Текст книги "Избранные"

Автор книги: Владимир Марышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

– Нашел из-за чего убиваться! Если ты такой борец за справедливость, шел бы в оппозиционную газету.

– Да никакой я не борец! Просто противно писать неправду. А оппозиционные газеты ничем не лучше. У каждой из них есть хозяин, вынашивающий собственные политические планы. Как правило, его цель проста: свалить губернатора, сесть на его место и хапать, хапать, хапать, чтобы на всю оставшуюся жизнь хватило. Бывает, что хозяин газеты предпочитает сам оставаться в тени, но проталкивает наверх своего приятеля. Разумеется, не безвозмездно. Тот ему или отвалит денег прямо из бюджета, якобы под какой-то интересный проект, или предоставит сумасшедшие налоговые льготы, предварительно побеседовав по душам с депутатами областной Думы. Осточертело мне все это, не хочу ничего знать!

– Зачем шел в газету?

– Так получилось. Остался без работы, а в газете были знакомые. Писать я уже умел. Ну и пошло-поехало…

– Тысячи других журналистов преспокойно работают и не мучаются твоими проблемами.

– А я не журналист. Вернее, журналист по необходимости, временный писака. Видишь ли, настоящий газетчик всегда испытывает кайф от любой своей профессионально написанной статьи. Я пишу профессионально, но кайфа не испытываю. Не мое это.

– А работа в фирме – это твое?

– Нет, конечно. Но там я хотя бы не буду видеть откормленные физиономии наших «благодетелей».

– Ладно, сколько там платят?

– Меньше, чем в газете. Должностишка невелика, да у нас и нет богатых полиграфических фирм.

Валентина села на кровати и обхватила руками колени.

– Даже не знаю, как мне быть. Посочувствовать тебе, попробовать переубедить или просто махнуть рукой: дескать, горбатого могила исправит? Знаешь, ведь мне всегда нравилось, что ты журналист. Эта работа представлялась мне такой важной, такой значительной… Я уже привыкла, что тебя постоянно показывают по телевизору во время пресс-конференций! Ладно, поговорим о том, что ты считаешь своим истинным призванием. Итак, стучать по клавишам компьютера стоит лишь в том случае, когда ты создаешь свои литературные шедевры. – Последнее слово она произнесла так, как будто во рту у нее был кружок лимона. – Никакая другая писанина тебе радости не приносит, а между тем грамотно писать – это единственное, что ты умеешь делать хорошо. Ну и каковы же твои успехи, великий мастер слова?

Ворохов насупился: он не любил, когда Валентина касалась больной темы. Но надо было что-то отвечать.

– Ты же знаешь, у меня публикации в центральных журналах.

– Не больше десятка за двадцать лет! В основном – маленькие рассказики. Это что – успех? Андрей, я просто не понимаю. Ты же можешь, можешь сделать себе имя! Я вроде бы не совсем дура, немного разбираюсь в литературе. Те твои рассказы были очень даже ничего. Если бы ты продолжал в том же духе, то мог бы написать добротный фантастический роман. Главное – попасть в струю, дальше тебя само понесет. Вот тогда бросай редакцию, твори, получай кайф, ну и деньги, конечно. Говорят, самым плодотворным авторам удается прожить на одни гонорары. Но разве ты можешь быть как все? Выделиться захотел, начал писать что-то неудобоваримое. Галактики, пульсары, квазары. Большой Взрыв… И ни одного человека! Я не знаю, может, для астрономов да еще двух-трех особо тонких ценителей русской словесности это и представляет интерес. Но книги не издают тиражом в пять экземпляров! Ты вот свою последнюю рукопись давал почитать знакомым. Скажи честно: хоть один дочитал до конца? Молчишь? То-то и оно! Они наверняка смущенно улыбались, вымучивали какие-то обтекаемые фразы вместо того, чтобы сразу отрубить: «Извини, старик, но мы не въехали!»

– Кончай, Валентина, – глухо произнес Ворохов.

– А почему это «кончай»? – взвилась она. – Если не жена – значит мне все должно быть до лампочки? Кажется, ты добился успеха. А какая женщина этого не хочет? Можешь ты побороть свое упрямство и переключиться с этой тягомотины на что-то более привычное?

– Эта тягомотина, – сказал Ворохов, с трудом усмиряя нарастающую злость, – и есть то, ради чего я появился на свет. Изображать крутых космических вояк с железобетонными бицепсами и мозгами размером с грецкий орех я не хочу и не буду. Понимаешь ты это? Я с куда большим удовольствием опишу «роды» галактики, исторгающей из себя сказочно красивую туманность, чем любовные судороги какой-нибудь грудастой девицы-киборга в объятиях бравого капитана звездных рейнджеров. И давай закроем эту тему. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи! – раздраженно ответила Валентина и демонстративно повернулась к нему спиной

Глава 3. ПРИГЛАШЕНИЕ

Когда он проснулся, Валентины в квартире уже не было. На кухонном столе его дожидалась записка:

«Андрей, я на тебя очень рассердилась. Только не подумай, что мне ни с того ни с сего попала вожжа под хвост. Рано или поздно это должно было случиться. Поверь, очень трудно было наблюдать, как ты разрываешься между работой и своими романами. И вот мое терпение лопнуло. Если ты считаешь себя гением – то добейся, чтобы это признали хотя бы соседи по лестничной площадке. Если же нет – то нечего и дергаться изводя себя и окружающих. Трахальщик ты, конечно приличный (зачеркнуто) выдающийся („Ого!“ – поднял брови Ворохов), но женщине, если, конечно, он не нимфоманка, этого мало. В тридцать лет мужчина должен твердо стоять на ногах, а не гоняться за журавлем в небе. Не скрою, я уже строила какие-то планы (предложение зачеркнуто). В общем, ты должен сделать выбор. Попробуй на досуге ответить на вопрос: стою ли я того, чтобы ради меня отказаться от своих заблуждений? Если решишь, что стою, – позвони».

На краю стола стояла пепельница со смятым в гармошку окурком тонкой дамской сигареты. Ворохов представил, как Валентина нервно давит его, еще раз пробегает глазами листок, кивает сама себе и, взглянув на часы, спешит к двери…

Он вернулся в комнату, плюхнулся на кровать и уставился в потолок. Итак, она строила какие-то планы… В последний момент Валентина побоялась в этом признаться, но было поздно. Что написано пером… Впрочем, эти ее планы, конечно же, секрет полишинеля. Замуж хотела, чего тут гадать! Вполне естественное желание, да и действительно пора: двадцать шесть лет как-никак. Правда, о браке она с ним никогда не заговаривала, видимо, ожидала, когда он под ее чутким руководством сам дозреет. Однако чуткое руководство так и не дало нужного результата. Наконец она, не выдержав, сменила стиль и прибегла к ультиматуму. Или – или. Определяйся! Черт возьми, неужели все женщины так прагматичны? Да, они год встречались, барахтались в объятиях друг друга, измываясь над старенькой кроватью. Но можно ли было это назвать любовью? Во всяком случае, они ни разу не сказали друг другу три магических слова. Неужели для Валентины это было не важно? Видимо, нет. Чего ее ждать, любви? Так и засидишься в невестах, разменяешь тридцатник, запаникуешь и все-таки выскочишь замуж, но теперь уже за какого-нибудь старого козла. А тут – обаятельный мужчинка в самом соку. Живет, правда, более чем средненько. Ну да ничего. Зато образован, не скучен, в постели ведет себя геройски. А эти богачи – от подруг наслышалась – такие зануды! И кобели вдобавок: на своих «деловых вечеринках», позабыв про жен, трахают все, что шевелится. Короче говоря, за мужчинку надо держаться, вот только устранить у него легкий бзик в голове, наставить на путь истинный…

Ворохов рывком поднялся с постели. Звонить Валентине он, конечно, не будет. В конце концов, пройтись под звуки Мендельсона (если он правильно угадал) – это ее желание, а вовсе не его. Еще не хватало ультиматумов! Наверняка не выдержит – позвонит сама.

Проделав несколько упражнений, принял холодный душ, но уже через полминуты выскочил из ванной, фыркая, как морж на лежбище, и на ходу вытираясь полотенцем. Ну никак не хватало силы воли вытерпеть хотя бы минуту!

Прикончив остатки вчерашней трапезы, он позвонил в издательство.

– Михаил Геннадьевич?

– Слушаю, – раздался в трубке голос редактора отдела художественной прозы.

– Здравствуйте. Это Ворохов. Помните, мы договаривались о встрече?

– Как же, помню. Рановато вы сегодня. Ну что ж, приходите.

– Если минут через сорок – вас устроит?

– Устроит.

«Ну конечно, – подумал Ворохов. – Провести экзекуцию никогда не поздно. Может, Михаил Геннадьевич и хотел бы ее оттянуть – все-таки личные отношения у нас хорошие. Но я-то не собираюсь бесконечно тешить себя иллюзиями».

Он знал, что его роман, как и все предыдущие произведения, ждет жесточайший разгром. Сначала Андрей самонадеянно посылал рукописи в Москву, уповая на то, что там больше интеллектуалов, которые уловят изюминку его сочинений и даже начнут раскручивать новый проект. Однако ответы из первопрестольной оказались приговорами. Тогда он обратился в местное издательство – на всякий случай, по принципу «утопающий хватается за соломинку». Но не вызывало сомнений, что соломинка обломилась.

Он подошел к компьютеру и вызвал нужный файл.

«В одной из мрачных, пустынных областей Галактики, где, казалось, само время остановилось, не в силах бороться с мертвящим однообразием, свершилось чудо, незаметно готовившееся миллионы лет, – рождение звезды. Первым „вздохом“ новорожденной стала гигантская вспышка, выплеснувшая в пространство целый океан света. Потоки ослепительных частиц пронзили тьму, которая, стремительно втягивая разлапистые щупальца, расползалась рваными лохмотьями. Звезда пылала, но не так, как некоторые, скупо берегущие каждую каплю горючего. Она щедро выбрасывала в пустоту настоящие водопады энергии, расточительно сжигая свою плоть в термоядерной топке. И могущественные законы космоса, повелевающие звездами, предсказывали ей, в отличие от экономно расходующих водород тусклых карликов, жизнь яркую и прекрасную, но чрезвычайно короткую – недолгий блистательный взлет, за которым последует неизбежное падение в бездонную логику „черной дыры“.

У него сжалось сердце. Это детище его мозга оказалось никому не интересно, и даже Валя, любящая в компании доморощенных эстетов козырнуть цитатой из великих, откровенно заявила Андрею, что ни бельмеса не понимает в его творениях.

Сколько Ворохов себя помнил, его всегда восхищало зрелище ночного неба. Он смотрел на сияющую звездную россыпь так, как будто прикасался к краешку великой тайны, разгадывать которую ему предстояло всю жизнь. Еще в детстве Андрей мог найти любое созвездие, знал наизусть названия самых ярких светил. Но стать астрономом он не мечтал никогда – был уверен, что его призвание в чем-то другом. В чем же? Этого Ворохов не знал. Он окончил школу, затем институт, стал работать по специальности. Потом, когда его уволили с давно дышавшего на ладан завода, Андрей, уже тогда мастерски владеющий словом, устроился в газету. Удовлетворения новая работа не принесла, зато именно здесь он наконец утвердился в выборе пути.

Еще в восемнадцать лет, неожиданно для самого себя, Ворохов написал фантастический рассказ. По мнению друзей, получилось неплохо. Он стал продолжать. Как правило, журналы, заваленные рукописями, отвергали его опусы, но некоторым все же удалось увидеть свет.

Поначалу Андрей не относился к своему увлечению всерьез. Хобби как хобби: один собирает марки, другой изредка пописывает фантастику. Но шли годы, и однажды он призадумался. Почему бы, черт возьми, не попытаться стать писателем? Рассказы уже давно считались некоммерческим жанром, однако богатая фантазия вполне позволяла ему настрочить роман примерно на двадцать авторских листов. Может, какое издательство и ухватится за молодого автора. Дальше будет проще: знай выпекай себе в год по роману, а то и по два – все равно издадут, раз попал в струю!

Ворохов начал роман… и вскоре бросил. Он вдруг понял, что пишет как обыкновенный крепкий середнячок, не лучше и не хуже, сочиняет развлекательные истории в угоду читателю вместо того, чтобы попробовать передать ему хотя бы капельку своего восторга перед величием мироздания.

И Андрей отрекся от сочиненного раньше. К чему традиционный сюжет, который все равно пришлось бы подгонять «с помощью молотка»? Он стал писать, не думая о читателе, полагаясь лишь на собственные ощущения. Получалось что-то странное, зыбкое, неопределенное. Он назвал это повестью, но правильнее было бы – жизнеописанием Вселенной.

Когда Ворохов работал над рукописью, обыденный мир исчезал для него. Он ощущал, как потоки излучений, рожденных в пылающих недрах звезд, изливаются в пространство, как вздымаются и опадают желтые шары цефеид, как, опаляя раскаленным дыханием обреченные планеты, красочными цветками распускаются новые, как непрерывно вращаются крошечные волчки пульсаров, наводняя космос удивительными в своем постоянстве сигналами, как галактики, раскинув на десятки тысяч световых лет свои усыпанные звездным крошевом спиральные ветви, величественно плывут в океане кромешного мрака. Он был свидетелем чудовищных катастроф – взрывов сверхновых, когда обезумевшая звезда со страшной силой сбрасывает свою раскаленную оболочку, превращаясь в грандиозный костер, затмевающий светом целые галактики; но Андрей присутствовал также при рождении миров, возникающих от столкновения двух наделенных колоссальной энергией частиц. Вселенная была для Ворохова живым существом, настолько близким, что иногда ему казалось, будто он может уловить ее пульс на собственном запястье.

Редактор был подлинным «зубром», повидавшим на своем веку множество непризнанных гениев.

– Ну что вам сказать, Андрей Витальевич, – изрек он, достав из стола пухлую папку. – Знакомы мы, почитай, уже лет пять. Рассказы приносили, все надеялись сборничек издать. Мы тогда долго беседовали, и я позволил себе дать вам несколько рекомендаций. С сожалением должен заметить, что вы к ним так и не прислушались.

– Короче, – сказал Ворохов, – если откинуть тонкости восточной дипломатии, вы хотите сообщить, что мой роман отвергнут.

– А вы как думаете? Знаете, Андрей Витальевич, я питаю к вам искреннюю симпатию. Пишете вы хорошо, работаете над фразой, не в пример многим современным авторам. Они ребята простые – «хрясть!», «бум!» да «твою мать!» Но наш бог – спрос. Понимаешь?

– Чего уж тут не понять…

– Раскисать вам не следует, но призадуматься стоит Надо все-таки уважать читателя, не загружать его сверх надобности. Ведь признайтесь, не так-то легко понять что такое вы настучали на своем компьютере! Описания местами просто замечательные, но из одних описаний сюжет не сваришь. Кто ваш герой? Вселенная? Ну, знает ли… Представьте себе, что Толстой заменил Андрея Болконского на звезду спектрального класса М, а Наташу Ростову – на симпатичную комету с клубящимся хвостом. Знакомство происходит на расстоянии в тысячу астрономических единиц, после чего силы гравитации начинают неудержимо притягивать героев друг к другу.

Каково, а? Думаете, хоть кто-то, пребывая в здравом уме, будет это читать? Вы, ничтоже сумняшеся, назвали свой труд романом, однако он никоим образом не укладывается в рамки жанра. Это, конечно, не трактат, но все же нечто такое… научно-популярное. Согласны?

– Позвольте, Михаил Геннадьевич! – не выдержал Ворохов. – Я очень ценю ваше мнение, но продолжаю настаивать на том, что мое произведение – художественное. Это вовсе не пособие по астрономии. Я не претендую на роль реформатора, но многих писателей превозносят именно за то, что они не побоялись ломать жанровые рамки. Скажите, почему у меня героем не может быть сама Вселенная, а ее развитие, восхождение от простого к сложному – сюжетом? Разве невозможно представить себе мироздание как некий гигантский организм, живущий по своим законам?

– Ну-ну-ну! – усмехнулся редактор. – По своему опыту знаю: переубедить автора, искренне считающего себя новым Джойсом или Кафкой, – дело бесполезное. Поэтому взглянем на ваше произведение с другой стороны? На минутку превратитесь в прагматика Как вы думаете, я похож на авантюриста? Нет? Ну спасибо, хоть это признали. А разве издать книгу, которой суждено покрываться пылью на полке в магазине, – это не авантюра?

– Я уверен, что читатели все же найдутся, – упрямо сказал Ворохов.

– Уверенность – штука хорошая, – добродушно произнес Михаил Геннадьевич. – В таком случае вам остается всего ничего: заразить своей убежденностью какого-нибудь состоятельного спонсора. Как только даст деньги – издадим в лучшем виде, хоть с иллюстрациями!

«Зачем я затеял этот идиотский спор? – подумал Ворохов. – По-своему редактор прав. Человек со вкусом, он наверняка страдает, читая проходящие через его руки бестселлеры областного масштаба, которые с завидным постоянством „выпекает“ пара-тройка авторов. Но именно на них и держится издательство. С какой стати оно должно нести убытки?»

– Извините, Михаил Геннадьевич, погорячился, – сказал он, глядя в мудрые глаза редактора, и взял со стола свою папку. – Да, кстати, как там поживает Хованский?

– Прекрасно поживает. Недавно принес новый роман. На этот раз о потусторонних силах. На Землю прибывает сам Сатана, чтобы раньше срока забрать грешную душу одной суперкрасавицы. За барышню вступаются сразу три гарных хлопца – прямо Руслан, Рогдай и Ратмир. Фарлаф, как малопривлекательный трусливый хлюпик, отсутствует. Вся троица, естественно, невероятно накачана и увешана оружием аж до причинных мест. Короче, Князю Тьмы совместными усилиями здорово дают по рогам. Попутно взрываются самолеты, тонут корабли и даже происходит парочка землетрясений. Любопытно, что под конец красотка отвергает всех своих спасителей и вешается на шею одному симпатичному дьяволенку. Ну, каково?

– И вы будете это издавать?

– А как же! Хованский хорошо продается, хотя когда-то, как и вы, безуспешно обивал пороги редакций. Не собираюсь проводить какие-либо аналогии и давать советы, хочу только заметить: жизнь – штука сложная и длинная, а люди склонны меняться. Всегда поступать так, как хочется, редко кому удается. Но все же я надеюсь, что когда-нибудь и вы пополните список наших авторов.

– Да нет, вряд ли. Два Хованских на один областной центр – это уже перебор. Зачем составлять конкуренцию славному парню. Ну что ж… До свидания, Михаил Геннадьевич!

– До свидания, Андрей Витальевич, желаю успеха. – Редактор вздохнул, как будто только что исполнил неприятную обязанность.

Войдя в свой подъезд, Ворохов наконец-то удосужился заглянуть в почтовый ящик. Выгреб накопившуюся за несколько дней пачку рекламных газет и проспектов, машинально переворошил ее и вдруг увидел щегольски глянцевый конверт. Сердце екнуло. Неужели письмо из Москвы? В последнее время редакции столичных изданий крайне редко баловали его ответами – как правило, рукописи словно проваливались в черную дыру.

Однако Андрея ждало разочарование: интерес к его особе проявило всего-навсего местное общество любителей литературы «Мечта». Ворохов пожал плечами и поднялся к себе, на второй этаж. Ни о какой «Мечте» он никогда не слышал, хотя имел к литературе самое непосредственное отношение и вдобавок до последнего времени был журналистом, обязанным все разузнавать и разнюхивать. По правде говоря, Андрей и не предполагал, что в городе осталась хоть одна организованная группа людей, всерьез увлеченных изящной словесностью (сами писатели, разумеется, не в счет). Потребителям боевиков, детективов и любовных романов было ни к чему собираться и что-то там обсуждать – все и так ясно, как репа. Местный клуб любителей фантастики «Мертвая зона» приказал долго жить еще лет десять назад. Интеллектуалы, коих, похоже, оставалось все меньше, и вовсе не были склонны «тусоваться» – они смаковали любимые книги в одиночестве.

Он разорвал конверт еще в прихожей, достал письмо, начал читать – и строчки запрыгали у него перед глазами. Перечитал, опустил листок, снова поднял, повертел в руках…

«Уважаемый Андрей Витальевич! – гласило послание. – Клуб любителей литературы „Мечта“ имеет честь пригласить Вас на свое заседание, которое состоится 24 апреля в 17.00. Все мы давно и с большим интересом следим за вашим творчеством. Убеждены, что вы выдающийся, но совершенно не оцененный автор. Ваши повести „Струны мироздания“ и „День рождения Вселенной“, роман „Звездные острова“ – достойный ответ тем, кто считает, что ожидать новых любопытных направлений в литературе уже не приходится. Надеемся, что вы не откажетесь принять участие в нашей беседе и поделитесь своими творческими планами. Ждем вас по адресу: улица Шнитке, д. 14, кв. 8. С уважением председатель клуба К. Неведомский».

Если бы Ворохов был верующим, он наверняка счел бы это приглашение за божий промысел. В тот самый день, когда тебе даже в местном издательстве (что уж там говорить о белокаменной!) окончательно дают от ворот поворот, когда ты уже, кажется, готов сам поставить крест на своей писанине, находятся люди, которые давно (!) и с интересом (!!) следят за твоим творчеством (!!!). Только где же были его внезапно объявившиеся почитатели все эти годы, когда он отчаянно мечтал встретить хоть одного единомышленника?

Андрей вспомнил, как лет шесть назад его, уже имевшего несколько публикаций, пригласили выступить перед учащимися гуманитарного лицея – рассказать о фантастике в целом и своем творчестве в частности. Он выступил, однако по кислым физиономиям собравшихся понял, что его никто не знает, всем на него глубоко начхать, а мероприятие затеяно исключительно для галочки. От второго подобного приглашения, уже в следующем году, Ворохов мягко отказался…

Может, история повторяется? Но этот Неведомский упоминает его никогда не издававшиеся повести и роман. Прочитать их он мог только в Сети. Значит, действительно интересовался?

Ворохов прошел в комнату и несколько минут неподвижно просидел с листком в руке, чувствуя, как в висках пульсирует кровь. Затем еще раз пробежал глазами текст и хлопнул себя по лбу: «Черт! Сегодня же как раз двадцать четвертое апреля! Везет мне, однако. Хорош бы я был, если бы снова забыл забрать почту! Ладно, будем готовиться. Посмотрим на этих „мечтателей“…»