Текст книги "Рыцари Старой Республики. Я, Реван (СИ)"

Автор книги: Владимир Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

     – Да когда же ты сдохнешь!… – пробормотал я, с отчаянием понимая, что забыл удостовериться, в самом ли деле Малак погиб под обломками.     Тёмная Сторона, всё дело в Тёмной стороне. Мы вышли из гипера совсем рядом со Звёздной Кузней, видимо, её тень на время затмила мне разум.     Или и в самом деле оживила хозяина станции.     Несостоявшаяся могила Малака ходила ходуном. В сторону, превращаясь в мини-спутник «Левиафана», отлетел кусок фермы, за ним второй. Картина была страшнее, чем слипающийся по каплям терминатор. К тому моменту, как я начал собираться с мыслями, Малак полностью освободился из-под завала и стоял во весь рост.     Выглядел он совсем уже кошмарно. Ледяная струя в клочья разорвала комбинезон на груди, окончательно изуродовала лицо, искорёжила пластину-челюсть… Меня передёрнуло, когда ситх повернулся: судя по кровавым провалам глазниц, Малак лишился ещё и зрения.     Сперва я даже обрадовался. Потом понял, что для Одарённого такого уровня слепота не станет большой помехой.     Тёмный владыка издал несколько негодующих звуков, затем протянул руку к бесполезной теперь пластине и сорвал её с креплений. Открылись осколки верхних зубов, нёбо, беззащитная изувеченная плоть развороченного горла…     – Ты действительно думал остановить меня этим, Реван? – прорычал вмонтированный в позвоночник динамик, в такт словам пульсируя багровым светом.     – Скажи спасибо, что я по-большому не сходил! – машинально отозвался я.     Без пластины голос у Малака оказался значительно чище, скрежет ушёл, уступив место механически-чёткой артикуляции. Мне парадоксальным образом полегчало.     – Очень скоро «Левиафан» причалит к Звёздной Кузне, – продолжал Малак. – Там, в средоточии Тёмной Стороны, моё могущество восстановится и не будет иметь предела!     – Значит, мне придётся остановить тебя прежде! – пафосно ответил я, понимая, что, видимо, и в самом деле придётся.     И мы, как в дурном сне, где приходится множество раз переживать одни и те же события, двинулись навстречу друг другу.     И даже успели достать и включить мечи.     И даже скрестить их.     А затем «Левиафан» встряхнуло так сильно, что нам обоим пришлось схватиться за первые попавшиеся куски металла, приваренные к его обшивке. Я повернулся: диск Лехона разворачивался под нами с угрожающей быстротой. Корабль рыскал по курсу, описывая носом нестабильные окружности. Не знаю, как линкор выдерживал такие чудовищные динамические нагрузки, но его корпус дрожал так, что у меня клацали зубы, а из носа опять начала сочиться кровь.     Сомнений не было: «Левиафан» попал под действие защитного поля Храма и входил в атмосферу планеты. В тот момент я понятия не имел, почему такое стало возможно: ведь флагман Малака не мог не иметь кодов доступа для свободного прохода к Кузне.     – Мы падаем! – закричал я, поворачиваясь к ситху. – Корабль падает на планету!     Вместо ответа он опять замахнулся мечом.     – Мы погибнем, идиот! – крикнул я, парируя удар. – Сгорим в атмосфере!     Тщетно. Малак продолжал свою войну.     Не знаю, на что он рассчитывал. Может быть, лишившись глаз, просто не желал видеть происходящего. Может быть, готовился погибнуть, но забрать меня с собой.     Так или иначе, вернуться в корабль я уже не мог: приходилось не только отбиваться от настойчивого и безумного врага, но и удерживать себя на поверхности корпуса. «Левиафан» трясло так, что я всерьёз опасался сорваться с обшивки. Кисть руки пришлось просунуть между прутьев фазовой решётки, а ногами обвить основание антенны. Малак удерживал себя примерно так же, но на его стороне было преимущество в росте и длине клинка: он атаковал меня почти без опаски получить ответный удар.     Я устал так, как не уставал никогда в жизни. Невозможно осознать подобную усталость, пока не испытаешь её сам. Не знаю, что придавало мне сил. Наверное, единожды сдавшись там, в сером тумане сна, я утратил способность сдаваться.     К счастью, атаки ситха быстро перестали быть точными, и понемногу утрачивали силу. Малаку тоже приходилось несладко, корабль трясло всё жёстче.     Мне казалось, что в далёкой-далёкой галактике техника не должна испытывать проблемы, свойственной земным кораблям: нагрев при входе в атмосферу. По крайней мере, не помню, чтобы «Варяг» хоть раз столкнулся с чем-то подобным. Но очень скоро я понял, что с «Левиафаном» что-то не так.     Он не нырял в атмосферу, а падал как бы плашмя. Курс громадного корабля стабилизировался, рысканье прекратилось, гул двигателей сделался глуше и надсадней. С задней поверхности надстройки не был виден нос, догадываться о происходящем можно было только по отблескам пожара, медленно разгоравшегося на нижней полусфере.     Теперь я невооружённым глазом наблюдал явление, которое на Земле не удавалось увидеть вживую даже космонавтам!     Космический корабль «по роду службы» обладает огромной кинетической и потенциальной энергией. С этой точки зрения даже такой крошечный агрегат, как посадочная капсула «Союза», можно сравнить с разогнанным до предельной скорости тридцативагонным товарным поездом.     Возьмите паузу: сравните «Союз» с «Левиафаном».     И при посадке эту энергию надо как-то израсходовать.     Можно внутрь – тогда корабль расплавится, а его содержимое сгорит.     Можно наружу… да, лучше, конечно, наружу.     Проблема в том, что молекулы воздуха, которых полным-полно даже в самых верхних, разреженных слоях атмосферы, ударяются о поверхность корпуса, отскакивают в направлении движения корабля, ударяются о другие молекулы и передают им свою скорость. Перед машиной возникает подушка перегретого газа.     Когда я говорю «перегретого», я имею в виду «раскалённого и очень плотно сжатого». Как при взрыве. Фактически, падающий на планету корабль гонит перед собой настоящую ударную волну.     Когда газ входит во вкус и разогревается по-настоящему, с атомов начинает «сдувать» электроны. И газ превращается в плазму, что ещё менее забавно.     Потому что сидеть верхом на горящем космическом корабле – это было страшно до одури. Даже если не брать в расчёт, что корабль падал на планету, а рядом пытался достать меня мечом бесноватый Тёмный владыка. И то, что Малак намеревался сгореть вместе со мной, утешало довольно слабо.     Хотя всё-таки немножко утешало.     Я вцепился в антенну, отбивал атаку за атакой и думал, почему же «Левиафан» не в полной мере задействует свои посадочные системы. Технологии далёкой-далёкой галактики земным конструкторам и не снились, здешние щиты рассеивали энергию трения о воздух каким-то неизвестным мне, но крайне эффективным способом. Вряд ли командование линкора, кто бы там его ни принял после выхода из строя адмирала Караса, мечтало погубить корабль так глупо.     Значит, «Левиафан» искалечен защитным полем Кузни слишком сильно, чтобы уцелеть при аварийной посадке. И все мои отчаянные потуги выжить заведомо лишены смысла.     От этой мысли я начал работать клинком ещё усерднее, чисто назло воле Силы. Малак, впрочем, и сам выдохся, теперь наша дуэль всё больше начинала напоминать потешную драку резиновыми колотушками в ЦПКиО имени Щербакова.     Рукотворный восход разгорался под кораблём. Свечение раскалённого воздуха становилось нестерпимым. Я смутно надеялся, что широкий корпус укроет меня от плазмы, но надежды оказались напрасными: Лехон приближался, языки густого пламени охватывали «Левиафан», лизали корму, тянулись к надстройке.     Линкор вдруг перестал дрожать. Я бросил быстрый взгляд вниз: кипящая лава атмосферы полностью скрыла корму и дорсальную структуру. Мы тонули, рубка медленно погружалась в огненное море.     Становилось трудно дышать, пот заливал глаза. Я чувствовал жар… но только в своём воображении. Как ни странно, никакого по-настоящему физического дискомфорта пока не ощущалось. Малак, судя по всему, страдал тоже не больше обычного.     А я так надеялся увидеть, как Тёмный лорд, подобно вампиру, сгорает и рассыпается чёрным масляным пеплом… но нет: наша дуэль, торжество сюрреализма над реальностью, продолжалась. Устало гудели клинки, вяло ярилась Сила. Мы оба никак не могли отцепиться от своих «якорей», поэтому поединок уверенно перешёл в стадию траншейного тупика.     Через четверть часа первые языки огня коснулись моих сапог.     Спустя ещё несколько томительных минут я начал тонуть.     Не в фигуральном «океане огня». В обшивке.     «Левифан» плавился, металл становился текучим. Я по-прежнему не чувствовал жара. Малак, собака, тоже.     Когда я почувствовал, что погрузился в металл примерно по щиколотку, фазовая решётка, мой «якорь», уступила температуре. В ладони остался бесполезный обломок раскалённой арматуры. Я швырнул им в Малака, слепой ситх легко отразил бросок.     Его антенна тоже расплавилась. Теперь мы оба держались за счёт того, что буквально вросли ногами в обшивку, буря раскалённого воздуха уже не могла выкорчевать нас. Огонь охватил мои ноги по колени, я тонул в этой лаве, содрогаясь от нутряного ужаса, восторга и осознания собственной сверхъестественной неуязвимости. Бёдра, живот, грудь… я плескался в безграничном океане огня, погружал в него ладони, наклонялся и пытался вдохнуть.     Инфернальное пламя рвалось всё выше и очень скоро поглотило нас с головой. Мир вокруг скрылся в переплетении алого, багрового, пурпурного, кумачового, рыжего, рубинового и всех прочих вариантов, оттенков, тонов и полутонов красного цвета. Я с удивлением обнаружил, что прекрасно обхожусь без зрения: Её Величество Сила помогала отражать удары врага, впрочем, редкие теперь.     Думаю, постороннему наблюдателю это могло показаться даже красивым: две объятых пламенем фигуры посреди озера расплавленного металла, огненные росчерки световых мечей, безмолвная и яростная битва хтонических богов… И ведь не поверит же никто!     Я чувствовал, как неравномерными толчками приливает к голове кровь. Корабль снова трясло, плазменные смерчи клубились подмышками и между ног, вихри пламени оборачивались вокруг головы, как диковинные тюрбаны. Мир превратился в кроваво-алую контурную карту, наблюдаемую лишь в Силе. Входя в плотные слои атмосферы, «Левиафан» снова утратил устойчивость и начал вращаться вокруг своей вентральной оси. Огненный шторм волнами гулял по обшивке, мы держались лишь потому, что завязли в тягучем металле, как мухи в смоле.     Затем как-то легко и быстро, буквально в один момент, пламя схлынуло и исчезло. Я чувствовал себя совершенно целым и невредимым, ну, если не считать травм, полученных прежде. Лимит удивления был выбран настолько основательно, что даже радоваться не хотелось: мол, подумаешь, экстремальный Тутаминис – дело-то житейское.     «Левиафан» замедлял вращение: то ли команда сумела справиться с неполадками, то ли корабль, сбрасывая скорость, перевёл избыток энергии в излучение и нагрев воздуха, получив возможность хоть как-то управлять стабилизаторами.     Кое-где ещё светились, остывая, особо пострадавшие элементы конструкции, но в целом корпус выглядел прилизанным, как причёска стиляги. Жар сгладил выступы, фермы антенн и технологические сооружения, затянул впадины… включая пресловутую дыру в обшивке. Думаю, чулан и соседние помещения выгорели дотла.     Я поневоле вспомнил невезучую офицершу – донора формы для Бастилы. Погибла? Успела развязаться и сбежать? Теперь это не имело значения: несмотря на явные потуги восстановить управляемость, корабль всё равно падал на Лехон.     Я задрал голову… и оказалось, что смотрю вниз: сейчас линкор тонул в атмосфере кверху брюхом, как гигантская измождённая рыбина. Взгляду открылась синева океана с огромным островом прямо под нами, тёмная зелень джунглей, жёлтый песок пляжей… Казалось, я могу видеть мельчайшие детали. После миллиона оттенков красного разнообразие цветов стало истинной отрадой для глаз.     «Жаль, Малак ослеп: такую живопись не увидит!…», подумал я.     И тут же спохватился.     И очень вовремя.     Потому что Малак, очевидно, уловил шевеление моей мысли, немедленно спохватился тоже и опять попытался атаковать. Я с лёгкостью отразил всё ещё сильные, но беспорядочные удары.     Самая длинная и нелепая дуэль в истории этого мира шла своим чередом.     Полагаю, Тёмный лорд представлял себе последнюю битву несколько иначе. Хотя мне-то грех смеяться: я вообще собирался обойтись без неё. И, будем честны, попадись непокоцанному Малаку – там бы и лёг. Мне очень, очень повезло, что Бастила одолжила мне свою Силу, что ситх решил выпендриться, предлагая поединок вдали от своих «консервированных» джедаев… Что он встретился с лифтом… затем с мочой… затем всё горело и плавилось… а теперь…     А теперь мы падали на Лехон.     Падение утратило свой безнадёжно-истерический характер, корабль стремился к поверхности почти степенно, медленно проворачиваясь вокруг своей оси. И всё же было ясно, что это не плановая посадка, а именно крушение.     Я отбивал вялые атаки Тёмного лорда и крутил головой, пытаясь угадать, куда мы в конце концов шлёпнемся. Последним, что удалось мне заметить прежде, чем край корпуса закрыл остров, была стоящая на холме высокая пирамидальная конструкция: Храм Древних.78.

     Рассуждения о кинетических, потенциальных и всяких прочих энергиях исключительно уместны в уютной тиши кабинетов. Сядешь в глубокое кресло перед открытым окном, скрестишь ноги, раскуришь трубочку душистого табачку!… Торопиться некуда, целый день впереди.     А мне сегодня было некогда пускать колечки.     Изувеченный линкор доживал последние мгновения в последнем полёте. Планета неслась навстречу со скоростью…     Хотя по космическим меркам скорость была не так уж велика. Я, понятное дело, не мог оценить её в км/ч, но, думаю, не быстрее падающего земного самолёта.     Странно: раньше я и на скутере лишний раз гонять опасался, а теперь поездочку в один конец верхом на звездолёте воспринимал как нечто почти естественное и не такое уж страшное. Не стану врать, будто почувствовал себя бессмертным и неуязвимым, нет. Но, понимаете, довольно сложно не впасть в грех гордыни после того, как переживёшь вакуум, гипер, вхождение в плотные слои атмосферы и поединок с сильнейшим форсером современности. Сейчас мне приходило в голову, что, наверное, даже сама дуэль была бессмысленна: совсем не факт, что мне мог повредить меч Малака, вряд ли температура клинка превосходила жар огненного шторма.     Тёмный лорд, как и я, по щиколотку застрял в остывающей обшивке. Атаковать он больше не пытался, лишь размахивал мечом и строил угрожающие рожи. В отсутствие челюсти выглядело это странно, а если забыть про боевые возможности калеки, даже слегка комично. Синтезатор речи периодически моргал багровым, но звука я разобрать не мог: вокруг по-прежнему грохотал ураганный ветер.     Мне стало жалко Малака. Я показал ему язык, дождался долгой серии гневных всполохов и отвернулся. Сила хранила меня: внезапный удар я не пропустил бы.     Поверхность была совсем рядом. «Левиафан», поворачиваясь вокруг оси, в очередной раз вынес нас наверх. Корабль опять начало трясти, зажатые в тиски остывшего металла ноги дёргало так, словно шестисотметровый великан собирался выдернуть их из суставов. Я как мог пытался компенсировать рывки, с переменным успехом предугадывая их направление.     Делать это было сложно, с каждой секундой падения всё сложней. Именно необходимость уделять всё внимание удержанию равновесия и помогла мне не испытать особого страха, когда «Левиафан» наконец соприкоснулся с землёй.     Точнее, с Лехоном.     Ещё точнее – с куполом Храма Древних.     А совсем точно… я мог только предполагать, с чем он там соприкоснулся.     Гигантская машина обладает гигантской инерцией. Это означает, что даже при столкновении с планетой мгновенно остановиться «Левиафан» не мог. Несмотря на всю свою жёсткость, все свои силовые поля, алустил и гравикомпенсаторы, он начал сминаться. Ну, примерно как наполненный водой воздушный шарик, «капитошка», сброшенный с двенадцатого этажа. С поправкой на масштабы, ясное дело.     Вот только шарик превращается в лепёшку почти мгновенно, и со стороны это выглядит как маленький, но взрыв. А «Левиафан», благодаря всем своим силовым полям, алустилу и гравикомпенсаторам, сминался несколько медленней. И поэтому я не растворился во вспышке, мощь которой, по идее, должна была превышать силу любого ядерного взрыва на Земле.     Нет. Всё прошло намного банальнее.     Момент столкновения я почувствовал более Силой, чем организмом. Бац! Приплыли. Даже звука удара услышать не удалось. Сперва обшивка пошла волнами, затем меня выдернуло из сапог и понесло куда-то в даль светлую.     Там, в оказавшейся очень близкой светлой дали, я и потерял сознание.     …Невыносимо ныли сломанные рёбра. Я лежал на спине и смотрел в низкий потолок гробницы.     Не клубился серый туман, не гудели световые мечи, никто не пытался заглянуть мне в лицо. Знакомый мир гробницы был совершенно пуст.     Я кое-как перевернулся на живот, с трудом и кряхтением поднялся на колени, затем встал во весь рост. Огляделся по сторонам.     И не смог понять, что же здесь так сильно впечатляло меня прежде. «Гробница» – только звучит грозно и внушительно. Сейчас, когда туман окончательно рассеялся, гробница выглядела именно так, как ей и полагалось: небольшой, печальной, пыльной комнаткой с косыми серыми стенами. В дальней слабым тонким контуром светилась дверь. Я проверил оружие, отряхнул плащ и направился к выходу.     Магия сна навсегда покинула это место: шаги звучали глухо и поверхностно, словно я шёл босиком по сухому песку. Идти было немного больно, ноги казались отсиженными, как после долгого чтения в туалете.     «Бастила!…», подумал я, как думал теперь в любой затруднительной ситуации.     Но ни Бастила, ни кто-либо ещё не мог проникнуть сюда. Мне предстояло найти выход самостоятельно.     Когда до выхода оставалось не больше пары шагов, дверь распахнулась. В лицо ударил слепяще-яркий белый свет.     …Я лежал… нет, не на спине.     А ничком. Лицом в какой-то жёлтой грязи. Во рту бултыхался мутный привкус горелого металла. Болела голова, болели рёбра, остро болели ноги. Воздух врывался в лёгкие, неся с собой безошибочную вонь пожара.     Я приподнялся на руках и застонал: ноги ниже колен словно ржавой пилой полоснуло. Кое-как, сдерживая проклятия, удалось перевернуться.     Обе ступни были босы и выглядели распухшими, щиколотки вывернуты под причудливыми углами. Пальцев ног я не чувствовал, зато чувствовал всё остальное. Это радовало, потому что означало, что позвоночник был в порядке.     Первым делом я убедился в работоспособности светового меча, затем как мог осмотрелся.     Пейзаж выглядел вполне апокалиптичненько, хотя описать его точно я затруднился бы: это была мешанина всего на свете. Груды исковерканного металла, грязь всех оттенков грязи, какие-то гнутые балки, скукожившиеся от жара листы пластика, обломки громадных пермакритовых колонн… Вокруг меня высились исковерканные дырявые стены, образуя абстракционистское подобие глубокого колодца. Узкое небо было затянуто дымом пожаров, в воздухе висели мелкие хлопья копоти и пыль.     Если честно, окружающее впечатляло не слишком сильно: после шизофренического калейдоскопа гиперпространства и путешествия сквозь огненный шторм меня было сложно удивить подобной картиной.     Картина была кошмарна, но логична. А грань логики я давно переступил, причём не очень-то и заметив.     Пожары полыхали достаточно далеко, чтобы не мешать джедайской медитации. Моросил мелкий дождь, который в иных обстоятельствах мог показаться противным. Я некоторое время ловил губами редкие капли, затем подвернул полы плаща, устроился поудобнее и погрузился в медитацию.     Ждать спасения пришлось не слишком долго.     Вернее, это только «ждать» не пришлось, а вот «спасение» задерживалось: меня нашли штурмовики.     Сперва я услышал далёкие, искажённые шумом огня и вокодерами голоса, лязг металла, скрежет раздвигаемых обломков. Очень скоро сквозь дым стали видны резкие контуры тёмно-серой ситхской брони. Надежда на появление солдат Республики умерла, практически не родившись.     Я стиснул зубы и, превозмогая боль в сломанных ногах, кое-как отполз к уцелевшему фрагменту каменной стены. Прислонился к ней спиной, вытащил меч и приготовился к очередному последнему бою. По здравом размышлении спрятал меч в рукав: выхватить всегда успеется, а так оставалась возможность уболтать штурмовиков, притворившись одним из ситхов.     Но то ли народ в поисковом отряде подобрался грамотный, то ли внешность моя наконец примелькалась… Увидав меня, выходившие из пролома в дальней стене штурмовики мгновенно разбежались в стороны, охватывая дно колодца с трёх сторон, и наставили на меня стволы бластеров.     Бластеры выглядели скорострельными. Штурмовики выглядели потрёпанными, но решительными. Никто из бойцов не встал в полный рост, каждый занял позицию за одной из деталей пейзажа. Очевидно, на этот раз я всё-таки столкнулся с настоящим «противоджедайным» спецназом.     – Не двигаться! – качая исцарапанным шлемом, крикнул штурмовик, занявший позицию чуть позади остальных.     – Идиоты, помогите мне встать! – заорал я, пытаясь звучать максимально надменно. Вместо грозного крика изо рта вырвался только какой-то сиплый клёкот.     – Не двигаться! – повторил командир, затем вокодер щёлкнул и замолчал.     Некоторое время прошло в тишине, нарушаемой только треском огня и приближающимся откуда-то издалека смутным гулом. Я смотрел на ситхов, ситхи целились в меня и, вероятно, обменивались неслышимыми репликами, идентифицируя мишень. Очень скоро я вспомнил, что там, где бесполезны глаза, может пригодиться Сила. Но прежде, чем удалось сосредоточиться и потянуться к разуму командира, штурмовики синхронно и как-то очень неприятно закостенели, и вдруг…     – Осторожно, – сказал я, – сейчас вылетит птичка.     Далёкий звук сделался визглив, грозен и совсем близок. Пролом в стене дрогнул, рассыпаясь дождём пермакритовых, металлических, пластиковых обломков.     В узкое пространство колодца вдвинулся тупой нос «Варяга».     Фальшпанели, установленные ещё Сувамом, отвалились, камуфляжная краска облупилась и осыпалась. Родной наш кораблик сейчас выглядел очень крепко измочаленным, но по-прежнему стойким, как оловянный солдатик, бодрым, и даже каким-то наглым.     А главное – спасительным он выглядел.     Установленные по бортам подвесные турели развернулись, хищно дрожа спаренными орудиями. В левой сидел Заалбар, в правой – Миссия Вао. Штурмовики оценили новую угрозу, забыли про обессиленного меня и кинулись в стороны, как тараканы на общажной кухне. Твилекка помахала мне рукой, сладострастно оскалилась и вцепилась в рукояти управления огнём.     Помню, в тот момент я даже не задумался о собственной безопасности. Так и сидел у стены, блаженно улыбаясь, когда ребята открыли огонь.     Ураган турболазерных болтов пронёсся по стенам колодца, окончательно разнося их в труху. Первые очереди Заалбар с Миссией явно взяли повыше: опасались зацепить меня. Штурмовики залегли где успели, кое-кто даже пытался отстреливаться: бессмысленный героизм. Ребята постепенно переносили огонь ниже, весело и аккуратно выжигая ситхскую заразу. Я прикрыл лицо от осколков рукавами плаща.     Через пару минут всё было кончено. Узкий колодец превратился в широченную, заваленную строительным мусором воронку. Штурмовики превратились… штурмовики испарились.     Когда осела пыль, я увидел, что «Варяг» медленно опускается ко мне. Вблизи кораблик казался даже более потрёпанным, чем показалось мне в первый момент. Через транспаристил кабины было видно, как сосредоточенно орудует за пилотским пультом Карт Онаси. Он поднял голову лишь на секунду, чтобы поприветствовать меня коротким кивком. Я не обиделся: такая посадка требовала высокого мастерства и концентрации внимания.     Рампа дрогнула и пошла вниз. На аппарели, держась рукой за скобу, стоял Джоли Биндо с ярко-зелёным клинком в руке. Рядом с джедаем подпрыгивала какая-то любопытная и бесстрашная гизка.     – Да ты везунчик! – бодро крикнул старикан, выключая меч. – А я уж было начал волноваться, хе-хе.     – Не совсем, Джоли! – прохрипел я в ответ, указывая на распухшие босые ноги.     – Молодёжь, молодёжь!… Потерпи, Мак, я сейчас.     – Стой, Биндо! – закричал я, размахивая руками. – Не прыгай, ты же старый пердун!… Спешить некуда.     Он меня не услышал, но понял. Прыгать не стал, только кивнул и ушёл вглубь шлюза.     «Варяг» раскинул опоры и тяжело уселся в горелую грязь. Я с умиротворённой полуулыбкой смотрел, как с аппарели спрыгивают Заалбар, Миссия, Кандерус Ордо… Они бежали ко мне, что-то спрашивали, девчонка прыгала от радости и пыталась гладить по голове. По грязной земле прыгали две или три гизки, немедленно выбравшихся из «Варяга» на волю. Забавные зверушки казались мне сейчас символом чего-то до невозможности родного, вроде Паштета. Заалбар взял меня на руки, как младенца, я взвыл от боли и запаха псины, огромный вуки сразу всё понял и подхватил меня подмышки, так, чтобы переломанные ноги ничего не касались.     – Скорее, Большой Зэ, в лазарет, в лазарет… – бормотала твилекка, прыгая рядом. – А, Мак? Ты видел, как мы их? Бах, бах!… Осторожней, Зэ, у него же обе ноги сломаны!     – Не суетись ты, гизка, – на самом краю сознания слышал я непривычно добродушный голос Кандеруса. – Джоли пошёл за колто, с Маком всё будет нормально. Если, конечно, ты…     Договорить он не успел. До гостеприимной аппарели оставалось всего несколько шагов, когда по воронке пронёсся вихрь Силы такой мощи, что у меня зашевелились волосы даже в носу.     «Варяг» качнуло, приподняло в воздух и, как детскую игрушку, отшвырнуло в сторону.79.

     Я смотрел на Малака и удивительно остро, до самых печёнок понимал смысл поговорки «краше в гроб кладут». Тёмный лорд и раньше отличался, скажем так, своеобразным обаянием, но теперь…     Он обгорел. Сильно и почти весь. Комбинезон выше пояса отсутствовал полностью, как у Дарта Сиона, кожа висела безобразными копчёными лоскутами. Пояс и некое подобие штанов на Малаке ещё оставались, но было видно, что ткань обуглилась и вросла в плоть.     Последние фаланги почти на всех пальцах отсутствовали, но Тёмный владыка крепко сжимал рукоять меча горелыми пеньками, из которых кое-где контрастно торчали белые обломки костей.     Я до последнего не решался поднять взгляд на лицо врага, но всё же заставил себя.     Оно превратилось в обугленную копотно-чёрную маску, почти гладкую, как обшивка «Левиафана» после огненного шторма. Ни глаз, ни носа, ни зубов – ничего не осталось. Синтезатор речи заплыл горелым мясом гортани и равномерно пульсировал багровым: слепой Владыка ситхов, сам того не осознавая, постоянно кричал от боли.     Только сейчас я понял, что и сам раскрыл рот, непроизвольно и безмолвно подражая чужому крику.     За моей спиной гулко выдохнул Заалбар. Запах псины усилился.     – Не отпускай! – просипел я ему, лихорадочно нащупывая меч в рукаве. – Держи меня… Да, подмышки держи! И поворачивай, понял? Всё время лицом к нему.     Имела место надежда, что, если Малаку досталось никак не меньше, чем мне, то… Допустим, можно попробовать…     Малак шагнул к нам, ударом ноги отшвыривая с дороги зазевавшуюся гизку.     В тот же миг опомнившийся Кандерус сорвал с плеча бластер и, выступая вперёд, открыл огонь. Он успел сделать всего два выстрела. Первый болт владыка ситхов отразил взмахом меча. Второй ушёл высоко вверх: Малак протянул головешку-руку и Силой выхватил у мандалорца оружие.     Вернее, не совсем выхватил.     Кандерус носил свой тяжёлый бластер на портупее из двух широких ремней, перекинутых через плечи. Малак тянул оружие – оружие тянуло хозяина. Мандалорца рвануло так, что я почувствовал его потрясение через Силу. Затем импульс боли стих: придушенный сбруей Ордо потерял сознание.     Тёмный лорд подтянул к себе систему «человек-оружие», приподнял и отшвырнул в сторону. Ну да, он только что проделал подобный фокус с немаленькой космической яхтой, что ему центнер-другой… Малак горел заживо, ослеп, невыносимо страдал – для Тёмной Стороны лучше топлива не найдёшь.     Кандерус пролетел метров пять, ударился об острый край разрушенной пермакритовой колонны и безвольно стёк на землю. До пролома в стене, за которым бушевали языки пламени, мандалорцу оставалось совсем чуть. Повезло.     Державший меня Заалбар непроизвольно отступил на шаг назад.     – Стой спокойно, – прошипел я, хотя так и подмывало протрубить ретираду. – Спокойно стой! И держи меня. Повыше!     Отважный вуки тоскливо провыл уверения в готовности стоять до конца. А я лихорадочно прикидывал возможность адаптировать свою технику к новым обстоятельствам.     Вон, Дарт Вейдер после Мустафара даже двигался с трудом, и ничего, как-то приспособился, выработал уникальный стиль… А Малак тоже обгорел… не ситхи, а сплошь дрова какие-то… Раньше он, помнится, звездолётами не разбрасывался… да нет, ерунда, я же сам Одарённый: меня так не швырнёшь… Тёмная Сторона, Тёмная Сторона… нас и здесь неплохо кормят. Ну и что, что Тёмная Сторона? Ярость яростью, боль болью, а физику-то никуда не денешь, физика у тебя, дружок, покоцана так, что двигаешься с трудом, я же вижу… Нет, шалишь, ещё повоюем! Нам бы с Заалбаром день простоять, да ночь… и с Миссией тоже, конечно…     Где Миссия?!     Маленькая твилекка, разумеется, от драки не бежала. Она бежала к Малаку, старательно постреливая из ручного пистолетика. Маломощная гражданская пукалка плевалась вялыми гражданскими болтами. Некоторые даже попадали: на злодейски-чёрной коже Тёмного лорда вспыхивали пепельные искры новых ожогов. На груди, животе… вот на левом плече…     Малак не реагировал: думаю, он уже утратил способность ощущать такую мимолётную боль. Он двигался навстречу Миссии, и, оказавшись на расстоянии удара, взмахнул мечом.     Твилекка взвизгнула и отшатнулась. Клинок должен был отсечь ей кисть руки, но вместо этого перерубил бластер, лишь самую малость не дотянувшись до пальцев. Миссия запустила во врага остатком окончательно бесполезного теперь пистолетика.     Малак неторопливо вернул меч на пояс, протянул руку и схватил девчонку за лекки. Она закричала, пронзительно и беспомощно, когда Тёмный лорд оторвал её от земли. Мне оставалось лишь представлять, насколько болезненно это для её вида. Представлять – и чувствовать мучения твилекки через Силу.     Всё смешалось в моих ощущениях: боль Миссии, отчаяние Заалбара, ярость Владыки ситхов…     – Малак! – закричал я, не зная, что делать дальше. – Теперь ты воюешь с детьми? Я думал, тебе нужна мантия Тёмного владыки, так приди и возьми её!     Он согнул в локте вытянутую чёрную руку, приблизил лицо твилекки к своим незрячим глазницам и на мгновение застыл. Девчонка, извиваясь от боли и ненависти, царапала ногтями по животу врага. Конечно, безо всякого эффекта.     Насмотревшись и сделав какие-то неизвестные мне выводы, Малак одним мощным движением отбросил вопящую твилекку к Кандерусу. Миссия упала на по-прежнему бесчувственного мандалорца, но, кажется, сознания не лишилась.     Проверять её состояние мне было не с руки, потому что Малак повернул ко мне угольную пустыню лица, приподнял голову и сказал…     – Бу-бу-бу! – сказал Малак. – Бу, Бу Бу-бу. Бу-бу-бу бу, бу бу, бу-бу бу-бу-бу!     – Чего?… – сказал я, потрясённо понимая, что синтезатор речи Малака то ли разбит, то ли слишком сильно подгорел.     – Бу Бу-бу! – ответил Малак, надменно задирая голову. – Бу-у-бу, бу бу-бу.     Вероятно, чувствуя, что звучит несколько неубедительно, Малак поднял руку, указывая на меня головёшкой пальца, и добавил:     – Бу-бу-у, бу!     – Впечатляет, – сказал я. – И вообще, интересное предложение. Я тоже считаю, что наши противоречия вполне можно разрешить без…     Тёмный лорд шагнул ко мне таким решительным и агрессивным движением, что в предстоящем способе разрешения противоречий сомневаться не приходилось. Заалбар напрягся, я напрягся… и сразу расслабился: нет страстей – есть безмятежность.     Малак медленным, страшным, неотвратимым жестом протянул руку к поясу. Сейчас он возьмёт меч, активирует клинок, мы сойдёмся в по-настоящему последней схватке…     Малак схватился за пояс. Ещё схватился. И снова схватился…     Меча на поясе не было!     – Ищешь это? – донёсся до моих ушей тонкий голосок, и мы с Малаком синхронно повернулись на звук.     На краю пролома, эффектно кривляясь на фоне разгорающегося пожара, лыбилась Миссия Вао. Одной рукой она уцепилась за колонну, а в высоко поднятой другой держала световой меч Малака. Характерную форму рукояти даже с такого расстояния спутать было невозможно.     – Что, съел, урод? – обидным голосом закричала девчонка. – А вот не будешь… А вот будешь знать! Пока ты там меня за лекки, ага! А я раз – это, знаешь ли, не на ту напал, урод!… Вот я сейчас тебя, знаешь ли…     И она перехватила рукоять таким жестом, словно собиралась активировать оружие. Малак протянул ладонь к твилекке…     – Миссия, бросай меч! – заорал я, прозревая замысел Тёмного лорда.     – Что, Мак? Нет… ну, нет же?!.     Малак тянулся к девчонке, он собирался вернуть себе оружие, он концентрировал Силу…     – Бросай! – завопил я ещё надрывней. – В огонь, в провал, ну! БРОСАЙ!     Миссия крутанулась на пятках, свесилась над провалом и швырнула рукоять в огонь. Над полем битвы пронёсся исполненный чудовищной злобы вой Малака. Рывок Силы превратился в Толчок. Девочку, как пушинку, смело с обрыва.     А я стоял на коленях и не мог дышать от боли. Нет, не потому, что почувствовал смерть твилекки: жива она была, жива. Успела за что-то там ухватиться и теперь с визгом болталась над той самой пропастью, куда только что отправила меч Малака.     Мне было больно, потому что Заалбар, услышав Силовой приказ «БРОСАЙ!», непроизвольно его выполнил. Ноги мои подломились, как сдутые воздушные шарики, острые края исковерканных костей прорвали мясо, мучительная волна взметнулась вверх по нервам… Теперь я, зажимая руками сведённый от невыносимой боли живот, кое-как балансировал на коленях, а осознавший свою вину Заалбар метался между командиром и подругой, не зная, к кому спешить на помощь.     – Иди!… – прошипел я сквозь зубы. – К Миссии… спасай девчонку!     Я чувствовал, что твилекка держится из последних сил. Чёрт с ним, со мной… не пропаду. Малак всё равно теперь без оружия.     Когда-то я собирался откусить ему нос, мол, слишком сильного врага следует побеждать по частям. Смешно: ведь примерно так и вышло. Я юлил, прятался, убегал – и на каждом шаге «откусывал» от Малака по кусочку его силы.     Ну же, Мак! Ты в этой игре главный герой, осталось одно, последнее усилие!     «Как едят слона?…»     Я сосредоточился, как мог отогнал слепящую боль, вытряхнул из рукава меч и приготовился встретить врага. Кажется, Тёмный владыка успел опомниться. С мечом или без, зрячий или слепой – он оставался опаснейшим хищником.     Балансируя на коленях, я снизу вверх смотрел, как приближается чёрный страшный человек. Мой собственный световой меч казался теперь бесполезной игрушкой, почти как пистолетик Миссии. Обгорелое тело Малака не боялось бластерных болтов – что, если и плазменный клинок окажется не в силах его разрубить?… Я ведь даже с кристаллами этими дурацкими, усилителями меча, так и не разобрался, поленился, идиот. Попробовать Толчок Силы, попытаться стряхнуть Малака в пропасть? Куда мне сейчас… я еле на ногах держусь, ещё одного болевого шока не выдержу. Да и он далеко не дурак, чтобы попасться на такой очевидный трюк.     Тёмный лорд был совсем рядом.     Я поднял оружие, потянулся дрожащим пальцем к кнопке активации…     Малак взмахнул ладонью. Рукоять меча выскользнула у меня из рук, как перелётная птица. Ситх поймал её спокойным небрежным жестом.     – Бу, Бу Бу-бу? – насмешливо проскрежетал Малак. – Бу бу бу… Бу-бу!     Сам не знаю, что со мной произошло. Видимо, перегретый злоключениями мозг так быстро перебирал варианты, что случайно нашёл верное решение.     Я вспомнил Татуин. И потянулся к мечу Силой, схватил его и рванул в свою сторону. Малак предвосхитил мой порыв, вцепился в оружие обеими руками и потянул к себе, к самому центру живота, естественным жестом человека, не желающего расставаться с дорогой игрушкой.     И тогда я сжал невидимую ладонь Силы.     Кнопка активации клинка сработала.     Алый огненный шампур вырвался на волю, пронзая Малака насквозь.     – К-х-х… – прохрипел ситх. – Бу-бу-бу… к-х-х…     – Ну же, падай! – закричал я шёпотом. – Падай, ну?!.     Но он не падал. Так и стоял, удерживая обугленными ладонями включённый меч, всё сильнее и сильнее сжимая рукоять, пока она не заскрипела под этим чудовищным напором.     А затем металл корпуса лопнул, начинка рукояти искрошилась, и клинок погас.     Малак разжал ладони, высыпая на землю обломки меча.     Поднял голову так, словно ему было чем посмотреть прямо мне в глаза.     И опять шагнул вперёд. В животе Тёмного лорда зияла дыра, сквозь которую были видны языки пламени.     Из оружия у меня оставались только зубы. У Малака… двухметровый монстр сам по себе был оружием. Он сделал шаг, ещё один. Движение давалось ему с трудом.     – Падай, – сказал я.     Он шёл упрямо и неотвратимо, вколачивая ноги, как сваи, в пепел и грязь. Я смотрел на приближение смерти и испытывал парадоксальное уважение к неспособности сдаться. Уважение… и зависть, что ли? Да нет, чему тут завидовать…     Только теперь я понял, почему правоверные Светлые, даже одолевая врага, иногда вдруг ломаются и переходят на Тёмную Сторону.     Эта мысль оказалась на диво освежающей. Собственная боль забылась, я так и стоял на коленях, поэтому из чистого упрямства наклонился вперёд, словно и в самом деле хотел этого столкновения.     Мы сражались за судьбу галактики. А внешне это почти ничем не отличалось от драки двух калек за сытное место на паперти. Отброшены костыли и тележки, сорваны накладные язвы, выпучены глаза, сжаты в кулаки корявые пальцы…     Малак был уже совсем близко. Его штормило на каждом шаге, обрывки горелой кожи опадали с тела, обнажая ослизлые комья мускулов.     – Падай, ну! – сказал я. – Падай…     – Бу Бу-бу! – воздевая обугленную руку и раскачиваясь на ходу, презрительно проскрежетал Тёмный лорд. – Бу-у, бу-бу-бу-бу-бу!…     – Падай, падай, падай! – заорал я, не зная, как ответить на оскорбление, не унижая себя самого. – ПАДАЙ!…     Чёрный ситх сжал кулак для удара, поднял ногу…     Раздался душераздирающий писк.     Из-под ног Тёмного лорда выпорскнула придавленная гизка… встрепенулась, отряхнулась… обиженно вереща, поскакала куда-то в мешанину грязных обломков…     А я смотрел, как летит на землю поскользнувшийся Малак.     Падал он, как небоскрёб, неторопливо, степенно, веско. Даже руки, чтобы смягчить удар, не выставил: то ли уже не мог, то ли не вполне осознавал происходящее. Случается такое с вестибулярным аппаратом, когда смотришь на мир только Силой.     Вздымая клубы горелой пыли, Малак ничком грянулся о землю.     Я оцепенело смотрел на его затылок: такой близкий, такой беззащитный…     Затылок шевельнулся.     Я машинально схватил последнее, что оставалось в моём распоряжении: кисет с кристаллами для светового меча. Сорвал с пояса, вскинул на верёвке, занёс для удара…     – Буууу?… – донеслось снизу.     Моя рука застыла.     – Бу-бу, – неразборчиво простонал Малак, ворочая лицом в грязи, – бу-бу-бу, бу-бу, бу-бу. Бу бу бу бу, Бу-бу… бу бу бу бу бу-бу. Бу бу бу, бу бу-бу бу бу-бу бу бу, бу бу бу-бу. Бу бу бу-бу-бу бу бу-бу.     – Малак, Малак, Малак, – ответил я, качая головой. Во рту пересохло, голос скрипел. – Финальная речь Главного Злодея? Долго репетировал?     Он приподнялся на руках:     – Бу бу-бу бу бу Бу-бу бу бу Бу бу бу-бу бу бу бу-бу-бу. Бу бу бу-бу-бу бу бу бу, Бу-бу. Бу бу бу бу бу, бу-бу… бу бу-бу бу. Бу бу бу бу, бу бу бу-бу бу бу, бу бу бу-бу. К-х, к-х.     Упираясь горелыми ладонями в землю, он «посмотрел» мне прямо в лицо:     – Бу-бу, Бу-бу? Бу-бу бу бу бу-бу бу-бу?     – Нет, – ответил я, поднимая кисет выше. – Я Светлый, а не идиот.     Обугленная кожа головы лопнула под первым же ударом. Повреждённый череп сдался, затрещали кости, брызнула сукровица.     Я ударил снова.     И снова.     И снова.     Кисет, как набитая копейками нищенская мошна, превратился в кистень.     Во мне не было сейчас ни злобы, ни ярости: я лишь пытался погасить чужую злобу и чужую ярость. Галактика слишком долго жила под их гнётом.     Малак, возвращаясь в прах, упал лицом в грязь.     С каждым ударом, с каждым проломленным фрагментом черепа я чувствовал, как уходит боль, как отступает Тёмная Сторона. И продолжал бить, потому что не хотел позволить ей вернуться.     Не могу сказать точно, сколько продолжалось избиение, но жизнь Малака прервалась задолго до того, как кисет выпал из моих рук.     Я захрипел и опрокинулся на спину.80.