Текст книги "Все равно!"

Автор книги: Владимир Кусакин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

– Где этот прибор сейчас?– спросил я.

– Прибор не главное. Мы делаем излучатели не хуже чем инопланетяне, или кто они там. Пластина с информацией исчезла. А это плохо, очень. На основании всего этого, мы можем считать, что создан компактный прибор для стирания памяти.

Более того, никто не знает, изменяется ли генная память человека под воздействием этого аппарата, и если это так, то какой-нибудь ухарь скоро вознамерится производить не зомби, а монстров ... А по поводу, кто они такие?

Какая разница? Их очень много. С развалом СССР развалилось всё, а свято место пусто не бывает. Множество мелких лабораторий работают под прикрытием быших сотрудников КГБ, и вывески приличные. Ты же не обращаешь внимание на фирмы по ремонту холодильников? Я думаю, они разрезали оригинальную пластину. Возможно мощность была потеряна, зато появилась компактность.

Где-то там, – он кивнул за окно, -ходят агенты с такими приборами в кармане.

Их надо найти. Сотри их первым. Для начала ты едешь в Гамбург, искать Янтарную комнату, главный босс дал добро. Хотя , как я понял, он с удовольствием удавил бы тебя собственными руками. Но ты ценный работник. Поэтому тебя удаляют, пока. А это согласуется с нашими планами.

– Её нужно искать?

– Только делать вид. Её уже никогда не найдут.

???

– Почти сорок пять лет солдаты нашего гарнизона в Виленсдорфе, растаскивали Янтарную комнату по кусочкам, на дембель, в подарок маме, невесте ... Как ты думаешь, там что-нибудь осталось?

Он кивнул на Али, посапывающего в мягком кресле.

– Алишер обнаружил утечку. Его тогда послали для организации вывода наших войск, по линии контрразведки. А он сразу по магазинам, смотреть чем наши солдатики торгуют, и увидел янтарь. Фигурки, мозаика ... в лом. Тогда наши всё скидывали, даже гвозди. И была ночь длинных ножей, впрочем это лирика, никого не арестовали. Отвели его в подземелье и дали посмотреть. Вот, еле выпросил у него.

Дмитрий Васильевич зацепил пальцем шнурок у воротника, и вытащил янтарную фигурку солдата.

– Гляди, Жека! Когда умру, Али передаст её тебе.

Что я мог сказать? Просто кивнул и посмотрел на Али. Он притворялся что спит, пальцы рук лежащие на животе слегка подрагивали. Мне показалось что он плачет.

Весь следующий день старики собирали меня в дорогу и давали последние наставления. Пришлось поклясться на старой коробке из под сигар, что я буду осторожен.

– Возьми вот это. – Араб протянул мне тонкий кожаный фолдер. Я раскрыл. Внутри были бумаги о передаче права собственности. Точно такую же папку он положил на колени Али, который не сделал никакого движения чтобы взять её.

– Это твоё прикрытие и гарантия на будущее. Все пояснения внутри. Разберёшься по дороге.

Я понял и не стал протестовать. Они не стали мне друзьями, слишком большая разница в возрасте и опыте. Это было другое, гораздо больше, чем простая дружба.

И я благодарен судьбе за это.

На третий день в Гамбурге, я получил страшное известие. На нашу базу в лесу, было совершено нападение. Дмитрий Васильевич и Али были мертвы.

Теперь на моём сердце стало три шрама, по одному за каждого любимого мной человека. Найти! Да, сначала найти, потом я буду знать что делать.

Я ходил по сырым, серым улицам Гамбурга и смотрел, в надежде не пропустить какой-нибудь знак. За три месяца я успел изучить большую часть города, временами мне казалось что время остановилось и я топчусь на месте.

Как говорил Петрович?

– Если не знаешь где и как искать, не ищи! Положись на случай, он никогда не подводит.

За тысячу евро я купил у турка на базаре побитый Опель. Старая регистрация и страховка всё ещё была приклеена к номерам. Значит можно ездить, только не привлекать внимания полиции. О ней я как раз беспокоился меньше всего.

С базой я связывался два раза в неделю, ответ был один: -Продолжай искать!

О том что у меня уже давно должны были закончиться деньги, никто не вспоминал.

Я тоже. Поэтому все были довольны.

22 Апреля я решил устроить себе пикник. Не потому что день рождения Ленина, просто было светло и грустно.

Я не стал брать автобан. Федеральная дорога, струящаяся среди полей , больше подходила под моё настроение.

Перед выездом за городскую черту я увидел знак "Ausgang", и название деревни "Ritberg". Мне нравятся деревенские жители, их отношение к гостям, их неторопливость и открытость. Кстати и готовят здесь намного лучше.

Да и парковаться можно где попало. Поэтому я затормозил на центральной площади у небольшого гаштета. Вместо сэндвичей хозяин предложил мне попробовать кусок Майского пирога испечённого в настоящей печи. Понимая что разговаривает с иностранцем, он неустанно размахивал руками, подкрепляя свои слова жестами. Я улыбался и молча кивал, понимая быструю речь с пятого на десятое. В общем-то было понятно и без слов. Он хвастался что все окружающие гешефты с гешефтмахерами, ходят к нему отведать удивительную и неповторимую кухню. Из вежливости я начал смотреть, куда он тыкал своими пухлыми руками, и вдруг увидел знак. Точно такой же был на ключе, найденном Игорем в танке с водой. Стрела и лук! У меня пересохло в горле.

– Тащи водки! Во-о-дка! Смирнофф! Ферштейн? И всё остальное тоже тащи, гулять будем! Яволь?

Я сделал руками загребающий жест и вытащил бумажник, плотно набитый сто евровыми банкнотами

Такой язык понимают все, особенно когда им что-то нужно от вас. Когда нужно вам, да ещё за просто так, всех сразу одолевает синдром Дауна. Поразившись заказу заезжего богача, хозяин сдвинул два стола, поскольку на одном это всё никогда бы не поместилось.

А я выбрал место лицом к окну, чтобы без помех обозревать долгожданную вывеску: "Фельдман и Ко. Машинен", а также до боли знакомый знак.

Для начала я хлопнул целый стакан водки, приведя в весёлое настроение хозяина и двух старичков-пенсионеров.

– Присоединяйтесь!– показал им на свой стол. Народ начал прибывать, некоторые прослышав о затевающемся празднике, другие привлечённые весёлой народной музыкой из окна забегаловки. Я сказал что плачу за всех и мы составили столы буквой П. Хозяин быстренько прикинув, во сколько это обойдётся, тут же полюбил меня, как своего давно пропавшего брата из Америки. Стало жарко и душно.

Рядом со мной сели. Не поворачивая головы, сказал:

– Так значит это ты маячок на мою машину поставил?

– А чего светиться-то? По какому поводу гульба?

– Смотри напротив.

Мишель посмотрел.

– Это онo?

Мишка завозился на маленьком стуле.

– Я тебе потом объясню, присмотри за дверью, пока я тут гуляю.

Он сграбастал со стола громадный кусок пирога и мою кружку пива, и вылез через окно. Никаких зачем, да почему. Молодец!

Мишель – сын Петровича, правда он сам об этом не знает. А со мной мой старый инструктор поделился. Собственно история житейская. Только Петрович сына из виду не упускал. Пока маленький был, деньгами помогал, когда подрос, от милиции прикрывал. Потом взял его в учебный центр, а когда уходил мне передал, чтобы присматривал. Мне нужен был свой человек в управлении и я пристроил его туда, как внебрачного сына помощника Президента. Потому что по утрам он свои штаны еле находит. Искатель ещё тот, а вот наблюдатель классный и боец хороший. Парадокс! Он теперь единственный, кому я доверяю в этой клоаке. А Карась пропал, где его носит? Непонятно.

Немцы народ приличный. Стереотип германского бюргера – толстый лысый мужчина средних лет, весь вечер пьёт одну кружку пива и ест свиные сосиски с капустой. Всё так, но это за свои деньги. За мои, они почему-то пива не пили, а налегали на коньяк и водку. Тогда я показал им как пить водку с пивом, мне надо было обеспечить смену состава, напился и отвали на свежий воздух! К хозяину пришла подмога; жена и старший сын с семьёй. Я выдал ему авансом три тысячи, и за это он хотел меня облобызать, но я был твёрд в своей сексуальной ориентации.

Шесть часов вечера, а гулять начали в двенадцать. Должно же быть шевеление, хоть какое-нибудь?

В 6:05 открылась дверь, и на пороге показался мужчина в чёрном костюме и белой рубашке с галстуком-бабочкой. Белая шляпа бросала тень на его лицо, но по тому как он застыл, стало понятно, он проверяется. Сейчас он осматривает пространство площади, и его несомненно должны заинтересовать: моя машина и безудержное веселье в гаштетте. Это требовало проверки. Понятно что он не профессионал. При современном уровне техники, если тебя пасут серьёзно, то никогда ничего не увидишь. Совершенно иное – демонстративная слежка, когда тебе просто не дают работать, топчутся за спиной и отпускают глупые шутки. Это нервирует, и превращает тебя в бесполезного агента. Можно конечно пуститься во все тяжкие, но этим ты только покажешь, что у тебя рыло в пуху. Тогда тебя догонят, обязательно догонят, не было ещё случая, когда не догоняли, и обязательно будут пинать тебя ногами. В общем будут делать больно, и очень долго. Пока в чём-нибудь не признаешься. Лучше в какой-нибудь ерунде, если их это устроит. Требуйте чтобы всё было записано в протокол официально. Признания всегда должны быть официальны. После того как всё готово: стенографист, магнитофон и полный кабинет народа, вы можете начинать.

– Да, я виновен, виновен в том , что спал с вашей женой, капитан (майор, полковник).

Тут вы несомненно получите по тыкве, а капитана пристыдят.

В конце-концов, даже судья пойдёт вам навстречу, и даст не больше двух лет условно за попытку изнасиловать соседского дога.

Кажется я выпил слишком много, если такая чушь в голову лезет. Проще надо быть.

Интересно, пойдёт он сюда? Хотя бы для того чтобы убедиться, что все свои, а я лыка не вяжу. Я бы, например, пошёл. Что он ждёт?

Внезапно я понял. Его компаньон уже здесь! Он должен был позвонить и попросить проверить гаштетте на вшивость. Вот скотина! Кто же это? Он должен выйти на улицу, и дать сигнал. Ну вот, выходит. Только не он, а она. Дородная тётка лет сорока пяти, и рожа фашистская. Только что пела про лютики-цветочки на мотив:

– Дойче зольдатен, унд официрен, унд зондеркоманден, нихт капитулирен!

Жалеть её будем? Жалость кончилась со смертью Оли, и моих стариков-учителей.

А она сигареты держит на отлёт, дураку ясно, всё упаковано. В смысле алкаши собрались и бакланят на всю деревню.

Тот что в дверях, стойку поменял, лёгкими шажками к нам направился. Это он прав. Привычкам изменять нельзя, не в духе традиций, а следовательно подозрительно.

– Гутен абенд, фрау Марта!

– Гутен абенд, доктор Фельдман. Как у вас день прошёл?

– Спасибо, дражайшая, так себе. Не зайти ли нам внутрь?

– Ах, спасибо вам за приглашение, вы такой галантный кавалер! Только припозднилась я, ещё постирать и погладить надо.

– Не смею задерживать, уважаемая! Увидимся как-нибудь вечером?

– Хи-хи, ха-ха! Как вы несносны, герр Фельдман.

– Для вас Питер, дорогая Марта!

Он ушла. Довольная. А с этим герром мы в дверях столкнулись. Мазнул он глазами по моей фотокарточке и отвернулся. И то правда, что на меня смотреть?

Физиономия в салате с майонезом, на голове капустный лист, а винищем разит!

Я ещё рот открыл и язык высунул, чтобы быть как все.

А хозяин ему уже с кухни столик тащит.

– Присаживайтесь, герр доктор!

Всё это на немецком конечно, и мне не слышно, да ещё и не понимаю, но гарантирую, попал в десятку! В смысле всё так и было.

Через пол-часа, обеспокоенный моим исчезновением хозяин, вместе с герром Фельдманом нашли меня под стеной в коматозном состоянии.

Мой бумажник валялся рядом.

– Сколько он остался вам должен, герр Шлоссер?

– Сущие пустяки, герр доктор. Что-то около двух тысяч.

– Однако, герр Шлоссер! Не много ли? Врочем, вот ваши две тысячи, и давайте посмотрим сколько осталось. А то нас могут обвинить в бандитизме.

Посчитайте сами, а то у меня глаза в сумерках нехороши.

– Восемнадцать тысяч!

– Богатый турист?

– Он называл какой-то испанский город...

– Уж не баскский ли он террорист, ради всего святого?

– С этих испанцев станется.

– Пожалуй, герр Шлоссер, я смогу дать ему приют на эту ночь.

– Не смею возражать!

– Тогда до завтра, герр Шлоссер.

– Ауфвидерзеен, герр доктор!

Фельдман поднял меня с земли, и поволок в закрома, куда я так сильно хотел попасть. Он затащил меня в комнату и бросил на софу. По пути, я облевал ему весь рукав, и он побежал в ванную.

Вернулся через минуту, и получил пепельницей по голове, не очень сильно, чтобы не дёргался. Я усадил его на стул и связал. Даже рот затыкать не стал. В этом каземате кричи, не кричи, всё равно никто не услышит.

– Was machen Sie? – спросил он, собравшись с мыслями. (Что вы делаете?)

– Заткнись и слушай! – ответил я на русском.

Страх метнулся в его глазах. Понял, понял скотина!

– Nicht verstehen! (Не понимаю)

– Не понимаешь значит? Ну, как хочешь!

У меня не было сомнений что это он, и тем не менее я решил подстраховаться.

Следующая комната была кабинет. На стеллажах книги по физике, и портрет Эйнштейна. На столе саквояж, а в нём ... Как неосторожно! Рама сварная , из лёгкого металла, и пластина, как её описывал Араб. Источника питания нет, а излучатель закрыт крышкой. Значит он работает? Посчитал количество колец-резонаторов. Только шесть. Араб говорил о семи, ошибся? Надо будет спросить.

Ярость рванула сердце. Их нет, а эта гнида жива!

Взял саквояж, пошёл назад.

– Это что?

Молчит.

Зажал рукой нос и рот. Пальцем надавил на глаз, что-то лопнуло и потекло. Я отёр руку о его пиджак.

– Без одного глаза жить можно.– сказал я, -без двух тоже, только зачем?

– Почему? Почему вы это сделали?– спросил он визгливым голосом, размазывая слёзы на оставшемся глазу, до второго он боялся дотронуться.

– Это у меня новый метод обучения русскому языку.– объяснил я, -Запоминается легче! Будем говорить? Вижу что согласен. Что это?

– Генератор.

– Какой генератор? Я что, через слово тебе должен по глазу выдавливать? У тебя всего один остался!!! – заорал я страшным голосом.

Со стула закапало. И правда, испугался.

– Генератор стирания памяти.

– Вот теперь всё понятно, продолжай.

– Что продолжать?

Я ударил его по месту где раньше был глаз. Противно конечно. Слизь висела на левой стороне его лица.

– Подумай ... -и пошёл мыть руки. Как Понтий Пилат.

Пока умывался, в ушах звучал голос, это Она транслировала с какого-то собрания или товарищеского суда, я не разобрался.

– Это не наши методы, товарищи! Это неприкрытый фашизм, который свил гнездо под сводами нашего ...

Я вернулся.

– Фамилия, имя, отчество?-

– Фельдман Яков Хаимович.

– Он же?

– Питер Фельдман.

– Давно здесь?

– С 1991.

– Вот и начни с девяносто первого...

Август 2005

Да-а, это голубизна! Я поднял брезент на котором спал, и стал скатывать в рулон, потом прижал его к себе, чтобы компактней был, и получил страшный удар в грудь. Прямо в серединку попал, несмотря на ночное время!

Лежу не дышу, глаза скосил по направлению к ногам, откуда выстрел был.

Ничего не видно! Брезент горбом на мне, мешает. Хотел скинуть, но в это время ещё две пули зарылись в него. Что же он гад думает? Что у меня живот такой?!

Стал руками лапать по сторонам. Должно где-то здесь ружьё лежать, да и автомат опять же...

– Не шевелись!– говорит Она, -Вот он!

Тут я его и увидел. В ночной прицел я бесформенным кулем кажусь на фоне полупогасшего костра, но три пули это серьёзно, поэтому и идёт, не очень сторожится. И язык этот голубой. Обложили, гады!

А он заинтересовался, что это такое светится, любопытный попался. Решил его автоматом своим потрогать, раз уж я признаков жизни не подаю. Сунул он его в голубизну, которая ко мне подбиралась, и стоит озадаченный с одним прикладом в руке. Быстренько ноги поджал и поднимаюсь. А он остолбенел и не двигается. Я к нему сзади зашёл.

– Не стой,– говорю, -а то и тебя сожрут!

Оглянулся, лицо бледное в темноте, да ещё синим отливает, хотя я думаю, у меня не лучше.

– Ты кто?

Я голос на октаву ниже и завыл, как в пионерском лагере ночью.

– Я бог Вака-Вака! Пошли со мной! – и руку протягиваю.

Видимо здорово его в пионерском лагере напугали, подпрыгнул он, и как бросится!

Только со страху в другую сторону побежал, прямо в голубизну. И растворился.

Чтоб тебя! А у меня вопросы были. Хотел по человечески распросить, а он вон как!

– Не виноват я, он первый начал.– утешил себя.

Двое осталось.

– Зря они тоже не пришли.

Собрал вещи, погрузил на моих лошадок и пошли. Недаром местные сюда не ходят. Пусть с этим учёные разбираются, если интересно.

Не хотят лошадки идти в темноте, умные животные. Пришлось пошарить в рюкзаках. Из одного выудил полотенце, из другого рубаху, а в ней пистолет, очень интересная штуковина. Только недавно вошедший в серию HK-UCP, калибр 4.5, я порылся ещё, ага, вот и он! Глушитель. Титановый цилиндр с камерами ловушками внутри. И кто же это у нас такой умный? Проверил магазин, двух патронов не хватает, а всего восемнадцать. А я всё удивляюсь. Эти кретины избегались за мной по тайге, а неуловимый убийца и носа не кажет. Почему?

Не потому что он такой умный, а потому что я такой идиот. Купился на ментовское удостоверение и форму проводника. Занервничал он, после того как Таша пропала, залил туалет водой, потому что не помнил, за что своими руками хватался.

Ай да Федя! И рюкзак не хотел отдавать. Только не думал он, что мы тут же и разойдёмся. Издёргался наверное весь. Ничего Федя, подожди! Наташу только жалко. Мы с ней вместе поспрашиваем нашего Фёдора. Я представил как она отрывает ему голову, и на сердце стало легче. Одной лошадке голову рубахой обвязал, другой полотенцем, так и пошли. А то они за свои глаза боялись.

Надо быстрее закончить с этими, и к туристам. Как бы что не случилось.

Я стал подгонять лошадок, стараясь побыстрее, лучше к полудню попасть на каменные осыпи в горах, Там они меня и встретят! Или я встречу их...

Я занял хорошую позицию на горе за камнями, имея в виду единственную тропинку, просматривающуюся почти на километр. Устроился хорошо. Вспомнил как на первом году в армии, я мечтал о такой работе – лежать в засаде. И чем дольше, тем лучше. Нехорошее чувство росло с каждым часом. Пробовал поговорить с ней. Не отозвалась. Никто за мной не гнался. Меня забыли.

Бедные лошадки стояли некормленные, на камнях.

– Потерпите немножко, – уговаривал я их, – скоро у вас будет много-много вкусной травки.

Они косились на меня влажными печальными глазами, и кажется не верили.

В конце-концов они меня уговорили, и мы быстрыми шагами пошли спускаться в долину. Когда стемнело, я стреножил их, чтобы далеко не убежали, а сам залез на дерево, на всякий случай. Времени впереди много, можно пораскинуть тем что у меня осталось.

Федя! Если этот скот задумал идти по моим следам, и вляпался в ловушку устроенную моими преследователями? А теперь ведёт их к туристам? Они сыграют роль заложников при разговоре со мной, или приманки, если я окажусь достаточно глупым, и попрусь в лагерь даже не проверившись.

У меня волосы встали дыбом. Потом улеглись. Ничего они им не сделают, пока не получат меня, или мой труп. Но они опередили меня на несколько часов, допустим на пять, и до рассвета ещё шесть семь часов. Значит всего двенадцать. Всё не в мою пользу. Надо идти к реке. А там видно будет. Опять же, не переоценил ли я своих коллег? Они то где?

– В Караганде!– ответил сам себе. И понял. Зачем им бегать за мной по тайге, если можно перекрыть все подходы к месту где упал самолёт?

– М-м-м, разумно.– сказала Она , как всегда появляясь ниоткуда.

– А зачем мне туда идти?– с надеждой, что она скажет: -Конечно не ходи!– спросил я.

– Тебе надо найти себя.– почти прошептала она, и у меня побежала морозная волна.

Я это знал. Конечно пойду! Пусть они хоть полк пригонят. Потому что они меня не тронут, пока я не покажу им место, где спрятана пластинка светлого, похожего на золото металла.

– Как ты себя чувствуешь перед последним прыжком?

– Последний для меня?

– Последний для них, глупыш!– я почувствовал как она улыбнулась.

– А если ...?

– Я всегда буду с тобой!

– И там тоже?

– Особенно там.

Я повернулся на другой бок, и чуть не упал с ветки.

– Может мне спуститься и доспать внизу?– спросил проверяя, был ли это сон?

Она не ответила. Может и сон. Или как?

Под утро пришла лошадка. Стала хрупать над самым ухом, и ещё вздыхать.

Что-то вроде: -Надоел ты нам, Жека. Мы домой хотим!

– Уйди!– сказал я, -Не мешай спать. Скоро уже домой.

Она радостная ускакала.

Апрель 2004

С паршивой овцы хоть шерсти клок, применительно к товарищу Фельдману.

Я не ожидал многого от нашей беседы, и надо сказать не разочаровался. Информации было с гулькин нос. Как и предполагалось. Формулы и расчёты мне были не нужны, а благодарное человечество обойдётся.

Пластину действительно распилили на шесть частей. Две находились в Москве, одна в Краснодаре, понятно что одна в Гамбурге, а про остальные он не знал.

Про Москву и Краснодар герр доктор узнал чисто эмпирически, из разговора с курьером, который возил документы входящие и исходящие. Лаборатории вели исследование физики кристаллического тела, коей и оказалась эта пластина. Вернее не так. Если вы приклеите на стекло алмазную пластинку, то это и будет оно. Только вот здесь клея нет. Одно целое, а из за этого ещё непонятней.

Кристалл и антропоморфная структура. Как собака с кошкой. Кристалл каким-то образом делает информацию доступной, но они пока научились путём снятия одного кольца, только лишать людей памяти. Москва пошла в этом отношении дальше, оно и понятно, там количество умников на квадратный метр в сто раз выше чем в Занзибаре на тысячу километров. Теперь их зомби выполняют приказы записанные через компьютер, прямо в мозг.

И одуряющее количество информации, но нечитабельной.

Вопрос: Что делать с господином доктором?

Ответ: Не знаю.

Послать его в развивающуюся страну, под присмотр тамошней резидентуры, как тех двух, что я оприходовал на взлётной полосе? Но этим занимались Араб и Али. У меня нет ни адресов, ни связи. Кстати, надо разобраться с тем что оставил Араб. Я никак не мог заставить себя засесть за бумаги. Договариваюсь сам с собой: -Как только, так сразу.

– Объявляется приговор!– сказал я, голосом судебного заседателя. -Именем Российской Федерации, Фельдман Я.Х ..., какие-то неприличные у вас инициалы, вы не находите? Поступает в полное владение ..., имя мы опускаем ввиду секретности. В качестве наказания он приговаривается к частичному стиранию памяти, а именно двух последних лет, включая сегодняшний день.

Должно быть он давно ждал ужасную и мучительную смерть. Выражение радости было весьма уместным в создавшейся ситуациии.

– Последний вопрос.– он быстро-быстро закивал. -Где лежат все нечестно нажитые сбережения?

Мокрые штанины хлопали по его тощим ляжкам. От него воняло, когда он бежал в лабораторию вынимать деньги из вытяжного шкафа

– Помогите мне!– его дрожащие руки не могли справиться с тяжестью металлической полки забитой изнутри банковскими упаковками.

– Неплохо!– сказал я , прикинув на глаз сумму. -Тысяч шестьсот?

– Шестьсот тридцать две.– ответил он, -С вашими было бы ...

– Ну-ну! Ты не забывайся, математик!

Он испуганно сжался ожидая удара.

– Отсчитай двести пятьдесят, и уложи в свой саквояж. Теперь садись.

Я набил на компьютере несколько комманд, подвёл аппарат к его голове ...

Побежала секундная стрелка; один, три, пять, стоп!

Закрыл шторку и сказал:

– Маносаровар – озеро, где водятся злые рыбы.

Он встал, сделал один шаг и присел три раза. Действует!

Это была контрольная фраза.

– Где твой паспорт?

Он вынул из ящика стола паспорт и протянул мне.

Я сидел минут двадцать исправляя латинскую V на W.

– Es ist Ihre passport, herr Weldman. (Ваш паспорт, герр Вельдман.)

– Jawohl, mein herr! Ich fahre nach Munich. (Слушаюсь, господин. Я уезжаю в Мюнхен.)

– Ja, est gut.– Я устало махнул рукой, сунул в руки саквояж с деньгами и вывел его за дверь. Там он сел в мой Опель, и через несколько мгновений красные огоньки стоп сигналов машины с гражданином Вельдманом исчезли за поворотом.

Машина глухая и внешность я ему переделал основательно. Через шесть часов он явится в госпиталь и попросит помощи, потом снимет квартиру и будет отзванивать на знакомый мне телефон два раза в месяц.

К полудню, на машине доктора я доехал до Майнца. На Бремерштрассе снял комнату в маленьком мотеле для шоферов-дальнобойщиков. Затащил сумку с подарками из Гамбурга и позвонил Мишке.

Согласно нашему уговору, он должен был следовать за доктором в Мюнхен, а оттуда самолётом в Москву.

– Как прошло с фрау Мартой?

– Она со мной едет!

– Миша, дорогой! Не забывай что это очень серьёзный и ответственный шаг в твоей молодой жизни. Тебе всего двадцать шесть, а ей сорок пять. У тебя уже есть одна мама.

– Дурак! Она была в Краснодаре по делам лаборатории.

– Продолжай!

– Адрес она не помнит и по-русски ни бум-бум. Хочет показать на месте. Посодействовать...

– Я так понял, ты ей уже посодействовал. Карта у тебя далеко?– я лихорадочно соображал. -Найди Альпензее, это в Австрии. Я буду там завтра. Жди меня в первом отеле-мотеле с левой стороны дороги.

– Нашёл!

– Тогда всё.

"Мишку нельзя баловать, и побольше самостоятельности.", так Петрович говорил. Так и делаю.

– Хорошо что он ни про Араба, ни про Али не знает.– подумал я. -Слышал конечно, как не слышать, да только никогда не встречался, калибр не тот.

Дмитрий Васильевич и сам не афишировал свою работу.

Я открыл сумку и вынул со дна кожаную папку которую дал мне Араб перед расставанием. Страницы на русском и на немецком. Перевод. С одного на другое.

Та-ак, что здесь? Фабрика по производству молочных продуктов.

Список продуктов. Я улыбнулся. Араб не любил молоко, ему нравился коньяк в пузатых бокалах. Адрес: Бирхольц штрассе, 23, Вормс. Это совсем рядом.

За пол-часа доеду. Акционеры: только один – Алишер Гиреевич Бекмурзаев, наследница: жена, Фарида Ренатовна Бекмурзаева, детей нет.

Пятьдесят один процент принадлежит Евгению Александровичу Ронину, он же президент гешефта. Управляющий: Юрий Генрихович Штейн. Русский немец, женат, прекрасный работник... Ладно, познакомлюсь.

Экспорт: USA, UK, Russia и другие.

Товарооборот за первые три месяца: шестьдесят миллионов евро!?

Молоко оно что, золотое? Надо ехать, всё узнать самому. К Юрию Генриховичу, кстати, здесь его телефон...

– Юрий Генрихович, это Евгений Ронин. Я здесь проездом в Майнце, заглянуть можно? Нужно? Тогда еду, через пол-часа... Да, здесь есть карта города. Найду. До встречи!

Через тридцать пять минут я въезжал на территорию небольшой фабрики, окружённой трёхметровым забором с колючей проволокой и сенсорами на столбах.

Совсем неплохо для молокозавода, расположенного на берегу Рейна, и стена к стене с заводом "Джонсон и Джонсон".

Юрий Генрихович ждал у ворот, его я узнал сразу. Что-то в глазах, видимо.

– Извините ради бога, опоздал. Давайте знакомиться. Сразу скажите, что такое важное произошло? Зачем вам моё присутствие? Дело в том что у меня дела в Австрии. Вы курите? Женаты?

Управляющий сначала внимательно слушавший мою ахинею, засмеялся.

– Именно таким я вас и представлял.– сказал он, -Мне Дмитрий Васильевич вас хорошо описал, только он сказал что вы не появитесь месяц или два, а прошло уже три, и он больше не звонит. Я понимаю, ушёл от дел, отдыхает.

Я медленно сел на землю, подперев спиной стенку караульного помещения.

– Их убили, Юра ... и Али убили ... я один остался. Извини что я так тебя.

– Ничего.– он сел на землю рядом со мной, в своём шикарном костюме и тоской в глазах. -Я закурю?

– Дай мне тоже, а выпить у тебя есть?

– В конторе.

– Тогда давай покурим и пойдём выпьем. Хорошо?

Он кивнул головой, пряча глаза.

Охранники вооружённые с ног до головы, с изумлением глядели на нас.

Как и всё у Араба, молоко было обыкновенным прикрытием.

Когда я подписал кучу документов, я более или менее понял, чем тут занимались.

Изобретение безвестного химика, нарасхват покупали оружейные заводы стран НАТО и России. Основа – молоко, правда Юра сказал, что мы могли бы делать, и гораздо проще, то же самое из нефтепродуктов. Но молоко, прикрытие гораздо лучшее. Да и безопаснее, город всё таки.

– А как же работники?– задал я мучивший меня вопрос. -Неужели не догадываются?

– А как?– спросил он. -Для этого надо знать тридцативосьмизначную формулу.

Даже собаки не разбирают, где настоящее молоко, где наше.

– А ты знаешь?

– Не знаю!– он заметно охмелел. -И знать не хочу! Я даже не знаю для чего эта штука нужна. Ружья чистить, или взрывчатку делать. А может они его пьют?

За такие-то деньги?

– Время будет, разберёмся. Теперь насчёт проблемы...

– Да,– он виновато заморгал. -Я не специалист, но за последние два месяца мы потеряли трёх сотрудников, мне это подозрительно.

– Почему?

– Какая-то возня вокруг нашей фирмы, повторюсь, я не специалист, но кто-то пытается раздобыть секрет изготовления, или формулу. Хоть что-то. Только они не знают, что Дмитрий Васильевич привозил ингридиент из Москвы. В простой грелке. Потом он заполнял её ацетоном и сжигал.

Я думаю искать шпиона следует среди этих трёх.

– Угу, если их просто не подкинули тебе, чтобы было чем заняться.

Юра с удивлением посмотрел на меня.

– Кто у вас начальник службы безопасности?

– Курт Виллерман, но он сейчас дома.

– Звони! Скажи, президент здесь, срочно вызывает.

Он попробовал сначала один телефон, потом другой.

– Не отвечает ...

– На смене кто-нибудь есть?

– Да, его заместитель, мне иногда кажется что он живёт здесь.

– Зови!

Через минуту в кабинет вошёл молодой мужчина с жёстким, но приятным взглядом. Тигр хищник, но он вам нравится, этот выглядел так же.

– Франц Тодт.– представился он, глядя на меня.

– Das unzere President, Franz!– сказал Юрий. (Это наш Президент, Франц!)

Он вытянулся и щёлкнул каблуками.

– Принесите личное дело вашего патрона, Франц! И не забудьте своё тоже. Переведите Юра!

– Я говорю по-русски.– неожиданно ответил Франц. -Всё равно это можно узнать из моего дела, зачем скрывать? Только ключи от сейфа одни, у начальника безопасности. Никто кроме него ...

– Пойдёмте, посмотрим! – я поднялся.

Втроём мы прошли к кабинету номер пять.

– Здесь.– сказал Юрий. Он подёргал дверь. Закрыто.

– Ломайте!

Франц вопросительно посмотрел на меня. Я показал на дверь.

Он вынул радиостанцию и что-то сказал.

– Сейчас принесут. – пояснил он.

В конце коридора показался охранник тащивший здоровенную кувалду.

– Можешь идти.– отпустил его Франц, взял кувалду и ударил по замку, потом второй раз. Дверь была открыта и мы вошли.

Сейф был громадным чудовищем.

– Пусть вас это не пугает.– сказал Франц. Он покрутил рукоятку запорного механизма и открыл дверь. За ней была панель управления.

– Нужна карта!– сказал он.

Я достал из кармана несколько карточек, которые были в папке Араба, проверил.