалась невелика.

  После кофепития Смушкин подготовил к установке традиционное ёлкино место, для чего пришлось один из угловых столов освободить от всякой всячины, накладываемой на стол в течение года и отнести стол в тёмную комнату, где никто не жил, а в стародавние времена в этом помещении находилась кухня барской квартиры. Квартиру эту при большевиках разгородили на две коммунальные, и населили пролетариатом, у потомков которого Смушкин выкупил обе квартиры и объединил их обратно. Получилась нормальное жильё, просторное, удобное и по привычкам.

  Смушкин достал из отгороженного тупичка дальнего коридора, превращенного в мини-мастерскую и склад инструментов, маленькую самозатачивающуюся ножовку, купленную несколько лет назад вместе с набором других инструментов на рождественской распродаже в Швеции, секатор, достал специальную чугунную подставку под ёлку, в которую можно было без боязни поместить елку с диаметром ствола до 12 сантиметров с гарантией, что ель не опрокинется (правда, при условии, что будет еще одно крепление и уже к стенам посредством растяжек – ближе к верхушке).

  Через полчаса лесная красавица была водружена в положенный раз и навсегда для новогодних символов угол.

  – Не хуже, чем в Кремле наша ёлочка! – одобрила покупку и установку жена.

  – Мы сами не хуже тех обитателей, которые в Кремле! – ответил довольный Смушкин.

  – Украшать потом будешь? – поинтересовалась Елена.

  – Завтра, скорее всего. В каком стиле прикажешь украсить?

  – Я подумаю и вечером скажу.

  Это была такая традиция домашняя – стараться украсить елку не кое-как, вразнобой игрушками, а чтобы прослеживался либо стиль, либо какая-то идея. Пару раз украшали елку в стиле а-ля рюсс, то есть в национальном русском стиле, когда игрушки, в основном, были в виде чудо-богатырей, красных девиц в сарафанах, в самоварах, в кремлевских башнях и звездах (эти игрушки достались от родителей и даже штук пять от дедов и бабок или даже прадедов еще с дореволюционных времен).

   Один год елка была украшена в азиатском стиле – в самураях, в китайцах в конусных шапках с корзинами, в драконах и змеях, стеклянные мандарины и так далее. А еще одну ёлку украшать было некогда – буквально часы поджимали считанные до нового года и Смушкин просто решил вопрос: из ёлки сделал ёлкА, то есть сверху воткнул шпиль, повесил под шпилем три самовара расписных – два стеклянных и один серебряный, а чуть пониже елкиного пояса прицепил два огромных красных шара и здоровенный пластиковый банан над шарами.

  Получилась ёлка мужского пола, то есть тот самый ёлк. Гости, особенно гостьи, были в полном восторге. Потом несколько лет вспоминали об этой смушкинской пусть и несколько казарменной, но неожиданной и, главное, смешной придумке.

  Смушкины попили чаю, поговорили о том, о сём и разошлись по своим делам.

  Елена принялась стряпать собаке Соне еду, поскольку Соню кормили как правильную сторожевую собаку по рациону, который в своё время посоветовали в клубе собаководства еще предпредыдущей смушкинской собаке-овчарке.

  Смушкин же покопался в интернете, зашел в фейсбук, но общаться с виртуальными друзьями охоты сегодня не было и он решил начать процесс украшения ёлки.

   В одном из шкафов их тёмной комнаты, которая была раньше при царях господской кухней, а после уплотнения – кухней одной из коммунальных квартир, хранились в нескольких коробках из-под телевизоров разных марок елочные игрушки.

  Игрушек было очень много, игрушки были разных эпох и видов. Были, как уже сказано выше, несколько игрушек возрастом за сто лет. Одна из них особенно нравилась Смушкиным, это были два медведя, которые пили бревно.

  Из самых ранних советских игрушек был шар с портретом товарища Зиновьева. Лица товарища Зиновьева было уже не разобрать, но фамилия на красной ленте под портретом читалась вполне разборчиво. Космонавты, чиполлины, волшебники в островерхих шапках, был челюскинец с отбитыми руками, стоявший на утраченной почти полностью льдине.

  Несколько космонавтов, шахтер с отбойным молотком, от времен товарища Хрущева – царица полей из пластмассы, штук десять негритят с флажками своих только что освободившихся от гнета колониализма стран и множество разнообразной новогодней ерунды. Одних самоваров с десяток, причем два – из настоящего серебра и довольно тяжелых – их можно вешать только ближе к стволу, поскольку тонкие ветки не выдерживали, прогибались под тяжестью предметов кухонной утвари.

  Современные игрушки Смушкин, в отличие от Елены, не любил и современных елочных игрушек не покупал. Ей же нравилось к каждому новогодью прикупить что-нибудь новое, хотя уж куда больше этого добра и так имелось в наличии, не меньше полудюжины елок размера той, которую традиционно ставили Смушкины, можно было снизу до верху украсить таким количеством, которое хранилось в коробках из-под телевизоров разных марок в темной комнате, бывшей господской кухни...

  Изобретать что-либо чудесное Смушкин еще не решил и, открыв одну из коробок, увидел, что сверху лежит упаковка из дюжины стеклянных шаров. Вот и решение вопроса: на нынешний новый год елка будет украшена только шарами. Разумеется, на вершине будет традиционная рождественская звезда, а все прочие – одни шары! Сказано – сделано и процесс пошёл, как говорил последний генеральный секретарь ЦК КПСС, впоследствии первый и последний презик исчезнувшей великой державы.

  Пришла с кухни Елена, посмотреть, как идут дела.

  Предложила свою помощь в процессе.

  Смушкин поблагодарил и ответил, что через час закончит дело.

  Жена ушла доделывать какие-то свои женские дела.

  Смушкин, выбирая изо всех коробок с игрушками шары, наткнулся на так называемый «ленин шар». Этот шар маленькой Лене подарил её отец. Шар был особенный – с рельефным углублением. Сам шар был красного цвета, углубление – серебристого, а самый центр углубления – золотой. В результате создавалась иллюзия, что этот шар с лампочкой внутри, потому что любой источник света отражался именно таким образом, что создавалась иллюзия внутреннего свечения.

  С будущей женой Смушкин познакомился довольно забавно. Случилось это на свадьбе у одного из его приятелей по фамилии Зинченко, который трудился инструктором в обкоме комсомола. Одна из приятельниц невесты и была будущая жена Сергея Смушкина.

  Знакомство тогда было случайным, что называется, «шапочным». Сидели рядом и не очень активно общались. Пару раз Сергей пригласил соседку на танец. Вот и всё знакомство, которое ни во что не вылилось в дальнейшем на протяжении едва ли не трех лет. Потом они не виделись и не встречались упомянутые годы.

  С конца июля 1992 года Смушкин с приятельницей Юлей, которая уже больше года склоняла его к свадьбе, но почему-то никак не могла склонить, отдыхали в Хосте. Билеты обратно домой были взяты на 22 августа. О том, что началась грузино-абхазская война, узнали случайно, кажется, это было 17 числа, на базаре от женщины-грузинки, у которой они покупали фрукты.

  Та очень волновалась за своих родственников, живущих в Гудауте. Новость отдыхающие воспринимали равнодушно. Начинали привыкать, что то здесь, то там, на территории бывшего СССР, распущенного в конце прошлого года в Беловежской пуще, вспыхивали вооруженные конфликты. Тем более, что отдыхающие, как правило, не сильно интересуются текущими политическими событиями, не смотрят телевизор, не слушают радио, не читают газет. Ну а о мобильной связи в те времена еще практически мало кто слышал.

  А за три дня до отъезда Смушкина и Юлии в поселке стали появляться беженцы. С обеих сторон конфликта. Беженцы-абхазы и русские из Грузии и грузины – из Абхазии. Когда 22 августа утром Борис с Юлей прибыли на вокзал, они были поражены и слегка испуганы количеством беженцев, заполнивших не только небольшое помещение вокзала, но и перроны. Было чем-то похоже на то, что показывали в фильмах о гражданской и отечественной войне. Разве что люди были одеты иначе и вещей у них было не очень много. Зато было много детей. В кассах вокзала билетов не было ни на какие поезда.

  Даже на пригородные, уходившие в Краснодар или Адлер или Туапсе билетов не продавали. Здесь же бегали какие-то странные личности, предлагавшие билеты по тройной или даже пятикратной цене, но их услуги были не востребованы. По крайней мере пока.

   Было необыкновенно много милиции. Когда подошел поезд из Адлера, милиционеры заняли места около дверей вагонов и, вместе с проводниками проверяли билеты. Безбилетников не пускали. Те возмущались по-грузински, на абхазском, а больше всего на русском языках.

  – Окна открывать запрещается. Ни в коридоре, ни в купе! – Предупреждали тех, кто с билетами, проводники и милиционеры. Пассажиры послушно кивали и торопились войти в вагоны.

  Смушкин и Юля прошли с поклажей в своё купе. Оно было пустое. Смушкин забросил их вещи на полку над дверью, достал бутылку вина и бумажные стаканчики. За окном вагона волновались безбилетники.

  – Ужас! Я такое в июле сорок первого видела, когда мы с мамой из Харькова уезжали! – Возмущалась пожилая дама, проходя мимо открытой двери их купе.

  – Скажи спасибо, что пока не бомбят! – Ответил её спутник с двумя огромными чемоданами и рюкзаком за спиной.

  Поезд тронулся. Уплыл заполненный людьми хостинский перрон.

  Следующей остановкой была станция Сочи. Там народу было еще больше. И ещё больше милиции. Из вагонов никого не выпускали, несмотря на то, что стоянка поезда была длинной – двадцать минут. Сбоку от вокзала через закрытое окно, Смушкин увидел взвод солдат с красными погонами. Солдаты были вооружены.

   И тут в толпе, возле своего окна, Смушкин увидел Лену, ту самую, с которой когда-то сидел рядом на свадьбе у Зинченко. Она подбегала к тамбуру их вагона в числе других безбилетников, из поклажи у нее был только небольшой чемоданчик и сумочка через плечо. Смушкин вскочил со своего места.

  – Я сейчас! – бросил Юльке через плечо и побежал к тамбуру. Посадка в их вагон пассажиров с билетами была уже окончена. Возле тамбура толпилось человек десять-двенадцать безбилетников, тщетно пытавшихся уговорить проводника, молодого парня в стройотрядовской куртке, явно студента, подрабатывавшего во время каникул. Смушкин оценил обстановку: милиционер, охранявший доступ к их вагону, куда-то отлучился. Можно было рискнуть , и хлопнув проводника по плечу, Смушкин шепнул ему в ухо:

  – Слышь, коллега, я тоже железнодорожный заканчивал. Вот та, блондинка с красным чемоданчиком – девчонка с нашей кафедры. Она в этом году диплом защитила. Давай возмем, я хорошо заплачу!

  Проводник обернулся, оглядел оценивающе Смушкина, и сказал:

  – Полтора червонца! Как девку звать?

  – Лена! Романова. – Смушкин от балды назвал фамилию.

  – Эй, белобрысая, Ленка! Романова! – крикнул проводник! Елена, не веря, указала вопросительно пальцем на себя.

  – Я? – крикнула она.

  – Ну ты, ты! Иди сюда! – уже тише произнес проводник. – Граждане безбилетники, пропустите вон ту девушку с красным чемоданом!

  – Лен, давай руку! – Смушкин отодвинул проводника и втащил её в тамбур.

  – Веди её пока в своё купе. И приготовь обещанное! – распорядился проводник, опуская площадку, блокирующую ступени и закрывая дверь вагона треугольным ключом. Возмущенные безбилетники кричали и звали милиционера. Но время стоянки кончилось. Поезд тронулся. Смушкин привел Елену в купе, посадил на свое место, достал из сумки заначку и пошёл в служебное купе к проводнику.

  – Как звать тебя? – взяв деньги, спросил проводник.

  – Сергей.

  – А меня Иваном зовут. Значит, так. До Краснодара в вашем купе два свободных места. Пусть сидит спокойно. С бригадиром я разберусь сам. Ревизоры может сядут, может нет. А вот после Краснодара, скорее всего, девку придется куда-нибудь пристраивать. Если будут места в другом вагоне – вопросов нет. Если не будет – придется ей ехать на третьей полке. Тогда пусть сидит там тихо, как мышь, чтоб тебе лишних денег не платить за неё. Она что, в самом деле твоя знакомая? – усмехнулся Иван.

  – А откуда же я узнал, как ее зовут! – пожал плечами Смушкин.

  – Да всякое бывает. Ладно, иди к своим бабам, у меня дел по горло!

  Смушкин ушёл, подозревая, что неожиданное приключение только начинается.

  Войдя в своё купе, он сразу понял по Юлькиному выражению лица, что она крайне недовольна его поступком. Юлька с брезгливостью смотрела на Лену, словно та была лягушкой или еще кем-то более мерзким. Похоже, назревал скандал. Елена еще не отошла от шока. Она сидела, крепко сжав колени, не сняв с плеча сумку и держала чемодан за ручку, словно была готова уйти. Выглядела она, по сравнению с агрессивной Юлькой просто жалко.

  Смушкин решил сыграть на опережение.

  – Юля, это моя знакомая Лена. – Юлька демонстративно молчала.

  – Лена, давайте я уберу ваш чемодан! Вина хотите? – Лена вздрогнула, будто очнулась и испуганно посмотрела на своего спасителя.

  – Я сама могу. – Запнулась, встала, сняла сумку и посмотрела на Юльку, – я вам не помешаю? – спросила она её.

  – Не помешаешь, если будешь молчать, ... , попутчица! – Юлька отвернулась и стала смотреть в окно, будто там было что-то более интересное, чем крымское степное пространство. Елена ничего не ответила ей, словно не услышала ни одного обидного слова в свой адрес.

  – Сумку можете положить пока наверх, а чемодан я уберу под сиденье, вот сюда! – Сергей поставил её чемодан рядом со своим и опустил сиденье. Итак, давайте выпьем за знакомство и за добрый путь до дома!

  – Пейте, я не хочу! – отказалась Юлька.

  Елена с Сергеем выпили по неполному пластиковому стаканчику крымской мадеры, от закуски в виде соевой конфеты Елена отказалась. Помолчали. Сергей налил еще по столько же. Она в этот раз лишь пригубила вино и, глядя в ему в глаза, спросила:

  – Сколько я должна за эту ..., за билет и кому?

  – Ничего не должны, я договорился с проводником. Пока будете ехать здесь до Краснодара, а там будет видно.

  – Красиво жить не запретишь! – хмыкнула на эти слова Юлька, – Сергей Борисыч у нас из торговых работников, богатый. Так что вам, Елена ... Батьковна, можно не волноваться – он платит и за меня и, судя по всему, теперь и за вас. У него теперь гарем у падишаха хренова! Налей-ка и мне, я ведь как-никак, а твоя жена или уже нет?

  – Юля, брось злиться! Человек в беду попал, война вон началась, а ты... – Смушкин попытался успокоить Юльку.

  – Где ты войну увидел? А этой ... соседке нашей надо было заранее позаботиться об обратном билете!

  – У меня есть билет, только он на 5 сентября. Я ведь в Гудауте отдыхала, а там настоящая война уже с ночи на 15-е августа. Пришлось половину вещей бросить, наняли вместе с соседями рафик, набились, как селедки в бочку – нас в рафике, рассчитанном на десятерых, было почти тридцать человек, по дороге других отдыхающих подбирал водитель Джамал, он уже на пенсии, воевал и знает, что такое война. Он нас по сути дела и спас. Отдыхающие были и из Москвы из Ленинграда, из Киева, из Тбилиси и ещё откуда-то. Но денег Джамал взял со всех и не потому, что жадный, а на покупку оружия, чтобы от грузинских головорезов защищаться. В десяти километрах от Гудауты грузинские спецназ вырезал половину села – всех мужчин-абхазов, а заодно и отдыхающих, которые у них жили. Убивали даже женщин, которые пытались защитить своих мужей. Я никогда не думала, что в наше время в нашей стране могут быть такие вещи. Ведь грузины против фашистов воевали, а здесь такое. Правда, этих грузин называли звиадистами, то есть поклонниками Звиада Гамсахурдиа. Говорят, что он сумасшедший. Нет, это уму непостижимо, чтобы люди одной страны, соседи, жившие веками рядом, превратились в зверей.

  – Ладно, давайте отдыхать, хватит на ночь страшилки рассказывать – мы не в старшей группе детского сада! – распорядилась Юлька и пошла в туалет переодеваться.