Текст книги "Жестокие игры - 2"

Автор книги: Владимир Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Петр Эдуардович встал, подошел к окну и долго смотрел на многолюдную столицу, обуреваемый сомнениями.

Часть вторая. Все только начинается.

Глава первая. Беркутов. Новые знакомые.

Ночью мне, как всегда, снилась всякая чухня, будто какие-то бандиты вновь украли у меня Светлану. И я гонялся за ними по всей стране. В конце-концов мне удалось вырвать её из их кровожадных лап. После чего, они стали гоняться уже за нами и настигли у того самого горного обрыва, где я, обуреваемый радостью, орал, рискуя порвать к шутам голосовые связки: "Свобода-а!" Тут-то бандиты нас и прищучили, намериваясь объяснить нам, что такое свобода, и кто её как понимает. Впереди нас были бородатые хмурые мужики с направленными на нас автоматами, за спиной – обрыв, прыгать с которого бы не рискнул и сумасшедший. Ситуация казалась тупиковой. Нетрудно было догадаться, чем бы она закончилась, если бы я в этот момент не проснулся. Не обнаружив рядом Светланы, я сильно перетрусил. Сон будто ветром сдуло. Вскочил и хотел уж было кричать благим матом, как услышал доносившеейся с кухни бренчание чего-то металлического. Слава Богу, дома! И я вприпрыжку побежал на кухню. Там вкусно пахло жаренным мясом. Светлана в халате стояла у плиты. На сковородке шкворчал мой любимый бифштекс с яйцом.

– Привет, красавица!

– Доброе утро, Димочка! – пропела она, оборачиваясь и подставляя щеку для поцелуя. – А я не стала тебя будить. Хотела, чтобы ты ещё немножко поспал. Ты вчера вечером выглядел таким усталым.

– Ни фига себе – усталым! – очень я "удивился", целуя её. – А что тогда для тебя означает – не усталый?

– Ты, Дима, совершенно испорченный тип. У тебя одно на уме, как в том анекдоте про солдата. "А я на что не смотрю, все о ней думаю".

– Это лишь свидетельствует о моем физическом и нравственном здоровье, мадам.

– Ладно, иди умывайся. Тебя все равно невозможно переговорить.

Плотно позавтракав, позвонил Дронову.

– Юра, привет! Ты раздобыл фотографию Паршиной?

– Да. А для чего она тебе понадобилась?

– Боюсь говорить, чтобы не сглазить. Возьми ещё несколько фотографий похожих дамочек, протокол опознания и дуй ко мне.

– Но для этого мне нужно заехать в ваше управление.

– Хорошо. Через двадцать минут встречаемся там.

Вышел из дома, запрыгнул в "Мутанта" и помчался в управление. Ах да, я же ещё не объяснил для чего мне понадобилась фотография Оксаны Паршиной этого гренадера в юбке. Помните, – когда я с повышенным вниманием рассматривал её атлетическую фигуру и, не веря глазам своим, пытался детально ощупать, в мою светлую голову случайно забрела шальная мысль, от которой моя интуиция едва громко не расхохоталась от радостного возбуждения? Помните? Так вот, подумал я тогда об убийстве воровского авторитета дяди Сережи Мартынова по кличке Крот в мужском туалете ночного казино "Черный кот". Парни искали убийцу среди сильной половины человечества. Но, увы, на его след так и не вышли. А что если убийцей была женщина, хотя бы это же гренадерша?! Если в баре была Паршина, то кто-нибудь из работников казино не мог не обратить внимания на её великолепный рост и не менее великолепную фигуру. Вот почему мне срочно понадобилась её фотография.

Через час мы с Юрой Дроновым были уже у дверей казино. Но они оказались запертыми. Что и можно было ожидать. Тот кто бодрствует ночью, утром обычно спит и видит сны. Но отступать было не в моих правилах. И я принялся что было мочи тарабанить в дверь. Видя, что должного эффекта это не приносит, мне стал помогать Юра ногами. Наконец, за дверью раздался старческий голос:

– Кто там?

– Фининспектор! – прокричал я. – Открывайте! – Это был проверенный метод. Люди могли не открыть работнику милиции, не поверив в искренность говорившего, но фининспектор у них пользовался особым доверием. Это пахнувшее нафталином слово открывало любые двери.

Вот и сейчас, заскрепел засов и дверь открылась, появилась удивленная и глупая физиономия сторожа – старика лет семидесяти.

– Вам чего? – спросил он.

Я оттеснил его плечем и проник внутрь.

– Привет, отец! Как поживаешь?

– А?

Сторож был к тому же глух, как пень.

– Как поживаешь, спрашиваю?! – прокричал я, наклонившись к его уху.

– А что мне сделается. Живу – хлеб жую.

– Как твоя старуха? Все так же распускает руки?

– Так я её, почитай, пятый год, как схоронил.

– Жаль, славная была женщина.

– А?

– Чтоб ты провалился, старый глухарь?! – вздохнул я.

– А?

– Проехали!

– Куда ехали?

– Уже приехали. – Я достал служебное удостоверение, показал сторожу. Из милиции мы, отец. Понял?

– Как не понять. – В это время он увидел и узнал Дронова, разулыбался. – А вы никак нашли убийцу?

– Ищем, Василий Богданович, – прокричал Дронов.

– А-а... Не нашли, стало быть, – разочарованно проговорил сторож.

После того, как Юрий пригласил понятых, я запонил протокол опознания по фотографии, развернул, предъявив сторожу три фотографии. Он вразу же ткнул пальцем в фотографию Паршиной и уверенно сказал:

– Вот эту вот я видел в нас в казино.

– Она ваша постоянная клиентка? – спросил Дронов.

– Нет. Я видел её один, а может – два раза.

– А не видели ли вы её в ночь убийства?

Сторож на мгновение задумался, затем все также уверенно сказал:

– Точно! Тогда это и было.

– А почему вы её запомнили, Василий Богданович? – спросил Дронов,

– Ну как же мне её не запомнить! – отчего-то возмутился старик. – Она ж последняя выходила. Я уже дверь закрыл, а тут она идет. Я ещё ей сказал, – опаздываешь, мол, милая. А она меня матом. Как такую не запомнить.

– А во что она была одета?

– Во что одета? – переспросил сторож. – Подождите, дайте подумать... Ага! Вспомнил! На ней была коричневая кожаная куртка и короткая юбка из этой... Как ее? Ну, что сейчас вся молодежь носит.

– Джинсовая?

– Вот-вот, она самая.

– Когда она ушла из бара?

– Аккурат в семь часов.

– А почему вы в прошлый раз о ней не вспомнили? – От крика голос у Дронова стал уже садится.

– А я так понял, что вас интересовали мущины. Потому и не вспомнил.

Я записал в протоколе:

"Свидетель Кушнаренко В.Б. указал на фотографию под номеро 3, на которой изображена гр-ка Паршина Оксана Петровна, и пояснил, что видел её в ночь убийства в мужском туалете их казино гр-на Мартынова Сергея Сергеевича. Он хорошо её запомнил потому, что гр. Паршина О.П. покидала казино последней в семь часов утра, когда он уже закрыл двери, а на его замечание о том, что запаздывает, ответила нецензурной бранью. Одета Паршина была в коричневую кожаную куртку и короткую джинсовую юбку".

Когда мы вышли из казино, я, распираемый изнутри гордостью за себя, речитативом продекламировал что-то из уличного фольклора:

– "Вот тут она ему и сказала: "Ты за мной, мальчик, не гонись"!

– У меня нет слов, – развел руками Дронов. – Титан!

В это время в моем кармане заверещал сотовый телефон.

– Слушаю!

– Здравствуй, Дмитрий Константинович! – услышал я голос шефа.

– Здравствуйте, Владимир Дмитриевич!

– Ты где находишься? – голос Рокотова был недовольным, даже сердитым. Я, готовя ему убойный сюрприз (вдруг, получится), сознательно умолчал о своих тайных помыслах и далеко идущих планах.

– Только-что вышел из казино "Черный кот", товарищ полковник. И, не поверите, как раз вспомнил о вас. Что это, думаю, шеф мной не интересуется? Неужто забыл раба Божьего Дмитрия? К добру ли это?

– А что ты там делал?

– Ничего особенно, – ответил небрежным тоном. – Правда, если не считать раскрытого убийства.

– Врешь поди! – оторопело, как простой российский обыватель, проговорил большой милицейский чмн.

– Да чтоб мне провалиться на месте, товарищ полковник! Отчего такое недоверие к своим подчиненным?! Вот и Дронов может подтвердить.

– И он там?

– А где ему ещё быть, когда вы сами его ко мне приписали. Тут где-то болтается, учится работе у настоящих ассов сыска. Ему это определенно полезно.

– В таком случае, благодарю за службу! Порадовали! В два часа у меня совещание. Явка строго обязательна. Как поняли?

– Вас понял. Конец связи.

Ровно в четырнадцать ноль ноль мы с Юрой Дроновым в составе всех прочих скромно сидели в кабинете шефа. Среди нас, мужиков, как Белоснежка среди гномов (не в смыле роста, а в смысле красоты), сидела новоиспеченная невеста Светлана Козицина. Что-то в ней определенно изменилось. Если прежде её прекрасные голубые глаза были бесстрастно холодны, как утрення звезда Венера. И когда они, пусть на мгновение, но удостаивали вас взглядом, то у вас возникало ощущение, что Светлана знает о вас больше вас самого. Теперь, согретые любовью, они работали в режиме солнца, одаривая теплом и светом окружающих. Такая Козицина мне положительно нравилась. И я понял, что прежде она лишь притворялась букой. На самом же дела она вот такая сегодняшняя, то только долго и ловко это скрывала.

Через пятнадцать минут, после моего краткого сообщения, мы с Юрой выступали уже в роли триумфаторов. Больше всех нашей удаче радовался естественно Сережа Колесов. Он так наивно и влюбленно смотрел на меня, так гордился дружбой со мной, так улыбался, что очень походил на Бумбараша в одноименном фильме. Скажи ему сейчас шеф отдать за меня жизнь, – отдал бы, не задумываясь, и ещё благодарил за оказанную честь. Определенно. Нет, счастливый я все же человек! Здорово мне повезло на друзей. Таких парней, как Сережа Колесов и Юра Дронов сейчас днем с огнем не сыщишь. А какая у меня Светлана?! Здесь вообще говорить нечего – сплошной атас! Иногда, в редкие минуты откровения, я спрашиваю себя: "А достоин ли я всего этого? За какие такие заслуги привалило ко мне это счастье?" И почти всегда отвечаю: "Нет, пока я этого не достоин. Все это мне, дураку, само с неба упало. Но я обязательно постараюсь быть того, этого. Обязательно! Клянусь здоровьем моих злейших врагов – каждого по отдельности и всех скопом!".

От очень отвественных размышлений меня оторвал вопрос Вадима Сидельникова. Он не утерпел и тоже сюда прихромал. Видно, помогли водочные компрессы. И теперь, сжигаемый белой завистью, спросил:

– Но как тебе в голову пришла мысль, что убийство совершила женщина?

– Да так как-то... Я действовал, так сказать, от обратного. Если, подумал, Сидельников, Колесов и Дронов считают, что убийство совершил мужчина, значит его обязательно совершила женщина. Вот примерно так обстояло дело, товарищ майор. Что вас ещё интересует?

Все разулыбались. Сидельников, Колесов и Дронов улыбались вместе со всеми.

А потом шеф так шархнул нам по мозгам новостью, что всем сразу стало не до улыбок.

– Завтра из Москвы к нам прилетают киллеры для убийства Иванова, сказал он.

После этого последовала сцена, очень напоминающая последню сцену из "Ривизора". Те же вытянутые лица, те же шальные глаза. Лишь Светлана Козицина, уже вероятно знавшая эту новость, сохранила свой прежний безупречный вид.

– А откуда это стало известно? – первым опомнился и обрел способность говорить Сидельников.

– Андрей Говоров сообщил из Москвы.

И я с Юрой сразу отошли на второй план. Теперь все принялись восторгаться и гордиться Говоровым. Но я был не в претензии. Главное – было бы кем гордиться. Верно?

– Нам нужно основательно подготовиться к их встрече, – сказал Рокотов.

Вечером вместе со мной в ресторан пошли Юра Дронов, Сережа Колесов и наш "малыш" Рома Шилов. Прикрытием я был доволен. Юра с Малышом вдвоем способны поставить на уши все мужское население этого большого зала. Определенно. Они заняли столик недалеко от выхода. Я же заказал столик у окна и стал ждать свою гренадершу у ресторана. Я был почти уверен, что сегодня вечером мы не будем скучать в одиночестве.

Оксана, как и подобает женщине, опаздала на десять минут. На ней была та же коричневая куртка, о которой говорил сторож казино "Черный кот". Это была даже не куртка, а модная женская кофточка из тонкого лайка. Но все равно, в ней она походила на комиссара из "Оптимистической трагедии" в исполнении актрисы Володиной, с той лишь разницей, что если у комиссара была длинная юбка до пят, то у этой – короткая до немогу, открывавшая прямые и сильные, как у Орловского рысака ноги. Черт возьми! А она была очень даже ничего, как сейчас принято говорить, – сексопильная.

– Привет! – сказала она, улыбаясь в тридцать два зуба. – Давно ждешь?

– С утра занял очередь. – Развел руками, восхищенно проговорил: – Ну ты, блин, вооще! Картина Д,Ампенцо, в натуре!

Она рассмеялась, довольная произведенным эффектом.

Мы прошли в ресторан и сели за столик. Оксана окликнула проходившую мимо миловидную официантку.

– Валюша, привет! Слушай, обслужи нас по быстрому.

Та стрельнула на меня заинтересованными глазками и на её щеках вспыхнули симпатичные ямочки. По всему, я был в её вкусе.

– Что будете заказывать, молодой человек? – глаза у официантки стали блудливыми и многообещающими. Видно, гренадершу она не считала соперницей.

Но у меня были другие планы.

– Молодой человек желает все! – сказал я вдохновенно. – Но он вынужден считаться с желанием своей невесты. Что ты желаешь, дорогая?

Лицо официантки выразило растерянность.

– Невесты, – пробормотала она. – Поздравляю. Оксана! А что ты мне раньше не говорила, что у тебя жених?

– Я сама об этом только-что узнала, – рассмеялась та. – Принеси нам, Валюша, как обычно. – По всему, Оксана здесь была завсегдатаем.

– Хорошо, – ответила Валюша и убежала.

– А ты ничего, – сказала Оксана одобрительно. – Смешной.

– Я не смешной, а остроумный, – уточнил.

– Ну да, я это и хотела сказать.

А я смотрел на неё и невольно представил, как она хладнокровно убивает Мартынова. Неужели же вот эта молодая и довольно симпатичная женщина способна на такое? И видел – способна. Еще как способна. В глубине её глаз, как в тихом омуте, было что-то тяжелое и темное.

– Что ты так на меня смотришь? – спросила она.

– Как?

– Да так как-то. Странно.

– Ты бы с мое "на карантине" посидела, ещё не так бы смотрела.

– И сколько сидел?

– Все мои, – ответил уклончиво.

– И за что?

– За большой интерес, – нехорошо усмехнулся. – И давай, Оксана, кончай базар. Мне от ментовских вопросов тошно. Ты лучше расскажи, как скорешилась с Серегой? Он ведь по бабам был не большой мастак.

– Как, как, да вот также, как с тобой, – неохотно ответила Оксана. Пригласил в кабак. Тары-бары. Не успели опомниться, как оказались в постели. Но ты прав – в любви он так себе. Слабак!

"С твоим-то здоровьем тебе нужен Ахилл, никак не меньше", – с тоской подумал я.

В это время появилась официантка Валюша с подносом в руках и принялась выставлять на стол: мясные салаты, студень, жаренную говядину с картофелем фри. Оксана не была гурманом. Вкусы самые обычные. В довершение Валюша выставила на стол бутылку водки "Смирнофъ". Гулять так гулять!

Я наполнил рюмки.

– Давай, Оксана, выпьем за удачное знакомство и за не менее удачное его продолжение!

– Давай, – сказала она и, взяв рюмку, вылила содержимое в рот, даже не поморщившись, будто это была минералка. Вот что значит опыт и постоянные тренировки!

Я, не мешкая, последовал её примеру. Импортная "смирновская" несколько отдавала сивухой и ацетоном. Валюша определенно решила нагреть постоянную клиентку.

– Слушай, Оксана, я где ты накачала мышцы до базальтовой твердости?

– У нас здесь есть приличный тренажерный зал.

У моей интуиции сразу встали торчком ушки.

– Мне бы тоже надо серьезно заняться своим физическим воспитанием. Не порекомендуешь?

– Хорошо, – кивнула она.

– А где это?

– Здесь неподалеку. В отряде ВОХР.

Обана! Кажется, я оказался прав – у них этот спорткомплекс что-то вроде штаба.

После третьей рюмки лицо гренадерши раскраснелось, губы влажно заблестели, а могучее тело потребовало мужской ласки. Я пригласил её на танец. Небольшой оркестр мучил какую-то робкую и насквозь сентиментальную мелодию, навивая ностальгию по утраченной молодости. Оксана, будто кузнечные меха, выдохнула: "Ах!" и плотно прижалась ко мне могучей грудью, упругим животом, базальтовыми бедрами. Даже трудно сказать, чем только она ко мне не прижалась. Такое впечатление, что каждый сантиметр моего тела спереди был покрыт её телом. Уф! Несмотря на то, я был защищен мощным энергетическим полем великой любви, но и его пробивало. Определенно. Я ведь не железный. И во мне все ещё сидит на стреме этот подлец бес и только и ждет своего часа. Я погладил её по холодному и твердому, как орудие пролетариата, бедру.

– Жора, поцелуй меня! – прошептала она, тоном не терпящим возражений и, откинув голову, раскрыла свои порочные губы. И мне ничего иного не оставалось, как удовлетворить её просьбу. Ее губы, как две жирные пиявки намертво присосались к моим, быстро вобрали их внутрь своей полости и принялись делать там с ними такое... такое, что мой бес буквально зарычал от неистового желания. Я представил, как потешаются сейчас парни, наблюдая за нами. Это меня отрезвило и привело в чувство.

Сконцентрировав в кулак всю волю, ценою неимоверных усилий, но таки оторвал свои губы. Они были онемевшими, будто побывали на сорокаградусном морозе. Поэтому, то, что я ими сказал, было весьма трудно понять.

– Имевь вовесь! У мемя уве капавет.

Но Оксана поняла и осталась очень довольна результатами "испытаний".

Когда мы вернулись к столу, то застали там рыжего субъекта примерно моего возраста, но только ещё более нахального. Он смотрел на нас откровенно бестыжим взглядом и паскудно ухмылялся. Его лицо показалось мне знакомым. Где же я видел эту харю раньше?... Нет, хоть, убей – не помню.

Мы сели за стол.

– Твой хахаль, что ли? – спросил я Оксану, кивнув на рыжего.

– Знакомый, – ответила она.

– Знакомые обычно здороваются.

– А мы с ним сегодня уже виделись.

Рыжий вперил в меня наглый взгляд, спросил, почти не разлепляя, тонких губ:

– Это тебе что ли нужен ствол?

Я неодобрительно посмотрел на Оксану.

– Ты ему говорила?

– Говорила.

– Ну, мне нужен ствол. Можешь достать?

– А ты случайно не мент? – нехорошо усмехнулся рыжий.

В подобных ситауциях я взял за правило – говорить правду. Больше шансов, что в неё не поверят.

– Случайно – мент. А что это ты, сучара, здесь мне пальцы гнешь?! Вот оформлю сейчас на нары на пятнадцать суток – тогда полыбишься, валет!

– Да ладно тебе, – растерялся от моего напора рыжий. – Пошутил я. Я ж вижу, что ты свой.

– Я таких своих до Москвы раком ставил! Понял ты, дешовка?!

Рыжий совсем скис. Он никак не предполагал, что клиент окажется таким крутым. Жалко улыбаясь, обращаясь к Оксане, проговорил:

– Горячий он у тебя!

Та игриво мне подмигнула, рассмеялась и ответила:

– Других не держим.

Рыжий вновь обратился ко мне. Но теперь в его голосе звучало уважение.

– Я тебе помогу достать "пушку", но с одним условием.

– Каким ещё условием?

– Ты возьмешь меня в дело.

Я громко рассмеялся.

– А хо-хо не хо-хе, милейший? Чтобы я какого-то шныря, гопника брал на серьезное дело?! Будем считать, что ты неудачно пошутил.

На скулах рыжего заходили желваки, глаза мстительно сузились. Он здорово обиделся.

– Ты говори, да не того... не заговаривайся. Не знаешь с кем дело имеешь. Мы видели таких крутых.

И тут я вспомнил где его видел. Он будто прямиком сошел с одного из фотороботов Башутина. Один к одному. Сиамский близнец, в натуре!

– Так ты мне ещё угрожать, падла! – заорал я и дернулся было из-за стола, но был остановлен властным окриком Оксаны:

– Егор, прекрати!

Я плюхнулся обратно на стул, покрутил головой.

– Ну и знакомые у тебя, Оксана! Где ты только таких находишь?

Она повернулась к рыжему и строго сказала:

– Что ты, Павел, крутишь? Ты дело говори.

После довольно продолжительной паузы, Павел хмуро сказал:

– Ладно, будет тебе ствол. Приходи завтра часов в девять вечера в вохровскую сауну. – Он встал из-за стола и не попрощавшись, что-то бормоча себе под нос (очевидно – матерился), удалился.

– А ты что такой психованный? – спросила Оксана.

Я пожал плечами.

– А шут меня знает. Жизнь-паскуда нервы поистрепала. Эх, ма! Давай лучше накатим ещё по одной.

Выпили.

– А кто он такой?

– Кто? Павел что ли?

– Ну, да?

– Наш проводник.

Вот оно как. Мы искали банду в отряде ВОХР, а она тем временем спокойно проживала в службе проводников.

– А он действительно может достать ствол?

– Может. Он многое, что может, – закадочно усмехнулась она. – Пойдем потанцуем.

Кажется, мне будет крайне трудно вырваться из её железных объятий. Но надо попробовать.

Я посмотрел на часы и сказал озадаченно:

– Извини, Оксана, но мне надо бежать.

Ее лицо стало растерянным, разочарованным, даже обиженным. Подобного поворота событий она явно не ожидала.

– А что ты тогда трепался?!

– Я и сам ничего не знал. "Папа" неожиданно назначил "сходняк". Я никак не могу на нем не быть.

– А кто он такой? – заинтересованно спросила она.

– Кто?

– Ну, этот твой "папа"?

– Матерый, скажу тебе, человечище, – ответил уклончиво.

– А что они тебе не могли с оружием помочь, что ли?

– Это дело – иключительно моя инициатива. Братки узнают – зарежут. Но иначе мне не вырваться из объятий нищеты. А что это ты, Оксаночка, такая любопытная? Уж не "шестеркой" ли в ментовке служишь?

– Да пошел ты! – обиделась она.

– Извини, лапонька! То была шутка. Дядя шутит. Тебя проводить?

– Нет, я ещё посижу.

– Ты завтра выходная?

– Выходная.

– Тогда завтра мы с тобой и сыграем на рояле в четыре руки. – Я показал на руках, как будем это делать.

– Дурак! – рассмеялась она. Предложение пришлось ей явно по вкусу.

– Где втретимся?

– Приходи в спорткомплекс. Там и встетимся.

– Понял. У матросов нет вопросов. – Я встал, поцеловал её в щеку и пошел расчитываться с официанткой.

– А что, вы уже уходите? – спросила она меня, бросив взгляд на столик, за которым я оставил свою "невесту".

– Увы, срочный рейс на Нью-Йорк, – с сожалением развел я руками. – Но я ещё вернусь, Валюша. Ох, вернусь! – и ущипнул её за ляжку.

– Какой вы шустрый! – рассмеялась она и закосила блудливым взглядом на то место у меня, куда в приличных домах смотреть не принято.

Расплатившись с ней, я весь такой собой довольный, продефилировал мимо столика своих друзей, незаметно сделав им ручкой.

Глава вторая. Говоров. Новый плен.

Кажется, я накушался этого самого секса на несколько лет вперед. Но моей Психеи все было мало. Ей в этом деле было неведомо самоограничение и чувство меры. Будто до встречи со мной она лучшие годы провела в монашеской келье и вот, наконец-то, дорвалась до обожаемого предмета и в ней открылись такие каналы неги и сладострастия, от которых бы даже Казанова пришел в священный трепет.

"Да здравствует великий Эрот! Всепоглощающей страсти, дарующей внеземное блаженство, поем мы сладкозвучные песни, складываем велеречивые и вдохновынные оды! Нет краше смерти, чем смерть на ложе любви!" – так очевидно думала Мая Павловна, сжимая меня в объятиях и содрогаясь алебастровым телом. А в перерывах между оргиями подводила под все это ещё и философскую базу.

– Макс, – говорила она, ты не понимаешь женской души! Для женщины совсем не не важны – ни роскошь, ни богатство, ни благополучие, ни слава. Главное для неё – быть любимой и желанной.

– Ты, Майя, совершенно права, – тут же соглашался я. – Поэтому предлагаю все это, – указывал на шикарные апартаменты, – отдать сиротскому дому. Нам с тобой и в шалаше будет весьма мило.

– Тебе бы все шутки, – вздыхала она и нежно целовала меня в нос.

Нет, я все больше убеждаюсь в правоте Ларошфуко, говорившего, что "ум у большинства женщин служит не столько для укрепления их благоразумия, сколько для оправдания их безрассудств".

День, когда я обрету свободу от её цепких и страстных объятий, будет воистину одним из самых светлых и значительных дней в моей ещё сравнительно молодой жизни. А что же станет с ней? Этот вопрос застает меня врасплох и повергает в уныние. Я начинаю ощущать себя этаким маленьким эгоистом-бякой, думающим только о себе. А может быть она и жила в тесной и затхлой келье унылой жизни, деля постель с ненавистным мужем. И только, встретив меня, познала, наконец, всю сладость жизни и радость бытия, впервые почувствовала себя женщиной. Все так, все так. И все же удрать от неё – моя самая заветная мечта.

А что же мои олигархи? Почему молчат? Неужели я стал совсем им неинтересен? Не верю! Иначе бы их филеры не ходили за мной по пятам и не дежурили бы у моего дома.

Подхожу к окну, чуть приоткрываю плотную штору, смотрю вниз. Вон он, голучбик, стоит, переминаясь, как иноходец в стойле, с ноги на ногу. Проклинает, наверное, меня почем зря. Моежет быть он "был рожден для жизни мирной, для деревенской тишины", а вынужден добывать хлеб свой насущный такой сволочной работой. Все может быть. Дурачить филеров – стало для меня в последнее время одним из приятных развлечений. Но я уже не разыгрывал тех сложных спектаклей, как тот раз в метро. Нет. Делал все гораздо проще. Заходил, к примеру, в первый попавшийся магазин и сразу проходил в кабинет директора. Представлялся старшин научным сотрудником Института аутентических проблем спроса и предложения и его влияние на атавистические признаки подрастающего поколения и полчаса с умным видом морочил директору голову глупыми вопросами. А филер в это время метался по магазину и терял до тысячи нервных клеток в минуту. Затем, я благодарил директора за "содержательный" разговор, раскланивался и покидал магазин через служебный вход.

Однако, пора на работу. Учитывая, что Танин не изменил ко мне отношения, все также смотрит нежно и ласково, все также таскает на все званные вечера и деловые тусовки, представляя, как восьмое чудо света, я понял, что Сосновский ему ничего обо мне не рассказал. И это странно. Ведь они же партнеры. Выходит, что Сосновский даже своим партнерам не доверяет. Если так дальше пойдет, он скоро себе перестанет доверять. Скорее бы. То, что я обратился за помощью Потаева моим непосредственным руководством одобрено. Мне дано задание – выяснить настроение Потаева и его взгляды на сотрудничество с органами в борьбе с Сосновским. Кстати, эту идею подсказал им ваш покорный слуга. Я давно уже понял, что справиться с сосновскими без помощи потаевых, мы не в состоянии. Экситус акта пробат (результат оправдывает действе).

Оделся. Строго осмотрел себя в зеркале и остался доволен своей внешностью. Не красавец, но определенный шарм в этом типе есть. Факт.

Вышел из дома и направился к стоянке своего "шевроле". Что затем произошло, я поначалу даже не понял. Мои предплечья попали в сильные и надежные руки. Не успел я опомниться, как уже сидел на заднем сидении джипа "Черроки", зажатый с двух сторон двумя современными Самсонами. И я понял, что вновь оказался в руках боевиков Сосновского. А ещё понял, что где-то допустил просчет. Иначе бы они не стали действовать подобным образом. И мне стало не то, что страшно, а как-то очень тоскливо.

Мне надели на голову мешок и мы ехали в полном молчании далеко и долго. Когда же наконец меня вывели из машины и сдернули с головы мешок, то я увидел тот же красавец-особняк в окружении романтических берез и величественных елей. Все возращается на круги своя. Фата виам инвэниэнт ( от судьбы не уйдешь). Точно.

Когда же меня ввели в знакомую комнату и я увидел перед собой все того же хомункулюса, то мне совсем стало весело жить. Но теперь я знал, кто передо мной. Спасибо Вени Архангельскому – просвятил. А был передо мной никто иной, как шеф службы безопасности Сосновского Алик Иванович Варданян, мужчина сорока пяти лет с зауряднейшей славянской внешностью и восточной фамилией. В прошлом – полковник КГБ. Но с реорганизацией госбезопасности ушел к Сосновскому и какое-то время был его консультантом, а затем возглавил службу безопасности. Это мне уже рассказал подполковник Долматов.

При моем появлении лицо Варданяна лучезарно засветилось, будто у самовлюбленного Нарцисса при виде своего отражения.

– Здравствуйте, Максим Казимирович! – раскрыл он руки, словно хотел объять необъятное. – Несказанно рад вновь вас видеть!

Я счел за лучшее промолчать.

– Отчего же вы молчите, – сделал обиженное лицо, подручный черного демона. – Так вежливые люди не поступают.

– Хоминэм нон оди, сэд эюс вициа (не человека вижу, а его пороки), холодно ответил я.

– Да бросьте вы эти ваши штучки, – пренебрежительно махнул рукой Варданян и, указывая на стул, сказал: – Садитесь вот и рассказывайте – кто вы такой, в смысле – где служите, и что вам у нас нужно?

– И сидеть я с вами, милостивый государь, не намерен, пока вы не объясните своего хамского поведения.

– В таком случае, мы вас очень попросим, – елейно улыбнулся бывший полковник. Обратился к стоявшим за моей спиной боевиками: – Парни, помогите человеку.

И в тот же миг мощным ударом я был сбит с ног. Затем те же сильные руки легко подняли меня и усадили на стул.

– Спасибо! – поблагодарил боевиков Варданян. – А вы, Максим Казимирович, впредь будете разумнее. Поймите, наконец, бодаться, как тот бычок с дубом, архи глупо. Инициатива полностью в наших руках. И никто вам уже ни в состоянии помочь – ни Бог, ни царь и ни герой, если вы сами себе не поможите. И именно от вас и от вашей искренности зависит – в смысле, доживете ли вы до завтрашнего утра и будете дальше жить долго и счастливо, или... Надеюсь, вы меня понимаете?

В голове моей все ещё шумело от полученной оплеухи, а в груди возбуждалась ярая злоба и ненависть к этому вицеполковнику госбезопасности, забывшему данную им когда-то присягу ради тугриков своего хозяина.

– Да что вы говорите, милейший, – насмешло проговорил я. – Да у вас явная маниа грандиоза (мания величия). Вам, Алик Иванович, срочно лечиться надо. А то завтра уже может быть поздно. Неужели же вы, мелкий и грязный хомункулюс, двурушник и лакей, возомнили, что можете меня лишить того, чего меня ни один смертный лишить не может?! Нонсенс! После этого мне с вами вообще расхотелось разговаривать. Вы меня откровенно разочаровали. У вас мозги пеликана, а душонка гиены. Вы сами её дожрете от злобы и бессилия ещё при вашей жизни. И у вас больше не будет будущего, как нет его у вашего шефа, этого мерзкого паука, окутавшего липкой паутиной всю страну.

Наверное зря я так себя вел. Наверное. Ну уж очень мне хотелось высказаться, сказать им все, что о них думаю, так как прекрасно понимал, что моя песенка, что называется, спета. В душе было лишь сожаление, что все так глупо заканчивается. Где же я все-таки допустил ошибку?

Дряблое лицо Варданяна с большим мясистым носом после моей "тронной" речи пошло красными пятнами, взгляд маленьких глазок стал злым и колючим. Он вскочил и, перегнувшись через стол грузным телом, закричал:

– Ты меня ещё учить, сопляк! А ну отвечай – кто твои руководители? Кто ты сам такой? Где работаешь? В ФСБ? В милиции? А ну отвечать, сука!