Текст книги "Сказки Гореловской рощи (Повесть-сказка)"

Автор книги: Владимир Бондаренко

Соавторы: Вениамин Бондаренко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Сказки Гореловской рощи.

Сказки братьев Бондаренко рассказывают о жизни обитателей леса, их повадках.

Повесть интересна, подкупает своей образностью, живостью, хорошим языком. Она актуальна и современна, так как современна мораль, заключенная в каждой сказке, мораль не назойливая, а потому доходчивая.

НЕОБЫЧАЙНОЕ
ОБЬЯВЛЕНИЕ

В четверг на утренней зорьке, когда Енот протирал свой левый глаз после сна, а к правому еще и не прикасался, вышел из берлоги медведь Спиридон. Всю ночь он что-то писал на листе фанеры. Узнала об этом Сова и рассказала Сороке:

   –  Медведь Спиридон что-то пишет у себя в берлоге на листе фанеры, а луна ему светит. Сажей пишет, весь выпачкался. Будь это днем, Сорока слетала бы к медведю под окошко и все вызнала, но была ночь, а в темноте Сорока видит плохо.

   –  Еще наскочу на дерево, шишку набью. Нет, ночью лучше дома сидеть.

И горько вздыхала до утра у себя в гнезде.. Очень горько вздыхала, потому что любит Сорока новости всякие узнавать и по роще разносить. Услышит на одном конце, несет на другой. Правда, пока донесет, не совсем то получается, что услышала. Ну и что из этого? Главное – донести. Как-то услышала она, что у Кобчика коготь на охоте сломался, и стала рассуждать :

   –  Один – это ладно, а если бы все сломались? Нечем тогда было бы Кобчику мышей ловить, и он помер бы с голоду.

И так Сороке стало жалко Кобчика, что полетела она по роще, понесла печаль свою:

У Кобчика когти сломались. Нечем ему мышей ловить. Помирает Кобчик. Услышали о беде Кобчика друзья его, слетелись к нему со всей рощи.

   –  Не падай духом, Кобчик. С кем беда не случается. Мы тебя не оставим. Пока не отрастут у тебя новые когти, кормить тебя сообща будем. Умереть не дадим.

Пялит на них Кобчик круглые глаза, удивляется:

   –  С чего это вы взяли, что у меня когти сломались? Вот же они.

И показал лапки. Смотрят птицы – есть у Кобчика когти. И острые все. Одного только не хватает. Но без одного жить можно. Посмеялись они – ну и Сорока! – и разлетелись по своим гнездам.

А Сорока в это время другую новость по роще несла:

   –  Слушайте! Слушайте! Вчера зайцы у Маняшина кургана Волка поймали и так наподдавали ему, что он чуть до норы дополз. Сейчас при смерти Лежит. Наверное, до вечера не дотянет.

Всколыхнула рощу новость Сорокина. Набежали к Волку проститься товарищи его. Встали вокруг, сочувствуют :

   –  Умираешь ты. Зайцы тебя избили.

Оскалил Волк зубы, смеется:

   –  Какие зайцы? Всего и был-то один заяц. Сидел он в орешнике. Я хотел позавтракать им. Только Лапу протянул, чтобы взять его, да хрустнула по до мной ветка. Дернулся заяц с перепугу, прямо в глаз ногой угодил. Пока я проморгался, он и удрал.

Сидят волки, качают головами: ох уж эта Сорока. Вечно наплетет такое, что потом даже расплести не знаешь как. Услышит со щепоть, а приврет с беремя. Да, до новостей Сорока была большая охотница, и поэтому еле-еле дождалась она конца ночи, чтобы по свету полететь узнать, что же писал медведь Спиридон на листе фанеры.

И как раз в это время, когда Енот протирал кулачком после сна левый глаз, а к правому еще и не прикасался, вышел медведь Спиридон из берлоги с листом фанеры под мышкой и пошагал к сосне с кривым сучком, у которой по средам черепаха Кири-Бум рассказывала сказки.

На поляне, среди цветов, почесывая грудь, стоял медведь Лаврентий и думал: делать ему сегодня зарядку или можно обойтись без нее. Увидел медведя Спиридона, спросил, зевая во весь рот:

   –  Куда идешь, сосед?

   –  Объявление повесить.

   –  О чем оно?

   –  Прочтешь – узнаешь. Кто же это объявления просто так говорит. Сейчас повешу, и читайте сверху донизу.

Медведь Лаврентий грамоте не учился, читать не, умел, но об этом никому не говорил, делал вид, что он такой же начитанный, как и все в Гореловской роще. И потому сказал с гордостью:

   –  Что ж, и прочту, да не один, а три раза.

И пошел за медведем Спиридоном.

Зарядку, – думает, – я и завтра сделаю, а о чем в объявлении говорится, сегодня узнать надо. Самому не прочесть, зато другие будут читать вслух, я и услышу.

Шел медведь Лаврентий рядом с медведем Спиридоном, лапами помахивал. Увидел их Енот, он к этому времени и правый глаз протереть успел, спросил:

   –  Куда это вы в такую рань идете?

   –  Объявление вешать, – ответил медведь Лаврентий.

   – – О чем оно? Я еще пока и сам не знаю. Вот прочту и знать буду.

Еноту тоже узнать захотелось, и он пошел с медведями. Присоединилась вскоре Лиса к ним. Сказала медведю Спиридону:

   –  Дай я коробочку с гвоздями понесу, одному тебе тяжело нести все.

Думала Лиса: станет медведь передавать коробочку, повернет лист фанеры, и увидит она, что на нем написано. Узнает раньше всех новость и заранее прикинет в уме, а нельзя ли из нее пользу для себя извлечь. Но медведь Спиридон так хитро передал ей коробочку, что лист фанеры даже и не качнулся.

Лиса даже порыжела от злости: не шлось ей порожняком, глупой.

У сосны с кривым сучком медведь Спиридон остановился. Сказал медведю Лаврентию:

   –  Неси сюда вон тот пень березовый. Повыше объявление прибьем, чтобы издали видно было.

Медведь Спиридон взобрался, кряхтя, на пень и тремя гвоздями прибил к сосне фанерный лист. Коробочку с молотком на пне оставил: если сорвется, будет чем прибить.

   –  Вот теперь читайте. Я свое дело сделал.

   –  Читай ты, Енот, – сказала Лиса. – У тебя голос громкий.

Лиса завидовала Еноту, что он шел порожняком, и решила хоть объявление заставить прочитать его пусть поработает. Медведь Лаврентий поддержал ее;

   –  И верно, читай, Енот. А чтобы тебе лучше видно было, я тебя на плечо к себе посажу. Лиса даже зубами скрипнула от досады: и везет же этому Еноту! И не нес ничего, и вот теперь медведь его на плече держит. Выше всех сидит Енот, А на листе фанеры было крупно написано:

ОБЪЯВЛЕНИЕ

Стой! И пока не прочтешь, дальше не ходи.

ВЕЧЕРОМ! В СРЕДУ!

На Маняшином кургане впервые в Гореловской роще

СОСТОИТСЯ

конкурс на лучшую сказку!

Награда победителю – пирог с тыквой!

Приходи на конкурс!

УСЛОВИЯ:

1. В конкурсе могут участвовать все, кому есть что сказать.

2. Каждый выступающий рассказывает три сказки.

3. Победители первого тура рассказывают во втором еще одну сказку.

Услышала Сорока, о чем объявление, и полетела по роще, понесла необычайную новость:

– Слушайте! Слушайте! На сосне с кривым сучком висит объявление. Тому, кто сумеет прочесть его, медведь Спиридон даст пирог с тыквой. У него пирогов видимо-невидимо. И к сосне заспешили любопытные.

МЕДВЕДЬ ЛАВРЕНТИЙ РАССТАЕТСЯ С ГАЗЕТОЙ

Всю неделю объявление о конкурсе висело на сосне с кривым сучком. И всю неделю Енот не отходил от сосны. Ему нравилось читать объявление. Он знал его уже наизусть, но все равно, когда просили его: «Прочти, Енот», – поворачивался к сосне и читал. Читал с таким видом, будто это он придумал провести конкурс на лучшую сказку и сочинил объявление.

Всю неделю в роще говорили только о конкурсе и гадали, кто с какими сказками выступит и кто будет лучшим рассказчиком. Все сходились на одном: победу одержит черепаха Кири-Бум. Лучше нее в Гореловской роще сказки никто не рассказывает. А медведь Тяжелая Лапа побывал даже у Бобровой запруды, где живет черепаха, и сообщил ей:

   –  Мы все уверены, что пирог выиграешь ты.

Черепаха покачивалась на коряге, ее маленькие

глазки хитро улыбались:

   –  Может, и выиграю, а может, и нет.

   –  Обязательно выиграешь, – сказал медведь и предложил:

– Давай я тебе чего-нибудь помогу у меня силы во сколько!

И сгибал лапу. Мускулы показывал. Своих сказок у медведя Тяжелая Лапа не было, а пирога с тыквой отведать хотелось, и он заранее решил подружиться с черепахой: выиграет она и, может, с ним поделится.

Приходила к черепахе и Лиса. И тоже говорила:

   –  Ты выиграешь пирог. Я тебе предсказываю это.

У Лисы тоже сказок не было, а попробовать пирога хотелось. И думала она:

«Выиграет Кири-Бум пирог и даст мне хоть кусочек. Вспомнит, что это я предсказала ей выигрыш, даст».

И Лиса повторила убежденно:

   – Ты выиграешь пирог. И запомни: я предсказала тебе это.

А черепаха покачивалась на коряге. Помаргивала маленькими глазками. Хитро посмеивалась:

   – Может, и выиграю, а может, и нет.

А во вторник вечером взяла да и сказала:

   – В конкурсе я участвовать не буду. Я его придумала. Рассказывать будут другие.

Сказала и опустилась на дно Бобровой запруды. И оттуда уже, со дна, пустила белые пузыри – буль, буль. Посмеялась будто.

И взбудоражилась Гореловская роща: если Кири-Бум не участвует в конкурсе, то кто же тогда будет победителем?

И заспорили.

Одни говорят – барсук Филька.

Другие – Еж Иглыч.

Спорили отчаянно во вторник ночью и в среду с утра и до самого вечера, а вечером все потянулись к Маняшину кургану, к которому стаскивали медведь Спиридон и медведь Лаврентий поваленные ветром лесины, чтобы было на чем сидеть.

Медведи шли. к кургану по медвежьей тропе, зайцы – по заячьей.

Волк Рыжий Загривок пробирался по своей – по волчьей тропе.

У Лисы своей тропы не было, и она шла к кургану по всем тропам понемногу.

Садились, кому где нравилось.

Барсук Филька устроился в первом ряду на бревнышке. Сбоку возле себя положил узелок с ужином. Сидел Филька спокойно. Но когда Лиса сказала ему: «Я посижу рядышком с тобой», – глянул на нее с тревогой и переложил узелок на колени. Лиса – мошенница. И не увидишь, как без ужина останешься. Съела же она однажды у него половину куропатки. Давно это, правда, случилось, а Филька до сих пор помнит. И при встрече с Лисой ухо настороже держит. Филька пришел, чтобы выиграть пирог, но и от собственного ужина отказываться не собирался.

Приковылял бобер Яшка и взобрался на березу.

   –  Мне отсюда лучше видно будет, – сказал он и дернул горбом. Горбатым был бобер Яшка и завистливым.

Завидовал Яшка всем, а ему никто, а Яшке очень хотелось, чтобы ему хоть однажды позавидовали. Для того и на березе решил пристроиться, чтобы на виду у всех быть: вдруг кто и позавидует, что он так высоко сидит. Ему особенно приятно стало, когда медведь Михайло сказал медведю Тяжелая Лапа:

   –  Ты погляди, куда забрался бобер Яшка.

Сидел медведь Михайло в четвертом ряду. Он сел

бы и ближе, но когда пришел, три первых ряда были заняты. Попытался было согнать со второго ряда зайца с Рыжими Усами, но вокруг зашумели:

   –  Хоть нынче-то не обижай зайцев Привык на силу надеяться.

   –  Да я, собственно, ничего. Я могу и дальше

сесть, – смутился медведь Михайло и сел в четвертом ряду.

Сидел он, глядел прямо перед собой и думал: «Жаль, далеко за пирогом идти придется». А что пирог достанется ему, медведь Михайло не сомневался. Он думал о нем всю неделю. Ради него сочинил он три такие сказки, что не мешало бы за каждую из них дать по пирогу. Медведь Михайло был настолько уверен, что пирог будет его, что даже ужинать не стал. Сказал самому себе:

   –  Я сегодня пирогом поужинаю.

И теперь ерзал по лесине, торопил:

   –  Давайте начинать. Ну чего тянем.

Пирог уже принесли. Он лежал на березовом пне возле черепахи Кири-Бум на свежих кленовых листьях. Румяный, поджаренный, с коричневой хрустящей корочкой.

Духовитый!

И теплый еще.

Медведь Михайло глядел на него издали и думал:

«Мой пирог. С тыквой. Пахнет-то как аппетитно. Все так и дергают носами, принюхиваются...»

И вдруг встревожился, даже волосы на голове зашевелились: выйдет весь вкусный дух из его пирога, и будет он не таким пахучим, как сейчас. Да и жалко было медведю, что все так сладко вдыхают запах его пирога, даже глаза от удовольствия прищуривают. И он решительно поднял лапу.

   –  Дайте мне сказать.

На макушке кургана стоял у серого камня медведь Спиридон. Его выбрали распорядителем конкурса. Солнце было у него за плечами, и потому снизу казалось, что медведь горит.

   –  Ты что, Михайло, уже говорить хочешь? – спросил он.

Медведь Михайло поднялся.

   –  Говорить я буду. Но я сейчас вот о чем: завернуть бы надо во что-нибудь пирог-то. Дух из негвкусный выходит.

   –  А ведь верно, – подскочил барсук Филька, – уходит из пирога дух вкусный. Обязательно надо завернуть его.

Филька тоже не хотел получать пирог без теплого вкусного запаха.

   –  Завернуть бы не мешало, – сказал медведь Спиридон, – да во что?

   –  Да в лопух хотя бы, – предложил кто-то.

   – Что вы, – насупился Филька.

   – От лопуха пирог горчить будет.

А Филька не хотел получать пирог с горчинкой.

   – И подал тут сверху голос бобер Яшка:

   – Да вон газета у медведя Лаврентия. В нее и заверните.

Ему хотелось, чтобы все поглядели на него, но поглядел лишь медведь Лаврентий да и тот рыкнул:

   –  Я тебе так заверну, что и на березе не усидишь.

Газетой своей медведь Лаврентий дорожил. Нашел

он ее дней десять назад у Ванина колодца. Кто-то из трактористов подходил попить от полевого стана и забыл, а медведь Лаврентий подобрал и не расставался с ней ни днем ни ночью. Солнышко – в небо, медведь Лаврентий – на завалинку. Развернет газету и сидит, глядит в нее, будто читает. Он хоть грамоте и не учен, а все-таки приятно ему слышать, когда говорят о нем в роще:

   –  Медведь Лаврентий опять с газетой сидит. Усидчивый какой – сидит и сидит.

И к Маняшину кургану пришел медведь Лаврентий с газетой. Дома не оставил: еще унесет кто или удует ветер. Да и в перерыв можно будет посидеть, поглядеть в нее. Очень газета была дорога медведю Лаврентию, потому и рыкнул он так грозно на бобра Яшку, когда тот предложил завернуть в нее пирог. А остальным всем сказал жалостливо, подергивая плечами:

   –  Не могу я, братцы, отдать вам газету. Она у меня одна.

А медведь Михайло просил:

   –  Не отказывай, Лаврентий. Уходит сладкий дух-то из пирога, невкусным он станет. Сам посуди что это за пирог без сладкого духа.

И посыпались голоса со всех сторон:

   –  Дай, Лаврентий, не скупись.

Но медведь Лаврентий был непоколебим.

И тогда подала голос черепаха Кири-Бум. Уступи, Лаврентий. Ведь для общего же дела.

И медведь Лаврентий потупился. Черепахе Кири-Бум он не мог отказать. Любит он сказки и каждую субботу ходит к черепахе в гости слушать их.

   –  Ну, коль для общего дела, – проговорил медведь и закусил губу, все-таки жалко было. Медведь Спиридон бережно завернул пирог в газету и положил на пенек перед черепахой. Медведь Михайло успокоился, сел. Проговорил, приглаживая на груди бурую шерсть:

   –  А вообще пора бы и начинать.

   –  Начнем, куда спешить. Не все еще собрались.

И верно, к кургану подходили со всех концов рощи.

Пришла медведица Авдотья. Старенькая, глухая, она расположилась в самом дальнем ряду и подружку свою медведицу Матрену посадила рядом:

   –  Будешь мне на ухо кричать, Матрёнушка, о чем разговор идти будет.

Сына, медвежонка Ивашку, к березе отвела. Там уж сидели медвежата Матрены – Мишук и Машута. Здесь же, возле медвежат, на пенечке пристроился иМышонок, сын серенькой Мышки.

Появилась Мышка в Гореловской роще прошлой осенью. До этого она в Осинниках жила. На большом кургане. И все у нее было: и хитрая норка с хитрыми отнорками, и зерно в сусеках – живи да радуйся, а вот радости-то у Мышки как раз и не было. Жил рядом с нею такие же, как она, маленькие мышки, тоненькие ящерицы, крошечные жучки да букашки.

   –  Ну что это за соседи, – вздыхала Мышка, – одна мелкота. И в гости сходить не к кому.

А Мышке хотелось иметь большого соседа, большого-пребольшого, и чтобы он к ней в гости ходил, чтобы Мышка к нему в гости ходила. Он даже восне ей снился. Огромный, ворочается в кургане, чуть помещается в нем, даже деревья покачиваются. И когда однажды поселился рядом с ней Суслик, обрадовалась Мышка: вот он, большой-то сосед, появился наконец.

И в первое же воскресенье прибежала к нему в гости:

   –  Здравствуй, Суслик. Я Мышка серенькая, соседка твоя. В гости пришла к тебе.

   –  Пришла – так проходи, чего у порога-то стоять. Провел Суслик Мышку к столу. Горстку пшенички насыпал перед ней:

   –  Угощайся. Пшеничка первый сорт.

А много ли Мышке надо? Три зернышка съела и сыта. Закланялась Суслику:

   –  А теперь ты ко мне в гости приходи. Я ждать буду.

   –  А что? Приду, – сказал Суслик.

И точно – на другой же день пожаловал. Увидела его Мышка и лапками всплеснула.

   –  Ой, кто ко мне пришел! Вы поглядите, кто ко мне пришел! Да сосед ко мне пришел, большой сосед. Проходи, будь гостем.

Провела Мышка Суслика к столу, засуетилась, забегала, так вся и светится счастьем. Как же, такой большой сосед возле нее поселился и в гости пришел. Стол чистой скатертью накрыла. Зернышек конопляных из кладовки принесла. Много – целую горсть.

   –  Угощайся, сосед, ешь на здоровье.

А Суслик – чаф, чаф! – съел и сидит глядит, что дальше будет. Сбегала Мышка в кладовку, принесла еще две горсти зернышек. Высыпала перед Сусликом.

   –  Угощайся, сосед.

Мышке и за неделю столько бы не съесть, а Суслик – чаф, чаф! – съел и сидит глядит, что дальше будет.

   – Смутилась Мышка, всегда такой щебетуньей была, а тут чуть выговорила: Что ж ты у пустого-то стола сидеть будешь. Пойдем прямо к закрому.

Привела Суслика в кладовку. Потчует:

   –  Ешь, не стесняйся.

А чего Суслику стесняться? Он в гостях, он не воровать пришел. Он как сел, так пол закрома и съел. Встряхнулся. Покашлял в кулачок. Сказал:

   –  Як тебе в воскресенье еще зайду. И вообще теперь частенько заходить буду. Мне у тебя нравится.

   –  Заходи, я всегда рада тебя видеть, – чуть слышно пропищала Мышка, а ночью, когда спали все, собрала она свои пожитки и перебралась жить в Гореловскую рощу.

Прошлой осенью еще перебралась. Весной Мышонок у нее народился, маленький, слепенький. Но теперь он подрос, и Мышка везде его с собой водит, чтобы не пропал. И на сказки к кургану пришла с ним. Устроилась возле медвежат под березой.

Мышонок был доволен, что мать привела его к кургану. Бегал по пеньку, припрыгивал и хлопал в ладоши.

Среди ветвей березы прятался Филин. Сказок у него не было, и поэтому он точно знал – пирога ему не дадут. Но под общий шум и гам Филин надеялся унести Мышонка. Он глядел на него из листьев большими желтыми глазами и ждал удобного случая.

А Мышонок бегал по пеньку и пищал:

   –  Пик-пик, весело как! Пик-пик. Он был весь на виду, и взять его было пока нельзя.

МАЛЕНЬКИЕ СКАЗКИ БОЛЬШОГО МЕДВЕДЯ

Вскоре у Маняшина кургана собралась почти вся Гореловская роща. Были среди собравшихся и гости. Из Осинников прибежала белка Рыжее Ушко.

   –  У меня тоже есть рассказать что, – сказала она и пристроилась возле медведя Лаврентия. Давняя между ними дружба была. Сидели, перешептывались, орешки грызли.

Солнце опустилось уже за врытый в макушку кургана серый камень, и на белку с медведем легла от камня длинная густая тень. Позади них сидел заяц с Рыжими Усами и шептал: рассказывал самому себе сказки.

Из Марьевки прибежали пес Вертихвост и щенок Федотка. Это они раздобыли у бабушки Степаниды пирог с тыквой и поэтому сидели среди самых почетных гостей в первом ряду. Вертихвост сидел солидно, как и подобает сидеть псу в его возрасте, а Федотка волновался и . все подталкивал Вертихвоста, повизгивал :

   –  Где мы с тобой сидим, Вертихвост!

Вертихвост дернул его незаметно за ухо:

   –  Сиди спокойно, Федотка, не вертись.

Но спокойно сидеть Федотка не мог, волновался: будет ли Вертихвост сказки рассказывать. Ух и сказки, Федотка их в Марьевке с разинутым ртом слушал. Волновался и медведь Иван. Он пришел из Ясеневого леса. На посошок опирался, когда шел. Сдал за последние годы. Когда-то таким могучим был – ух ты! А теперь совсем одряхлел. Ложится иногда вечером в постель и думает: «Может, больше и не проснусь». А услышал, что в Гореловской роще можно за три сказки пирог с тыквой получить, поднялся и пошел.

Попыталась было остановить его медведица:

   –  Куда ты пойдешь такой? Ты стоишь еле. Упадешь где-нибудь дорогой и не встанешь Не упаду, – покашлял медведь Иван. – Я ведь спешить не буду. Пройду немного, посижу и дальше пойду. Сейчас утро, к вечеру доберусь, и ладно. Зато пирогом угощу тебя.

Медведь Спиридон поднял над головой колокольчик. Позвонил:

   –  Тише... Давайте начинать.

Медведь Иван вздрогнул и поднялся.

   –  Дозволь мне, Спиридоша.

   –  Говори, дедушка Иван.

С четвертого ряда громыхнул басом медведь Михайло :

   –  Это почему же ты ему первому слово даешь? Я тоже лапу поднял, разве ты не видишь?

Он боялся, как бы пирог не отдали медведю Ивану. Не за сказки, какие там у медведя Ивана могут быть сказки! За старость отдадут. И поэтому кричал медведь Михайло издали:

   –  Я выше него лапу поднял, мне и рассказывать первому.

Сосед его, медведь Тяжелая Лапа, поддакивал. Привставал, грузный, плечистый, гудел:

   –  Да, да, Михайло высоко лапу поднимал. Я. рядом сижу, видел.

Своих сказок у медведя Тяжелая Лапа не было, а пирога необыкновенного попробовать хотелось. Вот и думал он: может, дадут медведю Михайле, а Михайло вспомнит, кто его поддержал, и поделится с ним. Потому и кричал басовито:

   –  Михайле первому говорить. Его лапа выше была. Я рядом сижу, видел.

Медведь Иван закашлялся, посошком постучал:

   –  Не горячитесь вы. Я пока не рассказывать, спросить хочу: можно мне с одной сказкой выступить? Трех у меня нет.

Выступить с одной сказкой ему не разрешили, и медведь Иван, вздыхая, сел, а медведь Михайло поднялся и пошел на вершину кургана. Поглядел вокруг и покачал головой – сколько собралось, батюшки! Весь вечер собирались и все зря: сейчас опять по домам пойдут. Расскажет он, Михайло, три свои сказки и заберет пирог. И сразу не на что глядеть будет. Зря шли, ноги били.

И медведь Михайло поднял лапу:

   –  Я расскажу вам сказку о Зайчонке, маленьком, глупом Зайчонке. Очень он был смешной и глупый.

На пенечке под березой запрыгал и захлопал в ладоши Мышонок:

   –  Ха! Большой медведь будет рассказывать сказку о маленьком Зайчонке. Ха-ха. Медвежата тоже засмеялись было, но медведь Спиридон цыкнул на них, и они притихли. А медведь Михайло глядел на всех с макушки кургана и думал: «Сейчас моя первая сказка тронет их, вторая – заберет, а третья – поразит».

И начал рассказывать:

«Наигрался Зайчонок на полянке, напрыгался, поспать ему захотелось. Выбрал он себе елочку пораскидистее, лег под ней. Закрыл глаза и слышит – кричит откуда-то сверху перепелка ему Спать пора, спать пора.«Верно, – думает Зайчонок, – пора». И вдруг спохватился: откуда в роще перепелка взялась? Перепелки за рощей, в степи живут, в траве прячутся.

«Залетная какая-нибудь», – подумал Зайчонок высунулся из-под елочки. Смотрит: никакой перепелки нет. Сидит на сосне Сойка, от солнышка жмурится.

«Показалось, наверное», – решил Зайчонок и опять спрятался под елочку. Но только глаза закрыл, слышит, почти над головой у него Канюк кричать начал:

   –  Кий... Кий...

Вздрогнул Зайчонок, сжался в комочек и вздохнуть боится: приметит его Канюк – конец. Он с хомяками, сусликами, слепышами запросто слаживает, а с ним, Зайчонком, и подавно. Какая в нем еще сила, когда ему всего неделя от роду.

Подождал немножко – не слышно никого. «А может, и это тоже показалось?» – подумал Зайчонок и высунулся из-под елочки. Смотрит: никакого Канюка поблизости нет. Все та же Сойка на сосне сидит и жмурится.

   –  Сойка, – спросил ее Зайчонок, – куда Канюк улетел?

   –  А он и не был здесь. Спи, – сказала Сойка, и Зайчонок опять было полез под елочку, но сзади громко закричал Канюк:

   –  Кий... Кий...

Оглянулся Зайчонок, а это Сойка сидит и кричит канюком.

   –  Ты чего пугаешь меня? – спросил ее Зайчонок. – Это нехорошо – маленьких пугать.

   –  А я и не пугаю вовсе, – сказала Сойка. – Я просто забавляюсь. А ты чего не спишь? Спи... Спать пора, спать пора. Как, удивился Зайчонок,

– и перепелка тоже ты?

Покачал он головой и полез под елочку. Лежал под ней и посапывал в две дырочки. Над ним раздавался крик Канюка, но Зайчонок больше не боялся его. Он знал – это Сойка забавляется. А Сойку чего бояться? Она зайчат не обижает».

Этими словами закончил медведь Михайло свою первую сказку. Вокруг молчали. И вдруг в тишине раздался хриплый голос медведицы Авдотьи:

   –  Что он сказал, Матренушка?

И медведица Матрена прокричала ей в ответ:

   –  Он сказал, что Сойка умеет кричать, как перепелка.

   –  А разве этого никто не знал? – отозвалась Авдотья.

Медведь Лаврентий хохотнул в кулак: он сердился на Михайлу за отобранную газету и теперь нарочно смеялся над ним:

   –  Ну и сказка.

Глядя на медведя Лаврентия, засмеялись и другие. А медведь Тяжелая Лапа крикнул, привставая с места:

   –  Зря смеетесь, хорошая же сказка.

Сказка ему не больно нравилась, но своих у него не было и он думал: получит Михайло пирог и поделится с ним. Потому и кричал он, что сказка у Михайлы хорошая.

Медведь Михайло поднял лапу:

   –  А сейчас я расскажу вам сказку о маке. На лугу растет он. Я ходил вчера, видел.

Подождал, когда утихнут вокруг, и повел рассказ свой:

«На лугу возле гнезда Жаворонка проклюнулся из земли бледный желтенький росток.

   – Посмотрел на него Жаворонок и сказал: Травка родилась.

И сел птенцов выводить. День сидит, два. Глянул как-то, а желтенький росток уже стебельком стал Растет травка, – сказал Жаворонок и поудобнее на гнездо уселся.

Неделю сидит, другую. Глянул как-то, а травка-то уже горит алым цветом.

И воскликнул Жаворонок:

   –  Вот это да! Родился травкой. Рос травкой. А раскрылся – маков цвет...»

Этими словами закончил медведь Михайло свою вторую сказку. Вокруг молчали. Медведь Михайло глядел прямо перед собой, прищурившись, и думал, счастливый: «Молчите, потрясенные? То-то, поразил вас, а то ли еще будет, когда я расскажу свою третью сказку».

И слышит – кричит в заднем ряду медведица Авдотья медведице Матрене:

   –  Что он сказал, Матренушка?

И прокричала ей в ответ медведица Матрена:

   –  Он говорит, что цветок вначале травкой бывает.

   –  А что, разве и этого еще никто не знал у нас в роще?

Ох, так и запустил бы медведь Михайло в нее чем-нибудь, да неудобно, не в том возрасте, не медвежонок. Потоптался, сказал хмуро:

   –  А сейчас я расскажу вам сказку про мох, почему он расти не стал.

Услышал его слова Мышонок и запрыгал на пенечке под березой, захлопал в ладоши.

   –  Ха, большой медведь про птичку сказку рассказал, про травку рассказал, теперь про мох рассказывать будет. Сам большой, а сказки про маленькое рассказывает. Ха-ха. И запищал, засмеялся.

   – А ведь верно, смешно это: медведь, а сказки про птичку да про травку рассказывает. Говорил бы уж о слонах или о тиграх хотя бы, – прогудел медведь Лаврентий.

Вокруг засмеялись. Смешно было и медведю Тяжелая Лапа, но он не смеялся. Он еще надеялся, что медведю Михайле дадут пирог, и потому кричал с места:

   –  Зря смеетесь. Хорошие же сказки.

Ворчал и Бурундучок на сосне. Пришел он к кургану самым последним. Сидел на сосне, мрачный, сутулый, в халате в полоску. Ворчал:

   –  И чего ржут? Ну ведь не смешно же, совсем, совсем не смешно.

Но вокруг смеялись. А когда все угомонились немного, медведь Михайло объявил торжественно:

   –  «Отчего мох расти не стал».

И снова – смех:

. – Мох! Охо-хо! Нашел о чем рассказывать. Может, у тебя еще есть какая сказка?

   –  Есть, про плесень. Но я ее потом расскажу.

   –  Про плесень? И-хи-хи! А может, ты прямо нее начнешь. Мы еще про плесень не слушали.

А медведь Спиридон позвонил в колокольчик:

   –  Тихо, братцы.

И повернулся к медведю Михайле, сказал, чтобы слышал только он один:

   –  Продолжай, Михайло. Только название не говори больше, а то опять смеяться будут.

И медведь Михайло начал рассказывать свою третью сказку:

«Родился в лесу Мох. Поглядел на деревья, воскликнул :

Вот это выросли, почти в облака макушками упираются. Может, и мне поднатужиться и стать таким же высоким? Но слышит, говорит Ворона Сороке на сосне:

   –  Плохо высоким деревьям: буря всегда валит первым высокое дерево. И гроза в первую очередь бьет по высокому дереву. Зимой ему холодно – все ветра его, а летом жарко – ближе всех оно к солнцу.

Услышал это Мох и сказал самому себе:

   –  Нет, права Ворона: высоким быть плохо.

И не стал расти. Навсегда остался маленьким. Ютится в лесных сумерках, на стволах деревьев и на болотных кочках.

   –  Так, – говорит, – удобнее».

Закончил свою сказку медведь Михайло и поглядел с опаской на медведицу Авдотью: неужели она опять будет спрашивать у Матрены, о чем говорил он. И видит: колыхнулась медведица Авдотья и закричала :

   –  Что он сказал, Матренушка?

И прокричала ей в ответ медведица Матрена:

   –  Он сказал, что мох не растет.

   –  Это что ж, плохо, что ли?

   –  Он говорит, что плохо.

   –  Это что ж, он хочет, чтобы наша роща мхом заросла?

   –  Не слушайте ее! – затопал на кургане медведь Михайло. – Я этого не хочу. И не об этом моя сказка, совсем о другом.

Но уж лучше бы он не говорил этого: слова его потонули в общем хохоте. Медведь Тяжелая Лапа попытался было урезонить:

   –  Зря смеетесь... Ну хорошие же сказки.

Но его и слушать никто не стал – все смеялись. И вздохнул тяжело медведь Тяжелая Лапа:

Зря смеетесь.– Верно, зря. Ведь ничего же смешного нет, – в тон ему пробурчал Бурундучок на сосне. И еще больше нахохлился.