Текст книги "Разборка по-русски"

Автор книги: Владимир Шитов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

– Они в такие игры не играют, – улыбнувшись, пошутил Жиган.

– Давно от «хозяина»?

– Давно! Скоро уже месяц будет.

– Мало он тебя учил, если опять к нему нарываешься.

– А что делать, если жизнь заставляет лезть в петлю.

Удовлетворенный его ответом, Туляк обратился к виновнику драки:

– Ты, гладиатор без лат, слышал, что они все мне тут толковали?

– Слышал! – недовольно пробурчал тот.

– Они не фуфло мне тут случайно травили?

– Нет! – обреченно вздохнув, признался хулиган.

– Признаешь ли свою вину в безобразии, учиненном в моем ресторане?

– Да! – промямлил парень.

– Вот и отлично. На первый раз учинять над вами расправу не буду, но твоей веселой компании придется оплатить причиненные мне убытки в трехкратном размере, после чего можете уматывать от меня на все четыре стороны. Если же этой науки вам окажется недостаточно и вы хотя бы еще один раз вздумаете устроить у меня в ресторане такой байрам, то гарантирую, что после моего разговора с вами никому из вас больше никогда не понадобится дантист.

Обратившись к одному из своих подручных, он небрежно бросил ему:

– Приволоки сюда немедленно нашего бухгалтера, пускай он подсчитает убытки по моему прейскуранту.

– Они пообедали у меня на пятнадцать тысяч семьсот рублей, – напомнила ему официантка.

– За свой труд ты сама с ними рассчитаешься, – отмахнулся от нее Туляк. Потом, обращаясь к восьмерке притихших парней, он поинтересовался:

– Вам все понятно?

Кивки головами и разнобойное «да» были ему ответом.

– Отлично! Теперь усваивайте мой урок дальше. Сор из избы не выносить. Все, что здесь было, чтобы тут и умерло. Я не позволю вам портить рекламу моему заведению.

Считая разговор с ними законченным, Туляк, повернувшись к ним спиной, не спеша пошел к столу, за которым сидели дружки Жигана. Подойдя к ним, он спросил:

– Как вас кличут, друзья?

Те быстро ответили на его вопрос.

– Нехорошо вы, мужики, поступили, не подписавшись за благое дело. Ваш вид меня раздражает, а поэтому, чтобы мои парни пинками не спустили вас отсюда, немедленно уматывайте, и чтобы я больше вас тут никогда не видел.

Недавние дружки Жигана, поспешно рассчитавшись с официанткой, пряча от Жигана глаза, быстро покинули ресторан.

Через тридцать минут после случившейся драки зал ресторана принял прежний мирный вид. Ничто в нем не напоминало о происшедшем сражении.

Разобравшись со всеми, Туляк пригласил к себе в кабинет Жигана, где они за бутылкой молдавского коньяка «Кишинев» продолжили беседу.

В основном говорить приходилось Жигану, который обстоятельно отвечал на интересующие Туляка вопросы. Жиган по глазам и по поведению Туляка видел, что его ответы приходятся по душе его новому знакомому…

Туляк навел справки о Жигане и получил от лиц, знавших его, самые лестные отзывы. Убедившись в его благонадежности, Туляк охотно принял Жигана в свою банду.

Особого желания состоять в банде Жиган не имел, но у него так неудачно складывалась жизнь, что выбирать не приходилось. Теперь часть забот о себе Жиган переложил на плечи Туляка.

Глава 5

Построенный по индивидуальному заказу трехэтажный дом семейства Голдобеевых раскинулся на территории бывшего стадиона швейной фабрики, с северной стороны непосредственно примыкая к ней. Поэтому в кирпичном заборе была сделана металлическая дверь, через которую Голдобеевы при желании имели возможность пешком ходить на работу.

На первом этаже здания находились кухня, банкетный зал, комнаты для гостей и комната с телеэкраном, в которой постоянно дежурил сотрудник частного охранного бюро.

На втором этаже располагались спальные комнаты хозяев дома, их детей, бильярдный зал, библиотека, спальные комнаты для проживания в них приезжавших к ним в гости близких родственников.

На третьем этаже находились детские комнаты внуков Голдобеевых – пятилетнего Михаила и трехлетнего Эдвина, названного так в честь деда по линии матери. Там же жила прислуга в лице супругов Патуш, приехавших к ним из Франции с рекомендательным письмом от Эдвина Даниэля Трюбона. Патуш оказались очень полезными помощниками. Люсьен был квалифицированным поваром, а его жена Регита, преподаватель русского языка, стала детям Голдобеевых преподавать вместе с русским и французский. К месту будет сказано, что, когда у Элизабет было свободное время, она занималась с детьми изучением английского языка.

У Патуш была четырехлетняя дочь, белокурая Ноана, которая вместе с детьми Голдобеевых постигала преподаваемые им предметы.

Прилегающая к дому Голдобеевых территория была оборудована камерами наблюдения, вся информация от которых отражалась на телеэкране в комнате сотрудника охранного бюро. Помимо этого, вокруг двора дома Голдобеевых были поставлены инфракрасные датчики. Данное оборудование сват Эдвин Даниэль Трюбон подарил Голдобеевым сразу же после того, как стал дедом и понял, что брак его дочери Элизабет с Геннадием Юрьевичем – реальность, которую ему уже не изменить. Появление на свет второго внука, которого молодые назвали в его честь Эдвином, полностью изменило отношение супругов Трюбон к своим русским родственникам.

Трюбон, зная замашки гангстерского мира на Западе, решил обеспечить безопасность дома Голдобеевых от посягательства преступников так, как в отношении себя поступают им подобные промышленники на Западе.

Трюбон, приезжая в гости к Голдобеевым один или с супругой Анной-Марией, интересовался не только вопросами личной жизни Элизабет, ее детей, но и скрупулезно интересовался тем, как Голдобеевы управляют делами своей фирмы, результатами их производственной деятельности. Если первоначально Трюбон с неохотой соглашался кредитовать переоснащение предприятий Голдобеевых современным оборудованием, то, видя результаты такой модернизации в реальности, почти полностью получив назад предоставленный ранее кредит с приличными процентами, теперь уже сам предлагал свату воспользоваться его капиталом. Однако Голдобеев старался как можно реже злоупотреблять доверием свата, так как отдавать приходилось гораздо больше, чем ранее занималось. Тем более что отдавать свои деньги было гораздо мучительнее, чем брать кредиты. Все подмечал Трюбон, положительно оценивая деятельность отца и сына Голдобеевых в мире бизнеса, радуясь их успехам, как своим. Он ежегодно по нескольку раз прилетал один или с супругой из Парижа в Россию. Играя с внуками, Трюбон просил своего личного секретаря Форту Кюнстера, чтобы тот снимал их на видеокамеру. Получив заряд энергии в кругу щебетавших, веселящихся с ним внуков, Трюбон улетал к себе домой, чтобы через определенное время повторить прежний маршрут, так как без общения с дочерью и внуками он уже не представлял свою жизнь.

Элизабет было двадцать восемь лет. Она была среднего роста, ее русые волосы были коротко подстрижены, как у мальчишки, черты лица грубоваты и подходили больше мужчине, только маленький выразительный рот с четко обозначенным изгибом алых губ да голубые умные глаза под крышей длинных, пушистых ресниц делали лицо более женственным. Если лицо Элизабет было не очень-то привлекательным, то ее фигура была совершенна. Высокая, привлекательная грудь, плоский живот, тонкая талия, крепкие бедра, длинные, красивые ноги не могли не обратить на себя внимания ценителя прекрасного, несмотря на то что она была уже матерью двоих детей.

Она закончила Лондонский университет. Учебу в Англии она предпочла учебе в Париже потому, что за время обучения в Лондоне она получила там не только высшее образование, но и в совершенстве овладела английским языком.

В настоящее время она руководила на фабрике экспериментальным цехом, где вместе с художниками-модельерами, конструкторами создавала новые образцы одежды, лучшие из которых потом обретали жизнь в готовой продукции фабрики. Работа Элизабет на предприятии была не обязанностью, а творческой потребностью, необходимостью. Свою огромную, неуемную фантазию, фантазию своих товарищей по работе она выражала на бумаге. Она могла одной непрерывной линией карандаша на бумаге изобразить специфические контуры любого человека.

Полученное образование и богатство отца делали в девичестве Элизабет перспективной невестой. Многие парни ухаживали за ней в надежде жениться на деньгах ее отца, но никто не тронул ее сердца, и оно ритмично продолжало выбивать шестьдесят ударов в минуту, как у человека, которого никто и ничто не волновало.

На подсказки родителей, обращавших ее внимание на того или иного потенциального жениха, она, недовольно отмахиваясь, говорила:

– Все это не то, дорогие мои, не то…

– Так какого тебе еще жениха надо? – недоумевали родители. – Когда найду его, тогда и узнаете, – таинственно, но не очень уверенная в своих планах, отвечала она им.

Однажды, будучи в гостях с родителями в доме друзей отца, она впервые обмерла от волнующего предчувствия. Виновником его был высокий черноволосый парень, с правильными европейскими чертами лица, с тонкими, показавшимися ей хищными, усиками, одетый во фрак. Это был тот рыцарь, которого она искала и наконец-то встретила. Ждать, когда кто-то познакомит их, а такая возможность могла и не представиться, она не стала. Поэтому решила форсировать события сама.

Она смогла так близко встать от объекта своего внимания, что не пригласить скучающую девушку на танец тот не мог. Парень очень легко попался в ее ловушку. Во время танца с кавалером, свободно говорящим на французском языке, она с удивлением узнала, что он русский, является торговым представителем России во Франции, что в гостях он находится по приглашению хозяина дома, у которого с Россией давние и устоявшиеся деловые отношения.

Голдобеев Геннадий Юрьевич, так он ей представился, оказался интересным собеседником, а танцевал он вальсы так обворожительно, легко и красиво, что во время танца ей казалось: еще немного – и она умрет от полученного удовольствия или в вихре вальса поднимется в небо, на вершину блаженства. Так состоялось знакомство будущих супругов.

Элизабет была уже зрелой девушкой, вкусившей все прелести светской жизни. Несколько месяцев общения с Геннадием показали ей, что первое чувство ее не обмануло, оно переросло в любовь. Оно заставило ее думать о возможном замужестве с Геннадием, перемене места жительства, переезде к мужу в Россию. В этом случае Элизабет точно знала: она может лишиться многих благ, которые стали для нее обыденными, естественными и необходимыми, но она без колебания с ними рассталась. Элизабет также понимала, что любовь есть не только бесконечное витание в облаках нежности, внимания, удовлетворении желаний, а и повседневная жизнь, которая потребует от нее добровольного ограничения личной свободы, отказа от девичьих привычек и даже образа жизни в интересах любимого. В свою очередь, Геннадий брал на себя ответственность за благополучие не только их обоих, но и всего будущего семейства, которое, как они считали, обязательно должно быть многодетным.

Огромная, загадочная страна с суровым климатом стала ее манить, и она, как любопытное дитя, захотела поскорее увидеть родину мужа.

Несмотря на сопротивление родителей, Элизабет не только вышла замуж за Геннадия, переехала жить в Россию, но и приняла российское гражданство. Таким поступком она показала серьезность отношения к браку.

Все это любящим ее Геннадием было оценено по достоинству. Он оказался однолюбом, а поэтому Элизабет, купаясь в их любви, часто ловила себя на тревожной мысли: «Такого безмерного семейного счастья не может быть в реальной жизни. Если же мне повезло не только его увидеть, но и прикоснуться к нему, то оно должно вот-вот меня покинуть. Ему обязательно должны прийти на смену горе, трагедия и беда».

Чтобы отдалить от себя и своей семьи трагедию, а она, по ее мнению, все равно должна была свершиться, Элизабет, оставаясь одна дома, становилась в спальне на колени перед распятием Христа и часто исступленно молилась Богу, прося его о заступничестве и милосердии.

Вроде бы в бизнесе и личной жизни Голдобеевых ничего не предвещало беды, но чуткое сердце молодой женщины уже чувствовало ее. Она пыталась имеющимися у нее средствами защитить свое семейное гнездо от разорения. Однако чему быть, того не избежишь и не минуешь. Как говорится, се ля ви.

Глава 6

Однажды утром Юрий Андреевич, находясь в своем кабинете на фабрике, просматривая деловые бумаги, услышал телефонный звонок. Подняв трубку, он бездумно бросил в нее привычную фразу:

– Я слушаю!

– Юрий Андреевич? – услышал он обычный в таких телефонных разговорах вопрос.

– Он самый, – ответил он беспечно. – Кто звонит и чем я обязан вашему звонку?

– Мы с вами не знакомы, но надеюсь, что в будущем мы познакомимся и подружимся.

– Без вступления, пожалуйста, постарайтесь короче выразить свою мысль. Я занят, – недовольно бросил Голдобеев в трубку. Он не любил пустословия, тем более с незнакомым человеком да еще по телефону.

– Могу короче, – услышал он раздраженный голос в трубке. – Возьмите бумагу, карандаш, так как вам предстоит записать один адрес в Тузове: улица Горького, дом восемнадцать, квартира тридцать девятая.

– Для какой надобности вы сообщили мне этот адрес? – делая на календаре соответствующую запись, поинтересовался Голдобеев.

– По этому адресу в почтовом ящике находится для вас очень важное письмо.

– Почему вы не отправили его мне по почте на мой адрес? К чему такая загадочность?

– Вопрос касается безопасности вашей семьи. Почему письмо не отправлено по вашему адресу… – задумчиво произнес собеседник, размышляя над вопросом.

– Вот именно! – произнес Голдобеев встревоженно.

– Я хочу убедиться в том, что оно не затерялось, вас заинтересовало и попало к вам в руки.

Частые гудки, раздавшиеся из телефонной трубки, показали Голдобееву, что разговор его с абонентом закончился.

После непродолжительного размышления Голдобеев позвонил начальнику отдела милиции полковнику Комину и сообщил ему о заинтриговавшем его недавнем телефонном разговоре с неизвестным лицом. Комин посоветовал ничего не предпринимать, так как он пошлет по известному адресу участкового инспектора, который проверит сигнал и о результатах проверки доложит ему рапортом. Ну а он уж, в свою очередь, без волокиты постарается уведомить его о результатах проверки.

Примерно через полтора часа полковник Комин уже был в кабинете Голдобеева с толстым конвертом в руке. На конверте было напечатано: «Голдобееву Юрию Андреевичу. Лично».

Конверт Коминым не был вскрыт. Вручая его Голдобееву, он сказал:

– Адресованный вам, Юрий Андреевич, конверт лежал в почтовом ящике с номером квартиры, хозяйка которой уже несколько месяцев лежит в больнице. Кроме нее, других жильцов в ее квартире нет. Положив адресованный вам конверт в ее почтовый ящик, посланник знал, что его корреспонденция не попадет в чужие руки, а только в ваши. – Интересно, о чем здесь пишут? – распечатывая конверт, произнес Голдобеев.

Из конверта он извлек подробную справку о работе фирмы «Стимул» в уходящем году, какая прибыль получена ее производственными единицами и какую прибыль от нее получило семейство Голдобеевых.

Ознакомившись с данной справкой, Голдобеев произнес:

– Информация мне знакома и, что характерно, абсолютно достоверная.

После этого он не спеша приступил к чтению машинописного текста письма. Прочитав его, он положил письмо на стол, после чего стал внимательно читать приложенную к письму вырезку из газеты.

Комин не мешал ему знакомиться с содержанием письма, а когда убедился, что тот с ним полностью ознакомился, после слов: «Вот теперь мне понятно, зачем и для чего затеяна вся эта свистопляска», – спросил у Голдобеева:

– С содержанием письма мне можно познакомиться?

– Читай! – задумчиво произнес Голдобеев. – Кто-то угрожает расправиться со мной и моей семьей, требует у меня ежегодную дань в размере двадцати миллионов рублей начиная с уходящего года.

– Аппетит неплохой, – заметил Комин, отрываясь от чтения письма.

Голдобеев дождался, когда Комин отложил в сторону прочитанное письмо, после чего спросил его:

– Что теперь скажешь, Геннадий Трофимович?

– Если исходить из текста письма, как он изложен, по солидному запросу и угрозам, то можно предположить, что за письмом этим стоит некая крупная преступная группировка, которая надеется тебя запугать и выиграть у тебя сражение.

– А может быть, это просто предновогодняя шутка? – попытался упростить решение проблемы Голдобеев.

– Хотелось бы так думать, но не похоже. Как намерен поступить, если оправдаются худшие опасения?

– Посоветуюсь с сыном, а потом решим, – задумчиво ответил он Комину.

– Юрий Андреевич, вы мне позволите взять письмо для производства экспертизы?

– Завтра утром, Геннадий Трофимович, вы сможете его взять у меня, а сегодня я хочу, чтобы мой сын прочитал его в подлиннике.

После ухода Комина Голдобеев, пригласив секретаря, преклонных лет женщину, поручил ей «не слезать» с телефона, пока не найдет ему сына и не передаст ему просьбу о немедленном свидании с ним.

Когда Геннадий Юрьевич ознакомился с текстом письма неизвестного рэкетира, он с любопытством поинтересовался у отца:

– Папа, что это значит?

– То, дорогой мой Геннадий Юрьевич, что за нас с тобой, по-видимому, взялась банда крутых субъектов, которые собираются доить нас и жить за наш счет.

– И как ты на это смотришь?

– Как я могу смотреть, если то, что имею, добываю своим горбом, а поэтому и ломаного гроша никому не дам, если на то не будет моей воли, и плясать ни под чью дудку не собираюсь.

– Я тоже считаю, отец, не стоит нам пасовать перед какими-то уголовниками.

– Но ты обратил внимание на то, к чему нас может привести отказ? Рэкетир не зря вложил в конверт вырезку статьи из газеты «Труд», где говорится о преднамеренном и хладнокровном убийстве двадцать девятого декабря девяносто второго года в Москве на улице Теплый Стан председателя правления Технического коммерческого банка господина Ровеского и сотрудника Главного управления охраны Российской Федерации Ильюшенко. Бандит тонко дает нам понять, что если мы не будем с тобой сговорчивыми, то нас постигнет участь погибших господ.

– Невеселая картина, отец, нарисована тобой, но все равно мы не должны сдаваться. Если мы сдадимся, то я перестану уважать себя как человека и уеду жить во Францию под крылышко тестя.

– Ни о какой, Геннадий, капитуляции не может быть и речи, но с сегодняшнего дня и часа вся наша семья должна перейти на военное положение, исключить из своего «репертуара» загородные прогулки, посещение злачных и других общественных мест. Чтобы не стать заложниками, мы с тобой без охраны не должны никуда выходить.

– И до каких пор, отец, мы будем бояться бандитов? – недовольно поинтересовался Геннадий.

– Пока милиция не Выведет их на чистую воду.

– И ты думаешь, что такой факт вероятен?

– Будем надеяться, другого нам сейчас просто не дано.

– Нет, отец, я с бандитами буду вести не оборонительный, а наступательный бой.

– Как ты намерен осуществить свой замысел в реальности?

– Я пока не знаю, но, работая на заводе, кое-чему обучен, а поэтому постараюсь теорию претворить в практику.

– Когда появится интересное предложение, не забудь поделиться им со мной.

Они еще долго беседовали между собой на тему рэкета, но этот разговор ничего полезного им не дал, а поэтому нет необходимости данный разговор излагать дальше.

Вечером после ужина соответствующее разъяснение сложившейся ситуации было сделано не только Антонине Андреевне, ее невестке Элизабет, но и супругам Патуш.

К утру следующего дня к служебному и домашнему телефонам Голдобеевых были подключены магнитофоны, с помощью которых предполагалось записывать телефонные разговоры со злоумышленником. В половине десятого тот дал о себе знать, вновь позвонив по телефону на работу Голдобееву.

– Ну как, Юрий Андреевич, вы решили с нами сотрудничать или нет?

– С кем это с вами я должен сотрудничать? – желая подольше задержать говорящего у телефона, резонно поинтересовался Голдобеев.

– Ты дурака не валяй. Мы люди серьезные и не позволим водить себя за нос, – раздраженно заявил собеседник.

– Я тоже считаю себя серьезным и с бухты-барахты за спасибо не желаю выбрасывать двадцать миллионов рублей.

– Тебе нужны наши верительные грамоты, чтобы ты узнал, с кем имеешь дело и чтобы зауважал?

– Хотелось бы.

– Я тебе их если не сегодня, то в ближайшие дни постараюсь обязательно предъявить. К слову замечу: засекать, из какого телефона я с тобой беседую, – бесполезная затея, так как телефонов-автоматов в городе больше чем достаточно.

Связь прервалась. Позвонивший ему через несколько минут полковник Комин сообщил, что абонент, с которым он только что беседовал, говорил с ним из телефонной будки, находящейся на автостанции. И, как обычно бывает в таких случаях, работники милиции не успели задержать злоумышленника.

Во время телефонного разговора Юрия Андреевича с вымогателем его сын находился рядом и слышал сам полностью всю беседу. После окончания телефонного разговора Геннадий заметил:

– Плохо, папа, то, что противник знает нас, а мы его нет. Если бы борьба между нами была открытой, то тогда справиться с дармоедом нам не составило бы никакого труда.

– Если на наши деньги нанять армию убийц – профессионалов, то, безусловно, она может запугать и осадить весь город, но я на это не пойду. Мы будем действовать только дозволенными законом методами.

– Зачем нам армия убийц? Мы можем через третье лицо нанять всего лишь одного профессионала, который ликвидирует рэкетира, и буря вокруг нас прекратится. В Америке масса миллионеров, и никто не подвергает их рэкету. На нас же в России любой желающий может устроить охоту, как на дичь. Потом некоторые обыватели удивляются, почему наши промышленники перекачивают свои капиталы на Запад. А ответ тут очень простой. Если промышленники умеют производить продукцию, то не каждый из них умеет воевать с мафией.

– А мы с тобой умеем с ней воевать, сынок? – с тревогой в голосе спросил Голдобеев сына.

– Кто его знает, отец, умеем или нет. На твой вопрос мы получим ответ в ближайшие дни. Только неизвестно, как и в какой форме этот чертов шантажист думает предъявлять нам свою визитную карточку.

– Вот именно! Из-за такого бандюги и работать не хочется, – недовольно пробурчал Юрий Андреевич.

– Ничего, отец, мы с тобой не так уж беззащитны. У нас есть охрана. Геннадий Трофимович обеспечил ее портативными рациями, поэтому нас преступнику не так легко будет взять.

– Только, Гена, не теряй бдительности, – который раз попросил сына отец.

– За меня можешь не беспокоиться, только сам не угоди в какую-либо западню, – ласково предупредил тот отца.

После обеда Юрий Андреевич на «Чайке» с охраной и водителем поехал на железнодорожную станцию, куда прибыли вагоны с сырьем из Узбекистана. Убедившись, что разгрузка вагонов и перевозка сырья на фабрику четко налажены, удовлетворенный результатом своего наблюдения и удостоверившись, что его вмешательства в налаживании работы в этой части не понадобится, он решил возвратиться на фабрику.

Когда они проезжали по привокзальной площади, неожиданно из поравнявшейся с ними «шестерки» их автомобиль был обстрелян из двух автоматов.

После совершения преступления бандиты на быстро набиравшей скорость «шестерке» устремились в город. Голдобеев обратил внимание, что на машине злоумышленников не было государственного номерного знака.

Так как «Чайка» была бронированным специальным автомобилем, то автоматные очереди не смогли ни пробить кузов, ни даже разбить стекла в нем. К счастью потерпевших, нападавшие стремились убить пассажиров «Чайки» и не целились по скатам. Поэтому машина Голдобеева от нападения бандитов практически не пострадала.

– Жми за ними что есть мочи, если догонишь, то можешь таранить, – приказал водителю Голдобеев, а сам, взяв с сиденья пятизарядное охотничье ружье, заряженное крупной дробью, решил тоже поохотиться на бандитов.

Он открыл люк в крыше своего автомобиля, встав во весь рост, возвышаясь почти на полкорпуса над крышей, и стал ждать момента, когда можно будет открыть прицельную стрельбу.

Начавшаяся гонка с преследованием для тяжелого крейсерского автомобиля с самого начала оказалась проигрышной. Он не мог догнать «Жигули», так как те, часто маневрируя, меняя направление движения, быстро набирая скорость, уходили от преследователей. Находящийся в «Чайке» сотрудник охранного бюро по рации сообщил дежурному отдела милиции о бандитском нападении и об их местонахождении.

Если бы «Чайка» преследовала «Жигули» не в городе, а на трассе, то «Жигулям» от «Чайки» вряд ли удалось бы уйти, но в городе соревнование в скорости сейчас между ними было не в пользу «Чайки». Голдобеев, видя, что «Жигули» начинают отрываться от них, решил все же обстрелять бандитов из ружья. Он видел, что в преследуемой машине находятся три человека. По ним он произвел пять выстрелов. Его четвертый выстрел разбил заднее стекло в машине бандитов. Это было слабым утешением для Голдобеева, так как за счет частых поворотов в узких улицах старого города, быстрого развития скорости водитель машины бандитов смог оторваться от преследователей и скрыться в лабиринте улиц.

Голдобеев был недоволен результатами преследования, но как бы он возмутился, если бы узнал, кто сидел за рулем преследуемого автомобиля. А «Жигулями» управлял не кто иной, как сам Жиган.

Туляк, а это именно он решил собирать дань с семейства Голдобеевых и показать им, что они имеют дело с серьезными людьми, решил для начала убить главу фирмы, в надежде, что сын окажется сговорчивее. В роли исполнителей его плана оказались Таракан, Чирок и Жиган. Последнему Туляк не посчитал нужным объяснить подробно смысл его задания. Когда Жиган поинтересовался у Туляка подробностями предстоящей операции, тот, отмахнувшись от него, небрежно бросил:

– Твое дело рулить, а остальную работу выполнят без тебя Таракан с Чирком.

– Что хоть за работа? – недовольный своим рабским положением, спросил он у Туляка.

– Одному гусю надо открутить голову. Не вздумай в работе закапризничать, а то и твою башку они оттяпают, – заодно строго предупредил он его тоном, не терпящим возражения.

Таракан и Чирок оказались неразговорчивыми парнями. Они были сосредоточены и деловиты. В распоряжение Жигана были предоставлены «Жигули» серого цвета. Разместившись в них с автоматами на переднем и заднем сиденьях, Таракан и Чирок вместе с Жиганом выехали на охоту. Жиган не знал, кто должен стать объектом их посягательства. Поведение своих соучастников он не осуждал. Какой им резон перед началом операции заниматься разглашением того, что сегодня, может, и не удастся, а завтра, возможно, функции Жигана будут переданы другому.

Только тогда, когда Жиган стал обгонять «Чайку», «быки» приказали ему эту машину не обгонять и двигаться с ее скоростью, он понял, кто был «гусем». Им был пассажир, находящийся в черной «Чайке». Это тот человек, который недавно проявил к нему свое внимание и участие, которого он уважал и на убийство которого, если бы он был в него посвящен ранее, никогда и ни за что не согласился бы пойти.

Жигану стало невыносимо стыдно и неприятно, что он оказался невольным соучастником расправы над этим отзывчивым и порядочным человеком. Если бы Голдобеев сейчас имел возможность посмотреть ему в глаза, то от позора он бы точно умер или провалился сквозь землю. Помимо этого, страх за свою жизнь сковал его волю, и он стал послушно исполнять команды соучастников преступления.

Бандиты, опустив стекла боковых дверец, в два ствола стали поливать из автоматов «Чайку», которая, к удивлению Жигана, невредимая продолжала движение по намеченному маршруту: более того, ее водитель, поняв, что он со своими пассажирами подвергся нападению, прибавив газу, попытался таранить их «Жигули» своим автомобилем. Для многотонной «Чайки» «Жигули» были неопасны. Она могла их раздавить, как козявку. Увидя для себя опасность, которую вместе с ним поняли и Таракан с Чирком, Жиган прибавил скорость под команду Таракана:

– Отваливай отсюда, и как можно быстрее, «Чайка»-то, оказывается, бронированная.

Жиган родился в Тузове, знал его как свои пять пальцев. Покинув центр, он устремился в старую часть города с узкими улицами, некоторые из которых были еще вымощены булыжником. Там он надеялся избежать встречи с работниками милиции и скрыться от преследователей.

– Ты посмотри! Эта падла собирается в нас стрелять, – испуганно уведомил своих друзей Чирок.

Таракан, увидев Голдобеева, возвышающегося над крышей кузова, с сожалением процедил:

– Хорошая мишень, но только она нам сейчас не по зубам.

Когда Голдобеев крупной дробью разбил заднее стекло в их автомобиле, бравада Таракана моментально улетучилась. Он и Чирок попадали на пол салона автомобиля, забыв о своих недавних агрессивных намерениях.

Жиган, оторвавшись от «Чайки», поехал по адресу, который сообщил ему Таракан. Там они поставили в кирпичный гараж свой автомобиль, оставили в нем свое оружие.

Общественным транспортом, пересаживаясь с трамвая на троллейбус, они добрались до ресторана «Синий туман». Там Туляк у себя в кабинете попытался было сделать им «разгон», но когда выслушал объяснение бандитов, то был вынужден признать, что провал операции произошел не по вине исполнителей, а по вине того, кто не до конца ее продумал и не все предусмотрел. Виновным лицом оказался он сам. Не критиковать же себя при подчиненных. Поэтому Туляк быстро успокоился, удовлетворенный тем, что для его банды неудачное нападение не имело неприятных последствий, если не считать разбитого стекла в машине, но на такую мелочь можно было вообще не обращать внимания.

Смирившись с неудачей и успокоившись, Туляк обратился к Таракану:

– Как наш новичок показал себя в деле?

– Нормалек! Благодаря его лихости мы ушли от хвоста и находимся здесь.

– Мужик – молоток, с ним можно ходить на дело, – поддержал его Чирок.

– Как считаешь, Жиган прописку в нашу семью прошел? – вновь поинтересовался у Таракана Туляк.

– Вполне!

– Проверку Жигану мы сделали, – согласился с Тараканом Чирок, – но Голдобеева мы так и не уделали.

– Такого туза мы не имеем права теперь оставлять без своего внимания, – нахмурился Туляк. – Завтра утром угоним из гаража его броневик, а потом по одному начнем с этими Голдобеевыми расправляться, пока не начнут хныкать.

Так Жиган стал полноправным членом банды Туляка, получив сразу и жилье, и средства для существования.

Несмотря на то что налет на Голдобеева и его охрану оказался неудачным для бандитов, Голдобееву стало понятно, что за него взялась хорошо организованная, вооруженная, обеспеченная транспортом банда, готовая ради достижения своих корыстных целей пойти на убийство и другую жестокость. Поэтому к вечеру текущего дня, по его указанию, охрана дома была усилена.