Текст книги "Избранные"

Автор книги: Владимир Марышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Кабинет был небольшой – они все еле в нем поместились. Здесь Андрей впервые с момента прибытия увидел девушку, одетую в самое обыкновенное платье – для здешнего климата его даже можно было назвать строгим. Она опрашивала каждого по-английски и заносила данные в компьютер.

– Говорят, что есть одноместные и двухместные коттеджи, – перевела Марго. – Какой ты выбираешь?

В самой постановке вопроса было мало приятного, и Ворохов сразу скис. Но сдаваться без всякой борьбы было нельзя.

– Вообще-то я с самого начала рассчитывал на двухместный, – сказал он. – Никак не думал, что возникнут варианты. – И совсем тихо, чтобы не услышал Гарусов, добавил: – Марго, я тебя совсем не узнаю. Если считаешь, что я недостоин жить с тобой под одной крышей, – так и скажи!

Она медленно провела пальчиком по его груди.

– Андрей, ты должен понять… Когда мы еще увидимся с Пэм? Нам хочется столько всего друг дружке рассказать! В конце концов, долго ли мы тут пробудем? Когда встречаются две близкие подруги…

– Очень близкие? – съязвил Ворохов. Марго сделала вид, что не поняла намека.

– Андрей, мы с тобой знакомы не первый день. Надеюсь, ты изучил меня достаточно хорошо. Я тебе все сказала, добавить нечего. Поступай как знаешь.

– Отлично-с! – Ворохов надел рубашку, застегнул ее сверху донизу и выпрямился, как на параде. Это выглядело настолько нелепо, что привлекло всеобщее внимание. – Тогда передай этой барышне, что я предпочитаю жить отшельником. Пусть даст мне одноместный коттедж как можно дальше от дворца, в самых джунглях. Робинзонить так робинзонить. И чтобы ни одного Пятницы поблизости! – Он повернулся и, не дожидаясь окончания регистрации, вышел из кабинета.

Коттедж действительно оказался уединенным – насколько это вообще было возможно. Не обманули и с ужином. В назначенный час все население острова – полсотни старожилов и более сотни приехавших – собралось за длинными столами, расставленными на просторной поляне. Правда, блюда были в основном рыбные, но весьма разнообразные – каждое отличалось особым вкусом. Айделсон сидел, разумеется, на почетном месте, однако вел себя достаточно скромно, ни во что не вмешиваясь, полностью сосредоточившись на еде. Лишь в самом конце застолья он объявил на нескольких языках, в том числе и на русском: «Через полчаса все желающие смогут потанцевать. Желаю хорошо провести вечер!»

Ворохов только и искал повода, чтобы подойти к Марго – она сидела за другим столом. Отшельническая жизнь уже не казалась ему привлекательной, и он с унынием думал о том, что будет дальше.

Марго приканчивала салат из крабов, Пэм лениво потягивала сок из высокого стакана.

– Приятного аппетита! – сказал Ворохов. – Извини, но я тут человек новый и не знаю, где устраивают танцульки. А спросить у кого-нибудь – языкам не обучен. Не подскажешь?

– Это там, Андрей. – Марго показала рукой. – Так называемая «Площадь трех коттеджей». Приходи! Ручаюсь, что будет очень весело.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарил Андрей, но его сердце уже сорвалось с места и, не дожидаясь музыки, пустилось в пляс. «Ага, Марго сама меня пригласила! Я буду не я, если не отобью ее у этой куколки!»

Эх, мечты, мечты… Сколько раз уже он убеждался, что не надо заноситься мыслями чересчур далеко! Вот и сейчас все вышло совсем не по-задуманному.

Музыка гремела так, что под нее можно было танцевать и на противоположной стороне островного кольца. Она заполняла собой весь атолл, пронизывала лагуну, заставляя, должно быть, ее многочисленных обитателей сходить с ума. Откуда лился звук? Колонок нигде не было видно – оставалось предположить, что они развешаны на верхушках деревьев. Впрочем, Ворохов над этим и не задумывался. Во время двух быстрых танцев он превзошел сам себя, затыкая за пояс, как ему показалось, и кое-кого помоложе, но почти выбился из сил и взмок, словно побывал в парилке. Пришлось отойти в сторонку, к одному из трех коттеджей, расположенных по периметру танцплощадки.

Андрей расстегнул рубашку, подставил грудь посвежевшему под конец дня ветерку. И тут началась медленная композиция. Застегиваясь на ходу, он поспешил назад. Но было поздно: Марго уже танцевала с Пэм. Этого было достаточно, чтобы отравить Ворохову так чудесно начинавшийся вечер. К нему подошла какая-то девушка. Он безучастно смотрел, как шевелятся ее губы, но не слышал ни слова. Затем, даже не удосужившись отрицательно помотать головой, вновь перевел взгляд на «сладкую парочку». Девушка погрустнела и отошла.

Как только начался второй медленный танец, Андрей, чуть не сбивая окружающих, ринулся к Марго и взял ее за руку. Однако за другую немедленно ухватилась Пэм и потянула в свою сторону. Марго колебалась недолго. Она улыбнулась Ворохову: извини, мол, но придется тебе еще немного потерпеть, – и грациозно скользнула в объятия подруги.

Андрей стоял, как оплеванный. Дичайшая ситуация! Соперника-мужчину можно было по крайней мере отозвать в сторонку и попытаться начистить ему физиономию. Но не мог же он вызвать на поединок Пэм! Впрочем, если даже и так – что это меняло? Марго сделала свой выбор…

Он опомнился, когда оказался уже метрах в пятидесяти от танцплощадки. Остановился, поднял голову. Густую небесную синь рассекали еще более темные, тонкие и острые, как изогнутые клинки, листья пальм, а в промежутках между ними проклевывались первые звезды.

Вдруг сквозь затопившую мир музыку пробился еле слышный женский голос. Ворохов вздрогнул и обернулся.

Это была не Марго. Перед ним стояла невысокая, но стройная черноволосая девушка с восточными чертами лица – вероятно, тайка или филиппинка. Похоже, именно она подходила к Андрею на танцах – теперь он смутно припоминал эти маленькие выпуклые губы. На ней было платье не платье – скорее, тонкий расписной платок, обернутый вокруг тела так, чтобы больше открывать, чем прятать. Ворохову такие доводилось видеть только на фото или по телевизору. Кажется, достаточно было потянуть за какую-то веревочку, чтобы это одеяние упало наземь, как лепестки отжившего свой недолгий век цветка.

Девушка снова заговорила, для верности показывая рукой в сторону танцующих. Мол, брось грустить, пойдем, там так весело!

«Неужели так никого себе и не нашла? – подумал Андрей. – Не верится. Или захотелось отведать экзотики под названием „руссо туристо“? Да нет, скорее всего просто понравился. Обычное дело! Я же не настолько закомплексован, чтобы думать, будто на меня не может положить глаз иностранка. Не хромой и не рябой, а такой, как надо… Только все напрасно, малышка».

Он покачал головой и повернулся, собираясь уходить. Однако на этот раз девушка не смирилась с поражением. Она громко вскрикнула и, забежав вперед, вновь принялась уговаривать Ворохова, только ее рука была теперь протянута к загадочно мерцающему слева зеркалу лагуны.

Звуки музыки по-прежнему почти заглушали ее слова, но все было и так предельно ясно. Она, конечно, любила все эти танцы-шманцы, и ее огорчил его отказ. Но девушка, похоже, серьезно запала на Андрея и была готова, найдя укромное местечко, немедленно насытить его своим юным телом.

Взять ее за руку, увести за собой, дернуть за веревочку, освобождая от одежды, и любить до изнеможения, вминая смуглую фигурку в песок, не сдерживая рвущихся из груди стонов – все равно никто не услышит…

– Нет, – сказал Ворохов.

Она не поняла – продолжала стоять, и лицо ее попеременно выражало то надежду, то отчаяние.

– Нет! – заорал он, стараясь перекричать музыку. – Но, найн, ноу!

Девушка опустила голову. В ее позе было что-то беспомощное, и даже знойная красота как будто поблекла. Внезапно Ворохова захлестнула жалость. Захотелось как-то ее утешить – поцеловать в щечку или хотя бы погладить по голове. Но он знал, что будет неправильно понят, и придется снова объяснять, что все-таки «ноу», а не «йес». Поэтому Андрей ограничился сухим «бай-бай», затем определил, в какой стороне его коттедж, и, не оборачиваясь, быстро зашагал туда.

…Он сидел на траве, скрестив ноги и опершись локтями о ступеньку крыльца, а над его головой медленно и страшно вращалось небо. Звезды сходили с насиженных мест и, образуя спиральные ручейки, стекались к зениту. Скоро они соберутся в один ослепительный шар, затем он лопнет, извергая во все стороны жаркую плоть, и это будет концом Вселенной.

Ворохов несколько раз закрывал глаза, пытаясь сосредоточиться и вернуться к реальности, но воспаленное воображение продолжало дорисовывать апокалипсическую картину. С музыкой тоже творилось неладное. Она постепенно меняла тональную окраску, становилась тревожной, почти зловещей. «Где-то я ее уже слышал, – подумал Андрей. – Где?» И вдруг он понял: мир готовился встретить огненную смерть под звуки Седьмой композиции Леонида Сергеевича Гудкова!

Глава 18. МОРСКАЯ БОГИНЯ

Ворохов лежал на боку лицом к лагуне. Песок был теплым, еще не обжигающим: солнце только-только выглядывало из-за пальмовой рощицы. Вода едва заметно колыхалась, шевеля редкие водоросли, похожие на длинные разлохмаченные лоскуты зеленовато-бурой материи. Повсюду юрко сновали небольшие светло-коричневые крабы. Один из них, покрупнее и, видимо, понахальнее остальных, замер в полуметре от лица Андрея, воинственно поводя клешнями: «Что это за верзила развалился на моей территории? Вот я ему сейчас!» Ворохову захотелось влепить крабу хороший щелбан, прямо промеж наглых глаз на белесых стебельках, чтобы этот Аника-воин кувыркался до самой воды. Но шевелиться было невмоготу, как будто именно он, Андрей, вчера натанцевался до упаду.

Вдруг зашуршал песок. Кто-то приблизился, он был уже рядом. Ворохов с усилием приподнял голову, глянул через плечо, на котором лежал, и увидел женские ноги. Те самые точеные лодыжки, каждую жилку на которых его пальцы помнили даже лучше, чем глаза.

– Марго… – еще не веря, прошептал Андрей и перевернулся на спину.

Силы небесные! Сначала ему показалось, что она полностью обнажена. Лишь в следующую секунду он разглядел, что на Марго были плавочки, почти под цвет ее уже тронутого тропическим загаром тела, такие крошечные, что во время любовной игры в них, наверное, поместилась бы только половина его ладони. Но после вчерашнего Ворохов уже не был уверен, что ему удастся это проверить. Зачем же она пришла? Подразнить, пощекотать его взведенные, как пружина, нервы видом истекающего соком запретного плода? В это невозможно было поверить. Но ведь еще недавно он не поверил бы и в то, что между ними встанет длинноногая Пэм!

Если Марго действительно затеяла жестокую игру, то это ей удалось в полной мере. Она стояла красиво, изумительно красиво – прогнув спину, устремив литые груди навстречу восходящему солнцу, приподняв волосы закинутыми за голову руками, как часто позируют фотомодели для обложек дорогих журналов. Андрей хотел ее сейчас, как никогда. Хотел до безумия – и не знал, что ему делать. Он, который только что сразил наповал смуглянку из какой-то вечнозеленой страны и, не задумываясь, отверг ее любовь!

– Здравствуй, отшельник, – сказала Марго. – Как спалось?

Ворохов сел и вновь скрестил ноги по-турецки.

– Здравствуй, Марго. А спалось мне… Я думаю, намного хуже, чем тебе. Знаешь, не ожидал… Как ты… здесь?..

Она опустилась рядом и точно так же скрестила ноги.

– Захотела искупаться. Что ты так на меня смотришь? Это единственно принятый здесь пляжный наряд для дам добальзаковского возраста. Рискни я надеть лифчик – и мои ставки упали бы со страшным грохотом.

«А как же Пэм? – хотел спросить Ворохов, но вовремя прикусил язык. Если Марго пришла к нему без своей закадычной подруги, это уже кое-что значило. Тем более что она выбрала место для купания подозрительно далеко от своего домика. Однако обида не проходила, и он, не желая дипломатично ходить вокруг да около, вложил в свой следующий, нейтральный в общем-то вопрос максимум едкости:

– Как танцы? Повеселилась от души?

– Очень и очень! Зря ты ушел.

«Все! – подумал Ворохов. – Хватит прощупывать почву. Сейчас я узнаю точно: или она ломает комедию, или…»

– А может, и не зря. Слушай, Марго, тебе не приходило в голову, что я тоже могу быть кому-то интересен на этом острове? Скажем, некой брюнетке в таком платке… его кажется, называют парео?

Удар достиг цели! Зеленые глаза вспыхнули, словно собираясь прожечь его насквозь.

– Ты имеешь в виду Розалию? И… что же?

Андрей торжествовал: Марго его ревновала! Он готов был наброситься на нее и задушить в объятиях.

– Ничего. Я уже говорил тебе, что плохо спал. Это чистая правда. Но не потому, что мне кто-то не давал спокойно погрузиться в объятия Морфея. Просто я полночи думал. Думал о нас с тобой.

Марго задумчиво рисовала пальцем узоры на песке.

– Верю, Андрей. Хотя, наверное, я и заслуживала того, чтобы… Я знаю, вчера тебе было плохо. Но сейчас… Сейчас хорошо?

– Хорошо.

– А будет еще лучше.

Она придвинулась, положила руки на плечи Ворохова, затем мягким толчком опрокинула его на спину.

И вновь началась мистика, только на этот раз все необычные ощущения были обязательными. Песок не то чтобы обжег Андрея, но каждая частичка былого кораллового монолита, раздробленного за много тысяч лет в сахаристо-белую крупу, словно ожила, то отскакивая, то впиваясь в кожу, как надоедливое насекомое. Возможно, что-то похожее испытывали бедуины, которых вдали от спасительного оазиса настигала песчаная буря. Но Ворохову было не до сравнений. Он не вытерпел – вскочил. И тут же оказался лицом к лицу с Марго: она просто качнулась вперед, даже не попытавшись опереться о песок, и легко взметнулась вверх.

– Ты прав, – сказала Марго и, обвив рукой спину Андрея, подтолкнула его к лагуне. – Сколько можно рассиживаться? Море зовет!

Они одновременно вбежали в воду, но удалились от берега лишь на несколько метров – здесь было даже не по пояс. Затем, не сговариваясь, стали брызгаться. Точь-в-точь малые дети, которые еще страшатся заходить далеко, и поэтому для них нет большего удовольствия, чем окатить друг друга на мелководье.

Вдруг Марго присела, что-то сделала руками под водой и снова выпрямилась – уже совершенно нагая. Помахала над головой мокрыми плавками, сжала их в комочек, со смехом забросила на берег, и Ворохов, не задумываясь, последовал ее примеру.

В нее словно вселился бес. Марго толкнула Андрея в глубину. Как только вода дошла до середины его груди, обольстительница неуловимым движением закинула ноги ему на плечи, откинулась назад и бешено замолотила руками, вздымая каскады брызг. При этом она волнообразно изгибалась, и курчавый островок внизу ее живота то уходил под воду, то бесстыдно поднимался к самому лицу Ворохова. Вот Марго сильно качнулась навстречу Андрею, заставив его отступить еще на шаг, и он неожиданно осознал, что находится на волосок от гибели. От нее вновь исходили эти загадочные биоволны. Каким-то неведомым чутьем он ощущал их нарастание. Еще немного – и каждый его нерв возбудится, запляшет, как кобра под дудку искусного факира. Тело пронзит знакомая дрожь, воля ослабнет, мышцы превратятся в студень, а затем вода забурлит, накроет его с головой, и на грани небытия он еще успеет почувствовать, как крутой кипяток врывается в его легкие…

Он должен был прийти в ужас и немедленно что-то предпринять для своего спасения. Чего уж проще – дать понять подруге, что на этот раз ее прихоть грозит бедой, и немедленно вернуться к берегу. Но вместо этого Андрей только набрал полную грудь воздуха, словно заранее смирившись с неизбежным, желая лишь одного – продлить хотя бы на несколько мгновений готовый нахлынуть экстаз.

Это не поддавалось рассудку. Ворохов всегда считал, что даже бездна наслаждений – недостаточная цена за одну-единственную человеческую жизнь. Читая «Египетские ночи», он усмехнулся: «Ну, Пушкин, действительно сукин сын! Взял нелепую античную побасенку – и почти заставил поверить, что некие сексуально озабоченные типы добровольно складывали головы к ногам сладострастной Клеопатры! Но вот именно – „почти“… Не было таких людей, нет и не будет. Нормальный хомо сапиенс, не склонный к суициду, слишком дорожит этим светом. И правильно делает!»

Однако сейчас Андрей так не думал. Вообще не думал ни о чем – только смотрел, как играет роскошным телом прекраснейшая из дочерей морского бога. Ничего другого не существовало в мире, и если ему сейчас предстояло навсегда распрощаться с ним – значит в этом и заключалась высшая справедливость. Многие верят, что человек появляется на свет неспроста – природа выбирает для этого самый благоприятный момент. Есть свой час и для ухода. Только одни встречают его на больничной койке, харкая кровью, другие – на перепаханном танковыми гусеницами поле, с дырочкой в черепе, и лишь единицам судьба готовит изысканную, прекрасную смерть.

И все же его час еще не пробил. Внезапно ноги Марго соскользнули с плеч Андрея. Секунды две она блаженствовала, неподвижно лежа на спине. Казалось, это не женщина, а большой торт, который искусно изготовили в форме женщины и подали к столу эксцентричного миллионера, радуя и сладкоежек, и сластолюбцев. Но вот Марго нащупала дно и попятилась к берегу, маня за собой Ворохова. Он сделал три спасительных шага, и она, засмеявшись, прыгнула в его протянутые руки.

Андрей вошел в нее стремительно и легко, как завоеватель, накопивший силы для штурма могучей твердыни и вдруг обнаруживший, что гарнизон уже открыл ворота.

Невероятно! На этот раз мир не перевернулся, не раскололся, не взорвался, как Сверхновая. Их тела не лизали жадные огненные языки, не заливала клокочущая лава, не засыпал горячим песком знойный африканский самум. Удивительный дар Марго, позволяющий ей обставить секс причудливыми декорациями зрительных и осязательных иллюзий, никак не проявлял себя.

Но этого и не требовалось. Они любили друг друга с таким исступлением, как будто хотели за считанные минуты повторить весь богатый эротический опыт человечества. Опыт, который юная раса приобрела сама и отразила потом в откровенных любовных трактатах. Сама, без помощи мудрых подсказчиков с иных светил, передавших однажды горстке избранных чудодейственный Дар!

Марго вновь запрокинулась назад. Ее лицо с тихим плеском погрузилось в воду. На поверхности остались лишь дразнящие полушария грудей, и почему-то именно это невероятно возбудило Ворохова, хотя тело подруги, покрытое, казалось, лишь волнистой сеткой жемчужных бликов, по-прежнему было перед ним как на ладони. Он хотел рывком притянуть к себе Марго, но она уже сама взметнулась ему навстречу, окатив солеными брызгами. Затем поднялась – так высоко, что ее сосок прочертил на его щеке влажную дорожку – и снова опустилась, заставив Андрея застонать от восторга.

Это повторилось еще несколько раз, и за каждое движение морской богини можно было отдать полжизни. Но еще не всю жизнь! Чего-то не хватало для полной гармонии. Самой малости, угадав которую, можно было сделать удовольствие беспредельным.

И Ворохов угадал! Нет, даже не так. Разве монета, чудом задержавшаяся на ребре, размышляет над тем, в какую сторону ей упасть? Все решают законы физики! Вот и Андрей не размышлял ни секунды – просто сделал шаг к берегу, другой, третий…

Тело Марго в его руках сразу налилось знакомой тяжестью, и лишь тогда Ворохов понял: вот оно! Легкая волна ластилась к нему, облизывая лодыжки, словно упрашивала вернуться в уютную, дарящую невесомость глубину. Но все было тщетно: властелин суши, как и его далекие предки много миллионов лет назад, предпочел иную стихию. Продолжая обвивать ногами Андрея, Марго опять потянулась вверх – насколько было возможно, чтобы они все еще оставались единой плотью. Затем со стоном скользнула обратно, и это оказалось прекрасно, просто неописуемо – совсем не то, что в воде. Ворохов чуть не взвыл от наслаждения. Марго опять застонала, забилась всем телом, как пойманная птица, с силой вонзила ногти ему в спину, куснула мочку уха, откинулась, снова прильнула, потом ее стон перешел в крик…

И вот тут, когда Андрей уже каждой своей клеточкой чувствовал приближение оргазма, началось неизбежное. Наверное, Марго пришлось проявить невероятную силу воли, чтобы так долго подавлять свой дар. Уж очень захотелось испытать чувства, не приправленные экстрасенсорикой, отведать, как экзотического блюда, земной любви – земной в прямом смысле слова. Но нельзя совершить невозможное – существовала грань, за которой она уже не могла себя сдерживать.

Мир стремительно искажался. Стройные пальмовые стволы затряслись, как в лихорадке, и пышные зеленые шапки облетали с них, словно воздушные головки одуванчиков. Солнце растеклось по небу, как проколотый яичный желток, а одинокое облако распалось на клочки растрепанной ваты. Затем откуда-то упала чудовищная тень. В мгновение ока она сгустилась, и остров накрыло огромным черным куполом. Он казался выкованным из несокрушимой брони, но в следующую секунду из зенита ударила ослепительная ветвистая молния и вспорола его со всех сторон, рассекая на тысячи осколков, длинных и острых, как лезвия. Еще секунду они висели в воздухе, потом бесшумно осыпались вниз, и над головой расцвел новый небесный свод – невозможный, фантастический, переливающийся сразу всеми красками, какие только могла изобрести искусница природа. Целый океан, принявший в себя воды множества радужных рек! Если Вуд можно было по праву назвать земным раем, то сейчас как будто приоткрылись двери рая небесного. Но только приоткрылись – на ничтожный миг. Затем яркий праздничный свет одной мощной волной излился на Ворохова, и вот тут-то его наконец сотряс оргазм, какого он не испытывал ни разу в жизни – даже в ту сумасшедшую ночь. Первую ночь с Марго…

Лучезарный солнечный желток, вновь целехонький, как ни в чем не бывало жарился на небесной сковородке. Однако теперь его разрезал на узкие ломтики перистый лист высоченной пальмы, так что глазам было не больно. Летать бы еще и летать, бездумно глядя вверх и слушая пение цикад, но Ворохов уже чувствовал себя Адамом, впервые познавшим стыд. Он нехотя поднялся, натянул плавки, отыскал сброшенную Марго влажную тряпочку, передал ее владелице и вновь растянулся на песке.

– Как ты думаешь, – спросил Андрей, – нас кто-нибудь видел?

Марго взяла его руку и положила себе на грудь.

– Парочка попугаев, – ответила она. – Да еще спутник-шпион, последняя разработка Клана. Он фотографировал наши забавы и немедленно передавал снимки Кириллу Ильичу. Тот раскладывал их перед собой и на радостях исполнял танец вокруг стола. Еще бы: буквально у него на глазах милуются два «кси», обещая дать долгожданное сверхгениальное потомство. Мечта селекционера!

Ворохов даже не улыбнулся.

– Между прочим, вполне достойная мечта. Не скажу, чтобы Кирилл Ильич был мне симпатичен… скорее, даже несимпатичен. Но он думает не о себе – заботится о продолжении рода. Да, Неведомский не хочет выпускать меня из рук, и я его хорошо понимаю. Однако нас притянуло друг к другу независимо от его воли. Если бы я был верующим, то сказал бы, что это благословение небес.

– Не усложняй. По-моему, все очень просто.

– Может быть. Вот только я сейчас думаю… Что стало бы с хрустальной мечтой Кирилла Ильича, если бы он увидел, как милуются не ДВА, а ДВЕ «кси»?

Марго приподняла голову.

– Ты это о чем?

– Отлично знаешь, – глухо ответил Ворохов.

– Ах да… Все не можешь забыть наши танцы-обжиманцы с Пэм… Слушай, чего я никогда терпеть не могла, так это оправдываться. Уже сто раз тебе говорила, что буду поступать так, как мне нравится. Если бы природа действительно одарила меня лесбийской любовью, я приняла бы этот дар не задумываясь. И никогда бы не терзалась, не дрожала от ужаса, представляя, как к этому отнесутся окружающие. Допускаю, что тебе было бы больно…

– Почему «бы»? Мне в самом деле было больно.

Марго накрыла пальцы Андрея своей ладонью.

– Ты… Ты меня любишь?

Ворохов сел – рывком, как заводной механизм, способный принимать только два положения.

– Да! Черт побери! – Он был готов разрыдаться, чего с ним не случалось уже давно, невероятно давно. – Да, да, да!

Марго уткнулась лицом ему в грудь.

– Я тебе верю. Ты не фальшивый человечишка, способный кидаться высокими словами. Знаешь… я и вправду переступила бы через тебя, если бы у нас с Пэм было что-то серьезное. Но мы в самом деле просто подруги. У нее есть парень. Он сейчас не на острове, но они, похоже, любят друг друга. И я искренне желаю, чтобы у них все было хорошо.

– Тогда какого же черта? Зачем, Марго?..

– Ну, во-первых, мы с Пэм действительно очень хорошие подруги, а видимся редко, поэтому страшно соскучились. А во-вторых… Даже сама не знаю. Никогда не могу предугадать, что мне взбредет в голову. Может, вздумалось, хотя и не со зла, поиграть с тобой. А может, хотела подвергнуть твои чувства испытанию. Не верила, что ты так сильно на меня запал. Как будто стремилась доказать: сейчас какая-нибудь красотка в парео покрутит попкой – и ты, выкинув меня из головы, преспокойно поведешь ее в свое бунгало. Между прочим, правильно бы и сделал. Я, например, в таких ситуациях обычно не теряюсь. Всегда можно найти мальчика посмазливее, который не устоит перед моими чарами.

– А если бы я в самом деле поимел эту… как ее… Розалию?

– Мне было бы очень плохо. Но не знаю, как долго. В конце концов, можно успокоить себя тем, что я проявила прозорливость, сразу установила, что ты обыкновенный здоровый самец, какие мне всегда и попадались. Значит, можно жить по-прежнему, не зависеть от чувств, которые только портят нервную систему.

– Вот и ты заговорила о чувствах. А тогда… утром… после нашей ночи… Помнишь?

– Тогда я еще думала, что чаша сия меня минет. Не хотелось усложнять себе жизнь. Казалось странным, нелогичным остановить выбор на единственном мужчине. Ведь еще много раз встретятся другие, среди них обязательно будут и красавцы, и умники. Может, это звучит цинично, но с определенного момента ограничиваться только одним блюдом…

Ворохов и сам довольно долго придерживался этой нехитрой философии. Но сейчас слова Марго его покоробили.

– Допустим. Так почему же тебе вдруг захотелось, чтобы я оказался не «обыкновенным здоровым самцом»?

– Не знаю. Есть вещи, которые очень трудно объяснить. Согласись, что глупо завидовать влюбленным. Человек свободный живет в огромном, необъятном, полном разнообразных искушений мире, а они – в своем собственном, искаженном, узеньком мирке. Не правда ли?

Она помолчала.

– Но в то же время я всегда знала, что когда-нибудь, может, лет через десять, природа возьмет свое. Я беспрекословно приму ее дар, уже не боясь оказаться в неполном, куцем, фантастическом мире. Выберу один лучик из многоцветной радуги, и он станет для меня всем. Смешно, правда? Я даже иногда представляла себе, как ЭТО сваливается на меня, и я глупею на глазах, из умной многоопытной стервы, играющей мужиками, превращаюсь в безвольное существо, молящееся на своего идола…

– Марго, ну зачем ты так?..

– Что тебя смущает? Насчет стервы? Так ведь это слово ругательное только для вас, мужиков. Женщине как раз очень нравится быть стервой – сильной, независимой, упивающейся тем, как перед ней ползают на коленях.

– Но ты же не такая!

– Андрей, я не знаю, какая я сейчас! Никак не разберусь в себе самой. Лишь одно знаю точно и готова повторить: если бы ты пошел с Розалией, мне было бы очень плохо…

Ворохов медленно опустился на песок, увлекая за собой Марго.

– Слушай, – сказал он, – так ведь это же и есть самое главное. И ты еще сомневаешься?..

Она прильнула к груди Андрея, слушая удары его сердца.

– Знаешь, во время нашей первой встречи я сразу поняла, что сразила тебя наповал. Всегда приятно, когда имеешь над кем-то власть. Мне даже показалось забавным вскрутить тебе голову, а потом бросить, как надоевшую игрушку.

– Зачем?

– Просто из вредности. Типичная психология стервы. По большому счету, мне хотелось подтрунить над Кириллом Ильичом. Представь: он видит, что все как будто идет по его плану, довольно потирает руки – и вдруг остается с носом. Я его очень уважаю, но надо же показать, что у меня хватит ума распорядиться собой без посторонних!

– Да, ты действительно… многоопытная дама.

– Можешь говорить без эвфемизмов – не обижусь. Впрочем, я уже исправляюсь. Стервозности заметно убавилось. Еще немного – и буду стелиться перед тобой, называть «моим господином». Хочешь?

Он улыбнулся и, приподнявшись, поцеловал ее в губы.

– Хорошо бы… Хотя… Лучше не надо – еще зазнаюсь. Да и капелька стервозности, я думаю, тебе не помешает. Даже украсит! Но только очень, очень маленькая капелька…

Влюбленные, даже неглупые люди, обожают молоть всякий вздор, который в устах других заставил бы их только презрительно пожать плечами. Причем предаваться этому занятию они готовы неограниченно долго. Но тут Марго спохватилась:

– Мы безбожно опоздали на завтрак. Побежим – может, что-нибудь да осталось. А потом придется поработать. Здесь, конечно, рай, но бездельничать не принято.