Текст книги "Задира (СИ)"

Автор книги: Владимир Малый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Интерлюдия

Разговор душ по душам

Почти сразу же выяснилось, что наказание ждет и меня любимого. Официально – за ту бойню, что мы все вместе умудрились устроить. Крови для относительно мирного общества пролилось столько, что это могло повлиять на саму ткань мироздания. Именно поэтому Страж и смог вмешаться и выдернуть рвущих материю мира людей к себе на ковер. Обычных людей они наказывать не собирались, поскольку те действовали якобы под нашими с Бродягой флагами. Хотя лично я был ни сном ни духом обо всем этом, ну да моего адвоката на этот суд самой высокой инстанции позвать никто не удосужился.

Ситуация получилась нестандартная, поэтому обе половины были слегка взволнованы. У женщины это к моей невыразимой печали выражалось в излишней кровожадности, а у мужчины – в относительной ленивой отрешенности и нежелании за нас заступаться. Мол, сами нашкодили, сами и ответ держите. В пределах разумного, конечно, но все же.

Поэтому в итоге достанется всем. Кому и как, не знаю, но уверен, что мало никому не покажется. Конкретно я очередь за добавкой занимать не планирую. Бродяга, судя по всему, тоже.

Непосредственно перед наказанием я почувствовал, что мужчина снова прямо-таки горит желанием со мной пообщаться.

– У тебя есть возможность задать один вопрос, – прозвучал у меня в голове его словно бы уставший голос, – уверен, это не нарушит достигнутого равновесия.

Вопросов у меня была масса, и задал я, конечно же, самый глупый из всех возможных.

– Почему вы находитесь именно здесь, на руинах мертвого мира, где нет ни единой живой души, кроме вас? – спросил я.

– Только для того, чтобы помнить цену и впредь не заигрываться, – пронеслось в моей голове.

А потом женщина, используя меня в качестве аппетайзера, приступила к моему наказанию, оставив моих товарищей напоследок.

И я понял, что старая, как все известные мне миры схема со злым и добрым полицейскими все еще продолжает исправно работать. Я не в восторге от мужика, но из шкуры вон вылезу, но как следует насолю этой… этой…

А дальше была темнота.

– Нет, так не пойдет! – внезапно пробился в мое сознание полный страсти женский голос. – Он должен все чувствовать и осознавать!

В руинах погибшего мира уже не было место для времени. Здесь это фундаментальное свойство бытия было еще более относительно, чем в моем мире. Да и фундаментальным оно тут не было от слова «совсем».

Из всего этого выходило, что мучился я вне времени, и это очень уж сильно напоминало ту пытку, что не так давно в джунглях пауки устроили Тааше: эдакая мешанина из физических и душевных страданий, которые нарастают по экспоненте. Поначалу я честно пытался терпеть, но очень и очень скоро издал первый полный боли и бессильной злобы вопль.

И тут же все прошло. Хотя, нет, все продолжилось, но уже как будто не со мной. Из участника я превратился в зрителя, пускай и сидящего в первом ряду. Я смотрел, слушал и почти чувствовал, как мое тело извивается от боли и исходит душераздирающим криком. Но определяющее слово здесь – «почти»!

Я попытался зажмурить глаза и заткнуть уши, но понял, что не имею тела.

– Ты очень удачно вспомнил про ту замученную девушку, часть души которой теперь прячется в закоулках твоего сознания, – практически полностью заглушил вопли моей оболочки голос мужчины, – я скопировал весь спектр ее боли, немного переплел с той, что ты только что прочувствовал и теперь транслирую эту мешанину для того, чтобы моя сумасшедшая половина получила всю полноту удовольствия от нелегкой проделываемой работы.

Да уж, труд нелегкий, вкалывает мразь прям, как раб на галерах…

Внезапное уже его голос перекрыл новый шум. К крикам моего тела прибавились вопли Бродяги.

И судя по тому, как радовалась происходящему эта сволочь в женском обличии, Бродяге сейчас приходилось куда как хуже, чем мне, когда я все еще был в том теле, что корчится сейчас у ее ног в луже собственной рвоты.

– Немного подождем и пригласим твоего друга в нашу беседу, – тут же уведомила меня гораздо более миролюбивая половина Стража, – мы, конечно, с ней одно целое, но если я и получаю удовольствие от страданий разумных, то лишь в тех случаях, когда это прямо-таки редкостные моральные уроды. Попался мне, помнится, как-то один изумительный и единственный в своем роде садист в соседнем мире, где я под личиной обычного местного разумного занимался пешим туризмом по глухим местам. И мой сосед-коллега в шутку подстроил мне встречу с этим индивидом. Какое-то время я дал ему поиграть со своим аватаром, а потом, вдоволь натерпевшись и получив неимоверный заряд очень темной энергии, выложил все карты на стол. Мы тогда неимоверно хорошо провели время, насладившись обществом друг друга! Я потратил на него все отведенное для отдыха время, но получил массу удовольствий. Да и о себе между делом узнал много нового. Между делом я заставлял его рассказывать все, что он делал со своими жертвами, а когда слушал, то в моей голове зарождались самые изощренные способы наказаний. Мой второй половине такое и не снилось – она придерживается грубых и прямолинейных методов воздействия. Мне повезло, что я нашел в свое время талантливого учителя. Это как в любимых тобой, Евгений, боевых исскуствах: этому нужно обучаться с надеждой на то, что никогда не воспользуешься полученными знаниями и навыками. Я вот, например, пока упражнялся только на своем учителе. Более достойных кандидатур пока не попадалось…

– А когда мы сможем помочь Бродяге? Мне кажется, что меня вы вытащили из тела гораздо быстрее, – уточнил я, мучаясь от созерцания страданий товарища, да и просто живого человека.

– Вообще ему было бы полезно еще немного помучиться, – в раздумье проговорил полустраж, – я крайне редко о чем-то прямо прошу своих, скажем так, подчиненных, но тогда ситуация требовала моего вмешательства, а он пренебрег моими пожеланиями. Согласись, Евгений, это же неправильно – не слушать тех, от кого полностью зависит твоя дальнейшая судьба, не говоря уже о судьбе мира.

– Это бесспорно, но я был бы очень признателен, если бы Вы постарались как можно быстрее прекратить его мучения! – позволил я себе дать слабо завуалированный совет тому, от кого, с его слов, зависело все вокруг.

– Уже, – только и сказал невидимый собеседник в ответ на мою просьбу.

– Бродяга! – позвал я друга, в тайне боясь, что мы опоздали, и парень уже лишился рассудка.

– Я здесь, – тут же отозвался знакомый и жутко удивленный голос, – хотя непонятно что я сейчас собой представляю, и где именно нахожусь. А еще очень интересно кто это там вместо меня так мучается…

– Тела там ваши, но энергия, которая тратится сейчас на причинения вам страданий, уходит на полезное дело – где-то в одном из миров одному маньяку сейчас снова очень и очень больно.

– Ничего не понятно, но очень интересно, – оживился Бродяга, – а можно сделать так, чтобы больно было этой стерве?!

– Не исключено, что на твоем месте уже была она, если бы ты тогда выполнил мои инструкции, – спокойно проговорил мужчина.

– Тебе ведь ничего не стоит вернуть меня назад во времени! – воскликнул Бродяга. – Просто давай сделаем все заново!

В ответ мужчина долго и от души смеется.

– Вот за что я тебя всегда любил, так это за твою искреннюю простоту! – отсмеявшись, наконец, выдавливает из себя полустраж. – Я не могу этого сделать сразу по доброму десятку причин. Некоторые из них ты в состоянии понять, до некоторых, в идеале, сможешь додуматься и сам, а остальные ни тебе, ни твоему другу никогда не постигнуть. Так что вы теперь практически на моем месте и работать будете с тем, что у вас есть, за неимением, так сказать, лучшего!

– Значит, – догадываюсь я, – Бродяге сохранят жизнь?!

– Однозначно! – соглашается мужчина. – Вот только он этому вряд ли будет рад, уж поверьте мне! Моя прекрасная в своем неудержимом и праведном гневе половина максимально отведет на нем душу, но распоряжаться его жизнью или смертью – все же моя прерогатива. Хотя, жизнь она может сделать такой, что позавидуешь и мертвым.

– А я по жизни не завистливый! – лишний раз доказывает свое простое отношение к извечным темам Бродяга. – Живы будем – не помрем!

Мне бы хоть крупицу его оптимизма. Крики наших оболочек заставляют меня нервничать. Смотрю на Язву. Ну, хоть кто-то в нашей компании склонен разделять мои чувства. Я ни разу не физиономист, но без труда читаю на лице наемницы обреченное ожидание своей очереди. Она похожа на трусливого пациента стоматолога, который и терпеть уже не может, и зайти в кабинет не решается. И ведь не сбежишь…

– Раз уж у вас тут принцип равновесия, то и ты будишь мучить ее фишки? – снова возвращаюсь я к задаванию неуместных вопросов.

Надо бы с этим прекращать, а то еще войдет в привычку.

– Такой примитив мы позволяем себе крайне редко, – охотно отвечает наш добрый коп, – мы же не дикари, чтобы брать глаз за глаз или зуб за зуб. Она тратит энергию на воздействия, и я смогу потратить, либо уже до этого потратил. А уж модуль воздействия тут абсолютно не важен. Я могу, как пытать ее фишки, так вот и спасать своих людей от потери рассудка из-за пыток и прочих маленьких шалостей моего второго Я.

– Я готов выслушать и выполнить твои указания, – подает голос Бродяга, – в этот раз осечки не будет!

– А в этот раз, к сожалению, как таковых указаний и не будет, – со скорбью в голосе заявляет мужчина, – сейчас у нас начнется принципиально новый этап соревнования, и победить безупречный расчет вкупе с женской логикой по моему скромному мнению возможно только раздолбайством и надеждой на удачу.

– Серьезно?! – не выдержал я. – Это и есть Ваш план, рассчитанный в конечном итоге спасти и сохранить разумную жизнь на этой планете?! Разгильдяйство и удача?!!

– Раздолбайство, – сохраняя нордическое спокойствие, поправил меня полустраж, – да, все именно так: на любую их хитрость мы ответим нашим ленивым спокойствием! А действовать начнем только тогда, когда станет невмоготу.

– Или поздно! – обреченно поставил я точку под его ленивым во всех отношениях спичем.

– А мне нравится! – если вдуматься, то вполне ожидаемо одобрительно отозвался о плане нашего гениального стратега Бродяга. – У хороших людей все должно быть хорошо, если будет иначе, то и сам мир получается не таким уж и правильным! И стоит ли, спрошу я вас, из-за такого мира напрягаться?

Я едва вслух не застонал от беспомощности. Вот дал же Бог начальника и коллегу – врагу таких не пожелаешь! Придется, видимо, работать и за себя, и за тех парней.

– Может, хотя бы намекнете на то, что нам предстоит? – уже не скрывая безнадеги в голосе, практически взмолился я.

– Намекну, но не тебе, а твоему другу, потому что тебе – я точно знаю – промоют мозги и сотрут из памяти любую информацию, способную помочь тебе хоть как-то повлиять на мироустройство. Да еще и в физическом плане обязательно подсунут какую-нибудь подлянку – зуб даю.

– А мне-то это все зачем?! – не на шутку возмутился Бродяга. – Я тоже хочу ничего не знать и ничего не делать!

– Зная тебя, обалдуя, твою память трогать не станут, хотя физически однозначно тебе достанется еще больше, чем Евгению. В этом случае, если ты вообще будешь способен передвигаться и хоть как-то обмениваться информацией с окружающими, то сможешь попытаться найти товарища и быть ему чем-то полезным.

– Это уже не сильно похоже на наш первоначальный план с ничегонеделаньем, – проворчал Бродяга, но дальше спорить не стал.

– Слушай, Таллан, – заговорщически зашептал, вдруг полустраж, словно нас мог еще кто-то услышать, – а ты готов еще немного потерпеть невыносимую боль, но до крайности унизить свою обидчицу?! Просто я знаю одно ее слабое место, и у тебя вполне может получиться по нему от всей Души хорошенько так пройтись!

Ответа можно было и не ждать. Бродяга готов был пожертвовать, минимум, половиной жизни, лишь бы насолить пускай и чуть ли не всемогущей, но, тем не менее, зарвавшейся бабе. А уж чуть-чуть потерпеть нечто невыносимое – это для такого бравого парня вообще пустяк!

То, что товарищ уже не с нами, я понял на слух. Вроде бы, крики сами по себе и не изменились, но мое несуществующее по факту сердце от них стало сжиматься особенно больно и мучительно. Теперь, когда голос мужской ипостаси Стража не перекрывал для меня воплей, пытаемых тел, мне стало тошно от того, что слышал, видел и обонял. Внезапно даже для меня, готового к тому, что сейчас должно случиться нечто из ряда вон выходящее, корчившийся в судорогах Бродяга сорвал с себя свой единственный предмет гардероба – юбку и без замаха метнул ее точнехонько в лицо женщине Стражу. Юбка, конечно же, испепелилась еще в полете, но вот мизерная часть ее содержимого таки достигла цели. Что за содержимое? Так наши с Бродягой тела уже не единожды успели опростаться в процессе пытки…

Эта скрупулезная стерва слишком не любила тратить лишнюю энергию, вот и не рассчитала ее нужный объем. А может, Бродяге немного подыграл полустраж мужского пола? Кто знает…

Ясно одно – часть дерьма попала-таки на полукукольное личико и облачение местечковой богини.

От ее полного безграничной ярости вопля заложило мои виртуальные уши, задрожала земля, со стен близлежащих зданий посыпались куски бетона, по самим стенам зазмеились новые трещины, а небо стало быстро затягивать какими-то очень нехорошими тучами.

Да, не хотел бы я попасть под явно токсичный дождь на мертвой планете, будучи в материальном теле. Сдается мне, что я тут же его бы и лишился.

Еще одни короткий взгляд в сторону Наемницы. Не думаю, что хозяйка особенно в ее теперешнем состоянии в случае подобного развития событий снизойдет до заботы о своей фишке.

– Страж, – тоже тихо, как он до этого, проговорил я, – ничего ужасного же не произойдет? Никто из нас именно сейчас не погибнет?

– Занят! – односложно ответил мне собеседник.

Видимо, без его помощи Бродяга действительно не обошелся. А уже спустя секунду рядом снова оказался мой боевой товарищ. Связно заговорил он не сразу: первое время слышно были стоны боли, потом бульканье смеха, а потом глубокие вздохи для восстановления дыхания.

– Ужас! – в конце концов смог выдавить из себя Бродяга. – Так больно еще никому и никогда не было! Но я счастлив! Если я все же сегодня умру, то жизнь уже прожита не зря!

Я хотел уточнить у него понимает ли этот безмозглый авантюрист, что они сейчас рисковали судьбой целого мира? Но сдержался. Перед кислотным дождем в местном аналоге воздуха было душно и без моих нравоучений.

А потом к нам снова присоединился наш покровитель. Я начал подозревать, что ему тупо скучно играть из века в век, из тысячелетия в тысячелетие хоть и в разные партии, но в рамках одной игры.

Как он там ответил на мой первый глупый вопрос? «Только для того, чтобы помнить цену и впредь не заигрываться»? Получается, что сейчас он не заигрывается. Ну-ну!

– Все, не переживай, Евгений, грозы не будет. Электричество кончилось! – произнес вернувшийся полустраж.

Они с Бродягой расхохотались в унисон. Идиоты. Ладно, Страж, но Бродяга то! Он ведь даже не знает, что такое электричество! С чего он смеется?

– А как же… как же… она… отмываться-то будет?!! – то и дело прерывая себя приступами гомерического хохота, простонал Бродяга.

Естественно, воспоследовал новый взрыв смеха.

Где ж я так согрешил-то?

Не хочу каркать, но этим двум ипостасям одного Стража пора готовить огромный медный таз для этого однозначно обреченного мира!

Глава 4

Злые курсанты

Такого красивого лица я в жизни еще не видел! Да, свою жизнь до потери памяти я не помню, а в данный отрезок времени женщины мне на глаза и вовсе не попадались, но вот руку готов дать на отсечение, что я прав по поводу зашедшей в дом женщины.

У нее живое, милое, светлое, подвижное лицо. Жалко, конечно, что все ниже шеи скрыто за плащом…

Шея! Какая у нее шея!

– Все в порядке?! – спросила она у старика, не сводя с меня громадных – в пол лица – сверкающих глаз.

Тот ей что-то ответил, но я даже не пытался разобрать его слов и уж, тем более, понять их смысл.

Все мое внимание было поглощено прекрасной ночной гостьей.

– И чем же нашему делу поможет лысый сумасшедший?! – снова заговорила прелестница. – Ты посмотри – у него же слюна изо рта капает. Я таких отсталых видела только среди бродячих артистов!

Тут только я понял, что слегка ударил в грязь лицом и нужно срочно исправлять неказистое первое впечатление.

– Я не сумасшедший, милочка, – голос мной прозвучал неожиданно хрипло и низко, – а толку от меня будет уж как-нибудь побольше, чем от того же хлюпика Седьмого!

Ее щеки тут же полыхнули румянцем.

– Чего ты хочешь добиться, пытаясь унизить при Учителе моего подопечного? – подпустила льда в голос красотка. – Не боишься, что я вызову тебя на поединок, результатом которого будет твое прилюдное унижение?

– Из контекста твоей пафосной фазы следует, что ты собираешься ждать дневного света, – собрал я в кучу всю оставшуюся у меня адекватность, – в то время, как я предпочитаю бороться с девушками в темное время суток.

– Когда не так бросается в глаза твоя глупая рожа? – не осталась в долгу девушка.

– Я смотрю, что у тебя язычок острый, как лезвие, а у меня, как раз причиндалы небритые! – сама собой родилась у меня близкая к гениальной мысль.

На данный перл девушка ответила целой серией ударов, мгновенно преодолев расстояние, разделяющее нас до этого.

Первые два удара я мастерски парировал носом и нижней челюстью. Третий – уже пришелся на колено, вовремя прикрывшее пах. Нос со своей задачей справился плохо – потек. Причем, практически сразу же. А вот подбородок показал себя с лучшей стороны, и маленький крепкий кулачок отскочил от него, словно детский резиновый мячик от глухой бетонной стены.

Мячик этот оказался довольно настырным и тут же попытался реабилитироваться. Правда на этот раз кулак раскрылся, и следующий удар уже наносился ребром ладони в область шеи.

Движимый желанием оградить ее изящные руки от возможных повреждений, я как можно деликатнее перекрыл девушке линию атаки. Жаль только, что мило создание не оценило всей глубины моего джентльменского поступка – второй ее кулак миниатюрным молотком едва не сломал мне правую ключицу. Только в самый последний миг я смог отвести плечо немного назад и почти весь импульс удара приняла на себя грудная мышца.

Как ни крути, выходило, что милое создание со мной не заигрывает, а со всей девичьей пылкостью, пытается меня покалечить.

Пришлось стряхнуть с себя спровоцированное чрезмерной сытостью сонное оцепенение и немного пошалить.

Крошка уже наглядно показала, что на средней дистанции она чувствует себя более, чем уверенно. Пришло время протестировать ее возможности на моих условиях.

Накрываю ударившую меня в грудь руку своей так, чтобы затруднить ей быстрое движение в любую сторону, кроме низа, и легонько, пятерней, толкаю ее в грудь. К моему вселенскому расстройству рука толком не успевает ощутить, с чем конкретным она только что соприкоснулась.

Что ж, придется продолжить свое тактильное исследование.

Девушка уходит вниз и назад, пытаясь вернуть руку на оперативный простор, естественно, я не даю ей этого сделать, обхватывая ее запястье и слегка придвигаясь к ней всем телом. Вторая рука, наконец, обходит мою и бьет короткий боковой, метя мне в висок.

Я легко мог бы скрутить ее даже с закрытыми глазами, но лишать себя возможность наблюдать такую красоту – никогда!

Большую часть нашего боя мои руки работают сами, постоянно находясь в контакте с ее ручонками и не давая им возможности нанести мне сильный и прицельный удар. Девушка очень быстра, поэтому одной оборонительной работы рук не хватает: то и дело, приходится немного толкать ее ладонями то в грудь, то в плечи, не давая принять устойчивое положение.

Если бы своими постоянными толчками я преследовал только эту цель, то девушка ни секунды бы не находилась в равновесии, но я еще и исследую ее срытую под одеждой стройную фигуру.

Исследование не проходит тихо: я сопровождаю его сочными комментариями, дед как-то двусмысленно кряхтит, то ли одобряя, то ли сдерживая смех. Объект исследований шипит, ругается, сбивая дыхание, и норовит брыкаться.

Один раз ей даже удалось разорвать дистанцию. Сразу же, к моей сущей радости, в ход пошли стройные и довольно длинные, для ее роста, ноги.

Так как ее шустрый маневр стал для меня приятной неожиданностью, уклониться от первого удара в печень я уже не успевал. Пришлось ставить блок рукой. Причем сделал я это рефлекторно, лишь в последний момент, немного сдержав импульс своего удара. Да блоки можно использовать и как удары, но мне сейчас это не нужно. Я не хочу причинять девчонке физический дискомфорт – только моральный своим слегка аморальным поведением.

Судя по реакции деда, ничего особо кощунственного я пока не сделал, однако дальше нащупывать (в обоих смыслах этого слова) грань дозволенного я не стану. Достаточно уже того, что девчонку удар от возмущения вот-вот хватит.

Ныряю под очередной ее удар, свожу расстояние между нами на нет и, пользуясь своим кратным превосходством в силе, аккуратно укладывая девчонку на пол, устраиваюсь сверху так, чтобы полностью ее обездвижить и давать вздохнуть не больше, чем в половину объема ее легких.

Первое время девчонке еще хватает воздуха, чтобы, бранясь, пытаться высвободится, но сначала она перестает ругаться, а потом берет паузу в деле своего освобождения от наглого угнетателя.

– Сдаешься на милость победителя, или еще потанцуем, или покувыркаемся? – тихо шепчу ей в самое ухо.

Девчонка дергает головой в попытке укусить меня за нос или щеку, но лишь громко клацает ровными белыми зубами. Ее плевок тоже не достигает цели. Правда, уклоняясь, я выдавливаю из груди побежденной последние остатки воздуха.

– Ну, все, хватит! – прекращает нашу веселую возню старик. – Порезвились и будет!

В его тоне свозит нечто такое, что меня словно ветром сдувает с угловатой милашки. Радует, что так несолидно веду себя не только я. Через секунду любовь всей моей сознательной жизни тоже уже стоит на ногах, едва не падая в обморок от нехватки кислорода. Делаю небольшой шаг к ней навстречу, чтобы при необходимости подхватить падающую в беспамятстве девицу.

Старик ожигает меня взглядом, но в этот раз мне хватает выдержки, чтобы не поддаться его воле.

А девчонка – кремень! Справилась с головокружением и уже снова готова: хоть коня на скаку останавливать, хоть в горящую избу входить, старику она тоже не подчинилась ментально, но слушается его из уважения.

Из этого и я делаю вывод, что дед, и правда, не так прост, как пытался попервой казаться.

– Ты свободна, Четвертая, – снова заговорил старик, – утром перечислишь мне причины, из-за которых тебя только что победили.

Огонь в ее больших глазах вспыхнул с новой силой.

– Разреши мне повторить поединок с оружием, Учитель! – с нотками мольбы в голосе прошептала она. – Я смою свой позор его кровью! Он поплатится за то, что распускал руки!

– Справедливости ради, – совсем неделикатно вмешался я в их диалог, – стоит заметить, что она первая проявила интерес к моим мужским статям!

– Ты с дуба рухнул? Я била тебя ногой! – зашипела она, как исходящий паром утюг.

– А я тебя рукой, – улыбнулся я тактильным воспоминаниям, – не вижу особой разницы: эти наши конечности вполне соразмерны, и била ты так же нежно, как и я.

– Четвертая! – каркнул старик, заставляя девчонку остановить стремительный удар на полпути к моей персоне. – На выход! Жду твоего отчета с первыми петухами.

Девчонка молча вышла.

Проводив ее масленым взглядом, я повернулся к деду.

– Проницательная особа, – улыбнулся я, – догадалась, что я упал с дуба.

– У тебя это на лбу написано, – не спешил разделять мое веселье старик, – в глазах ни одной приличной мысли и ведешь себя, как прыщавый подросток. Ты знаешь, сколько стоит телега, которую мы на дороге бросили?

– Уважаемый, – вдруг, ни с того, ни с сего, решил расставить я все точки над «ё», – представиться ты не удосужился, но я не гордый: раз все тут тебя зовут Учителем, то и для меня это прозвище сгодится. Так вот, Учитель, я, пока в себя полностью не приду, ни на какие непонятные мне движения подписываться не стану, так что хоть вешай на меня какие-то там долги, хоть не вешай, ничего я для тебя наперекор своим желаниям делать не стану. За еду, да, благодарен, за то, что не бросил у дуба и не добил, если это правда, конечно, так и вовсе готов тебя расцеловать, но большего от меня не жди. Пока я ничего не помню, никому я ничего не должен.

– А за еду? – хитро усмехнулся старик.

– Зрелищем отплатил, – нашелся я, – видно же, что тебе понравилось, да и ученице твоей урок на всю жизнь: пускай знает и помнит, что она боец, а не дева непорочная, и на оскорбления нужно бить сразу, а не потом просить на это разрешения.

– Суров ты, как я погляжу, – все еще продолжал улыбаться дед, – возьмешься за плату достойную подтянуть моих учеников в приемах уличной драки без оружия?

– Вот это уже деловой разговор! – обрадовался я. – Если у тебя в учениках есть еще хотя бы парочка таких, как эта четвертая, то я готов у тебя и вовсе за еду работать!

– Аккуратнее, охальник! – наигранно свел брови к переносице старик. – А то такими темпами ты мне сам приплачивать начнешь!

Так мы и ударили по рукам, а спустя всего пару часов я приступил к своим новым обязанностям.

Перед выходом из дома Учитель выделил мне новые штаны больше похожие на панталоны, заявив, что все ученики и инструкторы занимаются именно в таких.

Зажав это непотребство в кулаке, я поскорее выскочил на улицу, не дожидаясь того безобразия, что мне могли бы предложить вместо рубахи.

На улице меня ждал холодный прием. Все-таки Четвертая с Седьмым – ябеды! И, что характерно, сами они принимать участие в тренировке явно не собирались, потому как подпирали спинами соседнее строение, стоящее рядом с домом Учителя, а вот наговорить обо мне кучу нелицеприятной правды, они не поленились. Это я читал в глазах моих будущих учеников. Этих двух доносчиков здесь любили, а меня автоматически перевели в разряд негодяев.

Что ж, неприятность эту мы переживем.

Итак, одеваясь на свой первый урок я проанализировал ситуация и понял, что не знаю, умею ли что-то еще кроме того, что уже продемонстрировал днем в роще и поле, а потом и здесь, но уже ночью. Так же я был не в курсе того, как вообще преподавать то, что сам делаешь рефлекторно.

Сразу же ударять в грязь лицом не хотелось, но вариантов, как бы я мог этого избежать, пока не находилось. Я ведь даже не мог с ними познакомиться, потому что тупо не знаю собственного имени…

В конечном итоге я устал мыслить в негативном ключе и решил, что все просто должно идти своим чередом. И сразу же на душе стало легко и спокойно, словно именно этого решения от меня ждало мое прошлое, пока еще забытое Я.

И вот, распрощавшись с нерешительностью и тревогой, я вышел на улицу, мазнул насмешливым взглядом на битый мною местных «авторитетов» и пристально всмотрелся в своих учеников.

Все они, без исключения, выглядели эффектно: сухие, подтянутые, без единого лишнего грамма подкожного жира. Девушек было немного и, к сожалению, статью ни одна из них не отличалась. Да еще и эти кубики пресса у каждой! Это же не женственно, когда у девчонки рельефный набитый пресс. А за то, что он набит, я, сам не знаю почему, готов биться об заклад на что угодно.

– И так, бойцы! – перешел я, наконец, от игры в гляделки к занятию. – Я проведу с вами несколько тренировок на предмет простого и непритязательного мордобоя. В связи с этим, прошу называть меня Тренером. Память на лица и имена у меня плохая, поэтому запоминать вас я пока не планирую. Возможно, с наиболее одаренными и бездарными из вас мне захочется пообщаться отдельно. Вот тогда уже и подумаем над тем, как нам в подобных условиях общаться.

Одни из парней общепринятым знаком, подняв руку, обозначил свое желание задать вопрос.

– Я разрешу тебе задать вопрос, – отреагировал я, – и даже отвечу на него, но, если он окажется не так важен, как моя речь, ты будешь наказан.

Рука медленно опустилась. Меня опасаются – это уже хорошо. Было бы еще лучше, если бы мне был понятен статус этих двух обиженок, что стоят в сторонке и жду какой-нибудь ошибки с моей стороны.

Ладно, начнем с очевидного: выяснения физической подготовки моих подопечных.

Дом старика стоял на отшибе, сразу за ним была дорога, конца которой лично мне видно не было.

– Бойцы, – обратился я к своим курсантам, – сейчас, не отставая и не обгоняя, бежим за мной, пока я не отдам следующую команду.

И, не дожидаясь их реакции, побежал куда глаза глядят. Я ведь уже хвастался, что бегаю, как лось? Так вот, оказалось, что в местных реалиях это отнюдь не исключение, а самое обычное правило. Целое стадо условных лосей относительно бесшумно следовало за мной, сразу же подняв такое облако пыли, что оглянувшись назад минут через пятнадцать или двадцать, я не увидел ничего, кроме курсантов, пыльной завесы и клочка неба. Они едва не наступали мне на пятки.

Опять-таки, ладно.

– Шагом! – командую им, замедляя бег и постепенно переходя на шаг. – Разбиваемся на двойки и отрабатываем поединок без оружия в четверть силы, но на максимальных скоростях. Все умеют сдерживать удар, чтобы не нанести ненужного урона товарищу?

В ответ лишь легкие, местами кривые усмешки.

– Приступили! – громко хлопая в ладоши, командую я.

Ну, тут уж им меня удивить нечем. Показывают они примерно то, что делала или пыталась делать девчонка этой ночью. Разве что ногами работают меньше и как-то совсем уж осторожно. Такое ощущение, что работу ног им дали совсем недавно. Азы они усвоили, но вот наработка еще только в самом начале. Хорошо, уже знаю, что им подправить. Точнее, чувствую. Нужно будет сегодня самому устроить бой с хотя бы воображаемым противником. Как только сам разберусь с известными телу техниками, так начну уже и мелюзге этой помогать.

– Хорошо! – подбадриваю своих подопечных. – Понемногу начинаем применять борьбу: подсечки, завалы, проходы в ноги.

Молчаливое недоумение было мне ответом.

Нахожу глазами самого здорового из курсантов и подзываю к себе.

– Падать умеешь, Здоровяк? – спрашиваю его промежду прочим.

Снова удивление на не самом умном на свете лице.

Видать, рановато я радовался рабочим материалом.

– Ладно, подхвачу тебя, когда падать будешь, так что не бойся, боец, не расшибешься.

– Это еще неизвестно, кто кого бояться должен, – многообещающе буркнул детина, радостно зыркая на меня исподлобья.

Да он, никак, наказывать меня собрался?! Как удачно, однако, все складывается!

– Нападай! – снова сопровождаю я команду хлопком в ладоши.