Текст книги "Месть Демона"

Автор книги: Владимир Лосев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Глава девятая
Тучи сгущаются

Взглянув в зеркало, замечаю глаза убийцы

из-под нависшего низкого лба

А я был когда-то другим …

В зале занималось около тридцати мальчишек и девчонок, вел занятие по каратэ Сергей, я его знал, когда-то тренировались вместе, только он, в отличие от меня, продолжал заниматься этим все эти годы и достиг неплохих результатов.

Даже не знаю, какой у него сейчас дан, но шансов победить его, у меня не было ни раньше, и уж тем более нет сейчас.

Я поклонился еще раз старым стенам и прокрался к старику за спину. Тот сидел одетый в серое кимоно, бормоча что-то себе под нос, глаза его были закрыты – казалось, что он не замечал ничего вокруг.

Я бесшумно и незаметно, как мне казалось, сел сзади и протянул руку, чтобы потрепать старика по плечу.

– Зачем крадешься? – спросил он насмешливо, не оборачиваясь. – Пришел незваным, зашел с заднего входа, двигался тихо и бесшумно. Прошел за матами так, чтобы тебя никто не увидел из учеников. Хочешь кого– то убить? Может быть меня?

Я опешил на мгновение, но быстро пришел в себя. Старик все еще находился в хорошей боевой форме, маразмом здесь и не пахло. К нему и раньше было невозможно незаметно подкрасться сзади – казалось, что у него глаза имелись и на затылке.

– Нет, убивать я вас не хочу, Николай Васильевич, А пришел тихо и незаметно, чтобы поговорить с вами. У меня наступили трудные времена, и мне нужен ваш совет.

Наслышан о твоих проблемах. Рассказывали, что тебя ищут бандиты…

Говорить было трудно, приходилось напрягать голос, шум в спортзале стоял еще тот. Слышались звонкие удары, крики, команды…

– Громко, – пробормотал я. – Для разговора надо бы найти местечко тише.

– Так ты точно не хочешь меня убить? – старик наслаждался ситуацией, глаза он по– прежнему не открывал, хоть уже вряд ли находился в трансе.

– Нет, не хочу, и никогда не хотел…

– Даже не знаю благодарить тебя за это или осуждать, – тренер зашевелился. – Иногда так устаешь от жизни, что быстрая кончина кажется спасением, хоть и понимаю, что смерть только дверь, а за ней каждый найдет свои проблемы. Если убивать не хочешь, то пойдем – у меня есть ключ от тренерской комнаты, там и поговорим.

Он встал, Сергей заметил, наконец, меня и наклонил вопросительно голову.

Николай Васильевич сделал рукой непонятный для меня знак, который видимо что-то объяснил, потому что Сергей сразу отвернулся и занялся учениками, а из его глаз исчезло недоумение.

Тренерская комната находилась сразу за раздевалкой. Она была большой и пустой, на стенах висели деревянные мечи и другие принадлежности для обучения, в углу стоял письменный стол, заваленный бумагами, перед ним два потертых кресла, а на пол была брошена циновка. Старик опустился на нее, закрыл глаза и замер в позе лотоса.

– Чего стоишь? – спросил он, когда я недоуменно посмотрел на него. – Ты хотел поговорить, а я согласился тебя послушать.

Слушать мне нравится в такой позе, в ней ничто не остается без внимания, даже твое энергетическое состояние, а ты уж сам выбирай себе место и позу, в которой будешь говорить.

Я сел в кресло, оно было продавленным, жестким, и очень неудобным – что ж придется терпеть…

Еще одна иллюстрация к вопросу о том, что выбираем в жизни…

Неудобно, плохо, но буду страдать. А мог бы, прежде чем принять решения, сначала взвесить все и обдумать. Не зря же мне предложили выбирать? Значит, имелся какой-то подвох…

– Дело в том, что для меня настали сложные времена… – начал я и замолчал. Говорить почему-то стало трудно. Может быть потому, что Николай Васильевич на меня не смотрел, или потому, что мне неожиданно захотелось встать и уйти?

Или может оттого, что болью сжалось сердце? Мне не хотелось думать, анализировать и вспоминать…

Что-то происходило рядом, это касалось меня, и было смертельно опасно.

Зато лицо тренера стало неожиданно спокойным, умиротворенным и бесстрастным.

– Я продолжаю слушать тебя, – произнес он чуть слышно. – У тебя напряженный голос, тебе действительно очень трудно сейчас. Ты боишься за свою жизнь…

Я чувствую стеснение в твоей груди, а также дрожание рук слишком велико, вероятно, это от плохих снов…

Но, вероятно, все-таки не страх смерти, а то, что я пока не понимаю. Продолжай, раз начал…

Да…старик был в своем амплуа, он действительно слышал и понимал все. Можно было рассказывать…

Я вздохнул:

– Все началось с того, что убили ангела.

Сначала надругались, а потом взрезали ему живот и уехали, оставив умирать. Девушка проползла почти сто метров. Я не знаю, куда она ползла. Может быть, искала людей, которые могли бы ей помочь, но никого не было рядом. Она умерла, одна, глубокой ночью, в кустах шиповника, а нашли ее только через неделю. Тело было обезображено гниением. О чем она думала перед смертью, никому неизвестно. Когда я узнал о ее смерти, то мир потемнел для меня, словно солнце ушло навсегда…

Видимо, очень хотела жить, прокомментировал тренер. – Вероятно, считала, что многое не успела. Ее смерть не была запланированной, она не готовилась к ней, поэтому чувствовала незавершенность жизни. Смерть пришла к ней внезапно – это плохо…

– Она действительно мечтала о многом, ждала этого и готовилась к будущей жизни, а не к мучительной смерти. Думаю, она какое-то время даже не понимала, что умирает. Ей было больно, плохо, но еще верила в то, что ей удастся спастись, принять смерть было для нее слишком обидным…

Николай Васильевич поднял вверх руку, потом резко опустил:

– Слова сказаны, возможно, они в чем-то верны, но это всего лишь слова…

Я перевел дыхание:

– Мне было трудно, эта девушка была тем, что придавало смысл моей жизни. А после ее смерти даже солнце почернело от горя, и стало тусклым. Я плакал, а потом решил отомстить…

– Ты находился в гневе? – спросил Николай Васильевич. – Кипел от злости? Ненависть к тем, кто это сделал, туманила твой рассудок, и поэтому ты не понимал своего решения?

Странные он всегда задавал вопросы, возможно, был в них свой смысл, только никто его не понимал.

– Я был расстроен и печален, и на самом деле не знал, кому и за что мстить. Моя душа плакала горькими слезами, я ненавидел себя за то, что не сумел ее защитить, и от этого мне хотелось умереть самому. Да, мой рассудок был затуманен…

– Ты решил сделать харакири на пороге дома своего обидчика, чтобы опозорить его перед друзьями и врагами? – удивленно приподнял брови Николай Васильевич, по-прежнему не открывая глаз. – Для того чтобы мстить – нужно жить. Смерть, как месть, уместна только в этом случае.

Я не смог сдержать горькой усмешки:

– Учитель, такая месть не практикуется с тех пор, как исчезли самураи. В сегодняшнее время – это кроме смеха ничего не вызовет, воины потеряли честь…

– Не воины, а те, кто себя ими считает, – поправил меня старик. – Понятие чести меняются вместе с миром. На смену одному поколению приходит другое, и оно несет в себе иной взгляд. Я показал тебе абсурдность твоих слов и только. Чтобы нести другим смерть, нужно очень любить свою жизнь…

– Да, тренер, но мне по-прежнему хочется умереть, возможно, потому что враги умирают, а боль не уходит.

– А кто тебе сказал, что смерть врага уменьшает боль от твоей потери? – тренер удивленно открыл глаза. – Это разные чувства – месть и горе утраты. Тот, кто надеется, что после смерти последнего врага уйдет его душевная боль – просто глупец.

– Это сказано обо мне, – я вздохнул. – Но боль в моем сердце становится только острее…

– Пепел Клааса стучит в моем сердце, – пробормотал тренер. – Все повторяется в этом мире…

– Что?! – не понял я. – Я не расслышал…

– Не обращай внимания, так, вспомнил кое-что из того, что прочитал в детстве. Но вернемся к твоим проблемам. Ты должен осознать, что месть не уменьшит твою боль, она сделает ее только горше. От душевной боли лечит только одно лекарство – время: если жить достаточно долго, как например я, многое теряет смысл, в том числе и прошлые потери. Особенно в преддверии смерти…

– В преддверии?

– Что тебя так удивило? Тебе никто не рассказал о том, что все когда-нибудь умирают?

– Рассказывали…

– Тогда ты должен знать о том, что мы все уйдем рано или поздно. Что там, куда мы уходим, все земное теряет смысл. И те, что ушли раньше, гораздо более счастливы, чем мы. Убивая своих врагов, ты просто прекращаешь их мучения на этой земле и отправляешь их в иное лучшее место.

– Не очень-то они и мучаются на этой земле, скорее наоборот – им здесь хорошо, это нам трудно и плохо…

– Сластолюбие еще никого не сделало счастливым…

– Я понял, тренер, вы хотите мне сказать, что можно их не убивать, это мне не поможет, но все равно не откажусь от мести.

– Хорошо. Я тоже считаю, что те, кто убивает ангелов, не могут называться воинами. Как ты исполнил свою месть? Я горько усмехнулся:

– Просто напился на похоронах…

Странный способ… в истории неизвестен такой вид мести, – ирония зазвучала в голосе тренера. – И что у тебя получилось в результате? Враги осознали твое презрение к ним, и ими овладел глубокий страх перед суровым наказанием? Они очень расстроились? Я вздохнул:

– Да, по крайней мере, один из них осознал, что он совершил, и после этого умер…

– Его так опечалило твое пьянство, что от этого у него случился сердечный приступ? —

Николай Васильевич веселился, но его слова не были обидными. Он действительно хотел мне помочь, я чувствовал это. – Если это так, ты нашел нечто чрезвычайно ценное для человечества, мне нравится такой способ разрешения всех наших конфликтов. Мы сможем распустить армии и открыть границы.

Нам не нужны больше будут суды и милиция, но наверно потребуется открыть больше пивных, и тогда каждый будет знать, что если он выпьет, то его месть осуществится…

– Этот человек умер не от сердечного приступа, его убили моим ножом, тем самым, что вы посоветовали мне когда-то сделать.

– Хороший нож от крови врага должен стать еще благороднее. Как ты его убил, расскажи? Бросил ему вызов, когда он находился с друзьями в каком-то питейном заведении, или оскорбил его, когда твой враг проходил по улице, назвав его низким и недостойным воина словом?

Я не понимал старика, он говорил так, словно за окном был пятнадцатый век, а не двадцать первый, и убивать своих обидчиков было нормой. Впрочем, он мне всегда казался странным, и если бы это было иначе, я бы не пришел к нему. То, что обо мне думают нормальные люди, известно.

– Я не убивал его, месть совершил один мой хороший знакомый.

– Замечательно – учитывая все то, что ты сказал только что. Выходит, это не твоя месть?

– Не знаю, – я развел руками. – Нож мой, и я, кажется, находился рядом, может быть, даже помогал.

Странные слова произносишь, – Николай Васильевич нахмурился. – Но слушаю тебя дальше, возможно я что-то упустил в твоей сбивчивой речи.

– Бандиты считают, что именно я убил этого человека…

– Из-за ножа?

– Нет, о нем они еще не знают. Просто после недолгого обдумывания решили, что всего два человека в нашем городе способны на месть за ангела, один я, а второй – тот, кто убил первого насильника. Но на него они не думают, потому что он имеет железное алиби.

– Становится с каждой минутой все комичнее и курьезнее, тренер тихо рассмеялся. – Тогда объясни, в чем твоя проблема?

– Я не знаю – убивал ли я, или просто стоял рядом…

– Главное не как убить, хоть это тоже имеет значение, важно кого ты убил. Если тобой был убит тот, кто надругался над ангелом, в этом нет ничего зазорного…

– Учитель за окном другое время и другая страна. Понятие благородства, чести потеряли свое значение. Теперь главным стали законы, а не суть того, что происходит. Меня за убийство, которого я, возможно, не совершал, могут посадить в тюрьму до конца моей итак не очень хорошей жизни…

– Когда ты собрался мстить, то должен был знать, чем все закончится, – Николай Васильевич открыл глаза и улыбнулся. Столько в этой улыбки было задора, доброты и поддержки, что у меня внутри на мгновение что-то отмякло. – Я еще не впал в старческий маразм и помню, в какое время мы живем. Если у тебя проблема с властью, нужно искать одно решение, а если проблемы с самим собой, требуется другое. Так?

Я кивнул. Нет, он по-прежнему понимал все, что я ему говорил, только его понимание шло на другом неизвестном мне уровне.

Я еще ничего толком не сказал, а он уже что-то понял. Говорил действительно путано, может быть, потому что еще не сформулировал проблему для себя. Тогда этот разговор мне нужен вдвойне…

– Простите, учитель. Боюсь, что у меня проблемы и с властью и с самим собой.

– Продолжай, – Николай Васильевич снова закрыл глаза. – Попытаемся для начала понять твои мотивы и желания. Если они были чистыми, то решение найдется. Если тобой двигали неправедные желания, тогда придется принять наказание, каким бы жестоким оно не было. Что ты от меня хочешь? Зачем пришел?

– Мне нужен ваш взгляд на мир, – я заерзал в кресле. Нет сидеть в нем определенно неудобно. – И еще я бы и сам хотел понять, в чем моя проблема, а потом попробовать найти решение.

– Хорошо, – кивнул тренер, по-прежнему не открывая глаза. – А кресла эти когда-то поставил здесь я. Они не были такими неудобными и жесткими, как сейчас, на самом деле я сам сделал их такими. У меня никогда не было времени на долгие и пустые беседы, которые требовались многим людям. Я задумался и нашел решение – как видишь, оно оказалось довольно простым.

Посидев в этих неудобных креслах, люди быстро находят нужные им слова и заканчивают пустой разговор. Важно и то, что люди не понимают, им просто не хочется долго со мной говорить, и поэтому на меня никогда не обижаются.

Как ты думаешь, что я тебе пытаюсь сказать?

– Не знаю… – честно ответил я. – Причем тут кресла?

– Мы используем решения в жизни, подсказанные нам другими людьми, книгами, фильмами, они не всегда правильны и часто неэффективны. Путей к истине ведет много, и если ты не можешь пройти проторенной дорогой, то это совсем не означает, что верного пути нет – просто ты идешь не туда.

Нужно осознать проблему, потом найти решение. Обычно первая мысль, которая приходит тебе в голову, не самая лучшая, большинство людей довольствуются именно этим, мудрые же находят то, что не замечают остальные.

Я пытаюсь тебе объяснить, что существует много способов решения той или иной проблемы. Месть не была лучшим решением, она просто понятна, но даже и в ней можно найти множество вариантов, в том числе и гораздо более безопасных, чем выбрал ты.

– Начинаю осознавать, ощущая на своей шкуре неприятные последствия, – грустно усмехнулся я. – Наверно, мне нужно было сразу придти к вам.

– Часто не мы идем, а нас ведут, – вздохнул Николай Васильевич. – Так бывает, человек многого не видит, потому что у него шоры на глазах. Знаешь, что такое шоры?

– Нет, это мне неизвестно.

– Обычно шоры прикрепляют лошадям, это такие кожаные пластинки с боков головы, и лошадь видит только то, что у нее спереди, говоря сегодняшним языком, имеет туннельное зрение. – Понятно…

– Так вот, когда у человека шоры на глазах, он видит только то, что ему показывают, так сказать, ущербную картинку мира, неполноценную. Обычно это делают, когда кто– то хочет, чтобы человек шел только в том направлении, которое ему указано.

– Тогда нас у всех шоры на глазах, – мрачно пробормотал я. – Мы все без исключения видим немногое, а понимаем еще меньше…

– Вот-вот, кажется, до тебя что-то начинает доходить, – усмехнулся Николай Васильевич, по-прежнему не открывая глаз. – Сердцебиение успокоилось, температура понизилась, адреналин из крови ушел, можешь говорить дальше. Итак, тебе известно, что оружием убийства послужил нож, а мотивом стала месть за убитого ангела. Так?

– Да, тренер.

– Хорошо, как я понял, ты, хоть и не убивал сам, но находился рядом?

– Да, но я не уверен…

– Почему?

– Я хотел отомстить, и мог наверно, это сделать, если бы мне помогли, но ничего не помню… Для плодотворного продолжения нашего разговора, нам нужно понять, имел ли ты право на эту месть? – Николай Васильевич открыл глаза. – Не всегда человек может себе это позволить…

– Право на месть? – Я даже подскочил в неудобном кресле. – Разве на это нужно иметь право?

– Если ты живешь в мире, не зная и не понимая его законов, значит ли это, что их нет? – тренер усмехнулся и снова закрыл глаза. Видимо он увидел в моем лице то, что хотел. Злость, бешенство, растерянность? – Неужели ты так наивен и считаешь, что все в этом мире происходит само по себе, хаотично и бесцельно? Или все-таки существует нечто, управляющее нашими мыслями и желаниями?

– Не знаю, учитель, я пытаюсь что-то понять, но как только мне кажется, что начинаю постигать некоторые закономерности, все снова скрывается в тумане.

– Ты просто пока не готов. Знание приходит не ко всем, а только к тем, кто может использовать его в благородных целях. Бодливой корове бог не дает рогов. Итак, мы пытаемся понять, имел ли ты право на месть? Попытаюсь объяснить свой вопрос. Если убили кровавого убийцу, держащего в страхе весь город, в том числе и своих близких, должна ли его семья мстить за маньяка? Имеет ли право?

– Не знаю…

– Вот-вот, – Николай Васильевич грустно усмехнулся. – Обычно за таких людей никто и не мстит, потому что право родственников на месть не признается людьми. А ты имел право кого-то убивать?

– Думаю, да, – я вздохнул, голос у меня на мгновение задрожал, когда вспомнил ее огромные глаза, на которых сверкали слезы как крупные бриллианты. Они стоили дорого эти слезы, в них было много карат…

 
Слезы – не просто вода.
В них столько же соли, как в море.
Или в крови…
Получается, что плача, мы истекаем кровью…
Или пытаемся создать море, из которого появились,
Чтобы вернуться обратно?
 

Николай Васильевич слегка кашлянул:

– Так в чем заключается твое право?

– Она была ангелом. Я ее боготворил. Эта девушка никому не причинила зла, никогда не знала мужчины и была девственницей. Ее грубо изнасиловали, потом взрезали живот, чтобы она умирала в муках. За такое нужно убивать, даже если бы эта девушка не была ангелом. Те, кто совершил такое, вряд ли могут называться людьми…

– Поверь мне, они люди, – вздохнул тренер. – Человеки всегда – либо хуже зверя, либо лучше…

– Бывают и люди-звери, например, оборотни…

Тренер улыбнулся:

– Нельзя приручать хищных зверей, они перестают бояться запаха человека, и когда уходят, часто убивают своих прежних хозяев, потому что не считают себя кому-то принадлежащим. Здесь истоки страха перед оборотнями начало легенд с ними связанных, но в первую очередь это страх перед предательством. Ты доверяешь кому-то, впускаешь его в дом, а он нападает на тебя, когда ты спишь…

– Никогда не думал об этом.

Самое страшное происходило в деревнях, когда люди вдруг обнаруживали, в доме закрытом изнутри мертвую семью, только голый подросток сидел и плакал, разглядывая окровавленные руки.

– Оборотни существуют, учитель? Вы говорите об этом так, словно уверены в их существовании…

Оборотни существуют, и всегда существовали, но они опасны только для тех, кто не ожидает нападения. Они уязвимы и смертны а, находясь в зверином облике, не очень хорошо соображают, поэтому убить их обычно не составляет большого труда, несмотря на то, что у них хорошо заживают раны.

Я улыбнулся. Нет, пришел сюда определенно не зря. Николай Васильевич не отвергает неизвестного знания, принимает его и исследует. И верит, что все когда-то имело место быть на этой несчастной земле…

– Спасибо, – я поклонился. – Мне нужны были эти слова.

– Какие? – удивился тренер, и приоткрыл один глаз. – У тебя снова увеличилось сердцебиение. Значит, я сказал нечто тебя взволновавшее? Тогда продолжим. Итак, ты уверен в том, что имеешь право на месть, только потому, что считал эту девушку ангелом? Возможно ли, что ангелом она была только для тебя, а не для всех, и боготворил ее только ты?

Я вспомнил лицо сестры, она говорила мне то же самое:

– Я не прошу мести за то, что она казалась человеком. А вот за то, что была ангелом, должны просить мести все остальные люди. Или хотя бы те, кто осознали, что жизнь их стала гораздо ужаснее, потому что из нее ушла надежда.

– Я один из обычных людей, – грустно усмехнулся Николай Васильевич. – И все еще не осознал, что моя жизнь изменилась. Возможно, должно пройти время?

– Возможно, – я вздохнул. – А пока я прошу смерти для тех, кто это совершил.

– Ты можешь попросить чужой смерти только у бога, люди не распоряжаются жизнью того, кого убивают. Мы говорим о том, есть у тебя право на месть или нет. Если я сочту, что оно у тебя есть, то помогу тебе. А если решу, что нет, тебе придется уйти.

– Я пришел за советом, поблагодарю и за помощь, а право на месть дает мне мое сердце, оно заледенело от тоски. Мне не нужно ваше разрешение… – Прости, что заставляю тебя говорить об этом, – Николай Васильевич снова открыл глаза, в них было понимание. – Я знаю, о какой девушке ты говоришь. Я помню ее и тоже считаю, что она не заслужила такую смерть, но не нам это решать, для этого существует высший суд. Она ведь могла и отрабатывать прошлую карму…

– Для меня она была ангелом, я смотрел на нее, и мне хотелось жить. А теперь уже не хочется. Сердце мое полно горечи, и ее становится с каждым днем в нем все больше и больше, кончится это тем, что оно не выдержит и разорвется.

– Право мести принадлежит крови, – спокойно продолжил тренер. – К близким родственникам ты не относишься. Ты не был ее мужем и даже возлюбленным…

– Отец Ольги лежит в больнице с инфарктом, его мать находится рядом с ним, потому что боится потерять еще и его. Других близких родственников у девушки нет.

– Кто делегировал тебе право на месть – ее мать и отец?

– Нет, сам так решил. Мне не хочется жить, значит, я погибну рано или поздно, так почему бы перед этим и не уничтожить мерзавцев, это сделавших? Люди будут мне благодарны…

– Одни возможно и поблагодарят, другие возненавидят. Все не так просто и однозначно. Я тебя услышал, причина мести мне понятна, думаю, другие, думаю, тоже осознают твое право. Я признаю благородство твоих намерений. Надеюсь, ты понимаешь, что это не простые слова…

Я понимал. Пожалуй, ради того, что сейчас услышал, стоило рискнуть, чтобы придти сюда.

Мой тренер, человек, которого я безмерно уважал, считал мою месть благородной и справедливой. Это значило, что с этого момента я смогу рассчитывать на его поддержку и влияние.

Он станет тем прочным тылом, который обеспечивает любое наступление. И вероятно, я смогу не опасаться милиции, У Николая Васильевича в ней служили многие ученики, некоторые из них добились высоких званий и чинов.

– Продолжай. Я услышал, что кто-то убил человека клинком, сделать который научил тебя я, и только что признал, что, помогая убивать, ты не преследовал низменных мотивов, а только возвращал долг смерти роду убийц. Что ты еще хочешь от меня услышать?

– Меня беспокоит то, что я ничего не помню.

– Ты не помнишь своего убийства, и поэтому твое чувство мести не удовлетворено?

– Чувство мести, действительно, не удовлетворено, – немного смущенно признался я. – В убийстве и изнасиловании ангела участвовало несколько человек, некоторые из них еще живы, но людьми я их не могу назвать…

– Почему ты не можешь их так назвать? – удивился Николай Васильевич, его глаз насмешливо блеснул из-под полу прикрытого века. – Человек – общепризнанное название нашего вида. И за этим видом признается умерщвление своих сородичей множеством мерзких способов. И насколько я знаю, из мести за девушку убит был не один человек…

– Откуда вы знаете?

– Я, как и ты, тоже живу в этом городе, несмотря на то, что я многое не хочу знать, интерпретация отдельных событий достигает моих ушей

– Да, убит не один – пятеро, но смерти продолжатся… – Ты хочешь сказать, что твое чувство мести не будет удовлетворено, пока не умрут все, кто участвовал в осквернении ангела?

– Да, именно так, но я не уверен в том, что мне удастся так долго прожить, чтобы отомстить всем…

– Даже если ты сумеешь всем отомстить, готовься к тому, что твоя душевная боль только усилится. Исчезнет то, что заставляет тебя жить сейчас, и тебе придется искать другие причины для продолжения своей жизни, потому что горечь утраты никуда не уйдет…

– Я понимаю. Но меня беспокоит не это, а моя потеря памяти. Не помню самих убийств, потому что кто-то другой живущий во мне убивал этих людей. Меня беспокоит он…

Николай Васильевич открыл глаза, в них была печаль и усталость. Все-таки старый человек, и ему, наверно, тяжело сидеть в позе лотоса и слушать мой бред.

– Ты думаешь, что я ничего не знаю о тебе? Считаешь то, что происходило с тобой и будоражило какое-то время весь город, прошло мимо моих ушей?

Когда я услышал о том, что ты избил троих учеников своей школы, то насторожился. Я тренировал вас всех и знаю, на что способен каждый из вас. Это не твои возможности, ты не смог бы их избить, у тебя бы на это не хватило бы ни сил, ни умения…

Не мог, – согласился я. – Когда я выпил в первый раз спиртное, во мне что-то пробудилось, не знаю что или кто, и ничего не помню.

– Я знаю, мне рассказывали, – тренер задумчиво хмыкнул. – Я пролистал много книг, в поисках подобного. Мне было это интересно, к тому же искренне хотел тебе помочь.

– Вам удалось что-то узнать?

– Я узнал многое, но для того чтобы понять, относится ли прочитанное к тебе, мне придется задавать разные и не очень удобные вопросы. Ты готов отвечать?

– Надеюсь, что готов, – ответил я, ерзая в неудобном кресле. Все лучше понимая тех посетителей, которые спешили изложить быстро все свои проблемы, и удалиться. Сидеть в этом кресле было настоящей пыткой, только очень серьезные вопросы могли задержаться кого-то в нем…

Тренер улыбнулся, по-прежнему держа глаза закрытыми. Действительно, место себе выбирал я сам. Если сидеть на циновке в позе лотоса для тебя естественно, ты не полезешь в неудобное кресло…

Вот в этом и есть замечательное качество тренера, всего-то прошло пять минут нашего общения, а я уже из сидения в неудобном кресле вывел новый закон бытия.

 
Всё кажется изящным, когда стоишь вдали.
Но, подойдя, увидишь гниющие цветы.
Где тот пейзаж, которым любовался
мгновением назад?
 

Именно благодаря Николаю Васильевичу, я начал писать стихи, похожие на хайку, завораживающие своей бессмысленностью. Но, почему-то читая их, возникает желание жить дальше, любоваться рекой и луной, и относиться ко всему, что с тобой происходит в жизни с пристальным вниманием и любопытством, без гнева и страха.

– Итак, когда произошло первое твое изменение или перерождение? – спросил он. —

Все термины будут неточны, пока я не сумею понять, что с тобой происходит…

– Это произошло впервые в десятом классе, когда мы провожали своего тренера по волейболу, я был капитаном команды и выпил спиртное в первый раз.

– Ты впервые выпил в пятнадцать лет? – в голосе Николая Васильевича прозвучало неподдельное изумление. – Неужели до этого ты не пробовал даже пива?

– Нет, не довелось, – грустно усмехнулся я. – Родители не считали нужным меня к этому приобщать, а во дворе я держался от ребят немного в стороне, занимался спортом, времени оставалось мало…

– Так… – тренер задумался. – Нет, определенно мне это пока ничего не дает.

– Но я действительно не знал, что такое алкоголь до пятнадцати лет…

– Объясняю… – хмыкнул тренер. —

Практически все магические превращения начинаются в возрасте полового созревания.

Почти во всех книгах написано, что все изменения впервые происходит именно в это время у мальчиков, и у девочек. Поэтому мне пока непонятно, то ли это связано с алкоголем, то ли с твоим половым созреванием. Возраст смущает…

– Девочки тоже становятся оборотнями?

Но почему я об этом ничего не слышал?

– Оборотень – не половой признак, а нечто другое, – усмехнулся Николай Васильевич. – Более всего похоже на тяжелое заболевание, связанное с изменением генетической структуры. Проще говоря, геном человека частично заменяется геномом зверя. Часто это происходит тогда, когда кого-то покусает зверь, волк, лисица, или медведь, и человеку удается выжить.

Николай Васильевич открыл глаза и полюбовался моей ошарашенной физиономией: – Что тебя так удивило?

– Как можно выжить после нападения медведя или волка?

– Это нечасто происходило, – улыбнулся тренер. – Да и звери не всегда несли в себе вирус этой болезни.

Оборотней во все времена было не так уж много, а как только уничтожили почти всех диких зверей, то и покусанных зверьем людей почти не стало. Оставшихся оборотней легко уничтожили, теперь они стали больше легендой, мифом…

Уничтожили? Но насколько я понимаю, это сделать не просто…

– Не просто, но человек изобретателен.

Он за многие века научился бороться с разными страшными явлениями, именно поэтому и выжил. Многие знания утеряны, потому что передавались в виде былин и устных рассказов, но даже из того, что сохранилось, ясно, как много ужасного происходило еще пару столетий назад.

– Но что-то же все равно осталось?

– Да, конечно, кое-что до нас дошло, – покивал Николай Васильевич. – Оборотней много водилось в двенадцатом, тринадцатом веках, именно с той поры и происходят множество рассказов, былин и ужасных историй. Тогда был всплеск, потом все пошло на убыль.

– А в чем причина?

– Мы этого точно не знаем, то ли зверей не стало, то ли сам вирус мутировал. Кстати есть упоминание о способах лечения этого заболевания у древних лекарей, результатов они кое-каких достигали, правда, человек после такого лечения получал обезображенное тело и жил недолго.

Я сначала решил, что у тебя как раз такой случай. Кстати, тебя не кусала собака, похожая на волка?

– Нет, – покачал я головой. – Я бы запомнил, меня собаки не кусают…

– Собаки? – Николай Васильевич открыл глаза. – Когда ты проходишь по улице, тебя провожают лаем все собаки, а потом поджимают хвосты и убегают?

– Ничего такого со мной не происходит, – грустно рассмеялся я. – У меня много знакомых собак, они спокойно обнюхивают и идут дальше по своим делам. А вот у того, кто живет во мне, похоже, с собаками проблемы…

– Твое превращение всегда происходит в полнолуние?

– Нет, не в полнолуние, в любое время дня и ночи, стоит мне выпить.

– Ты не оборотень! – уверенно заявил тренер. – Этот вариант можно спокойно отбросить. Я назвал все симптомы, ни один не совпал.

 
Сверкают капли крови В холодном свете звезд
Шкура в клочья,
Раздроблены ребра…
Но я жив и еще вернусь вместе с полной луной…
 

– Так кто же я?

– В нас людях много странного… Нужно разговаривать дальше, тогда я может быть что-то и пойму и смогу помочь тебе…

Почему ты побледнел? – Николай Васильевич открыл один глаз. – Сердцебиение снова усилилось. Чего ты испугался?