Текст книги "Л 5 (СИ)"

Автор книги: Владимир Малыгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

– Мы уже оговаривали это не один раз, – на бесстрастном лице главнокомандующего не промелькнуло ни одной эмоции.

– Вам понятно, Владимир Фёдорович? Не нужно оглядываться на Европу. Здесь вам не там! Здесь Россия! Делайте своё дело и не сомневайтесь! От решительных действий каждого вашего подчинённого будет зависеть качество всей проделанной работы в целом, – Николай Александрович перехватил у матери нить разговора. – Можете идти. И начинайте, начинайте уже работать, арестантские вагоны простаивают. Докладывать о результатах будете каждый час лично мне.

Император проводил взглядом вышедшего из кабинета Джунковского, подождал, пока за ним закроются двери и повернулся к Батюшину:

– Вам всё понятно, Николай Степанович?

– Так точно! Мои люди стараются по мере сил.

– Вы тоже можете идти. И тоже докладывайте каждый час. У вас сейчас будет очень много работы как у нас в стране, так и за рубежом. Ещё никогда в истории России не случалось того, что мы с вами решили проделать. В случае возникновения чрезвычайных ситуаций связывайтесь со мной немедленно. И постарайтесь не перетягивать на себя одеяло, работайте с жандармским ведомством сообща. Общее дело ведь делаете… Ступайте…

– Разрешите вопрос, Ваше величество? – Батюшин дождался разрешающего кивка. – Поиски Грачёва продолжать?

– На ваше усмотрение… Полковник свою роль в этом спектакле полностью отыграл. Пусть и не зная о своей роли. Будет возможность, ищите. Если же нет, то… Грачёв уже не раз самостоятельно выбирался из подобных ситуаций. Будем надеяться, что и в этот раз выкрутится…

– Теперь с вами, господа, – Император подождал, пока за Батюшиным закроются двери и явно расслабился. Всё-таки среди военных он чувствовал себя словно среди своих. – Что говорят в войсках?

– Определённая работа с офицерами проведена. Все понимают, для чего они здесь. И готовы выполнить свой долг перед вами, Ваше императорское величество, и перед Отечеством. Но я об этом уже докладывал…

– Лишний раз убедиться в этом не помешает. Тогда объявляйте тревогу, Николай Николаевич, и плотно закрывайте столицу. Пора заканчивать с беспорядками! Ни одна крыса не должна из неё выскользнуть!

Офицеры вышли, и Николай остался вдвоём с матерью. Присаживаться в кресла никому из них не хотелось. Едва сдерживаемое волнение и нахлынувшие после принятия решения эмоции не терпели покоя. Наоборот, хотелось ходить из угла в угол, и император поддался этой минутной слабости, сбрасывая ходьбой нервное напряжение.

– Ники, успокойся. Это давно нужно было сделать! – Мария Фёдоровна всё-таки опустилась в кресло.

– Да понимаю я всё! – остановился Николай, резким движением развернулся, посмотрел матери прямо в глаза. – Ты не думай, я не боюсь. Я уже ничего не боюсь, отбоялся за всех нас. Я о другом сейчас. Ты же понимаешь, сколько может крови пролиться? Русской крови?

– Тогда может быть отменить всё? Пока ещё не поздно? – Мария Фёдоровна пристально смотрела на сына, пальцы императрицы с такой силой вцепились в обивку кресла, что побелели суставы.

– Ничего я не буду отменять! – отмахнулся Николай.

И вдовствующая императрица, мать государя, незаметно выдохнула. Вот только скрюченные пальцы никак не хотели расслабляться и выпускать из захвата многострадальную обивку кресла.

– Всю эту заразу давно пора выжечь калёным железом! Ты же слышала доклады Батюшина и Джунковского? Англичане, да и не только они слишком вольготно себя у нас чувствуют. Распоясались совершенно. Довольно демократии! Наигрался я в эти игры до тошноты… А Россия должна идти своим путём! – резал кабинет по диагонали Император.

– Готов идти до конца? – пальцы, наконец-то, разжались, оставили в покое ткань кресла. И сейчас Мария Фёдоровна старалась по возможности незаметно для сына помассировать кисти рук, убрать из них судорожную боль.

– Мама́, не задавай в очередной раз одни и те же вопросы, – поморщился Николай и продолжил свой стремительный бег из угла в угол кабинета. На ходу отмахнулся. – Ну сколько можно?

– А ведь Джунковский прав. Вой за границей поднимется знатный. Может быть и впрямь провести хотя бы один показательный процесс?

– Нет! Никаких процессов! Хватит этих игр в демократию! Всех без суда и следствия в Сибирь! Пусть там занимаются своей подрывной деятельностью, пусть в рудниках готовят свои революции, а на лесоповале пропагандируют. Пусть трудятся. Может быть хоть таким образом нивелируют тот урон, что успели нанести России.

– Владимир Фёдорович с Николаем Степановичем докладывали о тысячах…

– Вагонов на всех хватит! – резко оборвал и не дал договорить матери Николай. – А в Сибири и Забайкалье рабочих рук всегда не хватает. Пусть и с этой стороны посмотрят на жизнь. Мама́, они все знали, на что шли…

– Я знаю. Просто хочу лишний раз убедиться в том, что и ты это прекрасно понимаешь. Ники, я не хочу отступать на полпути.

– Никакого отступления не будет! Если ты сейчас о возможном международном скандале, так мне на него… – Николай решительно рубанул рукой воздух. – Это моя держава! Моя страна и мои люди! У нас сейчас отличная армия и такой же флот. Да, может и не лучший в Европе, но и далеко не худший. Полезут, получат. Давно нас на берегах Английского канала не видели… Кстати, а почему именно Английского? Почему не Французского? Или Германского?

– Успокойся, – Мария Фёдоровна немного помолчала, словно обдумывая, говорить или нет. Потянула паузу и всё-таки решила сказать. – Хотела тебя спросить о Грачёве…

– И сдался вам этот Грачёв, – перебил Марию Фёдоровну Николай. – Только и слышу от всех Грачёв то, Грачёв сё. Он офицер, в первую очередь… И обязан выполнить свой долг перед Отечеством!

– Он уволен с военной службы, ты же знаешь.

– Он офицер! Увольнение тут никакой роли не играет, – поморщился Николай. – Пришлось использовать его втёмную, признаю. Но по-другому у нас бы и не получилось. Ты же сама согласилась с планом Батюшина?

– Я и сейчас с ним согласна. Что значит судьба и жизнь одного человека в сравнении с судьбой Империи? Ничего… Здесь другое. И ты знаешь, что именно.

– Да, я знаю. И именно по этой причине его кандидатура наиболее подошла для приготовленной ему роли. Ты же слышала, Распутин уже никому не интересен. Всем Грачёва у вас подавай. И даже якобы эта его потеря памяти этому желанию не помеха.

– Почему якобы? Ты что-то знаешь? – насторожилась Мария Фёдоровна.

– Нет, просто предполагаю. Очень уж хитёр этот ваш Грачёв.

– И ты, несмотря на такое предположение, всё равно позволил ему участвовать в этом плане?

– Повторяюсь, он идеальная кандидатура. И не только из-за этих ваших штучек… Кандидатура, имеющая сейчас реальный вес как у нас в стране, так и за рубежом, как бы мне ни хотелось видеть обратное.

– А если его и правда убьют? Представь, как много бы он для нас ещё мог сделать?

– Если мы сделаем то, что задумали, то большего России и желать не нужно. И, чтобы это выполнить, я и не на такие жертвы пойду. Кстати, а не этого ли всегда хотел и сам Грачёв?

– Этого, ты прав… Тогда другое… Что, если твои предположения о хитрости полковника с потерей памяти соответствуют истине? Не боишься, что твой кузен всё может узнать после его поимки и допросов?

– Боюсь. Но другого подобного по значимости повода мы не смогли найти, ты же знаешь. Очень уж одиозная фигура этот ваш полковник. Привлёкший к себе всеобщее внимание за столь короткое время. И весьма неординарная… Опять же новый самолёт… – Николай посмотрел на мать и хмыкнул. – Да выкрутится он, я уверен. Впрочем, довольно об этом! Что сделано, то сделано! Отступать поздно!

– Постой. А как же те русские подданные, что сейчас проживают за границей? Всё то, что мы сейчас сделаем, с большой долей вероятности ударит по ним…

–По ним? Не знаю… Это явно не от нас зависит, а от решения местных властей. Кстати, в этой связи хочу спросить. И давно они там проживают?

– Что за вопросы? Ты же и сам прекрасно об этом осведомлён!

– Осведомлён. Однако, ты не находишь это, мягко говоря, проживание странным? Ты не забыла, что у нас одна тяжёлая война только что закончилась и вот-вот, возможно, начнётся другая? Так что они делают там, за границей? Эти, якобы, русские подданные? Вместо того, чтобы принимать участие в судьбе своей страны, быть с ней рядом в это весьма непростое время? Рядом со всем русским народом? С тобой рядом и со мной? – Император внимательно посмотрел на мать и решительно закончил. – Все русские находятся здесь, в России…

Грачёв.

Нездоровое какое-то шевеление началось в городе. Полиция и так все эти дни не сидела без дела, а тут вообще активизировалась. По столице слухи поползли – то тут, то там начались повальные аресты. Хватали не только весьма обеспеченных людей, доставалось и более простым.

До окраины пока это действо не докатилось, но сидеть на месте и ожидать подобного… Проверять правдивость слухов на своей шкуре я не стал – поспешил оставить уютное логово и в быстром темпе покинуть город. В сельской местности будет проще затеряться, скрыться от многочисленных любопытных глаз. А то, что скоро бы и мой черёд пришёл, это как пить дать. Не только хозяева квартиры знают о моём явно иностранном происхождении, но и лавочник на углу в курсе оного, и булочник в кондитерской чуть дальше по улице, и ещё довольно много окружающего меня народа. На месте-то я не сидел, а знание языка всё ещё оставляет желать лучшего. Свечусь, словно свечка в ночи, с этим языком. Последнее время на французский перешёл, вроде бы он как язык союзников, но кто его знает, что в очередной раз взбредёт в головы этим островитянам? Поэтому ноги в руки, немудрёный свой багаж в саквояж и прощай-прости туманный Лондон! Помочь ты мне ничем не помог, а вот воспоминания о себе оставил плохие.

Из города ушёл своим ходом, прогулочным шагом, никуда якобы не спеша и никуда особо внешне не торопясь. Пикник у меня для самых любопытных глаз, пикник на природе! Ну и что, что в гордом одиночестве? Может быть я социофоб!

А глаз любопытных этих самых вокруг хватает. И движение такое оживлённое что в город, что из города. Поэтому весьма скоро ушёл в сторону, свернул сначала на менее наезженную дорогу, а потом и вовсе на тропинку. Но на натоптанную.

Свернул не просто так, не наобум, а в точности следуя выбранному по карте направлению. Карта у меня есть, заранее прикупил в лавке на рынке. Вот документов нет, это да. Не получилось у меня ничего с этим делом. Ни связей подходящих нет, ни больших финансов. То, что имеется, это слёзы. Крохи, оставшиеся после продажи трофейного имущества. Только на прожитьё. Так, чтобы ноги не протянуть.

А путь мой сейчас лежит на северо-северо-запад. Почему-то есть у меня твёрдая уверенность, что именно там появится возможность покинуть сей благословенный для местных и такой негостеприимный для меня и подобных мне остров…

Глава 6

До предместий Бирмингема добрался к исходу пятого дня. Особо не торопился, но и не тормозил. Измученные продолжительной ходьбой ноги гудели от нагрузки, тело требовало частого отдыха, и поневоле приходилось выполнять эти требования. В первые два дня я вообще немного прошёл, больше отдыхал. Потом постепенно втянулся в этот весьма увлекательный процесс и дальше только и успевал наматывать английские мили на подошвы английских же трофейных сапог. К вечеру подыскивал подходящий для ночлега закуток в лесу, желательно рядом с каким-нибудь водоёмом, где и обустраивался со всеми удобствами, смывал с себя пыль странствий, ужинал под неумолчное соловьиное щёлканье и отключался под звёздным покрывалом до утра. Ну и под пиджаком, куда же без него. Одним звёздным покрывалом согрет не будешь…

А сам Бирмингем я обошёл по большой южной дуге. Ещё не хватало в город заходить. Город не деревня, рисковать так не хочу. Мало ли…

В дороге меня никто не трогал. То ли везло, то ли просто старались не связываться, опасались моего решительного вида.

С продуктами в пути особо не заморачивался. Возросшие физические нагрузки требовали хорошего питания, поэтому на собственном организме не экономил, прикупал по мере возможности у крестьян всё необходимое. Вырученные за продажу трофейного оружия и велосипеда деньги ещё не все потратил, но кошелёк уже показал своё потрёпанное дно. Впрочем, грех обижаться, пока ещё на жизнь хватает. Война же вокруг, работы у людей нет, крестьяне за возможность заработать хоть какую-то реальную денежку руками и ногами хватаются. А то тут, в основном, натуральный обмен. Правда, говорят, что цены на продукты и жильё в провинции сразу же уверенно поползли вверх, как только из Лондона начали уходить его жители. Побежали, испугавшись ночных бомбардировок. Соглашаюсь, поскольку на своём собственном примере убедился в справедливости этих выводов. Жильё-то в столице сейчас значительно подешевело…

Ну а когда город остался точно за спиной, взял прямой курс на побережье, на Бангор. Забил мешок свежими продуктами, потому что больше нигде на покупку оных задерживаться не планирую. Денег осталось немного, но на переправу через пролив Святого Георга должно хватить по моим прикидкам. Но с этим я особо не парюсь. Вот когда перед фактом нехватки средств окажусь, тогда и буду что-то придумывать. А пока просто шагаю вперёд под весёлые птичьи трели. Сверху ласково пригревает солнышко, сапоги взбивают мягкую дорожную пыль и настроение у меня отличное! Похоже, успеваю как раз к началу Пасхального восстания в Дублине. Вот там-то у меня точно получится под шумок убраться с этого континента на материк и никто в общей неразберихе искать меня не будет…

На исходе четвёртого дня вышел к побережью. Заночевал почти что рядом с берегом. И с наступлением утра я тоже наступил… На мост Британия… По нему и перебрался на остров Англси, поплёвывая сверху в воды пролива Менай. Ещё день пути и, посмотрев, как местные перебираются вброд по мелководью на конечный остров Холихед, последовал их примеру. Всё, я почти на месте. Слева залив Карнарвон, справа Ирландское море, а передо мной во всю свою ширь раскинулся пролив Святого Георга. И за ним Ирландия. Осталось найти средство для переправы и постараться сговориться с лодочником. Или же, на крайний случай, тёмной ночкой экспроприировать подходящую парусную лодку.

На поиски нужного варианта у меня ушёл весь следующий день. Но уже через сутки я встречал рассвет в море, ёрзая задом по истёртой деревянной скамье потрепанного жизнью и волнами рыбацкого баркаса, оставшись без денег и без провизии. На дне котомки сиротливо болталась краюха хлеба и погрызенное с одного конца полукольцо копчёной колбасы. Хотелось бы сказать, что вовсю наслаждался морским путешествием и запахами моря, но… Баркас так сильно пропитался вонью тухлой рыбы, что даже поддувающий в спину свежий ветер не мог его выдуть. Так что не до наслаждения мне было, приходилось терпеть.

Над головой весело хломотал что-то своё такой же ветхий парус, а измочаленный форштевень с хлюпом резал серо-зелёную волну пролива Святого Георга. Волна резаться не особо хотела, возмущалась, выталкивала юркую и лёгкую лодчонку на свой покатый гребень, откидывала назад за спину и отплёвывалась в отместку солёными до горечи брызгами.

Так что вскоре я был мокр с головы до ног. Спина ещё оставалась кое-где сухой, что несколько примиряло с суровой действительностью. А потом лодочник не выдержал моих мучений, пожертвовал кусок древнего брезента. Только почему-то я уверен, что он больше за свой кораблик испугался – побоялся, что тот от вибрации рассыплется, слишком уж сильно меня трясти от холода начало…

Я думал, да что там думал! Я просто уверен был, что у меня отличный и тренированный вестибулярный аппарат! Действительность преподнесла неожиданный сюрприз…

Ночь-то я ещё нормально продержался, но с рассветом волна усилилась, и мой организм начал потихонечку бунтовать. И ведь разбунтовался, гад этакий, опозорил перед стариком. Хорошо хоть борт лодки был совсем рядом, оставалось лишь уцепиться руками покрепче в привальный брус и наклониться вперёд…

Однако, сколько же можно? Желудок уже давно пустой, даже желчь всю выплевал, а позывы так и не прекращаются. Я уже даже за борт не цепляюсь, распластался камбалой на банке, щекой на лохматый причальный брус навалился, плечом в доски борта упёрся. И шевелиться сил нет, только и успеваю рот открывать, мекать, да воздух в себя втягивать. Вперемешку с солёными брызгами. И всё это под сочувствующее бурчание лодочника…

Так что понимаете мою искреннюю радость при виде показавшегося к вечеру берега? Пусть он ещё далеко, и дойдём мы до него уже ночью, но сам вид тонкой тёмной черты прибавил сил и даже желудок перестал взбрыкивать, успокоился вроде бы как. Вот только сил уже не осталось. Соскользнул вниз, свернулся калачиком на дне лодки, брезентухой накрылся и задремал. Ну а то, что подо мной вода в решетчатых пайолах плещется, так я и сам насквозь мокрый. Литр туда, литр сюда… Главное, вода эта не снизу поступает, а сверху, брызгами налетает и на дне лужицами скапливается…

Зато с каким облегчением я сошёл на берег! Не знаю, радовался ли ещё кто-то так сильно твёрдой земле, как я? Только вот не совсем она твёрдая – почему-то так и продолжает раскачиваться подо мной. И небо туда-сюда мотыляется! Словно плавание продолжается. Пришлось присесть прямо на песок. Ничего, скоро всё пройдёт. Всё, отныне море я люблю только с берега… Или с борта самолёта…

Подошедший дед стянул с меня брезентуху, что-то буркнул, вроде бы как попрощался, развернулся и оттолкнул лодку от берега. Вот тебе и дед… Ему же сейчас в обратную сторону столько же идти, причём против ветра… Да ещё наверняка у своего острова сети поставит, недаром они у него с собой взяты…

После такого примера у меня и силы откуда-то враз появились! Поднялся, отряхнулся от песка и потопал к огням большого города чуть в стороне. Ну и что, что денег нет? Выкручусь как-нибудь, не впервой… Ну и время уже на исходе. Вот-вот должно восстание начаться!

Ну и стоило ступить на твёрдую землю, как желудок моментально пришёл в себя и ещё и возмутился своей пустотой, потребовал в срочном порядке эту пустоту чем-нибудь заполнить. Тут и пригодились хлеб с колбасой. Хорошо, но мало. Придётся терпеть до утра, а уж утром… Утром я обязательно что-нибудь придумаю!

Ладно, пора идти потихонечку. Заодно просохну на ходу и согреюсь. Движение вроде бы как жизнь? Да уж, особенно в моём разбитом состоянии. Вдобавок сильно хотелось пить.

Воду я нашёл почти в центре города. Окраина ничем не порадовала, из ближайшего канала просто не рискнул пить, какой-то он даже на первый взгляд грязный, поэтому пришлось брести дальше, до большой реки. Из неё и напился, радуясь, что темно и не видно, чистая ли на самом деле вода в этой самой реке. Уже не до переборов мне было. Тут же неподалёку и устроился на ночлег. Забрался в подворотню и прислонился к холодному камню, где и забылся до утра в зыбком сне.

Проснулся от громких голосов на улице, от топота ног по мостовой. Неужели началось? Отлепился от камня, с кряхтением встал сначала на колени, выпрямил затёкшую за ночь спину, потом только кое-как сумел поднять себя на ноги. Так, придерживаясь рукой за стену, простоял с минуту, окончательно приходя в себя. Пошевелил плечами, осторожно наклонил голову в одну сторону, в другую, разминая затёкшие мышцы спины и шеи. И сделал несколько шагов в сторону улицы из полусумрака подворотни к дневному свету.

Хорошо, что сразу не стал вываливаться на улицу, а задержался на выходе. И ошибся я с дневным светом. Это просто глаза ещё к свету не привыкли. На самом-то деле солнце только-только собирается вставать. По крайней мере, облака на небе самую малость окрасились снизу в розовый цвет. А почему хорошо, что задержался? Так очень уж плотная толпа народа по улице целеустремлённо куда-то идёт. Смели бы враз. Причём среди этой толпы много людей с оружием.

Интересно… Никуда пока не пошёл, решил осмотреться. Ну, потому что народ начал из домов выходить и к этой толпе присоединяться. Не все, конечно, большинство недоумевали, что это такое происходит? И вот этот факт здорово меня озадачил и поразил. Ну какое же это народное восстание, когда сам народ о нём ничего не знает?

Вроде бы как оклемался, пришёл в себя окончательно. Ну и потянулся вдоль улицы за спешащими горожанами, стараясь никого не обгонять, а как бы и наоборот, приотставая понемногу. Ну а как мне не приотставать, если они всё время в мою сторону косятся? Сначала не сообразил, в чём такой пристальный интерес, только потом дошло. Они же все в смешных таких круглых шляпах. А я нет. Хорошо хоть вопросов пока никто не задавал. Весело бы было, если бы мой французский в ответ услышали. Ну не на русском же здесь разговаривать… Интересно, куда идём-то?

Ответ получил на площади. Когда увидел республиканские флаги над почтамтом и мэрией. Ну и когда митинг начали проводить, окончательно уверился в этом. Кричат что-то неразборчивое с балкона, народ тем самым якобы воодушевляют.

Это они зря здесь так надолго зависли. Лучше бы тем временем форт захватили или порт с железнодорожным вокзалом! Английские войска же никуда из города не делись!

И я не удержался, не сумел остаться равнодушным к этой чужой для меня заварушке – попытался сразу же после митинга пробиться к руководству, да куда там! И близко чужака не подпустили… Ладно, тогда буду действовать сам…

Пристроился к волонтёрам, записался добровольцем, но оружия не получил, нету лишнего. Начал потихоньку знакомиться с личным составом отряда, наводить мосты. Поначалу здорово мешало незнание языка, а потом как-то приловчился, начал более или менее сносно разговаривать. Но, скорее, это они ко мне привыкли. Ко мне и к моему ужасному акценту.

После обеда где-то неподалёку послышались звуки первой за этот день перестрелки, окружающие меня волонтёры всколыхнулись, похватали свои винтовки, у кого они были и ломанулись толпой вперёд, увлекая с собой и меня. Ну не удалось мне вырваться, настолько плотно они побежали. Ну и ничего не оставалось делать, как перебирать вслед за всеми ногами и внимательно всматриваться вперёд, туда, откуда и слышалась заполошная стрельба. А, вообще-то, странное какое-то восстание. Ни управления народными массами нет, ни руководства и командования отдельными отрядами не видно. Просто вооружённая гражданская толпа… Нет, видел я у почтамта и более организованную, и даже обмундированную её какую-то часть, где уж точно поддерживался хоть какой-то армейский порядок, но таких частей было крайне мало.

М-да. Добежали до наспех устроенной кем-то до нас невысокой баррикады, рассыпались в стороны. Наконец-то у меня появилась хоть какая-то свобода манёвра. И оружие сразу же появилось. Подобрал под баррикадой винтовку убитого волонтёра, снял с него пояс с подсумками, отмахнулся при этом от каких-то настойчивых и явно недоуменных по тону вопросов своих соратников. Даже вникать не стал. Метнулся вперёд под защиту лежащего на боку массивного шкафа, плюхнулся на живот, перекатился чуть в сторону, высунулся на мгновение и-за его угла, осмотрелся перед собой. Понятно. Прицелился, выстрелил и тут же убрался в сторону. Потому что дерево шкафа тут же вспучилось деревянными лохмотьями, полетели лакированные дубовые щепки. А метко королевские стрелки шмаляют! Ну и я не промахнулся, точно попал…

И все вопросы ко мне со стороны союзников разом закончились с этим моим выстрелом. Успокоились гражданские волонтёры вокруг меня, поползли в стороны на облюбованные каждым позиции. Это что же получается? Только сейчас мне окончательно поверили? Ну что же, повоюем.

На той стороне все для меня враги, это несомненно. А на этой… Пока друзья, а там видно будет. Но и увлекаться нельзя, это точно не моя война, просто пока мне это выгодно. Ну а раз выгодно… Пока повоюю за чужую свободу. Глядишь, и свою вскоре получу…

Противостояние надолго не затянулось. Часа не прошло, как мы отошли на прежнее место. Сначала не понял, в чём дело? По логике нужно было бы эту позицию удерживать да потихонечку вперёд продвигаться, город занимать, людей агитировать. Многие из горожан смотрят на нас, как на идиотов, да ещё и ругаются вдобавок. Как-то не очень похоже это на народное восстание. Недоработка.

Как ещё умудрились почтамт захватить с телеграфом, не понимаю. И хорошо бы было на этом не останавливаться, а продолжить наступление и взять банк, вокзал, порт… Главное, банк! Тьфу ты, и лезет же в голову всякая чушь!

А отошли мы назад по причине… Да время принимать пищу пришло – обед, только и всего. Такие вот странные боевые действия. Европа, одним словом…

Ну и вроде бы как противник пока закончился. Во время еды выслушали последние новости. Подобные нашей вооружённые стычки с переменным успехом произошли ещё в нескольких местах. В каком-то колледже небольшая группа студентов навставляла нашим по самые помидоры, но зато все вокруг бурно радовались захвату какого-то форта. Надеялись разжиться оружием из его казематов, после чего взорвать, подав тем самым сигнал к действию всем повстанцам…

Это что, ещё и не все оповещены? А стрельба? Или я чего-то по незнанию недопонимаю? Писец полный…

Так этот день и прошёл, в бездарном топтании на одном месте и в ожидании чего-то… Хорошо хоть кормили вовремя.

Начало второго было не лучше. Чует моя… Г-м, спина – пора что-то делать. От такого бездействия толку не будет и в кармане ничего не прибавится. Подумаешь, кормят… Потому-то вчера вечером, как я уже упоминал, и наладил контакт кое с кем, познакомился с ближайшими соратниками. Пришлось общаться на странной смеси французского с английским, ирландского-то я вообще не знаю, но взаимное понимание кое-как наладили. Рассказал тут же наспех придуманную байку о себе, о своём появлении в рядах повстанцев, о борьбе с проклятыми англичанами за независимость Ирландии, утолил тем самым вполне понятное любопытство и подозрительность окружающих. Хотя, про подозрительность я больше сам себя накрутил. Какая подозрительность? Никто ни о чём подобном и не думал. Так, скорее странности моей удивлялись.

Так что, прокатило… Особенно когда рассказал кое-какие подробности своего пребывания в лондонской тюрьме. Впечатлились.

Заодно мимоходом поинтересовался, есть ли поблизости хоть какие-то аэродромы или самолёты. Оказалось, есть. И информацию эту мне выдали без всякой задней мысли, просто так. Похоже, никто здесь авиацию всерьёз не воспринимает. На моё счастье. А у меня появились отныне собственные планы на продолжение боевых действий в отдельном районе Дублина… Особенно в свете моих знаний о довольно-таки скором введении в бой английской артиллерии и начале обстрела городских кварталов…

Пришлось расспрашивать дальше, уже более предметно и после расспросов объяснять командиру нашего отряда о своей задумке. Одному точно невозможно будет с задуманным справиться, поэтому нужен помощник. Командир обещал подумать…

И вот сразу же после завтрака мы с напарником под одобрительные возгласы товарищей пошли на дело…

Нам даже на другой берег реки перебираться не нужно. Всё оказалось рядышком. Всего-то нужно пройти несколько кварталов, добраться до здания таможни, вот за ним вроде бы как и должно стоять то, что меня больше всего сейчас интересует…

Пока добежали, упрели. Можно было бы и пешком, но за рекой уже вовсю постреливали.

Правда несколько не совпадала с рассказом – за зданием таможни ничего мы не обнаружили. Хорошо, хоть расстраиваться не стал, а голову включил. Ну какой на этом месте может быть аэродром? Даже для одного маленького служебного самолёта, а как меня уверяли, самолёт этот именно что служебный и принадлежит таможне, требуется какая-никакая взлётно-посадочная полоса. Хотя бы минимальная… А здесь ничего похожего на неё не наблюдается. Так что осмотрелся по сторонам и пошёл осторожно в сторону порта, увлекая за собой напарника. Если и есть где поблизости подходящее для этого дела пространство, то только там.

То есть как бы вниз по течению реки направились, прислушиваясь к звукам участившейся на той стороне перестрелки. Ну и в результате неподалёку нашли искомое. Обрадовался-то как! Словами не передать.

Угнать самолёт с моим-то опытом дело плёвое. Да и всеобщее внимание сейчас точно приковано к происходящим за рекой событиям, так что сейчас аккуратненько подберёмся поближе, перелезем через изгородь и…

И вообще, отношение к авиационной технике здесь весьма странное. Бросили практически без присмотра отличную вещь! Ну не считать же присмотром декоративную ограду по периметру поля да старенького деда-сторожа, спрятавшегося от орудийного обстрела в своей сторожке и опасающегося лишний раз нос наружу высунуть?

По крайней мере, в том, что здесь кроме одинокого деда больше никого нет, меня вчера многие уверяли. Сейчас и проверим. Без подобной проверки ни за что не рискну напрямую к самолёту идти. У сторожа, с тех же слов, и ружьишко какое-никакое имеется. Так что подходим не спеша и очень аккуратно и крутим, крутим головой по сторонам, прикрываясь от любопытных взглядов низкорослой живой изгородью.

Не успели до неё добраться, как за спиной слева послышался слабый шум автомобильного мотора. Метнулись на полусогнутых вперёд, в живую изгородь вжались, присели и вроде бы как спрятались. Руками веточки перед собой развёл чуть в стороны, поглядел на источник шума. А вовремя мы проскочили!

От чёрного хода таможни отъехал легковой автомобиль, разогнался и направился прямо к самолёту. Выскочивший из сторожки старикан только и успел, что вовремя поднять шлагбаум и отдать честь.

Ну и мы пока сидим, не высовываемся. Если со стороны не присматриваться, то нас не особо-то и видно в густом кустарнике.

Сижу на корточках, наблюдаю за разворачивающимися перед нами событиями. Что-то они вскачь понеслись. Никак собираются мой самолёт угонять? А вот этому обязательно нужно помешать!

Сторож шлагбаум опустил и обратно в будку нырнул, автомобиль к самолёту подъехал. Дверки распахнулись, наружу люди в форме полезли. Считаю. Раз, два. Четверо… Ну и каким образом они такой толпой собираются уместиться в двухместном аппарате? Нет, знаю, что это вполне реально, но ведь неудобно же до жути? Центровка, опять же нарушится… Распределятся как-нибудь и потерпят?

Хотя, сколько тут лёту до Англии? Час? Вместе с взлётом и посадкой? Ну пусть даже чуть больше, если куда-то подальше от побережья забираться. Всё равно недалеко, можно и потерпеть ради будущей безопасности.

Однако, ошибся я в своих предположениях. Из машины какие-то мешки доставать начали. Что именно, мне отсюда плохо видно, но мешков тех довольно много. И грузят их на пассажирское место. Получается, улетать собирается только один из них? В крайнем случае, двое… А грузят, тут даже гадать не нужно, деньги. Господи, наконец-то ты на моей стороне! Благодарю тебя за этот самолёт с подарками! Который, теперь-то я точно в этом уверен, ещё и заправлен полностью! А свидетели…