Текст книги "Экипировщик (СИ)"

Автор книги: Владимир Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

  Тетке было уже очень хорошо за семьдесят и приехать неожиданно тётка не могла, да и не за чем ей это было – жила себе в своей деревне, копалась на грядках, а зимой пасла своих трех котов и собаку Мишку, старого кобеля-таксу.

  В эту встречу, утолив обоюдный голод после недельной разлуки, Сергеева и Сивков лежали в тёткиной койке, курили и лениво общались.

  – Слышь, Маш, хочу с тобой посоветоваться.

  – О чём, Петя?

  – Да о будущем. – пуская дым в потолок, вполголоса ответил Сивков.

  – Ну давай, посоветуйся, – Сергеева перевернулась на левый бок, лицом к нему, – слушаю тебя.

  – Только совет мой с условием, что ты его воспримешь всерьез. – предупредил любовницу Сивков.

  – Ладно. Постараюсь.

  – Попался мне в руки один карась с покушением на убийство. Но карась интересный, бывший торговый работник. Врет, а может и правду говорит, что он типа народный мститель и борец за правду. Карась с судимостью. Не снятой. Не то, чтобы бомжует человек, но ведет несколько асоциальный образ жизни – пока он сидел по воровской статье, жена с ним развелась, квартиру хорошую разменяла. Себе приличную двушку поимела и продала, а потом и вовсе уехала домой на Украину, а ему – шестиметровку в коммуналке с окном во двор колодец с видом на брандмауэр соседнего дома.

  – Ну и что? – Мария Всеволодовна свесилась с койки, чтобы потушить окурок о пепельницу на полу.

  – Ты дослушай, а потом чтокай.

  – Если можешь, то давай без лирики – мне через два часа на дежурство, а еще надо себя в порядок привести и доехать. Короче, Склхасофский!

  – Короче – у петуха! – Сивков сделал вид, что обиделся, – порезал этот карась бывшего своего подельника, на которого он, карась, явно имеет большой зуб. Словом, карась этот рассказал мне целую эпопею, касающуюся нецелевого использования бюджетных средств в особо крупных размерах в сфере науки. А точнее – в одном крупном государственном научном учреждении. На днях этот карась изложит мне факты в письменном виде. Понимаешь, Маруся, к чему я клоню?

  – Понимаю, конечно. Ты тему перейти к нам не оставил. Упорство в нашем деле – хорошая черта. А мне какой интерес об этом знать?

  – Так давай вместе эту тему окучивать. Это ж по твоей части – налоговые преступления. И, если факты, которые изложит карась, подтвердятся, то ...

  – Я тебя поняла. Надо подумать.

  – Но условие простое: я тебе, точнее, нам, – тему, а ты меня с помощью твоей подруги заберешь к себе.

  – Так говоришь, что хищения в особо крупных в сфере науки?

  – Да. Насколько я в курсе, в этой области народного хозяйства крупных раскрытий не было.

  – Ты не совсем в курсе. Были. В космической корпорации, например, были, да еще какие. Только не очень афишировались сам понимаешь, почему.

  – Понимаю. Но это в космосе, а среди ученых, которые изучают, что внутри земного шара происходит, не было. Это ж совсем другая область науки и техники.

  – Ты хочешь сказать, что хищения происходят в академическом учреждении?

  – По-моему, да. Но это нужно уточнить.

  – Хм... – Сергеева достала из пачки новую сигарету, – дай-ка прикурить, Шерлок Холмс!

  – Пожалуйста, товарищ майор! – Сивков щелкнул зажигалкой.

  – Академики – это хорошо! Тема может быть интересной.

  – Вот и я тебе говорю, что имеется перспектива. – Сивков почесал волосатую грудь и прикрыл глаза. В сон потянуло товарища капитана.

  – Значит так, – Сергеева откинула одеяло, села на край кровати, – Давай договоримся следующим образом: ты все уточняешь, приводишь показания своего карася в правильный вид и ...

  – Приношу их тебе на рассмотрение! – прервал её любовник.

  – А после рассмотрения и внимательного изучения мы примем правильное решение! Всё, Петя, кончаем канитель. Расходимся. Мне пора.

  Мария Всеволодовна резво вскочила с койки, нашла под кроватью заблудившийся тапок, встряхнула гривой темно-русых волос и, захватив белый пушистый халат, направила своё корпулентное тело в ванную.

  Сивков, помедлив несколько минут, оделся и ушёл не прощаясь, как было принято между ними.

  Сев в машину, он набрал телефон дежурного своего отделения:

  – Капитан Сивков говорит. Как дела у нашего убийцы, который в обезьяннике томится? Ну да, у летописца. Пишет? И много пишет? Много – это хорошо. Дай, Вася, ему ещё бумаги – пусть дальше пишет. Всё. Я скоро буду. Ага, с вызова звоню, у бабульки был, которая на трупный запах из подвала жаловалась. Кошка там издохла. Видать, крысиного яду наелась. Жилконтора у них крыс травила, вот кошка и попробовала вкусняшек. Всё, Вася, до скорого!

  Майор Марья Всеволодовна Сергеева, пока принимала душ, думала над словами любовника. То, что он сказал, могло, в случае правильного расклада, принести ей немалую пользу. Если действительно это хотя бы частично так, то есть не в смысле крысятничества казенных денег руководством государственного учреждения – это везде и повсеместно происходит, а именно размеры злоупотреблений и системность их и если доказательная база окажется не мифической, то еще одну звезду на погоны и повышение в должности ей обеспечены. Её начальнику, как по секрету сообщила подруга Женька, светит повышение и кресло освобождается. Почему бы не занять его ей, Сергеевой Марии Всеволодовне? А при наличии серьёзных злоупотреблений в учреждении, да удачном стечении обстоятельств при проверках, можно и денег подзаработать. «Кто не пьёт – назови!» А уж злоупотребления или, на худой конец, нарушения в любой сфере хозяйственной деятельности крупного предприятия всегда найти можно. Кто ж без греха?

  Через полчаса Мария Всеволодовна, заместитель начальника отдела по расследованию налоговых преступлений подъезжала в своём «лексусе» белого цвета к месту прохождения службы, где заступала на очередное дежурство.

  Матвей Клеймёнов воспитывался мамой и бабушкой в маленьком районном городишке, расположенном за полторы тысячи километров от того места, где в описываемое в этой истории время находился в камере временного содержания.

  Отца Матвей никогда не видел. Ни мать ни бабушка никогда не отвечали на вопросы, кто его папа и где находится. Женщины уходили от ответа. Только в десятом классе школы совершенно случайно в одной из немногочисленных книг, которые были в доме, он обнаружил фотографию цыганистого парня в матросской форме с надписью чернилами фиолетового цвета, уже выцветшей от долголетия, на обратной стороне фотографии «На долгую память Люсе Клеймёновой. Жди меня и я вернусь, только очень жди. Игорь Будников. 14 июля 19... года» На форменке Игоря Будникова можно было рассмотреть значок с цифрой 3 и значок об окончании техникума. Матвей положил фото неизвестного моряка обратно. Через несколько лет он сообразил, что если к этой дате добавить семь месяцев, то будет месяц его рождения. Правда, потом эта фотография ему более не попадалась.

  Мать Матвея работала продавщицей в пивном ларьке. Место хлебное и в доме был достаток. Бабушка Матвея в своё время трудилась учительницей младших классов в школе, где Матвей отучился от первого до последнего звонка. Учился он очень даже неплохо – немного не дотянул до серебряной медали.

  Когда пришло время думать, как жить дальше, мать посоветовала поступать в торговый техникум в областном городе. Матвею было всё равно. В то время он увлекался чтением фантастических повестей и романов – в городской библиотеке перечитал всё, что было на полках с надписью «Приключения и фантастика».

  С нетерпением ждал он появления очередных томиков в серой или красной обложке серии библиотеки современной фантастики, не пропускал ни одного толстого тома книжной серии издательства «Мысль» «На суше и на море», а так же в киоске «Союзпечати» на единственной городской площади всегда покупал появляющиеся время от времени тоненькие книжечки в мягких обложках серии «Подвиг», журналы «Химия и жизнь» и «Смена», где печатались произведения на любимую тему.

  В плацкартном вагоне поезда «Киев-N» он познакомился с одногодком Шуриком, который ехал до конечной станции, то до очень большого города N, где собирался поступать в торговый институт. Шурик, бойкий киевлянин, угостил соседа вином и, непривычный к алкоголю Матвей, услышал соблазнительные речи следующего содержания:

  – Матвей, а на фига ты будешь поступать в техникум в этом самом Засранске? У тебя же шикарный аттестат, ты почти медалист, мать у тебя работает в сфере торговли, как и у меня. Поедем со мной поступать в N-ский интитут торговли! У меня в этом городе брательник в милиции служит – он после армии поступил и уже младший лейтенант. Какая тебе разница, где учится? Всяко высшее образование лучше среднего, да и в армию после этого института не берут – там военная кафедра. Потом выпили ещё и ещё. Матвей забрался на верхнюю полку и заснул. Остановку в областном городе, куда он ехал поступать в торговый техникум, он проспал – поезд проезжал этот город глубокой ночью. Проводница почему-то забыла разбудить этого пассажира. Словом, ничего не оставалось, как ехать дальше с Шуриком, доплатив два рубля проводнице.

  В N-ский институт торговли (тогда еще советской торговли) Матвей поступил почти без проблем. Почти это значило, что военная кафедра в институте торговли отсутствовала (обманул или обманулся Шурик) и по осени будущего года после окончания первого курса предстояла Матвею дальняя дорога для выполнения почётной обязанности каждого советского гражданина, достигшего призывного возраста, отдавать священный долг по защите Родины в славных рядах советской армии.

  Правда, после поступления и до первой повестки из военкомата эта проблема мало заботила Матвея – он погрузился в студенческую жизнь вуза очень крупного города, где жизнь была совершенно иной, чем в его родном районном захолустье.

  Учиться было интересно, но еще интереснее ходить в кино, особенно если удавалось раздобыть билеты на фильмы недели какого-нибудь зарубежного фильма, а такие недели происходили едва ли не через месяц.

  Не меньшее удовольствие доставляла художественная институтская библиотека. В вузе библиотек было три: научная, студенческая и художественная. Матвей буквально в первую неделю учебы записался в студенческую и художественную. Ассортимент приключенческих книжек и произведений любимой его фантастики был неизмеримо обширнее, чем дома и это был такой кайф! В соседней комнате общежития обитал Вова Ласкин, маленький еврей из Умани. В его лице Матвей нашёл собрата по увлечению фантастической литературой.

  Они с упоением читали и обсуждали все произведения этого жанра, которые удавалось раздобыть. Особенной удачей считалось получить на день, а то и на ночь перепечатанные на машинке или скопированные на так называемой «синьке» неизданные повести братьев Стругацких или переводы американской фантастики.

  Вова Ласкин еще в советские годы сделал головокружительную карьеру в Москве и при первых признаках перестройки уехал в Америку с должности одного из руководителей ЦУМа. Правда, на Брайтоне он, по слухам, смог стать только совладельцем маленькой лавочки под названием «Русские крупы и хлеб».

  Вова же по дружбе и почти бесплатно помог Матвею откосить от армии – сразу после летних каникул после традиционной поездки на картошку, Вова познакомил Матвея со своим двоюродным дядей Леонидом Ароновичем, заведующим отделением в психо-неврологическом диспансере и по совместительству членом призывной комиссии горвоенкомата.

  Дядя Лёня всего за пятьдесят рублей, которые по первому требованию выслала сыну мама Клеймёнова, организовал справку, в которой значилось, что Клеймёном Матвей Алексеевич страдает хроническим энурезом вследствие перенесенной в детском возрасте травмы головы.

  Таким образом Матвей получил возможность учиться дальше и продолжать еще теснее дружить с Вовой Ласкиным.

  С Серёгой Смушкиным Матвей познакомился только на четвертом курсе, когда они проходили практику в овощном отделе гастронома в районе аэропорта, то есть на городской окраине. Смушкина и Матвея отправили на овощную базу получать товар.

  Заведующий картофельным цехом Адалат Азизович Азизов, увидев перед собой зеленых юнцов, не преминул их напарить.

  Во-первых, при приеме в магазине оказался приличный недогруз, а во-вторых – пересортица. То есть хитрый азербайджанский человек, пользуясь неопытностью приёмщиков, загрузил им второсортный картофель вместо первосортного, как значилось в бумагах.

  За это Сергея и Матвея матерно отругала завотделом Марфа Семёновна, а директор магазина Гарегин Нахапетович на первый раз объявил обоим выговор и пообещал написать плохой отзыв по результатам практики.

  Но первая зарплата практикантов выручила, поскольку оба, наученные Вовой Ласкиным, который проходил практику в универмаге в обувном отделе, куда его пристроил добрый дядя Лёня, потратив почти всю первую зарплату практикантов на банкет коллективу, были прощены и даже кое-чему научены.

  – МАльцы, – с именно таким ударением говорил крепко выпивший директор Гарегин Нахапетович, в нашем овоще-фруктовом деле главное – пересортица и недовес. Но чтобы в нашу, то есть в вашу пользу! Никогда не верьте никому, а особенно азерам – они жулики и воры. Помните, как сволочь Азалат вас надул? Ваша задача его надуть, а для этого вы должны фрукт и овощ знать, как свою фамилию! Вот Марфа – это царь и бог в овоще и фрукте! Она кого хочешь надует – будь покупатель хоть профессор, хоть академик, а Марфа ему всегда докажет, что морковь второго сорта это на самом деле морковь высшего сорта! Но с кем она не будет пререкаться и спорить, даже наступив на горло собственной гордости, так это с человеком из ОБХСС! Запомните, мАльцы, обэхэссэсник самый главный наш враг, но его надо уважать, потому что он легко вас оштрафует или даже посадит!

  – И что, с ним, с обэхэссесником справиться нельзя? – вежливо спросил Матвей директора.

  – Можно. Но только сложно и очень дорого. И не каждого. А только того, кого знаешь и на которого у тебя есть материал.

  – Это в каком смысле – материал? – поинтересовался уже Смушкин.

  – А это значит, что ты знаешь о его слабом месте. А слабое место любого человека это такой факт, про который этот человек очень не хочет, чтобы знали другие.

  – Это как у шпионов вроде Штирлица? – задал другой вопрос Матвей.

  – Вроде того. К примеру, это когда ты знаешь про любовницу этого мента или тебе доподлинно известен факт получения им взятки у конкретного лица в конкретное время и в конкретном месте и у тебя есть свидетель.

  – Как всё не просто в нашем деле! – несколько хмельным голосом удивился Смушкин.

  – А вы как думали? Это вам не мороженое за мамин счёт кушать, а дело делать, работать в системе советской торговли! Учитесь, студенты! Пригодится!

  Наука Гарегина Нахапетовича, Марфы Семёновны, а так же Адалата Азизовича и прочих бойцов и командиров видимого и закулисного фронтов торговли, выпускникам торгового института пригодилась и очень даже скоро.

  – Торговый работник – это звучит гордо! – вручая дипломы выпускникам торгового института, говорил выспренные речи декан их факультета организации торговли. – Высоко держите знамя работника советской торговли! Будьте умелыми, грамотными, честными и всегда помните, что ваша главная задача – выполнение планов, поставленных перед нами нашим советским народом!

  Потом был роскошный банкет в ресторане, закончившийся далеко за полночь.

  Хотя праздновали в отдельном банкетном зале, но танцевать выходили в зал общий, где был оркестр.

  Прочие посетители ресторана в этот вечер с завистью смотрели на ярко и дорого одетых в модные непременно заграничные костюмы и платья молодых людей и с завистью перешептывались: «торговля гуляет!»

  Со Смушкиным у Клеймёнова была дружба. Оба, когда женились, были свидетелями друг у друга на свадьбах. Детьми стали обзаводиться примерно в одно и то же время.

  Но из друзей во врагов превратились они в одночасье.

  И произошло это по самой банальной причине: когда Клеймёнова «замели», взятку за закрытие дела попросили менты безбожно высокую.

  Матвей обратился за помощью к друзьям.

  И первым из друзей, кто отказал Матвею в помощи и не дал денег, был Сергей Борисович Смушкин.

  Отказал, отведя глаза, со словами «извини, но сейчас нет денег – я же новую мебель купил и дачу начал ремонтировать».

  Словом, нужной суммы Клеймёнов не набрал на взятку следователю и получил серьёзный срок.

  Смушкин же трактовал ситуацию иначе. Попросту врал. Пожалел Смушкин денег, да и не на мебель и дачу он потратил свои сбережения, а купил на всю наличность дойчмарок. Была мысль -уехать куда-нибудь в Европу.

  Потом место будущего постоянного места жительства конкретизировалось. Это Чехия. Уже был найден домик на окраине Праги, уже Смушкин с женой определили, где будут учиться дети. Уже было готово практически всё для переезда. Но дальше произошло событие, которое никто не мог предвидеть – подвернулась возможность купить за очень небольшие деньги фактически целый опытный завод одного из ликвидированных научно-производственных объединений оборонного комплекса бывшего СССР.

  И Смушкин решил отложить переезд – уж больно сладким был вариант приобретения этого объекта, расположенного в одном из центральных районов города.

  Смушкину одному денег на это немного не хватало и он предложил войти в долю знакомому валютному спекулянту, услугами которого пользовался уже очень давно.

  На тот момент это господин-товарищ-барин по фамилии Костюк, начал раскручивать достаточно новую на тот момент тему – тему обналички, то есть превращение безналичных денег в наличные купюры. Прибыли были очень даже неплохими – порядка двадцати процентов можно было получить при наличии знакомых в банках или на рынках или, как у Костюка, в церкви.

  К тому времени православная церковь получила огромные преференции у тогдашнего восшедшего на престол правителя РСФСР – Ельцина. Церковь получила едва ли не монопольное право на ввоз спирта, просто алкоголя, табака и медикаментов. Деньги у финансовых церковных начальников были просто шальные, они одни из первых начали организовывать не только карманные банки, но и целые торговые сети для сбыта ввозимых товаров.

  В те времена в розницу торговали только за наличные деньги и, если есть спрос на наличные, как на товар, то почему бы не продать этот товар с неплохой прибылью и заработать не только для епархии или митрополии или патриархии, но и на карманные расходы иерархами, которые курировали церковные бухгалтерии! Костюк был женат на дочери одного из таких церковных генералов.

  Одним словом, Костюк добавил своих денег и новые компаньоны стали обладателями целого завода и арендаторами на сорок девять лет земельного участка под ним площадью в несколько гектаров. Земля тогда еще не продавалась и была государственной собственностью. По договоренности между компаньонами они сильно не заморачивались в части инвестиционной программы, которую они, как новые владельцы предприятия, обязаны были исполнить по обязательствам перед государством и трудовыми коллективами приватизированных предприятий, то есть вложить свои или привлечённые средства в развитие завода. Костюк и Смушкин, не мудрствуя лукаво, планировали через небольшое время просто перепродать завод с прибылью, разумеется.

  Их расчет частично оправдался – отчеты об инвестиционных программах сдавались исправно, как и поступали новые, подобные Смушкину с Костюком, владельцы по всей стране, но денег в свою собственность никто не только не вкладывал, а деньги вынимались вначале из оборота приобретенных предприятий.

  Работников же начали увольнять практически на следующий день после оформления сделки, затем урезали заработные платы всем оставшимся, кроме нескольких прежних руководителей типа директора, главного инженера и главного бухгалтера. Львиную долю от поступлений за прежние заказы, выполненные или выполняемые по государственному заказу, присваивались новыми собственниками, чтобы покрыть затраты на приобретение.

  А когда заказы прекратились и найти сбыть продукции оборонного назначения не удалось, новые собственники, ничтоже сумняшеся, уволили девяносто процентов работников и начали продавать станки и оборудование по цене металлолома. Через несколько месяцев в цехах остались голые полы и стены, а в административном корпусе и в корпусе, где располагалось конструкторское бюро, людей просто не стало. Исключение составлял лишь этаж, где располагалась дирекция и бухгалтерия. От бухгалтерии из трех без малого десятков человек новые собственники оставили пятерых: троих бухгалтеров во главе с главным бухгалтером и начальника кадров с начальником охраны. Ну и, само собой, содержали охрану в полтора десятка человек. От услуг знакомых бандитов отказались – потом с арендаторами не разберешься, если вдруг окажется, что склад опустошили те же братки, что и взявшиеся охранять. Таких в интересное время случаев в городе было пруд пруди.

  Далее начали сдавать в аренду бывшие цеха под складские помещения, где арендаторы, в основном, бывшие торговые работники, подпольные цеховики и вернувшиеся с зоны, хранили самые ходовые товары по тогдашнему времени: алкоголь, гуманитарную помощь из Европы и самую дешевую одежду из Китая или Южной Кореи.

  Освободившиеся же площади административного здания и КБ начали сдавать разного рода конторам, конторкам, словом, кому угодно, лишь бы платили деньги.

  Арендаторами, в основном, стали мелкие торговые конторы: кооперативы, малые предприятия, просто лица без регистрации, занимавшиеся перепродажей или отмывкой денег от любого бизнеса, легального, полулегального и просто криминального.

  Денег у совладельцев прибавилось и всё было бы неплохо, если бы в один прекрасный (или не очень прекрасный) день Костюк, не поставив партнёра в известность, не ввязался в историю с нефтью.

  Костюк подписал договор с фирмой из Прибалтики о поставке в Клайпеду состава сырой нефти. А с фирмой из города Элиста подписал договор купли-продажи, в котором базисом поставки был нефтяной терминал города Клайпеды.

   Маржа в договоре была столь впечатляющая, что Костюк уже сладостно представлял, сколько подержанных мерседесов на вырученные деньги купит в городе Таллине и насколько выгодно продаст их на Кавказ.

  Прибалтийская фирма в качестве гарантии выставила аккредитив в одном из самых крупных московских банков, деньги по которому в течение одного рабочего дня переводились на счет конторы Костюка.

  Костюк, в свою очередь, взял на один месяц кредит в Сбербанке под залог своего пакета акций завода для подтверждения платежеспособности своей сделки с продавцами из Элисты.

  Поставка должна была состояться в течение двух недель и она состоялась в положенный срок. Однако подтверждения для оплаты аккредитива, в виде необходимых документов, из Прибалтики не пришло.

  Деньги фирме Костюка таким образом не были перечислены. А вот по краткосрочному кредиту Сбербанк по истечении срока пришлось отвечать.

  Костюк рванул в Прибалтику, но по адресу, означенному в контракте, была полузаброшенная общественная баня, неизвестно кому принадлежащая.

   В московском банке сообщили, что аккредитив был оформлен правильно, но, по его условиям, деньги возвращались обратно в прибалтийский банк в течение трех рабочих дней, если оттуда не поступят документы, подтверждающие получение товара надлежащего качества и в указанном объеме. Документы не поступили из Прибалтики и деньги были возвращены, какие к банку претензии, если вы, согласно письма прибалтийского покупателя, поставили вместо нефти – битум.

  Из Элисты пришло подтверждение, что поставка действительно состоялась, качество отгруженной нефти соответствует требуемой, деньги возвращать они не могут, так как с их стороны контракт выполнен полностью и в срок.

  Костюк схватился за голову – его чуть удар не хватил. Получается, что его банально кинул прибалтийский покупатель.

  Но банк, выдавший ему кредит на покупку нефти в Калмыкии, костюковские проблемы не интересовали и кредит следовало возвращать.

  Банк арестовал пакет акций Костюка, но, поскольку по просрочке валютного кредита (а в условиях тогдашней инфляции Костюк, чтобы не попасть на курсе рубля, кредит взял в дойч-марках, то есть в валюте) проценты были драконовские, а это значило, что стоимости его пакета не хватило для расчета по кредиту. Вдобавок, банк предложил купить весь заводской пакет, то есть и ту часть, которая принадлежала Смушкину.

  Цена, предложенная банком, была весьма скромной.

  Смушкин тогда проконсультировался как с юристами, так и со знакомыми «авторитетными бизнесменами» в лице одного депутата городского совета, (а другой консультант был просто бандит, но знавший нравы тогдашнего бизнеса досконально).

  Причем оба в один голос посоветовали согласиться, поскольку, по их информации, предложение поступило на самом деле не от банка, а от некоего очень могущественного лица из властных структур, а банк лишь выступал посредником сделки и, в случае отказа у Смушкина просто отобрали бы его пакет акций вплоть до силового варианта.

   А что такое силовой вариант в первой половине 90-х, Смушкин знал не понаслышке. Поэтому согласился и получил в результате практически те же деньги, за которые и был куплен им куплен заводской пакет акций без учета вложений Костюка.

  Костюк же вышел из сделки без копейки в кармане. Правда, живой.

  Он звонил потом несколько раз Смушкину, извинялся, униженно пресмыкаясь и просил дать денег или взять в дело опять.

  Но единожды солгав, кто ж тебе поверит!

  И Смушкин, таким образом, лишился очередного партнера. С той поры он дал себе слово, что отныне будет вести дела только в одиночку. И этого принципа с той незабвенной поры он придерживался всегда.

  Вот такие воспоминания извлекала память Сергея Борисовича Смушкина в период вынужденного безделья. От недостатка деятельности стала возвращаться тревога. Под ложечкой проснулась и начала развиваться тяжесть, переходящая в спазм, как предвестник стресса. Смушкин стал плохо спать. Появились сомнения в части выполнения договоренностей директором АСД-квант об особых условиях. Булкина, которой каждый день к вечеру звонил Смушкин, сообщала, что заявок на участие в аукционе нет.

  Так закончилась неделя.

  Проползли, зияя пустотой и бездеятельностью, выходные.

  Раны почти зажили и перевязки были более не нужны.

  Приближалось католическое Рождество.

  Двадцать второго числа к вечеру заехала Галина.

  Елена приготовила что-то из закусок, Смушкин достал коньяк и водку.

  Галина предпочитала водку, Смушкину же пить не хотелось вообще, вдобавок, он с давних пор знал, что алкоголь в период душевной смуты вызывает у него не эйфорию, а вгоняет в депрессию и дело может кончиться запоем, что некогда и случалось и возвращения чего очень опасалась Елена.

  – Галина, пора тебя стыковать с нашим членом-корреспондентом! – наливая вторую рюмку гостье, сказал Смушкин.

  – С корреспондентом – согласна, а член надо посмотреть, – медицински-цинично скаламбурила Галина.

  – Я серьёзно. Что-то мне подсказывает, что вам нужно в ближайшее время встретиться и обсудить твою идею.

  – Не вопрос. – звони хоть завтра.

  – Я и сейчас могу позвонить Моисеевичу.

  Галина выпила рюмку, вкусно похрустела маринованным огурчиком и махнула рукой в знак согласия.

  – Давай, звони! Как его там по имени отчеству, твоего члена-корреспондента?

  – Захар Абрамович.

  Моисеевич ответил после пятого гудка.

  – Добрый вечер, Захар Моисеевич! Не поздно беспокою? – вежливо поинтересовался Смушкин.

  – Добрый вечер, Сергей Борисович! Да не очень. Как ваши дела, как здоровье?

  – Нормально, заживает, через пару-тройку дней планирую прибыть на службу.

  – Не торопитесь. Лечитесь. Вы главное дело уже сделали – конкурс объявили, за что вам спасибо. Так в чем ваш вопрос?

  – Рядом со мной находится очень милая дама, доктор биологических наук Матвеева Галина Юрьевна. Она работает в НИИ микробиологии и имеет к вам деловое предложение. Вы не возражаете, если я передам ей трубку?

  Моисеевич немного помолчал и согласился.

  Галина взяла смушкинский смартфон и ушла с ним в смушкинский кабинет, предварительно спросив разрешения у хозяина, получив таким образом его согласия на уединение с целью сохранения конфиденциальности.

  Минут через десять она вернулась.

  – Всё нормально. Завтра я к нему поеду. О деталях поговорить. А в принципе он даже удивился, что так классно получилось.

  – За это следует выпить! – Смушкин налил Галине очередную рюмку водки, жене Лене – кьянти в фужер, себе же воды. – За будущие дивиденды!

  – Я не буду пить, пока не скажете, про какие дивиденды речь! – надулась Смушкина.

  – Ленка, пока это секрет, чтоб не сглазить. Но дело касается и твоей конкретной выгоды, поверь мне, подруга, я же тебя люблю больше даже, чем твой благоверный! – ответила Галина.

  Выпили все.

  Галина наклонись к уху подруги и стала что-то шептать друг дружке.

  Смушкин встал и со словами:

  – Пойду кофеварку подготовлю, пока вы тут секретничаете.

  Жена только махнула рукой – иди, мол, дорогой, не мешай общаться.

  Смушкин открыл новый, доставленный на днях курьером пакет кенийского кофе, засыпал порцию в кофе-машину, залил отфильтрованной воды в водный резервуар машины, достал из посудомоечной машины свежевымытые три комплекта кофейных чашек и блюдец красного цвета в белый горох, словом, приготовил процедуру варки кофе. Потом включил кухонный телевизор. Нашел программу Евроспорт. Показывали чемпионат мира по снукеру. Играли Трамп и Хиггинс. Вёл Трамп.

  В дверном проёме возникла Елена. Принесла грязную посуду. Поставила в мойку.

  – Пойдём, мы закончили свои разговоры. Мы с Галиной еще выпить хотим. Потом расскажу, что Галина поведала. Интересные дела.

  Подруги поговорили еще с полчаса, Смушкин больше отсутствовал на кухне, где эпизодически наблюдал продолжающееся противостояние Трампа и Хиггинса. Игра шла нервозная, с переменным успехом, то в сторону одного, то другого мастера бильярда. Оба ошибались порой в самых пустяковых позициях, при этом показывая виртуозное мастерство в позициях сложнейших, когда казалось, что такой шар, какой играл один из них, положить в лузу просто невозможно. А у них получалось.

  Выпили кофе.

  Дамы пили с коньяком, Смушкин со сливками.

  Галина стала собираться. Смушкин с Соней пошли её провожать до такси.

  Подморозило. Но не так, как было раньше, лет двадцать назад, когда в эти дни «подморозило» значило мороз минимум под минус двадцать.

  Этим вечером уже при минус десяти считалось что подморозило.