Текст книги "Проклятие Ирода Великого"

Автор книги: Владимир Меженков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Часть вторая
ЦАРЬ

И собрались все старейшины Израиля, и пришли к Самуилу в Раму, и сказали ему: вот, ты состарился, а сыновья твои не ходят путями твоими; итак, поставь над нами царя, чтобы он судил нас, как у прочих народов. И не понравилось слово сие Самуилу, когда они сказали: дай нам царя, чтобы он судил нас. И молился Самуил Господу. И сказал Господь Самуилу: послушай голоса народа во всем, что они говорят тебе; ибо не тебя они отвергли, но отвергли Меня, чтобы Я не царствовал над ними.

1 Цар. 8:4–7

Глава первая
ВОЗВРАЩЕНИЕ

1

И третью ночь Ирод провел без сна. Едва Ревекка задула свечи и вышла, плотно прикрыв за собой двери, как к нему явился Малих и, щеря окровавленный рот, сказал: «Ну что, добился своего? Радуйся, теперь ты царь Иудеи, признанный Римом. Не этого ли ты добивался с тех пор, как отец твой назначил тебя начальником над Галилеей? Да только забыл ты слова Предвечного: ”Сыны человеческие – только суета; сыны мужей – ложь; если положить их на весы, все они вместе легче пустоты” [142]142
  Пс. 61:10


[Закрыть]. И сан твой царский – одна лишь суета, которая легче пустоты. Зато Мариамна теперь моя. Не может быть так, чтобы одному досталось все, а другим ничего. Сказано: сила у Бога, и милость у Него; воздает Господь каждому по делам его [143]143
  Там же, 61:12–13.


[Закрыть]. Тут же выткалась из мрака ночи Мариамна и стала ласкать Малиха, целовать его незаживающие раны, и Малих, забыв об Ироде, отвечал ей ласками и поцелуями. Захихикала, рассеяв ночной мрак светящейся изнутри кожей, Клеопатра, приблизила к лицу Ирода свой изогнутый клювом нос и зашептала ему в ухо: «Берегись, царь, отвергнутых женщин, и не думай, что Мариамна станет дожидаться тебя, пока ты носишься по миру; женская плоть нуждается в мужчине, а не в титуле, который ты выхлопотал себе в Риме». Ирод оттолкнул Клеопатру, возразил ей: «Ложь! Не за титулом я отправился в Рим, но за справедливостью. И царского сана я искал не для себя, а для шурина моего Аристовула. Зачем мне быть царем среди народа, который считает меня чужаком?». Клеопатра, продолжая хихикать, растворилась во мраке, как растворились до нее Малих с бесстыжей Мариамной, а вместо них возникли перед ним брат его Фасаил с размозженной головой и первосвященник Гиркан с откушенными ушами. «Отомсти за нас, Ирод, сделай так, чтобы отныне Антигон не знал никакого другого чувства, кроме страха, и пусть страх этот преследует его до самой лютой смерти, которую он заслужил».

Ирод, желая прогнать не дающие ему покоя видения, плотно смежил веки. Веки горели. «Уж не заболел ли я?» – подумал он, и чтобы отвлечься от тревог, на которые так щедры оказались последние месяцы, стал перебирать в памяти детали событий, приведшие его в Рим. «Чудны дела твои, Фортуна [144]144
  Фортуна– римская богиня счастья, удачи и судьбы, соответствующая греческой богине Тихэ. Изображалась со сложенными крыльями за спиной, кормовым веслом в правой руке и рогом изобилия, наполненным плодами и увенчанным цветами, в левой.


[Закрыть], – произнес он вслух, – и неисповедимы пути твои, по которым ты гонишь людей на суше и на море». Еще недавно, думал Ирод, он был сильным и богатым человеком, с которым считались все и которого побаивались те, в ком совесть нечиста. Но и самые сильные и богатые люди зависят от превратностей судьбы. Сегодня ты был всем, а завтра стал ничем, всеми гонимым бродягой, у которого в поясе не осталось ни обола, на который можно купить кружку самого дешевого кислого вина, чтобы утолить жажду, и горсть протертого гороха, чтобы утолить голод. Такого изгоя можно и о скалы разбить в бушующем море, и избить, не рискуя встретить отпор.

Вспомнив, как позавчера рабы избили его возле дома Антония, Ирод не почувствовал ни злости на них, ни желания уничтожить этих рабов. Безразличие, с каким он вспомнил об унижении, пережитом на глазах у десятков праздношатающихся римлян, удивило его самого: да тот ли это Ирод, который помчался в Иерусалим покарать Гиркана за одно только то, что тот посмел вызвать его в суд? А может, позавчера избивали совсем другого человека, забитого и вконец униженного нищетой иудея, готового ради фанатичной веры в своего Бога безропотно снести любую боль и любые оскорбления? «Поистине чудны дела твои, Фортуна, – повторил Ирод вслух, чувствуя боль в пересохшем горле, – и неисповедимы пути твои…»

Не договорив, Ирод вздрогнул, увидев прямо перед собой большие синие глаза Мариамны. В глазах этих не было ни детского озорства, ни девичьего кокетства, ни женского томления плоти, какие видел обыкновенно в глазах своей юной жены Ирод, а был один лишь расчетливый интерес. Рывком сев на постели и отшатнувшись, он заслонился рукой от Мариамны и хрипло прокричал:

– Сгинь! Зачем ты преследуешь меня? Что тебе от меня нужно? Сгинь, грязная девка!

– Мой мелех гневается на свою рабыню? – спросила его Мариамна голосом Ревекки. – Чем заслужила я гнев господина, которому готова служить верой и правдой, сколько станет сил?

Ирод откинулся на подушки. Лоб был мокрым от покрывшей его испарины. Горло болело так, как если бы его прижигали раскаленным железом. Ирод сбросил с себя одеяло и оттер тыльной стороной ладони пот.

– Я, кажется, заболел, – сказал он, узнав служанку. – Попроси Антония прислать ко мне врача.

– Климат Рима не подходит нам, – говорила Ревекка, поправляя Ироду постель и снова укутывая его одеялом. – Особенно зимой, когда город пронизывает холодный северный ветер. – Подоткнув под Ирода одеяло, добавила, пятясь спиной к двери. – Я передам Антонию твою просьбу и принесу тебе завтрак.

2

Внезапная болезнь задержала Ирода в Риме на неделю. Впрочем, неделя эта оказалась не впустую потраченным временем. Пока Ирод отлеживался в постели, выполняя все предписания, назначенные ему врачами, Антоний развернул бурную деятельность.

Без особых хлопот он добился решения сената выделить в распоряжение Ирода галльскую когорту [145]145
  Когорта– лат. cohors, что означает «вереница», «свита», «содружество собранных вместе людей». Так в республиканском Риме называлось пехотное соединение численностью 500 человек, составленное из неримлян ( auxilia). Когорты делились на центурии (от лат. centuria– «сотня»), подчинявшиеся центурионам (офицерское звание, соответствующее нынешнему званию капитан). Реформа армии, проведенная Гаем Марием и затем продолженная Октавием и Антонием, привела к тому, что к концу I в. до н. э. – I в. н. э. римская армия приобрела новый вид. Ее основное подразделение составил легион (от лат. legero– «выбирать», «собирать»), в который входили только римляне. Численность легиона достигала 6 тыс. человек пехоты и 700 всадников, которые делились вначале на манипулы (от лат. manipulus– «горсть») численностью 30 человек, а затем когорты. Каждый легион имел свой парк метательных орудий и осадной техники, а также оружейные мастерские (к концу правления Августа римская армия насчитывала 25 легионов). Отдельные воинские подразделения римской армии составляли вспомогательные войска и кавалерия, в задачу которых входило обеспечение безопасности флангов легионов (отсюда название кавалерийских отрядов ала, что означает «крыло»). Численность вспомогательных войск не регламентировалась и колебалась в зависимости от складывающей боевой обстановки (так, напр., численность каждой алы могла составлять и 500, и 1000 всадников). По типу римской армии построил впоследствии свою армию и Ирод, с тем, однако, отличием, что наемники у него входили не только в вспомогательные, но и основные подразделения.


[Закрыть]и выдать ему деньги в сумме двенадцати миллионов сестерциев, что было эквивалентно пятистам талантам. Решение это прямо вытекало из давнего постановления сената, принятого более века назад при Иуде Маккавее и продолжающего сохранять свою юридическую силу. Затем Антоний обсудил с Иродом детали предстоящей военной операции, в которой он, Антоний, намерен принять личное участие по освобождению Сирии от власти Пакора, а Ироду поручалось покончить со своим личным врагом и врагом Рима Антигоном. Речи о Клеопатре ни разу больше не возникло, как если бы ее вовсе не существовало на свете.

Между тем в Рим из Иудеи приходили самые неблагоприятные вести. Сообщалось, что Антигон продолжал осаждать крепость Масаду, в которой нашли убежище близкие Ироду люди и его сподвижники. Вся дорога, ведущая в Масаду из внутренней Идумеи, находилась под неусыпным контролем Антигона и парфян, приданным ему в помощь Пакором, все еще надеявшимся получить от своего союзника тысячу талантов и пятьсот самых красивых женщин-евреек, включая молодую жену Ирода Мариамну. Зато оставалась свободной узкая Змеиная тропа, ведущая от Соляного моря. По этой-то тропе, рискуя сорваться в пропасть, выбирались из Масады и возвращались назад лазутчики Иосифа и Аристовула. Они сообщали, что продуктов питания осажденным хватит еще по меньшей мере на полгода, но вот запасы питьевой воды тают буквально на глазах. Дошло до того, что люди стали использовать вместо воды собственную мочу. (Ирод, представив себе эту картину, содрогнулся от сострадания к своим родным и близким, и ярость, угасшая было в нем вместе с испытаниями, выпавшими на его долю в последние месяцы, вновь охватила его.)

Брат Ирода Иосиф, желая спасти прежде всего женщин и детей, отобрал двести самых храбрых воинов и в одну из ночей предпринял вылазку из Масады, чтобы спуститься в долину и наполнить водой бурдюки. Вылазка эта обошлась ему в сорок человек, нашедших смерть в пропасти. К счастью, Предвечный не оставил осажденных в крепости людей в беде: к утру в горах разразился ливень такой силы, что в считанные часы заполнил живительной влагой все опустевшие до последней капли цистерны, вырубленные в скале.

Лазутчики, продолжавшие поддерживать связь с внешним миром, сообщали, что наследник Ареты Малх, доводящийся Ироду дядей, а матери его Кипре младшим братом, раскаялся в своем отказе поддержать родственников в трудную для них минуту и теперь готов оказать осажденным в Массаде людям всю необходимую помощь, в том числе воинами. Иосиф и Аристовул приняли предложение Малха, и одновременно с фронта и тыла атаковали войска Антигона и парфян, растянувшиеся вдоль дороги, связывающей крепость с Идумеей, и нанесли им ощутимый урон. Однако эта удачная атака не сняла осады Масады и не позволила ее защитникам переправить женщин и детей в Петру. Обозлившийся Антигон стал возводить вокруг крепости стену, с которой намеревался забросать внутреннее пространство Масады камнями.

Ирод, оправившись наконец от болезни, засобирался уже в Остию, чтобы оттуда отплыть на родину, когда в Рим пришло еще одно, на этот раз радостное сообщение: Вентидий, направленный месяцем ранее Антонием в Сирию, изгнал оттуда Пакора и направлялся теперь в Иудею на соединение с Иродом, который вот-вот должен был прибыть из Рима с новыми инструкциями от Антония. Тепло простившись с триумвирами, Ирод погрузился на три триеры и, воспользовавшись тем, что шторм, будто по заказу, пошел на убыль, взял курс на Иудею. Стоя на палубе, он думал о гостеприимном Антонии и азартном молодом Октавии, который перед самым отъездом Ирода из Рима не преминул напомнить ему об их уговоре продолжить спор на лучшее знание истории. «Как только покончишь с Антигоном и восстановишь мир в Иудее, дай мне знать – я тотчас пришлю к тебе Николая Дамасского, чтобы он пополнил твои знания о древней истории».

Через двое суток корабли пристали к Птолемаиде [146]146
  Из нескольких городов древности, которые Птолемеи переименовали в свою честь или основали сами, наиболее известны две Птолемаиды: Птолемаида в Верхнем Египте, которая была задумана и отстроена как антипод Фивам в Центральной Греции, и Птолемаида Галилейская, носившая в древности и сегодня название Акко. Город, как и вся прилегающая к нему земля, был известен задолго до прихода в Святую землю евреев. Земли эти были заселены потомками внука Ноя Хама хананеями, или, как называли их греки, финикийцами (название Финикия впервые упоминается в Новом завете, написанном на греч. яз.; в Ветхом завете всюду, где речь заходит об этой стране и ее народе, употребляются названия Ханаан, Земля ханаанская, хананеи и производные от них; оба эти названия – семит. Ханаан и греч. Финикия – означают «пурпуровая страна»). Из Библии нам известно, что народ Ханаана-Финикии был осужден Богом на истребление за грех, совершенный младшим сыном Ноя Хамом (см. Быт. 9:18–25). Евреи, заселив Финикию, не истребили, однако, ее народ полностью: «Они были оставлены, чтобы искушать ими Израильтян и узнать, повинуются ли они заповедям Господним, которые Он заповедал отцам их чрез Моисея» (Суд. 3:4). В языке, на котором говорили древние евреи и финикийцы, было много общего. Но в то время, когда евреи еще пребывали в Египте, финикийцы прославились множеством славных дел. Этот народ стал первым, который отважился на дальние морские походы, основав города-колонии (достаточно в этой связи упомянуть Карфаген на севере Африки, Фарсис (нынеш. Тарсис) на юге Испании и др.), изобрел стекло, освоил ткачество (изготовление пурпуровых тканей), стал первым, после придумавших китайцами денег, чеканить монету и выплавлять из руды металл. Однако самое замечательное изобретение финикийцев, которое оказало решающее влияние на все дальнейшее развитие цивилизации, было изобретение в далеком XIII в. до н. э. алфавита (до появления алфавита люди пользовались иероглифами и клинописью, на американском континенте – узелковым письмом). Принципы построения алфавита, придуманные финикийцами, переняли у них евреи, за ними греки и римляне, придав буквам собственные начертания. Основными видами деятельности финикийцев были земледелие, мореплавание и торговля. Соломон нанимал финикийцев в качестве мастеров и рабочих при строительстве первого Храма, с их же помощью строил и снаряжал свои торговые суда. Воинами финикийцы были посредственными, чем и объясняется их постоянная зависимость от соседних народов: евреев, ассирийцев, вавилонян, персов, македонян, греков, а с 63 г. до н. э., после побед, одержанных Помпеем Магном в восточных походах, римлян. Завися от более сильных соседей, финикийцы долго сохраняли свою национальную самобытность и легко шли на политическое и экономическое сотрудничество со всеми, кто обещал им эту самобытность обеспечить.


[Закрыть], где Ирода уже ждали союзники и друзья.

3

Братья Птолемеи [147]147
  Братья Птолемеи– родственники зятя Симона, брата Иуды Маккавея. Старший из двух братьев станет полководцем в армии Ирода, а младший первым министром в его правительстве и хранителем печати.


[Закрыть], управлявшие городом, помогли Ироду нанять войско из числа греков и бежавших сюда отчаянных молодых сорвиголов-иудеев, которых одинаково не устраивала как власть парфян, так и римлян. Этих молодых иудеев, промышлявших грабежами, греки за их фанатичную веру в Предвечного и убеждение, что одни только евреи являются избранным Богом народом, прозвали зилотами [148]148
  Зилоты– в пер. с греч. «ревнители» (евр. канан’и, что также означает «ревнители»). Таково название иудеев, которые выступали как против власти иноземцев, так и против единоверцев, которые, по их мнению, недостаточно последовательно исполняли законы Моисея. Их лозунгом был: «Никакой власти, кроме власти Закона, и никакого царя, кроме Бога». Зилотом был один из апостолов Христа. Читаем: «Когда же настал день, призвал [Иисус] учеников Своих и избрал из них двенадцать, которых и наименовал Апостолами: Симона, которого и назвал Петром, и Андрея, брата его, Иакова и Иоанна, Филиппа и Варфоломея, Матфея и Фому, Иакова Алфеева и Симона, прозываемого Зилотом, Иуду Иаковлева и Иуду Искариота, который потом сделался предателем» (Лук. 6:13–16; вариант с евр. наименованием зилота – кананитсодержится в Евангелие от Матфея: «Двенадцати же Апостолов имена суть сии: первый Симон, называемый Петром, и Андрей, брат его, Иаков Зеведеев и Иоанн, брат его, Филипп и Варфоломей, Фома и Матфей мытарь, Иаков Алфеев и Леввей, прозванный Фаддеев, Симон Кананит и Иуда Искариот, который и предал Его», см. Мат. 10:2–3). С особой жестокостью поступали зилоты с иудеями-еретиками, или, как они называются в научной литературе, иудеохристианами (христианство, напомню, в своем изначальном виде возникло в недрах иудаизма как ересь и предназначалось исключительно для иудеев. Это прямо вытекает из указания Христа, пославшего Своих апостолов в народ проповедовать Свое учение: Он «заповедал им, говоря: на путь к язычникам не ходите и в город Самарянский не входите; а идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева», см. Мат. 10:5–6). Иудеохристиане стали первыми, кто поверил в реальность прихода на землю Мессии, чтобы спасти мир, как поверили они и в то, что Христос взял на себя все грехи людей, приняв мученическую смерть на кресте, затем воскрес и вознесся на небо к Своему Отцу. Против этих-то иудеохристиан и ополчились в первую очередь зилоты, хотя «еретики» продолжали верить во всемогущество Бога иудеев, регулярно посещали синагоги и отправляли все предписанные законом обряды, в т. ч. празднование субботы и обрезание. Зилотом, вне всякого сомнения, был Савл – будущий апостол Павел, 14 посланий которого вошли в канон Нового завета. Вот его собственное признание: «И я думал, что мне должно много действовать против имени Иисуса Назорея; это я и делал в Иерусалиме: получив власть от первосвященников, я многих святых заключал в темницы и, когда убивали их, я подавал на то голос; и по всем синагогам я многократно мучил их и принуждал хулить Иисуса и, в чрезмерной против них ярости, преследовал даже и в чужих городах» (Деян. 26:9-11). Уверов в Христа, он изменил свое евр. имя Савл на греко-рим. Павел, что означает «маленький» (писатель II в. н. э. Онисифор, познакомившийся с Павлом незадолго до его казни в Риме, следующим образом обрисовал его внешность: «Человек довольно невысокого роста, лысый, с кривыми ногами, сходящимися бровями и большим красным и несколько кривым носом»). Тогда-то Савл-Павел из союзника зилотов превратился в их злейшего врага, подлежащего физическому уничтожению: «Некоторые Иудеи сделали умысел и заклялись не есть и не пить, доколе не убьют Павла; было же более сорока сделавших такое заклятие; они, пришедши к первосвященникам и старейшинам, сказали: мы клятвою заклялись не есть ничего, пока не убьем Павла» (Деян. 23:12–14). Из среды зилотов вышли т. н. сикарии (от лат. sica– «кинжал») – наиболее воинственно и националистически настроенные иудеи, никогда не расстававшиеся с оружием. К сикариям принадлежал, можно предположить, апостол Петр. Вопреки учению Христа – «любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Мат. 5:44), – Петр, когда пришли арестовать Христа, выхватил меч «и ударил первосвященнического раба и отсек ему правое ухо» (Иоанн. 18:10). Вероятно, он набросился бы и на других воинов и служителей первосвященника, если бы его не удержал Христос: «Вложи меч в ножны; неужели Мне не пить чаши, которую дал Мне Отец?» (Иоанн. 18:11). Именно сикарии, разделявшие лозунг зилотов «никакого царя, кроме Бога», стали инициаторами свержения Ирода не только как царя, но и как нееврея, что стало причиной многих социальных потрясений в Иудее, о чем у нас пойдет ниже речь.


[Закрыть], которые доставят позже Ироду массу хлопот. Но это случится позже, а теперь, занятый набором войска и обучением его правилам ведения войны по римскому образцу, Ирод узнал, что Вентидий, не дождавшись его, принялся подавлять очаги сопротивления в Иудее, а Силона отправил прямиком в Иерусалим вслед за поспешившим туда Антигоном. В этой ситуации Ирод решил, что его главной задачей является снятие осады крепости Масада. Посчитав, что его новое войско с приданной ему в Риме когортой достаточно успешно прошло обучение и дальнейшие уроки освоит в ходе реальных сражений, он двинулся вдоль побережья на юг. По дороге войско обрастало добровольцами из числа иудеев, одинаково пострадавших как от произвола Антигона, не пренебрегавшего никакими насилиями, чтобы соплеменники признали его царем, так и от парфян, почувствовавшими себя в Иудее хозяевами. Ироду, не желавшему терять ни дня на пути к Масаде, пришлось на ходу обучать новобранцев военному делу. Впрочем, полностью избежать задержек в пути ему не удалось: жители Иоппии [149]149
  Иоппия– древнее название гор. Яффа, упоминаемого в Библии: «И встал Иона, чтобы бежать в Фарсис от лица Господня, и пришел в Иоппию и нашел корабль, отправлявшийся в Фарсис, отдал плату за провоз и вошел в него…» (Ион. 1:3). Иоппия была единственной гаванью Иудеи на берегу Средиземного моря, остатки которой сохранились поныне. Во времена становления христианства апостол Петр воскресил в этом городе девушку по имени Тавифа (в пер. с евр. Серна), о чем «сделалось известным по всей Иоппии» (Деян. 9:42), и Петру пришлось задержаться в городе, поселившись в доме некоего кожевника Симона (Деян. 9:43; дом этот, или то, что называют домом Симона, до сих пор показывают туристам). Иоппия-Яффа славилась своими садами, окружавшими город; в начале ХХ в. на землях, где располагались Яффа и соседняя с ней Лидда, был заложен гор. Тель-Авив, который быстро разросся, в результате чего Яффа, как и Лидда, превратились в его пригороды.


[Закрыть]отказались пропустить войско Ирода через свой город, а разведчики, двигавшиеся впереди основных сил, возвратились с сообщением, что когорты Силона оказались окружены иудеями, высланными из Иерусалима Антигоном.

Ирод приказал части своих войск осадить Иоппию, никого не впуская в нее и никого оттуда не выпуская, а сам во главе двух центурий галлов и когорты зилотов, жаждавших показать себя, каковы они в деле свержения самозванного царя, поспешил на выручку Силону. С ходу атаковав антигоновцев, он частью рассеял их, а частью взял в плен. Обратившись к пленным с кратким словом, он наказал им передать Антигону, чтобы тот угомонился наконец и вернулся в Рим, откуда бежал в тщетной надежде стать царем Иудеи, не принеся ей ничего, кроме страданий и издевательств парфян. После этого он отпустил пленных, не наказав ни одного из них, а сам вернулся под стены Иоппии. Жители города по-прежнему не желали пропустить его войско через свой город, а Ирод, в свою очередь, не хотел оставлять у себя в тылу неприятеля, готового в любую минуту ударить по его арьергарду. Тогда-то впервые в своей военной практике Иудеи Ирод применил при штурме Иоппии стенобитные орудия, без которых не обходилось ни одно сражение римлян. Пробив стену, он без потерь вторгся в город, использовав придуманный еще греками и усовершенствованный римлянами метод «черепахи» [150]150
  «Черепаха»– составная часть военного искусства, когда сквозь проломы в крепостных стенах в город устремляются атакующие воины, устроив над своими головами, впереди и по бокам сплошную защиту из щитов.


[Закрыть]. Иоппяне, прижатые к морю, запросили пощады. Ирод велел им сдать все имеющееся у них оружие и простил их, после чего, обезопасив свой тыл, поспешил в Идумею, а оттуда в Масаду.

Свою встречу с родными и близкими после многомесячной разлуки он опишет позже в дневнике. Из пересказа этого описания, сделанного Николаем Дамасским и Иосифом Флавием, мы не узнаем деталей штурма Масады, которую иудеи из числа сторонников Антигона и парфяне, конечно же, не сдали без боя по той простой причине, что им, теснимым сзади и с боков войском Ирода, попросту некуда было отступить, кроме как совершить коллективное самоубийство, бросившись со скал в пропасть. Из пересказа Иосифа Флавия, например, можно вообще сделать вывод, будто Ирод сделал это играючи, причем войско его, и без того не по дням, а по часам разраставшееся, достигло в ходе штурма Масады непомерной величины, после чего Ироду Сам Предвечный велел идти в Иерусалим, чтобы поквитаться со своим врагом Антигоном [151]151
  В «Иудейской войне» Иосифа Флавия читаем: «После взятия Иоппии он (Ирод. – В.М.) поспешил к Масаде для освобождения своего семейства. Добрая память о его отце, его личная слава, признательность за оказанные ими обоими благодеяния – все это привлекло к нему местных жителей, но бóльшая часть людей присоединилась к нему вследствие сложившегося у них убеждения в том, что престол достанется Ироду; таким образом вокруг него образовалось отборное войско. Антигон хотя и преследовал его, устраивая засады в удобных местах, но вреда не причинил ему никакого, или самый незначительный. Как только Ирод освободил своих людей из Масады, что ему удалось очень легко… он двинулся к Иерусалиму. Войско Силона и многие из жителей города из страха перед его силами примкнули к нему». В этом фрагменте сомнения в достоверности вызывают два момента. Во-первых, Силону со своими когортами незачем было ни страшиться Ирода, ни примыкать к нему, поскольку Вентидий и Антоний приказалиему помогать союзнику Рима (двумя неделями ранее именно Ирод вызволил его из беды, а не наоборот). Во-вторых, жители Иерусалима, как мы увидим это далее, отнюдь не спешили присоединиться к Ироду и его смешанному войску, в рядах которого были не одни только евреи; если и не все иерусалимцы признали в Антигоне царя, как он того добивался, то в подавляющей своей части они признали в нем первосвященника, без которого набожные иудеи не могли помыслить и дня своего существования, пусть даже первосвященником его назначил Пакор.


[Закрыть]. Сама логика событий, происшедших после возвращения Ирода из Рима, подсказывает, что все обстояло не так просто, как повествуют об этом историки. Эта логика, как и все то, что мы знаем об Ироде из первоисточников, включая сюда рассказы Николая Дамасского и Иосифа Флавия, рисует нам несколько иную картину, которую я и попытаюсь воспроизвести.

Прежде всего: вступив в Масаду и найдя всех своих родственников и соратников живыми и невредимыми, Ирод сбросил с себя груз тревог за их судьбу, не дававших ему покоя во все месяцы разлуки с ними, и на радостях расплакался, как ребенок. Он прижимал к сердцу свою старую мать, брата Иосифа и шурина Аристовула, долго не выпускал из объятий похудевшую жену Дорис и заметно подросшего сына Антипатра, который носился вокруг него, цеплялся за его одежды и без умолку повторял одно и то же слово: «Авва, авва!» [152]152
  Авва– слово вавилонского происхождения, означающее «отец». Употреблялось чаще всего детьми в значении «папочка». Исконно евр. слово ав, также означающее «отец», имело более расширенный смысл и относилось не только к родному отцу, но и к предкам, старейшинам, учителям, советникам, правителям и т. д.


[Закрыть], обнимал и целовал всех, кто с честью выдержал многомесячную осаду, ни на что не жалуясь и веря, что как бы трудно им не пришлось, Ирод рано или поздно освободит их. Менее радостно встретила его Мариамна, беременная вторым ребенком и не спускавшая с рук своего первенца Александра. В первые минуты она попросту не узнала Ирода: с нитями седых волос в густой шевелюре, он показался ей стариком, волею случая оказавшимся среди освободителей Масады. Настороженный взгляд молодой жены, каким она окинула его издали, не смея подойти поближе, вызвал у Ирода новый укол ревности, терзавшей его чуть ли не с первой брачной ночи. Когда Ирод подошел к Мариамне и протянул руки, чтобы взять у нее сына, Мариамна тесно прижала к груди расплакавшегося Александра и чуть ли не с ненавистью, за которой скрывался страх, посмотрела на мужа своими удивительными синими глазами.

– Неужели я так сильно изменился? – спросил Ирод.

Лишь теперь, услышав его голос, Мариамна, передав Александра своей свекрови Кипре, которая ни на шаг не отступала от сына, бросилась Ироду на шею и стала покрывать его мокрое от слез лицо поцелуями.

– Я так ждала тебя, так ждала, – говорила Мариамна, отстраняясь от Ирода, чтобы лучше его разглядеть, и снова целовала его. Потом взяла руку Ирода в свои ладони, провела ею по своему округлившемуся животу и сказала: – Нашего следующего сына я решила назвать Иродом.

– Разве тебе мало одного меня? – спросил Ирод, лаская живот Мариамны и испытывая ни с чем не сравнимую радость от толчков плода. – Назови его лучше… – Ирод посмотрел по сторонам, взгляд его остановился на шурине, отдававшего какие-то распоряжения людям, окружавшим его, и закончил прерванное предложение: – Аристовулом. Он вырастет таким же храбрым воином и надежным другом, как твой брат.

В глазах Мариамны засветилось, наконец, счастье, которого Ирод так долго ждал.

– Будь по-твоему, – сказала Мариамна, снова прижимаясь к мужу. – Мой брат заслужил, чтобы его именем был назван второй наш сын.

Когда первая радость от встречи улеглась и родные и близкие стали готовиться к отъезду, Ирод решил еще раз осмотреть крепость. Он облазил ее всю, внимательно изучая каждую постройку, каждый камень, и в память о том, что эта крепость сохранила жизни бесконечно дорогим ему людям, став им надежным домом, дал себе слово сразу после окончания войны с Антигоном возвести здесь дворец [153]153
  Ирод сдержит данное себе слово. У того же Иосифа Флавия читаем: «…Царь Ирод потратил много труда, чтобы привести ее (крепость. – В.М.) в благоустроенный вид. Всю вершину на семи стадиях он обвел стеной, построенной из белого камня и имевшей двенадцать локтей высоты и восемь локтей ширины; на ней были возведены тридцать семь башен, каждая из которых достигала пятидесяти локтей высоты; с этих башен можно было проходить в жилые дома, пристроенные к внутренней стороне стены по всей ее длине… У западного входа под стеной, окружавшей вершину, он воздвиг дворец с фасадом, обращенным на север, с чрезвычайно высокими и крепкими стенами и четырьмя башнями на углах, шестидесяти локтей высоты каждая. Внутренняя отделка комнат, галерей и бань была разнообразна и великолепна; каменные колонны были все цельные; стены и полы в комнатах были выложены мозаикой. Во всех жилых помещениях наверху, во дворце и перед стеной он приказал вырубить в скалах много больших цистерн, устроив их таким образом, чтобы они могли давать такой же обильный запас воды, какой могут доставлять источники».


[Закрыть].

Поручив одному из двух братьев Птолемеев, сопровождавших его от самой Птолемаиды и успевших проявить себя в сражениях с самой лучшей стороны, заботу о своей семье, он отправил их в сопровождении двух когорт в Галилею, жители которой и составили основную часть его войска. Сам же во главе основной части войска поспешил в Иерусалим, за стенами которого скрылся Антигон.

4

Зима в год назначения Ирода сенатом Рима царем Иудеи выдалась затяжная. С гор дул пронизывающий ветер, приносивший с собой холодные дожди. Дороги раскисли, и в них вязли тяжелые осадные орудия, копыта коней и калиги солдат. С трудом добравшись до Иерусалима, Ирод приказал устроить в поле к западу от города лагерь, чтобы дать возможность армии передохнуть.

Отдыха, однако, не получилось: осажденные антигоновцы ночами выбирались прорытыми под землей ходами к лагерю Ирода, вырезали караульных и устраивали среди воинов переполох. Попытки воспользоваться этими ходами, чтобы проникнуть в город, закончились неудачей: антигоновцы тщательно охраняли их, и когда в запутанных ходах появлялись иродиане, они по одному убивали их, а трупы выбрасывали на поверхность для устрашения солдат Ирода.

С первыми погожими днями, когда, наконец, выглянуло солнце и земля стала просыхать, антигоновцы применили новую тактику: на стенах города была выставлена охрана, которая круглосуточно следила за всеми передвижениями иродиан, и стоило им приблизиться, как на них обрушивались тучи стрел и летели дротики. Силон предложил Ироду приступить к осаде города по всем правилам военного искусства: возвести вокруг Иерусалима насыпи, установить на них онагры [154]154
  Онагр– шумерское слово, заимствованное греками и римлянами и означавшее «дикий осел». Шумеры стали первыми, кто еще в III тысячелетии приручил это животное, и одомашненный осел стал с тех пор широко использоваться на Востоке для верховой езды и как тягловое животное, потеснив верблюда. Римляне считали ослов животным бедняков и использовали их исключительно для выведения более сильных и выносливых мулов, скрещивая самца онагра с кобылой, и лошаков, скрещивая ослиц с жеребцами. «Онаграми» за простоту устройства и высокую эффективность при штурме крепостей были названы метательные орудия, позволявшие стрелять камнями весом до 10 кг на расстояние 300 и более м.


[Закрыть]для непрерывного обстрела города камнями и под их прикрытием выдвинуть вперед стенобитные орудия и солдат с штурмовыми лестницами. Ирод отклонил этот план, который неизбежно приведет к массовой гибели горожан, чего он не хотел, и, в свою очередь, предложил вступить с жителями Иерусалима в переговоры. В ответ Силон лишь пожал плечами и сказал: «Ты царь, тебе и решать».

На следующее утро, едва взошло солнце, высланные к городу глашатаи обратились к охране, находившейся на стенах, со следующими словами: «Не стрелять! С вами желает говорить Ирод, сын Антипатра! Передайте всем жителям Иерусалима: с ними желает говорить Ирод!»

Обращение возымело действие, и стены города стали заполняться не только воинами, но и мирными жителями столицы. Когда Ирод, сопровождаемый Силоном, вышел из своей палатки и подошел к Иерусалиму на расстояние выпущенной из лука стрелы, стены были густо усеяны людьми, как гроздьями винограда.

– Граждане священного города! – обратился к ним Ирод. – Я явился сюда с одной лишь целью: для вашего блага и спасения Иерусалима от разрушения. Обещаю всем вам вместе и каждому в отдельности: я не таю на вас зла и прощаю вам все обиды, которые вы причинили мне и моей семье. Я прощаю даже самых отъявленных моих врагов, которые ищут моей смерти, и объявляю им амнистию. Не верьте Антигону, который обещает вам свободу. На деле он готов признать над Иудеей власть Парфии. Да будет вам известно: в обмен на поддержку парфян Антигон обещал их царю Пакору тысячу талантов и пятьсот самых красивых еврейских девушек для его гарема. Это ли вам нужно, граждане священного города, и для того ли вы растите своих дочерей, чтобы они ублажали язычников-парфян?

С крепостной стены, усыпанной народом, внимательно слушавшим Ирода, кто-то звонким мальчишеским голосом прокричал:

– Я готов поверить тебе, Ирод! Но готов поверить в одном только случае: если ты объяснишь мне, чем римляне, которых ты привел под стены нашего города, лучше парфян, которых привел в Иудею Антигон?

– Тем хотя бы, – ответил Ирод, – что римляне признают наше право жить по своим законам, уважают эти законы и требуют от других народов, чтобы и они признавали наше право жить по своим законам. Это не пустые слова. Наше право на особое положение среди других народов подкреплено решениями сената Рима, записанным на медных досках и разосланным по всем странам, и многочисленными эдиктами Цезаря и Антония.

На стене произошло движение. Ироду показалось, что слова его произвели на защитников Иерусалима должное впечатление. Но только показалось. Люди лишь раздвинулись, и на стене появился Антигон, облаченный в одежды первосвященника.

– Кого ты имеешь в виду, Ирод, – прокричал он, – говоря о «нашем праве жить по своим законам»? Уж не себя ли, идумеянина, который был и навсегда останется для нас, евреев, чужаком, чтобы не сказать проще и понятней для твоих куцых мозгов: нашим прихвостнем, которому сам Господь Бог повелел подтирать нам задницы?

Эти дерзкие слова, вызвавшие на лице Ирода краску бешенства, вызвали на стене дружный хохот. Антигон же, повысив голос, продолжал:

– Сам факт того, что я снизошел до разговора с тобой, свидетельствует, что это не ты не таишь на нас зла и прощаешь нас, а я, первосвященник и царь Иудеи Антигон, не таю на тебя зла, хотя и не прощаю тебе тех обид, которые ты причинил членам моей семьи и лично мне. Но довольно с тебя и того немногого, что я сказал, после чего мне следовало бы помыться и очистить горло от скверны, которой я замарался, вынужденный говорить с тобой. Послушай теперь меня ты, Силон, который производит впечатление умного человека, а не тупицы, вроде стоящего возле тебя истукана. Как могло случиться, что вы, римляне, славящиеся своим неукоснительным следованием законам, ниспосланным нам Предвечным, назначили царем Иудеи не только чужеземца, но и ничтожество из ничтожеств? Мало того, что назначенный вами царь ничтожество, он и царем-то не может быть признан ни при каких обстоятельствах, поскольку является сугубо частным лицом. Прошу тебя передать сенату и триумвирам слова, с которыми я обращаюсь к тебе не только от своего имени, но и от имени всех иудеев, права которых на особое положение среди других народов вы признаете и в подтверждение признания этого нашего права заключили с моими предками союзнический договор. Запомни, Силон, хорошенько эти слова, чтобы ничего не перепутать, когда ты станешь передавать их сенату Рима и триумвирам: царем Иудеи может быть только тот, в ком течет незамутненная кровь Хасмонеев. Не думай, что мне так уж необходима царская власть, с меня достаточно того, что народ признает меня первосвященником. Если вам, римлянам, поверившим наветам на меня, не угоден такой царь, как я, Антигон, прямой наследник Матаффии Хасмонея и Иуды Маккавея, то среди членов моей семьи найдется немало людей, не причинивших Риму никаких обид, которые готовы по праву крови занять царский трон в Иудее.

– Кого из членов твоей семьи ты готов назвать в качестве претендента на занятие царского трона? – спросил его Силон.

– Аристовула, внука первосвященника Гиркана, – сказал вместо замешкавшегося Антигона Ирод. – И я буду первый, кто принесет ему присягу на верность.

Антигон замахал руками.

– Не слушай, славный Силон, этого демагога и провокатора! [155]155
  Демагог– в буквальном переводе с греч. означает «вождь народа». Так назывались в Афинах неимущие и не занимавшие никаких государственных должностей политические деятели, которые, опираясь лишь на свои ораторские способности, действовали в интересах народа. В пору утраты Грецией самостоятельности и падения демократии, понятие «демагог» обрело негативное значение. Провокатор– любой свободнорожденный гражданин Рима, имевший право на провокацию, т. е. публичную апелляцию к народу с тем, чтобы оспорить справедливость вынесенного в отношении него консулом или претором приговора. Правом на провокацию нередко пользовались лица, которые благодаря своему красноречию доказывали народу свою невиновность и тем самым находившие в его лице своих защитников. Называя Ирода «демагогом» и «провокатором», Антигон обращает внимание Силона на то, что безродный Ирод является сторонником греческих, а не римских законов, и предлагая кандидатуру Аристовула в качестве царя Иудеи действует исключительно в своих корыстных интересах.


[Закрыть]– закричал он. – Этот гнусный инородец сознательно называет имя неуча-мальчишки и своего шурина с тем, чтобы сделать его безропотным орудием в своих руках точно так же, как сделал безропотным орудием в своих руках первосвященника Гиркана его отец Антипатр.

– За эту-то, как ты говоришь, безропотность ты и откусил Гиркану уши? – насмешливо спросил Ирод. – Как они тебе на вкус? Не желаешь ли ты теперь отведать и ушей свиней [156]156
  Свинья– по представлениям иудеев нечистое животное, запрещенное к употреблению в пищу. На этот счет в Библии содержится прямое указание: «Всякий скот, у которого копыта раздвоены и на обоих копытах глубокий разрез, и который скот жует жвачку, тот ешьте. Только сих не ешьте:.. свиньи, потому что копыта у ней раздвоены, но не жует жвачки: нечиста она для вас; не ешьте мяса их, и к трупам их не прикасайтесь» (Втор. 14:6–8). Объяснение этому запрету, по-видимому, следует искать в давней истории. Предки евреев были пастушескими племенами, населявшими пустынные земли; в поисках пастбищ им приходилось совершать со своими стадами дальние переходы, а свиньи не приспособлены к таким переходам. Между тем оседлые племена, жившие по соседству с евреями, разводили свиней. С возникновением и распространением среди евреев иудаизма эти племена стали считаться языческими, отверженными Богом, от которых следует держаться подальше, чтобы не навлечь на себя гнев Всевышнего: «Те, которые освящают и очищают себя в рощах, один за другим, едят свиное мясо и мерзость и мышей, – все погибнут, говорит Господь» (Ис. 66:17). Перейдя к оседлому образу жизни, евреи, возведя свою самобытность в культ самопоклонения и самопочитания, стали особенно ревниво и демонстративно подчеркивать свою непохожесть на другие народы не только в принципиальных вопросах веры, но и в мелочах. Так, свинья стала считаться настолько грязным животным, что только в нее и может вселиться бес, от чего заведомо защищены овцы, тельцы и другие травоядные животные. Отголоски этой подчеркнутой отстраненности от соседей-язычников и всего их образа жизни можно найти в рассказе о двух бесноватых из Гергесинской страны, располагавшейся в Галилее на западном берегу Генисаретского озера (в евангелиях от Марка и Луки страна эта называется Гадаринской и речь в них идет не о двух, а об одном бесноватом, см. Мар. 5:1-13 и Лук. 8:26–33). О двух бесноватых повествует евангелист Матфей: «И когда Он (Иисус Христос. – В.М.) прибыл на другой берег в страну Гергесинскую, Его встретили два бесноватые, вышедшие из гробов, весьма свирепые, так что никто не смел проходить тем путем. И вот, они закричали: чтó Тебе до нас, Иисус, Сын Божий? пришел Ты сюда прежде времени мучить нас. Вдали же от них паслось большое стадо свиней. И бесы просили Его: если выгонишь нас, то пошли нас в стадо свиней. И Он сказал им: идите. И они вышедши пошли в стадо свиное. И вот, все стадо свиней бросилось с крутизны в море и погибло в воде» (Мат. 8:28–32).


[Закрыть], которые мои солдаты выбрасывают за их несъедобностью?

Гвалт и свист заглушили последние слова Ирода. Переговоры, на которые он уповал, так и не начавшись, вылились в грубую брань и оскорбления с обеих сторон. Одни лишь зилоты хранили молчание. Их одинаково не устраивали ни Ирод, шансы которого быть признанным царем со стороны иудеев были призрачно малы из-за его происхождения, ни тем более Антигон, который ради завладения царским престолом готов продаться язычникам. Настороженность зилотов не осталась без внимания Ирода. Тем временем Антигон приказал защитникам Иерусалима отогнать противника от стены стрельбой из луков. Ирод, в свою очередь приказав своим солдатам ответить на стрельбу с крепостной стены встречной стрельбой, сказал Силону: «Ты оказался прав. Начинаем возводить насыпи и устанавливать на них онагры».

5

Теперь, однако, заартачился Силон. Он заявил, что из-за намерения Ирода вначале вызволить из заточения в Масаде свою семью, а уж потом навести порядок в стране, зимняя кампания непомерно затянулась и вверенные ему когорты устали. Своего командира поддержали солдаты. На митинге, стихийно возникшем в лагере, они стали жаловаться на скудость питания, непогоду и опостылевшую жизнь в палатках. Римлян поддержали наемники-греки. «Сколько можно мерзнуть в открытом поле, которое Антигон полностью разорил? – спрашивали они. – Здесь не найти ни чего бы то ни было съестного, ни людей, у которых это съестное можно купить». Центурионы выставили дополнительное требование: или Ирод снимает осаду Иерусалима и отводит войско на зимние стоянки впредь до наступления погожих дней, или они сами, не дожидаясь приказа, покидают его. Одни лишь иудеи из числа зилотов, которым также опостылела неопределенность в исходе затянувшейся войны, настаивали на скорейшем штурме столицы и свержении самозванного царя Антигона, но они оказались в явном меньшинстве.

Ирод, выслушав всех, выступил с ответным словом.

– Солдаты! – обратился он к митингующим. – Хочу напомнить всем вам, и прежде всего тебе, Силон, что вы находитесь здесь не по моей прихоти, а выполняя приказ сената и триумвира Марка Антония, на котором лежит ответственность по восстановлению мира и порядка на Востоке. До тех пор, пока в Иудее будут хозяйничать парфяне и их ставленник Антигон, вы обязаны подчиняться мне. Ваши жалобы и ваши требования ко мне я считаю обоснованными. Не потому, что вы угрожаете мне самовольным уходом из-под стен Иерусалима – конечной цели войны за освобождение Иудеи от захватчиков, – а потому, что ваши жалобы и требования справедливы. Слушайте же меня, солдаты! Я обязуюсь в ближайшие дни позаботиться о вашем благополучии и доставить вам в изобилии все, в чем вы нуждаетесь. Если я не выполню этого своего обязательства к началу следующей недели, я разрешаю вам покинуть меня. А теперь разойдитесь и займитесь наведением порядка в лагере.

Распустив войско, Ирод вызвал в свою палатку одного из двух Птолемеев, который командовал наемниками, своего брата Иосифа и шурина Аристовула. Птолемею он приказал вернуться в Птолемаиду и нанять там дополнительные силы на случай, если находящиеся под его началом греки взбунтуются, причем позаботиться о том, чтобы эти дополнительные силы были снабжены всем необходимым и в ближайшие месяц-два не испытывать ни в чем нужды. Иосифу он вручил письмо, адресованное своим союзникам и друзьям в Самарии, с просьбой срочно собрать и доставить в Иерихон скот, хлеб, вино и оливковое масло. Аристовулу же Ирод приказал возглавить отряд зилотов и отправиться с ним в города и деревни Иудеи, где приобрести у местного населения продукты питания и фураж для лошадей.

О приказе Ирода каким-то образом прослышал Антигон и незамедлительно выслал из Иерусалима в окрестности Иерихона вооруженные отряды с целью перехватить обоз, который надлежало доставить в город из Самарии Иосифу. Ирод не стал доискиваться, кто из его ближайшего окружения оказался предателем, отложив решение этого вопроса на более удобное время, а во главе десяти когорт римлян, иудеев и наемников кинулся вдогонку за антигоновцами.

Жители Иерихона, прослышав о приближении войск Антигона и Ирода, покинули город, оставив в нем не более пятисот мужчин, которые не могли бежать по причине того, что на их руках оставались глубокие старики, больные, жены и дети. Ирод, вступив в Иерихон, велел всем им оставаться в своих домах, приставив к ним охрану, чтобы никто не посмел обидеть их, а римляне, рассыпавшись по городу, занялись грабежами опустевших жилищ, торговых лавок и мастерских ремесленников. Тщетно призывал их Ирод к порядку – римляне при его приближении делали вид, что прогуливаются по улицам Иерихона в поисках людей, которые могли бы продать им в качестве сувениров какие-нибудь поделки с местным колоритом, а по его удалении продолжали переворачивать вверх дном все, что ни попадалось им на глаза. Выловив и уничтожив в окрестных горах сторонников Антигона, Ирод вернулся в Иерихон, встретил обоз, прибывший из Самарии в сопровождении Иосифа, и, оставив значительную часть скота и продовольствия в городе под ответственность когорты иудеев, с остальной частью обоза и девятью когортами возвратился под стены Иерусалима.

За недолгое отсутствие Ирода в лагере началось повальное пьянство. Вино солдатам в неограниченном количестве поставляли иерусалимцы, уговаривая их отойти от Ирода и примкнуть к Антигону. На вопрос Ирода, обращенный к Силону, как он, опытный воин, мог допустить массовое нарушение дисциплины, римлянин, сам в дымину пьяный, лишь часто моргал, улыбался и лопотал что-то несвязное про необходимость дать людям возможность немного расслабиться, отогреть если не души, то желудки, и предлагал Ироду разделить с ним его стол, благо вина с прибытием части обоза из Самарии стало хоть залейся, да и с питанием отныне они не будут знать нужды.

– Ты настоящий мужчина, – говорил Силон, пытаясь обнять Ирода. – Уважаю людей, которые держат свое слово.

С таким войском нечего было и думать о штурме Иерусалима. Ирод по некотором размышлении принял решение отправить римлян на зимние квартиры в верные ему Идумею и Самарию. Иосифу же во главе двух тысяч пехотинцев и четырехсот всадников он поручил взять под контроль Лидду, жители которой объявили себя сторонниками Рима, но противниками Ирода в силу его низкого и чужеродного происхождения. Сам же Ирод, свернув лагерь, отправился с основной частью войска в Галилею, главные города которой объявили о своем отложении от Рима, союзе с Парфией и поддержке Антигона.