355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Пекальчук » Живые и мертвые » Текст книги (страница 8)
Живые и мертвые
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 17:27

Текст книги "Живые и мертвые"


Автор книги: Владимир Пекальчук



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Например?

– Вот это я и сам очень хотел бы знать.

Вампир тяжело вздохнул. Час от часу не легче, но это все полбеды. Он поймал себя на мысли, что просто не представляет, как сообщить Каттэйле ужасную новость.

– И кстати, – бросил вдогонку Бах, – еще меня очень интересует, почему ваша знакомая и ее подельники пытались меня ограбить.

* * *

Рано поутру на дороге, покрытой лужами от шедшего ночью дождика, обнаружились четко отпечатавшиеся следы волка. Большого степного волка, по сравнению с которым лесные сородичи – щенята.

Изгой на миг остановился, размышляя. Степному волку неоткуда взяться вдали от степи и даже вдали от леса. Неоткуда… не считая лагеря предков. Оттуда уже пришел однажды седой волк-дух – видимо, это снова он. И ничего удивительного, если это так: старый шаман никогда не оставлял дела недоделанными. Уж коли взялся вести своего недостойного ученика – доведет, по крайней мере туда, куда изначально собрался довести.

Пройдя по следу еще немного, он убедился: да, никаких сомнений, это гро-Бакхг. Точно такие же следы, точно так же подволакиваемая нога. Что делал тут старый шаман? Осматривал местность? Проводил разведку? Бред, зачем ему это? Сверху и так все видно. Значит… Значит, след оставлен как указатель.

Изгой двинулся по следу, с легким сожалением отметив, что новый маршрут уводит его от пути на запад, в Телмар. Но это сожаление всего лишь результат незнания. Ибо не дано тому, кто пока не заслужил право войти в страну предков и к тому же при жизни особой мудростью не блистал, наперед понять то, что для старого шамана яснее ясного. Впрочем, это-то как раз поправимо: дойдет до конца и сам все поймет. В крайнем случае – спросит гро-Бакхга, когда получит такое право… если получит вообще. А пока что удел его – просто шагать, слепо доверившись своему учителю, и быть благодарным, что тот вообще снизошел до такого ничтожества. Любое сомнение недопустимо, хуже оскорбления и не придумать.

Всего через полчаса размашистой ходьбы след оборвался, словно степной волк, разбежавшись, подпрыгнул в небо, да так и не спустился больше на землю. А впереди из утреннего тумана показался город.

Еще один маленький людской поселок. Скорее даже крошечный, от силы тысяча жителей. Окружен всего лишь рвом с водой да деревянным частоколом, совсем никчемным. Плечом наляжешь – вот и новые ворота. Каменные стены городов побольше еще слегка впечатляли по сравнению со стенами родного поселка, но это… Унылость и безразличие оставили свои метки на грубо отесанных, кое-как прилаженных друг к другу колодах. Поневоле вспомнилась ограда вокруг жилища гро-Бакхга: ровный, круглый частокол, каждое бревно покрыто резьбой и выкрашено, везде знаки, отгоняющие злых духов и демонов, несколько изящных рисунков работы самого гро-Бакхга.

Еще до рождения Арситара поселок перенесли чуть ближе к реке, на ровное место без холмов, для того чтобы, следуя совету элкадских братьев, возвести вокруг оборонительные стены из камня. Старый шаман же не захотел покинуть свое жилище на холме, и потому вокруг его шатра на скорую руку возвели частокол, дабы никакая степная живность не беспокоила его. Но, предки свидетели, ту ограду построили на совесть, красиво и аккуратно, как и все, что построено или сделано Детьми Ветра.

А люди живут за частоколом, сделанным абы как, и нет им дела, что творение их немощных рук позорит своих создателей перед приезжими. Хотя, если вдуматься, приезжие в основном тоже люди, неспособные чувствовать уродливую дисгармонию, вносимую в окружающий мир их селениями.

У ворот – очередное удивление. Ворота распахнуты, но стражи нет. Вообще нет. Зато слышен гомон толпы, в котором отчетливо проступает паника, может быть, даже ужас.

Лишь войдя в город, изгой понял, в чем дело. Людишки суетились у колодцев и сновали туда-сюда с ведрами. Над крышами показался дым, и только теперь появился запах гари: раньше своевольный ветер все время дул в спину.

Он замер посреди улицы, даже камнем не вымощенной, слегка сбитый с толку. Хотелось есть, да только в недобрый час пожара никому нет до него дела. Перепуганные людишки бегут мимо здоровенного орка, словно мимо статуи, кричат, пытаясь как-то координировать свои действия, но глас самых хладнокровных и грамотных тонет в общем гвалте. Все-таки бревенчатые дома людей – не шатры орков, строятся долго и надолго, а теперь пожар, безжалостное огненное чудовище, начал пожирать жилища и добро, нажитое тяжким трудом за всю коротенькую человечью жизнь. Как тут не быть в ужасе?

Растерянность людей передалась и пришлому орку. Людишки, мелкие и беспомощные, потерявшие голову в панике, вызывали острое чувство жалости с примесью брезгливости – да только как им помочь? Орки в каменистых степях пожаров не боятся: главное – точно знать, где находятся водоемы, и в самые жаркие дни путешествовать, только когда ветер дует в направлении ближайшей реки. Переплыл речку и можешь помахать беснующемуся степному пожару рукой. А поселки и вовсе строятся на предварительно выжженной земле, да и гореть особо нечему: дети степи не обременяют свою жизнь массой барахла и не приковывают себя к одному месту капитальными домами. Что пожрет огонь, то будет легко восстановлено. И потому опыта тушения пожара у изгоя просто нет.

Можно было бы помочь людям организовать эффективную борьбу с огнем, орать во всю глотку, повторяя команды кого-то более знающего, да только в Эренгарде язык людей совсем не такой, как в Телмаре. Ни слова не понять. Хотел бы помочь, да только как? Ведра носить? Не унять этими каплями разбушевавшееся пламя.

Он стоял посреди мечущихся людей словно скала, такой же безмолвный и неподвижный, и мрачно вслушивался в женские воззвания к небесам, бессмысленные и бесполезные, и плач перепуганных детей. Последние, кто чуть постарше – пытаются помогать носить воду, кто совсем мал – ничего не понимают, кроме того, что происходит нечто ужасное и, может быть, непоправимое.

А ведь люди, живущие в Немерии и Кор-Гале, подумалось внезапно, понимают орочий язык, да и орки, обитающие на границе с этими странами, понимают своих соседей-людишек. А все потому, что тамошние Младшие чуток поумнее и уже двести лет как зареклись с орками воевать. А где нет войны, там есть торговля, где есть торговля – там не может быть полного непонимания.

Эренгардские же корольки, до земли жадные, до недавнего времени были врагами, и сейчас былая вражда еще дает о себе знать. Вот стоит рядом с пожаром орк – все равно что на другом краю света. Помочь не может ни словом, ни делом – понимания нету. Ни люди его не поймут, ни он людей. Увы.

Позади раздался топот копыт и грохот деревянных колес по дороге. Пара замухрышистых лошадей из последних сил тащит телегу с огромной бочкой и странной конструкцией, к бочке приделанной. Крепкий, коренастый дварф, сидя на козлах, орет на людей перед повозкой, разгоняя в разные стороны. Ну конечно, где есть что-то хитроумное и сложное в изготовлении – там обязательно должен быть либо гном, либо дварф. Талант у них сварганить что-то сложное и обычно ненужное.

А ведь это – противопожарное устройство, пришла догадка. Бочка налита под завязку, и размер такой, что всему городу напиться хватит. Вот это уже не игрушечные ведерки с орочью кружку величиной, в таком количестве воды разъяренному огненному монстру и захлебнуться впору.

И как только он это подумал, под телегой что-то громко хрустнуло, передок опустился и уткнулся в землю, дварф слетел с козел и растянулся на земле, а колеса уставились в небо, словно глаза рыбы-звездочета. Передняя ось не выдержала, сломалась.

Орк презрительно сплюнул: криворукие людишки ничего не могут сделать хорошо. Руководил постройкой наверняка этот же бородатый мастер, который сейчас, кряхтя, поднимается с земли, а руки-то человечьи работали, не искусные гномьи и не сильные дварфовы.

Тем временем дварф, поднявшись, зычно закричал, сзывая людей. Моментально собравшаяся толпа в тридцать человек обступила бочку на колесах и попыталась сдвинуть ее с места, да не тут-то было. Уж коли исправную два коня едва тащили – куда людишкам сломанную осилить? И ведь дотолкали бы, дотащили, да передок в землю уперся – и все тут. Слишком тяжела бочка для людей…

Решение пришло мгновенно. Что непосильно людишкам – то по плечу орку! Он шагнул к ближайшему дому и прислонил к стене топор, подскочил к телеге и оттолкнул людей, пытающихся оторвать перед ее от земли. Разорвал упряжь, освобождая изнемогающих лошадей: они будут только мешать. Казалось, никто даже не удивился. Ни люди, ни дварф. Оно и понятно, не до удивлений, когда родной городок в беде.

Телега со здоровенной бочкой, полной воды, – это раз в шесть-семь больше, чем он сам весит, никак не меньше полусотни пудов, а то ведь и больше! И эту громадину тащили два коня на восьми ногах… Но сомнения в сторону, легендарный Граггвандир вот уже тысячи лет каждый день таскает по небу сияющую ладью Изгоняющего Тьму, после того как этот бог поссорился с обычно тянувшим его экипаж драконом. А ведь корабль бога Света, тяжелый и горячий, – это не какая-то там бочка. Да только Граггвандира, истинного героя, это не остановило: весь мир ждал наступления нового дня, и если крылатая бестия упрямится – орк справится не хуже!

Ну а тут задача попроще. Не полная света и жара ладья, а всего лишь бочка, и не по целому небосводу, а только пару переулков. И, увы, легенд об этом не сложат.

Мышцы напряглись и свились в тугие канаты, когда изгой взвалил дышло на плечо, оторвав от земли вес, в разы превышающий собственный. Большая часть нагрузки легла на задние колеса, но и двадцать пудов – это двадцать пудов, как ни крути, да и он вовсе не Граггвандир, просто никчемная ходячая падаль.

– Теперь толкайте! – прохрипел, превозмогая огромный вес, в надежде, что людишки пусть не поймут, но догадаться-то должны. В конце концов, боги им дали головы, как и всем.

Толпа навалилась, телега вздрогнула и пришла в движение. Теперь главное шагать быстро переставляя ноги, у него их только две, а в момент шага добрых тридцать пудов веса – и его и бочки – приходится всего на одну. Дышло давит на плечо немилосердно, кажется, удержать на себе небосвод и то легче было бы. Но это ерунда, лишь бы не сломалось, окаянное. А он – не деревяшка, выдержит.

Люди со всех сторон сбегались к едва ползущей телеге, упирались плечом в нее и толкали. А когда не стало места свободного – друг в дружку упирались, добавляя свою силу тому, кто перед ними стоит. Сломанная телега, отчаянно скрипя и треща, все быстрее приближалась туда, откуда веяло жаром и доносился рев пламени.

Всего лишь один переулок показался длиннее, чем путь в Телмар и обратно через край Детей Камня много лет назад. Ничего удивительного, туда его гнали ярость и жажда мести, назад он возвращался с красавицей-женой, увенчанный славой и почетом. Тогда сама степь пружинила под ногами, придавая силы каждому шагу. А теперь ступни, кажется, прилипают к чужой, холодной земле, и каждый раз все труднее оторвать ногу, чтобы сделать следующий шаг. А ведь в ней ему предстоит лежать, пришла невеселая мысль, некому будет вернуть его тело туда, куда живым уже не вернуться, никто не сложит погребальный костер. Увы.

Злость и бессильная ярость переполнили душу. Ну почему все так вышло?! Почему, раз уж вышло как вышло, не хватило сил открыть рот тогда, когда это было нужней всего?! Почему он безвольно молчал, прекрасно понимая, на что себя обрекает?! Из груди вырвался хрип, нога, презрев чудовищный вес огромной бочки, оторвалась от земли, чтобы сделать новый шаг. Кто виноват во всем этом? Никто, лишь он сам. Кто обрек его на такие муки? Он сам выбрал для себя путь мертвеца – и пройдет его. С честью пройдет, и плевать, что это – путь бесчестья. Он – орк! Сын Степи и Ветра! И пусть родная земля осталась позади, но Ветер, не ведающий преград и границ, здесь, с ним. И предки – они наверняка сейчас смотрят на него. Сломаться под весом презренной бочки?! Да ни за что!

Сразу за поворотом взгляду открылся дом, пожираемый пламенем, и люди, бросающие лопатами землю, льющие воду. Тщетные усилия сами по себе, способные только лишь замедлить пожар, в этот раз они сыграли свою роль.

Телега остановилась, уткнувшись передом в землю. Дварф достал из сундука под козлами что-то длинное, похожее на сморщенную змею, и присоединил к бочке, затем махнул рукой, подавая сигнал людям, и те принялись попеременно наваливаться на ту самую странную конструкцию. «Змея» моментально раздулась, словно обожралась кроликов, и из свободного конца в руках дварфа ударила тугая струя воды.

Изгой отрешенно смотрел, как огненный зверь зашипел, захлебываясь в потоке своего извечного врага, и принялся метаться в поисках выхода. Тут-то и выяснилось, что масса земли и песка, набросанная десятками людей на основательно политые водой стену и крышу соседнего дома, не дает пожару перекинуться дальше. Потеря людского муравейника благодаря усилиям жителей свелась всего лишь к одному дому. Что и говорить, людишки, ничтожные каждый сам по себе, в минуты общей беды представляют собой достаточно внушительную силу. С другой стороны, поднять телегу они бы не смогли по той простой причине, что мешали бы друг другу, и не появись внезапно пришлый чужак, все усилия пропали бы даром…

Изгой криво улыбнулся, не скрывая самодовольства. Иногда даже тысячи людей недостаточно – нужен один орк.

Он слушал непонятные возгласы людей, медленно превращающиеся из панических в торжествующие, и пытался догадаться, для чего все-таки старый гро-Бакхг привел сюда своего ученика. Ведь, как ни крути, если б пожар начался в то же время, когда шаман прокладывал след, уже сгорело бы полгорода. Выходит, он наперед знал о пожаре? Не исключено, шаман есть шаман. Интересно, зачтется ли помощь людишкам, бывшим врагам, на суде предков? Хорошо бы, если так.

А люди уже обступили его со всех сторон и что-то кричали, смеялись. Что за дурацкая у них манера скалиться вместо улыбки… Хотя тут уж ничего не поделать, такими их боги сотворили.

Толпа увлекла его за собой в неказистый домик, так похожий на тот, в Альвейдорне, где он умял жареного барашка. Трактир – так называют его люди. Смешное слово.

Изгой бросил последний взгляд в сторону погорелого дома, заметив, как люди вытаскивают из него то, что не смог или не успел сожрать огонь, волокут в соседний. И внезапно осознал, что улыбается вместе со всеми, впервые с момента своей смерти.

Глава 7
Желай осторожно

Зерван тихонько постучался в дверь, дождался приглашения и вошел.

– Доброго вечера, Каттэйла. Как самочувствие?

– Благодарю, неплохо. – Девушка чуть повернула голову, не отрывая ее от подушки, и скосила на вампира свои напоминающие два неограненных сапфира глаза. – Я вот пыталась вспомнить, что и как… и уверена, что получила удар в область сердца. А может быть, и прямо в него. Я должна была умереть, но жива. Напрашивается вполне очевидный вывод. Что ж, слишком поздно, но мы все же встретились, сэр Зерван да Ксанкар.

Глаза вампира медленно поползли на лоб.

– Как вы меня узнали?!

– Я не узнала, просто слишком много совпадений. Вас зовут Зерван, вы пользуетесь оружием, похожим на оружие да Ксанкара, достаточно быстры, чтобы в одиночку расправиться с тигром и отбить нападение баньши, которые вас, оказывается, знают. В Морхолте я навела справки и узнала, что да Ксанкар известен под тем же прозвищем, что и вы. А теперь я узнаю, что вы – вампир. Все части мозаики легли на свои места.

Зерван вздохнул:

– Да уж, я теряю осторожность. Вот только не понимаю, как вы узнали, что я вампир?

Каттэйла равнодушно ответила:

– Как еще я могла бы выжить после удара в сердце, если не при помощи вампира? Вы дали мне становление, не так ли?

Зерван вздохнул еще тяжелее, собираясь с духом.

– Видите ли, Каттэйла, вот в этом и заключается беда. Поцелуй вампира не может спасти от смерти того, кто вот-вот умрет, как это принято считать. Хотя бы просто потому, что вампиры – не мертвецы, да и болезнь превращает нас в то, что мы есть, не сразу. Так что я не давал вам становления. Вы действительно получили удар в сердце и умерли.

– Я уверена, что жива, – с завидным самообладанием возразила девушка.

– Совершенно верно, – кивнул вампир, – мастер Бах опробовал на вас заклинание, позволяющее исцелить мертвое тело, и с моей помощью вернул в него вашу душу. Так что вы живы…

– Жива, но?.. Договаривайте, сэр Зерван.

– Если коротко, то ваша душа теперь привязана к моей.

Он пересказал Каттэйле содержание разговора с Бахом. Все это время девушка хранила гробовое молчание, и, когда вампир умолк, в комнате воцарилась тишина, нарушаемая только негромким стуком капель дождика в окно.

Каттэйла молчала около четверти часа, глядя в стену невидящим взглядом. Все это время Зерван сидел у стола и тоже молчал. Что он мог сказать? Ничего ровным счетом. Если слова утешения и были уместны – ни одно не пришло на ум, а язык, казалось, прилип к гортани.

– И что дальше? – Каттэйла положила конец игре в молчанку, и ее спокойный голос резанул контрастом в столь драматической ситуации.

– Боюсь, что не знаю, – развел руками Зерван, – я лишь выбрал меньшее из двух зол, не задумываясь о последствиях, и теперь могу только надеяться, что вы найдете мое общество не слишком обременительным…

Девушка чуть приподняла бровь:

– Вы, безусловно, благородный человек, но такая обуза, как я, – это уж слишком. Даже для вас. В конце концов, вашей вины тут нет. Вам следует предоставить меня моей собственной судьбе, на которую я сама напросилась.

Зерван криво улыбнулся:

– Даже будь я циничной сволочью, я не смог бы так поступить. Мы связаны отныне, разлука грозит вам неприглядной участью призрака, а мне – перспективой иметь оного за спиной. Лично я бы предпочел живого спутника, а не призрачного.

– Так тому и быть, – вздохнула Каттэйла, – правду говорят, что нужно соблюдать осторожность в своих желаниях, ведь они иногда исполняются.

– О чем это вы? – насторожился вампир.

– Я уже сказала, что искала вас, сэр Зерван. Весь последний год страстно желала повстречать. И вот она, насмешка судьбы…

– А зачем меня искать?

– Теперь уже неважно, в том и суть издевки. Все уже неважно. Зачем искала вас, зачем напала на Баха… неважно. Все, ради чего я жила, цели, которые перед собой ставила, надежды, которые питала… Как будто их и не было. Так что вы не до конца меня к жизни вернули. Не полностью. Мои надежды, иллюзии и мечты умерли вместе со мной – и не воскресли. И теперь тот еще вопрос, жива я или нет… скорее, нет. Ну что ж, раз вам угодно мое общество, сэр Зерван, я составлю вам компанию. А теперь не отказалась бы перекусить. И побыть одной немного, если можно, подумать. Умерев, начинаешь понимать, что многое на самом деле не то, чем кажется.

– Сейчас я раздобуду вам поесть, – кивнул Зерван и покинул комнату.

Оставив Каттэйлу за дверью, вампир почувствовал почти физическое облегчение. Чувство вины – чудовищный, жесточайший палач. Разум твердит, что не виноват он в случившемся, а толку? Бессильна логика против эмоции, угнездившейся в самом сердце.

Зерван отыскал старого мажордома и разжился остывшим сырным пудингом, вареным мясом под соусом, фруктами и сладким легким вином, отнес эту снедь Каттэйле и снова отправился в библиотеку.

– Итак, мастер Бах. Вы можете не беспокоиться относительно Каттэйлы: для чего бы она ни пыталась вас ограбить, это уже не имеет значения. А вот что касается магии… – Он тяжело вздохнул, подошел к столу мага и заглянул в книгу, убеждаясь, что она раскрыта в нужном месте.

– Что вы делаете?! – словно резаный заверещал Бах, когда Зерван ухватил страницу и вырвал ее резким движением.

– Есть вещи, которые не должны попасть в плохие руки. Сие заклинание позволяет вампирам превращать людей в своих рабов, вы хоть понимаете это?

Бах сник под тяжелым взглядом вампира, а тот продолжил:

– Ваши записи по этому заклинанию – где они? Отдайте по-хорошему, или мне придется сжечь всю вашу библиотеку.

– Вот.

В дверях бесшумно возник Суаф, упершись в спину Зервана недобрым взглядом, и тот прочитал в глазах мага робкую надежду.

– Не стоит, – покачал головой вампир и шагнул к камину. – Бах, вы же не настолько бессердечны, чтобы этот несчастный пострадал в бессмысленной попытке спасти ваши бумаги.

– Вы собираетесь сжечь величайший триумф всей моей жизни, – бесцветным голосом произнес Бах.

– Нет. Я собираюсь сжечь то, что может стать причиной огромного зла. А ваш триумф останется при вас. Да, вы не сможете добиться признания, но хотя бы будете жить, зная, что смогли сделать то, чего не мог никто до вас и не сможет никто после. И кстати, вы все еще должны мне сорок флоринов.

* * *

Он брел через широкий луг, время от времени поглядывая на восходящую луну, дабы не сбиться с пути. На чувство направления полагаться не стоит, сознание, основательно залитое выпивкой, может устроить своему хозяину любую пакость.

Возможно, не стоило пить так много. И уж точно не стоило пить на пустой желудок, но людишки не сразу сообразили, что их внезапный помощник голоден. А когда поняли – разбавлять плескавшийся в животе алкоголь похлебкой с грибами было уже в общем-то поздно. Конечно, людское пойло не идет ни в какое сравнение с тем, которое варят в степи, ни по вкусу, ни по крепости, но его наливали очень уж обильно.

Время в кабаке пролетело быстро и незаметно. Люди, радующиеся, что опасность миновала, веселились от души и щедро потчевали героя дня спиртным и едой, да и сами налегали на выпивку почем зря. И это всеобщее ликование захлестнуло даже того, кому уже не положено радоваться или улыбаться.

Это было странно, неправильно, непривычно. Как если бы вдруг сердце погибшего в битве воина, сражавшегося до последней капли крови и последнего вздоха, снова забилось на несколько мгновений. Радость и веселье, внезапно вернувшиеся на короткое время, почти заставили забыть свои печали. Забыть, что он мертв.

Остановиться, глубоко вдохнуть холодный воздух. Тряхнуть головой, сбрасывая с непокорной гривы первые капли ночного дождя, сфокусировать взгляд на второй, младшей луне, выглянувшей из своей темной колыбели. Несколько минут постоять, прислушиваясь к звукам чужой, но так похожей на родную степи, очищая разум от алкогольного шума. Все-таки пойло у людишек слишком слабо, чтобы совладать с орком.

Эх, как же не вовремя случилось то, что случилось. Пришли вестники из Моандора: быть походу. И такие же вестники ушли на север, на юг, на восток. Телмарцы вторглись в земли Элкада, разорив одно селение, и весь народ степи начал подготовку к новой битве. Знать бы наперед, к чему приведет опрометчивый поступок, – и сейчас сидеть бы ему дома, у костра, и готовить доспехи и оружие. А потом отправиться в Телмар, неся воздаяние на острие двусторонней боевой секиры… Но всему этому уже не бывать: он мертв.

Сейчас где-то в степи стучат молоты десятков кузнецов, сотни воинов готовятся к походу. Племена запасают продовольствие и усиленно тренируют молодежь: когда орда атакует Телмар, вчерашние дети станут воинами, именно они будут защищать родные селения, когда воины постарше ринутся в смертельную схватку на чужбине. А неприкаянной ходячей падали без имени не видать славы, почета не заслужить в битве. Не будет его в том походе. И в песнях, которые сложат после, не будет ни слова о том, кого когда-то звали Арситаром.

Он сжал челюсти. Без славы так без славы. Без песен так без песен. Сам виноват, сам лишил себя всего этого, себя и винить. Но без битвы воину нет пути в забвение. В одиночку, неся с собой только ярость и безысходность, идет мертвый орк в свой последний поход.

В этот момент мягко подул в спину ветер, указывая направление и облегчая путь. Еще каких-то несколько дней ходьбы осталось до Телмара. Несколько дней муки для изгоя и несколько дней спокойствия для заклятых врагов. А потом все изменится. Он обретет вечный покой, а Телмар навсегда его утратит, поняв, что праведное возмездие неотвратимо, словно степной смерч, приходящий откуда ему вздумается и в любой момент.

* * *

– Вот и Эрнхолдкип, блистательная столица некогда великой страны, – мрачно изрек Зерван, когда вдали показались огни патрулирующих крепостные стены дозорных.

– Вас беспокоит раздробленность родины? – полюбопытствовала Каттэйла.

– Беспокоит? Скорее, просто щемит на душе. Словно заноза в сердце. Я видел свою страну на пике могущества. Мои дед и отец всю жизнь посвятили служению королю и отечеству, да и я тоже присягал на верность трону Эренгарда. Как мне смотреть на все это непотребство?!

– Так это правда, что ваша якобы казнь была фикцией?

– Разумеется. Линдар Шестой, мир его праху, был не таким человеком, чтобы казнить своих ближайших соратников, даже несмотря на то, что со мной случилось. Он объявил меня казненным, и долгие годы я странствовал по миру инкогнито, пока во время известных вам событий в катакомбах меня не узнал в лицо один эльф, затесавшийся в ряды наемников Тэй-Тинга.

Каттэйла вздохнула:

– Тяжело, должно быть, вернуться на родину изгоем?

– Напротив. Я нигде не чувствовал себя так легко, как здесь. Видите ли, нельзя казнить благородного человека иначе, чем отсечением головы, и потому Эренгард – единственное место на свете, где я не боюсь оказаться на костре. Или, точнее, боюсь меньше, чем в других странах.

– Но вы больше не граф…

– Граф, только безземельный и к тому же умерший официально. Дело в том, что приставку к имени, свидетельствующую о моем статусе, по законам Эренгарда, утратить нельзя. Человек, бывший графом хотя бы один день, сохраняет право на формальный титул пожизненно и посмертно. Можно попасть в опалу, лишиться земель и угодить на плаху – но титул, полученный однажды неважно каким способом, потерять невозможно. Благородное происхождение нельзя отнять даже королевским указом, таковы законы Эренгарда. Вы утомились?

– Нет, я привычна к пешим путешествиям, к тому же вы несете мою котомку.

Вампир отметил, что ее голос звучит глуше, чем вечером, когда Каттэйла прощалась с Бахом. Все-таки она устала, хотя отчаянно старается выглядеть бодрой.

Он вздохнул. Да уж, теперь любая оплошность будет стоить жизни не только ему, но и Каттэйле, намертво связанной с ним незримыми узами, и к этому факту еще предстоит привыкать. Перво-наперво затаиться в многотысячном муравейнике. Затем найти местного Светлейшего и связаться с Силорном. Может быть, старый недруг, несущий бессменную стражу у покоев Таэль, не откажется помочь будущему мужу той, которую охранял долгие сто восемнадцать лет, с самого рождения. Затем… проклятье. Все слишком сложно. Конечно, Тальдира не сунется в людской город, по крайней мере лично. Знать бы только, какими силами она располагает и на кого может рассчитывать.

– До рассвета устроимся где-то на отдых, – сказал Зерван, – а днем вам нужно разжиться одеждой получше. Отыщем трактир в торговом квартале, чтобы в непосредственной близости оказались лавки торговцев.

– Как вы полагаете, каково расстояние, на которое мы можем удаляться друг от друга?

– Понятия не имею. Думаю, расстояние прямой видимости и слышимости совершенно безопасно, а дальше… Лучше не искушать судьбу.

Он привычно огляделся по сторонам, хотя лес уже давно закончился, вокруг одни поля, да стены города с каждым шагом все ближе.

– Опасаетесь охотников за головами? – догадалась Каттэйла.

– Хуже.

– Тальдира?

– Она самая. В город сунуться побрезгует, дрянь, но даже в этом нельзя быть уверенным. Безумная ненависть и жажда мести – та еще смесь.

– За что она так вас ненавидит, сэр Зерван? Вы сделали ей что-то очень плохое?

Вампир невесело усмехнулся:

– Да ничего особенного. Просто перечеркнул всю ее жизнь.

Девушка навострила ушки, но с расспросами торопиться не стала.

– Тальдира – княжна клана Веспайр, второго по силе после Этиан. Наследница, будущая верховная княгиня. И сильнейший боевой маг высших эльфов. Может быть, даже самый сильный из ныне живущих. Еще не так давно солнечный народ, загнанный в угол и вымирающий, готовился к последней войне, к победе или к смерти. И Тальдира с детства, а ей лет триста, если не ошибаюсь, готовилась к этому дню. Изучала боевую магию огня, презрев все остальные магические искусства. Вся ее жизнь – одна тренировка длиной в триста лет. Три столетия практически полного самоотречения. Можно сказать, она жила ради одного-единственного дня. Дня, когда решится судьба высших эльфов. Дня, когда сама Тальдира победит вместе со своим народом, испепелив сотни людишек, или умрет вместе с ним, забрав с собой на Серые Равнины все те же сотни людишек.

– Войны вроде бы не предвидится, – осторожно ввернула Каттэйла, – эльфы поступили мудро, заключив мир и принеся присягу Зиборну. У них шансов не было.

Вампир презрительно фыркнул:

– Зато гордыни – хоть отбавляй. Они ведь не добровольно пошли на мировую, так как кое-какой козырь у них имелся… И вот тут появляется презренный людишка, еще и разносчик чумы в придачу, путает все планы Совета князей и берет этот самый Совет за горло, навязывая собственные правила игры.

– Так вот оно что… – протянула девушка. – Люди чутьем понимают, что в том договоре эльфов с Зиборном не все прозрачно, но никто не знает, где собака зарыта. Хотя теперь я начинаю догадываться. Они получили обширные земли в обмен на вашего двойника, Зиборн восстановил свое лицо, вами битое… И за всем этим стоите вы. Я с самого начала не верила, что вы погибли, но такого и подумать не могла.

Зерван кивнул:

– Так и есть. Вся эта многоходовая комбинация пришла мне в голову, когда я плескался в реке, утыканный арбалетными болтами. После чего я усыпил Таэль, ключевую фигуру всего плана солнечных эльфов, сильнодействующим снотворным. Крепко усыпил, на десятилетия. И тогда Совет князей оказался перед несложным выбором: сделать, как я говорю, и жить или не послушаться и сдохнуть.

Некоторое время они шли молча, затем Каттэйла негромко заметила:

– И все это вы сделали ради нее…

– В основном да. К тому же гибель десятков тысяч – эльфов ли, людей ли – я не мог допустить. Заодно и свои собственные дела уладил.

– Эльфы должны были бы быть вам благодарны… За что же Тальдира так вас ненавидит?

Вампир хмыкнул:

– Плохо вы знаете высших эльфов. Уже тот факт, что людишка-вампир появился в святая святых – Зале Собраний, сам по себе плевок в душу любому эльфу. А теперь поставьте себя на место Тальдиры. Вы всю жизнь готовились к величайшей битве, и тут появляется плохо говорящая клыкастая скотина вроде меня, требует себе права эльфа и заявляет: все, сворачивай балаган, не будет войны. Вся жизнь впустую. Триста лет самоотверженной подготовки насмарку. Вы бы простили такое?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю