Текст книги "Разборка по-русски"

Автор книги: Владимир Шитов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Глава 10

Когда Макса и Фиксатого водитель машины привел в кабинет к Туляку и сообщил ему, что Таракан с Чирком остались в воровском притоне в качестве заложников, Туляк, пренебрежительно улыбнувшись, отпустив из кабинета водителя, поинтересовался у воров:

– Чего это, мужики, вы так страхуетесь?

– В одном деле неудачно фраернулись, наследили, пришлось уйти временно на дно. А тут какие-то подозрительные личности подвалили с приглашением на визит к вам. Этих парней мы не знаем, пахан притона с ними не очень-то был знаком, вот мы и решили подстраховаться, – пояснил ему Макс.

– Разумно поступили, – подумав, заметил Туляк. Прерывая затянувшуюся паузу в разговоре, он продолжил: – Если мне не изменяет память, вы в дружках у Жигана ходили?

– Макс – да, а я его всего лишь один раз видел в жизни, – уточнил Фиксатый.

– Тогда пойди найди моего водилу и побудь с ним в машине. Мне надо переговорить с твоим дружком на тесезец, – обращаясь к Фиксатому, пояснил Туляк.

Когда Фиксатый вышел, Туляк, обращаясь к Максу, потребовал:

– Говори мне все, что знаешь о Жигане.

Из долгой болтовни Макса Туляк понял, что биография Жигана для дела, которым он сейчас занимается, безупречная. Он уже начал жалеть, что потратил массу своего и чужого времени на выслушивание ненужной ему белиберды, но его терпение все же было вознаграждено, последние слова Макса насторожили его:

– …До драки в ресторане Жиган жил на даче у генерального директора фирмы «Стимул», который ездит на черной «Чайке».

– С какой стати Голдобеев вздумал его брать под свою опеку?

– Не знаю! Я сам задавал ему такой вопрос, но он тоже не смог мне ответить, – беспечно поведал Туляку Макс.

«Вот тут-то собака и зарыта, здесь-то и причина всех наших неудач», – злорадно подумал Туляк, отпуская восвояси теперь уже не нужного ему Макса.

– Скажешь водителю, чтобы отвез вас туда, где взял, и чтобы с моими парнями немедленно возвращался назад.

Покидая кабинет Туляка, Макс так и не понял, зачем его вызывал к себе Туляк и что конкретно он хотел у него выяснить.

Прибывшим из воровского притона Таракану и Чирку Туляк приказал:

– Сейчас же езжайте на хату к Жигану. Ошмонайте его, чтобы при нем не было оружия, и отвезите на дачу к Курносому.

– Что случилось, шеф? – обеспокоенно поинтересовался Чирок.

– Есть подозрение, что наши последние неудачи и потери связаны с предательством Жигана. Когда привезем его на дачу к Курносому, то там в подвале попытаемся докопаться у него до истины.

– Вот оно что! Лихо получается! А я думаю, что это вдруг последнее время нам во всем внезапно стало не везти, – сердито пробурчал Таракан. – Вы там у него в доме не очень-то пылите, до моего разговора с ним чтобы не было никакой разборки, – потребовал он строго, постучав пальцем по столу.

Понятливо закивав головами, бандиты покинули его кабинет, спеша скорее исполнить указание.

На даче Курносого под домом был не только гараж, но и бетонный подвал в шестнадцать квадратных метров. Такие подвалы были сделаны еще на трех дачах членов банды Туляка. Там можно было содержать заложников без всякой охраны и быть уверенным, что те без посторонней помощи не смогут сбежать с места заточения.

Туляк, спустившись вместе с Жиганом в подвал, потребовал у подручных для себя и для Жигана по стулу. Присев на свой стул, Туляк приступил к беседе с Жиганом:

– Ты не знаешь, почему мы с тобой оказались в этом подвале?

– Скажешь! – закуривая сигарету, спокойно ответил ему Жиган.

– Ты согласен на откровенный разговор со мной?

– Если я сейчас нахожусь здесь под принуждением, то стоит ли спрашивать у меня на что-то согласия?

– Откровенность избавит тебя от мордобоя, издевательства, унижения, поставил ему условия Туляк.

– Я согласен, пускай будет по-твоему, но тогда откровенничать первым должен начать ты, – заявил Жиган.

– Я не возражаю, – согласился Туляк, следуя примеру Жигана и тоже закуривая сигарету. Раскурив ее, он начал говорить: – Видя серию наших трагических неудач в конфликте с Голдобеевыми, я стал искать причины и пришел к выводу, что без предательства одного из моих людей тут не обошлось. Я стал проверять потенциальных своих противников, которые могли бы продаться и причинить мне вред. Я узнал, что ты в дружеских отношениях с семейством Голдобеевых, которые тебе некоторое время покровительствовали, обеспечивали деньгами, подарили костюм, предоставили жилье на своей даче. Учитывая эти факты, трудно кого-либо другого из моей братии, кроме тебя, подозревать в предательстве. Что можешь пояснить по существу моего обвинения?

После затянувшегося размышления Жиган не стал отрицать обвинения. – Оно у тебя обоснованное, – обрадовал он своим ответом собеседника.

– Почему ты так подло поступил в отношении меня? Ведь я тебя пригрел, дал работу, жилье.

– Видишь ли, ты сам первый сподличал в отношении меня.

– Не помню такого момента, подскажи.

– Когда ты меня послал вместе с Тараканом и Чирком убивать Юрия Андреевича, то не счел нужным поставить меня в известность о том, кого мы должны были прихлопнуть. Мне это было не безразлично. Я многих мог бы убить не задумываясь, даже тебя, но не такого человека, который, зная меня как бывшего заключенного, не ставя передо мной никаких условий, не беря никаких обязательств, обул, одел, дал денег на пропитание, предоставил жилье. Таких добрых людей я практически не встречал в жизни, а поэтому убивать его я не был согласен. Несмотря на это, я стал благодаря твоей подставке невольным соучастником покушения. Не моя заслуга, к сожалению, в том, что убийство не состоялось. Значит, Бог есть, и он не позволил тебе совершить зло. Ты поступил подло как в отношении меня, так и уважаемого мной человека. Поэтому, обидевшись на тебя, я простить тебе подлянку не мог. Как не могу сейчас сравнивать твою «доброту» с добротой Юрия Андреевича. Его доброта и помощь бескорыстны, а за твою «доброту» я расплачиваюсь стыдом, страхом и, может быть, потерей свободы. Чуешь, какая между вами разница?..

Туляк на вопрос Жигана не посчитал нужным отвечать. Он погрузился в размышления, переваривая услышанное от Жигана.

– …Поэтому я, чтобы искупить свою вину перед Голдобеевыми, сообщил им о готовящемся вами похищении его машины.

– Ты видел, какие были последствия от твоей наколки?

– Я никогда не был твоим союзником против Голдобеевых, а следовательно, не мог тебя предать.

– Если так рассуждать, то ты, безусловно, понимал, что я тебя если не сегодня, то завтра обязательно вычислил бы и разоблачил?

– Да, знал и был уверен, что именно так и получится.

– Почему?

– Потому что не считаю тебя, как некоторых твоих помощников, дураком.

– Если ты так далеко видел и знал неизбежность своего разоблачения, почему вовремя не перебежал от меня к своим благодетелям?

– Потому что я бывший зек, и не все мои друзья-зеки поняли бы меня правильно, если бы я по-заячьи переметнулся от тебя к Голдобеевым.

– Так ты заранее обрек себя на данный разговор со мной, зная, что он будет тебе стоить жизни?

– Вот именно, – обреченно признался ему Жиган. – Чем дальше жить по-собачьи, уж лучше умереть по-человечески. Между прочим, Голдобеев предлагал мне уйти от тебя и поступить к нему на работу, под его защиту, но я отказался, так как не пожелал изменять ранее принятое решение.

Пытливо посмотрев на Жигана, Туляк вздохнул и с сожалением произнес:

– Толковый ты мужик, Жиган. Если бы ты не был моим противником, то я бы хотел иметь у себя такого друга, но мы с тобой по разные стороны баррикад, а поэтому ты должен умереть. Пускай это будет малой платой за гибель трех моих парней.

Он замолчал, ожидая бурной реакции Жигана на свои слова, но ее не последовало.

– Другого в отношении себя я от тебя не ожидал, так как его и не могло быть, – задумчиво заметил Жиган.

– У тебя есть два варианта расстаться с жизнью: подохнуть в этом подвале голодной смертью, как собака, или написать записку, что кончаешь жизнь самоубийством из-за безответной любви, и я дам тебе возможность застрелиться, чтобы ты долго не мучился.

– Никаких записок я писать не собираюсь и кончать жизнь самоубийством не намерен. Если мне суждено умереть, то я умру от насилия другого человека, который должен за меня поплатиться своей шкурой. Я хочу даже мертвым кого-либо из твоей братии потянуть за собой. Орать, сопротивляться с моей стороны бесполезно, я буду ждать, когда меня кто-нибудь прикончит.

– Даже так? – удивился Туляк откровенности Жигана. – Ну что же, тогда ты подохнешь в этом подвале от холода или от голода. Я иногда буду тебя проведывать, чтобы справиться у тебя о твоем самочувствии.

– Пускай будет по-твоему.

Он мог сейчас броситься на Туляка, зная заранее, что будет избит и изуродован «сподвижниками» пахана, ничего не изменив в своей судьбе своим поступком, так уж лучше смириться сейчас со своей участью и, оставшись в подвале, подумать, как из него можно выбраться и есть ли на это какой-либо шанс.

Когда Туляк собрался его покинуть, Жиган, улыбнувшись, попросил:

– За мою откровенность ты уж оставил бы мне стул, чтобы я мог, сидя на нем в одиночестве, подумать о смысле жизни.

Туляк, окинув глазами подвал, убедившись, что Жиган из него не сможет убежать, все же из-за предосторожности на всякий случай ответил:

– Обойдешься! Стоя и лежа лучше думается.

Туляк по металлической лестнице поднялся наверх. Спустившийся в подвал Курносый унес стулья, закрыв за собой двустворчатые металлические двери подвала, отрезав внешний мир от Жигана, погрузив его в кромешную темноту.

Жиган, слушая звук задвижек над головой, понял, что так просто и обыденно Туляком была решена его судьба. Решение бандита было окончательное и обжалованию не подлежало. Присев на металлическую ступеньку лестницы, он задумался, но сидеть на прутке металла было неудобно, и он вынужден был подняться.

Холодный воздух, поступающий в подвал через вытяжную трубу диаметром в двести миллиметров, подсказал Жигану, что в ближайшее время он будет главным его противником в подвале. Тогда он стал собирать на полу весь мусор, который попадал ему под руки, и класть в отверстие трубы. Глинистый пол подвала был утрамбован, как катком, а поэтому работа его двигалась очень медленно. Неизвестно, сколько времени он занимался своей работой, но она его как-то отвлекла от тяжких, неприятных мыслей. Он даже несколько согрелся, пока смог заложить землей отверстие в трубе. Убедившись, что в подвал не идет холодный воздух, он вновь присел на лестницу отдохнуть. Потом отказался от своего первоначального желания и поднялся по лестнице вверх. Он, как утопающий, применив все имеющиеся у него силы, попытался открыть дверки подвала, но они были сверху надежно задраены, и у него пропала надежда, что он сможет когда-либо без посторонней помощи их открыть. Исчерпав все свои силы до изнеможения, он так и не смог справиться с дверьми, а поэтому был вынужден спуститься с лестницы на глинистый пол, запоздало подумав: «Может быть, я совершил глупость, отказавшись застрелиться или написать предсмертную записку? Все равно мне из подвала не выбраться, чем вот так мучиться, уж лучше одним махом свести счеты с жизнью. Как кто первым появится у меня в подвале, попрошу его помочь мне умереть», – обреченно определился он.

Поднявшись из подвала наверх, Туляк, наблюдая, как Курносый деловито вставляет в гнездо люка подвала металлическую задвижку, улыбнувшись, поинтересовался:

– Не убежит?

– Не убежит, – заверил его Курносый. – Пару дней, может быть, и выдержит, а на другой день ему будет хана, – с профессиональной рассудительностью пояснил он. – А не лучше ли, шеф, его угрохать и выбросить на свалку как поганую собаку? – поинтересовался он у Туляка, так как пребывание смертника у него на даче ему не очень-то нравилось.

– Действительно, пахан, чего с ним тянуть резину. Двинем его по кумполу – и концы в воду, – поддержал Курносого Таракан.

– Ты тоже так бы поступил с Жиганом, как они мне предлагают? – прищурившись, с ехидством в голосе поинтересовался Туляк.

Чирок, будучи человеком шустрым, с быстрой реакцией, умеющим оперативно ориентироваться в окружающей обстановке, посчитал, что если поддержит своим мнением большинство, то и дружбу с ними сохранит, да и ничего неприятного с ним не случится, если не угодит Туляку.

– Я считаю, шеф, что они толковую мысль тебе подкинули, – убежденно заявил он.

– Я был бы дураком, если бы послушался вас, – поучительно заявил им Туляк.

– Почему? – недовольно поинтересовался у него Курносый.

– Вы слышали мою беседу с Жиганом?

– Слышали!.. – подтвердили они в один голос.

– А ни хрена, никакого вывода из нашей беседы для себя не сделали, – язвительно заявил он.

– А какой вывод надо сделать? – удивился Чирок.

– А тот, дорогой, что если мы сегодня шлепнем Жигана и выбросим его на свалку, как кто-то мне недавно предлагал, то тем самым мы поднимем на ноги всех ментов и заставим их, как гончих, бегать искать убийц. Всеми нами «уважаемый» Голдобеев, догадываясь, кто положил его дружка в деревянный бушлат, направит красные шапки на наш след. Сейчас, содержась в подвале на воздушном пайке, Жиган служит нам добрую службу. Голдобеевы думают, что он их вновь предупредит об очередной нашей операции, если вздумаем ее провернуть в отношении их. Мы ее, безусловно, провернем, но она будет для них неожиданной. Ну а теперь скажите, вы по-прежнему настаиваете на своем предложении или соглашаетесь с моим мнением?

– Если он для нас такой громоотвод, то ему, конечно, лучше попоститься в подвале, – выразил за всех свое мнение Таракан. – Если же его угрохать и держать в доме, то слишком много от него будет вони, – догадливо пошутил он.

– Так поняли теперь, для чего человеку нужен чердак? – надвигая Чирку шапку на глаза, беззаботно заключил Туляк.

Покинув дачу Курносого, бандиты разъехались по своим домам.

Глава 11

Уголовное дело по факту покушения на убийство Голдобеева, охранника и шофера находилось в производстве старшего следователя прокуратуры, младшего советника юстиции Шаповалова, прыщеватого, близорукого, худощавого сорокалетнего мужчины, постоянно носившего на работе форменную одежду. У него также находился весь материал, касающийся рэкета Голдобеева неустановленным мужчиной, в том числе и магнитофонные записи телефонного разговора Голдобеева со злоумышленником, любезно предоставленные ему самим потерпевшим.

В силу следственной необходимости Шаповалов неоднократно встречался с Юрием Андреевичем: то ему необходимо было его заявление, то ему надо было его допросить, то признать потерпевшим, то для выполнения других следственных действий. Эти встречи со следователем дали Голдобееву основание считать Шаповалова, несмотря на его неказистый вид, умным, вдумчивым специалистом, а поэтому он проникся к нему уважением и доверием.

Новые встречи Голдобеева с Шаповаловым, связанные с фактом кражи автомобиля из гаража, взрывом и гибелью преступников, позволили им ближе узнать друг друга, перейти от официальных бесед к разговору на отвлеченные темы.

Однажды после очередной такой встречи Голдобеев, узнав у следователя, что он достаточно осведомлен о профессиональной преступности в городе, удивился беззубости правоохранительных органов в борьбе с ней. К его удивлению, Шаповалов не стал вступать с ним в спор, возражать против его мнения, бороться за честь своего мундира, только убежденно заявил:

– Когда нам дадут достаточно прав для борьбы с преступностью, когда будут ликвидированы привилегии для чиновников, занимающих высокие посты, когда мы все не на бумаге, а в реальной жизни будем равны, когда малейший факт злоупотребления властью будет не только предметом обсуждения, как сейчас делается в отношении провинившегося, а последует строгое наказание, тогда можете не только задавать мне такие вопросы, но и требовать отчет за конечный результат работы.

– Хотите сказать, что чиновники здорово мешают вам работать?

– Слишком мягко сказано. Если я, опытный следователь, работающий по двенадцать часов в сутки и больше, выявлю крупного расхитителя, то, как вы думаете, что я получу за это?

– Я полагаю, поощрение, благодарность, – улыбнувшись, наивно предположил Голдобеев.

– Глубоко ошибаетесь, Юрий Андреевич. Здесь начинают вступать силы продажных чинуш, за которыми обязательно последуют неприятности. Вначале меня попытаются подкупить. Если такой номер не пройдет, то меня попытаются опорочить и посадить в тюрьму. Если же и такой номер не пройдет, то руководство без сожаления попытается со мной расстаться. Если ты не дурак, то упираться и идти против его воли не станешь, так как тогда можешь загудеть под фанфары в изолятор временного содержания и в тюрьму, где тебя «по ошибке» поместят к уголовникам. Их отношение к нашему брату всем известно из художественных фильмов, где режиссеры очень талантливо показывают, что бывает со следователями, когда они честно берутся выполнять свои служебные обязанности.

– Это у вас такое начальство, Иван Алексеевич?

– Мне на свое начальство жаловаться грех. Я просто сделал вам экскурс в мир, в котором мы сейчас живем. И не с моим здоровьем пытаться что-либо изменить.

– Так уступите свое место другому, у которого сил окажется больше, чем у вас!

– Юрий Андреевич, дело-то не в здоровье и не в силе, а вголове! У меня голова работает, и если закон предоставит соответствующие полномочия, личную безопасность, то правоведы справятся со своими обязанностями имеющимися у них силами, знаниями. Роль следователя в жизни нашего общества за годы советской власти стала непрестижной. Нас чинуши могут тасовать, как игральные карты. Нас в любое время могут выкинуть из колоды, нас могут спрятать в рукав, тогда как до революции царь-батюшка назначал нас на должность, и только по его указу чинуши могли отстранить следователя от должности. Если бы я сейчас был так защищен, тогда я мог бы без оглядки претворять в жизнь требования закона, смело бороться с правонарушениями, зная, что закон меня защитит.

– Понятно! – задумчиво произнес Голдобеев.

– Так вот теперь ответьте мне, Юрий Андреевич, когда мы покончим с организованной преступностью, которая сейчас является фактом, который уже не умолчишь и не скроешь от народа?

– Придется ждать, притом не один десяток лет, – заметил Голдобеев, с сожалением глубоко вздохнув.

– Вот именно, и, как видите, это происходит не по нашей вине. Вы сегодня мне заявили, что подозреваете в покушении на вас Зиновьева Аркадия Игоревича, известного в преступном мире под кличкой Туляк, утверждаете, что он именно тот человек, который шантажировал вас и занимался вымогательством денег. Предлагаете мне его допросить, записав показания Зиновьева на магнитофон, а потом провести экспертизу, с помощью которой установить, не является ли он одним и тем же лицом: и преуспевающим бизнесменом, и преступником. Исходя из вашего понятия, можно предположить, что предложение дельное и следователю глупо от него отказываться, но я им в своей работе воспользоваться не могу.

– Почему? Вы не желаете мне помочь?

– Вот теперь мы с вами, Юрий Андреевич, подошли к самой сути существующей перед юристами проблемы. На каком основании и в качестве кого я должен буду приглашать к себе Зиновьева? Кто он, свидетель? Если свидетель, то чего? Если подозреваемый, то в чем? У меня официально на него нет никакого выхода. Если я, злоупотребив своим служебным положением, приглашу его к себе и предложу записать показания на магнитофон, то он имеет право не подчиниться мне, одновременно обжаловать мои действия вышестоящему начальству.

– Но его голос можно записать и без его ведома, – резонно заметил Голдобеев.

– Если я последую вашему совету и получу образцы магнитофонной записи голоса Зиновьева оперативным путем, то они для суда не будут иметь доказательного значения, так как мы достигли своей цели с нарушением процессуальных норм. Поэтому такой материал нельзя направлять на дорогостоящую экспертизу.

– Я в ваших нормах сильно не разбираюсь, но если закон препятствует следователю имеющимися у него средствами разоблачать преступника, то он несовершенный и его надо заменять новым, который отвечал бы духу времени, – сделал свое заключение Голдобеев.

– Вы мне, Юрий Андреевич, говорили, что у вас есть свой человек в банде Туляка, который уведомил вас, что вся возня, которая происходит сейчас вокруг вас, учинена Туляком. Если этот человек даст показания в отношении пахана банды, тогда я смогу на законном основании допросить Зиновьева и записать его показания на магнитофон, – заверил Голдобеева Шаповалов.

– Вы меня извините, Иван Алексеевич, но, не получив предварительного согласия того человека на допрос, я не могу сейчас ничего вам обещать, – с сожалением ответил ему Голдобеев.

– Вот так и получился замкнутый круг. Я не имею права нарушить закон, а у вас нет полномочий другого человека.

– Вы мне, Иван Алексеевич, можете сообщить, что может дать опознание человека по голосу? Возможно, тогда я смогу убедить своего человека дать вам требуемые показания.

– Самый современный метод опознания человека по голосу – бизбадовский. Так он назван по месту в Германии, где был впервые применен. На основании этого метода специалисты категорически, научно обоснованно по голосу могут дать следующие данные: пол проверяемого, его возраст, уроженцем какой местности он является, какой имеет акцент, какой его образовательный уровень, чем болен и даже сообщат его личные увлечения.

– То есть, как я понял, если подозрение упадет на настоящего преступника, то ему от своего голоса, ранее записанного на магнитофон, не удастся отказаться?

– Исключено! – убежденно заверил его Шаповалов. – Даже если подозреваемый попытается изменить свой голос с помощью разных прокладок.

– Чисто познавательно ваша информация о бизбадовском методе опознания по голосу интересная и впечатляет, – восхищенно заметил Голдобеев.

– Только, как вы понимаете, этим методом мы пока воспользоваться не можем, – разочаровал Голдобеева уже который раз Шаповалов.

– Что поделаешь, если законодатель считает, что именно так надо в настоящее время поступать, то и нам, как говорится, возражать не приходится. Возможно, так и должно быть. Ведь если сейчас мы начнем злоупотреблять властью и нарушать закон в малом, то к каким злоупотреблениям и нарушениям мы сможем прийти завтра – невозможно будет предугадать. Хотя и сегодня их больше чем предостаточно.

На этом их беседа была закончена, доброжелательно улыбаясь друг другу, простившись, они расстались. Сидя в «Чайке», Голдобеев на всем пути от прокуратуры до фабрики был задумчив и печален. Из беседы с Шаповаловым он сделал для себя один неутешительный вывод. В настоящее время правоохранительные органы ничем реальным его семье в борьбе с организованной бандой не могли помочь. Он вспомнил давнюю поговорку: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих».

«Ну что же, нам с сыном тоже, по-видимому, придется надеяться только на себя, друзей и трудовой коллектив», – решил он окончательно.