Текст книги "На Днепровском рубеже. Тайна гибели генерала Петровского"

Автор книги: Владимир Мельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Так что значимость рассказа генерала Н.Ф. Воронова практически равна нулю, ибо в этом рассказе нет ничего такого, что позволяло бы правдиво взглянуть на рассматриваемые нами события.

В свете воспоминаний генерал-майора Н.Ф. Воронова, правда, напрашивается один вопрос: а почему никто, и в первую очередь он, ничего не сказал о судьбе военного комиссара корпуса бригадного комиссара Павлова Якова Ивановича? Есть предположение, что он погиб несколько раньше, 15—16 августа 1941 года, во время отхода на восточный берег р. Днепр [45]45
  В справочнике «Руководящий политический состав управлений фронтов, флотов, армий, флотилий, корпусов, дивизий, соединений Военно-морского флота и танковых бригад периода Великой Отечественной войны» даются данные о том, что начальник политотдела корпуса полковой комиссар Воронов Николай Федорович и военный комиссар корпуса бригадный комиссар Павлов Яков Иванович занимали свои должности до 10 августа 1941 г. Откуда эта ошибка – непонятно. Об этом свидетельствует и последнее дошедшее до нас боевое донесение от 14 августа, подписанное вместе с Л.Г. Петровским и АЛ. Фейгиным и Я.И Павловым. – Примеч. автора.


[Закрыть].

Тем не менее кому, как не начальнику политотдела, сказать пару добрых слов о своем непосредственном начальнике.

Надо заметить еще, что 26 лет спустя, в 1998 году, Г.Д. Кнатько опубликовал ряд интересных статей, посвященных подвигу генерала Перовского и воинов 63-го ск на жлобинской земле. В одной из статей он приводит совсем другие воспоминания Н.Ф. Воронова относительно событий, имевших место 17 августа 1941 года. Где «правильные» воспоминания – сказать сложно.

Теперь пришло время обратиться к воспоминаниям генерал-майора Б.Г. Вайнтрауба, бывшего в июле—августе 1941 года начальником штаба 437-го сп 154-й сд корпуса. Его рассказ, пусть и не повествующий в полном объеме обо всех событиях, имевших место в начале прорыва из окружения, является самым значимым в плане представленной информации и правдивости. Удивительно, но Г.П. Кулешов (или Политиздат) по какой-то причине вообще не приводит его воспоминаний в своей книге. А ведь именно Вайнтрауб записывал указания, отдаваемые командиром 63-го ск в момент постановки задач на КП 154-й сд 16 августа 1941 года и ту знаменитую фразу генерала Петровского, которую упоминают практически во всех рассказах о Леониде Григорьевиче.

По свидетельству старшего научного сотрудника Института истории АН БССР Г.Д. Кнатько, генерал Б.Г. Вайнтрауб рассказал следующее:

«Генералы с проектом приказа согласились. Леонид Григорьевич приказал в конце приказа записать следующий пункт и тут же его продиктовал.

"Всему комначсоставу, вне зависимости от звания и должности, в период ночной атаки, вплоть до соединения частей корпуса с частями Красной Армии, – находиться в передовых цепях, имея при себе эффективное оружие с задачей объединить вокруг себя весь личный состав дивизии. Для руководства боем при командире пока быть начальникам: штаба, артиллерии, связи и офицерам связи". Этот необычный пункт, но весьма существенный для организации управления, я тут же вписал в приказ.

Приказ был вручен командирам полков в присутствии комкора. После коротких указаний по особенностям ночной атаки и ведения боя в глубине обороны немцев генералы Петровский и Фоканов приняли участие в рекогносцировке и организации взаимодействия на участке 473-го стрелкового полка, который под командованием Героя Советского Союза капитана Баталова должен был действовать на главном направлении.

Генерал Петровский Леонид Григорьевич потребовал стремительной атаки. Давая указания артиллеристам, он обратил их внимание на необходимость бережливого отношения к боеприпасам. "Это не значит, – говорил он, – что вы не должны стрелять, но стрелять только по разведанным целям. Каждым снарядом, каждой миной, каждой пулей, каждым штыком – бить немцев. Немцы побегут – это хорошо, но еще лучше, если они не смогут убежать".

Затем комкор с группой работников штаба корпуса отправился в 61-ю стрелковую дивизию.

Около 2 часов 30 минут я видел его в последний раз у второй просеки Хальчанского леса. Он давал указания комдиву.

Атака началась в 3.00 17 августа после шквального 15-минутного огневого налета по разведанным целям и рубежам обороны немцев. Дивизия, опрокинув противника, стремительно преодолела реку Окра и захватила окопы противника».

Б.Г. Вайнтруб пишет, что в тумане трудно было распознать своих и противника. «На меня, напав сзади и сбив с ног, навалился немец. Душит, но вот он обмяк. Помог красноармеец Сорочинский. Он его проколол штыком. Возбужденные, мы вместе пошли дальше.

Криком и сигналами фонаря мы оповещали, что пункт управления здесь. За 473-м стрелковым полком шел КП дивизии во главе с начальником штаба дивизии подполковником Агевниным. Генералы Петровский, Фоканов, Казаков, полковники Фейгин и Алферов с группой офицеров штаба корпуса следовали правее нас направлением 510-го стрелкового полка, выйдя из леса по второй просеке...

Лавина атакующих стремительно продвигается вперед. Подтянулся обоз с ранеными. Он был наготове к движению еще в лесу. Подошло несколько орудий без боеприпасов. Лошади еле тянут. Вместо упряжки в 6 лошадей – две-три.

Немцы огнем минометов и артиллерии, а также группами самолетов пытаются прикрыть отход своих частей. Штурмуют нас...

Впереди наша разведка. В 3—4 км от Губич она установила, что в селе немецкий штаб. Послали две группы в обход. Оказался штаб 134-й полевой дивизии. Разгромили. Уничтожили десятка два офицеров, захватили 6 портфелей с документами, сожгли более полсотни машин. Для себя смогли взять только две из них. Не было шоферов. Документы на другой день сдали штабу 3-й армии...

К утру 18.8 меня и начальника артиллерии дивизии полковника Тиматиевича Ивана Ивановича вызвали в Речицу в штаб 3-й армии...

А.С. Жадов сообщил, что наш командир дивизии генерал тов. Фоканов с группой наших же бойцов и командиров общим числом до 800 человек прибыл в район расположения дивизии. Пропал без вести комиссар дивизии полковник Алферов...

Яков Степанович сообщил нам, что вся группа командования 63-го стрелкового корпуса погибла в рукопашной схватке, нарвавшись на немецкую засаду...» ^{109}

Что можно отметить? Правдивое описание начала прорыва. Правильно указано местонахождение генералов Петровского, Казакова, Фоканова и группы старших офицеров перед началом и в первые минуты прорыва. Достоверно показана суматоха прорыва, и, к величайшему сожалению, все сразу же и обрывается. И вот тебе населенный пункт Губичи, а ведь до него было ни много ни мало – 10 километров. И в Губичи прорвавшиеся остатки частей 63-го ск были в ночь с 17 на 18 августа, т.е. через сутки.

Причем первые 4—5 километров после Скепни местность была, в основном, открытая, и, по свидетельству очевидцев из числа местных жителей, здесь навсегда остались сотни бойцов и командиров, пораженные минометным и артиллерийским огнем противника. Но сам Петровский, генерал Казаков, начальник штаба корпуса полковник Фейгин сюда не пробились. Где же они тогда потерялись? Генерал Вайнтрауб ничего об этом не говорит, но хотя бы упоминает тех, кто был с ним поначалу рядом.

Несмотря на множество вопросов, которые породили рассказы ветеранов, участников тех событий, мы тем не менее должны выразить им искреннюю признательность за их воспоминания, ибо в противном случае говорить было бы просто не о чем.

В одной из бесед с дочерью генерала Петровского Ольгой Леонидовной она, сугубо штатский человек, задала автору весьма любопытный вопрос:

«Я могу все понять, война есть война. Но мне вот что интересно. В одном из первых писем с фронта папа писал, что к нему приставили двух здоровенных охранников. У него был адъютант – лейтенант. Кроме этого, как рассказывал Георгий Петрович Кулешов, перед прорывом из окружения ему для охраны выделили целое отделение солдат. Рядом с ним шли в атаку на врага десятки командиров и красноармейцев. Л свой последний бой папа принял один. Ладно, погиб адъютант. Но куда все остальные подевались? Как он, их командир, мог остаться один? Мы привыкли к рассказам о том, что все оберегали и защищали своего командира в бою. Ведь, как мне теперь известно, когда папу обнаружили немцы, он был совершенно один».

Даже не вдаваясь в детали тех далеких и трагических событий августа 1941 года, надо отметить, что все четыре оставшихся в живых непосредственных их участника не слишком правдоподобно рассказывают о событиях, предшествовавших гибели генерала Петровского. Особенно в части, касающейся его возвращения к подразделениям прикрытия, для того чтобы «личным руководством обеспечить отрыв сил прикрытия от наседающего противника, ускорить их присоединение к дивизиям, сократив по возможности потери».

Поражает буквально детский рассказ о поведении командира корпуса. К тому же о каких частях прикрытия может идти речь, если для прикрытия с тыла была оставлена одна воинская часть – 307-й стрелковый полк 61-й сд, прикрывавший отход корпуса с тыла. Этот полк, как и положено в таких случаях, должен был упорной обороной и самоотверженными действиями, а точнее сказать, ценой жизни своих красноармейцев и командиров дать возможность главным силам корпуса попытаться прорвать кольцо окружения. То есть возвращаться генералу Петровскому было не к кому: дай бог, чтобы в том полку остались в живых хотя бы сотня бойцов. Да и не дело это командира такого звена, как корпус, он должен командовать подчиненными дивизиями, а не исполнять роль проводника.

Все это просто примитивные выдумки цензуры тех лет, которая, не удосужившись выдумать что-то умное, произвела на свет подобную бессмыслицу. Генерал Петровский был бесстрашным и храбрым командиром, о чем имеется немало свидетельств тех людей, которые воевали с ним и в годы Гражданской войны, и в первые месяцы Великой Отечественной. Он прекрасно знал свое место в боевой обстановке и никогда бы не додумался бросить корпус на произвол судьбы для того, чтобы «личным руководством обеспечить отрыв сил прикрытия от наседающего противника, ускорить их присоединение к дивизиям, сократив по возможности потери», или «со своим резервом пошел севернее д. Скепня, чтобы обеспечить фланг атакующих».

Выдумывая подобное, главпуровская цензура надеялась, что рисует нечто героическое, на самом же деле на свет появилась несусветная глупость, которую затем растиражировали в книгах, а наши уважаемые ветераны ничего не могли противопоставить подобной тупости, а точнее сказать: их мнение просто никого не интересовало.

В ходе боя в районе населенною пункта Четверня, а затем у Скепни погибли многие командиры и красноармейцы. К своим спустя несколько дней смогли пробиться немногие. Своими героическими действиями воины 63-го стрелкового корпуса смогли, пусть всего лишь на несколько дней, отвлечь врага от главной тогда цели – Гомеля, дав тем самым возможность другим частям и соединениям организованно отойти на восток.

Начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Ф. Гальдер не преминул отметить в своем дневнике упорство, с которым сражались воины 63-го стрелкового корпуса:

«...По-видимому, заканчиваются бои по ликвидации отчаянно сопротивляющейся окруженной группировки противника в районе восточнее Жлобина...» ^{110}

Теперь, когда мы проанализировали воспоминания оставшихся в живых участников тех событий и узнали их точку зрения на обстоятельства гибели генерал-лейтенанта Л.Г. Петровского, обратимся к трем очень важным документам одного уголовного дела, которые не только поставят точку в нашем расследовании, но и дадут ответы на многие другие вопросы.

Документ первый

«ПРОТОКОЛ ДОПРОСА 1949 года, января 20 дня, город Гомель, БССР. Я начальник Управления МТБ по Гомельской обл. подполковник БАТУРИН, сего числа допросил в качестве свидетеля военнопленного БРЕМЕР Ганс Людвиг, 1918 года рождения, уроженец дер. Бранкендорф, район города Росток, провинции Микленбург, происходит из служащих, образование имеет среднее, окончил одногодичную офицерскую школу, состоял членом молодежной организации «Гитлер-Югенд» с 1934 по 1935 года последнее воинское звание – обер-лейтенант; последняя занимаемая должность – командир оборонительного отдела штаба провинции Мекленбург, содержится в лагере военнопленных № 168 г. Минск.

Об ответственности за дачу ложного показания по ст. 136 УК БССР предупрежден: /ПОДПИСЬ/.

Вопрос: На каком языке вы желаете давать показание?

Ответ: Свои показания я могу давать свободно на русском языке, т.к. я им владею (пишу, читаю и разговариваю).

Вопрос: Расскажите о прохождении службы в немецкой армии.

Ответ: В немецкую армию я был призван на службу 17/Х-1936 г. в 27 пехотный полк, где проходил службу солдатом до октября м-ца 1937 года. В октябре м-це мне было присвоено воинское звание – ефрейтор и перевели на должность командира отделения в 74 пех. полк, где прослужил до июня м-ца

1938 года, где было присвоено воинское звание унтер-офицера и направлен в годичную офицерскую школу, которую окончил в апреле 1939 года в звании лейтенанта и назначен на должность командира взвода 74 пехотного полка, откуда был переведен в 487 пех. полк на должность комвзвода, где прослужил до сентября 1939 г. С сентября 1939 года по ноябрь 1939 года прослушал курсы противохимической защиты и тактической разведки. По окончании курсов был назначен командиром взвода 487 пех. полка и переброшен вместе с полком к Бельгийской границе. Ковда начались военные действия немецкой армии против Франции, я командовал взводом тактической разведки при 267 пехотной дивизии, где находился по июль 1940 года. В июле 1940 года я был назначен на должность офицера полка, отдела «1-С», в этой должности я проработал до марта 1941 года. Работая офицером отдела «1-С» полка я занимался разведывательной работой среди местного населения через доверенных мне лиц, которые мне давал отдел «1-С» дивизии и местной комендатурой и кроме этого через лиц, которые желали помогать немцам, но без оформления вербовки. Из Франции наша дивизия была переброшена на русско-польскую границу, в район юго-западнее гор. Бреста, где был назначен командиром истребительно-противотанковой роты 487 пех. полка. В этой должности я воевал с Советским Союзом с 22/VI-1941 года по 3/VII-1942 года, а с июля по август 1942 года находился на излечении в госпитале. По выздоровлении я был назначен инструктором Грузинского Легиона, который формировался в Польше, около города Радом. С января 1945 года по день капитуляции Германии служил при штабе местной обороны провинции Микленбург, где и был пленен Советскими войсками.

Вопрос: На каком направлении вы участвовали в боях против Советского Союза?

Ответ: С первых дней войны т.е. с 22/VI-1941 года по 3/VII-1942 г. я участвовал в наступательных боях немецкой армии на центральном фронте в должности командира истребительно-противотанковой роты и двигались через следующие населенные пункты: Малорита, Кобрин, Слуцк, Бобруйск, Рогачев, Жлобин, Стрешин, Скепня, снова Жлобин, Рогачев, Кри-чев, Рославль, Дорогобуж, Вязьма, Гжатск, Можайск, Запад. Звенигород и снова обратно до Гжатск.

Вопрос: Расскажите подробно о боевых операциях в районе местечка Стрешин.

Ответ: 13 августа 1941 года немецкие войска находились в районе города Рогачев, Жлобин и местечко Стрешин, готовили операцию по окружению и ликвидации группы Советских войск в этом районе – 63 стрелкового корпуса. Для окончательного окружения Советских войск в этом районе, немецкие войска предприняли наступление 467 и 487 пехотными полками в направлении мест. Стрешин и дер. Затон, в это время была форсирована река Днепр и заняты населенные пункты: Скепня и Пиревичи, соединились с 20 танковой дивизией. Таким образом в районе Рогачев, Жлобин, Стрешин, Скепня и Пиревичи немецкими войсками был окружен 63 стрелковый корпус Советских войск, но окончательную ликвидацию его немецкое командование не решалось делать, т.к. не была известна сила, вооружение и намерение противника, кроме этого севернее Стрешина, в прилегающих лесах было слышно сильная работа моторов, мы полагали, что там имеются крупные танковые силы, которые могут предпринять контр, атаку, прорвать линию окружения в направлении Гомеля, а наши силы в этом месте были слабые. В это время в указанной операции я участвовал как командир истребительно-противотанковой роты. Штаб 487 пех. полка немецких войск находился на окраине дер. Скепня, на северной стороне деревни. Окружение Советских войск в указанном мною выше районе было закончено 14 августа 1941 года, вечером.

Для ликвидации указанной мною выше группировки Советских войск и принятия решения по этому вопросу командование немецкой армии предпринимало меры войсковой разведки ночью 14 на 15 августа и утром 15 августа, но никаких данных об окруженной группировке не получены. Не имея данных об окруженной группировке, командир 487 пех. полка полковник Хоэкер, по распоряжению нач. штаба 267 пех. дивизии подполковника Фон Трота 15 августа 1941 года, в 2 часа дня созвал совещание начальствующего состава полка с такой целью, чтобы обменяться мнениями о положении окруженной группировки. На этом совещании присутствовали: командир полка полковник Хоэкер, нач. штаба пехотной дивизии подполковник Фон Трота, нач. отдела «1-С» капитан Бэнькэ, адъютант командира полка ст. лейтенант Дейгнер, переводчик полка зондерфюрер Освальд, офицер отдела «1-С» полка лейтенант Хайнк и я.

На этом совещании нач. штаба дивизии подполковник Фон Трота сказал, что мы о положении окруженной группировки ничего не знаем, войсковая разведка ничего не дала и поставил задачу, во что бы то ни стало произвести разведку в лесах в районе севернее дер. Скепня. Переводчик полка Освальд предложил при этом прибегнуть к использованию местного населения для этой цели. Нач. штаба дивизии Фон Трота одобрил это мероприятие, но в то же время высказал свое сомнение в возможности подыскания такого человека, который бы смог согласиться и сделать разведку в окруженной группировке Советских войск, тем более это требовалось сделать быстро. Освальд при этом доложил, что у него на примете такой местный человек, мужчина, примерно 48—50 лет, который доброжелательно и лояльно относится к немецкой армии, доволен ее приходом, живет он от края дер. Скепня, с северной стороны, 3-й дом, где размещается наша радиостанция, что он уже с ним беседовал несколько раз, при беседе он высказал ему антисоветские настроения. Выслушав это, нач. штаба дивизии Фон Трота приказал Освальду пригласить этого гр-на на совещание, он это выполнил. Когда пришел этот гр-н на совещание, то ком. полка полковник Хоэкер, через переводчика Освальда сказал этому гр-ну, что немецкому командованию необходимо иметь датше о том, что имеется и делается в лесу, который находится севернее дер. Скепня. Этот неизвестный для меня гр-н сначала не давал согласия выполнить это из-за боязни, что об этом узнают русские и его расстреляют. Когда ком. полка полковник Хоэкер снова через переводчика Освальда передал ему, что его в этом подозревать никто не может и что если он хорошо выполнит порученное ему задание, его немецкое командование вознаградит за это. После этого этот гр-н согласился выполнить это задание и нач. штаба дивизии Фон Трота с нач. отдела «1-С» дивизии капитаном Бэнькэ через переводчика Освальда дал задание этому гражданину следующего содержания: пойти в район леса, что находится севернее дер. Скепня и узнать количество Советских войск и их вооружение, сколько имеется танков и моторизованных колон и какое имеется намерение по выходу их из окружения. Это задание неизвестный для меня гр-н, которого привел Освальд, усвоил и примерно в 5—6 вечера ушел выполнять его. Как выполнил он это задание для меня не было известно до утра 16/VHI-41 года. 16/VIII-41 года командир полка полковник Хэккер созвал снова совещание указанных выше лиц, но без присутствия нач. штаба пехотной дивизии подполковник Фон Трота и рассказал нам результат разведки того района, куда посылали этого гр-на, он объяснил нам что в окруженной группировке Советских войск имеется много артиллерии, автоколонн, несколько танков и что через день они намерены прорвать окружение в направлении Гомеля, а для этого на небольшом участке сосредоточено большое количество живой силы и техники. Эти данные, как говорил командир полка, были переданы им в штаб дивизии, при этом добавил, что для подкрепления на предполагаемый участок прорыва, т.е. на наш участок фронта прибудет для подкрепления 192 пехотная дивизия. Нас же предупредил, чтобы мы приняли все меры к тому, чтобы лучше наблюдать за поведением окруженной группировки и подготовить солдат к внезапному бою.

Примерно в 3 часа 17/VIII-41 года окруженная группировка Советских войск начала боевые действия по прорыву немецкой линии обороны на небольшом участке фронта, в направлении города Гомеля, в этом бою Советские войска прорвали немецкую линию обороны и подошли с северной стороны к деревне Скепня, где к этому времени находилась прибывшая для подкрепления 192 пехотная дивизия, которая потеснила Советские войска назад, а в это время, как я после узнал немецкие войска с трех сторон, т.е. с южной и северной стороны Рогачева и с восточной стороны Жлобина, начали наступление, для суживания кольца окружения, а 192 и 267 пехотные дивизии, находясь с северной стороны дер. Скепня, держали только оборону и не давали возможности прорваться окруженной группировке Советских войск.

Таким образом в этой операции окруженная группировка Советских войск была ликвидирована примерно в 11 часов дня 17/VIII-41 года. Было много убитых и пленено солдат и офицеров, техника осталась вся, как трофеи, но небольшой части солдат и офицеров пришлось прорваться и выйти из окружения. О величине потерь со стороны окруженной группировки Советских войск я сказать не могу, я только помню, что на участке нашего полка было взято в плен 2 тыс. человек солдат и офицеров и до 500 чел. было убито. При ликвидации указанной мною выше окруженной группировки Советских войск, был пленен начальник штаба 63 стрелкового корпуса полковник Файгин, который рассказал нам при его опросе, что командир корпуса Генерал-лейтенант Петровский принял решение прорваться из окружения в направлении Гомеля, а для этого в этом направлении, на небольшом участке линии окружения были сосредоточены необходимые силы для прорыва и было предпринято наступление.

Следовательно, разведывательные данные, принесенные неизвестным для меня гр-ном, которого немецкое командование посылало 15/VIII-41 года, подтвердились взятым в плен нач. штаба 63 стр. корпуса полковником Файгиным. После боя солдат моей роты Шиндекютте доложил мне, что он с другим солдатом пошли искать трофейную легковую машину и на окраине леса, севернее части дер. Скепня обнаружили хорошую автомашину легковую, под которой лежал русский военнослужащий, ему солдаты приказали сдаться в плен, но он ничего не отвечая производил стрельбу из пистолета и одним из выстрелов убил одного солдата, а оставшийся солдат Шиндекютте стал тоже стрелять по этому военнослужащему и убил его. Этот солдат забрал легковую автомашину и шинель военнослужащего, приехал ко мне и доложил об этом. Видя на шинели знаки различия высшего командного состава Советской армии, я взял шинель, принес в штаб полка и доложил об этом полковнику Хэккер, который по знакам различия убедился, что это шинель высшего комсостава и приказал мне доставить этого солдата к нему и он нас на автомашине довез до места, где был убит военнослужащий Советской армии. Мы, т.е. я, полковник Хэккер, капитан Бэнькэ и лейтенант Дейшер, действительно обнаружили лежащий труп убитого с такими же знаками различия на гимнастерке, как и на шинели, капитан Бэнькэ у убитого обнаружил в кармане гимнастерки небольшую красную книжку, которая оказалась удостоверением личности, где была его фотокарточка и надпись – Генерал-лейтенант Петровский, а в полевой сумке была обнаружена карта и какие-то приказы. Командир полка полковник Хэккер приказал труп похоронить на этом же месте и над могилой сделать надпись, что здесь похоронен Генерал-лейтенант Петровский, так было и сделано. Когда мы прибыли в штаб полка и обратились к пленному полковнику Файгину и предъявили ему удостоверение личности, он подтвердил, что это действительно был командир 63 стрелкового корпуса генерал-лейтенант Петровский.

Вопрос: Какое вознаграждение получил этот гр-н от немецкого командования за выполнение задания?

Ответ: Как мне рассказал позже офицер отдела «1-С» полка лейтенант Хайнк, что этому гражданину, который ходил в разведку в район действия Советских войск, было выдано денежное вознаграждение, продукты питания и водка, но в каком количестве, он мне об этом не говорил, при этом рассказал, что этому гр-ну был выдан документ о том, что он оказал большую помощь немецкому командованию, для предъявления при необходимости представителям немецких властей, для получения соответствующей привилегии.

Вопрос: Вы можете разыскать и опознать этого гражданина?

Ответ: Его местожительство по тем признакам о которых я показал, могу разыскать, он живет третий дом от края в дер. Скепня, с северной стороны, где стояла наша радиостанция, также могу его и опознать в лицо.

/ПОДПИСЬ/.

Протокол с моих слов записан правильно и лично мною прочитан, в чем и расписуюсь. /ПОДПИСЬ/.

Допросил: Начальник отделения Управления МТБ по Гомельской обл. – подполковник (Батурин).

Верно: НАЧАЛЬНИК ОТДЕЛЕНИЯ УКГБ ПРИ СМ БССР ПО ГОМЕЛЬСКОЙ ОБЛАСТИ ПО ГОРОДУ И НА Ж.Д. СТ. ЖЛОБИН – (КУЗНЕЦОВ)» ^{111} .

31 марта 1949 года Ганс Бремер был вновь вызван на допрос, где ему было дополнительно задано еще несколько вопросов.

Документ второй

«ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

Свидетеля военнопленного Бремер Ганс Людвиг

Дополнительный – 31 марта 1949 года.

Об ответственности за дачу ложного показания по ст. 136 УК БССР предупрежден: /ПОДПИСЬ/.

Вопрос: На допросе 20 января 1949 года вы показали, что ваш солдат вашей роты показал труп Петровского на месте боя с Советскими войсками. Уточните сейчас как это было.

Ответ: Когда 17 августа 1941 года в районе дер. Скепня закончился бой между советскими и немецкими войсками, 43 моей и 14 истребительной противотанковой роты, командиром которой я являлся 487 немецкого пехотного полка, я послал двух солдат на место боев для розыска автомашины. Один из посланных мною солдат пригнал в деревню легковую автомашину и привез с собой шинель, заявил мне о том, что это шинель высокого советского офицера. Один из этих двух солдат не вернулся, он был убит, по этому вопросу я уже дал показание. Когда мне этот солдат показал шинель я взял ее и пошел к командиру 487 пехотного полка полковнику Хэккер. Командир полка приказал, чтобы этот мой солдат показал, где находится труп этого человека, с которого он привез шинель. Причем предварительно мы смотрели по справочнику различия офицеров Советской Армии. Этот справочник имеется в штабе полка, по нему мы определили, что шинель принадлежит генерал-лейтенанту. К месту трупа поехали полковник Хэккер, офицер отдела «1-С» полка лейтенант Хайнк, я и солдат моей роты, привезший машину и шинель, Шиндекютте.

Вопрос: Куда вы поехали и где был обнаружен труп?

Ответ: Из дер. Скепня, с северной стороны ее из крайнего дома, где размещался штаб полка, мы выехали по дороге Скепня – Руденка. Солдат моей роты, который ехал с нами привел нас к месту, где им была взята легковая машина и шинель, о которой показал я выше. Труп убитого Советского офицера нам показал солдат моей роты по дороге Скепня – Руденка, насколько я сейчас помню в 2,5 километрах от дер. Скепня недалеко от дороги справой стороны, дер. Руденка была на более близким расстоянии, чем Скепня от трупа. Когда мы подошли к трупу, то в кармане гимнастерки мы обнаружили удостоверение, по которому мы установили, что этот убитый является генерал-лейтенантом Петровским, командиром 63-го стрелкового корпуса Советских войск. Подробно об этом я уже показывал. Командир 487 немецкого пехотного полка полковник Хэккер приказал похоронить труп Петровского отдельно, поставить крест и на кресту сделать надпись латинскими буквами «Генерал-лейтенант Петровский». Точное указание по этому вопросу полковник Хэккер давал офицеру отдела 1«Ц» полка лейтенанту Хайнк. После этого мы от трупа Петровского возвратились обратно в штаб полка в дер. Скепня. Позже мне из разговоров с лейтенантом Хайнк было известно, что он посылал солдат из штаба полка для похорон Петровского. И что они похоронили его так, как приказал командир полка. Лично я могилы Петровского не видел.

Протокол с моих слов записан правильно, мне прочитан.

Роспись.

Допросили: Начальник отдела УМГБ – подполковник (Шмидокин).

Ст. Опер. УМГБ – ст. л-нт (Махов).

Верно: НАЧАЛЬНИК ОТДЕЛЕНИЯ УКГБ ПРИ СМ БССР ПО ГОМЕЛЬСКОЙ ОБЛАСТИ ПО ГОРОДУ И НА Ж.Д. СТ. ЖЛОБИН – (КУЗНЕЦОВ)» ^{112} .

Сохранился еще один интересный документ.

  Документ третий

«ПРОТОКОЛ ДОПРОСА

1949 года, марта месяца, 30 дня.

Я, ст. опер. Упол. УМГБ – Гом. Обл. ст. лейтенант Махов допросил в качестве свидетеля НОВИКОВА Савелия Афанасьевича, 1882 года рождения, уроженца дер. Руденка, Жлобинского района, Гомельской области, из крестьян-середняков, белорус, б/п, малограмотный, проживает по месту рождения, работает в колхозе рядовым колхозником.

Об ответственности за дачу ложных показаний по ст. 136 УК БССР предупрежден.

Вопрос: Где вы проживали и чем занимались в период Отечественной войны?

Ответ: В период Отечественной войны я проживал в дер. Руденка, Жлобинского района, Гомельской области, работал на своем сельском хозяйстве.

Вопрос: Что вам известно о поражении немцами в августе 1941 года Советских войск в районе вашей дер. Руденка?

Ответ: В августе 1941 года, примерно числа 16—17 были сильные бои между Советскими и немецкими частями в районе нашей дер. Руденка, где в последствии советские войска были окружены, часть из них убита, а часть немцы взяли в плен.

Вопрос: Кто командовал Советской частью, которая была поражена немцами в районе дер. Руденка?

Ответ: Сам я лично в то время не знал кто командовал Советской частью, которую немцы разбили, но в последствии через жителей деревни, точно от кого не помню, узнал, что командующим частью Советских войск, которую разбили немцы был Генерал Петровский, который убит и похоронен немцами в южной стороне дер. Руденка, с левой стороны шоссейной дороги, примерно в километре.

Вопрос: Кем и при каких обстоятельствах была вскрыта могила Петровского?

Ответ: В июне 1944 года к нам в дер. Руденка прибыла грузовая машина и на ней пять человек советского командования, которые поинтересовались, где находится могила Петровского. Я, Быков Павел Власович и Мельников Степан Игнатович (умер в настоящее время) поехали с ними к месту могилы, где они нам предложили раскопать могилу, что нами было сделано.

Из могилы был изъят труп, который представители Советского командования и медицинской экспертной комиссией был опознан, на что составили соответствующий акт. После чего этот труп Петровского был перевезен на машине в дер. Старая Рудня, где похоронен и сделан ему памятник.