Текст книги "Адмирал Ушаков"

Автор книги: Владимир Снегирев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

–сего потребуют? Не знаю. Кроме одной опасности ничего не предвижу».

Али-паша нс мог не знать о таном состоянию русской эскадры и о других испытываемых ею тогда затруднениях. Многие были убеждены, что он воспользуется этим и осуществит свой дерзкий план. Но замысел его так и остался всего лишь замыслом. Одной только словесной угрозы русского адмирала оказалось достаточным, чтобы обуздать алчного деспота, перед именем которого дрожало всё Адриатическое побережье Балканского полуострова, Ионический архипелаг и места, сопредельные с ними.

9. БОРЬБА С ФРАНЦУЗАМИ В ИТАЛИИ. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ

Одновременно с другими делами Ушаков занялся приведением в порядок своей эскадры, большинство судов которой пришлось подвергнуть основательному ремонту. В этом вообще была крайняя необходимость, да к тому же русской эскадре вскоре пришлось действовать в западной части Средиземного моря.

Австрия, разбитая французами на сухопутном театре военных действий, обратилась за помощью к России. Павел согласился помочь ей, и весной 1799 г. Суворов во главе русско-австрийских войск вступил в северную Италию. Начались громкие победы суворовских чудо-богатырей, одержанные вопреки противодействиям австрийцев, как всегда, ненадёжных и вероломных союзников. Решающее значение для сухопутной кампании 1799 г. имела битва при 'Нови (15 августа), когда французская армия была наголову разбита и остатки её с великим трудом спаслись от плена. Осенью 1799 г. французы, понеся ряд поражений, были вытеснены из северной Италии, где за ними оставалась тольхо часть прибрежной Генуэзской области. Но з южной части Апеннинского полуострова во власти интервентов находились Римская область и Неаполитанское королевство, король которого Фердинанд IV взывал о помощи к Павлу. Царь благосклонно отнёсся к просьбе Фердинанда и в повелениях, данных Ушакову и Суворову, приказал помочь русским флотом и войском неаполитанскому королю, бежавшему на остров Сицилия, в Палермо.

Сузоров предложил Ушакову послать отряд судов в Адриатическое море для блокады Анконы (город Римской области), откуда французы могли угрожать коммуникациям в Адриати-

ческом море. 1 мая к Анконе и в Венецианский залив была отправлена союзная эскадра под командованием контр-адмирала Пустошкина ^{42, а ещё за две недели до этого Ушаков отрядил к восточным берегам Италии небольшую эскадру под командой капитана Сорокина. Неожиданное появление отряда Сорокина в Бриндизи вызвало среди неприятеля такую панику, что-французский комендант, только что усевшийся со своим штабом обедать, тотчас же бросился бежать из города, увлекая за собой весь гарнизон. Бриндизи был взят без боя.}

Отсюда, держась возможно ближе к берегам, Сорокин проследовал к северу, получая отовсюду известия о том, что один лишь слух о приближении русских моряков заставляет оккупантов бежать внутрь страны. Развевавшиеся в прибрежных городах и селениях итальянские флаги наглядно подтверждали это известие. Плавание эскадры Сорокина до Манфредонии сопровождалось восторженными овациями с берега в честь России.

В Манфредонии был высажен десант в 600 человек под. командой русского (капитан-лейтенанта Белли, который занял Фоджно. Отсюда десант, по просьбе представителя Фердинанда IV, был отправлен в Неаполитанское королевство. Выступивший навстречу Белли двухтысячный неприятельский отряд, рассеялся без боя, и русский десант, по дороге подкрепляемый вооружёнными отрядами местных добровольцев, быстро пересек страну с востока на запад. 1 июля Белли подошёл к Неаполю со стороны Везувия н Портичи. Гарннзоны Портичи и форта Гранателло заблаговременно оставили укрепления и город. Заняв форт, Белли продолжал наступать вдоль берега, где прибрежный форт Виньеоно оказал отчаянное сопротивление. Оно было сломлено, после чего произошло сражение около самого Неаполя, когда противник под командой генерала Виртцэ был наголову разбит небольшим отрядом Белли. Согласно плану союзников Нельсон должен был приттн в неаполитанские веды с 17 судами ещё до прибытия туда русских, но английский адмнрал со своей эскадрой пришел тогда, когда почти всё уже было кончено.

Необходимо отметить, что после взятия Неаполя качались неистовства монархистов и ополченцев, не дававших пощады никому из побеждённых республиканцев. Нельсон, повесивший⁴² на мачте английского корабля республиканского адмирала Кара-

чиолло, поддерживал подобную .расправу. Напротив, русские, которых население провозгласило спасителями города, несколько дней одни сохранявшие порядок в Неаполе, взяли на себя примирительную миссию. Для разбора действий сторонников республики была учреждена Хунта (временный верховный суд), быстро превратившаяся в средство для мщения и сведения личных счетов. Беспрестанные доносы, признания, вынужденные пыткой, личные мщения ввергали в тюрьмы многие сотни обвинённых. Осуждённых расстреливали из пушек, другим рубили головы на эшафотах или вешали. От этих ужасов терроризованное население искало спасения у русских. Дома, занятые нашими моряками, были домами-убежищами, ибо неограниченное уважение к русским охраняло их жилища от вторжения « обысков агентов Хунты. Белли иногда тайно помогал ложно обвинённым, ни в чём не повинным людям бежать из Неаполя; в других случаях он прямо обращался к Хунте с просьбой о помиловании, и его ходатайство всегда бывало удовлетворено. Старания русских сдержать террор вызывали глубокую к ним благодарность неаполитанцев. «Срам Италии и слава русским!» – писал по этому поводу итальянский историк Ботта.

Действия Белли с горстью матросов и солдат с момента высадки нашего десанта у Манфредонии не могут быть названы иначе как выдающимся подвигом. Павел должным образом оценил его: Белли, только что произведённый в капитаны 2-го ранга, был награждён орденом Анны 1-й степени, которым награждались лишь генеральские чины. Суворов .писал царю: «Сделанное капитан-лейтенантом Белли в Неаполе доказывает, что русские люди на войне всех прочих бить будут, да и тех, кои с «ими, тому же научат». Нельсон также отозвался о действиях нашего десанта в Неаполе самым лестным образом.

Король Фердинанд продолжал обращаться к Ушакову с настойчивыми просьбами о помощи и получил, наконец, его согласие на приход со всем флотом из Корфу к Неаполю. Закончив исправления кораблей, Ушаков 3 августа проследовал в Мессину. Союзная эскадра состояла из 9 линейных кораблей, 6 фрегатов и 5 малых судов; флагманским кораблём лопрежнему бьгл *'Св. Павел».

Задачей Ушакова в данный момент являлось содействие Неаполитанскому королевству в очищении от оккупантов Римской области, где ещё держались французы. Из Мессины надлежало отправить две союзные эскадры—одну к Генуэзскому заливу для содействия операциям Суворова в северной Италии, другую к Неаполю для поддержания там порядка. Пришлось отказаться от посылки турецких судов, так как команды их вышли «з по-

виновения и не соглашались итти ни в какое плавание иначе как целой эскадрой. К Неаполю был послан Сорокин с 3 фрегатами, а к Генуе—отряд Пустошкина, произведённого в это время в. вице-адмиралы. Хотя блокада Генуэзского залива была задачей почти невыполнимой с теми силами, какими располагал Пустош-кин (всего лишь 2 корабля и 2 мелких судна, отнятых у французов), ему всё-таки удалось в значительной мере выполнить её.

Помимо •блокады (для поддержки предположенного Суворовым наступления русских войск на Геную) задачей эскадры Пустошкина было также прикрытие Ливорно от вражеского нападения с моря'^{43. Действия Ушакова и Суворова были согласованы. За время стоянки Пустошкина в Ливорно туда прибыл отряд русских войск из трёх гренадерских батальонов, выслан* ных Суворовым на эскадру Ушакова для дальнейшего следования на Мальту. Вследствие противных ветров и появления на море французских кораблей гренадеры сухим путем направились в Неаполь, откуда были перевезены на эокадру Ушакова.}

Тем временем сам Ушаков проследовал в Палермо для переговоров с Нельсоном о дальнейших действиях. В Палермо турецкие команды окончательно вышли из повиновения. На этот раз вспыхнул уже настоящий бунт. Кадыр-бей н корабельные командиры совершенно растерялись. Турецкий адмирал, трепещущий, явился к Ушакову с донесением о происшедшем н с просьбой о помощи.

Не теряя ни минуты, Ушаков отправился на союзную эскадру и появился среди взволнованной толпы. Удивлённые его решимостью и «грозным видом, «бунтовщики быстро успокоились, почтительно подошли к русскому адмиралу, имя которого стало легендарным, и внимательно выслушали его. Не мешает заметить, что турецкие «моряки в общем охотно подчинялись начальствованию русских; если что нм и не нравилось, так это великодушное обращение с военнопленными, чего они просто не понимали. Однако -в «настоящем случае все красноречивые убеждения Ушак-иаши остались втуне. Турки ничего не хотели, как только скорейшего возвращения на родину, а «потому русский флотоводец отказался от дальнейшего использования султанской эскадры.

1 сентября, ннжого не известив официально, турецкая эскадра снялась с якори и взяла курс на Дарданеллы.

Приступи® к переговорам с Нельсоном, Ушаков, согласно желанию Павла, предложил английскому адмиралу осуществить освобождение от французов Мальты, которую английские, пор-

тугальские и неаполитанские суда бесплодно блокировали уже около полутора лет. Однако Нельсон, сам имевший виды на .этот стратегически крайне важный остров, под всевозможными предлогами уклонялся от предложения Ушакова. В то же время король Фердинанд убедительно просил Ушакова до экспедиции на Мальту предварительно пойти к Неаполю для установления и там и в Риме окончательного порядка. Так как подобное зада-аше не противоречило распоряжениям Павла, Ушаков в конце концов уступил и 7 сентября бросил якорь в водах Неаполитанского залива. Русский флотоводец был облечён королём Фердинандом всей полнотой власти: ему была предоставлена исключительная свобода действий и подчинены все высшие военные власти Неаполитанского королевства.

Ушаков проявлял неутомимую деятельность. Он уделял много внимания организации военных учреждений Неаполя, налаживал их деятельность, производил обучение организуемых неаполитанских войск, представлявших сомнительную силу. В связи с этим Ушаков приступил к формированию особого отряда из русского десанта и неаполитанских войск для римского похода, 8 успехе которого он не сомневался. Затянувшимися приготовлениями Ушакова воспользовался (по тайному распоряжению Нельсона) Трубрндж, командир английского корабля, стоявшего на неаполитанском рейде. Он заверил Ушакова, будто уходит з Чивита-Веккио (порт близ Рима), чтобы оттуда с другими английскими кораблями проследовать к Палермо на соединение с Нельсоном. На самом же деле, придя в Чивита-Веккио, Труб-ридж предложил французскому генералу Гарнье капитули/ро-зсть на чрезвычайно выгодных условиях: у французов не отбиралось оружие, они не лишались права возобновить военные действия, которые, таким образом, могли быть обращены против Суворова. Гарнье, знавший о предстоящем походе русских, с радостью согласился на предложение Трубриджа, и 16 сентября капитуляция была подписана.

Ушаков был возмущён таким поведением союзника, но протест русского адмирала остался без результата, и дело поправить было уже нельзя. 19 сентября неаполитанский генерал Буркард, признавший капитуляцию, вступил в Рим, где воцарились террор, грабежи, насилие. Население Рима с нетерпением ожидало прихода русского отряда, триумфально вступившего (в количестве 820 гренадеров и 200 матросов) 30 сентября 1799 г. в стены Вечного города под начальством морского полковника Скипора и лейтенанта Балабина.

Многие толпы встретили вступивших в город русских и сопровождали их по улицам. С любопытством и удивлением смотрели

римляне на невиданных ими жителей отдаленного севера, -прогремевших своими победами но всей Италии. Всюду русских сопровождали восклицания: «Да здравствуют русские! Да. здравствует Россия!» Окна и балконы были задрапированы, как в праздник; с них восторженные римляне рукоплескали, махали* платками, забрасывали русских цветами. «Вот те, которые бьют всегда французов и которых французы (боятся! Вот наши избавители! – кричали римляне. – Недаром французы спешили отсюда удалиться». Таким образом, англичане не предвосхитили чести освобождения Рима. Итальянцам было понятно, кто их настоящие избавители ¹.

Месячное пребывание русского десанта в Риме способствовало* прекращению белого террора и установлению порядка в городе. Вообще оно имело для Рима те же благотворные результаты, как и пребывание Белли в Неаполе после изгнания оттуда французов.

Походом в Рим закончились в Средиземном море действия десантных сил эскадры Ушакова.

5 ноября 1799 -г. русский отряд вернулся в Неаполь, где Ушаков – победоносный представитель России – собирал все силы для экспедиции на Мальту.

Авторитет русского имени благодаря подвигам наших моряков стоял тогда в Средиземном море необычайно высоко.

Ушаков, подобно Суворову всегда действовавший наверняка, тщательно приготовился к походу на Мальту. Однако осуществить его так и не пришлось. 20 декабря адмирал с главными силами вышел в море по направлению к Мальте. Но к месту назначения эскадра не дошла, так как в Мессине было получено приказание Павла о возвращении русского флота в Чернее море. Павел, справедливо возмущённый отношением к России союз-ииков-австрийцев, бросивших Суворова на произвол судьбы в Швейцарии², отозвал свои войска и флот в Россию. 8 января 1800 г. Ушаков вернулся на Корфу, куда стали прибывать и другие отряды его эскадры. Одно время намечалось было возобновление военных действий, но в июне Ушаков получил второе приказание Павла о возвращении в Севастополь, и 6 июля русский флот ушёл из Корфу -в Константинополь.

Обратный путь русского флота сопровождался теми же выражениями признательности со стороны населения, какими встречали его (во время победоносного плавания вдоль побережья

' См. В. П. Ильинский, Адмирал Ф. Ф. Ушаков в Средиземном море, стр. 45—46.

² Вероломство австрийских немцев принудило армию Суворова покинуть Италию и б холодное уже оремя, в неописуемо тяжелых условиях предпринять свой знаменитый переход с боями через Альпы в Швейцарию.

Ионических островов и Апеннинского полуострова. Депутаты от всех островов являлись к Ушакову с выражением благодарности местных жителей. Остров Кефалония выбил медаль в честь Ушакова с изображением на одной стороне адммрала и надписью: «Знаменитый, почитаемый Федор Ушаков, главный русский «флотоводец. 1800 г.», с другой—изображение русской эскадры, освобождающей острова, и подписью: «Кефалония – всех Ионических островов спасителю». Остров Корфу сверх подношения, о котором упоминалось выше, поднёс Ушакову шпагу с надписью: «Корфу – освободителю своему Ушакову». Были ещё подношения от острова Занте и другие.

«Офицеры русского флота,—говорит в своей «Истории войны 1799 г.» Д. А. Милютин, реорганизатор русской армии во вторую половину XIX в.,—могут гордиться кампанией 1799 г., не только на своей стихии, но и в действиях сухопутных оказали они отличную храбрость, распорядительность, знание дела и везде исполняли честно свой долг».

По прибытии в Константинополь русский флот и его вождь были встречены с прежним почётом. В первые же дни явились с поздравлениями по случаю благополучного прибытия представители султана и послы иностранных держав. В знак особого благоволения Селим пожаловал Ушакову (редкий случай) вторую челенгу с алмазами и 6 медных турецких пушек.

На Босфоре Ушаков простоял почти месяц, в течение которого ' велись заключительные переговоры об установлении русско-турецкого протектората над Ионическими островами и происходил обмен ратификациями. Покинув Босфор, русский победоносный флот вошел, наконец, 26 октября на рейд Севастополя, оставленный им более двух лет назад.

Блеск побед Суворова несколько затмевал перед современниками значение одновременных побед на море Ушакова и его соратников. Всё внимание сосредоточивалось на итальянской кампании Суворова и на беспримерном в истории войн швейцарском походе. Даже в XIX в. мало кто вспоминал о том, что на рубеже этого века русские моряки со славой сражались на Ионических островах, па побережьях Апеннинского полуострова, под стенами Неаполя.

А между тем неустрашимые русские моряки освободили тогда от наполеоновского гнета Ионический архипелаг и учредили там новую республику; они всемерно и притом успешно боролись в Италии с белым террором, установили порядок в Неаполе и Риме’¹. Россия, несомненно, (приобрела в ту войну

¹ Это, между прочим, особенно подчёркивал и Фердинанд IV, писавший Ушакову, что прибытие русского флота в Неаполь было единственной

именно 'благодаря действиям своего флота реальные выгоды: на Ионических островах была создана тогда не только база поли-' тического влияния России, но и военная база, русский аванпост в Европе и на Ближнем Востоке; вместе с тем оставленные открытыми Константинопольские проливы (личная заслуга Ушакова-дипломата, умевшего ладить с турецкими дипломатами^{44) обеспечивали для русского юга быстрое развитие его торговли со странами Средиземноморского бассейна.}

10. ОТСТАВКА.

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ

С возвращением из средиземноморского похода окончилась боевая деятельность Ф. Ф. Ушакова, проделавшего в общей сложности около сорока морских кампаний. Наступило царствование Александра I – самая мрачная эпоха в истории русского флота.

При Александре I отрицалась необходимость для России сильного флота. В соответствии с этим всем морским учреждениям, в частности и Морскому корпусу, стремились придать характер организации, близкой к сухопутной. Во флот проникла шагистика, солдатская муштра, которой император всегда придавал огромное значение, в корпусе было введено изучение фронтовой службы, морские шляпы заменены сухопутными

причиной всех последовавших событий, что освободителем Рима является тот же русский флот и что спокойствием, воцарившимся в Италии и Римской области, ои обязан только Ушакову.

киверами, причём малейшее нарушение фор’мы влекло за собой строгие взыскания. Дошло до того, что качества моряка стали определять главным образом знанием ружейных приёмов и фронтовой выправкой.

Вполне понятно, как должны были чувствовать себя в подобной обстановке настоящие моряки, постоянно испытывавшие на себе, по выражению современников, «презрительное» отношение к флоту и его выдающимся представителям. Подобную «презрительность» тяжело испытал на себе Сснявин, стяжавший заслуженные лавры в Средиземном море во время войны 1806—1807 «гг.

При Александре I, исполнителем предначертаний и личным другом которого был Аракчеев, нужны были другие люди, к числу которых, разумеется, Ушаков не принадлежал. В 1802 г. он был переведён с Чёрного моря на Балтику, с назначением на должность главного командира Балтийского гребного флота и начальника корабельных команд в Петербурге. Название должности звучало достаточно громко, но фактически Ушаков, ещё полный энергии и сил, был отстранён от дел.

Петербургские бюрократы недолюбливали «слишком решительного» адмирала. Ушаков почувствовал это уже в дни своих побед на Средиземном море. Ещё тогда он писал в Константинополь Томаре: «За все мои старания и столь многие неусыпные труды из Петербурга не замечаю соответствия. Вижу, что, конечно, я кем-нибудь или какими-нибудь облыжностями расстроен; но могу чистосердечно уверить, что другой на моём месте, может быть, и третьей части не исполнил того, что я делаю. Душою и всем моим состоянием предан службе и ни о чем более не думаю, как об одной лишь пользе государевой. Зависть, быть может, против меня действует за Корфу; я и слова благоприятного никакого не получил, не только ничего того, что вы предсказывали. Что сему причиной? Не знаю. Столь славное дело, каково есть взятие Корфы (что на будущее время эпохою может служить), принято, как кажется, с неприятностью, а за что,—не знаю. Мальта ровесница Корфу; она другой год уже в блокаде и когда возьмётся, ещё неизвестно, но Корфу нами взята почти без всего и при всех неимуществах».

Однако начатые против Ушакова в период Ионической кампании интриги не смогли привести к его отстранению от руководства в разгар боевых операций. Теперь же, очевидно, счи– ⁴⁴

тали, что можно обойтись и без него, и постепенно «сдать в архив» старого «морского волка».

Такое отношение, конечно, оскорбляло Ушакова, но в то же время нисколько не мешало ему иопрежнему горячо интересоваться любимым флотом и благополучием своих подчинённых. О служебной деятельности Ушакова за это время, к сожалению, сохранилось очень мало данных, но в архивных документах морского (ведомства имеются его докладные записки на имя морского министра, -в которых он /предлагал разные меры для облегчения «наряжаемых «а работы казённых людей», настоятельно рекомендовал покупку в Галерной гавани частных домов, чтобы устроить в них казённые квартиры для офицеров гребного флота, тогда живших по всему городу, и т. п. В 1806 г., во время войны с Францией и Турцией, Ушаков пожертвовал на военные нужды алмазную челенгу, подаренную ему султаном Селимом. Александр вернул пожертвование с лестной запиской. «Знак этот, – писал император, – должен сохраняться в потомстве вашем, как памятник подвигов, на водах Средиземного моря вами оказанных, н отныне впредь будет свидетельствовать, сверх военных доблестей ваших, и примерное соревнование ко благу любезного отечества» ^].

Своё приношение Ушаков сделал отнюдь не от значительных материальных достатков. Имение, пожалованное ему Екатериной, он, повидимому, так и не получил, а с немногочисленных крестьян, доставшихся ему по наследству от отца, не взимал оброка. Жил он исключительно на овоё жалованье, очень скромно, помогая единственным своим родственникам – племяннице и двум племянникам. Это подтверждается, между прочим, и прошением Ушакова об отставке, в котором говорится, что он не просит ни наград, ни имений, обещанных ему предшественниками Александра, а всего лишь средств на пропитание

21 января 1807 г. Ушаков согласно его прошению был уволен по болезни от службы с мундиром и пенсией в размере полознн-ного жалованья, т. е. как это обычно полагалось тогда в подобных случаях.

По выходе в отставку Ушаков переселился к себе на родину в Темниковский уезд. О последних годах жизни непобедимого моряка, его внешнем и нравственном облике сообщает нам Бантыш-Каменский, неутомимый собиратель известии о русских «достопамятных людях». ^{45 46}

«Ф. Ф. Ушаков,—писал этот автор,—был роста среднего, сухощав, в плечах широк; лицо «мело моложавое, приятное, и в глубокой старости всегда «грал на оном румянец. Нрава был чрезвычайно вспыльчивого: беспорядки, злоупотребления заставляли его выходить из приличия; но гнев скоро утихал. Камердинер его Федор один только и умел обходиться с ним, и когда Ушаков сердился, слуга сначала хранил молчание, отступал от него, но потом сам возвышал голос на господина, который, в свою очередь, удалялся от слуги и не прежде выходил из кабинета, как удостоверившись, что гнев Фёдора миновал».

Бантыш-Каменскнй отмечает, что, занимаясь рассмотрением в оси но-судебных дел, Ушаков «щадил мужа, отца семейства многочисленного», и выносил приговоры очень мягкие, что он «чрезвычайно, дорожил казённым интересом, утверждая, что в собственных деньгах должно быть щедрым, в казённых скупым, и правило сие доказывал на деле...» Бантыш-Каменский сообщает далее, что в деревне Ушаков вёл жизнь почти отшельническую и «оставил после себя любопытные записки, которые ныне (30-е годы XIX столетия. – В. С.) принадлежат Г. Ме-таксе Он известен был своими подвигами на море, сколько современник его Суворов победами на суше; умел поселить в подчинённых дух непоколебимой храбрости; обращал особенное внимание на артиллерию, действовавшую у него всегда с отличным успехом; с малыми силами бил неприятеля, гораздо сильнейшего».

В заключение своих сообщений об Ушакове Бантыш-Каменскнй приводит случай из жизни Ушакова, свидетельствующий о его беспристрастности и высокой честности: «Доказательством благородной, чуждой зависти души Ушакова служит следующий анекдот^{46. Адмирал Сенявин в бытность свою на Чёрном море штаб-офицером навлёк на себя неудовольствие Ушакова к потом совершенно лишился его расположения, так что иногда доходило до формальных жалоб со стороны последнего. В 1805 г., когда Ушаков находился в Петербурге, кто-то сказал ему, что в Кронштадте снаряжается эскадра для отправления в Средиземное море, но что ещё не известно, .кто будет ею начальствовать. «Я не люблю, не терплю Сенявина, – отвечал ^Ушаков,– но если бы зависело от меня, то избрал бы к тому одного его». Рассказывают, будто бы этот же самый ответ дал он и одной особе, посланной от императора Александра 47 48}

спросить его мнения о выборе ему преемника, и что именно вследствие такого ответа последовало назначение Сенявина»¹.

Таким, как описывает его Бантыш-Каменский, смотрит Ушаков с сохранившегося до нас портрета: открытое, спокойное, умное лицо, высокий, красиво очерченный лоб, губы, чуть тронутые улыбкой; рука, разившая врагов родины, сжимает подзорную трубу.

Ушаков скончался у себя в деревне 2 октября 1817 г., на семьдесят третьем году от рождения и.погребен в соседнем Санак-сарскоМ монастыре.

Смерть знаменитого флотоводца прошла почти незамеченной. Лишь в петербургской газете «Северная почта» появилась маленькая заметка, кратко извещавшая о смерти «известного адмирала». Позднее память об Ушакове была отмечена названием его именем одного из броненосцев Балтийской эскадры.

На могиле Ушакова родственниками был поставлен памятник. Несколько лет тому назад этот памятник, давно уже заброшенный, был обнаружен и реставрирован Центральным военно-морским музеем.

В 1944 г. на родину Ушакова состоялась научная экспедиция представителей музея. Попутно экспедицией было установлено, что, проживая после отставки в деревне, адмирал Ушаков совершал поездки на Чёрное море, .прославленное его победами, и что в 1812 г., во время войны с Наполеоном, Ушаков был избран начальником народного ополчения Тамбовской губернии.

Ушаков был основоположником русской самобытной морской тактики, основанной на манёвре и отрицавшей утвердившуюся рутину. Боевая практика Ушакова содержит множество поучительных примеров подготовки ос ведения морского боя, которые навсегда останутся достойными подражания. Ни одна минута времени ие бывала потеряна Ушаковым при нападешги, в целях чего боевая линия его судов выстраивалась им, смотря по надобности, без прекращения сближения с противником (например, сражение -при Тендре); чтобы помешать намерениям противника, Ушаков, как это было в блестящем деле при Калиахрнн, смело выступал из линии и увлекал за собой ближайшие корабли, приказывая остальным употребить все усилия для возможного сближения с врагам; чтобы ввести флот в дело с большей уверенностью, он ставил свой корабль передовым (сражение при Фидоннси). Вообще Ушаков, для того чтобы призвать всех подчинённых к одинаковой решимости, всегда избирал для себя самые опасные места и положения, так что, наблюдая

■¹ Н. Д. Бантыш-Каменский, цнт. соч., т. V, стр. 197—200.

движения флагманского корабля, командиры всех прочих судов не могли ошибаться в намерениях своего главнокомандующего.

Ушаков, будучи, подобно Суворову, новатором, не 'признавал шаблонов и рутины «в военном искусстве.

Он понимал, что в тех случаях, когда нужны смелые и решительные действия, нельзя соблюдать все правила, предусмотренные инструкцией. «Иногда нужно делать несходное с нею», – говорил он и поступал в соответствии с этим. По мнению Ушакова, флотоводец, вступая в бой, должен был прежде всего разгадать задуманный противником манёвр, для того чтобы, исходя из общей обстановки, расстроить его контрударом. Учитывая то обстоятельство, что вовремя сражения обстановка может быстро измениться, Ушаков первым совершенно отказался от следования «законам» линейной тактики, согласно которой противники в двух кильватерных колоннах вели (как упоминалось выше) «артиллерийскую дуэль» на строго определённом расстоянии друг от друга. Тактика линейного боя, связывавшая инициативу флагмана и командира, изжила себя. Ушаков противопоставил ей (в этом, между прочим, и заключаются отличительные черты его военно-морского искусства) тактику широкого манёвра, предоставление полной инициативы своим капитанам и стремление к одной общей цели – решительной победе, т. е. разгрому неприятеля.

Уже в сражении при Фидониси определились характерные для Ушакова черты: пренебрежение к системе ложного методизма, стремление активно наступать и энергично преследовать разбитого врага. Основной задачей морской войны Ушаков считал истребление судов противника, что достигается быстрым, решительным наступлением на главном направлении. В настоящем случае это была (как новый приём боя) сокрушительная атака адмиральских кораблей врага. Важную роль в стратегии и тактике Ушакова играли также внезапность нападения и замечательная быстрота передвижения. На практике изучив всё лучшее в военно-морском искусстве, что дал опыт войн XVIII в., Ушаков с необычайным талантом применил этот опыт к конкретным условиям русских морских войн. Он рассматривал (как и Суворов, глубоко уважавший Ушакова как флотоводца и человека) план войны только как ориентирующую схему, которая заполняется конкретным содержанием лишь в процессе развития всей кампании.

Ушаков был выдающимся военным воспитателем. Он считал, что моряк должен быть воином сознательным, безукоризненно знающим морское дело, и всячески поощрял проявления инициативы, выше всего ценил храбрость и решительность. Когда

Ушакова спрашивали, что оИ считает главным качеством Мб* ряка, он отвечал: храбрость «и бесстрашие. «Испуган – наполовину побеждён», —подкреплял он свою мысль знаменитым изречением Суворова. Боевая и морская выучка людей, их готовность к подвигам, невзирая на любые преграды, – черты, которые Ушаков ревностно воспитывал в своих подчинённых. Он безгранично верил в них и потому смело шел на самые рискованные операции. _{

Необходимо напомнить, что сверх всего прочего Ушаков, бесспорно, был превосходным военно-морским администратором и крупным дипломатом. «Дипломатическая борьба Ушакова с Алн^пашою,– замечает по этому поводу Н. Д. Каллистов, – служит между прочим одним из многих примеров, указывающих на -выдающийся дипломатический талант, политический такт и твёрдую, опирающуюся на величие русского имени политику Ушакова»¹.