Текст книги "Бананы и Лимоны"

Автор книги: Владимир Арро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Сольное пение и дуэт

Не то чтобы после той встречи на улице отношения Алисы и Пети резко переменились, но потепление наступило. Алиса, увидев Петю, теперь не отворачивалась, не делала вид, что он для нее не существует, а коротко кивала головой да при этом еще как-то хмыкала. А Петя, в свою очередь, встретив Алису, делал неопределенный взмах рукой и бурчал себе под нос: «Привет!».

Людям со стороны, тем, кто повнимательнее присмотрелся бы к этим их приветствиям, могли броситься в глаза две крайности: во-первых, и тот и другой торопились скорей пройти мимо, как бы стремясь максимально сократить встречу, а во-вторых, и тот и другой – оба! – страшно радовались ей.

Петя-то сознавал это противоречие! Пете-то ясно было, чего он хотел. «Ах, – думал он, – все это условности, предрассудки и пережитки!»

Он давно готов был принести в жертву свое самолюбие. Но он понимал, что одних заверений недостаточно, а нужно свою верность чем-то доказать.

«Что-то я должен сделать, – размышлял он. – Что-то значительное и убедительное! А может быть, и головокружительное!»

С этими мыслями он сидел на уроке рисования и рисовал все Алисино правое: правую щеку, правое ухо, правый локоть и правую косу.

Потом он нарисовал самолет и себя в самолете.

Потом лунную поверхность и себя – в районе моря Спокойствия.

Потом клетку с тиграми и себя – рядом с ними в клетке.

Потом канат под куполом цирка и себя на канате. А внизу стояла Алиса и держала цветы.

«Нет, в самом деле, – думал он, – как мало дано одному человеку, чтобы он мог произвести сильное впечатление. Вот что я могу? – И, перебирая в уме, что он может, Петя почувствовал себя таким жалким, таким заурядным и беспомощным, что ему просто грустно сделалось. – Что?… Да ничего! Стойку на руках – и ту не умею!»

Но уже к концу урока Петя решил, что не далее как сегодня он вернет Алисино доверие и уважение. План, хотя еще и смутно, вырисовывался в его голове.

– Ну что, пошли? – спросил его Савва после звонка.

– Идите уж без меня, – рассеянно ответил Петя. – Я сегодня занят.

– Так-так… Странно.

– Что странно?

– Подозрительно как-то…

Но тут вмешался Леша Копейкин:

– Пойдем, Савва. Ведь могут же быть у человека дела.

Петя подождал, пока они выйдут из школы, одновременно держа в поле зрения весь вестибюль. Он вспомнил, что Алиса в этот день может задержаться на репетиции концерта, который школьники готовили к Новому году. Он снова снял пальто и поднялся наверх.

Из одного класса действительно доносилась музыка.

Петя бесшумно приоткрыл дверь. За роялем, спиною к двери, сидел Аким Макарыч, а возле него, сосредоточенная и совершенно отрешенная от всего, стояла Алиса. Она держала в руках ноты.

То, что Аким Макарыч сидел за роялем, для Пети не было новостью, так как директор был активным участником школьной художественной самодеятельности.

Он кивнул головой, и Алиса запела:

 
Соловей мой, соловей,
Птичка малая лесная
У тебя ль, у малой птицы,
Три великие заботы…
 

«Заботы, и тут заботы… – думал Петя. – У кого их нет, даже у малой птицы целых три, а чего уж говорить про человека…»

 
Уж как первая забота —
 

пела Алиса.

«У меня и больше, чем три, а ничего, карабкаюсь».

 
А вторая-то забота…
 

Петя слушал тонкий, неуверенный голос Алисы, и все в нем замирало от ее пения.

На третьей заботе голос ее рванулся куда-то вверх, не выдержал напряжения и сорвался.

– Так-так… – огорченно сказал Аким Макарыч. – Больше не надо, Алиса. Тебе не взять верхнего «ля». Как я сразу об этом не подумал?…

Они о чем-то между собой разговаривали, листали ноты, трогали клавиши, а Петя в эти минуты представил, как он вошел бы к ним в класс и высоко, и сильно, и властно пропел бы трудный пассаж.

«Все бы тогда изменилось, – думал он. – Но петь я не умею».

В это время Аким Макарыч энергично ударил по клавишам, все кругом забурлило, заволновалось, у Пети даже мурашки пошли по спине.

Алиса, выждав момент, снова запела:

 
Нелюдимо наше море,
День и ночь шумит оно!..
 

А потом, в какой-то очень подходящий момент, дерзким дребезжащим баритоном вступил и Аким Макарыч.

«Дуэт, это дуэт!» – обрадовался Петя. Ему вдруг очень захотелось петь вместе с ними, чтобы получилось трио – до того зажигательна была музыка, – но он ни мелодии не знал, ни слов, а потому лишь легонько пристукивал.

 
Будет буря, мы поспорим
И померяемся с ней! —
 

угрожающе пел Аким Макарыч.

 
Будет буря, мы поспорим
И померяемся с ней! —
 

тоненько подтверждала Алиса.

«Как хорошо! – думал Петя. – Как славно! Вот бы попеть с Алисой в дуэте!»

Так они пели около часа, а когда стало ясно, что репетиция заканчивается, Петя прикрыл дверь и побежал вниз.

Дрейф

– А, это ты, – сказала Алиса.

– А, это ты, – сказал Петя.

Они как бы случайно столкнулись при выходе.

– Ты что так долго тут делал?

Алиса после пения немного охрипла.

– Я?… Да ничего. В шахматы играл. А ты?

– А я на репетиции. Ну, до завтра.

– То есть как до завтра?… – сказал Петя, испугавшись, что она и в самом деле может уйти.

– Что, опять безвыходное положение? – спросила Алиса.

В ее словах Петя почувствовал очень обидную для себя иронию, но решил пропустить, не цепляться.

– Да нет, ничего безвыходного… Вот, случайно встретились. Можно вместе пойти… Например, твой новый дом посмотреть. А что, разве нельзя? Просто попутчики…

Петя болтал всякую ерунду и от смущения ног под собою не чувствовал. И все-таки они шли вместе, шли! Скоро можно было начинать действовать. Но как?! Над этим Петя мучительно думал.

Поток школьников, который наполняет улицы в середине дня, уже схлынул, поэтому можно было не опасаться назойливых попутчиков. Алиса и Петя двинулись по направлению к тому саду, где он накануне гулял с Мышками.

– Ну, как твои друзья негры? – спросила Алиса.

– Ничего, спасибо, – механически ответил Петя – А как твои?

Он совершенно не вдумался в смысл вопроса, потому что все его мысли были заняты другим. Алиса сделала вид, что его невежливости не заметила.

«На дерево, что ли, забраться? – думал Петя. – И прыгать с одного на другое, чтобы вниз, на Алису, сыпался снег?»

И хотя это намерение было довольно глупым, он чувствовал в себе столько сил и вдохновенья, что, казалось, пожелай он, и эти силы и вдохновенье вознесут его на дерево в один миг.

Алиса, между тем, говорила:

– А Василий твой мне понравился. Он свистел и щелкал языком, как соловей.

– Соловей?… Да, я слышал. Жалко, что ты сорвалась. Две заботы вытянула, а третью не сумела…

«Или прыгнуть на полном ходу в трамвай, – подумал он вслед за этим. – Ах, спасти бы кого-нибудь!»

И он поглядел на крыши домов. Но спасать было некого.

Алиса была в полном недоумении от ответов Пети. Она уже было решила, что он просто хочет посмеяться над нею. И может быть, она фыркнула и ушла бы, но в этот момент они подошли к будке с регулировщиком. Петя постучался в нее и сказал:

– Здравствуйте!

Милиционер в черном полушубке обернулся и буркнул:

– Ну, что балуешь, в отделение захотел?

Не тот это был милиционер, совсем не тот, что разговаривал тогда с Мышками. Петя извинился, покачал головой и вернулся к Алисе.

Она была в полном отчаянии. Ей теперь ясно было, что с ним что-то происходит, что все эти его выходки неспроста, но объяснить их она еще не умела. Она только почувствовала, что должна помочь Пете, и она сказала:

– Петя, пойдем, я тебя отведу домой.

– Меня? Домой?

– Пойдем, пойдем, – настаивала Алиса. – Ты, наверное, нездоров.

– Я нездоров? – Петя рассмеялся. – Да я знаешь, как здоров!.. Да я бы сейчас… Да мне бы… Чтобы ты поверила!..

Тут Петя, оказавшись на вершине своего вдохновения, бросил портфель, в три прыжка пересек набережную, по которой они проходили, и вспрыгнул на парапет.

Намерение у него было самое безобидное – и он понимал, что это не такой уж отчаянный подвиг – пробежать по гривке обледенелого парапета. И он побежал, сопровождаемый криком Алисы: «Не надо, Петя, остановись!» Но он никак не предполагал, что правая его нога в какой-то момент поскользнется, тело потеряет равновесие и ему ничего не останется, как прыгнуть вниз.

Все это произошло в считанные секунды, за которые Алиса только успела поднять с мостовой его портфель и пересечь набережную. Зачем-то она закричала:

– Петя, сумасшедший, ты что придумал, вернись, вернись!..

Но как он мог вернуться? Лед, потревоженный накануне буксиром, оказался вовсе не береговым припаем, а просто заблудившейся льдиной, приставшей к берегу. И вот теперь, получив сильный толчок, она поплыла вместе с Петей по черной воде.

Петю это событие не только не обескуражило, а привело в восторг. Почувствовав себя на плаву, он расставил поустойчивей ноги и закричал:

– Дрейфующая станция отправляется в плавание!

С этими словами он поднял руки над головой и запел:

 
Нелюдимо наше море,
День и ночь шумит оно,
В роковом его просторе
Много душ погребено!..
 

Совсем обезумел этот Петя. И главное, что страха он, пожалуй, не ощущал совсем.

А на берегу в это время уже разгоралась тревога. Милиционер, дежуривший на мосту, заметил плывущую льдину с человеком. Он скинул шинель, схватил багор и бросился на лед. Несколько случайных прохожих, сбежав немного вниз по течению, готовились сделать то же самое. Любители подледного лова, толстые, словно пингвины, побросав свои удочки, бежали к месту происшествия.

В общем, ясно было, что героя из Пети не получится.

Алиса, держа два портфеля в руках, стояла у самого спуска на лед и в бессильном отчаянии глотала слезы.

– Дурак… – всхлипывала она. – Противный… Вредный…

Только теперь до нее дошел смысл Петиного поведения и бессмыслица всех его слов.

– Ах!.. – вскрикнула вдруг Алиса, потому что льдина вдруг покачнулась и Петя, распластавшись на ней, медленно заскользил к краю.

В следующую минуту он оказался в черной ледяной воде.

Во сне и наяву

Бесценный скользил по обледенелой крыше. Капитан Бимба прикладом автомата подталкивал его вниз. По водосточной трубе лез пожарник Василий. Алиса стояла у распахнутого окна и пела одну фразу: «Много душ погребено! Много душ погребено!». Из будки высунулся милиционер и спросил: «Что, в отделение захотел?».

Петя открыл глаза и обнаружил, что лежит в постели. Он приподнял голову и подумал: «А который час?». Но весь он оказался настолько слабым, что тут же откинулся на подушку.

«Да ведь я болен, болен, – понял он. – И некуда торопиться. И вся эта чепуха мне только приснилась».

Уже три дня лежал Петя с высокой температурой, с болью в теле, с кружением в глазах, с воспалением в легких и почти без мыслей в голове.

Однако он вспомнил и перевернувшуюся льдину, и милиционера с глазами навыкате, по шею в воде, и толпу на набережной у парапета, и какую-то легковую машину.

«А где Алиса? – подумал он. – Где в это время была Алиса? Конечно, в толпе. Ничего себе зрелище… Как все нелепо… получилось».

Совсем у него был другой план, если это можно было назвать планом. Как он оказался на льдине? Совсем неожиданно! Но раз уж он поскользнулся, то надо было на нее прыгать. Только конец должен был быть другим.

Он сошел бы на берег, взял бы у Алисы портфель и спокойно пошел бы рядом с нею. «Зачем ты это сделал?» – спросила бы она. «Понимаешь, Алиса, – ответил бы он, – есть человек (да-да, именно человек, а не просто „ты“, есть, мол, где-то человек, может быть, это ты, а может, и кто другой – ты уж сама думай), так вот, есть человек, для которого я могу сделать все». – «Даже глупость?» – спросила бы Алиса. Фу ты, нет, она так не спросит. Она спросит: «Кто этот человек?» Нет, она, конечно, спросит: «Даже глупость?» – «Ну, – скажу я, – если ты риск и отвагу называешь глупостью…» Нет, отвагу не надо, ну, как это про себя… Нет, не так я отвечу. Алиса скажет: «Даже глупость? Так ты их уже немало сделал. Мне это совсем не нужно». Вот, вот, вот! Именно так она скажет. А я отвечу: «Я хотел бы, Алиса, чтобы ты поверила, что я умные поступки тоже делать умею. Не такой уж я неверный товарищ. Вот погоди, только настанет день…» – «Какой день?» – спросит Алиса. «Такой день, в который все самое важное произойдет, и вот тогда мы увидим… А сейчас это только проба, тренировка, легкая репетиция…»

Он бы еще долго мысленно разговаривал с Алисой, и неизвестно, помирились бы они или нет, но тут в углу комнаты, за письменным столом, кто-то шумно вздохнул.

Петя приподнял голову.

– Кто здесь?

– А-а, вы уже разговариваете!..

Петя даже вскрикнул от радости:

– Мишель!

Петя никогда не видел его в белом халате. Он очень шел к его черной коже, к горящим его глазам. Мишель был таким красавцем, таким настоящим доктором – в белом халате и с блестящим стетоскопом на груди, – что у Пети от гордости за него даже перехватило дыхание.

– Мишель! – воскликнул он во второй раз.

Тут появилась мама.

– Лежи спокойно, Петя.

Мишель счастливо улыбался, но голос его был спокоен и строг, как у всякого доктора. Он присел на край Петиной постели и вытер ему лоб полотенцем.

– Ну, вам теперь будет полегче.

– Мишель, а вы откуда? Вы зашли меня проведать?

– Да, мы заходим вас проведать вместе с Андерсом.

– Как, – обрадовался Петя, – и он здесь?

– Нет, мы по очереди. Мы у вас… как это называется… дежурим.

– От тебя не отходят, – сказала мама, – сутки Андерс, сутки Мишель.

– А что, я разве так тяжело болен?

– Нет, не очень тяжело. У вас воспаление легких.

– Так зачем же вы сутками-то? – почти горестно воскликнул Петя.

– Ну… как вам сказать… вы же наш друг.

«Ну да, я же друг…» – растерянно подумал Петя, и мысли его поскакали, запрыгали куда-то, как прыгают плоские камни, пущенные по воде.

– Вы во сне много разговаривали, у вас был сильный жар. Дайте-ка я вас выслушаю.

И он стал прикладывать к Петиной груди холодный стальной стетоскоп.

Кого там только не было!

В это время в прихожей позвонили. Мама пошла открывать.

К великой Петиной радости это был шестой врач республики – Андерс. И тоже в белом халате! А уж Андерс в белом халате был и вовсе красавчик. Рукава ему были только по локоть, полы – по колено, да и весь-то халат, по правде сказать, трещал по швам.

«Ах, – подумал Петя, – не выучиться ли мне на врача! Тоже халат надену».

– Сдал? – спросил Мишель.

– Сдал! – воскликнул Андерс и прищелкнул пальцами.

– Что ты сдал? – спросил Петя.

– Ах, Петя, – сказала мама, – да у них же зачеты.

«У них зачеты, – подумал Петя. – У них республика, а тут еще я».

После радостных, почти бурных приветствий Андерс потрогал Петин лоб и посмотрел график. На этом графике красными, синими и другими разноцветными линиями были запечатлены температура, частота пульса и прочие Петины показатели. Друзья посмотрели градусник, который недавно вынул Петя, о чем-то тихонько посовещались на французском языке и нанесли на график новый красный штрих. Потом Андерс надел на голову обруч с зеркалом, сел на постель и сказал:

– Ну, Петя, скажите: а-а.

– А-а-а… – сказал Петя.

– Еще.

– А-а!

Они опять о чем-то посовещались.

– Петя, – торжественно сказал Андерс. – Теперь дело пойдет на поправку. Кризис миновал. Но вам нужно лежать, вы уж потерпите.

– Я потерплю, – пообещал Петя. – Мне не трудно. Только вы, пожалуйста… не очень на меня обращайте внимание…

Все трое заулыбались, очень довольные друг другом, может быть, в этот момент они вспомнили, как дружно танцевали бабамуку в первую свою встречу в общежитии, и надеялись вскоре еще точно так же потанцевать.

Когда мама вышла на кухню, Андерс вдруг сделался серьезным и сказал:

– Петя, а на лестнице сидит человек.

– Какой человек? – спросил Петя.

– Тот же самый человек? – спросил Мишель.

– Да, тот же самый. Петя, он уже третий день там сидит. То уйдет, то снова приходит.

– Как третий день?… А почему же он не зайдет?

– Он не хочет, Петя. Он говорит: и здесь хорошо. Мы ему докладываем бюллетень.

– О состоянии вашего здоровья.

– Ну вот еще!.. – фыркнул Петя. – Что я, премьер-министр, что ли? Кто же это там такой?

– У него, Петя, на голове шапка-ушанка, а из-под нее торчит такой белый хохолок.

– Не хохолок, а чуб! Чуб, понимаете? Зовите его сюда, это же наш Василий!

– Тише, Петя, – сказал Мишель. – Ложитесь. Вам вредно волноваться. Сейчас позовем.

Андерс вышел, чтобы позвать Василия, но через минуту вернулся один.

– Он все равно не идет.

Петя попросил бумагу и карандаш и стал писать Василию записку.

«Василий, что же ты сидишь там? – писал Петя. – Мы тут все тебя ждем. Ты обязательно должен зайти…»

Но тут зазвонил телефон.

– Алло! – сказал Мишель. – Вам кого? Да, уже полегчало. Одну минуту. Петя, это вас.

«Подожди, – Написал Петя, – кто-то звонит».

Он взял трубку и услышал голос Акима Макарыча.

– Здравствуй, Петя, как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, Аким Макарыч, я уже почти выздоровел!

– Это заблуждение, Петя, – вставил Мишель.

– Это заблуждение, Аким Макарыч!.. Слабый я еще, голова кружится.

– А врач приходит к тебе?

– Ой, да что вы, Аким Макарыч, у меня здесь целый консилиум! Мишель, Андерс! Вот они вам передают привет. Знаете, как они меня здорово лечат! Графики составляют, вон какой красивый график висит.

– И ты им передай привет! Петя, только ты, пожалуйста, не волнуйся, что отстанешь. Мы тебе поможем, я тебе всю алгебру объясню…

– Спасибо, Аким Макарыч!

– И географию объясню.

– Спасибо, Аким Макарыч, спасибо!

– И историю объясню!

Но тут раздался такой громкий крик, что Петя даже удивился. Кричали, наверное, голосов двадцать:

– Пе-етя-я!..

Петя понял, что это кричат за окнами, во дворе.

– Подождите, Аким Макарыч, я сейчас посмотрю, кто это там кричит.

– Петя, вам нельзя вставать, – сказал Мишель. – Я сам посмотрю.

Мишель подошел к окну и заглянул вниз.

– Там стоят дети.

– Какие дети? Такие, как я?

– Ну, Петя, вы уже не ребенок. Маленькие дети.

– Это Мышки, Мышки! – взвизгнул Петя. – Аким Макарыч, это Мышки кричат!

– О каких мышках идет речь, Петя, я не очень понял.

– Это мои октябрята из второго «а», ну, помните – Бесценный? Он еще на крышу залез. Подождите, Аким Макарыч, я сейчас Мишеля спрошу, может быть, можно им хотя бы рукой махнуть, очень хочется!

– Только один раз, Петя, – улыбаясь, сказал Мишель.

Он подвел его к окну и слегка приподнял.

– Вон, видишь?

– Мышки! – закричал Петя. – Привет! Эй, Бесценный!..

Мышки, конечно, ничего не услышали, но, увидев Петю, закричали так истошно и радостно, что многие жильцы отдернули занавески, чтобы поглядеть, кто же это так сильно кричит.

Но в это время в дверь позвонили.

– Это Василий, Василий! – закричал Петя. – Откройте ему!

Но это оказался вовсе и не Василий, а Савва и Леша Копейкин.

– Подождите, Мышки!.. – крикнул Петя и схватил телефонную трубку. – Аким Макарыч! Это Савва и Леша Копейкин! Савва, Леша, это Аким Макарыч! Аким Макарыч! Аким Макарыч, там еще Василий сидит! Савва, Леша, там сидит Василий?…

– А Мышки? – спросил Аким Макарыч.

– И Мышки тоже здесь!

– Петя, я ничего не понимаю, кто же там у тебя?

– Все сразу! Вот именно, что все сразу! Ах, Аким Макарыч, как это здорово!

«Что же это, – подумал он, – в самом деле: и Мишель, и Андерс, и Савва с Лешей Копейкиным, и Василий, и Аким Макарыч, и Мышки… И мама, само собой разумеется, а скоро еще папа вернется с работы. А где-то там еще и Алиса…»

Петя как бы впервые осознал, сколько вокруг него друзей.

«Ну да, не заботы это все, – думал он, – никакие это не заботы, а просто друзья, самые верные люди!..»

– Вот что, – строго сказал Мишель, – со всем этим нужно кончать. Так у вас, Петя, может произойти ухудшение. Вы закончили говорить?

– До свидания, Аким Макарыч, мне больше не разрешают.

– И правильно делают, Петя, до свидания! Я завтра позвоню.

– А теперь мы сделаем так, – сказал Мишель. – Савва с Лешей пойдут по домам. Вашего Василия отправим в аптеку за горчичниками, Андерс пойдет познакомиться с этими… кошками!

– Мышками! – сказал Петя.

– Ну да, с Мышками. Тем более, что мы им обещали. А что мне прикажете, мэм? – спросил он Петину маму.

– Вам прикажу готовиться к зачету. Андерс сдал, а вы еще нет.

– Будет исполнено, мэм.

Трудный визит

Целую неделю еще лежал Петя с остаточными явлениями ужасной болезни, которая называется воспаление легких. И каждый день Петина мама и бдительные доктора – Мишель и Андерс – отбивали атаки многочисленных посетителей. То есть они не то чтобы всех выгоняли, нет, но они устанавливали разумную очередность и длительность их посещений.

Одного посетителя не только не надо было выгонять, но пришлось даже долго упрашивать, чтобы он вошел к Пете. Сделать это удалось только Петиной маме. Как уже сообщалось, это был Василий.

Наконец он согласился и вошел.

Он вошел, держа руки в карманах и устремив глаза к потолку. Прежде чем обратить внимание на Петю, который даже слегка подался вперед, чтобы ускорить эту долгожданную встречу, он, как-то пошатываясь, переступая с ноги на ногу, слонялся по комнате и даже поворачивался к Пете спиной.

– Здравствуй, Василий! – тихо воскликнул Петя.

Василий ответил не сразу.

– Привет.

– Ты что там рассматриваешь?

– Да так…

– Ты почему так долго не приходил, а сидел на лестнице?

Василий покачался с носков на пятки и причмокнул.

– Проводочку бы надо сменить…

– Да сменим проводку! – сказал Петя с оттенком нетерпения. – Разве в этом дело? Василий, ты что, сердишься на меня, да? Глупо это у меня вышло, я согласен.

Василий помолчал. И вдруг, как будто впервые обнаружив, что в комнате, кроме него, еще и Петя, круто повернулся на каблуках и спросил:

– Да, так как дела?

– Вот, лежу… Воспаление легких. Говорят, осложнения бывают. Да ты ведь знаешь, Василий, тебе говорили какой-то там бюллетень… Что я, премьер-министр, что ли…

Нет, не оттаивали глаза у Василия. Он смотрел на Петю, но, казалось, что это не друг смотрит, а посторонний и что нет у него никакой охоты с больными разговаривать, а просто у него в этой квартире какие-то служебные дела.

– Да-а, – сказал Петя, – с Мышками-то какая неувязка тогда получилась. Но я ничего не мог поделать – мне нужно было на митинг солидарности… Да ты садись, Василий, можешь вот сюда, на постель.

– Ну-ну… А температурка как? – спросил Василий, давая этим понять, что не желает поддерживать разговор. – Ничего эти эскулапы в наших градусах разбираются?

– Да что ты, Василий, они же у нас учатся!

– Ну да я понимаю… А то бывает в одних странах по Цельсию, в других – по Реомюру… А то еще по Фаренгейту.

И Василий, вертя в руках градусник, опять надолго умолк.

Нет, все было как-то не так! Как будто подменили человека!

Где-то в глубине души Петя понимал, что происходит с Василием. Он, пожалуй, Петю к Мишелю и Андерсу ревновал! Иначе зачем бы он стал про градусы спрашивать?… Но как все это распутать, разогреть человека?

И Петя решил пуститься на хитрость. Он затаил дыхание и закрыл глаза.

– А то еще градусник ставят не под мышку, а под язык, – пробурчал Василий.

Петя хотел крикнуть: «Под мышку! Под мышку!» – но не ответил.

– Лекарства какие-то странные.

Ничего там не было странного. Это был простой аспирин.

Василий вздохнул и повернулся к Пете.

– Знаменитых докторов-то хоть звали? – Он помолчал, прислушиваясь. – Я спрашиваю, звали знаменитых-то докторов? Ну, профессора какого-нибудь?… Или академика?… Или уха-горло-носа?… Да ты что не отвечаешь? Да ты, что ли, спишь?… Петя!..

Петя чувствовал, как нарастало беспокойство Василия.

– Да тебе, может, худо?… Вот ты мать честная! А где ж они? Эй, есть кто в доме?

Петя знал, что, кроме них с Василием, в квартире никого не было, потому что Андерс, который дежурил сегодня, ненадолго ушел, а мама зачем-то пошла к соседям.

Василий забегал по комнатам, по прихожей, по кухне.

– Вот когда надо, так никого и нету, чтоб они треснули!.. Ах, что же делать!.. Спокойно, Вася. Спокойно. Спокойно.

Он прекратил беготню и налил из графина воды. В следующий миг Петя вздрогнул от прикосновения ко лбу чего-то холодного. Он вздрогнул и открыл глаза.

– Ну вот… – вздохнул Василий. – А то ты как бы в беспамятство впадаешь. Слабоват ты еще, Петя. Ну, как, отпустило?…

– Да, – сказал Петя. – Хорошо.

– Видишь, я тоже кое-что в медицине понимаю. Попей водички, а то как бы тебя опять не схватило.

Петя отпил.

Теперь перед ним был прежний – добрый и откровенный Василий.

Он воскликнул:

– Ну, зачем тебя на эту льдину-то понесло, скажи на милость? Это разве геройство? Разве так что-нибудь докажешь?

Не докажешь. Петя и сам это знал.