Текст книги "Апокалипсис 2060"

Автор книги: Владимир Лосев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Некоторые из них носили вживленные чипы, играющие роль электронных ключей для банковских сейфов, кто-то имел аналогичные устройства для связи с биржей, именно они и убили их. Лада смотрела с ужасом вокруг, не желая верить в то, что видит. Еще мгновение назад она находилась в окружении влиятельных людей, которые могли решить любые проблемы, и внезапно осталась одна. Это было настолько несправедливо, непонятно и невыразимо страшно, что она закричала, и ее голос присоединился к хору таких же рыдающих, воющих, плачущих голосов. Что происходило дальше, она плохо помнила. Кажется, ее куда-то повели. Из темноты появились молчаливые люди в красных фуражках и стали уносить мертвые тела в темноту туннеля. А потом врач в белом халате сделал ей укол, и она окончательно исчезла из этого мира.

* * *

Николай Светлов был успешен и богат, его жизнь формировалась так благополучно, как и должна складываться у сына финансового магната. Его отец имел столько денег, что говорить в семье о них было непринято и даже считалось неприличным. Было известно, что их очень много, но точное количество не мог назвать даже сам отец, поскольку они находились в обороте и постоянно приносили новые и новые прибыли. Николай учился в хорошей частнойшколе на родине, но закончил обучение в Англии, как все дети богатых родителей в России – так было принято еще во времена прошлых революций и сложившихся традиций, и олигархи старались этого не нарушать. Именно там, в туманном Альбионе он и встретил Ладу Гольдберг.

Девушка была симпатичной, имела хорошую фигуру, обладала приличным богатством, имела обширные связи, а что еще нужно для парня его круга? Николай на нее не то что запал, просто решил, что она станет его женой, о чем и заявил в первую же встречу. Лада не отказала, так как прекрасно знала, что люди ее круга женятся на своих же, так принято, а Николай подходил по всем статьям. Отец тоже не возражал против этого выбора, наоборот всячески приветствовал, потому что такой брак мог расширить горизонты его бизнеса. Отец Николая тоже был доволен, понимая, что лучшую пару трудно найти. Так и образовалась их небольшая, еще не сформировавшаяся до конца, но уже семья, по крайней мере так считали все окружающие, да и они сами.

При этом они редко встречались, у каждого из них были свои бой и герл френды, и это было нормально. Правда, на все официальные вечера, балы и встречи, на которых решалась судьба их финансовых империй, они появлялись вместе, подчеркивая свои семейные отношения. Так было проще обоим, и легко жить. Никто не сомневался, что они в ближайшее время поженятся, хоть об этом между собой ни Лада ни Николай еще не говорили. Все вокруг знали, что до этого знаменательного события осталось не так уж много.

Подчиняясь этим странным неведомым признакам, постепенно начали готовиться и они к свадьбе. Сначала вместе решили, где зарегистрируются, в какой церкви проведут венчание, и кого пригласят на торжество. Причем список гостей дополнили оба родителя, увеличив его вчетверо.

А потом началась эта странная история с концом света. Она была очень некстати, не вовремя, и мешала их планам. Совсем не хотелось устраивать свадьбу под землей на одной из станций метро, хоть в этом было некое своеобразие и шарм. Отцы обсудили это между собой по коммуникаторам и решили, что это неприемлемо, и потребовали ускорить бракосочетание и закончить все свадебные дела до объявления тревоги. К сожалению, никто точно не знал, когда начнется солнечный шторм, об этом было известно только рассерженному светилу, поэтому они просто делали все, чтобы венчание прошло как можно раньше.

Светлов поехал в Париж, чтобы заказать свадебные кольца. Конечно, в Израиле это вышло бы дешевле, но по настоящему шикарными считались кольца, сделанные и купленные в Париже во время шоу «ECLAT DE MODE». Кто и когда это придумал, было неизвестно, но традиция есть традиция, а ее нарушать никто не хотел, потому что считалось, это плохо как для будущей семьи так и для бизнеса. Лада не знала, зачем он поехал, это должно было стать сюрпризом для нее, как и само венчание в церкви, о которой его отец договорился с патриархом. Николай купил кольца и собрался обратно, когда начались первые проблемы.

Главные признаки надвигающейся беды проявились впервые, когда он приехал в аэропорт. Неожиданно оказалось, что все воздушное сообщение остановлено из-за ожидающегося солнечного урагана, и даже частные компании отказывались везти, какие бы деньги им не предлагали. Ни один самолет не поднимался в воздух, и возможно впервые за последнюю сотню лет небо было чистым и свободным от металлических человеческих птиц. Это было настолько непонятно и негаданно, что Светлов даже наорал на дежурную в аэропорте, отчего довелось объясняться с полицейскими и платить вполне приличный штраф. Но так или иначе возвращаться в Россию пришлось другим путем.

Николай взял такси и отправился на железнодорожный вокзал, поскольку ни один другой вариант его не устраивал: автомобилем было долго и некомфортно, а вертолетное сообщение также было остановлено. Народу на вокзале оказалось немного, он сел на жесткую скамью и стал ждать прихода поезда, и тут услышал в первый раз объявление о том, что на планету надвигается солнечный шторм. В сообщении говорилось о том, что всем гражданам рекомендуется немедленно отправляться в убежища, в которые у них выписаны пропуска. Когда Светлов обратился к дежурной по вокзалу, чтобы узнать, где находятся такие убежища, та его огорошила наглым ответом, что ни в одно убежище его не пустят, поскольку они выстроены на деньги французов, а значит, все приезжие должны отправляться к себе на родину и прятаться под землей там.

Посмотрев на огорошенного Николая, женщина тихо добавила, что каждая нация сама отвечает за свои грехи и не хочет отвечать за чужие.

Светлов поднялся к начальнику вокзала, от него он услышал примерно тоже самое, и в этот момент по-настоящему испугался, потому что понял, что остался совсем без защиты и с ним действительно может случиться нечто не очень приятное. Он сделал несколько звонков своим знакомым французским бизнесменам, но ни один из них не смог помочь ему, потому что все они уже находились в своих персональных убежищах далеко от Франции.

И тут позвонила Лада. Николай и сам не помнил, что ей наговорил. Ему было плохо, внутри него просыпался липкий страх, который он испытал впервые с рождения. Никогда до этого его жизнь не подвергалась опасности, любые возможные нападения или другие угрозы устраняла его охрана, но сейчас их с ними не было, так как в загранпоездки он телохранителей с собой никогда не брал.

Светлов посмотрел на себя в зеркале и взял в себя в руки. Ничего страшного произойти не может, решил он. И уж тем более так глупо. Он доедет до России на поезде и укроется в метро, куда у него имеется пропуск, только для спокойствия следует сделать пару звонков. Он позвонил отцу и сообщил эту пренеприятнейшую новость, на что тот сказал, чтобы он перестал волноваться, и через пятнадцать минут перезвонил. Когда Николай набрал его снова через четверть часа, тот сообщил, что на границе его будет ждать вертолет, который доставит в столицу прямо к метро. Поэтому беспокоиться не о чем, главное, добраться до родного рубежа.

Успокоившись, Николай сел в скоростной поезд, заказал себе ужин и бутылку хорошего коньяка, решив, что раз едет по железной дороге то постарается получить от этого путешествия максимум удовольствия.

Едва он пригубил первую рюмку и уставился в окно, чтобы понаслаждаться европейскими пейзажами, как поезд начал останавливаться. Причем происходило это странно, ровный гул его едва слышных моторов неожиданно стих и остался только звук ветра. По инерции состав еще прокатился несколько километров и встал на окраине какого-то небольшого городка, а в динамике послышался голос начальника поезда.

– Начинается солнечный шторм, – сказал он. – Диспетчер предупредил, что движение по магистрали в это время опасно из-за того, что стрелки могут сами собой переключаться. Нам придется переждать полчаса, но как только пройдет максимум солнечной вспышки, мы отправимся дальше. Обещаю, что нагоним потерянное время к концу маршрута. Сейчас вам разнесут напитки за счет компании, пейте вино Франции и наслаждайтесь его тонким вкусом.

Голос неожиданно прервал мощный электрический разряд. Николай прильнул к окну и увидел, как по стеклу пронесся зигзазогобразный электрический разряд, сначала один, затем другой, а дальше все стекло покрылось сверкающей разрядной сеткой. Это бы необычайно красиво и волнующе. А потом из вагона донесся протяжный женский крик, полный боли и страха, Николай недоуменно распахнул дверь купе и увидел несущийся по вагону огромный огненный шар, а еще через мгновение ощутил, как горят его волосы, как кожа слезает обгоревшей пленкой, обнажая кровавые запекшиеся мышцы.

Огненные шары проносились по вагонам, проскакивали через них, оплавляя стекла и разворачивая стены, и это было необычайно красиво. Весь поезд был покрыт с низу доверху этими шарами, и многочисленными электрическими разрядами. К сожалению, наблюдать их было некому, в поезде не осталось живых. Смерть была милосердна к людям, они умирали быстро и практически без мучений, в отличие от тех, кого она застала на тротуарах улиц. Там прохожие умирали, сдирая с себя горящую кожу.

Вслед за первой вспышкой последовала вторая, еще более мощная, потом третья, четвертая, пятая. За несколько часов погибло девять миллиардов – почти все население земли, так апокалипсис пришел на планету.

* * *

Лада проснулась в странном непонятном сумрачном месте, в котором она была явно не одна: где-то рядом в темно-зеленом сумраке кто-то стонал и плакал, другой кашлял и хрипел. Это было настолько странно и непонятно, а главное нестерпимо, что она подумала, что попала в ад. Старясь, не привлекать к себе внимания, она сползла на пол из темного теплого пластика и поползла вперед к светлому прямоугольнику. Хорошо, что ползти пришлось недолго, потому что на большее расстояние у нее не хватило бы сил. Девушка толкнула плотный лоскут, он поддался, и она выползла наружу.

Гольдберг и сама не знала, что увидит: то ли адский огонь и стоящую на нем сковородку, чертей подносящих к нему души грешников, или дымящуюся алую лаву лениво ползущую в жуткую темноту, а может и величественный черный дворец из обсидиана, который сторожат огромные демоны. Но увидела платформу метро, заполненную темно-зелеными армейскими палатками. Где-то высоко под куполом горели бледным светом светильники, освещая странное место, в которое превратилась платформа. Палатки были выставлены по одной линии в два ряда, посередине оставлен двухметровый проход, а в середине находилась небольшая площадка, откуда слышались странные металлические звуки, и тянуло приятным запахом приготовленной еды. Эскалаторы стояли, вход к ним был перекрыт пластиковыми барьерами, на которых висела предупредительная надпись. Что было написано, девушка не смогла рассмотреть, да ей не очень то и хотелось.

Ладе было плохо, у нее кружилась голова и очень хотелось пить, поэтому она, ухватившись за пластиковую стойку встала на ноги и побрела на металлический звук, справедливо полагая, что его издает человек. Когда до площадки осталось метров десять, она увидела высокого толстого человека в огромном белом фартуке, яростно орудовавшего длинной поварешкой в огромном котле стоявшем на большой газовой плите, установленную прямо на серую гранитную плитку. Увидев ее, он задвигался еще быстрее.

– Вот и первая проснувшаяся, – прокомментировал он ее появление. – Хотите есть, барышня? Сегодня плов.

– Есть не хочу, – помотала Лада головой. – Дайте что-нибудь попить, а еще лучше выпить.

– Выпить дать не могу, – улыбнулся повар. – По метро объявлен сухой закон, а попить пожалуйста.

Он вытащил откуда кружку из нержавеющей стали, и налил в нее что-то темное, дымящееся из огромного алюминиевого чайника.

– Чай. Пейте на здоровье.

Девушка сделал несколько глотков мутного сладкого напитка мало похожего на тот чай, что она обычно пила, и ее голова понемногу прояснилась, она вспомнила, как упал отец, как задымились руки спецназовцев сжимающие сверкающие искрами автоматами, как хватались женщины за горло, пытаясь сорвать с шеи раскалившиеся золотые цепочки с изумрудными и бриллиантовыми крестами и спросила:

– А здесь есть какое-нибудь начальство?

– А зачем тебе, красавица? – засмеялся повар. – Я тебя и без них накормлю.

– Мне узнать кое-что нужно…

– Ну если узнать, то пройди по перрону до края, там увидишь серая пластиковую дверь, – кивнул повар. – Начальство там, только вряд ли оно тебе скажет что-нибудь хорошее. Мир погиб: плохое место, плохое время, никто ничего не знает. Люди потеряли своих близких, а что может быть хуже?

– Спасибо за вкусный чай.

Лада поставила кружку на плиту и поковыляла к краю перрона, там действительно нашлась серая пластиковая дверь, которая оказалась открыта. Она толкнула ее, вошла и увидела длинный коридор с множеством дверей. Лада толкнула первую из них, за которой слышались голоса, и оказалась в просторной комнате, где не меньше десятка крепких мужчин в красных фуражках о чем-то яростно спорили. От них пахло потом, вагонной смазкой и еще каким-то трудноуловимым запахом, который присутствует только в метро.

Услышав звук открывающейся двери, мужчины замолкли и уставились на нее. Находиться под этими сердитыми взглядами даже для Лады привыкшей всегда находиться в центре внимания оказалось немного стеснительно.

– Мне нужен какой-нибудь начальник, – сказала девушка. – Хочу его кое-что спросить.

Люди расступились, и Лада увидела высокого человека, сидящего за столом, который мрачно проговорил:

– Зачем тебе начальник? И какого ранга? Я бригадир обходчиков, тоже начальник хоть и маленький.

– Можно узнать, где находится мой отец? – проговорила Лада. – Мы с ним вместе спустились по эскалатору, а дальше я ничего не помню. Его фамилия Гольдберг, он крупный финансист.

– Мы вряд ли сможем ответить вам, милая барышня, – ответил бригадир, помрачнев. – Как только начался этот чертовый солнечный ураган, то сразу погибло больше трехсот человек, у меня в смене умерли четверо, а это были крепкие сильные парни, которые на здоровье никогда не жаловались. Много скончалось пожилых людей. Если ты пройдешь по палаткам, то увидишь, что в них нет ни одного старика. Да и сейчас каждый час кто-нибудь умирает, и медики ничем не могут помочь. Если так дальше пойдет, то вообще никого не останется. Сколько твоему отцу было лет?

– Пятьдесят два, – ответила девушка. – Но он никогда не жаловался на здоровье…

– На станции ты не найдешь ни одного человека старше пятидесяти, – покачал головой бригадир. – Мне жаль, но все, кто старше, умерли, так что и твой отец вероятнее всего тоже погиб.

– Если мой отец умер, то я хочу увидеть его тело, – твердо сказала девушка. – Пока не увижу его мертвым, не поверю. И у меня есть на это право, вы согласны?

– Не стоит тебе на это смотреть, девушка, – покачал головой бригадир. – Холодильных установок у нас нет, поэтому запах, где лежат мертвые, стоит ужасный, вентиляция у нас приточная, поэтому не справляется. К сожалению, никто из нашего начальства не подумал о том, что будет столько мертвых, иначе бы поставили деструктор, и тогда не было бы столько проблем.

– Я хочу увидеть его тело, – сказала решительно Лада. – А вдруг он жив?

– Я же говорил, что не стоит уносить тела без идентификации, – проговорил хмуро высокий мужчина, стоящий у стола. – Скоро люди проснутся и станут требовать показать им тела близких, и что мы им ответим?

– Если бы мы их не убрали, то сейчас на платформе творился бы форменный ад, – вздохнул бригадир. – От запаха разложения люди пострадали бы гораздо больше. Мертвые не лучшие соседи живым, начались бы болезни, мор…

– Так что вы решите со мной? – спросила Лада. – Вы мне покажете тело отца?

– Гриша, отведи девушку к мертвым, – скомандовал бригадир крепкому здоровому мужчине, который стоял у стола. – И возьми с собой фотоаппарат, сфотографируй всех умерших, пригодится людям показывать. Ясно?

– Ладно, – пожал плечами здоровяк. – Нет проблем, сведу и покажу, а вот фотографировать лучше Сергею прикажите, у него с техникой лучше получается.

– А вообще это хороший вариант, – бригадир спокойно посмотрел на Ладу. – Девушка, вы подождите немного, через часик вам принесут фотографии, и вы сможете спокойно поискать среди них своего отца. Поверьте, мы сами в туннели без противогазов не ходим. Зачем вам смотреть на покойников и вдыхать этот ужасный запах?

– Я хочу увидеть тело моего отца, – твердо сказала Лада. – Это мое право.

– Ну что ж, право так право, – бригадир тяжело вздохнул. – Это вообще не наше дело, наша задача – пути чинить, а не истеричных барышень успокаивать, с пассажирами вообще другая служба должна работать. Гриша, своди ее. Сергей, пойдешь с ними, сделаешь фото всех мертвых. Коммуникатор мой возьми, у него зарядка больше, и качество снимков лучше.

– Пойдемте, – один из рабочих снял со стены пластиковый плащ с капюшоном. – Одевайте, там грязно, а вы такая чистенькая…

– Чистенькая? – Лада с сомнением посмотрела на свое платье, от которого ощутимо несло потом и рвотой, да и пятен на нем хватало, несмотря на то, что ткань была самоочищающаяся. – Какая я чистенькая? Мне переодеться надо и душ принять.

– Сначала сходите, куда хотели, – сказал бригадир. – А потом мы покажем вам душ и склад одежды.

Лада натянула на себя ярко-желтый пластиковый плащ и зашагала за рабочими. Они спустились с платформы, и пошли в темноту, ступая по блестящим рельсам. Гриша зажег мощный фонарь и темнота стала еще более густой и пугающей, по стенам туннеля начали метаться тени, огромные и косматые. Чувствовала себя девушка еще не очень хорошо: в голову словно вбили болезненный ржавый гвоздь, и он не давал смотреть на мир ясными глазами. Временами ей казалось, что окружающее она видит через багровую дымку – вероятнее всего от напряжения в глазах лопнуло несколько капилляров…

Гриша, пройдя метров двести, свернул в боковой туннель, и тут Лада почувствовала неприятный запах разложения, спутать который было ни с чем нельзя – пахло настолько сладко и мерзко, что даже в желудке начались спазмы.

А потом показались тела, их было много. Лада всегда считала себя девушкой сильной и невпечатлительной, но то ли на нее повлияла слабость, то ли просто выглядело все очень мерзко, но уже при виде первых трупов ее стошнило. Тем более были они женскими, и выглядели так отвратительно, что она чуть не захлебнулась рвотой и просто не смогла двигаться дальше. Сергей укоризненно покачал головой:

– Говорили же вам, девушка. Неприятное это зрелище, мы сюда ходить не любим. Хорошо хоть дождевик надела, одежду не испортила. Пойдете обратно? Гриша проводит…

– Да, обратно, – прошептала Лада. – Только у меня нет сил.

– Я вам помогу, – Гриша обнял девушка за талию и повел ее обратно. – Потихоньку, дойдем.

Ей было все равно, мертв отец или нет, потому что она вдруг почувствовала, что и сама находится рядом со смертью. Никогда до этого она не задумывалась над тем, что есть жизнь, для чего она дается и чем заканчивается. Не требовалось ей такое знание, она была вечна или почти бессмертна, жизнь казалось прекрасной, а смерть находилась так далеко, что о ней думать совершенно не хотелось. А тут за короткое время она столкнулась с таким количеством мертвых, что не думать об этом уже больше не могла.

Как такое могло случиться? Почему все умерли? Они же находились в убежище, их уверяли, что под землей с ними ничего не случится. Если бы знали заранее, то отец наверняка бы придумал что-нибудь, чтобы выжить. Получается, их обманули? Вот только что люди стояли, разговаривали, пикировались о чем-то, строили из себя могущественных богов и может быть даже были ими, и вдруг какая-то вспышка на солнце, и все мертвы, и не просто мертвы, а окончательно мертвы, и не носятся вокруг них медики с чудодейственными заграничными лекарствами, не спасают их, отдавая свою кровь.

Были и умерли, а равнодушные путевые обходчики оттащили их в темный туннель и побросали вдоль пути как рельсы или шпалы, словно это были не люди. И ее, если она умрет, также отнесут и бросят, и никто о ней никогда не вспомнит, словно и не было ее, как будто и не жила двадцать с небольшим лет, не любила, и не наслаждалась каждым мгновением. Была и нет. И разница между этими двумя словами всего одно дыхание.

Это было настолько страшно, непонятно и несправедливо, что уже одни эти мысли лишали ее сил. Но как это возможно, что умер человек и никто не расследует обстоятельства смерти, никто не пытается понять, что его убило? Где полицейские? Только тут Лада вспомнила, что тела полицейских лежали после мертвых женщин, валяющихся так некрасиво, бесстыдно, словно после своей смерти они утратили все свои представления о приличии. И телохранители – те, что оберегали ее с первых дней ее жизни, провожали и встречали из школы, тоже лежали среди полицейских, а без них она вообще не могла представить свою жизнь, так как эти крепкие ребята могли решить любую проблему. Кто это будет делать теперь?

Мысль о том, что полицейские и телохранители погибли, оказалась той последней каплей, после которой ее снова вывернуло наизнанку, и она не смогла дальше идти. Хорошо, что до людей было недалеко. Гриша сбегал до платформы, обратно вернулся уже с носилками и двумя крепкими обходчиками, они отнесли Ладу обратно в палатку, куда чуть позже пришла женщина-медик и поставила укол успокоительного, после чего девушка провалилась в темную пропасть, на дне которой плескалось море страха, безысходности и отчаяния…

* * *

Президент встал, осмотрел огромный длинный стол, за которым сидело не меньше сотни человек одетых в вечерние костюмы. Мужчины были в элегантных смокингах, женщины в длинных вечерних платьях, меняющие цвета, и поднял бокал наполненный искрящимся в свете огромных хрустальных люстр шампанским.

– Хочу поздравить вас с тем, что мы успели закончить все намеченные мероприятия в срок, – произнес он торжественно. – В отличие от нас, американцы сумели эвакуировать не больше половины своих кандидатов, англичане чуть больше шестидесяти процентов, о французах и итальянцах я не говорю, они никогда не отличались дисциплинированностью и организованностью – чуть больше тридцати процентов. Конечно, в этих странах есть свои метро и подземные убежища, и они сейчас набиты под завязку, но все-таки большую часть своих людей они хотели спасти в Афганистане и Сербии, не зря они их так старательно завоевывали еще в прошлом веке. И точно никто не догадался до игровых кресел. Это наше ноу хау, которым мы удивили весь мир. Дешево и сердито. Наши потомки будут гордиться нами. А теперь выпьем за новый мир, который появится после этого катаклизма, и проводим старый, который сейчас погибает в корчах и муках.

Президент махнул рукой, свет в зале стал гаснуть, огромный занавес начал раздвигаться, за ним показался огромный черный экран, на котором вспыхнула серебристо-багряная заря.

– Вы видите северное сияние над Европой, – прокомментировал чей-то хорошо поставленный голос. – Перед вами Биг-Бен. Темза.

Камера спустилась, пронеслась над огромным мостом со старинными часами и поплыла над тихой, замершей рекой, по которой неспешно текла огненная вода, переливаясь множеством ярких красок, в основном красных, оранжевых, багровых и пурпурных оттенков. Потом показалась набережная, на ней среди брошенных автомобилей лежали повсюду тела: мужские, женские, детские…

Камера пронеслась над ними, и взмыла в пылающее небо, а вынырнула уже над золотым мостом в Сан-Франциско. Мост был по-прежнему хорош, смотрелся изумительно хоть и давно не эксплуатировался, а над ним висела багрово-коричневая бахрома, переливающаяся всполохами.

Голос за кадром продолжил:

– Америка, Европа, Африка, Индокитай и Австралия никогда не видели Северное сияние, сейчас у них появилась уникальная возможность узреть то, что мы обычно наблюдаем в северных районах. Жаль, вряд ли кто-то сможет это увидеть, большинство населения в этих странах и на континентах погибло…

Камера клюнула вниз, пронеслась над каким-то огромным мегаполисом, улицы которого как и в Лондоне были завалены телами, и ушла вверх, показывая огненные всполохи над Атлантическим океаном. Это было поистине величественное, изумительное зрелище.

– Кадры сняты нашими беспилотниками, уникальной разработкой отечественных ученых, аналогов, которым нет в мире, только эти маленькие керамические птицы сейчас летают в атмосфере, презирая огненный солнечный ураган. Именно они направляют нам по особой связи эти уникальные кадры, и только мы можем видеть их. Не сомневаемся, это зрелище вдохновит многих музыкантов, поэтов, писателей и светохудожников здесь присутствующих на новые величественные и грандиозные произведения.

Снова загорелся свет. Президент поднял бокал и выпил. Но люди продолжали стоять и смотреть на черный экран, словно ожидая увидеть еще что-то кроме черного экрана. У многих на глазах блестели слезы. Прошло чуть больше минуты, по залу пронесся тихий вздох, люди выпили и сели, и тут же зазвучал чей-то веселый смех, его поддержал хохот с другой стороны: спасшимся не было дела до мертвого мира, их интересовали только они сами.

– А теперь, – с места встал главный распорядитель, дав возможность людям выпить и закусить. – Вы увидите, как отозвалась на кадры умирающего мира наша известная светохудожница Анюта Петрова!

Девушка поднялась с места и двинулась к огромному экрану, свет в зале стал гаснуть, повинуясь движению ее руки, в которой была зажата серебристая палочка. Перед людьми снова замелькали улицы Лондона, но теперь к каждой голограмме прилагалась своя музыка, и это показалось всем настоящим волшебством. Слезы появились теперь у всех, и это были слезы настоящего горя. Анюте каким-то невероятным образом удалось пробить почти несокрушимую броню себялюбия и эгоизма, и в какой-то момент люди в зале ощутили себя единым целым с мертвыми, лежащими на улицах, с агонизирующей землей и умирающим небом.

Голограммы в отличие от экрана давали объем, цвет и полное ощущение того, что все это совсем рядом. Да и сами ракурсы были подобраны так, что люди шарахались от взрывающихся машин и летящих на них кусков мертвых тел. И ветер, который взялся ниоткуда, неся в себе запах гари и пепла, добавлял реальности происходящему. И это было так жутко, что когда Лада, наконец, опустила руки и вернулась на свое место, по залу понеслись медицинские роботы, разнося успокаивающее и нитроглицерин, а в след за ними прошли и врачи, забирая самых взволнованных.

После ее выступления все выпили еще раз за уходящий мир, на этот раз с гораздо большим энтузиазмом, а потом начался бал, посвященный апокалипсису, ради которого в общем-то все и собрались. Конец его, впрочем, оказался непредсказуем, уже после первого танца мужчины стали срывать с женщин вечерние платья от знаменитых дизайнеров и овладевать ими прямо на паркетном полу. Впрочем, и женщины от них не отставали, бальный зал превратился в свалку обнаженных, пыхтящих, потных тел.

Смерть в любом виде возбуждает, а смерть целого мира возбуждает в десятки раз больше. Древний инстинкт размножения всегда просыпается в людях после того, как они оказывались так близки к гибели, и пусть это было только иллюзией, но эффект был тем же – человек пытался оставить свое потомство на земле, чтобы род не погиб.

Никто не ожидал такого повального греха после просмотра столь мрачной светокартины, даже сама Аня. Она просто показала смерть, а все остальное сделала ритмичная музыка и основной инстинкт.

После бала Анюта получила личный выговор от президента за этот показ. Патриарх пообещал отлучить ее от церкви за такое прилюдное непотребство, но потом то ли забыл о своем обещании, то ли просто передумал, выслушав своих советников. Аня пыталась оправдаться, говоря о том, что после близости смерти, людям требуется человеческая близость, что она не применяла запрещенные психотехнологии, и была абсолютно искренна. Но ее не слушали, ей грозили пальчиком, ругали в каждом отсеке бункера, но копии светокартины передавали из рук в руки. Уже через неделю они показывались на каждой вечеринке, в каждом бункере Москвы и за ее пределами.

Не прошло и десяти дней, как Анюта стала секс символом кремлевского бункера, и от нее теперь требовали все новых и новых произведений вызывающих желание. Какое-то время она отказывалась, но когда ее об этом попросил сам лично премьер-министр, заявив, что уладит все проблемы с церковью и с президентом, она согласилась. На ее вопрос – зачем это нужно? Премьер ответил, что людям следует отвлечься, иначе они сойдут с ума от своих мыслей. Аня, обдумав все сказанное, согласилась с тем, что секс как самое древнее чувство может спасти людей от страха и паники. И он безобиден по сравнению с отчаянием и внутренней болью. Что картины, вызывающие желание, писали художники во все времена и без них жизнь пуста.

После этого Аня начала создавать странные шедевры, в каждом из которых умирало человечество. Она использовала кадры снятые с русских беспилотников, на которых были показаны широкие проспекты столиц мира, заваленные мертвыми телами и смятыми, столкнувшимися автомобилями. Деревенские луга с мертвыми стадами овец и коров. Моря и реки покрытые толстым слоем мертвой вздувшейся рыбы. Тропические леса и саванны с засохшей растительностью. И каждая картина начиналась с фигуры крепкого симпатичного парня, с грустной улыбкой смотрящего в окно, за которым умирал мир. Звали его… впрочем, никто кроме нее не знал, как того звали и имелось ли у него вообще имя, возможно, это был обобщенный образ человечества, но именно эта фигура и поражала больше всего. И всегда в ее картинах присутствовала ритмичная музыка, которая чаще всего и пробуждала в людях нестерпимое сексуальное желание.

Ее произведения становились все более популярными, потому что они заставляли мужчин и женщин любить друг друга, а чем еще заниматься под землей в скученном пространстве бункера, когда все друг друга знают, и новых лиц нет и не будет? Еда надоедает, выпивка тоже, а вот чужие мужчины и чужие женщины не приедаются никогда…

Мгновенно ее произведения стали растекаться по подземным убежищам губернаторов и их приближенных. Им тоже хотелось приобщиться к высокому искусству, и подземная популярность светохудожницы Анюты Петровой стала настолько огромной, что достаточно было в разговоре упомянуть ее имя, чтобы мужчины и женщины начинали смотреть друг на друга оценивающими откровенными раздевающими взглядами. Оно стало своего рода паролем, который открывал вход в мир желания и любви.