Текст книги "Тайна 21 июня 1941"
Автор книги: Владимир Чунихин
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)
Делом.
Обратили внимание, насколько отличается это документ от тех, что приводились в этом очерке ранее? Здесь ведь, тоже, как и в приказах Ворошилова, говорится о недостатках. Но из него видно, что в отличие от последнего, Тимошенко не ограничивается их констатацией. Он едет в войска. В дивизии, полки, батальоны. Он пытается расшевелить огромную инертную массу, привычную к чему-то другому, устоявшемуся. Тормошит, толкает, пинает. Заставляет менять привычное и удобное на непривычное, но необходимое.
Едет сам. Гонит в войска своих заместителей, не смотря на их чины и звания.
В ноябре 1940 года выходит приказ N 0306.
…Моими заместителями Маршалами Советского Союза тт. Буденным С. М. и Куликом Г. И., генерал-инспектором пехоты генерал-лейтенантом т. Смирновым и его заместителем генерал-лейтенантом т. Антонюком осенью текущего года проведены смотровые учения штабов и войск Одесского, Закавказского, Сибирского, Забайкальского, Прибалтийского военных округов и Дальневосточного фронта.
1. Подготовка пехоты в Одесском и Прибалтийском военных округах – низкая, в Закавказском, Сибирском, Забайкальском военных округах и Дальневосточном фронте – посредственная.
В лучшую сторону выделяются: 20 сд ЗакВО и 46 сд ЗабВО.
Основные недочеты в подготовке пехоты:
1) слабо осуществляется разведка и наблюдение за полем боя;
2) не отработаны бой в предполье и техника атаки в глубине обороны;
3) плохо организуется взаимодействие пехоты, артиллерии и танков;
4) не освоено управление взводом и ротой в наступательном бою.
2. Подготовка артиллерии – посредственная; слабо слажены артдивизионы и полки: взаимодействие артиллерии с пехотой в наступлении нарушается в динамике боя.
Минометные взводы и роты в огневой и тактической подготовке добились лишь начальных успехов.
Лучшую слаженность показала на учениях артиллерия 20 сд ЗакВО и 119 сд СибВО.
Основные недочеты в подготовке артиллерии:
1) плохо организуется и ведется разведка и наблюдение в период боя в предполье;
2) передовые пункты батарей и дивизионов в процессе боя отстают от командиров рот и батальонов.
3. Подготовка танковых частей и подразделений в тактическом и огневом отношениях – посредственная. В лучшую сторону выделяются действия огнеметных танков.
Основные недочеты в подготовке танковых частей:
1) неумение взаимодействовать с мелкими пехотными подразделениями в предполье;
2) недостаточно твердое управление командирами взводов своими подразделениями;
3) экипажи танков не обучены наблюдению за полем боя.
4. Подготовка авиации не отвечает современным требованиям.
Авиационные командиры слабо знают тактику наземных войск и не умеют организовать с ними взаимодействия на поле боя.
В лучшую сторону выделяются части 25-й авиационной дивизии ЗакВО; 15-й истребительный и 150-й легкобомбардировочный полки ЗабВО.
5. Подготовка войск связи в Одесском и Прибалтийском военных округах – низкая, в Закавказском, Сибирском и Забайкальском военных округах, а также в Дальневосточном фронте – посредственная.
Основные недочеты в подготовке войск связи:
1) телефонная связь в период боя и предполье работает с перебоями;
2) кабельные линии прокладываются небрежно;
3) светосигнальные приборы используются мало;
4) посыльные для связи подготовлены слабо и используются не-умело.
6. Подготовка инженерных частей – посредственная; в лучшую сторону по подготовке выделяются корпусные саперные батальоны.
Недочетами в подготовке инженерных частей является недостаточная грамотность их командиров в тактическом отношении.
7. Химическая подготовка – посредственная.
8. Подготовка командного состава – неравномерная; большая часть средних командиров подготовлена слабо, особенно низкая подготовка у командиров взводов. Подготовка командиров батальонов и полков – посредственная.
В лучшую сторону выделяется подготовка среднего комсостава в частях ЗакВО и в 46 сд ЗабВО.
Основные недочеты в подготовке командного состава:
1) пехотные командиры слабо знают тактико-технические данные специальных родов войск и придаваемых средств усиления;
2) не умеют быстро оценивать обстановку и четко ставить задачи на местности;
3) не умеют организовать разведку и наблюдение за полем боя;
4) не имеют навыков в организации взаимодействия пехоты, артиллерии и танков, а также взаимодействия огня и движения.
9. Подготовка штабов корпусов и дивизий – слабая, особенно плохо подготовлены штабы стрелковых полков и батальонов.
Штабы специальных соединений и частей артиллерийских, танковых и авиационных подготовлены слабо и не слажены.
Во всех штабах плохо организуется разведка и наблюдение за полем боя. Полученные от разведки данные о противнике штабы не умеют обобщать и не делают должных выводов.
Организация взаимодействия родов войск – слабое место для всех штабов.
В лучшую сторону выделяются штабы 25-й авиадивизии и 41-й танковой бригады ЗакВО.
10. Все отмеченные недочеты явились в результате медленного выполнения войсковыми частями моего приказа N 120* и слабой требовательности со стороны военных советов округов.
Приказываю:
1. Военным советам Одесского, Закавказского, Сибирского, Забайкальского, Прибалтийского военных округов и Дальневосточного фронта в наступающем учебном году заложить твердые основы методики боевой подготовки войск, руководствуясь моей директивой Военному совету Западного особого военного округа (в копии военным советам всех округов) от 27.9.40 г. N 15119 с.
2. Военным советам остальных военных округов проверить организацию и ход боевой подготовки частей и в случае обнаружения отступления от моих указаний принять решительные меры по поднятию качества занятий.
3. О результатах выполнения настоящего приказа донести мне к 1 декабря 1940 г.
Народный комиссар обороны СССР Маршал Советского Союза С. Тимошенко [5]5
Ф. 4, оп. 15, д. 27, л. 482–483. Типогр. экз.
[Закрыть]
Конечно, наивно было бы ожидать, что вся эта неповоротливая и закостеневшая махина, именуемая Рабоче-Крестьянской Красной Армией, может быстро стронуться с места и сразу же дать хоть какой-то существенный результат, какой-то ощутимый сдвиг в своём качестве.
Задача эта, повторю, была реально выполнима, при самом запредельном сверхусилии, не ранее, чем через несколько лет.
А времени этого, как мы знаем, просто не было.
Вот он, самый канун войны.
ДИРЕКТИВА О ЗАДАЧАХ ОГНЕВОЙ ПОДГОТОВКИ ВОЕННЫХ ОКРУГОВ,
ОБЪЕДИНЕНИЙ, СОЕДИНЕНИЙ, ЧАСТЕЙ НА ЛЕТНИЙ
ПЕРИОД 1941 ГОДА
N 34678 17 мая 1941 г.
В результате поверки хода боевой подготовки, произведенной Наркоматом обороны и округами, установлено, что требования приказа N 30* в зимний период 1941 г. значительным количеством соединений и частей не выполнены.
Из проверенных соединений в лучшую сторону выделяются: в КОВО – 99, 87, 45 сд, 14 кд и 12 УР; в ЗапОВО – 37 сд, 36, 6 кд и 4 тд; в ЛВО – 70 сд; в ЗабВО – 93 и 94 сд; в САВО – 18 гкд; в ЗакВО – 31 и 47 гсд; в СибВО – 107 сд; в УрВо – 186, 98, 174 сд.
В худшую сторону выделяются части ДВФ (кроме 22 сд, 48 лтб) и части ОрВО (кроме 19 и 145 сд); в КОВО – 60, 164 сд; в ЗапОВО – 17 сд; в ЗабВО – 36 мед; в САВО – 68 гкд.
В процессе хода боевой подготовки за зимний период имели место следующие недочеты:
1. Не было уделено достаточного внимания качеству организации и методики одиночной подготовки бойца отделения, особенно качеству подготовки бойца-специалиста, в результате чего к концу зимнего периода боец и отделения не научены искусно действовать в полевых условиях.
2. Не уделялось особого внимания качеству организации и методики обучения командного состава всех степеней. В худшую сторону выявилась подготовка младшего командного состава, которую старшие начальники не контролировали.
3. Ночных учений проводилось недостаточно. Командный состав не проявлял настойчивости в выполнении приказа об обязательном проведении ночных занятий. Руководящие штабы и командиры не приняли достаточных мер, чтобы научить младших и средних командиров искусно действовать ночью.
4. Во всех звеньях слабо отработано взаимодействие в бою между родами войск. Вопросы организации взаимодействия и управления в ходе боя отрабатываются поверхностно, особенно слабо отрабатывается взаимодействие между общевойсковыми штабами и специальными родами войск.
5. Не отработано взаимодействие в бою мотомеханизированных войск с саперными частями, артиллерией и авиацией, особенно в труднопреодолимой местности и в сложных видах боя…
С этим багажом и встретила Красная Армия раннее утро 22 июня 1941 года.
До самого сегодняшнего дня пытаются люди понять причины поражения лета 1941 года. И так повернут проблему, и этак. Потому что велико до сих пор потрясение от той вселенской катастрофы. Будоражит умы целых поколений, родившихся уже много спустя. Наверное, и будет будоражить.
А на самом деле, удивительно не то, что в 1941 году произошла катастрофа. Она и не могла не произойти, если исходить из реальности.
Удивительно как раз не это. Удивительно то, что тогда всё-таки выстояли. Не должны были выстоять, если начистоту. Но выстояли.
На волоске всё держалось, но выстояли.
И волосок тот был создан как раз в те самые один год и десять месяцев, что смогли тогда выиграть у Гитлера.
* * *
А ответ на вопрос артиста старый маршал знал, конечно же.
Ну, сами посудите. Человек имел доступ к самой невероятно закрытой информации. Видел и переживал кулисы и закулисье войны день за днём. Всё было перед его глазами как на ладони и секретов для него не было.
И при этом умён был несомненно – вон как точно вычленил главную задачу РККА в 1940 году. Мало ему было отпущено для её решения времени, ну так в этом не его вина.
Харьков 42-го? Что же, не смог, не прыгнул выше головы. И Сталин ему этого разгрома так и не простил до самого конца войны, держал на вторых ролях.
И июнь 41-го на его совести. Его и Жукова.
Но нельзя не помнить при этом и про Смоленск 41-го, когда возглавляемые им войска впервые в Европе сумели остановить немцев и сорвать, фактически, блицкриг против СССР.
Так что, знал он и взлёты, знал и падения.
И не иметь своего мнения по главному вопросу, подводящему итоги ТАКОЙ войны, он, конечно, не мог.
Почему так ответил?
А очень просто.
Потому что в той системе координат, которая господствовала тогда в идеологии, ответа тот вопрос, действительно, не имел.
Ну не лялякать же в душевном разговоре про коллективную мудрость партии, приведшую к победе героический народ.
Ответ на тот вопрос есть, конечно.
Во всяком случае, поскольку явление состоялось, то и объяснение этому, конечно же, должно иметься.
Иное дело, что нынешнее состояние общественного сознания не в состоянии его объяснить. Поскольку и сегодня те же самые представления господствует по-прежнему. С некоторыми косметическими добавлениями.
Поэтому и будет ответ на него всё тот же самый. Примерно в той же самой форме, в какой дал его когда-то старый маршал.
3. Ложь, о которой не узнал Сталин
Прогрессивное человечество хорошо знает о том, кто виновен в неготовности Красной Армии к немецкому нападению ранним утром 22 июня 1941 года.
Зовут этого виновника Иосиф Виссарионович Сталин. Председатель Совета Народных Комиссаров Союза ССР. Секретарь и член Политбюро ЦК ВКП (б).
Выражается эта вина в том, что, будучи главой советского правительства, а фактически, неограниченным диктатором, он не предпринял своевременных мер к объявлению полной боевой готовности для приграничных военных округов РККА.
Объясняется это его недоверием к сведениям о том, что Германия готовит военное нападение.
Между тем, такие сведения представляла ему советская разведка.
Такую уверенность и такие же неопровержимые доводы представляло ему и военное руководство Советского Союза.
Общеизвестно, сколько усилий было приложено высшими чинами Наркомата обороны и Генерального штаба РККА для того, чтобы убедить его в реальности военной угрозы, назревавшей буквально на глазах.
Поистине потрясающей силы видим мы трагедию военного руководства, бессильно наблюдавшего за последними приготовлениями к вторжению германской армии, и ощущавшего одновременно невозможность противостоять будущей катастрофе. Невозможность противостоять из-за сталинского упрямства и недоверия к возможности немецкого нападения, державших их мёртвой хваткой.
Представьте себе, что вы отчётливо видите реальную смертельную угрозу самому существованию вашей страны. И одновременно вам запрещено предпринимать любые меры к отражению назревающей катастрофы.
Более того.
Я приглашаю вас, уважаемый читатель, всего на одно мгновение представить себя в преддверии войны на месте наркома обороны или начальника Генштаба. Вовсе необязательно при этом владеть всей совокупностью имевшихся у них знаний и навыков. Просто представьте себе их чувства и их побуждения.
Представили?
Сейчас вы должны войти в сталинский кабинет, зная, что время уже почти безнадёжно упущено, и у вас остаётся всего один, самый последний, шанс, всего одна возможность убедить недоверчивого тирана в своей правоте.
И вот, вы входите…
Г.К.Жуков. Воспоминания и размышления.
…Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М.А.Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик – немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня.
Я тотчас же доложил наркому и И. В. Сталину то, что передал М.А.Пуркаев.
– Приезжайте с наркомом минут через 45 в Кремль, – сказал И.В.Сталин.
Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н.Ф.Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.
И.В.Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.
– А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? – спросил он.
– Нет, – ответил С. К. Тимошенко. – Считаем, что перебежчик говорит правду.
Тем временем в кабинет И.В.Сталина вошли члены Политбюро. Сталин коротко проинформировал их.
– Что будем делать? – спросил И. В. Сталин.
Ответа не последовало.
– Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, – сказал нарком.
– Читайте! – сказал И.В.Сталин.
Я прочитал проект директивы. И. В. Сталин заметил:
– Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.
Не теряя времени, мы с Н.Ф.Ватутиным вышли в другую комнату и быстро составили проект директивы наркома.
Вернувшись в кабинет, попросили разрешения доложить.
И.В.Сталин, прослушав проект директивы и сам еще раз его прочитав, внес некоторые поправки и передал наркому для подписи.
Ввиду особой важности привожу эту директиву полностью:
Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО.
Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота.
1. В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.
3. Приказываю:
а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;
б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;
в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;
г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;
д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.
Тимошенко. Жуков.
21.6.41 г.
С этой директивой Н.Ф.Ватутин немедленно выехал в Генеральный штаб, чтобы тотчас же передать ее в округа. Передача в округа была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941 года. Копия директивы была передана наркому Военно-Морского Флота.
Что получилось из этого запоздалого распоряжения, мы увидим дальше.
Испытывая чувство какой-то сложной раздвоенности, возвращались мы с С.К.Тимошенко от И.В.Сталина.
С одной стороны, как будто делалось все зависящее от нас, чтобы встретить максимально подготовленными надвигающуюся военную угрозу: проведен ряд крупных организационных мероприятий мобилизационно-оперативного порядка; по мере возможности укреплены западные военные округа, которым в первую очередь придется вступить в схватку с врагом; наконец, сегодня получено разрешение дать директиву о приведении войск приграничных военных округов в боевую готовность.
Но, с другой стороны, немецкие войска завтра могут перейти в наступление, а у нас ряд важнейших мероприятий еще не завершен. И это может серьезно осложнить борьбу с опытным и сильным врагом. Директива, которую в тот момент передавал Генеральный штаб в округа, могла запоздать и даже не дойти до тех, кто завтра утром должен встретиться лицом к лицу с врагом.
Давно стемнело. Заканчивался день 21 июня. Доехали мы с С.К.Тимошенко до подъезда наркомата молча, но я чувствовал, что и наркома обуревают те же тревожные мысли. Выйдя из машины, мы договорились через десять минут встретиться в его служебном кабинете…
…В ночь на 22 июня 1941 года всем работникам Генерального штаба и Наркомата обороны было приказано оставаться на своих местах. Необходимо было как можно быстрее передать в округа директиву о приведении приграничных войск в боевую готовность. В это время у меня и наркома обороны шли непрерывные переговоры с командующими округами и начальниками штабов, которые докладывали нам об усиливавшемся шуме по ту сторону границы. Эти сведения они получали от пограничников и передовых частей прикрытия.
Примерно в 24 часа 21 июня командующий Киевским округом М.П.Кирпонос, находившийся на своем командном пункте в Тернополе, доложил по ВЧ, что, кроме перебежчика, о котором сообщил генерал М.А.Пуркаев, в наших частях появился еще один немецкий солдат – 222-го пехотного полка 74-й пехотной дивизии. Он переплыл речку, явился к пограничникам и сообщил, что в 4 часа немецкие войска перейдут в наступление. М.П.Кирпоносу было приказано быстрее передавать директиву в войска о приведении их в боевую готовность
Все говорило о том, что немецкие войска выдвигаются ближе к границе Об этом мы доложили в 00.30 минут ночи И.В.Сталину. Он спросил, передана ли директива в округа. Я ответил утвердительно…
Я хочу особо обратить ваше внимание на эти слова Жукова. Дело в том, что именно они легли в основание наших с вами представлений о тех событиях. Именно они явились основой общепринятых исторических знаний о начале войны, на которых строятся все практически изыскания на эту тему.
Что же мы с вами видим в изложенном?
Коротко отмечу наиболее важные моменты.
Вечером 21 июня Жукову звонит Пуркаев. Докладывает о перебежчике. Жуков звонит Сталину. Тот приказывает приехать. Едут трое – Тимошенко, Жуков и Ватутин. По дороге все трое договариваются о том, чтобы во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.
Прибыли. Доложили. Сталин приказывает дать ему текст директивы. Жуков даёт ему тот, что привёз с собой. Сталину он не нравится. Жуков готовит новый текст, совсем короткий. Сталин согласен. Ватутин едет в Генштаб один, чтобы срочно отправить директиву в войска. Жуков здесь же отмечает, что «Передача в округа была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941 года. Копия директивы была передана наркому Военно-Морского Флота».
Тимошенко и Жуков на некоторое время ещё остаются у Сталина, потом он отпускает и их. Они едут в наркомат. Приезжают.
Примерно в 24 часа Жукову звонит Кирпонос и сообщает о новом перебежчике.
В 00 часов 30 минут Жуков звонит Сталину и сообщает о втором перебежчике. Сталин спрашивает, отправлена ли директива? Жуков отвечает – да, отправлена.
Кажется, ничего не упустил.
* * *
Итак, вы вышли из сталинского кабинета.
Но не торопитесь почувствовать облегчение или торжество. Потому что с момента, когда за вами закрылась дверь, для вас наступил момент истины.
Получено не просто принципиальное согласие Сталина на приведение в боевую готовность войск приграничных военных округов. Создан одобренный им документ, та самая Директива номер один, которую необходимо передать немедленно в войска.
В связи с этим у меня к вам имеется очень важный вопрос.
Всего один.
Как вы себя поведёте, добившись наконец давно и нестерпимо желаемого?
Это, предупреждаю, не праздный интерес. Ответ на этот вопрос на самом деле необыкновенно важен для понимания сути происходившего тогда.
Поэтому, не спешите с ответом. Время на этот ответ у вас ещё будет.
А пока вы обдумываете, как именно вы повели бы себя на месте Жукова, давайте всю эту ситуацию рассмотрим со стороны.
Я приглашаю внимательно присмотреться к описанию происходящего в изложении маршала Жукова. Предупреждаю, что смотреть надо очень тщательно, не упуская даже малейших оттенков.
Итак.
Ватутин уезжает из Кремля в Генштаб для скорейшей отправки в войска давно вожделенной военными директивы о возможном германском нападении.
Через некоторое время выходят из сталинского кабинета Тимошенко и Жуков. Далее Жуков описывает свои размышления в машине, едущей по ночной Москве. О том, что не всё сделано. И, хотя уломать Сталина всё же удалось, но директива может просто не успеть попасть в войска.
Это, повторю, следует из описания им своих мыслей в машине. Я почему делаю на этом упор? Потому что фраза «…Доехали мы с С.К.Тимошенко до подъезда наркомата молча…» прозвучит после этих его размышлений.
Таким именно образом выстроил Жуков описание этого драматичнейшего эпизода в советской истории.
Именно так.
Именно, пока он и Тимошенко едут в машине, «…Директива, которую В ТОТ МОМЕНТ (выделено мной – В.Ч.)передавал Генеральный штаб в округа, могла запоздать и даже не дойти до тех, кто завтра утром должен встретиться лицом к лицу с врагом…»
Это, заметим, уже второе упоминание о том, что директива была передана сразу же, как только было дано согласие Сталина.
Обратите внимание на такой вот литературный нюанс.
Вернёмся на шаг назад. Вот все они ещё находятся в кабинете Сталина.
«…С этой директивой Н.Ф.Ватутин немедленно выехал в Генеральный штаб, чтобы тотчас же передать ее в округа. Передача в округа была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941 года. Копия директивы была передана наркому Военно-Морского Флота…»
И лишь после этих слов маршал Жуков описывает, что они выходят от Сталина и едут в наркомат. Переживая в машине то, что директива может запоздать.
Этими словами Жуков прямо связывает факт передачи директивы с Ватутиным. И то, что здесь же (они ещё не вышли от Сталина) окончательно говорится о том, когда именно она была окончательно передана, отделяет как бы Жукова и Тимошенко от дальнейшей судьбы этого документа. Я согласен, что это неочевидный, чисто литературно обозначенный вывод. Но ощущение от прочитанного остаётся именно таким.
Думаю, что не ошибусь, если предположу, что именно такого впечатления добивался тот, кто и применил этот приём.
Возвращаемся в машину, летящую сейчас по ночной Москве в Наркомат обороны. И добавим сюда размышления Жукова о том, что передаваемая В ТОТ МОМЕНТ директива может не успеть…
Иными словами, мы с вами видим в изображении Жукова следующую картину. Военное руководство сделало всё, что от них зависело. Директива (не по их вине) была утверждена Сталиным СЛИШКОМ ПОЗДНО. И, хотя, пока они едут в машине в наркомат, директива передаётся уже в войска, она может запоздать.
Перечитайте этот эпизод.
Я думаю, что нигде ничего не сказал сверх того, что сказал маршал Жуков.
Дальнейшее известно.
Я открываю первый том сборника «Приказы народного комиссара обороны СССР (1937–1945)» [6]6
В сети он выложен по адресу – http://militera.lib.ru/docs/da/nko/index.html
[Закрыть]и читаю документ номер 121. Эта та самая директива, текст которой привёл в своих воспоминаниях маршал Жуков.
Читаю скорбные слова, приведённые в примечаниях к ней.
Кстати, вот вам одно из многих подтверждений того, что жуковское описание этих событий является краеугольным основанием исторических знаний о начале войны.
Но вернёмся к изложению маршала Жукова.
Есть в нём одна странность, трудноуловимая на первый взгляд.
Достаточно подробно рассказывая о событиях того судьбоносного вечера, он нигде не упоминает о времени, когда они происходили. О времени в самом примитивном понимании этого слова. О часах и минутах.
Описание вечерних и ночных событий 21 июня 1941 года он начинает со звонка генерала Пуркаева. То есть, с этого звонка пошёл в его изложении отсчёт неумолимо надвигавшихся событий.
Логично было бы ожидать от него указания на время, когда позвонил ему Пуркаев. Особенно учитывая, что рассказ ведёт военный человек, хорошо понимающий цену точного знания времени события. К тому же, говоря о факте, с которого он и начинает свой рассказ.
Вот ведь, звонок Кирпоноса о втором перебежчике он обозначил по времени относительно точно – около 24 часов. И свой последующий звонок Сталину в 00.30, он назвал тоже точно.
Но помилуйте. Время, названное им, относится к событиям более поздним, не имевшим уже отношения к самому главному, ко времени принятия решения о направлении в войска директивы. Иными словами, для событий достаточно второстепенных он время указывает. Для событий наиважнейших слов о времени у него не находится.
Вот смотрите.
Ему звонит генерал Пуркаев.
Когда?
Жуков пишет: «вечером 21 июня».
Однако, вечер, это может быть – 17 часов. Это может быть – 23 часа.
Так когда?
Молчание.
Обычная невнимательность автора?
Но автор – человек военный и понимает, повторю, цену точного знания времени события…
Ну, хорошо. Давайте допустим, что это я так злопыхательски придираюсь к автору мемуаров.
Читаем дальше. Жуков звонит Сталину. Сталин велит приехать через 45 минут.
Нет, это что-то уже совсем невероятное. Через сколько минут им надо приехать, Жуков помнит и передаёт с точностью. Но вот, во сколько он и Тимошенко приехали к Сталину, он не указывает снова. Получается, что опять где-то в том же самом диапазоне, между 17.00 и 23.00.
Дальше.
Ватутин выскакивает из кабинета Сталина и летит передавать директиву.
Вопрос тот же. Скучный.
Сколько в этот момент показывали часы? Большая стрелка и маленькая стрелка.
Снова – молчание.
Тимошенко и Жуков выходят из кабинета Сталина.
В котором часу?
Неизвестно.
Едут в наркомат.
Приезжают.
Когда?
Теперь Жуков, наконец, отвечает.
«…Давно стемнело. Заканчивался день 21 июня. Доехали мы с С.К.Тимошенко до подъезда наркомата молча, но я чувствовал, что и наркома обуревают те же тревожные мысли. Выйдя из машины, мы договорились через десять минут встретиться в его служебном кабинете…»
Такой вот ответ.
Стемнело. Давно. И день заканчивался.
День, вообще-то заканчивается, строго говоря, около 24 часов.
Правда, и про 23 часа можно сказать так же. И про 22 часа.
Если говорить применительно к чисто литературным вздохам под луной.
И только после звонка генерала Кирпоноса мы начинаем, наконец, ориентироваться в точном времени событий. С 24 часов.
Поэтому задам я ещё один вопрос.
А вам не кажется, что великий полководец, рассказывая о вечере 21 июня 1941 года, умышленно не стал давать к рассказанному абсолютно никакой, даже приблизительной, привязки по времени?
Вопрос не так мелок, как может показаться на первый взгляд. Потому что, напомню ещё раз о том, что мемуары Жукова лежат в основе представлений современной исторической науки о начале Великой Отечественной войны.
Так в чём же дело?
Вы можете, конечно, ответить автору. Ну и что? Зачем это надо было Жукову – темнить со временем происходивших событий?
В том-то и дело, что причина для этого была.
Веская причина.
Честно говоря, я более веской себе и не представляю.
В 1969 году, когда впервые были изданы воспоминания Жукова, и уж, конечно, во время их написания, шансов у читателей узнать о каких-то подробностях того времени не было вообще. Так же молча подразумевалось, что этих шансов у них, конечно же, никогда и не будет.
Поэтому написанное проверить будет невозможно. Так же невозможно будет восстановить и то, о чём тогда так тщательно умалчивалось.
Но вот прошло время. Документов, конечно же, и сейчас кот наплакал. Но всё же появилось кое-что. Иногда совсем неожиданное кое-то.
И невероятно интересное.
Я имею в виду опубликованные записи личного секретаря Сталина – Поскрёбышева, которые обычно именуют «Журналами записи лиц, принятых И.В.Сталиным».
Смотрим записи за июнь 1941 года.
21 июня.
Жуков был в кабинете Сталина в этот день один раз.
Согласно этим записям, вошёл он в двери этого кабинета в 20 часов 50 минут.
Теперь мы с вами можем установить это совершенно точно.
Таким образом, можно реконструировать и время звонка Жукова Сталину. А через него – и время звонка Жукову генерала Пуркаева. Поскольку Сталин приказал ему приехать через 45 минут, то звонил Жукову Пуркаев самое позднее где-то в 20.00–20.05. Но никак не позднее, потому что к Сталину обычно по его вызову не опаздывали.
Итак, мы с вами можем установить более-менее точно время, с которого Жуков начинает описание событий вечера 21 июня 1941 года.
Примерно 20 часов. Но не позднее.
Вышел Жуков из кабинета Сталина (опять же по записям в том же самом журнале) в 22 часа 20 минут.
Ну и какая здесь тайна? Какой здесь туман? Зачем было городить огород со всеми этими пресловутыми умолчаниями?
Не спешите.
На самом деле огород здесь получается очень выразительный. И становятся в нём видны весьма развесистые растения.
Но сначала давайте отвлечёмся ненадолго от мемуаров Жукова и пресловутого журнала.
Посмотрим другие мемуары, человека тоже весьма знающего и не менее в то время высокопоставленного.
Слово наркому Военно-морского флота Союза ССР адмиралу Николаю Герасимовичу Кузнецову.
Накануне.
…Около 11 часов вечера зазвонил телефон. Я услышал голос маршала С.К.Тимошенко:
– Есть очень важные сведения. Зайдите ко мне. Быстро сложил в папку последние данные о положении на флотах и, позвав Алафузова, пошел вместе с ним. Владимир Антонович захватил с собой карты. Мы рассчитывали доложить обстановку на морях. Я видел, что Алафузов оглядывает свой белый китель, должно быть, считал неудобным в таком виде идти к Наркому обороны.
– Надо бы надеть поновее, – пошутил он. Но времени на переодевание не оставалось.
Наши наркоматы были расположены по соседству. Мы вышли на улицу. Дождь кончился, по тротуару снова прогуливались парочки, где-то совсем близко танцевали, и звуки патефона вырывались из открытого окна. Через несколько минут мы уже поднимались на второй этаж небольшого особняка, где временно находился кабинет С.К.Тимошенко.
Маршал, шагая по комнате, диктовал. Было все еще жарко. Генерал армии Г.К.Жуков сидел за столом и что-то писал. Перед ним лежало несколько заполненных листов большого блокнота для радиограмм. Видно, Нарком обороны и начальник Генерального штаба работали довольно долго.
Семен Константинович заметил нас, остановился. Коротко, не называя источников, сказал, что считается возможным нападение Германии на нашу страну.
Жуков встал и показал нам телеграмму, которую он заготовил для пограничных округов. Помнится, она была пространной – на трех листах. В ней подробно излагалось, что следует предпринять войскам в случае нападения гитлеровской Германии.
Непосредственно флотов эта телеграмма не касалась. Пробежав текст телеграммы, я спросил:
– Разрешено ли в случае нападения применять оружие?
– Разрешено.
Поворачиваюсь к контр-адмиралу Алафузову:
– Бегите в штаб и дайте немедленно указание флотам о полной фактической готовности, то есть о готовности номер один. Бегите!
Тут уж некогда было рассуждать, удобно ли адмиралу бегать по улице. Владимир Антонович побежал, сам я задержался еще на минуту, уточнил, правильно ли понял, что нападения можно ждать в эту ночь. Да, правильно, в ночь на 22 июня. А она уже наступила!..
…В наркомате мне доложили: экстренный приказ уже передан. Он совсем короток – сигнал, по которому на местах знают, что делать. Все же для прохождения телеграммы нужно какое-то время, а оно дорого. Берусь за телефонную трубку. Первый звонок на Балтику – В.Ф.Трибуцу:
– Не дожидаясь получения телеграммы, которая вам уже послана, переводите флот на оперативную готовность номер один – боевую. Повторяю еще раз – боевую. Он, видно, ждал моего звонка. Только задал вопрос:
– Разрешается ли открывать огонь в случае явного нападения на корабли или базы?
Сколько раз моряков одергивали за «излишнюю ретивость», и вот оно: можно ли стрелять по врагу? Можно и нужно!
Командующего Северным флотом А.Г.Головко тоже застаю на месте. Его ближайший сосед – Финляндия. Что она будет делать, если Германия нападет на нас? Есть немало оснований считать, что присоединится к фашистам. Но сказать что-либо наверняка было еще нельзя.
– Как вести себя с финнами? – спрашивает Арсений Григорьевич. – От них летают немецкие самолеты к Полярному.
– По нарушителям нашего воздушного пространства открывайте огонь.
– Разрешите отдать приказания?
– Добро.
В Севастополе на проводе начальник штаба И.Д.Елисеев.
– Вы еще не получили телеграммы о приведении флота в боевую готовность?
– Нет, – отвечает Иван Дмитриевич.
Повторяю ему то, что приказал Трибуцу и Головко.
– Действуйте без промедления! Доложите командующему…
…Как развивались события в ту ночь на флотах, я узнал позднее. Мой телефонный разговор с В.Ф.Трибуцем закончился в 23 часа 35 минут. В журнале боевых действий Балтийского флота записано: «23 часа 37 минут. Объявлена оперативная готовность N1».
Люди были на месте: флот находился в повышенной готовности с 19 июня. Понадобилось лишь две минуты, чтобы началась фактическая подготовка к отражению удара врага.
Северный флот принял телеграмму-приказ в 0 часов 56 минут 22 июня. Через несколько часов мы получили донесение командующего А.Г.Головко: «Северный флот 04 часа 25 минут перешел на оперативную готовность N1».
Значит, за это время приказ не только дошел до баз, аэродромов, кораблей и береговых батарей – они уже успели подготовиться к отражению удара.
Хорошо, что еще рано вечером – около 18 часов – я заставил командующих принять дополнительные меры. Они связались с подчиненными, предупредили, что надо быть начеку. В Таллине, Либаве и на полуострове Ханко, в Севастополе и Одессе, Измаиле и Пинске, в Полярном и на полуострове Рыбачий командиры баз, гарнизонов, кораблей и частей в тот субботний вечер забыли об отдыхе в кругу семьи, об охоте и рыбной ловле. Все были в своих гарнизонах и командах. Потому и смогли приступить к действию немедленно.
Прошло лишь двадцать минут после моего разговора с вице-адмиралом Трибуцем – телеграмма еще не дошла до Таллина, – а оперативная готовность № 1 была объявлена уже на Ханко, в Прибалтийской базе и в других местах. Об этом опять же свидетельствуют записи в журналах боевых действий:
«Частям сектора береговой обороны Либавской и Виндавской военно-морских баз объявлена готовность № 1».
В 02 часа 40 минут все корабли и части флота уже были фактически в полной боевой готовности. Никто не оказался застигнутым врасплох.
Позади были недели и месяцы напряженной, кропотливой, иногда надоедливой работы, тренировок, подсчетов и проверок. Позади были бессонные ночи, неприятные разговоры, быть может, взыскания, наложенные за медлительность, когда людей поднимали по тревоге. Многое было позади, но все труды, потраченные время и нервы – все было оправдано сторицей в минуты, когда флоты уверенно, слаженно и без проволочек изготовились к встрече врага…
Я хотел бы обратить внимание своих читателей на чёткость и быстроту приведения флотского механизма в полную боевую готовность.
