Текст книги "Сказки Гореловской рощи (Повесть-сказка)"

Автор книги: Владимир Бондаренко

Соавторы: Вениамин Бондаренко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

ПОУЖИНАЛА И ЛИСА

В перерыве все занялись едой. Медведица Матрена кормила своих медвежат под березой. Приглаживала Мишуку волосы на голове, говорила:

– Ешь, мой маленький. Скоро ты у меня вырастешь, медведем будешь.

Здесь же под березой кормила своего Мышонка серенькая Мышка. Проплясал он на пенечке, ел с аппетитом. Мышка глядела на него, думала:

«Я своего сына тоже маленьким зову. Он у меня тоже скоро вырастет, но по-прежнему будет маленьким. Может, побольше меня, но все равно меньше медведя, а ведь оба сейчас маленькие».

Все были заняты едой. Не ел барсук Филька. Он поел, пока Еж с Вертихвостом сказки рассказывали. Не ел и медведь Михайло: из дома он ничего не принес, думал поужинать пирогом, а пирога ему не дали. Ходил хмурый вокруг кургана, и хмурыми были у него думы:

«Зря я не поужинал, – думал медведь Михайло. – Если бы присудили мне за сказки пирог, и ему бы место нашлось в животе. Он у меня вон большой какой, а то вот ходи теперь голодный. И зря присоветовал завернуть пирог в газету. Хоть бы духом его надышался теперь, на румяность его нагляделся досыта. Эх, вечер сплошных ошибок».

Медведь Иван тоже не ел. Пирога ему не дали, а ужина у него припасено не было. Потоптался он у кургана и пошел себе потихонечку в Ясеневый лес. Шел, выщупывал посошком тропу, шамкал беззубым ртом:

   –  Может, и впрямь зря я обидел Авдотью? Но ведь у меня другой сказки не было, а пирога с тыквой так хотелось попробовать. И все-таки, может, за пирог с тыквой нельзя обижать никого, а?

И уходя все дальше и дальше, не знал, что самому себе ответить. Луна была у него позади, и потому впереди медведя Ивана шла его худенькая, сгорбленная тень.

Не ела и Лиса. Поесть ей хотелось, но поесть было нечего. Все чего-нибудь да прихватили с собой из дому, а она порожняком пришла. Шла, думала: «Зачем мне нести? Другие принесут, со мной поделятся, я и сыта буду».

Но делиться с Лисой никто не собирался. Попросила у медведицы Матрены, та рявкнула на нее:

   –  Не маленькая попрошайничать.

У Мышки и просить не стала. Что у нее за ужин. Принесла, гляди, три зернышка на двоих с сыном, да и то думает, как бы одно на завтрак сохранить.

Попыталась было к волку подластиться. У волка на ужин была баранина. Волк ел молча, ни на кого не глядел. Волк готовился защищать себя. Нельзя допустить, чтобы его судили из-за каких-то длинноухих зайцев. Нужно показать всем, что зайцы – народ негодный, вредный, потому волк и душит их.

Волк придумывал сказки о вредности зайцев. И когда Лиса, чтобы как-то заговорить с ним, спросила:

   –  Почему меня собаки на селе кусают, а на тебя только лают?

Ответил мрачно:

   –  Потому что они боятся, как бы я их сам не укусил.

И показал Лисе крупные белые зубы.

И не захотелось Лисе больше ни о чем спрашивать у волка. Походила она, походила и поняла, что сегодня ей придется провести вечер без ужина. И чтобы никто не подтрунивал над ней, что у нее нет ничего, завернула Лиса в лопух камень и сунула под мышку.

   –  Пусть думают, что у меня есть что поесть, но я не ем потому, что не хочу.

Черепаха Кири-Бум тоже не ела. Она поела дома есть ей не хотелось. Ей хотелось за кустик, но она не знала, кого попросить покараулить сверток с пирогом, рядом никого не было.

Тут-то и попалась ей на глаза Лиса Ты что не ужинаешь? – спросила ее черепаха.

   –  Я дома поужинала.

   –  А что у тебя под мышкой?

   –  Еще один ужин. Если долго засидимся, поем. Я не люблю томить себя голодом.

   –  Так ты совсем не хочешь есть?

   –  Не хочу.

   –  И делать тебе нечего?

   –  А что же в перерыв делать? Рассказывали бы сказки, я бы слушала. Я люблю сказки слушать. А так вот хожу пока, гляжу, кто чем занят.

И сказала Лисе черепаха:

Милая, посиди у пенечка. Покарауль пирог, я отлучусь на минутку. У Лисы дрогнуло от счастья сердце. Обрадовалась Лиса случаю, но вида не подала.

Сказала, отворачиваясь:

   –  Нет. Зачем мне это? Мне походить хочется.

И пошла было, но черепаха остановила ее:

   –  Выручи, милая. Я быстро... Я перед тобой в долгу не останусь.

   –  Ладно уж, иди, – согласилась Лиса. – Так уж и быть, выручу тебя, посижу.

И села у пенька.

А черепаха Кири-Бум – топ-топ, – пошагала по делам своим. Но ведь известно, как черепахи ходят – черепашьими шагами. Пока ходила черепаха, успела Лиса пирог себе в лопух переложить, а камень в газету завернуть. А когда появилась черепаха, сказала ей:

   –  Ну ты и ходишь. Тебя только за смертью посылать. Досыта наживешься, пока приведешь ты ее.

И умчалась поскорее со своим свертком в чащу. Там она спряталась за кустик волчьего лыка, съела украденный пирог и сухо-насухо вытерла лопухом тонкие вымазанные тыквой губы.

Лиса была спокойна. Она все продумала и точно знала, что ей дальше делать. Кончится перерыв, расскажет она три сказки, получит газету с камнем, пойдет и бросит его в Косой овраг.

   –  А что в газете уже не. пирог, а камень, это навсегда останется тайной, – сказала сама себе Лиса и стала думать, о чем рассказать ей.

Сказок у нее пока не было.

Увидела – упала с сосны шишка.

Сказала:

   –  Можно вот о ней рассказать, как она упала.

Увидела Мышонка на пенечке.

   – Сказала: О нем тоже можно рассказать что-нибудь. Подумала и добавила:

   –  Было бы желание говорить, а о чем сказать всегда можно найти. А говорить желание у меня теперь есть.

Уверенная в себе возвратилась к кургану.

ОНА ХОТЕЛА КАК ЛУЧШЕ

Медведь Спиридон посмотрел на звезды и решил, что пора кончать перерыв. Он поднялся на макушку кургана и позвонил в колокольчик :

   –  Рассаживайтесь, будем продолжать.

Впереди всех на траве уселись Тушканчик, Ящерица и Хомяк. До перерыва их не было. Они появились совсем недавно. И все о чем-то шушукались между собой, спорили. Тушканчик что-то доказывал Хомяку, покачивал лапками, а тот поматывал головой.

Бурчал:

   –  Нет. Я не согласен.

   –  Я тоже не согласна, – говорила Ящерица и поглаживала на груди зеленое платьице.

Она даже приподнялась, повернулась, чтобы ее видели все, но Хомяк одернул ее:

   –  Сиди.

И Ящерица села.

В другой бы день она и глазом бы не повела в его

сторону, не то чтобы разговаривать с ним. Но сегодня нельзя было Хомяка ослушаться – они пришли из степи втроем. У них на троих – три сказки. Ящерица хочет, чтобы Тушканчик с Хомяком доверили ей рассказать их. На Ящерице сегодня новое платьице, и ей хочется его показать всем.

   –  Вот так и сиди спокойно, – буркнул Хомяк и сложил на животе лапки и для солидности надул щеки. Очень Хомяку хотелось казаться солидным.

А медведь Спиридон звонил в колокольчик:

   –  Тише.

И, вытягивая шею, басил:

   –  Продолжаем наш конкурс. Кто хочет начать его после перерыва?

И посмотрел на медвежонка Ивашку.

Медвежонок вздохнул и опустил голову. В перерыве он узнал, что о Дятле, Дубоносе и Голубе сказки рассказывать нельзя – не положено. Они избраны оценивать сказки о других, но не о себе. А о других у Ивашки сказок не было, и он горько переживал свой промах.

«Надо же, а! Пропали три такие сказки», – горевал под березой Ивашка. Сейчас бы он вышел, рассказал и спустился бы вниз уже с пирогом, потому что нет ни у кого таких сказок– Ивашка чувствовал себя ограбленным, ему нечего было рассказывать, зато Лиса поднялась со своего места и полезла на макушку кургана.

– Куда это ты? – спросил у нее медведь Спиридон.

   –  Как куда? Ты же сам сказал: кто хочет рассказывать сказки. Вот я и иду.

   –  Так я же тебе слова не давал.

   –  Дашь. Всем давал и мне не откажешь.

   –  Отказать-то не откажу, но вон и бобер поднимает лапу. Надо еще подумать, кому из вас первому давать.

   –  Мне, конечно, – сказала Лиса. – Бобер и подождать может. Ему спешить некуда.

   –  А у тебя что, горит?

   –  Если стою возле тебя на этом кургане, значит, горит. Давай мне слово.

Медведь Спиридон покачал головой и объявил:

   –  Сказки рассказывает Лиса. Прошу слушать.

Лиса поглядела на черепаху, на газету с камнем

и заговорила звонко, бодро, как будто она и не воровала сегодня ничего.

   –  Тут Еж Иглыч обо мне рассказывал, и вы все смеялись. Я бы тоже могла рассказать о нем кое что, посмешить вас. Но зачем? Разве мы собрались сюда, чтобы смеяться друг над другом? Эх, у каждого из нас только одна жизнь. Так зачем же нам ее насмешками портить? Зачем, я спрашиваю? Что главное в жизни? Чтобы тебя любили. Верно я говорю?

   –  Верно, да не совсем, – сказал медведь Лаврентий. – Главное в жизни – любить других, делать для них что-то доброе.

Не это хотела сказать Лиса, но ведь спорить с медведем не будешь. Замахала она лапой:

   –  Да, да, когда делают тебе что-то доброе – это хорошо. Доброта согревает нас. И я надеюсь, что вы по-доброму встретите мои сказки. Послушайте их. Они очень интересные. Первая моя сказка про муравья.

И стала рассказывать:

«Полез Муравей на дерево. Сорвался. Шлепнулся. Схватился за бока. Заохал:

   –  Эх, вот это да!

   –  Ну вот, – сказал ему товарищ. – Не карабкался бы – и не сорвался.

А кто не карабкается, тот и вершин не достигает, – ответил Муравей и, охая, снова полез на дерево... Интересно, правда? – моргнула Лиса.

Потопталась на кургане. Заговорила бойко:

   –  А вторая моя сказка про еловую шишку.

Но из-под березы закричал Мишук, сын медведицы Матрены:

   –  Как! И уже все?

   –  А чего ж еще надо? Главное сказано: и полезна дерево.

   –  Ну а дальше-то что Как что? Раз полез, значит, залезет. Вот ты если растешь, значит, вырастешь, большим станешь.

   –  Не все и большое хорошее, – подала голос медведица Матрена. – Болото у нас вон большое какое, да мы говорим: лучше бы оно поменьше было.

   –  Это не пример, – встал на защиту Лисы медведь Тяжелая Лапа.

Правда, Лисья сказка ему тоже не нравилась, но он защищал ее. Последнее время медведь частенько у нее в гостях бывает. И завтра зайти обещался. Выиграет Лиса пирог, будет чем угоститься.

И медведь Тяжелая Лапа говорил твердо:

   –  Болото не пример. Мы о живом речь ведем.

   –  Можно и о живом, – не отступала медведица Матрена. – О тебе, например. Был ты маленьким – маленьким охальником был, не было от тебя медвежатам проходу. Теперь ты вон каким большим стал, и беды от тебя стало больше. Так и глядишь, кому бы навредить.

–Но-но, – загрозился было медведь Тяжела Лапа но медведь Спиридон осадил его.

Сядь, чего лапами-то машешь. Правильно Матрена говорит: вырасти – это еще не самое главное, А вот каким вырасти – вот ото да! То же и со сказкой твоей, Лиса. Забраться на дерево – не велик подвиг. Ворона с утра до вечера на дереве сидит, да все Вороной остаётся. Нужно было сказать, зачем твой Муравей на дерево полез.

   –  Верно, это я упустила, – согласилась Лиса, чтобы медведя задобрить. – Но это же хорошо, что сказка вызвала спор. Значит, есть в ней настоящее зерно.

   –  Есть, да в мусоре, – опять крикнула медведица Матрена.

А Лиса поскорее начала рассказывать вторую сказку:

«Отделилась от ели Шишка и полетела на землю.

«Ну, – думает, – долго лететь буду».

Ан смотрит – вот она уже, земля-то. Воскликнула:

   –  Ой, как близко!

Но посмотрела вверх, подумала: «Нет, не забраться мне теперь на ель».

И вздохнула:

   –  Ах, как далеко!

И радостно ей стало: какой большой путь она проделала и за такое короткое время...»

   –  Интересно, правда? – моргнула Лиса.

Потопталась на кургане и бойко объявила:

   –  Ну, а третья моя сказка о Мышонке.

Под березой завозились и закричали медвежата:

   –  Как! И эта уже вся?

   –  А чего ж вам еще? – спросила Лиса. – Главное сказано: большой путь проделала.

   –  Это что ж по-твоему, шлепнуться с дерева проделать большой путь? – спросила медведица Матрена. – Вы только послушайте, что она говорит! Упасть с дерева – проделать большой путь. Да завтра все наши медвежата начнут с дерева прыгать, покалечатся, Медведю Тяжелая Лапа тоже не нравилась Лисья сказка. Но своих сказок у него не было, а попробовать пирога с тыквой хотелось. И он знал, что если получит Лиса пирог, то и он есть будет. Потому и кричал, привскакивая с места:

   –  Зря, хорошая же сказка. Только ее понять надо. Вот я понял. Очень хорошая сказка, со смыслом: к путешествиям зовет. А ведь чем мы больше ходим, тем больше видим. Ну, а если упал ты, не беда. В пути иногда падают.

И рубанул лапой воздух:

   –  Это сказка о сильных! О тех, кто хоть и падает, но не сдается, продолжает идти. Такую сказку понимать надо. У таких сказок надо внутри смысл искать. Лиса обрадовалась поддержке медведя.

   –  Вот видите, и эта моя сказка вызвала спор. Значит, умная она, за живое берет.

Но чтобы страсти не разгорались, начала поскорее рассказывать свою третью сказку:

«Зазевался в весенний разлив Мышонок на льдине и не заметил, как она от берега отделилась. Хватился, а уж он плывет по Волге. Хотел на берег прыгнуть, да видит – поздно, далеко до берега уже.

И махнул тогда Мышонок лапкой:

   –  Эх, – говорит, – большому кораблю – большое и плавание.

И поплыл в Каспийское море».

   –  Интересно, правда? – моргнула Лиса.

Потопталась на кургане, добавила:

   –  И смешно, правда?

А медведица Матрена закричала с заднего ряда:

   –  Как! Уже смеяться надо?

   –  Не только смеяться, – сказала Лиса, – но и пирог дарить.

   – Тут уж не сдержался медведь Михайло. Вы посмотрите на нее! Какова, а! Рассказала три фитюльки, и давай ей за них пирог с тыквой.

   –  А ты как думал? Слушали мои сказки? Слушали. Давайте пирог.

   –  Да какие же это сказки? Из десяти слов.

   –  И у тебя не длиннее были, – огрызнулась Лиса и поглядела на медведя Тяжелая Лапа.

И тот сейчас же закричал с места:

   –  Зря хаете. Хорошие же сказки. За душу берут. Просто их понимать надо. Давайте еще раз послушаем. Вы знаете, я такие сказки готов долго слушать: смысл в них глубокий заложен.

   –  Вот видите, – сказала Лиса, – нравятся мои сказки тем, кто умеет понимать их. Мои сказки на понимающих рассчитаны. Они у меня очень глубокие. Глубже даже самой большой глубины.

Лиса была твердой.

Лиса была настойчивой. Да она и не могла иначе: пирог она уже съела, и теперь ей нужно было во что бы то ни стало получить газету с камнем и закинуть в овраг, чтобы навсегда осталось тайной, чем она сегодня в перерыв поужинала.

И все-таки пирог ей не присудили.

Не за что, – сказал Дятел.

Голубь собирался было сказать: «Давайте подумаем», – но увидел, с каким серьезным видом сидит Дубонос, сказал торопливо:

   –  Не за что.

И Дубонос важно объявил:

   –  Нет тебе, Лиса, пирога. Мы так решили.

И пришлось Лисе сойти с кургана.

   –  Ну что ж, – сказала она, пробираясь к своему месту. – Я хотела как лучше – Вы решили иначе – дело ваше.

На пенечке прыгал и пищал Мышонок:– Вот и Лисе не дали пирога. Никому не дадут, мне достанется.

СОСЕД БОБРА ПАВЛУШКИ

Вокруг все шумели, потешались над Лисой, а медведь Спиридон звонил в колокольчик и ждал тишины.

На траве перед первым рядом спорили Тушканчик, Хомяк и Ящерица. У них на троих – три сказки. Они объединились и теперь решали, кому идти рассказывать их.

   –  Давайте я пойду, – предложила Ящерица.

И привстала, повернулась, чтобы видели все, как играет на ней красками новое платьице.

   –  Нет, – буркнул Хомяк. – Голос у тебя тихий. Не расслышат, о чем говорить будешь. Пропадут ни за что сказки.

И надул для солидности щеки.

   –  Верно, – согласился Тушканчик. – Нельзя, чтобы наши сказки пропали. Я пойду рассказывать их. Голос у меня звонкий.

Но Хомяк и ему сказал:

   –  Нет.

Тушканчика он знает недавно и не доверял ему: получит пирог и ускачет. Ищи его потом в широкой степи. И Хомяк еще раз сказал глухо:

   –  Нет. Верно, – поддержала Хомяка Ящерица. —Тебе, Тушканчик, выступать нельзя. Вид у тебя больно неподходящий. И привычка дурная – лапки у груди держать. Еще подумают, что ты пирог выпрашиваешь, как Лиса, христарадничаешь.

   –  Во-во, – пробурчал Хомяк. – Еще опозоришь нас.

Так сидели они на травке и решали, кому идти рассказывать, а на макушке кургана уже стоял бобер. Его мало кто знал, и поэтому медведь Спиридон спросил:

   –  Тебя как зовут?

Бобер оправил свою шикарную бобровую шубу, сказал:

   –  Павлушкой.

И медведь Спиридон объявил громко:

   –  Сказки рассказывает бобер Павлушка.

Бобер начал не сразу. Постоял, покряхтел, оправил шубу бобровую. Слушателей было много, и он смущался. Голос у него был глухой, брови были сдвинуты.

   –  Есть у меня сосед, Серегой зовут его. Вы, может быть, его знаете. У него плешина вот здесь на макушке. Он, Серега, ничего сосед, добрый, с ним жить можно, но больно хвастать любит. Я для него свои сказки приготовил, а он услышал, что я о нем говорить собираюсь, и не пришел. А я все равно расскажу их. Слушайте мою первую сказку.

«Валили бобры осинки в роще и сплавляли по протоке к хаткам своим, к зиме готовились. И попалась тут бобру Сереге осинка крепости необыкновенной. Погрыз он ее, сказал:

   –  Не могу больше.

Бобер Яшка грызть начал, но и он вскоре отступился. Пять бобров ее грызли и все никак повалить не могли.

   – И подковылял тут к бобру Сереге сынишка его, говорит : Дай мне попробовать.

Засмеялись бобры.

   –  Куда тебе. У тебя, поди, и зубы-то еще не прорезались. Мы вон ее сообща валили, не свалили.

А Бобренок просил:

   –  Дайте попробовать.

И тут словно дернул меня за язык кто:

   –  Да пусть, – говорю, – попробует, жалко, что ли. Хоть помусолит и то доволен будет.

Обошел Бобренок осинку, осмотрел со всех сторон. Здорово потрудились над ней бобры, до самой сердцевины добрались, а все еще стоит осинка, может быть, его, Бобренка, дожидается.

И точно: раз Бобренок провел по пахучему срезу зубишками, два. И повалилась осинка.

И ахнули тут все:

   –  Вот это зубы! Пятеро бобров грызли – перегрызть не могли, а он два раза грызнул, и лежит осинка.

И повел Серега сына по запруде от хатки к хатке.

   –  Посмотрите, – говорит, – какие зубы у моего сына. Мы впятером резали осинку, срезать не могли, а он враз подсек ее. Вот это зубы! Покажи, сынок.

Бобренок показывал, и Серега вел его дальше. Ко мне четыре раза приходил с ним».

Этими словами закончил бобер Павлушка свою сказку, и все согласились с ним, что хвастать отцу зубами сына – это не дело.

   –  Плохо, когда сосед тебе надоедает, – стал было пояснять бобер, но медведь Спиридон остановил его:

   –  Говори дальше, Павлушка. Мы ведь и по сказкам поймем, что ты нам сказать хочешь.

Я знаю, что поймете, но ведь – сосед. С ним всю жизнь рядом быть, а он, Серега-то, даже сказки мои слушать не пришел. Но я все равно говорить буду. Слушайте мою вторую сказку:«Жил на озере бобер Серега. Был у него домик, и в домике все было. И вот приходит к нему как-то сосед его, бобер Павлушка, а дело зимой было, приходит и говорит:

   –  У тебя там не найдется пожевать чего? У себя я подобрал все, а в рощу не выйдешь: снегу навалило – не пройти.

Дал Серега осинку Павлушке. Спросил только:

   –  Когда отдашь?

   –  Когда добуду, – сказал Павлушка и унес осинку к себе.

А Серега ходил после этого по знакомым и говорил всем:.

   –  Мне Павлушка осинку должен.

Весной Павлушка забыл про долг свой. Не вспомнил о нем и осенью, а зимой постучался к нему Серега и спросил:

   –  Ну, когда должок отдавать будешь?

И схватился Павлушка за голову:

   –  Как же это я забыть мог. И отдавать сейчас нечего. Может, ты еще подождешь немного?

   –  Что ж, могу и подождать, – сказал Серега.

И ходил он опять по знакомым и говорил всем:

   –  А сосед-то мой, Павлушка, все еще должен осинку мне.

Все уже знали, что Павлушка Сереге осинку должен. И спрашивали при встрече:

   –  Не отдал?

   –  Пока нет, – вздыхал Серега, и все ему сочувствовали.

И Сереге было приятно, что ему сочувствуют. Зато соседу его, бобру Павлушке, покоя не было. Кто ни встретит, обязательно спросит:

   –  Не отдал ты еще соседу долг свой?

   –  Пока нет, – говорил Павлушка.

   – И все качали головами:

   – Да-а. И Павлушке было стыдно. И не выдержал он однажды, отобрал у детей последнюю осинку и отнес Сереге.

И поскучнела сразу у бобра Сереги жизнь, незачем стало ему ходить по соседям, не о чем стало говорить с ними при встрече. Худеть даже Серега от тоски начал. Опостылело ему все. Взял он осинку и пошел к Павлушке.

   –  Может, ты подождешь пока отдавать ее мне.

И такими он печальными глазами глядел на соседа, что тому даже жалко его стало.

   –  Что ж, – говорит, – ты долго ждал, пока я отдам тебе. Могу и я подождать отдавать тебе.

И принял назад от Сереги осинку. И ходит теперь Серега по знакомым и говорит всем:

   –  А сосед-то мой, Павлушка, все еще должен мне осинку.

И чувствует себя счастливым».

Этими словами закончил бобер свою сказку и спросил:

   –  А теперь скажите: разве так настоящие соседи делают? Дал тебе осинку и славит тебя на всю округу.

   –  Но ты тоже хорош, голубчик, – прошуршал колючками Еж Иглыч. – Взять взял, а не отдаешь.

Бобер покашлял, покряхтел, шубу бобровую поправил, сказал:

   –  Я не о себе, о соседе речь веду. Донял он меня, спасу нет. О нем и моя третья сказка.

   –  Что? Опять о Сереге? – крикнул медведь Михайло. – Давай еще о ком-нибудь О ком знаю, о том и говорю, а ты сиди и слушай. Я же тебя не перебивал.

Заяц оглянулся на медведя, хихикнул, но тут же скукожился и прикрыл уши ладошками.

   – А бобер говорил, покряхтывая: О Сереге моя и третья сказка. Послушайте ее.

«Задумали бобры перегородить речку плотиной и

пошли в рощу осинки валить. Бобер Серега со всеми вместе пошел. Выбрал самую толстую осину и стал подрезать ее.

Поглядел на него бобер Павлушка, посоветовал:

   –  Потоньше выбери. С этой тебе не справиться.

   –  Много ты смыслишь, – отмахнулся от него бобер Серега и знай себе сидит возле осины, подрезает ее.

Решил принести самую большую, чтобы лежала она в плотине самая заметная и чтобы все говорили о ней:

   –  Это осина бобра Сереги.

Отнесли бобры к речке по одной осинке, еще пришли, а Серега все подрезает свою.

Отнесли бобры еще по осинке и еще пришли, а Серега все потеет возле своей, все еще никак повалить не может. Думает о товарищах:

«Пусть носят. Осинки у них. тоненькие, смешаются в плотине, и не отличишь потом, где чья. А моя осина видная, ее ни с чьей не спутаешь. Она вон какая».

Долго резал бобер Серега свою осину. Подрезал наконец, повалил. Очистил от сучьев, потащил к речке... да не тут-то было: дернул, а осина ни с места. Топчется возле нее бобер Серега, пыхтит. И за тонкий конец потянет, и за толстый. Лапы ободрал, грудь оцарапал – не тащится осина да и только.

А товарищи его все носят и носят к речке осинки. Нанесли, сколько надо было, и построили плотину. Ходит по ней бобер Серега, говорит:

   –  Ну вот, все осинки одинаковые. Отгадай, где чья. А вот если бы я свою принес, она бы сразу всем в глаза бросалась, потому что вон огромная какая.

Но осина его и сейчас у всех на виду. Где повалил ее бобер Серега, там она и лежит. И когда случается бобрам проходить мимо нее, говорят они с улыбкой:

Это осина бобра Сереги».– Ну вот и все мои сказки, – сказал бобер. – А теперь решайте, хорошие они или нет.

Дятел, Голубь и Дубонос сдвинули умные головы, совет повели – давать бобру за его сказки пирог или нет. Бобер стоял на макушке кургана, покряхтывал, покашливал и то и дело поправлял свою бобровую шубу.